ЧАСТЬ 52

Лондон — Инны

Город Лондон, со времен похождений пиквикистов сильно раздвинувший свои пределы, охватывал тогда Сити, Вестминстер и непосредственно примыкающие к ним территории — на левом берегу Темзы и район Саутуорк, называемый также Боро, — на правом берегу (ч. 55). Своими предместьями он уходил и четыре окружавшие его графства: на левом, северном берегу Темзы —Эссекс (на восток) и Мидлсекс (на запад); на правом, южном берегу — Кент (на восток) и Саррей (на запад). Эта южная часть Лондона очень часто поэтому называется Саррейской стороной Темзы. Мрачный Джемми упоминает о театре на Саррейской стороне Темзы, то есть на правом, или южном, ее берегу. Речь, по-видимому, идет об одном из театров, которые Диккенс усердно посещал в детстве (ч. 5) и юности (ч. 7).

Действие «Записок» развертывается главным образом в двух районах Лондона: Сити и Боро.

Сити — «город» — центральный район, в котором сосредоточивается деловая жизнь Лондона. Это район торгово-промышленных, банковских, адвокатских контор и других такого же рода учреждении.

Сити располагается на левом берегу Темзы, и ограничивающая его набережная простирается от Темпля почти до самого Тауэра («башня», «крепость с башнями»), стоящего уже вне Сити, являвшегося некогда крепостью и королевским замком, превращенного затем в государственную тюрьму, которая была не только местом заключения, но также пыток и казней до 1820 г.; позже — арсенал (оружейная палата). В одной из своих острот Сэм Уэллер упоминает о Тауэре (гл. 22, XXV). Тауэр встречается также в «Легенде о принце Блейдаде» (гл. XXXVI).

Темпль («храм») — обширный массив старинных зданий, группирующихся вокруг храма, воздвигнутого в XII веке рыцарями ордена тамплиеров (храмовников), и тянущихся параллельными рядами к югу, к набережной, на которую выходят сады Темпля. С XIV века все эти здания находятся во владении юридических обществ. Внутренний и Внешний (последний как официальное место и название давно не существует) Темпли различались по местоположению: в пределах собственной земли Сити и за его границами. Здания, расположенные между ними, выделялись под названием Среднего Темпля. Здесь помещались некоторые судебные учреждения, а кроме того, сосредоточивались многочисленные конторы адвокатов (ч. 40) — в домах, известных под именем Иннов, служивших также местом жительства обучавшихся юриспруденции молодых людей, одиноких адвокатов, юридических клерков и т. п. Начало тридцать первой [в наст, издании — двадцать седьмой. Ред.] главы дает яркую характеристику этого квартала Лондона и канцелярий Темпля, где выдаются судебные приказы (ч. 39), подписываются постановления суда, регистрируются декларации и пускаются в ход всевозможные орудия мучения подданных его величества. Сюда Додсон и Фогг посылают Уикса зарегистрировать декларацию против Рэмси (гл. 17, XX), здесь получили они судебные приказы по делу мистера Пиквика, — «первоначальный» и о вызове свидетелей (гл. 27, XXXI), здесь же Уэллер-старший подписывал афидавит о мнимом отказе сына уплатить фиктивный долг отцу (гл. 39, XLIII).

Инн — в вышедшем из употребления значении: «городской дом», «дворец», а также «общежитие»; в сохранившемся и распространенном значении: «гостиница», «постоялый двор». Упомянутые Инны Внутреннего и Среднего Темпля, а вместе с ними еще два Инна, дома которых были расположены за пределами Сити: Грейз-Инн и Линкольнс-Инн (по имени первых владельцев: графа Линкольна и лорда Грея Уилтонского) назывались, в специфическом смысле, Судебными Иннами. Они представляли собой вольные некорпоративные юридические сообщества, обосновавшиеся в названных домах, им же и принадлежащих. Эти сообщества ведут начало с конца XIII века, когда духовенство перестает практиковать в судах и его место занимают светские профессора права, «ученики» и «студенты», сосредоточившиеся в окрестностях Вестминстера, который был определен согласно Великой хартии постоянным местопребыванием Королевского суда. Как сообщает Фортескью, известный английский юрист, принадлежавший к одному из Иннов в XV веке, Судебные Инны были своего рода юридическим университетом, где студенты постигали право и богословие, а также учились танцам, пенью и музыке: посему эти общежития (hostels), будучи юридическими рассадниками (seminaries), и получили название Судебных Иннов. Каждый Судебный Инн имел свою общую столовую, библиотеку и часовню. Из своих домов и квартир они извлекали значительный доход. Инны управлялись советом старейших членов, так называемых бенчеров (bencher — «тот, кто сидит на судейской скамье», — в этом устаревшем смысле встречается у Шекспира). Судебные Инны обладали дискреционной властью допускать пли не допускать кандидатов к званию барристеров (ч. 40) без указания мотивов своего решения, но на практике главным основанием их решения было «доброе поведение» кандидатов, а не действительная юридическая подготовка. Инны устанавливали также дисциплину, которой должны были подчиняться их члены, И имели право лишить барристера звания и практики.

