Такого бурного совещания в штабе УФРА еще не бывало:

Тигерстедт и Хойхлер без стеснения перебивали друг друга.

— При чем здесь я? — В раздражении Хойхлер снова посадил на нос свои большие роговые очки, чего никогда не делал в присутствии иностранных генералов. — Это же ваша идея, господа: непрерывно держать в воздухе самолеты с ядерным вооружением.

— Но я вовсе не приказывал сажать в них пьяные экипажи! — крикнул Тигерстедт. — Нужно же было быть идиотом, чтобы уронить бомбу именно теперь. Вы думаете, что нам уже ничего не остается, как поддерживать вашу версию: советский самолет и так дальше?.. Но один господь бог знает, как неудачно выбрано время!..

— А через год вы бы сказали: «Еще два-три-четыре», — усмехнулся Хойхлер.

— Да, приходится по крайней мере использовать эту выдумку, хоть она и представляется мне идиотской, — поддержал его розовощекий красавец адмирал Баттенбери. Приподняв бровь, он уронил монокль в подставленную ладонь и важно пожевал, правильно, как у куклы, очерченными губами.

Все сидевшие за столом генералы знали, что Баттенбери глуп, но он служил здесь чем-то вроде тени правительства ее величества, поэтому все делали вид, будто готовы принять всерьез все, что он скажет.

— Преступление русских должно быть отмщено — кара господня постигнет Россию, — торжественно возгласил он. — Если верить сообщениям, Галич признался, что на нем форма советского офицера. Этого довольно для самых решительных действий! Возмездие, господа, жестокое возмездие! Его требует небо! — Баттенбери воздел руки.

— Да, мир уже знает о беспримерном коварстве русских, — торжествующе воскликнул Хойхлер и положил перед генералами сообщение, переданное по его приказанию радиостанциями УФРА: «В канале выловлен один из участников неслыханного преступления Советов: красный офицер, называющий себя Леславом Галичем…»