Житков приказал Мейнешу положить Найденова и Витему в командирской каюте. Койка и крошечный диванчик-рундук у столика оказались занятыми. Житкову предстояло спать на палубе или вовсе уйти из своей каюты. Но это его не пугало. Не хотелось только оставлять Витему: ведь кляп придется вынимать, чтобы тот мог поесть, а, это небезопасно, — Витема должен молчать.

Ключ от каюты Житков опустил себе в карман и всякий раз, когда Мейнеш ходил туда, сопровождал его. К его удивлению, ни Мейнеш, ни Витема не делали попытки заговорить. Посторонний наблюдатель мог бы подумать, что они никогда прежде друг друга и не знали. Но что, если Мейнеш проникнет в каюту, когда Житкова там не будет? Присутствие одного только Найденова может не смутить их.

С появлением на лодке Витемы положение усложнилось настолько, что Житков пришел к заключению: нужно отбросить мысль о продолжении плавания. Правда, он был теперь на лодке не одинок — у него появилось сразу два союзника, но один из них — Найденов — пластом лежит на койке и едва ли сможет быть полезен в борьбе; другой союзник — Элли. Этого слишком мало для того, чтобы завладеть лодкой в случае, если мистификация Житкова будет раскрыта.

Сидя у постели Найденова, Житков с волнением вглядывался в черты похудевшего, бледного лица друга. Скоро ли к нему вернутся силы?

После того, как Найденову и Витеме дали по стакану коньяку, они крепко спали. Пользуясь этим, Житков велел привести к себе Элли. Поминутно оглядываясь на Витему, которому он не стал бы доверять, даже если бы тот стоял на пороге могилы, Житков шепотом обрисовал жене положение.

Элли перебила его, не дослушав:

— Но неужели ты из-за угрожающей нам опасности поведешь лодку домой? — расстроилась она. — Нет, надо попытаться использовать этот исключительный случай. Понимаешь, немецкая лодка идет в немецкую базу! Лодка делает там, что хочет. — Глаза Элли горели, она говорила взволнованно: — Мы торпедируем немецкие корабли, стоящие в самых укрытых фиордах. Мы нанесем им такой удар!..

Житков обнял и крепко поцеловал жену.

— Нет, дорогой храбрец! Моя задача — привести эту лодку в нашу базу. Она должна быть изучена во всех подробностях, со всеми ее «тактическими особенностями». Как ни увлекательна нарисованная тобою картина, но я не имею права на такое приключение. Может быть, потом, если Ноздра позволит, нам и удастся совершить на этой же лодке такой поход, а теперь — домой. Но вот кто может испортить нам всю игру, — заметил Житков, указывая на спящего Витему. — Если он сумеет сговориться с Мейнешем…

— Витема ни звуком не перекинется с Мейнешем. Ты прикажешь мне, пленной женщине, ухаживать за больным. Он не будет знать, что это немецкий корабль.

— Но уверена ли ты, что Витема не попытается, обманув тебя, установить связь с экипажем?

— Запрети Мейнешу входить сюда. Об остальном позабочусь я.

— Пожалуй, ты права.

С этого времени Житков редко заглядывал в свою каюту. Уверенный в изолированности Витемы, он старался как можно больше быть среди офицеров, чтобы в случае чего уловить признаки опасности. Но пока ничего подозрительного в их поведении не замечал.

Найденов приходил в себя. Глядя на Витему, Житков вспоминал их безмолвное состязание в каюте «Марты»: кто раньше наберется сил для борьбы?..

Житков рассказал Найденову о своем плане. У Найденова не нашлось возражений, кроме единственного: Житкову трудно будет одному привести лодку в нашу базу. В последний момент, когда экипаж поймет, что происходит, лишняя пара пистолетов может решить исход.

— Через день-два я смогу встать. Значит, нужно выиграть время, — сказал он.

Войдя в кают-компанию, где он теперь ел вместе с офицерами, Житков объявил:

— Господа, я приступаю к выполнению операции. Мы нанесем врагу хороший удар в его собственной базе!