С северной стороны Темпль западным концом улицы Флит-стрит, идущей параллельно набережной Темзы, отделяется от обширного здания, во времена «Пиквика» не существовавшего, в котором располагается в настоящее время девятнадцать судебных учреждений, в том числе и Канцлерский суд, раньше помещавшийся в Линкольнс-Инне. Пройдя квартал этого здания по улице Чансери-лейн, перпендикулярной Флит-стрит, мы достигаем квартала строений Линкольнс-Инна (с XIII в.), занимающего по левой стороне улицы по крайней мере вдвое больше места, чем судебные учреждения. Во внутреннем дворе Линкольнс-Инна расположены Старый и Новый его скверы, откуда есть открытый выход на просторную зеленую площадь Линкольнс-Филдс («Линкольнские поля»). Несколько южнее Линкольнс-Филдс пролегает небольшая улица Портюгел-стрит, где находился Суд по делам о несостоятельности (ч. 43), в котором мистер Соломон Пелл сделал несостоятельным должником одного из друзей мистера Уэллера-старшего (гл. 39, XLIII). Трактир, где праздновалось это «обеление», где был подготовлен самоарест Сэма Уэллера (гл. 39, XLIII) и где вспрыскивалось утверждение завещания миссис Уэллер (гл. LV), по словам Диккенса, находился прямо против Суда, на той же Портюгел-стрит. Как устанавливают историки Лондона, этот трактир назывался «Лошадь и Грум». В Старом сквере (Олд-сквер) Линкольнс-Инна помещалась контора сарджента Снаббина, куда проник к нему мистер Пиквик (гл.27, XXXI); в Новом сквере была контора мистера Моллоя, у которого Диккенс состоял клерком до поступления к Блэкмору (ч. 7).

Севернее Линкольнс-Инна, отделенный от него широкой улицей Холборн, по которой Джоб Троттер бросился бежать к мистеру Перкеру с поручением от Сэма Уэллера (гл. 43, XLVII), начинается Грейз-Инн с его знаменитыми садами, разбитыми Бэконом (начало XVII в.). Этот Инн (существует с XIV в.) также занимает целый квартал — первый от угла Холборна и к северу по улице Грейз-Инн-роуд. В Грейз-Инне помещалась контора мистера Перкера (гл. 17, XX; 48, LIII), куда и направился мистер Пиквик после неудачного визита к Додсону и Фоггу и после «освежения», во время которого мистер Уэллер-старший вновь обрел сына и познакомился с мистером Пиквиком (гл. 17, XX). Контора уже была закрыта, и мистер Пиквик пошел отыскивать Лоутена в таверну «Сорока и Пень», находившуюся близ Клейр-маркета и примыкавшую к задней части Нью-Инна (несамостоятельного Инна, подчиненного Среднему Темплю). Это был район к западу от Линкольнс-Инна, который в начале XX века подвергся перепланировке, в результате чего Нью-Инн был снесен, а от Клейр-маркета, переполненного в изображаемое время кабачками, торговавшими джином (см. «Очерки Боза» — «Картинки с натуры», гл. 22), осталось только скромное воспоминание в виде коротенькой улички. В этом районе никогда не существовало таверны под названием «Сорока и Пень», и комментаторы предполагают, что прототипом места отдыха мистера Лоутена и его друзей был один из кабаков на Портюгел-стрит (см. выше). Здесь упоминание о посещении мистером Пиквиком Грейз-Инна. дает повод старому Бемберу рассказать «Историю об эксцентрическом клиенте» (гл. 18, XXI). В «Путешественнике не по торговым делам» Диккенс в самых мрачных красках описывает Грейз-Инн, возвращаясь к некоторым эпизодам, упомянутым Джеком Бембером.

