Передача Си-эн-эн имела колоссальный отклик, и когда стало известно, что от обелиска будет вестись прямая трансляция, тысячи людей устремились в Лондон.

Чтобы избежать пробок и в целях безопасности, Коттен собиралась прибыть на место по воде — был арендован и спрятан в укромном месте маленький туристический теплоход. С наступлением темноты к заднему входу гостиницы на площади Кадоган подъехала машина, за рулем которой сидел агент Венатори. Переулками он довез Коттен и Джона до пирса в полумиле от монумента. Когда техники Си-эн-эн сообщили по радио, что прибыли на место, Коттен с Джоном сели на борт теплохода и поплыли к монументу.

Когда они миновали изгиб Темзы и проплыли под мостом Ватерлоо, Коттен ахнула. Обелиск сиял в свете телевизионных прожекторов. Он напоминал космическую ракету перед ночным запуском. Игла Клеопатры стала похожей на стрелу, нацелившуюся в небо. Вполне к месту, решила Коттен.

Но дыхание перехватило от другого — количества людей, собравшихся на набережной Виктории. Джон предупреждал ее, что, когда разнесется весть, соберется толпа любопытных. Но сейчас перед ней выстроилась бесконечная людская стена — тысячи и тысячи человек. Все вокруг затопило человеческое море. Когда она посмотрела через плечо на мост Ватерлоо, то поняла, что его тоже заполнили люди, припавшие к перилам моста в надежде увидеть ее. И дальше по реке, у Вестминстерского моста, толпа парализовала уличное движение. Другой берег, напротив Иглы, был заполнен человеческой массой. Люди собрались на крышах, выглядывали из окон домов, выходивших на набережную, — и все они ждали Коттен Стоун.

Когда теплоход приблизился к ступенькам, ведущим к Игле Клеопатры, на Коттен устремились прожекторы, а воздух заполнился оглушительным ревом толпы.

Полицейские огородили бетонную лестницу, ведущую к реке, и маленькую площадку вокруг обелиска. Вместе с Джоном, державшим ее за руку, Коттен поднялась по сырым ступенькам к монументу.

Вспышка фотоаппарата заставила Коттен поднять глаза. Темпест Стар и Бенни перебрались через канаты, чтобы снять ее крупным планом. Полицейский заметил это и вытеснил их за ограждение.

Когда она оказалась на площадке, репортер сунул ей в руки микрофон. Она с удовольствием заметила, что на микрофоне логотип Си-эн-эн.

Коттен поднесла микрофон к губам и произнесла:

— Здравствуйте.

И вздрогнула. Ее голос звучал повсюду, эхом отразился от реки и пронесся через весь город. Казалось, что у каждого с собой портативный радиоприемник или сотовый телефон, принимающий какой-либо из многочисленных каналов, транслировавших происходящее.

Пораженная Коттен глубоко вдохнула и услышала, как ее голос возвращается к ней из тысяч маленьких динамиков, заполнивших улицы, переулки и дорожки приречной части Лондона.

Когда шум толпы утих, Коттен продолжила:

— Не могу поверить, что вас здесь так много.

После этих слов раздался гвалт аплодисментов. Но Коттен знала, что за ними скрывается не столько радость, сколько тревога. Многих привело сюда отчаяние. На нее лег невыносимый груз ответственности, когда она услышала за аплодисментами мольбы о помощи и молитвы о милосердии.

— Я знаю, почему вы пришли сюда и почему столько народу смотрят и слушают все это у себя дома. Я надеюсь, что сегодня вечером мы положим конец боли, мраку и злу, которое подобралось к нам.

И снова раздались приветственные крики.

Приступ страха, словно током, ударил ее по рукам. А вдруг в капсуле времени не окажется таблички? Что тогда случится со всеми этими людьми?

Эли Лэддингтон смотрел передачу Си-эн-эн на огромном плазменном мониторе у себя в библиотеке. Рядом, положив руку ему на плечо, стояла Мария. Она была абсолютно счастлива. Эли сказал, что совсем скоро она почувствует у себя внутри новую жизнь. Она избрана, чтобы продолжить его род, родить ребенка, который пойдет по его стопам. И эта жизнь росла внутри ее. Это знак избранности, благословения. Немногие удостаивались чести стать сосудом для нового поколения нефилимов. И ей было уже неважно, вернется Ричард или нет. Она думала о другом. Ее план ушел в тень на фоне великого замысла Эли. Она дотронулась до живота. Там был ребенок Эли, а это означало, что ее ждут новые, чудесные времена.

— Как прекрасно вырвать наконец эту занозу, — произнес Эли, когда крупным планом показали Коттен, священника рядом с ней и толпу. — Она своими глазами увидит гибель того, кто ей дороже всех на свете, а сама будет опозорена. Сегодня вечером ее руки будут запятнаны кровью миллионов, но кровь Джона Тайлера останется на ее руках навечно.

