ЭКОНОМИКА И ОБЩЕСТВО
Тяжелое бремя бюрократии
Птолемеевская династия столкнулась в Египте со старой административной традицией, установившейся более двадцати пяти веков назад. Даже ведение сельского хозяйства в долине Нила требовало новых усилий, способных спланировать необходимые работы по возвращению воды с затопленных Нилом территорий. Это было в ведении местной администрации до тех пор, пока она не попала под влияние централизованного правления. Поэтому не будет преувеличением предположить, что бюрократия в Египте предшествовала государству. Класс писарей, из которого и вышла бюрократия, составлял всегда элиту египетского общества и практически без изменений прошел через все потрясения, будоражившие страну со времен Древнего Царства. Став царями Египта, Лагиды воздерживались от того, чтобы разрушить уже сложившуюся бюрократическую систему. Они использовали ранее сформировавшиеся традиции, немного видоизменив их для новых приоритетов. Основные три принципа административной реформы первых Птолемеев заключались в осуществлении жесткого контроля над различными регионами страны посредством состоявших из греков высших эшелонов администрации, в облегчении жизни иноземных поселенцев, а также в переориентировании сельскохозяйственного и ремесленного производства с целью повышения налоговых сборов.
Традиционно территория Египта делилась на сорок относительно стабильных географических, административных, экономических и религиозных единиц. В додинастическую эпоху политические объединения, напоминавшие союзы племенных вождей, имели каждый свое собственное название и, объединяясь, они могли иногда образовывать целые районы, что впоследствии способствовало образованию первого единого Египетского Государства. В позднюю эпоху все округа были внесены в канонические списки: двадцать в Нижнем Египте, двадцать два — в Верхнем Египте. Греки называли эти образования номами. Этот термин обозначал деление сельскохозяйственной территории по принципу автономии, потому что именно так проводились границы округов. Птолемеи сохраняли это разделение даже в том случае, если, следуя местной необходимости, некоторые номы уничтожались и взамен их создавались новые. Номы, чьи египетские названия были связаны с древними обозначениями, были переименованы на греческий лад в соответствии с именем главного города округа. Так, например, Заячий округ превратился в ном Гермополя, а округ Дельфина стал Мендесским номом. Эти факты весьма показательны, так как греки называли провинции именами главных городов того или иного нома. Столицы номов развивались вплоть до периода римских завоеваний — в то время у них уже были свои политические институты, которые делали их настоящими городами.
Стратег {96}
Во время правления Лагидов главный город нома по традиции, восходящей еще к Египту фараонов, исполнял функции только местной административной единицы. С течением времени глава нома превратился в светского чиновника, назначенного царем, в обязанности которого входил контроль над всей сельскохозяйственной деятельностью, начиная с управления работами, связанными с наводнением земель, до взимания налогов с собранного урожая. Этот номарх — по выражению греков — обыкновенно был выходцем из знатной семьи и, помимо прочих многочисленных доходов, получал прибыль с храмов, находящихся в его ведении. Настоящий хозяин положения в периоды ослабевания централизованной власти, он становился человеком зависимым и строго контролируемым во время ее расцвета. В правление первых Птолемеев номарх исполнял роль чиновника, занимающегося исключительно сельскохозяйственными проблемами, но появившийся на горизонте новый персонаж быстро лишил его большинства привилегий и поставил в зависимое от собственной персоны положение. Полномочия номарха затмил — стратег. Этот термин, обозначающий чин «военного начальника», пришел из Греции. Стратег нома сначала был командующим греческими войсками, расположившимися в том или ином номе, затем его полномочия распространились и на сферу общественной жизни. Вскоре он стал отвечать за свой округ, военные полномочия перешли его подчиненным: гипарху, ответственному за кавалерийские подразделения, и фрурарху, в чьи полномочия входил контроль за городскими гарнизонами.
В целях эффективности работы, а также для ограничения количества высших чиновников, многие номы довольно часто объединялись под властью одного стратега. Это было правилом даже в Фиваиде до конца II века. Над стратегами в начале этого века стоял эпистратег хоры. По своим функциям эта должность приравнивалась к должности министра внутренних дел, чья власть распространялась на весь Египет, кроме Александрии. Второй эпистратег был назначен в Фиваиду, чтобы лучше обеспечивать безопасность этого ненадежного региона, который был местом постоянных национальных волнений и восстаний с 205 по 186 год. Номы, перегруппированные под единое командование, все же имели своего собственного эпистата, представителя стратега. В самом начале чиновниками могли быть только греки, но к концу II века на столь важных постах стали появляться и египтяне. В это же время количество стратегов увеличилось, так как их власть ограничивалась все больше и больше одним номом. Во время правления Птолемея Авлета и Клеопатры VII в большинстве номов Верхнего Египта стратегами были египтяне, которые часто передавали эту должность по наследству, возобновляя таким образом древнюю традицию преемственности звания, распространенную в эпоху фараонов. Так произошло с Харемефисом из Панопольского нома во время правления последней Клеопатры, с Пахомом, прозванным Хиераксом, в Дендере и Эдфу, или с Монкоресом из Перефив. Однако высшие чины, а на тот момент это был эпистратег из Фиваиды Каллимах, оставались в руках греков.
Местный представитель царя, стратег, обладал не только исполнительной властью в округе, но и законодательной. Он должен был знать обо всех делах, происходящих на подчиненной его власти территории, а также принимал жалобы, касающиеся частных тяжб и адресованные царю. Чтобы все его решения беспрекословно выполнялись, ему были подчинены все местные органы правопорядка.
Среди подчиненных стратега большинство занималось экономическими и налоговыми вопросами. Нужно было размечать и вносить в записи сельскохозяйственные угодья, планировать необходимые работы по ирригации земель (строительство каналов, запруд), осуществлять обязательный набор работников для выполнения «барщины». Единожды определенные, засеянные площади должны были оцениваться для последующего сбора государственных налогов. Кроме того, нужно было обеспечивать сбор пшеницы, принадлежащей царю, и последующий отвоз ее либо в Александрию, либо в гарнизоны. Необходимо было, наконец, организовать сдачу на откуп налогов и царских монополий. Все эти задачи контролировали чиновники, которые по мере уменьшения чина отвечали за уменьшающуюся территорию нома: кантоны (топы) и деревни. Вначале эконом (управляющий) играл главную роль: местный представитель министра финансов, всемогущий диойкет занимался всем, что касалось царских расходов нома. Среди прочих, ему помогали эклогист (бухгалтер) и антиграф (контролер учетных записей).
Государственный писарь
Однако другой персонаж приобретал все больше и больше значимости — царский писарь. Это звание, в отличие от эконома и его помощников, восходило к древнеегипетской традиции. Его греческий титул, звучащий как базиликограммат, дословно переводился на местный язык (сэш-несу — на египетском классическом или сех-ан-пераа — на демотическом). Эта должность была уделом египтян. В администрации нома царский писарь в конце концов вытеснил эконома в течение II века, став, таким образом, вторым человеком в округе после стратега. Такому повышению статуса писаря без сомнения способствовало знание одновременно двух языков, которым отличались все египтяне, состоявшие на службе у Птолемеев, тогда как греки редко и с трудом овладевали местным египетским наречием. Также к положительным сторонам этой работы относилось прекрасное знание сельской местности и местного менталитета, что было несомненным козырем в решении проблем, касающихся сельского хозяйства. В нижней ступени иерархической лестницы роль царского писаря выполняли топограммат (писарь кантона) и комограммат (деревенский писарь). Естественно, все они были египтянами. Их роль в управлении сельскими территориями была первостепенной, как показывают сохранившиеся архивы комограммата из Керкеозириса в Фаюме, некоего Менхеса.
