Уже несколько дней Житков находился в суровом убежище, куда привели его Нордаль и Элли. В пещере было не слишком уютно. Но Элли оказалась права: это уединенное место было единственным, где Житков мог чувствовать себя в безопасности. По ночам девушка навещала его, приносила пищу. Часами сидела она на корточках у входа в пещеру, не спеша рассказывая о жизни острова или слушая его рассказы о России.

Когда солнце уходило за горизонт настолько, что длинные тени соседних гор заслоняли вход в пещеру, они садились у входа, и Житков с жадностью подставлял лицо свежему морскому ветру. Он отдыхал от влажной духоты пещеры, от вынужденной неподвижности.

В эти дни Элли была единственным человеком, чей голос слышал Житков. Ему нравилась эта живая, энергичная девушка, порой казавшаяся сильной, мужественной, а порой вдруг становившаяся застенчивой, почти робкой.

Это случалось чаще всего, когда они оставались с глазу на глаз в серебряном сиянии ночи. В такие минуты Житков не раз ловил на себе лучистый взгляд ее больших глаз. Он знал, что, кроме забот, ничего не доставляет ей, знал, какое трудное и опасное путешествие совершает она каждый раз, пробираясь к пещере. На пути от поселка к ущелью лежал ледник — один из многочисленных ледников, прорезающих плато острова. Зеркальную поверхность ледяной реки рассекала гигантская трещина. Когда Житков, по пути в пещеру, впервые увидел эту трещину, он невольно подумал, что Элли заблудилась. Нужно было родиться здесь, вырасти на этом острове, среди его гор и ущелий, исходить вдоль и поперек его глетчеры, чтобы с такой уверенностью, как это сделала Элли, найти узкий лаз, ведущий вниз, в самую пропасть, и без колебаний устремиться по нему. Глубоко внизу, в недрах ледяного колодца, было достаточно узко, чтобы без труда преодолеть пространство, разделяющее берега пропасти. Но подъем на противоположный край трещины показался Житкову вдвое сложнее спуска.

Это-то путешествие девушка и совершала еженощно ради того, чтобы принести Житкову термос с обедом и посидеть с ним часок-другой. По ее словам, старый Глан уже сговорился с Нордалем: когда будет подготовлено бегство с острова, Житкова отведут к слесарю. Однако потом этот план изменился. Решили, что пребывание беглеца у Нордаля, пользующегося у немцев репутацией неблагонадежного, было бы опасно. Поэтому Нордаль договорился с новым пастором: Житков получит приют в его домике или, если понадобится, даже в церкви.

Сегодня ночью Элли пришла к Житкову особенно оживленной. Все шло отлично. Адмирал получил у немцев разрешение на дальний лов. Через два дня он уходит в море, а вместе с ним — Элли. Они возьмут Житкова и высадят его на дальних островах, куда заходят промысловые суда с материка.

— Я рада за вас! — сказала Элли.

Но в тоне ее Житкову послышалась грусть:

— Что с вами, Элли?

— Нет, нет… ничего! — Она отвернулась.

— Элли… — удивленно пробормотал Житков.

Он притянул к себе девушку и крепко поцеловал ее. Элли вырвалась.

— Так не нужно!.. — пробормотала она, отвернувшись, и стала тереть щеку, в которую ее поцеловал Житков. Потом с деланной веселостью сказала: — Вот, посмотрите лучше, какой подарок я вам принесла.

И протянула Житкову старую трубку-носогрейку.

— Спасибо. Теперь мне остается только разжиться табачком, — усмехнулся Житков.

Элли с торжеством вытащила из кармана кожаный кисет, украшенный ярким изображением национального флага.

— Это вам от отца… А трубка — от меня. Я нашла ее недавно на берегу.

Они поговорили еще несколько минут. Прощаясь, Элли сказала:

— В следующий раз я приду уже для того, чтобы отвести вас к пастору.

Когда Житков, нагнувшись к фонарю, стал набивать трубку табаком, сердце его едва не остановилось: донышко старого чубука было заделано монеткой, совсем маленькой серебряной монеткой. Да это же трубка Бураго, та самая трубка, которую он в свое время получил из рук Мейнеша у ворот музея! Но как могла она оказаться на берегу острова Туманов? Должно быть, Мейнеш снова завладел ею, пока Житков был болен, а потом потерял здесь. Или она побывала в руках Витемы?..

— Эй, Элли!.. Эй!

Только эхо откликнулось на его зов. Житков подбежал к трещине. Но найти спуска он не мог. Тогда, свесившись через край пропасти и забыв об осторожности, он крикнул вниз:

— Элли!..

Эхо, похожее на грохот снежного обвала, ответило из пропасти. Житков в испуге отпрянул. Ему показалось, что от этого страшного шума рухнут ледяные стены.

Он вернулся в пещеру, снова взял трубку и стал ее разжигать. Но трубка плохо тянула. Житков вынул мундштук, чтобы продуть его. Из мундштука торчал кусочек бумажки. Житков вытащил его и хотел бросить в огонь, но заметил, что на бумажке что-то написано. Развернув испачканный никотином листок, он прочел: «Ищите меня на «Марте». А.Б.»

Житков узнал руку Бураго.