Найденов пришел в себя от нестерпимого жара, опаляющего голову. Горела меховая одежда, тлел сбившийся на сторону шлем. Он сорвал его и стал бить по горящей одежде рукавицами. Это плохо помогало. Тогда он сообразил, что рядом есть более действенное средство — вода. Волны ударяли в остатки самолета. Найденов окунулся в ледяную воду. Огонь больше не угрожал ему.

Левая плоскость, где был расположен бак, который успели залить бензином, оказалась оторванной взрывом от центроплана и отброшенной далеко в сторону. Фюзеляж и другая плоскость продолжали держаться на воде благодаря пустым бакам — центральному и правому крыльевому. Большая часть кабины уже наполнилась водой, хвост погрузился. Найденов надеялся, что некоторое время остатки машины еще продержатся на поверхности моря. Но какой ему от этого прок, он и сам не знал. По-видимому, человек уж так устроен, что во всякой оттяжке конца, даже явно бесцельной, он склонен видеть благо.

Найденов подошел к отсеку радиста. Там по-прежнему лежал Витема, связанный и втиснутый в узкое пространство между переборкой и станцией.

Найденов стоял в раздумье, что делать с пленником, когда раздался какой-то слабый звон. Остатки самолета качнулись, и Найденов полетел в воду…

* * *

С тех пор, как находившийся в море спасательный буксир «Пурга» перехватил призыв горящего фашистского танкера о помощи, прошло немало времени: Иван Никитич не сразу согласился на предложение Элли, пользуясь темнотою, подойти к танкеру, взять его на буксир и отвести к себе.

«Если экипаж ко времени подхода «Пурги» покинет танкер, — задача сведется к тому, чтобы справиться с огнем. Если же у немцев хватит выдержки не покинуть судно, то, пожалуй, придется вернуться ни с чем», — думал старый капитан.

Стоя рядом с Элли на ходовом мостике «Пурги», он вглядывался в метущееся над горизонтом зарево пожара.

— Эй, на руле! Держи ближе к танкеру с наветра. — И мгновенно переключившись на английскую речь, обратился к Элли: — Товарищ Глан, прикажи готовить шлюпку — пойдешь на танкер.

Скоро дыхание пожара стало опалять стоящих на мостике «Пурги».

Иван Никитич почесал затылок.

— Такое разве потушишь?!

— Все-таки разрешите взглянуть, — сказала Элли.

— Словно отсюда не видать? Бензин. Давно взорвался. Гляди, на что палуба похожа. Просто чудом на плаву держится.

— Может, людей снять надо?

— Э! Все давно изжарились либо сбежали…

— Разрешите все-таки спустить шлюпку? — настаивала Элли.

Капитан нехотя согласился. Тали скользнули в блоках шлюпбалок. Через несколько минут шлюпка Элли отвалила от борта «Пурги». Когда она скрылась в дыму, стлавшемся по морю вокруг пожарища, из той же самой дымовой пелены показался немецкий сторожевой катер. Расчеты двух сорокапятимиллиметровок, стоявших на носу и на корме «Пурги», не раздумывая, открыли по нему огонь.

С борта немецкого катера заговорили крупнокалиберные пулеметы, а через минуту и носовая пушка. Людям спасательного буксира, не предназначенного для боя, было трудно состязаться хотя бы и с маленьким боевым кораблем. Через несколько минут «Пурга» получила два прямых попадания в борт, против котельной. Буксир окутался клубами пара.

Травя пар из пробитого котла, «Пурга» пыталась отойти под ветер, чтобы воздвигнуть между собою и немцами корпус горящего танкера. Но выйти на его подветренную сторону оказалось невозможным. Удушающий черный дым и палящий жар заставили Ивана Никитича тут же отказаться от своего плана. Он решил, что самое правильное — поскорее уйти в битый лед. Прочный корпус буксира позволяет углубиться в него дальше, чем это удастся немецкому сторожевику. Но старик помнил о шлюпке Элли. Он не мог бросить на произвол судьбы товарищей. Потянув рукоятку ревуна, он дал несколько тревожных сигналов. Из клубов дыма показалась шлюпка. Ее заметили и гитлеровцы и очередями из пулеметов тотчас загнали обратно в дым. Так повторилось раз, другой. Иван Никитич понял, что немцы не дадут им соединиться, и решил под огнем противника войти в полосу дыма, а там, как за дымовой завесой, принять своих людей.

Старик не боялся пробоин в бортах судна. Он знал, что прочный корпус «Пурги» разгорожен достаточным числом непроницаемых переборок. Лишить буксир плавучести не так-то легко. К тому же ремонтные средства «Пурги», предназначенные для починки чужих корпусов, сноровка ее экипажа — все это позволит быстро залечить полученные раны. Поэтому капитан смело шел к намеченной цели.

