Генерал Черных не любил показывать, что годы берут свое. Даже сыну. Когда Андрей вошел, отец быстро поднялся с дивана. Сухие мускулистые ноги ниже колен были туго обтянуты бриджами. С быстротой, присущей охотникам и разведчикам, генерал умел переходить от сна к бодрствованию — сразу, без зевоты и потягивания. Лишь помятая рубаха да брошенные на ковер сапоги выдавали то, что он только что спал.

Разговор завязался сразу:

— Ты заметил, что мать?..

— Ее беспокойство?

— Последние дни только и разговору, что о тебе: пора и утихомириться.

— Не понимаю…

— Что ж тут не понимать, — генерал насупился, — ей хочется, чтобы ты оставался на твердой земле, а не витал где-то там, — он повертел пальцами.

— А ты… ты тоже так считаешь?

— Речь не обо мне!.. Я даже застал ее как-то за чтением допотопной «Воздушной стратегии».

— А ты бы объяснил маме, — все с тою же иронической усмешкой сказал Андрей, — все воздушные стратегии приказывают долго жить. Не нынче — завтра отдадут нас ученым — будем изображать летающие лаборатории.

— И все-таки опять «летающие», — Черных снова неопределенно повертел пальцами. — Тебя все несет… туда. А матери хочется, чтобы ты тут… одним словом, ты меня понимаешь.

Веселые искры побежали в глазах Андрея.

— Нет, не понимаю. Скажи, в вашей молодости, когда стоял вопрос «быть Советской России или не быть», вы — ты и твои товарищи по партии, по революционной работе — просились вы сами на фронт, на самую важную работу?

— Эка сравнил! Шла борьба чуть не со всем миром.

— А разве тот мир снова не лезет из кожи вон, чтобы поставить вопрос «быть или не быть»? Какой половине мира быть? Так имеете ли право вы, старшие, не понять, почему и нам хочется туда, где всего трудней?

— Мать-то мечтала: увлекая тебя идеей учиться дальше, стать дважды инженером, засадить тебя в кабинет…

— Пусть и считает, что я все там же: просиживаю штаны над своей «думающей машиной».

— Хорошо, напомнил, — оживился генерал, — прочитай-ка мне как-нибудь лекцию: чего-то я не понимаю в кибернетике. Точнее говоря, в чем-то ей не доверяю… — И он щелкнул пальцами.

— Это ты от консерватизма, — сказал Андрей и, видя, как отец нахмурился, поспешил поправиться: — Надо понять: мы так основательно и стремительно изменяем материальную среду, что теперь для существования в ней надо переделывать самих себя.

— Ну-ну, — пробормотал генерал, — глупеющие старики и умнеющая молодежь? Знаний-то мы вам дали больше, чем могли получить сами. Ну, а что касается опыта, как у вас, молодых, дела?

— Год нашей жизни стоит ваших пяти.

— Вот как?! А не кажется ли тебе, полковник, что твое поколение несколько повышенного о себе мнения, а?.. Ладно, договорим как-нибудь, — скороговоркой закончил генерал. — Будь здоров, — и протянул руку.