Этот Менхес, являясь представителем общественных интересов своей деревни, следил за всеми действиями административной власти, что повышало его престиж, которому завидовали другие знатные жители деревни, местный эпистат, глава местных правоохранительных органов, или комарх. Неизвестно, каким образом Менхес достиг желанного поста, но точно известно, при каких обстоятельствах он смог вернуться на этот пост в 119 году. С одной стороны, чтобы добиться восстановления в должности от диойкета, к которому обращались финансовые чиновники, он должен был приобрести за собственные деньги неплодородную царскую землю в 10 арур (2,75 гектара), выплачивая при этом налог на плодородную землю по 50 артабов пшеницы. Это был удобный способ для администрации извлекать доход из неплодородных земель. Но такой подход приводил к тому, что кандидаты в чиновники уже имели способы противостоять налогам, установленным на возделанные земли, то есть тем из них, которые царские крестьяне не могли полностью взять на себя. Более того, Менхес должен был дать взятку деревенской общине. Эта взятка включала в себя 50 артабов пшеницы и 50 артабов чечевицы и других бобовых. Такая постановка проблемы означала, что к другим представителям деревни — имеются в виду комарх и старейшины — обращались за советом при назначении местного писца, и желательно было их подмаслить.
Чем более влиятельным оказывался пост писаря, тем более он был подвержен интригам местной власти, как это доказывают злоключения, происходившие с тем же самым комограмматом (декабрь 118 г.): «Семнадцатое хатира 53 года, я узнал о прибытии в деревню Асклепиада помощника Аминиаса, главы, следящего за правопорядком в номе. По традиции я вышел им навстречу в сопровождении комарха, нескольких старейшин деревни и Деметрия, главы охраны деревни. Когда мы их поприветствовали, они задержали меня, Деметрия и одного из крестьян по имени Маррес, сына Петоса, под тем предлогом, что на нас поступила жалоба от некоего Гариота, сына Харсиесиса, жителя Крокодиополя. В жалобе этого крестьянина было написано, что его пытались отравить, когда он вместе с остальными ужинал в деревенской таверне. Асклепиадос повелел нам предстать в суде перед Аминиасом 19 числа того же месяца, который снял с нас обвинения из-за неявки обвиняющей стороны…<…>».
Менхес в своей петиции, адресованной путешествующей в то время по провинции царской семье, исходя из того, что на него нет обвинений, просит царя повелеть стратегу, чтобы никто не мог «повторить ту же самую процедуру, используя клевету или шантаж». План, имеющий своей целью дискредитировать Менхеса и подчиненных ему людей, провалился, однако у писаря были все основания опасаться новых попыток лишить его занимаемой должности.
Бремя налогов
Налоги являются ключевым словом в административной системе управления Лагидов. Птолемеи вели себя прежде всего как владельцы плодородной земли, из которой они мечтали извлечь максимум прибыли. Навязанные Египту аспекты экономического контроля, большинство из которых цари позаимствовали в системе внутреннего правления фараонов, поначалу даже способствовали росту экономики, названной некоторыми историками «управленческой», или «государственной». Однако итог подобного контроля выразился не столько в рациональном и централизованном экономическом управлении страной, направленном на повышение уровня ее производительности, сколько в гарантированных поступлениях излишних доходов в казну государства.
Налоги, как и вся структура товарообмена, базировались на двух основных единицах стоимости: деньги (в монетах) и пшеница. Несмотря на то что деньги были введены в Египте еще в V веке во время персидского правления, монеты как средство повседневного обмена прижились только в правление династии Лагидов, тогда как пшеница все это время оставалась основой традиционной системы экономики.
Государственные доходы базировались на двух параллельных системах, основанных на различных принципах. Взимание налогов с земель, засеянных пшеницей, осуществлялось прямо на месте, на молотильных токах. Взиманием налогов занимались царские чиновники, называемые «ситологами» (специалистами по ландшафту), затем пшеницу перевозили в царские амбары, прежде чем распределить ее по назначению: на содержание царских подданных (чиновников, военных), на снабжение пшеницей Александрии и на вывоз хлеба за пределы страны. Налоги, взимаемые с большинства прочих продуктов и других работ, исчислялись по различным системам. Но цель была одна — заставить поступать именно деньги в царскую казну, а не продовольственные товары. Чтобы достичь этой цели, Лагиды ввели в Египте систему отдачи на откуп налогов, задуманную греками как сбор пошлины с быстро портящихся продуктов, на которые невозможно было установить точную цену. Эта система предполагала существование банков и инвестиционных капиталов. Капиталы к тому времени вышли уже далеко за пределы Египта; потенциальные инвесторы видели в отдаче на откуп налогов средства для собственного обогащения.
На самом деле, внедрение частной выгоды в систему налогообложения было далеко от идеи «либерализации» экономики. Напротив, дотошный, тщательный контроль должен был осуществляться государством, чтобы помешать хищениям, наносящим ущерб уже выработанной экономической системе. Продукция, на которую государство определяло налог, подвергалась предварительной оценке чиновников-профессионалов, затем оцененный урожай становился предметом всеобщего торга, касающегося итоговой суммы налога, который богатое сословие обязалось выплачивать государству. Эти богачи объединялись в организации, подобные современным фирмам, дабы гарантировать выплату налога. Эти «фирмы» полностью скупали продукцию и выставляли ее на рынок по своей собственной цене. Затем урожай поступал на утвержденные пункты переработки, принадлежащие частным владельцам либо храмам, которые в свою очередь выплачивали налог по сходной системе. В конце концов, владельцы этих организаций продавали товар широкого потребления либо оптовикам, либо продавцам розничной торговли, которые устанавливали свою собственную надбавку к цене по государственной лицензии.
Можно догадаться, что законы свободного рынка никогда не рассматривались в качестве альтернативы во времена правления Лагидов. На всех уровнях, от производителя до розничного продавца, цены устанавливались государством. Только общая сумма налогов могла варьироваться в зависимости от той или иной прибавки к цене. В интересах государства было предоставить богатому сословию гарантию высокого качества и достаточного количества урожая, чтобы то могло установить максимально завышенную надбавку к общей сумме пошлин и тем самым пополнить государственную казну в надежде получить определенную выгоду и для себя. Чтобы сократить риск, контроль осуществлялся максимально строго. Чиновники, оценивающие урожай на корню, отвечали за возможный дефицит товара, что, впрочем, не мешало им перекладывать ответственность, в случае необходимости, на крестьян. Ремесленники и служащие переработочных пунктов обязаны были присутствовать на рабочих местах и в качестве гарантии принимали присягу. Их рабочие инструменты, например, давильни для масла, опечатывались по истечении рабочего дня, чтобы избежать тайного производства продукции, а также ее контрабанды. Что касается владельцев «фирм» и посредников на торгах, то они должны были выдавать долговые обязательства под заложенное имущество, а также предоставлять залоги. Все полученные суммы они клали на счет «фирмы» в царский банк. На этот счет накладывался секвестр до конца бюджетного отчетного года. Ежемесячные собрания объединяли эконома нома, его антиграфа, представителей «фирм» и банкиров для проверки счетных документов и установления промежуточного баланса. Эти документы в опечатанном виде отправлялись в Александрию, чтобы там их могли заново просмотреть диойкет и его эклогист, главный счетовод царства.
Можно описать организацию сбора налогов с сельскохозяйственной продукции, например, с масла, судя по расходным записям, которые велись на папирусных листах в эпоху Птолемея II. Трудно сказать, действительно ли реальность совпадала с написанным. В любом случае, очевидно, что эта система иногда давала сбои. Если ее достоинством являлась гарантия денежных доходов государству, начиная с крестьянских работ, то ее недостатком стало ограничение и жесткий государственный контроль над производством, который мешал любому развитию экономики. Устранение частной инициативы привело к стагнации производства, цены на розничные товары резко пошли вверх. Так, пищевое масло в Египте было в среднем в два раза дороже, чем на внешнем рынке. Конкуренции можно было избежать только путем ужасающих таможенных тарифов, которые достигали подчас 50 %. Небольшое количество таможенных пунктов в стране облегчало контроль и существенно ограничивало ввоз товара контрабандным путем. Такая система требовала в равной степени и таможенных барьеров внутри страны. На самом деле, выплата налогов осуществлялась в рамках каждого нома, и было необходимо ограничить свободное хождение налогооблагаемых товаров, чтобы защитить интересы привилегированного класса и избежать конкуренции между номами, которая могла бы понизить надбавку на общую сумму налогов.
