Недавно я неожиданно для себя нашел записную книжку, которую считал потерянной. То была старая, очень потрепанная книжка, со страничками, носящими следы дождя, размывшего буквы, с корявыми строками то пером, то карандашом, разбегающимися вдоль и поперек от морской качки, дрожащими, словно в ознобе, от толчков автомобиля на ухабах. С потемневшего фото, заложенного между листками, на меня глянуло худое лицо Арву Митонена. Его глаза усмехались в добродушном прищуре. К вискам стягивались пучочки морщин. Фото было мутное, покрытое пятнами сырости, но мне так и чудилось, будто я снова вижу не клочок серой фотографической бумаги, - выцветшей в походных невзгодах, с краями, обглоданными временем, - а пылающую начищенной медью кожу Арву, вижу прозрачную, как излом на льдинке, голубизну его глаз. И, право, я готов был поклясться, что на моей ладони сохранилось тепло его большой шершавой руки, - настолько отчетливо я представлял себе ее пожатие, всегда такое крепкое, как-то по-особенному обещающее дружбу. Словно, здороваясь или прощаясь с вами, он этим подчас безмолвным прикосновением говорил: «Что бы там ни случилось, а у тебя есть друг - это я, Арву Митонен».

Рослый, широкоплечий, с чуть-чуть сутулыми от, тяжести рюкзака плечами, он будто стоял передо мною живой, улыбающийся, только-только что не говорящий.

Я стал просматривать записи, сделанные когда-то с его слов. Это писалось на зябких зимних ночевках, где попало; писалось в кузовах тряских грузовиков, на длинных переходах, когда постоянным аккомпанементом собственным шагам был размеренный стук подкованных башмаков спутника или короткое поскрипывание лыжных палок, выдергиваемых из наста. Этим постоянным спутником, которому я обязан тем, что живу, дышу, пишу, был Арву Митонен. Он вывел меня из нацистской западни, в которой мы вместе очутились; он привел меня к самому что ни на есть времени в гущу исторических событий, не видеть которые было бы, пожалуй, самой большой потерей в жизни.

Очень давно на Шпицбергене я услышал одну историю из жизни местных охотников. Я записал ее и лет двадцать пять тему назад опубликовал. Это та самая история, которая названа мною теперь «Охотник со Свальбарда». Но тогда я не был знаком с самим Митоненом и не имел представления о том, что та история - эпизод из его жизни. Я не знал ни его биографии, ни того, что заставило его бежать на далекий Север и вынужденно вести там жизнь охотника. И понятно, что когда я услышал рассказ о том же случае из его собственных уст, то понял, что прежняя запись - лишь внешняя схема того, что случилось, к тому же искаженная в чужой передаче.

А мне очень хочется познакомить вас с Арву Митоненом. Для этого стоит восстановить что сумею из записанного с его собственных слов. Это не биография Арву, а только кое-какие эпизоды из пути, который он прошел от изгнания с родной земли до возвращения на нее и вторичного бегства. А бежать ему пришлось потому, что война, как оказалось, не только не сделала легче жизнь на родине для таких, как он, а, напротив того, сделала ее совсем невозможной. Впрочем, из того, что мне от случая к случаю рассказывал Арву, вы сами увидите, что он за человек. А почему ему трудно сейчас вернуться на родину, - это легко пенять советскому человеку!