Туман все еще стоял в голове Найденова, когда показалось, что он слышит родную речь. Кроме того, он отчетливо слышал острое жужжание и ритмический гул — шум судовых механизмов. Придя, наконец, в себя, Найденов с первого взгляда понял, что находится на борту корабля. Больше того: по раздававшейся вокруг русской речи он понял, что корабль этот свой, советский, родной. Не помня ни о чем другом, кроме того, что он у себя дома, Найденов сделал попытку вскочить, но услышал суровый окрик:

— Лежать смирно!

Но даже этот резкий приказ показался ему дружеской лаской.

— Да будет, товарищи, я уже понял: свои! — сказал он.

— Не разговаривать! — сурово повторил тот же голос, и Найденов увидел приблизившегося к нему старшину.

— Я же свой, что вы кричите? — улыбнулся Найденов.

Сильным движением старшина заставил Найденова опуститься на койку.

— Приказываю молчать — значит, молчи!

— Товарищ старшина, доложите командиру, что я свой, советский командир.

Старшина насмешливо оглядел Найденова.

— Чисто по-нашему научился… паразит…

— Отсюда вывод, — послышался рядом молодой веселый голос. — Из тех специалистов, которых они к нам в тыл засылают.

Найденов оглянулся и увидел молодого краснофлотца в берете.

— Что за шум? — раздался возглас вбежавшего в отсек старшего лейтенанта.

Увидев Найденова, он крикнул:

— Кто разрешил ему встать с койки?..

— Я требую одного: видеть командира корабля и говорить с ним.

— Все, что вы хотели бы сказать командиру корабля, можете сказать мне: я его заместитель.

Его прервал гудок телефонного зуммера. Старшина снял трубку.

— Да, четвертый отсек. Да, товарищ капитан третьего ранга, старший лейтенант здесь. — И, обернувшись к лейтенанту: — Вас к аппарату…

Старший лейтенант взял трубку.

— Сибирка слушает.

Закончив служебный разговор, он сказал:

— Пленный заявляет, будто он вовсе не немец. Он называет себя советским командиром… Посмотреть на него? Есть, сейчас приведу.

Идя следом за Сибиркой, Найденов с удовольствием приглядывался к лицам краснофлотцев, провожавших его сумрачными взглядами.

Сибирка постучал в дверь каюты. Спокойный голос ответил оттуда: «Войдите», и Сибирка отодвинул створку. У маленького столика сидел командир. Лицо его было освещено лампой. При виде его Найденов остановился как вкопанный, а пораженный Сибирка увидел, как командир корабля, издав крик изумления, бросился навстречу пленнику и они стиснули друг друга в объятиях.

В следующее мгновение Сибирка, не успев отскочить от бросившегося в его сторону пленника, почувствовал, как тот крепко обвил его шею рукой и звонко поцеловал в щеку.

Житков в двух словах объяснил своему заместителю, кого тот видит перед собой. Сибирка хотел оставить друзей, но Найденов удержал его.

— Прежде всего, прошу вас поставить перед Нильсом столько харча, сколько он может съесть. А во-вторых, не считаете ли вы, товарищи, что нужно подумать о спасении моих верных друзей — Йенсена и Лунда, оставшихся на льду. Бедняги, наверно, беспокоятся о нашем исчезновении, не говоря уже о том, что им грозит верная смерть от голода. Их нужно доставить в первый же норвежский пункт, который будет по пути.

Когда они остались одни, Найденов засыпал друга градом вопросов, а в заключение спросил:

— Что означает таинственное поведение твоих людей, так ловко схвативших меня на льду? Даю голову на отсечение, я не видел ни одного из них!

— И не мог видеть, будь у тебя хоть две пары самых зорких глаз. Они были невидимы.

Голос Найденова радостно задрожал, когда он воскликнул:

— Значит, Паша… — Он не мог договорить, за него досказал Житков:

— Да, твоя жена кое-чего добилась. К моему возвращению на родину задача подогреваемого покрытия была решена.

— Подогреваемого?

— Пока — да. И его можно было уже применить для подогреваемой ткани, — как в летной одежде. Теперь у нас три таких комбинезона.

— Понятно!

— Но беда в том, что люди не могут отойти от лодки дальше, чем позволяет питающий провод.

