Через несколько дней после полета Андрей приехал в Дубки. Серафимы не оказалось на даче. Зинаида Петровна занимала его разговором, не выпуская из рук полосок с гранками.

— Когда ни придешь — все у вас корректура и корректура. Неужели Серафима Германовна столько пишет?.. — удивился Андрей.

— Это работа Леонида Петровича, — весело отозвалась старушка. — Мы с ним старые друзья. Мне приятно ему помогать. У нас, знаете ли, не так уж много друзей.

— Что так?

— А я, знаете ли, до сих пор не могу отделаться от мысли, что Симочка оттуда. Знаю, знаю, времена изменились. Но мы, старики, не так-то скоро привыкаем к новому, будь оно во сто крат лучше старого.

— Серафима Германовна с детства не имеет ничего общего с тем миром, — возразил Андрей.

— У нее там мать.

— Они чужие люди.

— И братья, правда, не родные, а все-таки.

Братья? Стало не по себе, словно он за спиною Серафимы влез в секрет, которым она, по-видимому, не хотела делиться. До сих пор ни он, ни Вадим этого не знали. А старушка посвятила Андрея в подробности семейных обстоятельств, о которых Леонид Петрович ничего не сказал и Анне Андреевне: Сима Большая второй раз вышла замуж; от нового брака с переселенцем польского происхождения у Симы было двое сыновей — братьев Серафимы.

Сам не понимая почему, Андрей чувствовал себя стесненным. Когда он увидел Серафиму, поднимавшуюся по ступеням веранды, ему почудилось что-то необычное в ее внешности. Он пристально вглядывался, стараясь понять, что его поразило. Глаза? Нет, быть может, они смотрели только чуть-чуть удивленней обычного. И вдруг он понял: в копне ее рыжеватых волос серебрилось несколько нитей. Чуть-чуть, едва заметно. И все же это была седина.

Серафима нагнулась к Зинаиде Петровне и поцеловала ее в голову. Не глядя на него, словно совсем невзначай, сказала:

— Расскажите об этой вашей… катапультируемой капсуле. Это действительно так надежно, как говорит Ивашин?

Но тут же, не ожидая ответа, отвернулась и сошла с веранды.