В 1827—1828 гг. Диккенс состоял клерком в адвокатской конторе Эллиса и Блэкмора (ч. 7), которая одно время находилась в сквере Грейз-Инна, куда он поместил и контору мистера Перкера Сюда также сарджент Снаббин посылал за мистером Фанки (гл. 27, XXXI) в Холборн-корт («Холборнский двор» Грейз-Инна, — «кстати Холборн-Корт переименован теперь в Саут-сквер», — поясняет Диккенс от себя и таким образом — для него редкий случай — избегает анахронизма, ибо переименование относится к 1829 г., и Перкер, который называет адрес мистера Фанки, не мог этого сказать. После свидания с сарджентом Снаббином мистер Пиквик и Перкер прохаживались по скверу (не «Южному») Грейз-Инна, где была контора Перкера (конец гл. 27, XXXI).

Кроме этих четырех главных Иннов, существовало еще девять, им подчиненных; из них в «Пиквике» упоминается названный Нью-Инн и Клиффордс-Инн (гл. 18, XXI), подчиненный Внутреннему Темплю и помещавшийся против него, по другую сторону Флит-стрит, в самом начале Чансери-лейн, с правой стороны. На правой же стороне этой улицы стояли дома закрытого к концу XIX века и снесенного Сарджентс-Инна, находившегося на особом положении и принадлежавшего юридическим сарджентам (ч. 40), куда мистер Пиквик вместе с мистером Перкером отправились из квартиры мистера Нэмби (перед переездом мистера Пиквика во Флитскую тюрьму) для получения Habeas corpus (ч. 35; гл. 36, XL). В кофейне этого Инна освежались приятели мистера Сэма Уэллера, провожая его во Флитскую тюрьму (гл. 39, XLIII).

В одном из Иннов, — в Фернивалс-Инне, подчиненном Линкольнс-Инну и перестроенном в 1818 г. для сдачи меблированных комнат, жил Чарльз Диккенс в 1834—1836 гг.; здесь начаты «Посмертные записки Пиквикского клуба», и здесь написана большая их часть.

 

ЧАСТЬ 53

Тюрьмы в Сити

Флит-стрит — одна из самых старых улиц Лондона, бывшая на протяжении всей его истории оживленной магистралью и излюбленным местом столпотворений, шествий и беспорядков. В XIV и XV веках волнения студентов-правоведов и подмастерьев — обычное здесь явление. Впоследствии Флит-стрит с ее бесчисленными кабачками и тавернами — постоянная арена публичных скандалов, принимавших иногда грандиозные размеры благодаря огромному скоплению народа, привлекаемого сосредоточенными здесь дешевыми аттракционами в виде панорам, балаганов, карликов, великанов, чудовищных животных, восковых фигур и т. п. В XVIII веке улица приобретает более деловой вид, на ней обосновываются уличные торговцы, редакции и конторы журналов и газет. У Диккенса она фигурирует во многих романах. Со времени Диккенса Флит-стрит подверглась очень большим изменениям, но остается одной из самых деловых улиц. С восточного конца она замыкается площадью, к северу от которой, перпендикулярно к Флит-стрит, идет Феррингдон-стрит, где (на восточной стороне) стояла долговая Флитская тюрьма — Феррингдонский отель, как ее именует по этой причине мистер Рокер (гл. 37, XLI). Феррингдон-стрит называлась раньше Флит-маркетом («Флитским рынком»), потому что на середине улицы был устроен рынок, после заключения протекавшей здесь речки Флит, притока Темзы, в подземные водосточные трубы (1737 г.) на этот рынок стремился арестант № 20, о котором рассказывает Сэм Уэллер (гл. XLI).

Флитская тюрьма на этом месте существовала уже в нормандские времена (XII в.); позже (в XVI в.) тюрьма наполняется пострадавшими за религиозные убеждения, а с середины XVII века становится долговой тюрьмой. В XVIII веке нравы управления тюрьмой отличались особой распущенностью и обилием злоупотреблений вследствие вымогательства тюремщиков и обычая, позволявшего «блюстителю Флита», как назывался начальник Флитской тюрьмы (the Warden of the Fleet), пересдавать аренду (отголоски чего отмечаются Диккенсом — конец гл. 36, XL: сдача внаем постели, ср. гл. 37, XLI, и даже комнаты с мебелью, гл. 38, XLII). В годы ознакомления Диккенса с Флитской тюрьмой (1830—1834 гг.) в ней содержалось от 700 до 900 должников. Во время восстания 1780 г., описанного Диккенсом в романе «Барнеби Радж», Флитская тюрьма была разрушена, но вскоре восстановлена и закрыта только в 1842 г. (снесена позже). Здание тюрьмы состояло из четырех этажей, называвшихся галереями, и подвала, известного под именем Ярмарки (также Варфоломеевской ярмарки). Диккенс не забывает упомянуть эти специфические названия (гл. 37, XLI). Налево от входа в дежурную комнату находился Живописный двор (прозванный так потому, что стена здесь была покрыта грубыми рисунками), отделенный высокой стеной от Феррингдон-стрит, а за тюрьмой — двор для игры в мяч, где были площадки для игры в мяч и кегли. Подробности внутреннего устройства тюрьмы и нравов ее изображены в «Пиквике» с достаточной полнотой (гл. 36, XL — 38, XLII; 40, XLIV; 43, XLVII).

