Вынырнув на поверхность, Санька жадно глотнул воздух. Первым побуждением мальчика было подальше уйти от струи, отбрасываемой винтами удаляющейся «Воли», и отдохнуть. Он отплыл в сторону, быстро освободился от обуви и парусиновых брюк и лег на спину.

Над головою мальчика расстилалась бесконечная синь жаркого неба. Санька огляделся. Он не сразу увидел голову офицера за высокими гребешками буруна. Остен-Сакен вынырнул по другую сторону следа линкора. Их разделяло расстояние в несколько десятков метров. Мальчик быстро поплыл. Почти уже настигая немца, он вдруг услышал за спиной какое-то шипение, бульканье. Санька оглянулся и едва не глотнул от удивления и испуга воды: в какой-нибудь сотне футов пенился бурунчик! Черная труба перископа быстро вырастала над поверхностью моря.

Невольно глянул он в сторону порта, где стояла единственная подводная лодка «Нерпа». Ее силуэт по-прежнему вырисовывался у стенки. Значит, это не «Нерпа». После первого испуга радость овладела юнгой. Взмахивая руками перед перископом, он старался привлечь к себе внимание. Перископ быстро подымался из воды. Пена с шипением сбегала с показавшейся рубки. Санька закричал от радости, но тут же захлебнулся собственным криком: на рубке был ясно виден черный железный крест и большая немецкая буква «И». Это увидел и Остен-Сакен. Он тоже стал размахивать рукой. На рубке показались люди. Они с любопытством глядели на пловцов. Остен-Сакен крикнул что-то по-немецки. Ему ответили. Лодка сбавила ход, совсем застопорила. Рыжий подплыл к ней. Конец мелькнул в воздухе. Барон схватился за него и вылез на палубу, Санька видел лица немцев, слышал их разговор, но не понимал его. Остен-Сакен что-то сказал офицеру, показывая в сторону мальчика. Офицер отдал приказание. Матрос выбрал конец и снова ловко бросил его Найденову. Но Санька не взял его и торопливо поплыл прочь. Однако очень скоро он услышал за спиной шипение воды: лодка двигалась следом за ним и скоро настигла его. Снова мелькнул в воздухе леер. Санька увернулся от скользнувшей по плечу петли. Немцы смеялись. Концы появились в руках у всех, кто был на рубке. Они наперебой закидывали их, пытаясь поймать мальчика петлей. Он устал увертываться, нырять. Сердце свинцовым молотом стучало в груди. Он понял, что борьба бесполезна, перестал взмахивать руками и стал погружаться. Последнее, что он видел, была по-прежнему яркая синева родного черноморского неба. Саньке показалось, что по всему лазоревому фону широкими, яркими полотнищами разостлались флаги сигнала: «Погибаю, но не сдаюсь».

Санька пришел в себя на тесной верхней палубе немецкой лодки. Первое, что он увидел, было длинное лицо с мокрыми рыжими бачками — Остен-Сакен. Придавив мальчику грудь коленом, он с помощью матроса быстро связывал ему ноги.

— Теперь ты пойдешь кормить черноморских рыбок, — произнес барон. — Понял? Ну, отвечай: понял?

Санька стиснул зубы. Барон ударил его ногой. Он смотрел на мальчика с таким видом, словно придумывал, что бы еще сделать со своим маленьким пленником, Но в эту минуту раздался крик немецкого офицера:

— К погружению! Русский самолет над нами!

Матросы поспешно спустились в люк. Барон нагнулся над Санькой, посмотрел в глаза, с видимым наслаждением плюнул ему в лицо и последним исчез в рубке. С тяжелым лязгом захлопнулся люк. Лодка быстро погружалась. Вода шипела и пузырилась вокруг рубки. Волна лизнула борт, перекатилась через палубу, накрыла Саньку и, подхватив его, сбежала за корму.

Прыжок в смерть — Ну, что, малец, крепко тебе досталось? — услышал Санька над собою знакомый голос.

Мальчик с трудом открыл глаза. В голове стоял тяжелый туман. Неодолимая слабость сковывала тело. Тошнило.

Санька лежал на мягком песке на берегу, около гидробазы… Рослый матрос склонился над ним. Словно сквозь дрему слышал он, как люди над ним говорили что-то ласковое, ободряющее. Почувствовал, как его поднимают, несут. «Спать, спать!» — было единственным желанием.