Он улыбнулся Марии.

— Нет ничего слаще мести.

Гром аплодисментов сотрясал платформу Иглы Клеопатры. Когда он стих, Коттен кивнула двум городским инженерам, которые вместе с ними приплыли на теплоходе. Мужчины поднялись по крутым ступенькам и остановились у одной из бронзовых плит нижней части обелиска. Большими разводными ключами открутили бронзовые болты по четырем углам плиты и сняли ее.

Открылся прямоугольный тайник. Десятки тележурналистов подошли ближе. Предельно аккуратно инженеры вытащили из тайника деревянный ящик.

Ричард Гапсбург пробирался сквозь толпу, пока не оказался в нескольких ярдах от Иглы. Он видел Коттен Стоун — та стояла рядом с Джоном Тайлером и наблюдала, как инженеры вытаскивают капсулу времени. Его скрутило от стыда. Он вернулся к Эли, попросил дать еще один шанс. Ему недоставало мужества, которое было у Фурмиила, отца Коттен. «ЗИГ-Зауэр» оттягивал карман куртки. Стараясь не попадать в луч прожектора, Ричард продвигался вперед, пока не очутился на берегу реки, где ничто не загораживало Джона Тайлера от него.

Коттен смотрела, как инженеры, бережно держа ящик, спускаются вниз по ступенькам. Если бы Чонси Уайетт был здесь и видел, как завершается его тайная миссия, что бы он подумал? Сегодня вечером, здесь, у Темзы, миссия Теней Призраков должна завершиться. Чонси может спать спокойно, подумала она.

Мужчины поставили ящик у ее ног. Джон осенил его крестным знамением и прочитал благословение. Сердце Коттен переполнилось восторгом, когда она поняла, что сейчас на берегу исторической реки она исполнит свое предназначение. Коттен огляделась, стараясь запечатлеть в памяти это чудесное событие. Но когда ее взгляд упал на дальний берег реки, восторг исчез. Ее охватила паника. Над водой появился туман, и он приближался к Игле.

— Боже мой, — произнесла она и сообразила, что все еще держит микрофон у рта.

Джон повернулся к ней.

— Что?

Она посмотрела в другую сторону и увидела, что и там над водой навис туман. Он двигался на них с обеих сторон.

Ричард опустил руку в карман куртки и сжал пистолет. Холодный и тяжелый. Ричард вспомнил, как неловко стрелял из машины тогда, в Вашингтоне. Сегодня должно быть намного легче. Он наконец признал свое поражение и принял жизнь, как она есть. О да, последние несколько дней он был слаб, думал просить Бога о прощении. Как Фурмиил. Ричард едва не дошел до того, чтобы пасть на колени, но все-таки опомнился. С какой стати его стали бы прощать?

— Открывайте ящик! — закричала Коттен.

— Коттен, что стряслось? — спросил Джон.

— Они приближаются. — Она указала в сторону реки. — У нас нет времени.

Джон посмотрел на реку.

— Это просто речной туман, — сказал один из инженеров. — Не надо беспокоиться. Такое происходит постоянно.

— Скорей откройте ящик, — крикнула она срывающимся голосом.

Инженер сломал защелку, и крышка открылась с металлическим лязгом.

Коттен встала на корточки и стала рыться в содержимом ящика. Бумаги, карты, книги, документы, курительные трубки, фотографии.

«Господи боже, ну где же она?»

Ее здесь нет, мелькнула мысль. Что, если она ошибалась, а теперь на нее смотрит весь мир?

Коттен снова посмотрела на реку в надежде, что туман рассеется. Но он стал еще плотнее — уже не было видно мостов. Противоположный берег тоже не разглядеть. Оглядывая набережную, она видела, как толпы наблюдателей тонут в тумане. Даже если бы она нашла табличку, если все подтвердилось бы, все равно поздно. Как бы ей удалось за считаные секунды обучить толпу технике жидкого света?

Лестер Риппл лежал на кровати и смотрел на мерцающие в темноте звезды. Он закрыл глаза и подумал о Коттен Стоун. Что она делает сегодня вечером? Действительно ли поняла то, что он пытался ей объяснить? Ему показалось, что она еще сильнее связана с энергетической решеткой, чем он сам. Что-то такое в ней есть. Что-то особенное. Может, когда-нибудь они снова встретятся в «Старбаксе» и выпьют латте. Казалось, теория ее заинтриговала. У Коттен была проблема, а он помог ее разрешить. По крайней мере, чашку кофе в ее компании он заслужил — пусть даже он и не пьет кофе. Ведь он специалист по решению проблем, в конце концов. Специалист. Специалист. Специалист.

Она вытащила книги, в том числе — пять экземпляров Библии. Чонси написал в перечне, что эта тайна защищена словом Божьим. Коттен снова начала рыться в ящике, но неожиданно вернулась к Библиям. Вот оно! Тайна защищена словом Божьим! Библия!