До полосы дыма оставалось рукой подать, когда гитлеровцы по очертаниям «Пурги» поняли, с какого рода судном имеют дело. Командир немецкого катера рассудил, что мелкими снарядами трудно пустить ко дну это прочное судно. И вот катер, дав полные обороты машинам и оставляя за кормою высокий бурун, описал циркуляцию и повернулся кормою к борту «Пурги». Когда ее приземистый корпус уже скрывался в дыму, от кормы немца по направлению к «Пурге» протянулась белая борозда торпедного следа. С «Пурги» этой борозды видеть не могли, но последовавший в гуще дыма мощный взрыв с достоверностью сказал, что торпеда достигла цели.

Командир сторожевика схватил мегафон и крикнул на корму торпедистам:

— Благодарю за меткий выстрел!

Матросы повернулись к мостику и уже открыли рты для положенного уставом ответа командиру, но их никто не расслышал: голоса потонули в грохоте расцветшего светло-желтым сиянием взрыва.

Прошло несколько секунд.

Сверху на то место, где только что был катер, на клокочущую вздыбленной пеной поверхность воды падали его обломки. Воздух был еще наполнен запахом взорванного тротила, когда послышалось журчание воды, стекающей с рубки и с палубы поднимающейся на поверхность подводной лодки. Со стуком откинулась крышка люка. Несколько человек, выскочивших на палубу, с интересом и удивлением смотрели на место взрыва.

— Чистая работа, — спокойно произнес по-немецки статный белокурый офицер, судя по всему, — командир лодки. Он взял бинокль и стал рассматривать показавшуюся из-за клубов дыма шлюпку и сидящих в ней двух людей, которые вели себя так, словно не замечали всплывшей подлодки.

Элли, потрясенная происшедшей на ее глазах гибелью двух кораблей, не отрываясь, следила за поверхностью воды. Она надеялась найти хоть кого-нибудь из своих товарищей. Неужели весь экипаж «Пурги» погиб?

Она всматривалась в плавающие обломки. Тут смешались останки обоих кораблей, и трудно было сказать, что принадлежит «Пурге», что — немецкому катеру.

Матрос сильными ударами весел гнал шлюпку Элли то в одну, то в другую сторону. Так подгреб он к двум темным предметам, оказавшимся безжизненными телами в раздувшихся спасательных жилетах. Когда шлюпка приблизилась к ним, Элли издала громкий крик и вскочила так порывисто, что едва не упала за борт: она узнала Найденова! Голова другого человека была замотана мешком.

Занятая вытаскиванием из воды Найденова и Витемы, Элли действительно не заметила, как приблизилась подводная лодка. Когда же она и матрос, наконец, увидели стоящих на палубе подлодки немцев, — о сопротивлении уже не могло быть и речи.

Но вдруг новый возглас радости и изумления вырвался у Элли. В стоящем впереди всех командире лодки она узнала Житкова. Но что за странные знаки подает он ей! Его лицо замкнуто, у него чужие, холодные глаза… Да, да, ясно: он требует молчания.

— Сопротивление бессмысленно, — крикнула Элли. — Нужно сдаваться! — И первой выскочила на палубу лодки.

— Взять пленную, — раздались слова команды, отданной Житковым. Он обернулся к помощнику и тем же тоном приказал:

— Накормить и привести ко мне для допроса.

— Здесь есть больные… — робко сказала Элли и указала на Найденова и Витему, успев уловить при этом, какого труда стоило ее мужу не издать при виде друга крика радости.

Житков резко крикнул по-немецки:

— Буфетчика ко мне!.. — И, когда из люка показались квадратные плечи Мейнеша, указал на Найденова и Витему и тихонько сказал:

— Обоих возьмете под свою охрану и на свое попечение. — С этими словами рука Житкова крепко сжала плечо Мейнеша: — Головой своей ответите, если тот, кто в этом мешке, заподозрит, где находится. Понятно?

Мейнеш молча кивнул и потянулся было к мешку, но Житков резко отстранил его руку и повторил:

— Если он узнает, что за корабль его принял…

И опять Мейнеш ответил молчаливым кивком. Он легко поднял Найденова и перенес внутрь лодки. Вернувшись за Витемой, несколько мгновений в раздумье смотрел на мешок, потом поднял его и понес туда же. Житков смотрел ему вслед. Он дорого дал бы за то, чтобы знать, догадался ли Мейнеш о том, кого несет.