Неповиновение и контрабанда
Социальные последствия такой экономической политики государства не прошли даром. Если, с одной стороны, система давала некоторые гарантии производителям, а именно крестьянам и ремесленникам, заранее обеспечивая сбыт производимого ими товара, то с другой стороны, она позволяла им получать только жалкие доходы и вести очень низкий уровень жизни. Более того, ремесленники были защищены только на короткое время, возобновляя право на работу лишь раз в год, а то и в два года. Разрешение это можно было получить только посредством жесткого торга. Таким образом, они были полностью во власти финансовых чиновников, представителей владельцев фирм или банков. Не имея никаких средств дополнительно зарабатывать себе на жизнь, они понимали, что их положение, оправданно то или нет, вскоре может стать невыносимым. Как цари, так и их советники осознавали всю опасность, которую могли повлечь за собой злоупотребления царских чиновников по отношению к низшим слоям населения. Они старались в короткие сроки хотя бы временно облегчить ситуацию путем амнистий, предупреждений, адресованных ответственным чинам по поводу служебных нарушений. Однако неисправность крылась в самой системе, и потому кризисы были неизбежны.
Одной из возможных причин развала экономики являлась контрабанда внутри страны, ставшая неистребимой за счет многоуровневой системы цен на сельскохозяйственную и ремесленную продукцию. Несмотря на суровые репрессии, довольно большая часть товара избегала царского контроля при помощи широкой сети контрабандистов, среди которых нередко встречались и государственные служащие. К сожалению, невозможно ни оценить всю значимость этой теневой экономики, ни подсчитать точные потери, которые были нанесены налоговой системе страны. Очевидно, что первыми жертвами стали посредники, получившие исключительное право на продажу товара с царских монополий, которые были абсолютно безоружны перед лицом такой вероломной конкуренции. Примером тому может послужить жалоба, адресованная в 113 году уже знакомому нам комограммату из Керкеозириса — Менхесу: «От Аполодора, посредника по продаже и налогообложению масла в деревне, 4 года (время правления Клеопатры III и Птолемея IX). Мое предприятие разорено людьми, возившими оливковое и касторовое масло в деревню контрабандой. 11 Мехира (28 февраля 113 года) мне донесли, что некий фракиец из (деревни) Керкезефиса, чье имя мне не известно, хранил в доме сапожника Пехтезуха масло и тайком продавал его Таисии, которая жила в том же доме. Также он продал масло птицеводу и его дочери из той же деревни. Так как вас не было на тот момент, я тут же сообщил об этом главе охраны, чтобы он явился к вышеуказанному сапожнику. Мы встретили там этого фракийца, но товара уже не было. Все обыскав, мы обнаружили несколько [глиняных кувшинов], спрятанных под шкурами баранов. Кувшины эти принадлежали сапожнику, [во время обыска, фракийцу удалось] сбежать, а контрабандное масло [было только частью спрятанного товара]. Таким образом, я понес убытки в 15 талантов [= примерно 180 драхм серебром]. Я посылаю вам этот отчет, чтобы вы направили его в компетентные органы».
«Компетентный орган» на тот момент был представлен царским писарем (базиликограмматом), который располагался в главном городе Крокодиопольского нома — Арсиное. Именно ему местный писарь Менхес должен был передавать такого рода жалобы. В обязанности писаря входила защита интересов царя и представителей знатного рода. Такая контрабанда предполагала существование хорошо организованной группы и хорошо работающего механизма, включавшего в себя все стадии жизни контрабандного товара, от доставки до реализации. Главный виновник (что уже говорит о его привилегированном положении) смог укрыться от полиции, соответственно, наказали только бедных египтян, являющихся в этой цепи лишь связующими звеньями: укрывателями краденного и возможными покупателями. При таких условиях возможно, что податель жалобы намекал только на снижение налогов со своих контрактных обязательств перед государством, так как он показал себя неспособным заставить уважать свою монополию.
В другой раз откупщик столкнулся с нежеланием налогоплательщиков выполнять свои обязательства, решивших искать защиты против его притязаний. Вот что написано в этом письме, датированном 117 годом: «Аменнеосу, базиликограммату (арсиноитского нома) от Фефера, сына Пауса, посредника по налогу на пиво и соду в Керкеозирисе, 53 год (правление Птолемея VIII). Будучи информирован, что жители деревни решили просить вашей защиты и желая остаться с вами в добрых отношениях, так как в вашей власти больше чем в чьей бы то ни было блюсти интересы царской короны, я прошу вас написать Деметрию — эпистату деревни, Никанору — главе охраны, Менхесу — комограммату и старейшинам деревни, чтобы они убедили жителей следовать древней традиции так же, как я следую своей, выплачивая долг (государству). До свидания».
Запись адресата показывает, что послание было получено и что царский чиновник занял сторону деревенских жителей, встав против откупщика.
Денежная экономика
Египтяне были знакомы с денежной системой еще в эпоху фараонов. Традиционно торговля базировалась на системе соотношений с мерилом весового металла. Однако настоящие чеканные монеты появились только к концу первой персидской войны с активным внедрением афинских тетрадрахм, которые были тогда самой распространенной единицей международной торговли. Последние египетские фараоны IV века чеканили небольшое количество монет на свой лад, но именно Птолемей, сын Лага, сделал первые шаги по внедрению единой денежной системы. Деньги были из трех видов металла, но в экономике только серебро и бронза играли значительную роль. Денежный оборот был закрытым, иными словами — только монета, отчеканенная на царском дворе, могла иметь хождение внутри страны. Поскольку птолемеевская монета была легче разменной средиземноморской (примерно 14 граммов вместо 17 граммов на одну тетрадрахму), то государство взимало в качестве налога это небольшое различие в весе во время денежного обмена, необходимого для всех иностранных граждан, пришедших торговать в Египет.
Такой способ привлечения металла в государственную казну был единственной возможностью из-за того, что в Египте не было своих собственных серебряных рудников. Внутри страны, главным образом, имела хождение бронза. Однако медные монеты так широко распространились во время правления Птолемея II, что впоследствии необходимо было провести беспрецедентную по объему и продолжительности деноминацию, которая в итоге увеличила вес монеты с 3 до 96 граммов. Необходимость выплачивать определенные налоги только деньгами лишь подчеркивала специфичность этого феномена.
Сделав монеты необходимым элементом экономики, Лагиды создали и систему кредита, то есть банковскую систему. Банки, государственные или частные, управлялись высокопоставленными лицами, которые покупали привилегию обмена денег и взимания налогов. Такие банки существовали во всех крупных городах нома и в большинстве деревень. Кроме того, царские банки взимали налоги со всех долговых обязательств, переведенных на царский счет в виде документа о налогах и взысканиях, для которых банки выдавали квитанции на глиняных табличках. Эти банки предоставляли залог и гарантии покупателям с торгов. Все банки могли распоряжаться счетами вкладов частных лиц и осуществлять выплаты от их имени. Также банки практиковали займы за фиксированный процент. Процент этот был очень высоким (24 %), что никак не способствовало развитию кредитной системы. Владея общественными капиталами так же, как и частными, банки тщательно охранялись, что, впрочем, не спасало от хищений. Так случилось с царским банком в Фивах в 131 году при следующих обстоятельствах…
В смутные времена гражданской войны между сторонниками Птолемея VIII и окружением его сестры Клеопатры II высокопоставленный чиновник, вице-тебарх Дионисий приказал банкиру Доигену перевести 90 талантов со счета поступивших вкладов и комиссионных сборов на счет лидера повстанцев, некоего Харсиесиса. Ясно, что Дионисий перевел деньги под давлением последнего, ставшего на недолгое время правителем Фив. Однако страх быть обличенным в государственной измене и утечке денежных средств от этого не уменьшился. Не располагая необходимой суммой, Дионисий заставил фиванских жрецов Амона предоставить в его распоряжение два счета, которые те держали в банке и на которые государство переводило деньги, предназначенные для поддержания культа. Он сумел убедить их, так как жрецы, в конечном счете, согласились выдать вице-тебарху сумму, которая смогла покрыть непредвиденные расходы. Дионисий также приказал банкиру уничтожить все документы, касающиеся перечисления со счета на счет. Однако банкир, сознавая, что он таким образом оказывается виновен в подделке документов, на всякий случай сохранил копию письма вице-тебарха, касающегося этого дела. Собственно, благодаря этому единственному документу мы и узнали все подробности преступления. Окончание истории дошло до нас не полностью: жрецы никогда уже не смогли вернуть себе деньги, которые они одолжили без гарантии Дионисию, и, естественно, им оставалось только пожаловаться на действия вице-тебарха непосредственно царю Птолемею VIII во время его проезда через Фивы в июле 130 года. Эта махинация была вскоре открыта, так как вся местная финансовая администрация почти моментально сменилась, включая не только банкира и вице-тебарха, но и вышестоящих чиновников. Например, тебарха Деметрия, который, казалось, ничего не знал о делах своего подчиненного.
