Бодо был ошеломлен внезапным исчезновением Барнса. Вернувшись от генерала Шредера, Функ сказал, будто Барнс почувствовал себя плохо и нуждается в немедленной помощи врача. Они полетят без него. Маленький желтый саквояж Барнса и сумку с бумагами взял Шредер. Бодо собственноручно застегнул эту сумку и предупредил генерала, что в ней лежит дневник, который Барнс очень ценит, и полковнику будет неприятно, если кто-либо заглянет в тетрадь.
Через четверть часа экипаж «пе-икса» занял свои места в самолете. Командиром был теперь подполковник Функ. Перед стартом он сказал, что «оторвет Патце голову», если тот притронется к передатчику без его приказания.
Пользуясь тем, что его работа ограничивалась наблюдением за радиооборудованием, Бодо решил дописать начатое на земле письмо матери. Мысль его была далека от аппаратов с мерцающими лампочками, циферблатами и стрелками, от широкой спины подполковника Функа.
Поглядев на часы, Бодо прикинул, сколько времени может быть теперь в его городке в центре Европы. Прикрыв глаза, постарался представить себе, что делается дома.
Он знал, что на всем пути «пе-иксу» открыт коридор — все базы военной авиации и аэродромы гражданских линий предупреждены о его высоте и курсе. Только при подходе к своей базе предстоит сбавить высоту для встречи с самолетом-заправщиком, в случае если нужно будет продолжать полет.
Бодо не мог знать, что «пе-икс» давно уклонился от курсовой черты, перерезающей карту в направлении Средиземноморья и Африки, и вместо запада летит на север. Бодо не сказали, что, только перехватив в советском воздушном пространстве «ТУ-428» и нанеся свой смертельный укус, «Кобра» вернется на прежний курс к дому.
Функ был поглощен наблюдением за точками, двигавшимися по кругу его радиолокатора. Он не понимал, почему их оказалось две: Шредер говорил только об одном самолете — «ТУ-428»?
«Пе-икс» быстро настигал самолет, шедший в первой четверти круга. По расчетам Функа, это был объект его операции. Но почему другой самолет, тот, что шел в третьей четверти, еще быстрее двигался наперерез «пе-иксу»? Это было неожиданно и беспокоило. Но пилот решил, что лучше всего не обращать внимания на неизвестный самолет: «пе-икс» настигнет «ТУ-428» и уничтожит его раньше, чем курс «пе-икса» пересечется с курсом неизвестного, кто бы он ни был.
***
Андрей слышал громкий и ясный сигнал своей станции, наводившей его на «пе-икс». Еще несколько мгновений, и земля даст ему команду — доворот влево или вправо, поправка по высоте, и он сам увидит цель в своем радиолокаторе. Но вместо того земля сообщила, что «пе-икс» очень быстро набирает высоту: он идет уже на двадцати двух километрах; его высота увеличилась до двадцати пяти, двадцати семи, тридцати километров, и «пе-икс» продолжает ее набирать.
Для Андрея не представляло никакой трудности следовать за «пе-иксом» на любую высоту. Но ведь набрав большую высоту, «пе-икс» с огромной скоростью может ее и потерять. И все-таки Андрей решил: разумнее не ждать, гадая, что намерен делать противник, а настичь его и пустить в ход КЧК. Сто километров «МАК» на форсаже преодолеет меньше чем в минуту. Останется только передать земле: «Иду на сближение…»
***
Функ видел теперь в своем радиолокаторе блестки настигавшего его «МАКа», но был бессилен оторваться от преследователя. Скорость и маневренность советского ракетоплана была настолько выше, что только воля Андрея определяла теперь судьбу «пе-икса». Даже то, что в поле прямого визуального наблюдения Функа попал теперь советский «ТУ-428» — цель его полета, — потеряло для него интерес: стремительность, с которой неизвестный советский самолет настигал «пе-икс», отрезав его от «ТУ», ясно говорила Функу, что «Кобра» уже не сможет нанести своего смертельного укуса — впору было спасаться самому. Еще раз — в последний раз — мелькнула мысль о том, что его задача — сбить «ТУ», но новый всплеск преследователя в радиолокаторе загородил эту мысль. Функ до отказа двинул секторы, выжимая из двигателей все, что они могли дать. «Оторваться, уйти, спастись!»
***
Нагнать врага и нажимом на красную кнопку КЧК превратить ядерные заряды его ракет в комки безвредного свинца? Андрей остановил взгляд на синем глазке пока еще бездействующего катализатора, и тут мысль его споткнулась: пустить в ход КЧК?.. Решит ли это дело в данных обстоятельствах? Катализатор предназначен для нейтрализации ядерного оружия, но Ивашин правильно сказал: «Где гарантия, что у «Кобры» снаряды с ядерными головками? А если обычное ВВ, тогда КЧК не окажет на их убойность никакого действия». Все равно Андрей должен сначала пустить в ход катализатор. Потом?.. Потом, как приказано, сделать попытку посадить диверсанта.
***
Взгляд Функа переходит с указателя скорости на всплески светляка в радаре: ему не удается оторваться от преследователя. С каждым оборотом луча светляк приближается к центру лимба. Гонка безнадежна. На решение остаются секунды. Секунды!.. Функ дает штурвал от себя… Еще. Сколько может выдержать самолет? Может быть, пикируя, он уйдет от русского… Почему эти негодяи в штабах всегда держат в секрете то, что у русских такие истребители? Какое право имел Шредер говорить, будто ничто не встанет на пути «Кобры»? Скоты!..