Во Флите Диккенс развязал обе параллельные завязки своего повествования, посадив туда Джингля с Троттером, а затем и миссис Бардль.

В восточном направлении продолжением Флит-стрит служит короткая улица, которая выводит на огромную площадь, настолько загроможденную колоссальным собором Святого Павла, что от всей площади остается сравнительно узкий обод в виде обегающей вокруг собора улицы, носящей название Сент-Полс-Черчард («Погост Святого Павла»). Близ этого места находился дом Докторс-Коммонс («Докторской общины», ч. 43; здание снесено в 1867 г.), куда ходил Джингль за брачным разрешением (гл. 9, X), где мистер Уэллер-старший против воли был вовлечен в женитьбу на вдове (ib.), где он же после ее смерти регистрировал завещание (гл. LV) и где, наконец, начал свои мытарства сапожник, с которым Сэм Уэллер познакомился во Флитской тюрьме (гл. 40, XLIV). В эти края, в кофейню «Рог», популярную среди дельцов Сити, мистер Пиквик, принимая друзей, посылал из Флитской тюрьмы за вином (гл. 40, XLIV).

Прорыв в северо-восточной части кольца Сент-Полс-Черчарда открывает проход на часто упоминаемую в английской литературе улицу Чипсайд, во времена «Пиквика», как и ныне, очень оживленную, облюбованную ювелирами и торговцами шелковыми изделиями; в средние века она была заселена богатыми горожанами, посредине ее находился большой рынок («Cheap»), и она служила главным местом торжественных процессий, празднеств и т. п. Продолжением ее в обратном направлении, на северо-запад, несколько севернее собора Святого Павла, можно считать улицу Ньюгет-стрит, западный конец которой образует угол с улицей Олд-Бейли. На этом углу высится в настоящее время здание Центрального уголовного суда, воздвигнутое на месте здания прежнего уголовного суда (на который переносится название «Олд-Бейли») и уголовной тюрьмы, известной под именем Ньюгет. Джек Бембер сравнивает (гл. 18, XXI) Ньюгет с тюрьмой Маршалси (см. ниже, ч. 55).

Ньюгетская тюрьма существовала с начала XIII века; с конца XVIII века (1783 г.) здесь совершаются казни, прежде (с конца XII в.) проводившиеся на Тайберне (близ современной Мраморной арки на Оксфорд-стрит), о котором упоминает Сэм Уэллер, когда катит в тачке мистера Пиквика (гл. 16, XIX). В начале XIX века Ньюгетом перестали пользоваться как долговой тюрьмой, а со средины XIX века, в течение около тридцати лет, в ней содержались только ожидавшие приговора; затем она и вовсе была закрыта, но старое здание окончательно снесено только в начале XX века. В 1780 г., во время восстания, описанного Диккенсом в романе «Барнеби Радж», эта тюрьма была осаждена, подожжена и разрушена; в «Очерках Боза» («Картинки с натуры», гл. 24, 25) изображены суд в Олд-Бейли и Ньюгетская тюрьма первой трети XIX века. Сэм Уэллер выказал большую преданность мистеру Пиквику, когда объявил ему о своей готовности разделить его судьбу даже в Ньюгетской тюрьме (гл. 39, XLIII).