— В какой же из них, в какой же, — бормотала она, открыв первую и отбросив ее в сторону. Схватила самую большую, в кожаном переплете, и подняла ее. Тяжелая, необычно тяжелая. Коттен поднесла книгу к лучам прожектора.

И услышала, что толпа стала реагировать на туман. Прижимая к груди книгу, она посмотрела вдоль набережной и увидела то, чего боялась больше всего и молилась о том, чтобы этого не случилось.

Подобные мерцающим звездам в вечерних сумерках, появились светлячки.

Сначала их было немного, потом стали сотни. И скоро засияла вся набережная.

Они появились из тумана и закружились над острием Иглы, понеслись над набережной и рекой и обрушились на толпу.

Паника охватила людей.

И почему-то Коттен вдруг поняла, что светлячки сейчас роятся не только над берегами Темзы, но и в других городах, больших и маленьких, где люди смотрят и слушают ее.

Ричард сжал пистолет в кармане. Он ощущал влагу тумана. Он слышал гул своих приближающихся братьев. Что, если эта Стоун права? Что, если это начало конца и для него, и для таких, как он? Он устал. Он измучен. Может, стоит порадоваться наступлению конца? Он иссяк. Мария от него ушла. Эли его презирает.

Ричард поднял пистолет и прицелился в священника. Выстрел должен быть точным — ему ничто не мешает. Палец лег на курок.

— Давай же, — прошептал он.

Нет, он не может.

Впервые он ощутил всю тяжесть своего грехопадения, произошедшего вечность назад. Быть может, только сейчас он понял, что означает «вечное проклятие».

Ричард повернулся к реке, выбросил пистолет в темные, неспокойные воды Темзы и пал на колени.

Коттен разорвала веревки, которыми была перетянута Библия. Книга раскрылась. Там, в углублении, была спрятана хрустальная табличка.

Она схватила ее обеими руками и поднялась.

Шелест роя светлячков превратился в рев. Зной, исходящий от демонов, словно от доменной печи, обжег ее кожу. Она ощутила сильный запах серы. Слышала вопли толпы, уступавшей их натиску.

— Господи, помоги мне. — Ее слова эхом разнеслись по набережной и вдоль реки. — Помоги мне видеть и слышать!

Она знала, что демоны вот-вот начнут забирать души собравшихся. Верующие пришли сюда, чтобы увидеть табличку, посмотреть своими глазами на то, что начертано рукой Господа. И она, держа табличку в руках, читала письмена. Енохианский язык — язык ангелов, язык небес.

Язык ее отца.

Она бегло прочитала весь текст и уставилась на ту часть, где говорилось о втором очищении.

— Коттен, — окликнул ее Джон.

Она быстро перевела текст в уме.

— Риппл прав. — Она обернулась к Джону. — Тут сказано, что Армагеддон должен произойти.

Читая дальше, она поняла, что Эдельман неправильно перевел древние глифы на перуанской табличке. Текст, написанный на енохианском, был абсолютно ясен.

— Джон, тут говорится не о том, что вторым очищением будет руководить дочь ангела. Тут сказано, что дочь ангела уведет людей прочь.

Она поняла, что ошибался даже Чонси. Послание на табличке не предназначалось для всего мира. Оно предназначалось ей. Последняя тайна не просто относилась к ней — это было послание от Господа.

И вдруг она поняла, что у нее есть сила сокрушить демонов. И эта сила всегда у нее была.

Она все поняла.

Не надо учить их искусству жидкого света. Она сама сотворит реальность — ее сознание переместится в новый мир и уведет туда всех этих людей. Только они, своей свободной волей, могут решать, какой мир выберут.

И она уведет их от мучения, от боли, от тьмы.

Коттен крепко сжала табличку и подняла ее выше. Толпы людей отозвались мольбой о помощи.

Ослепляющее сияние светлячков отразилось от поверхности хрусталя и замерцало над набережной радужными бликами. Отраженный свет будто бы оттеснил на мгновение натиск светлячков.

Прошел миг, и Коттен глубоко погрузилась в жидкий свет. Она оградила себя от гула и зловещего жара светлячков. Восприятие обострилось, и внезапно перед глазами оказались две набережные. Первая заполнена тысячами душ, которые в отчаянии тянулись к ней, цеплялись за последние мгновения своей жизни. А вторая — уютный и спокойный мир, где свежий ветер шептал в зеленой листве. Рябь на воде мерцала под ярким солнцем, как бриллианты. Воздух был чистым и сладким. Весь город сиял. Это была реальность, которую Коттен создала для них.

Она должна пойти туда первой и увести за собой тех, кто верит. Зная, что решающий момент настал — другого уже не будет, — она крепко сжала хрустальную табличку и шагнула на вторую набережную.