Губительные последствия инфляции {117}
Более-менее стабильная денежная система времен правления первых трех представителей династии Лагидов закончилась серьезным кризисом во время царствования Птолемея IV. Частично такая ситуация была спровоцирована призывом и вооружением армии в связи с четвертой сирийской войной. Уменьшение сельскохозяйственной продукции из-за рекрутского набора среди египетских крестьян, а также привлечение в принудительном порядке на работы, направленные на обеспечение военного состава, только усугубляли и без того тяжелую ситуацию. Это повлекло за собой неминуемый кризис поставки урожая и снабжения Александрии хлебом. В целях защиты рынка столицы от резкого поднятия цен диойкет Теоген решил пойти на драконовы меры в отношении оценки серебра/бронзы, которая до него не менялась. В итоге вопрос был решен в ущерб бронзовым монетам. Чтобы резко прекратить хождение двух видов металла, новый сплав был создан на следующих условиях: драхмы из меди изымались по следующему курсу — шестьдесят драхм из меди равнялись одной драхме из серебра (которая использовалась только в Александрии). Новая система имела свои положительные, но незначительные стороны: она позволяла упростить счет путем упразднения мелкой монеты (обола). Другой деноминированной монетой был талант, равный шести тысячам медных драхм и только ста серебряным.
Политические, социальные и экономические последствия оказались весьма ощутимы. Власти, без сомнения, надеялись посредством махинаций в системе обложения налогов (сборы рассчитывались по старым эталонам, а платить необходимо было новыми деньгами) вернуть себе серебро, потому что налогоплательщику проще было уплатить серебряными деньгами. На самом же деле серебро очень быстро исчезло из личных сбережений каждого и стоимость бронзовой монеты тут же взлетела по инфляционной спирали, что повлекло за собой повышение цен на все услуги и товары. Весь слой мелких сельских вкладчиков оказался в ту же секунду разоренным, что явилось одной из причин серьезного бунта в Фиваиде пять лет спустя. В последующие сорок лет инфляция заставила правительство дважды повысить курс серебряной и бронзовой монет — в 183 и в 173 годах. Казалось, что Птолемею VI удалось стабилизировать цены путем налаживания хождения серебряной монеты в стране. Однако гражданская война, разгоревшаяся во время правления его наследников, спровоцировала долгий сбой в работе денежной системы и еще раз привела к девальвации медной монеты в 130–128 годах. К этому моменту серебряная монета в 4 драхмы с изображением Птолемея I стоила более чем две тысячи медных драхм! Это была последняя девальвация, несмотря на то, что цены продолжали расти, например, во время гражданской войны 89–88 годов.
Временная стабилизация еще не означала, что внутренняя ситуация существенно улучшилась, а лишь доказывала, что крайняя нехватка денежных средств материально ограничивала новый инфляционный скачок. Однако к концу правления Птолемея XII государство Лагидов испытало жесточайший финансовый кризис, связанный с царскими затратами, направленными на получение римского признания и из-за астрономических сумм, которые царь потратил в ходе собственного утверждения на троне после периода изгнания между 58 и 55 годом. Чтобы избежать банкротства, на этот раз понизили цену серебряной монеты. Проба металла с 53 по 52 год упала с 90 до 33 %. Мы не знаем, достаточно ли было этой денежной операции, ставшей эквивалентом печатания денег, чтобы покрыть царские долги. Но мы знаем точно, что она подорвала денежный кредит птолемеевской династии и снова привела к инфляции, но на этот раз серебряных денег. Чтобы положить конец внутренним беспорядкам, связанным с финансовой нестабильностью, последняя Клеопатра попыталась провести реформу бронзовых монет, введя в обращение денежные единицы по 80 и 40 драхм. Однако ситуация окончательно стабилизировалась только при Октавиане, который просто изъял бронзовые монеты, отчеканенные в 210 году, положив, таким образом, конец 180-летнему финансовому кризису.
Нищета крестьянства
Яркая и многолюдная жизнь Александрии, а также еще нескольких греческих и египетских городов была скорее исключением из правил общего ритма страны. Большинство египтян были привязаны к земле. Различные иностранные влияния мало изменили тяжелые условия жизни крестьянского населения, протекавшие по неизменным законам древних сельскохозяйственных традиций, подчиненных годовому циклу разлива вод Нила. Персы внедрили на египетских просторах новую технику орошения земель при помощи осушения грунтовых вод, однако это касалось только отдельных египетских территорий. Греки пытались привить и распространить те культуры, которые были им необходимы и служили ходовым товаром: вино, пшеницу и оливковое масло.
Пшеница была основным продуктом средиземноморской цивилизации. Приход греков на египетскую землю совпал с небольшими изменениями в области сельского хозяйства: пшеница традиционно составляла основу питания египтян и была некоторым сортом полбы, называвшейся «олира» (Triticum Dicoccum на египетском — boti). Она очень быстро сменилась жестким сортом пшеницы, употребляемым греками. Что касается виноградарства, то здесь наметились небольшие улучшения, привнесенные греками в культуру разведения винограда, практиковавшуюся египтянами еще с самых древних времен. Территориальные особенности существенно ограничивали успешное выращивание оливковых деревьев. В Египте было очень мало плодородной земли и масло получалось низкого качества. Такие неблагоприятные природные условия усугублялись еще и абсолютной незаинтересованностью самих крестьян в выращивании качественного продукта. Это было вызвано не только инертностью местного населения, ведущего хозяйство по установленной традиции уже тысячи лет, но и заботой о сохранении равновесия, приобретенного путем долгого опыта, который греки, переоценивая превосходство своей собственной культуры, совершенно напрасно игнорировали и недооценивали. Когда вскользь в каком-нибудь архивном документе появляется мнение бедняка, то оно обычно сводится к отстаиванию своего права на знание сельского хозяйства к великому несчастью агрономов, назначенных на эту должность царем, высокопоставленными особами или владельцами унаследованных земель. Они не могли поколебать уже существующих традиций местного населения: олиру все равно предпочитали пшенице, пиво на основе переработанного ячменя — вину, а кунжутное масло — маслу оливковому.
Некоторые технические новшества все же прижились на египетской земле, в особенности те из них, которые были связаны с ирригационными работами. В течении II и I веков гидравлический механизм (сакие) и Архимедов винт быстро внедрялись в районе дельты Нила, вытесняя механизм балансира, придуманный во времена Нового царства и до сих пор иногда применяющийся под названием шадуфа. Более сложные механизмы, которые придумывали александрийские ученые, как, например, откачивающий насос Ктесибия во время правления Птолемея II, вызывали только появление забавных слухов в египетской провинции. С другой стороны, железные земледельческие орудия, выкованные из привезенного в Египет металла (так как в самом Египте металл не добывали), использовались лишь на редких, особенно плодородных землях.