Прошло немало времени, прежде чем Санька снова открыл глаза. Сквозь разорванную надвое и давным-давно не стиранную занавеску в окно дежурки рвались потоки света и тепла. Гудели мухи, где-то, казалось, очень далеко, пробили склянки. Санька насчитал шесть ударов. Он осторожно шевельнулся. На запястьях рук увидел белоснежные жгуты бинтов. Так же заботливо были перевязаны ноги и царапина на плече от пули Остен-Сакена. Санька окончательно пришел в себя и засмеялся от радостного ощущения бодрости. В голове метнулась пугающая, но очень ясная мысль: «Паша!.. Житков!» На память пришел весь разговор Остен-Сакена в каюте «Воли».

Санька вышел на спуск гидробазы. Ослепительное сияние, отбрасываемое неподвижной водой, заставило его зажмуриться. Словно уснувшие птицы, покоились на горячих досках слипа гидросамолеты. Около них не было ни души. Санька шел вдоль аппаратов, трогал их рукою, будто желая убедиться в реальности того, что он снова у себя, на любимой базе, среди милых его сердцу летающих лодок. Он с грустью оглядел аппараты. Тяжко вздохнул: брошены на произвол судьбы. Часть офицеров ушла на «Воле», с Тихменевым. Летчики из матросов перешли на миноносцы, оставшиеся в Новороссийске. Рабочие мастерских разбрелись кто куда. Тишина, не нарушаемая даже обычным шуршанием ветра по расчалкам гидросамолетов, царила на базе. Неподвижный зной висел в воздухе. Трудно дышалось. Радостное оживление, за минуту до того владевшее Санькой, сменилось тяжелым чувством бессильной злобы на бездушных дрянных людей, которые могли забыть службу, оставить свои самолеты! Это казалось ему непостижимым. Сердце щемило от жалости к боевым птицам, брошенным, как ненужный хлам. Сесть бы вот сейчас в аппарат, взяться за ручку и лететь, лететь куда глаза глядят…

Санька перелез через борт ближайшего гидросамолета и уселся за управление. Впервые он чувствовал себя здесь полным хозяином. Потрогал сектор, подал команду воображаемому мотористу: — Контакт!

И сам себе ответил:

— Есть контакт!

— Лететь собрался? — послышался вдруг над его головой насмешливый голос.

Санька смущенно поднял глаза и увидел унтер-офицера Ноздру, одного из немногих летчиков, оставшихся на базе. Санька недаром считал Тараса Ноздру своим другом. Матрос действительно любил разбитного, толкового парнишку. Больше всех приложил он сегодня усилий к тому, чтобы выловить мальчика из воды после погружения немецкой подлодки.

Ноздра присел на борт гондолы. Тонкая тельняшка плотно облегала крепкое, большое тело. Закатанные по локоть рукава обнажали мускулы загоревших рук. Ноздра поднес к глазам бинокль.

— Сейчас начнут топить корабли, — сказал он.

Санька даже привскочил:

— Сейчас?.. Топить?!

— Назначено на три часа… Вон «Свободную Россию» уже буксируют на большую воду.

— Где, где? — испуганно пролепетал Санька. — Тарас Иванович! Мне надо сейчас же туда, на линкор.

Мальчик задыхался от волнения.

— Эка, хватился! — сказал Ноздра. — Сейчас «Керчь» будет его торпедировать.

— Тарас Иванович, нельзя этого, нельзя! — со слезами в голосе крикнул Найденов. — Там Пашка!

— Какой еще Пашка? Оттуда все давно смайнались.

— Тарас Иванович, — не унимался Санька, — вы ж мне друг, Тарас Иванович! Пашка там!.. Его туда Тихменев с приказом к Терентьеву послал. Если не убили они Пашку, Негде ему больше быть!

Ноздра соскочил с борта лодки и пристально поглядел на мальчика.

— Думал, бредишь ты, малый…

Больше он не сказал ни слова, полез в самолет. Да Найденов и не нуждался в словах. Он понял: сейчас Ноздра полетит к «Свободной России». Вот это человек! На самолете они мигом догонят линкор. Не ожидая приказаний, Санька выбрался на палубу лодки и взялся за винт. Мотор был запущен. Санька прыгнул в кабину и махнул рукой. Ноздра дал газ. Гидросамолет с плеском и шипением врезался в воду и побежал, оставляя за собой пенистый след. Срываемые воздушной струей брызги серебряным туманом стлались за аппаратом. Через минуту он оторвался от воды: Ноздра взял направление на внешний рейд.