Блестка преследователя вспыхивает все ближе к центру экрана. Развернуться и встретить русского залпом своих снарядов — тех самых, что Шредер предназначил пассажирскому «ТУ»?.. Нет, к черту! На это уже нет времени — русский на хвосте. Как спастись?.. Функ валит машину вправо, чтобы на развороте переменить направление на 180 градусов. Может быть…
***
Несколько мгновений Андрей идет на параллельном курсе. На миг, когда Функ уходит в пике, у Андрея появляется надежда, что пилот «пе-икса» понял приказ сесть и готов подчиниться. Но тут Андрей видит: враг резко валится вправо. Андрей не может знать, что единственное желание Функа уйти во что бы то ни стало, спастись. Андрею кажется, что тот пошел в разворот с намерением выйти на курс летящего в стороне «ТУ». Андрей снимает палец с включателя КЧК: на обезвреживание ядерного оружия «Кобры» уже нет времени — остается ее уничтожить.
Отметка цели в бортовом радиолокаторе ясна. Цель входит в перекрестие. Еще секунда, и сбоку загорается лампочка — цель на дальности действительного огня. Андрей переводит тумблер, включающий систему управления снарядов. Загорается другая лампочка — система управления снарядов захватила цель. Она сама «видит» «пе-икс» и следует за ним. Нажим на кнопку пуска снарядов. Сорвавшись с замков, они пошли на цель. Андрею остается отвалить в сторону.
***
Прежде чем сержант-планшетист перенес с экрана точку, где был сбит «пе-икс», прежде чем офицер успел доложить, что «Вега» выполнила задачу и просит разрешения вернуться на аэродром, генерал Ивашин должен сообщить Андрею о появлении новой цели и навести его на нее. Это был второй «пе-икс», появившийся для дублирования задачи «Кобры». Ивашин знал: у Андрея нет запаса горючего, который позволил бы ему маневрировать, чтобы еще попытаться посадить противника, нет и снарядов, чтобы его расстрелять. Но приказ Ивашина заканчивался коротким: «Уничтожить!».
Вся жизнь Ивашина ушла на то, чтобы учить людей летать, искусно маневрировать, без страха вступать в бой и безошибочным выстрелом сбивать врага. Но за всем: за маневрированием, за искусством преследования, огня и боя — оставалось никогда не произнесенное вслух, но всегда разумеющееся: последний удар воина грудь в грудь — таран.
Ивашин хорошо знал, что значит таран в условиях современного боя, при нынешних скоростях. Тут уж речь шла не об ударе своим шасси по крылу врага, как учил когда-то Нестеров; не о том, чтобы, показывая чудеса пилотажа, рубить винтом хвост противника, как делали герои Халхин-Гола. Теперь же, на скоростях встречи, измеряемых многими тысячами километров в час, таран мог оставить атакующему надежду на спасение только при условии почти чудесного, более высокого, чем артистическое, владения машиной или при наличии столь же чудесной случайности.
Ивашин отдал своему любимцу короткий приказ: «Уничтожить!». Пояснения не были нужны.
Андрей принял приказ «Уничтожить!».
Снарядов нет. Значит… таран.
Времени на размышления и вопросы нет. Движения точны и спокойны. «МАК» следует указаниям земли — курс, высота. Поправка.
«Вега», доверните вправо пятнадцать».
Еще поправка по курсу. Поправка по высоте.
«Вега», видите цель?»
«Вижу».
На экране бортового радиолокатора появилась отметка цели. Андрею больше не нужны указания земли. Он сам выводит ракетоплан на цель. Цель в перекрестии. Машинально, по привычке палец лег было на тумблер системы управления снарядов. Но Андрей его тут же отдернул: снарядов нет. Снаряд — «МАК» и он сам…
Секунда…
Еще одна…
Андрей и враг на пересекающихся курсах. Вопрос только в том, чтобы настичь «Кобру» прежде, чем та, огрызаясь, откроет огонь по Андрею. Скорость «МАКа» выше скорости «пе-икса». Но Андрею этого мало. Рука на рычаге дожигания: топливо ему больше никогда не понадобится. Страшной тяжестью жмет спинка сиденья в рывке «МАКа» — вперед, еще вперед! Счет переходит на сотые доли секунды. Андрей ясно чувствует, как пот стекает по спине, по ногам…
***
На земле каждый по-своему переживал происходящее. Для Ивашина Андрей был не просто любимым учеником и офицером. Нечто большее, чем свои знания, свой опыт и свою любовь, вложил генерал в этого человека. Чувство, что в Андрее должны жить, остаться после него, Ивашина, его собственные взгляды на жизнь, на работу, на службу, не покидало Ивашина. Пожалуй, никогда отчетливо не определяя этого слова — ни вслух, ни мысленно, но всякий раз, видя Андрея или думая о нем, генерал переживал нечто похожее на раздвоение самого себя: словно на свете жил, двигался, думал второй он, второй Ивашин. И сейчас вот Ивашин был уже не здесь, не на земле. Он был на высоте десятков километров, держал в руках управление «МАКом».
Доклад офицера:
— Товарищ генерал, «Вега»… задание выполнила.
Короткая, совсем короткая пауза. Ивашин спросил:
— Просит посадку?
— Никак нет…
Ивашин молча посмотрел в матовую пустоту экрана и, не оборачиваясь, вышел.
Когда ему доложили, что третий «пе-икс», появившийся следом за двумя первыми, сбитыми Андреем, уничтожен залпом ракетчиков, Ивашин несколько мгновений молча глядел на докладывающего офицера, потом коротко кивнул и только сказал:
— Ага.
Словно и это само собою разумелось, как то, что произошло с теми двумя.