— А батареи?

— Если бы ты знал, сколько энергии пожирает такой комбинезон!

— Ладно. Второй вопрос: куда девались твои люди, прыгая под лед? Я не видел рубки подлодки.

— Разве непонятно? Если можно одеть человека, значит, можно одеть и рубку!

— Чехол из ткани?

— Вот именно. Поэтому наш корабль и носит название «ОН-1».

— Что это значит?

— «Опытная невидимая — первая».

— Если бы ты знал, как я завидовал тебе каждый раз, когда думал, что ты уже дома и работаешь над своей невидимостью! А мое «ухо», небось, так и застряло на мертвой точке.

— Напротив, когда мы пройдем в рубку акустика, ты увидишь, как работает «ухо Найденова».

Найденов радостно схватил Житкова за руку:

— Ты не шутишь, Паша? Неужели добились? Вот молодцы! Пойдем скорей к акустику!

— Погоди, успеем, — сказал Житков. — Ты сам сможешь испытать «ухо», когда мы встретимся с противником. Наша опытная охота еще далеко не кончена. По пути домой предстоит еще кое-что проверить. Скажи-ка мне, во-первых, удалось ли покончить с нашими общими «друзьями» — Витемой и Мейнешем?

— Увы, Витему я так больше и не видел, а Мейнеш ускользнул из рук, хотя лежал уже связанный в моей комнате.

— Жаль, очень жаль…

— Думаю, что теперь они больше не опасны.

— Как диверсанты и шпионы, конечно, — согласился Житков. — Двери в Советский Союз для них закрыты. Но не следует забывать, что они готовы вцепиться в нас зубами при первой возможности.

— Вот этих-то возможностей у них больше и не будет, — уверенно произнес Найденов. — Уж не воображаешь ли ты, будто после войны на земле воцарится рай?..

— Нет, до рая далеко, но песенка гитлеровцев спета. Двадцать второго июня сорок первого года они сами определили свою судьбу. Мы приспособим их к мирному труду; заставим восстановить своими руками все, что разрушили, залечить все раны, нанесенные человечеству… Но сегодня для меня самое главное то, что скоро я буду на родине! — воскликнул Найденов. — Впрочем, я и сейчас уже чувствую себя на родной земле. Палуба твоей лодки — достаточно твердая почва, чтобы, стоя на ней, чувствовать себя человеком. Ах, Паша, если бы ты знал, какая зависть меня брала к тем, кто имел возможность вот так, как ты, чувствовать себя полноценным командиром, гражданином, выполняющим свой долг перед родиной.

— Будто ты там развлекался…

— И все-таки это не то. Я мечтаю о другом: штурвал в руки — и в воздух!

— Ты еще насладишься, этим вдоволь! А теперь не хочешь ли привести себя в порядок? Погляди-ка на себя в зеркало. Стыд и срам, стыд и срам…

Житков ласково подтолкнул друга к переборке. Найденов увидел в зеркале свое лицо, покрытое щетиной, спутанные волосы… Поверх багрового загара — полосы копоти от примуса, с которым приходилось постоянно возиться на «Ундине».

— Да, пожалуй, в таком виде неловко ступать на родную почву.

Житков поглядел на часы.

— Через час — обед. Я познакомлю тебя с кают-компанией. Замечательный народ! — Он открыл шкафчик. — Вот здесь брюки, китель, ботинки. Мойся, брейся, переодевайся, а мне пора в центральный пост — вылавливать Йенсена и Лунда. С удовольствием пожму им руки!

Оставшись один, Найденов сбросил платье и подошел к умывальнику. Он уже намылил было щеку, как вдруг невольно вздрогнул, услышав за спиной приглушенный голос. Найденов не сразу сообразил, что это всего лишь радио. Но то, что он услышал, заставило его широко и радостно улыбнуться собственному отражению:

«За выдающиеся заслуги в области создания новых видов вооружения для Военно-Морского Флота присвоить инженер-контр-адмиралу Бураго, Александру Ивановичу, звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и молот»…»

С раскрытым от удивления ртом Найденов обернулся к репродуктору и машинально спросил:

— Вы не ошиблись?

Черная воронка репродуктора высокомерно молчала.