Только с введением новых экономических требований жизнь местного крестьянства стала меняться. Земля никогда не принадлежала людям, возделывающим ее. Единственным законным владельцем оставался фараон, он имел право даровать наделы либо своим фаворитам, либо храмам. Однако аренда и налоги не могли полностью содержать слои египетского общества, не связанные напрямую с производством: писарей, жрецов, солдат и т. д. Сельскохозяйственная экономика оставалась, таким образом, экономикой перераспределения. Греки, первыми внедрившие понятие выгоды, фундаментально поменяли структуру египетского сельскохозяйственного общества.
Местный крестьянин не имел особого социального статуса. Самое простое наименование — это «царский земледелец» (базиликос георгос). Он зависел от деревенского писца (комограммата), владевшего наделом земли и диктовавшего программу засева участка. Эта программа заранее определялась местной администрацией в соответствии с распоряжениями, поступавшими из столицы, а также в зависимости от ожидаемого уровня поднятия Нила. Необходимые для посева семена и аграрные орудия выдавались в строгом порядке только на время полевых работ, распределение посевных территорий должным образом контролировалось. Понятно, что крестьянин не имел права ни на какую инициативу, а значит, ни за что не отвечал. У него была единственная альтернатива: подчиниться плану или отказаться работать на наделе земли, который ему предоставляли, рискуя оставить голодным себя и свою семью. Если возникала нехватка рабочей силы или же наступали смутные, беспокойные времена, его лишали даже этого последнего выбора и брали на работу в принудительном порядке. В любом случае крестьянин обязан был предоставлять свой урожай на молотьбу, где само государство занималось его дальнейшей обработкой и распределением. Царь брал вперед плату за наем земли в среднем 40 %, а с плодородных земель до 50 %, также он взимал различные налоги и покрывал расходы от выданных на посевы займов, которые совпадали в среднем с 0,10 урожая. В общем, царскому крестьянину доставалась одна треть, в лучшем случае — чуть меньше половины от того, что он производил. На полученную часть работник и его семья кормились до следующего урожая. Вырисовывающаяся картина достаточно абстрактна. Такое управление в организации сельскохозяйственного производства предполагает, что существовали другие способы зарабатывания средств к существованию, которые власть не могла контролировать. Любое принуждение имеет свои границы. Земли могли остаться без крестьян, если давление со стороны власти становилось невыносимым. В 118 году в Керкеозирисе (деревне в Фаюме) группа крестьян отказалась от работы на навязанных им условиях, и земля не возделывалась в течение всей гражданской войны. После неудачных попыток сдать эту землю другим работникам по распоряжению, пришедшему из Александрии, царский писарь вынужден был просить диойкета принять меры по снижению налога на землю, чтобы подтолкнуть крестьян прекратить забастовку и начать посевные работы: было выгоднее сократить царскую арендную плату, чем вообще отказаться от аренды.
Тогда как административные меры теоретически были направлены на облегчение крестьянской участи, сами египтяне были вынуждены сносить все более и более жесткие ограничения. Прежде всего, при выращивании других видов сельскохозяйственных культур деятельность крестьянина полностью контролировалась представителем компании, уполномоченной государством для сбора налогов на эту продукцию. Естественно, выгоды, полученные с урожая, напрямую зависели от его объема. Можно представить, насколько жестоким было давление на крестьян, чтобы повысить сборы. Значительная часть земель не принадлежала царской фамилии. Существовали священные земли, относившиеся к храмам, но работы на них контролировались царскими чиновниками. Были также огромные земельные участки, которые царь мог даровать либо чиновникам за особые заслуги перед государством, либо военным (клерухам) за верную службу. Последние могли использовать свой надел, прибегая к возможной помощи наемных рабочих, но могли доверить его и третьим лицам. Достаточно часто этими людьми оказывались не профессиональные хлебопашцы, а предприниматели, которые, в свою очередь, становились посредниками между клерухами и крестьянами. Такая взаимозависимость выстраивала некое подобие пирамиды по извлечению собственной выгоды: выгода по эксплуатации земель клерухов, выгода военных, которым была дарована земля, выгода откупщиков, выгода царя, которому в конечном счете возвращались доходы с налогов на земли и на сельскохозяйственные культуры.
Положение крестьянина, работающего на земле клеруха, было менее тяжелым, чем того, который работал на царской земле. Работник клеруха избегал в некоторых случаях беззакония чиновников, заботящихся о выполнении производственного плана, так как земля военных не была подчинена такому жесткому контролю, какой наблюдался на царской земле. Здесь выбор посевной культуры был свободнее.
Жизнь деревни Керкеозирис {124}
У нас появился уникальный шанс изучить жизнь египетской деревни конца II века. В июле 1900 года в Тебтинисе, на юге Фаюма, один из работников археологической англо-американской экспедиции, раздосадованный, что нашел только мумии крокодилов там, где он надеялся найти саркофаги, разбил одну из них ногой. Оказалось, что засушенный ящер был завернут в уже ранее использованные папирусы как в упаковочную бумагу. Так обнаружились официальные архивы комограммата, то есть деревенского писаря, Менхеса. Интересен тот факт, что богослужения совершались не в Тебтинисе, а в Керкеозирисе, местности до сих пор неопределенного географического расположения. Парадоксальность ситуации состоит в том, что по сей день не найденная деревня является наиболее подробно описанной в документах.
Основной задачей комограммата было ежегодное установление полного земельного кадастра своей деревни, с учетом различных налоговых категорий на землю, а также списку посредников, получивших эксклюзивное право на продажу надела земли, засева и прогноза урожайности различного сорта культур. Через установленные интервалы комограммат обязан был посылать отчет своему начальнику — царскому писарю нома (базиликограммату) о состоянии посевов и продаже на корню урожая. Сельскохозяйственные работы начинались в первых числах сентября в момент спада воды и заканчивались только со сбором урожая. Документы, представлявшие собой свитки иногда по 4–6 метров в длину, составляют большую часть архива Менхеса. Помимо этой всепоглощающей деятельности, комограммат обладал еще огромным количеством обязанностей, которые превращали его в официального публичного представителя власти местного масштаба. Но именно в силу публичности своей профессии писарь становился более уязвимым, о чем свидетельствовала история, рассказанная в предыдущих главах. Он не довольствовался только заполнением свитков, наблюдая за людьми и работами, осуществляя, например, контроль за строительством каналов и плотин, чтобы убедиться в налаженном и плодотворном орошении земель.
Деревня в Фаюме, Керкеозирис, не располагала естественными речными притоками. Воды Нила доходили до нее через вспомогательные каналы, которые орошали большую часть оазиса, начиная с Бахра Юсуфа, рукава Нила, который вливался в озеро Мерис. Эта система была создана недавно, во время правления первых Птолемеев, при помощи огромного количества трудоемких работ. Вся рабочая сила трудилась над превращением региона в богатую сельскохозяйственную провинцию, где бы могло обосноваться большое количество переселенцев из Греции. Территория деревни была равна приблизительно 4700 арур (1300 гектаров). Застроенная часть деревни составляла всего 19 гектаров. Не принимая во внимание 47 гектаров необрабатываемой территории, 48 было отдано под пастбище, менее 6 гектаров — под сады, остальная же земля (около 1180 гектаров), которую можно было отдать под засев, принадлежала частным владельцам. Более половины этой площади (около 670 гектаров) составляли царские земли, остаток, включающий в себя 430 гектаров, был предоставлен клерухам, и только 80 отходило под священные земли. Нельзя утверждать, что все сельские территории (даже если брать во внимание только Фаюм) были разделены по подобной же системе. В частности, земельные участки, принадлежащие клерухам (36,5 %) были намного больше в Керкеозирисе, чем за его пределами, что объясняется характером новой деревни, построенной в целях освоения территории греческой армией. Эти дарованные земли формировали в свою очередь две различные категории, если не по статусу, то, по крайней мере, по роду эксплуатации: примерно 300 гектаров были записаны на имя более 30 кавалеристов, каждый из которых обладал прекрасной греческой «родословной» и получал доход с участка площадью от 20 (5,5 гектара) до 80 (22 гектаров) арур; оставшиеся 130 гектаров были поделены между 55 пехотинцами (махимы) и 9 египетскими кавалеристами, с соответствующим участком земли от 7 до 15 аруров (от 2 до 4 гектаров).