Гидросамолет проходил над миноносцем. Названия не было видно. Санька и Ноздра заметили, как от борта другого миноносца, стоявшего на траверзе первого, протянулась по воде белая пенистая полоса — след выпущенной торпеды. Оба поняли, что торпедой стреляла «Керчь». За шумом мотора они почти не слышали взрыва. Видели только, как высоко к небу поднялся сверкающий столб кипящей воды и разлетелся прозрачным туманом. Сквозь этот туман Найденов увидел высоко вздыбившийся нос смертельно раненного корабля. На нем ярко горела медь надписи: «Фидониси». Ноздра сорвал шлем и склонил голову, словно перед ним было тело погибшего друга.

Гибель «Фидониси» послужила сигналом ко взрывам на остальных кораблях, где были заложены подрывные патроны. Одна за другой хлестали по воде струи желтого пламени. Воздух дрожал и стонал от взрывов. На кораблях, в вихрях воды, поднятых взрывами, трепетали яркие полотнища флагов. Все тот же традиционный предсмертный клич русских боевых кораблей: «Погибаю, но не сдаюсь».

— Тар… Ив… ныч!.. — надсаживаясь, крикнул летчику Санька. — Садитесь… Ближе к линкору!

Ноздра отрицательно качнул головой и показал вниз: «Керчь» полным ходом шла к «Свободной России», чтобы нанести ей последний, смертельный удар торпедой.

— Сейчас дадут торпедный залп! — крикнул Ноздра Саньке в самое ухо.

Мальчик стиснул кулаки:

— Пашка там… Пашка!

Самолет проходил над линейным кораблем. Просторные палубы были пусты. Гордо вздымались к небу стройные башни мачт с неподвижно повисшими флагами сигнала. Будто приготовившись к залпу, смотрели на правый борт орудия главной артиллерии.

Санька растерянно огляделся: сейчас от борта «Керчи» протянется к линкору пенистый след торпед, раздастся взрыв, и Пашка…

Нет, этого не может быть, не должно быть! Любою ценой спасти друга! Санька решил сделать последнюю попытку уговорить Ноздру сесть. Уже потянулся было к матросу, но зацепился за какой-то толстый белый конец, свисающий внутрь корпуса лодки. Жюкмес!.. Санька откинулся внутрь лодки и стал лихорадочно искать лямки парашюта. Быстро надел их, застегнул на груди. Теперь остается выпрыгнуть за борт, Санька не думал о том, что будет дальше. Он знал одно: другого способа попасть на корабль нет. Между тем Ноздра сделал такой крутой вираж, что самолет забился в лихорадочной дрожи. Снова пошел прямо к «Свободной России», Видно было, как за кормою «Керчи» спадает бурун. Приблизившись к линкору на дистанцию торпедного выстрела, миноносец застопорил машины.

Самолет подходил к линкору. Прежде чем Ноздра успел понять, что происходит у него за спиной, Санька подтянулся на руках и перелез через борт лодки на крыло. К встречному потоку воздуха присоединялась тяга высоко расположенного винта. У мальчика едва хватило сил, чтобы, цепляясь за стойки бипланной коробки, не дать втянуть себя этому мощному вентилятору. Прошло несколько минут, прежде чем удалось выбраться на середину крыла. Казалось, все сговорилось не пускать его, мешать ему: встречный ветер, рвавший на нем одежду; путаница дрожащих, свистящих на все голоса растяжек; наконец, тянущийся за спиной строп жюкмеса, — чтобы протащить его между стойками, пришлось отстегнуть карабин. На несколько мгновений Санька повис над бездной, даже не связанный с парашютом. Его маленьким пальцам не сразу удалось снова защелкнуть у воротника тугой карабин толстого белого стропа. И тут мальчику стало страшно. Ведь он никогда не прыгал с парашютом! Даже толком не видел, как прыгают. Только слышал однажды рассказ о том, как летчик прыгнул с загоревшегося самолета, как не раскрылся парашют… Было невыносимо страшно. Так страшно, что он не мог не только посмотреть вниз, но даже обернуться на Ноздру. Обернешься — и тогда… тогда может не хватить смелости на прыжок.

Санька закрыл глаза и судорожно сжал перед лицом маленькие ладони. Ведь так нужно было нырять…