Все эти земли не возделывались одновременно. Происходило это по той или иной причине: прорыв плотины или ошибка при обработке земли, превращавшей поле в болото, поднятие соли, опустынивание земли — наделы становились непригодными для обработки и посевов в течение того или иного сезона. С другой стороны, годы, освещенные в архивах (121–110), совпадают с кризисом в сельском хозяйстве, вызванным династическими войнами. Период, предшествующий выходу указов об амнистии в 118 году, был достаточно сложным. Из всей царской земли общей площадью примерно 670 гектаров, обрабатывалось всего 364 гектара в 121 году, а к 118–117 годам количество возделываемой земли уменьшилось до 317 гектаров, что составляло, таким образом, лишь 47 % всей используемой территории. Такая ситуация объяснима лишь нехваткой рабочей силы, связанной с массовыми побегами крестьян. Принятые меры по амнистии не имели быстрого и ощутимого эффекта, судя по документам, подтверждающим, что использованные площади не достигли в 112–111 годах (351 гектар) уровня 121 года. Для царской семьи дефицит возделанных участков был настолько велик, что арендная плата была понижена в несколько раз. Таким нехитрым способом Лагиды рассчитывали повысить у крестьян стимул к работе. Более загадочными, в конце концов, выглядят цифры, отображающие ситуацию на дарованных клерухам землях: в период с 119–118 до 116–115 годов их неиспользованные наделы возросли от 17 до 48 %. Невозможно найти логического объяснения подобному феномену. Было ли это вызвано общими причинами или только местными условиями? Очевидное отдаление от земель явственнее прослеживается у греческих кавалеристов (от 24 до 58 %), чем у египетских махимов (от 18 до 24 %). С другой стороны, соотношение участков клерухов, которые они возделывали сами, представляет интересную эволюцию: в 119 году только треть катойков (кавалеристов) и 44 % махимов (пехотинцев) сами возделывали свои земли; тремя годами позже ситуация первых не изменилась, тогда как египетские пехотинцы сами возделывали 98 % своих наделов. Ясно, что причина заключалась в демобилизации военных частей, которая последовала за официальным окончанием гражданской войны в 118 году. Египетские махимы, освобожденные от царской службы в армии, не имели других способов существования, как возвращение на собственные поля, напротив, греческие кавалеристы могли довольствоваться взиманием налогов с ренты собственной земли и заниматься более выгодной деятельностью.
Что же выращивали в Керкеозирисе? Пшеница занимала больше половины общей посевной площади — это примерно 50–55 % царских земель и еще больше земель клерухов (до 62 % в 119–118 годах). После пшеницы следовала чечевица (примерно от 13–15,5 % царских земель), которая с ее высокой питательной ценностью, должна была занять важное место в местной пищевой промышленности вместе с бобами, выращиваемыми, однако, в небольшом количестве. Также постоянно собирали урожай чины, которой кормили тягловых животных, и ячменя, основного ингредиента при изготовлении египетского пива. Чину высаживали по очереди с зерновыми культурами, следуя трехлетнему ритму. Другие кормовые культуры и некоторые виды приправ, например, чеснок, черный тмин и тригонелла — последняя использовалась в приготовлении похлебки, — довершали этот список. Стало заметно увеличение в использовании местных зерновых культур, например, олиры, а также масленичных (оливы, кунжута и клещевины) и льняных культур. Так как Фаюм был ведущим районом в производстве масла и льна, то недостаток этой продукции возможно объяснить только особенностями почвы. Керкеозирис специализировался на производстве пшеницы. Невозможно установить, чем руководствовались при выборе той или иной культуры в различных деревнях.
Домашние животные играли важную роль в ведении хозяйства. Главным образом использовались коровы и быки, которые разводились исключительно для работ в поле. Иногда крестьяне брали их в аренду у своих хозяев. Стадо баранов и коз принадлежали либо частным владельцам, либо (что случалось намного чаще) храмам, которые доверяли их пасти полукочевым пастухам, главным образом бедуинам. Такая практика известна и в наши дни. Из домашней птицы разводили гусей, чье мясо считалось священным и часто приносилось в жертву богам, а для крестьян было хорошей белковой пищей. Мясо курицы, о существовании которой египтяне не знали во время правления фараонов, постепенно вошло в местный рацион, как и употребление яиц. Одним из самых поразительных элементов деревенского пейзажа оставались огромные голубятни, которые располагались на краю деревни. В Керкеозирисе в одной из таких конструкций было около 1000 гнезд, треть из которых была посвящена богу Собеку из Тебтиниса. Голуби, чьим мясом любили полакомиться египтяне, кормились чечевицей и пшеницей.
Также в стране широко распространилось производство меда, чье развитие подтолкнула деятельность греков, которые были большими любителями этой «пищи богов». Искусство пчеловодства, уже хорошо знакомое египтянам, велось передвижным методом. Перемещая ульи к местам цветения различных видов растений, они получали различные сорта меда. Такой род занятий провоцировал огромное количество конфликтов между пчеловодами, озабоченными доходностью своих ульев, и местной администрацией, заботившейся больше о соблюдении внутренних границ и не способной постичь все тонкости природного цикла пчел.
Ремесленники и торговцы
Сословие ремесленников и торговцев играло одну из определяющих ролей в формировании египетского благосостояния. Сельскохозяйственные продукты в большинстве своем перерабатывались, чтобы стать пригодными для употребления. Маслосодержащие семечки должны быть спрессованы до состояния масла, которое уже было готово для употребления (кунжут и оливы), или же для использования в освещении (касторовое масло). Мы видели, что переработка и продажа масла были закреплены в качестве царской монополии за ремесленниками и торговцами, обладающими исключительным правом на продажу под жестким контролем государственных представителей и высокопоставленных особ. Такая же ситуация была и с производством папируса, технология по изготовлению которого была исключительно египетской специализацией. Следуя экономическим и политическим интересам, Птолемеи развивали экспорт папируса по всему Средиземноморью, где он служил основным материалом для письма: использовался для написания государственных писем, а также, в частности, для издания литературных, философских и научных текстов. Как и в большинстве случаев, наследуя древнюю традицию фараонов, местное ремесленное сословие, призванное снабжать своей продукцией городские и деревенские рынки, активизировалось благодаря проведенной при Птолемеях денежной реформе. Облегчая оборот средств, она позволила сформироваться предприятиям, которые могли отправлять свой товар для сбыта на большие расстояния. Некоторые регионы или городские районы специализировались в той или иной области, следуя распространенной в греческом мире традиции. Ремесленники иногда объединялись в корпорации, которые платили налоги как одна организация. Среди множества областей, в которых они были заняты, можно упомянуть те, которые касались текстиля: прядение, ткачество, валяние и окраска. Двумя основными материалами были лен и шерсть; хлопок (растительное волокно) оставался экзотическим товаром, которого не было в самом Египте.
Работы по выращиванию и производству льна также происходили по старым местным традициям. Чтобы получить ткацкую нить, нужно было использовать касторовое масло и соду во время кипения волокон, отдельно же эти два продукта принадлежали царской монополии, что позволяло правителям вести жесткий контроль над всеми стадиями производства ткани. Лучшее качество льна называлось «царским льном» или виссоном, производившимся исключительно в мастерских, находившихся при храмах, которые придавали большое значение божественным одеяниям. Взамен этой привилегии храмы обязаны были поставлять определенное количество ткани в качестве налога или же уплатить деньгами. Лен другого качества производился независимыми ремесленниками, собирающимися в корпорации, ответственные за квоты производства, навязанные администрацией. Орудия для выработки ткани, не используемые на той или иной стадии работы, опечатывались, чтобы помешать тайному производству неучтенного льна. Шерстяные ткани мало ценились в Египте фараонов, потому что наложенное на них табу запрещало использовать в повседневной жизни все, что касалось жрецов, богов и мертвых. Это ничуть не смущало греков, которые с избытком производили священную для египтян ткань, благодаря ввозу в страну баранов милетской породы (из города Милета в Малой Азии), дававших в изобилии шерсть высшего качества. Для производства шерстяной ткани требовалось мылящееся растение, называемое струтейон, заготовка которого, как и соды, тщательно контролировалась и облагалась налогом. Организация производства шерстяных изделий не должна была сильно отличаться от производства льна. Государство было больше всех заинтересовано в снабжении армии шерстяной одеждой. Также шерсть служила для изготовления ковров и гобеленов, мода на которые постоянно росла.
Гончарное ремесло оставалось самой распространенной областью ремесленного производства. Все путешественники по Египту восхищались местной керамикой. До нас от этой роскоши дошли лишь черепки, чье плачевное состояние ввергает в отчаяние археологов. Огромный выбор глины во всем Египте, несмотря на то что в большинстве своем она достаточно низкого качества, наводит на мысль, что гончарное производство развивалось самостоятельно в каждом регионе. Необходимо также упомянуть о так называемом «египетском фаянсе», который представлял собой некую стеклянную зернистую массу, покрытую зеленой или бледно-голубой глазурью, использовавшейся для окрашивания сосудов, статуэток или разного рода безделушек. Александрия была местом производства самых шикарных ваз и статуэток. Те же из них, которые были разукрашены в эллинистическом стиле, предназначались исключительно для очень узкого рынка сбыта или шли на экспорт.
Что же касается специализации по металлу, то, без сомнения, полноправным хозяином в этой области был Мемфис. Речь идет об индустриальной традиции, восходящей к временам фараонов, так как покровителем Мемфиса являлся бог Птах, который считался богом кузнецов и ювелиров, что позволило грекам соотнести его с Гефестом. Эта область была в первую очередь направлена на создание оружия. Нам известно, что мемфисские мастерские полностью снабдили оружием армию Птолемея IV в 218–217 годах, которая победила в битве при Рафии 22 июня 217 года. Месторождения меди около города Дионисиаса, на юго-западе Фаюма, сделали выгодным положение Мемфиса в сфере производства бронзовых изделий. Железо, скорее всего, импортировалось. Помимо оружия, кузнецы ковали сельскохозяйственные орудия, а также создавали предметы роскоши, такие, как сосуды, лампы, элементы декора, статуэтки и предметы культа. Обрабатывались также золото и серебро, а репутация золотых и серебряных дел мастеров из Мемфиса была древнейшей и наиболее уважаемой в Египте. Серебряная посуда очень ценилась, так как она составляла тот капитал, который мог быть отдан при случае под залог.
Сбыт этой продукции, изобилующей на местных рынках и вместе со многими продуктами питания вывозимой в Александрию для дальнейшего экспорта, очень сильно зависел от речного судоходства. Поселившись в Египте, греки вложили огромное количество средств во фрахтование барж на Ниле, памятуя о своем традиционном занятии — судоходстве. В этой области не существовало царской монополии. Частные или общественные суда перевозили различного рода товары, в частности, общественные корабли специализировались на перевозках пшеницы и масла. Владельцами, как правило, были богатейшие граждане Александрии, занимающие высокие чины при царском дворе (иногда владельцами становились даже члены царской фамилии), которые имели средства для вложения их в строительство речных судов. Они сдавали свои корабли фрахтовщикам, которые часто объединялись в группы, чтобы уменьшить возможности риска. Чаще всего ими были греки, но иногда среди них встречались и финикийцы, как, например, партнеры одной из компаний, известной во время правления Птолемея XII, среди которых мы встречаем неких Забдиона и Малихия. Некоторые фрахтовщики брали на себя ответственность за управление грузовыми судами, но также могли их доверить капитанам, среди которых встречались египтяне, искушенные в плаваниях по Нилу на тяжелогруженых баржах.
Греки и египтяне перед лицом закона {130}
До завоеваний Александра Македонского население Египта было более или менее однородным. Эмигранты составляли лишь очень ограниченную часть местных жителей: в основном это были греки, проживающие в Навкратисе, также карийцы, греки и сиро-финикийцы, обосновавшиеся в Мемфисе, а вытесненные персами сирийцы и евреи поселились в военных городах, таких, как Элефантина. Александр Македонский и его последователи открыли Египет для колонизации. Следствием этого стало сложное социальное расслоение, из которого складывалась общая картина страны.
Среди разногласий, разделяющих две нации, основной проблемой оставалась область, касающаяся права. В большинстве своем Лагиды уважали местные законы, которые были плодом долгой юридической традиции, оформившейся еще во времена саисских фараонов, главным образом в эпоху Амасиса (570–526 годах), и дополнялись законами во времена правления персов. Естественно, не может быть даже и речи о применении этих указов к грекам, чьи обычаи в этой области формировались на совершенно иной историко-культурной почве. Каждый город развивал свою юридическую систему и располагал собственным законодательством. Таким образом, грек, обосновавшийся в Египте, мог ссылаться на законы своего родного города. Основной задачей частного права оставалась попытка уравнивания прав различных греческих полисов, уроженцы которых поселились в Египте. Эту усредненную норму назвали «правом городов». Естественно, что такие города, как Александрия, Навкратис и Птолемаида, будучи, в сущности, автономиями, имели свои собственные законы, которые распространялись только на их жителей. К различным уровням правоведения добавлялась еще и богатая законодательная система, введенная самими Птолемеями и касающаяся, главным образом, общественного права. Эта система существовала в виде приказаний (простагмата) и постановлений (диаграммата), которые затрагивали, скорее всего, налоговые вопросы. Если речь шла о спорных вопросах, то приказания могли быть достаточно жесткими. Примером тому является предписание Птолемея II, запрещающее адвокатам защищать перед судом частные случаи, входящие в конфликт с налоговой системой. К этому указу обратится Птолемей VI спустя столетие.
Такое количество судебной документации неизбежно порождало различные юридические трактовки спорных вопросов между частными лицами. Кроме специальных судебных инстанций и других подобных организаций, исчезнувших после III века, сохранились два вида процессуальных институтов — суд лаокритов, организованный жрецами, которые использовали египетское законодательство, и суд хрематистов, действующий по «закону городов». Последний был разъездной, но очень скоро у него появились представительства практически в каждом большом городе нома. Четкого описания обязанностей этих судов не было, так как их статус не определял собой природу практикуемого права, за исключением частных случаев трех греческих городов в Египте. Другими словами, грекам ничего не мешало просить применить египетский закон или египтянам — греческий. В результате очень часто возникала путаница, в особенности в спорных вопросах между греками и египтянами, о чем свидетельствует один из указов, обнародованных Птолемеем VIII и двумя его женами одновременно с изданием закона об амнистии в 118 году. Отныне язык контракта определял суд: греческий — для хрематистов и демотический — для лаокритов. Единственным исключением являлся случай греческого контракта между двумя египтянами, которые были обязаны, несмотря на язык, подчиниться лаокритам, что объяснялось желанием властей защитить местную юрисдикцию против возможного вторжения греческого суда.
Среди множества пунктов, по которым расходились египетское и греческое законодательство, можно отметить один, касающийся юридических прав женщин. Речь идет о фундаментальном разногласии во взглядах двух наций на роль женщины в семье и обществе, а не просто юридическом различии. У египтян женщина пользовалась полной автономией в правах, которые позволяли ей среди прочего распоряжаться своим имуществом. Для греков женщина являлась существом, зависимым от воли опекуна, называемого буквально «хозяин» (кюриос). Главным образом, им выступал либо отец, либо муж, за неимением же ни того, ни другого эту обязанность брали на себя ближайшие или дальние родственники. Мы понимаем, что такая разница в сознании наций тяжело давила на выбор между греческим или демотическим вариантами, когда дело касалось супружеских отношений или раздела имущества между наследниками.
Но независимо от принадлежности к той или иной нации, суды не всегда благосклонно принимали жалобы, чьи податели предпочитали обращаться напрямую к представителям высших инстанций. На самом деле, еще за двадцать веков до Монтескье птолемеевский Египет пренебрегал принципом разделения властей. С царского одобрения любой представитель общественной власти в номе обладал правом административного принуждения, позволявшим ему судить любой случай, находящийся в его ведомстве, и выносить свои решения. Вначале такие решения могли приниматься лишь в тех делах, которые затрагивали царский интерес, то есть главным образом в вопросах, касающихся налогов. Все больше и больше становилось подателей жалоб, обращавшихся напрямую в судебные инстанции, признавая их эффективность в управлении общественной жизнью. Так, нам известно о некоем Гермии, который, не найдя помощи у хрематистов, обратился со своим делом в суд эпистата нома окраины Фив. Несмотря на свое греческое происхождение, он, тем не менее, не выиграл дела. Усиление влияния местных чиновников, сосредоточивших в своих руках всю административную, политическую и юридическую власть, привело к еще большим правонарушениям, с которыми Лагиды безуспешно пытались бороться. Законы по амнистии 118 года содержали огромное количество мер, направленных на ограничение власти стратегов и других ответственных общественных чиновников, работающих в судебных и карательных организациях. Однако подчас административные органы сами искали защиты, дать которую могли только местные представители царской власти взамен на покорность, верность и некоторую возможную выгоду. В египетских деревнях неизбежно возникали коррупция и клиентилизм, которые оказались сильнее всех различий в законодательстве и правах между греками и египтянами и сглаживали таким неожиданным образом все этнические антагонизмы.
Рабство {134}
Язва всего античного общества — рабство — существовало также и в Египте фараонов, но никогда не занимало важного общественного и экономического положения. Значительный наплыв рабов начался только во время периода Македонских завоеваний, так как греки не представляли себе существования общества без рабской силы. Организация сельскохозяйственного и ремесленного производства, которое стало бурно развиваться во время правления Лагидов, не подразумевала под собой использование рабского труда. Привлечение рабов на земельные работы было не выгодно с точки зрения владельцев земель — царя, храмов и клерухов. Экономически эффективнее было обращение к рабочей силе теоретически свободных крестьян. Поэтому в египетских деревнях и городах рабов держали только в домашнем хозяйстве. Существовало несколько источников поставки рабов. Успешные войны III века могли быть причиной тому, что в Египте появилось большое количество военнопленных, но этот источник рабочей силы быстро изжил себя в последующие века. Пиратство на Средиземном море также являлось классическим поставщиком рабов, но к 250 году пиратские корабли были практически уничтожены в многочисленных морских боях птолемеевским флотом, затем с ними также успешно боролись жители Родоса до середины II века. Однако между 150 и 67 годами (окончательной победой Помпея над пиратством) «флибустьеры» регулярно снабжали рабами рынок порта-франко Делоса. Но с 67 года они взяли направление на Италию, где были более богатые по сравнению с Египтом клиенты. Продажа детей их обедневшими родителями также позволяла обновлять рынок рабов. В некоторых случаях рабство налагалось на должников, хотя в конечном счете правители отказались от этого права частных кредиторов, оставив такую меру наказания только в случае неуплаты налогов. На рынке рабов дети пользовались наибольшей популярностью, так как их можно было обучить различного рода занятиям, полезным в хозяйстве и в торговых делах хозяина. Их можно было доверить специальным учителям, чтобы те выучили детей, например, выработке ткани, ведению записей или расчетов или даже некоторым медицинским навыкам.
Если рабство не составляло особой важной части населения в египетских провинциях, то в Александрии и в других греческих городах складывалась совсем иная ситуация. Помимо многочисленных домашних рабов при дворе и в домах высокопоставленных лиц, рабочая сила многих мастерских, скорее всего, также состояла из рабов, как и во всем греческом мире, несмотря на малое количество сведений на этот счет.
Но даже у высокопоставленных лиц рабы не всегда выдерживали условий существования, навязанных им греческими законами, как это видно из документа о побеге двух рабов, датируемого 13 августом 156 года: один из них, сириец по происхождению, принадлежал послу карийского города Алабанда, другой — высокопоставленному чиновнику царского двора. Первый из них, помимо всего прочего, украл у своего хозяина три золотых монеты и украшения, второй смог унести только одежду. Хотя бегство было совершено в Александрии, этот документ проделал путь от розыскного участка до Мемфиса, где попал в руки Аполлония, брата Птолемайоса, отшельника, речь о котором еще впереди. Без сомнения были опасения, что беглецы смешаются с толпой паломников из Серапеума, чтобы воспользоваться правом убежища в храмах. Указ о поимке беглецов, сопровождающийся денежным вознаграждением, был передан стратегу города Мемфиса, что достаточно странно для обыкновенного частного происшествия и объяснимо лишь высоким положением хозяев сбежавших рабов. Такое вовлечение властей еще не означало эффективности действий, потому что третейская сторона вынуждена была корректировать общую сумму вознаграждения в сторону ее повышения.
Центральная магистраль Александрии. Реконструкция.
Вид с острова Филы на храм Исиды, восстановленный в эпоху между правлениями Птолемея II и Птолемея VII. Фотография.
Александрийский маяк. Реконструкция.
Жительницы Александрии. Терракота. III в. до н. э. Александрия, Музей греко-римского искусства.
Актер. Терракота. Александрия, Музей греко-римского искусства.
Египет во время разлива Нила. Деталь мозаики Барберини в Преносте. Конец II в. до н. э.
Сельский дом. Реконструкция.
Сельский вид. Орошение полей. Реконструкция.
Клеопатра I. Монета. Лондон, Британский музей.
Клеопатра II. Мрамор. Нью-Йорк, Метрополитен.
Храм бога Гора в Эдфу, построенный и украшенный в эпоху между правлениями Птолемея III и Птолемея XII.
Птолемей IV. Монета. Лондон, Британский музей.
Голова Птолемея VIII в двойной тиаре египетских фараонов. Диокрит. 145–116 гг. до н. э. Брюссель, Королевские музеи искусства и истории.
Рельеф из храма в Ком-Омбо. В центре изображение Птолемея VIII.
Храмовый комплекс эпохи Птолемеев на острове Филе.
Изображение Клеопатры VII на бронзовой монете достоинством в 80 драхм.
Птолемей XII, отец царицы Клеопатры VII.
Клеопатра Хатхор. Фрагмент рельефа из храма Хатхор в Дендере.
Изображение царицы Клеопатры VII. выполненное при дворе ее дочери Клеопатры Селены, супруги мавританского царя Юбы II.
Стела из Фаюма, датированная 2 июля 51 г. до н. э., с первым упоминанием имени царицы Клеопатры VII. Париж. Лувр.
Письмо Аполлония брату Птолемайосу. Париж, Лувр.
Письмо Петехарсемфеуса на демотике.
Страница из книги «Искусство Евдокса». II в. до н. э.
Роспись в александрийской гробнице. II в. до н. э.
Известковая погребальная стела мемфисского жреца бога Птаха. 41 г. до н. э. Лондон, Британский музей.
Римский легионер.
Центурион.
План римского лагеря.
Марк Антоний. Шифер. I в. до н. э. — I в. н. э.
Марк Антоний, изображенный как египетский фараон. Базальт. Каир, Египетский музей.
Монета с изображением египетского корабля у Фаросского маяка.
Монета Октавиана в честь взятия Египта.
Клеопатра VII и ее сын Цезарион. Фрагмент рельефа из храма Хатхор в Дендере.