 

ЧАСТЬ 54

Места жительства мистера Пиквика

Идя прямо на север от слияния улиц Ньюгет-стрит и Чипсайд, попадаешь на Олдерсгет-стрит (южная ее часть носит название Сент-Мартен-ле-Гранд), которая подводит к северной границе Сити и продолжением которой уже за границей Сити была Госуэлл-стрит. В настоящее время Олдерсгет-стрит идет дальше на север и переходит в Госуэлл-роуд, включив в себя, таким образом, бывшую Госуэлл-стрит. Бересфорд Чанселлор, автор специальной работы «Лондон Чарльза Диккенса» (1924 г.), замечает: «Можно с уверенностью сказать, что какой бы интерес ни представляла Госуэлл-стрит для отдельных лиц, для всего мира она — только местожительство мистера Пиквика. Стоу упоминает о ней, значит, это — старая улица, но ее действительная история начинается 13 мая 1827 года». На Госуэлл-стрит мистер Пиквик занимал скромное помещение в квартире миссис Бардль, состоявшее, по-видимому, всего из двух комнат и особого отделения для его маленькой «французской кровати» (гл. 11, XII). Отсюда начались все его приключения (гл. 2), здесь разыгралась сцена, послужившая завязкою всего повествования, здесь был нанят на службу к мистеру Пиквику мистер Уэллер (гл. 11, XII) и т. д.

В северном направлении Госуэлл-стрит переходила в Госуэлл-стрит-роуд, которая кончалась в Пентонвилле,— в то время пригороде, населенном преуспевающими клерками Сити (ср. ниже); кляча кэбмена, давшая повод к первому приключению мистера Пиквика, по словам самого возницы, проводила в Пентонвилле те редкие часы, когда не ходила в упряжи (гл. 2). Госуэлл-стрит пересекала часть Лондона, непосредственно примыкавшую с севера к Сити, — Кларкенуэлл. К северу от последнего находятся огромные резервуары, известные под названием Нью-Ривер-Хед, с которыми Диккенс сравнивает выходившие выпусками (ч. 10) «Записки Пиквикского клуба» (гл. IV, начало). Эти резервуары, предназначенные снабжать водою северную часть Лондона, были сооружены в начале XVII века (Хью Мидлтоном), причем вода подавалась к ним по искусственно проложенной Нью-Ривер («Новой реке»), параллельной притоку Темзы Ли, из родников в графстве Хартфордшир, лежащем к северу от Мидлсекса.

Чипсайд, склоняясь несколько к югу, ведет дальше в восточном направлении и через улицу, служащую ей непосредственным продолжением, выводит на вторую центральную площадь в Сити, от которой радиусами расходятся во все стороны по крайней мере восемь улиц; три из них растопыренными пальцами тянутся дальше на восток: Корнхилл, Ломбард-стрит и еще одна, загибающаяся к югу и ведущая к Лондонскому мосту. На эту площадь выходят огромные здания Английского банка. Биржи и так называемый Меншен-Хаус, дворец лорда-мэра (городского головы) Сити, официальное его местопребывание в течение года, на который он выбирается. Небольшая, идущая на север улица в восточном конце Чипсайда выводит на Грешем-стрит (см. ниже) и ведет к Гилдхоллу, — это Кинг-стрит, куда выбежал один из судебных приставов, выкрикивая искаженное имя свидетельницы Клаппинс (гл. 30, XXXIV).

Контора Додсона и Фогга помещалась на улице Корнхилл в проходе Фрименс-Корт (гл. 15, XVIII), в котором когда-то торговал чулками и шерстяными изделиями будущий автор «Робинзона Крузо» Даниель Дефо (1660—1731). «мудро рассудив, — как было замечено по этому поводу, — что если королевский двор может обойтись без политических трактатов, то народ не может обойтись без чулок» (цит. В. Скотт, Biografical Memoirs). На Корнхилл мистер Уэллер вытащил мистера Пиквика после его перебранки с Додсоном и Фоггом, и отсюда рассеянный мистер Пиквик побрел мимо Меншен-Хауса по Чипсайду к Грейз-Инну, к мистеру Перкеру, свернув на Чипсайде в боковой переулок освежиться грогом, что послужило началом возобновления дружбы младшего и старшего Уэллеров (гл. 17, XX).

На Корнхилле, в одном из переулков у Биржи, находилось кафе Гэрреуэя (по имени владельца — Томаса Гэрреуэя), из которого мистер Пиквик посылает фигурирующие на суде записочки (гл. 30, XXXIV). Кофейня Гэрреуэя не раз упоминается в произведениях Диккенса; в XVIII веке она играла роль клуба, куда сходились купцы для своих биржевых сделок и писатели для обмена политическими и другими новостями (как об этом упоминается в «Спектейторе» Аддисона и Стила). В XVII и XVIII веках она славилась чаем, который там впервые продавался в розницу; в известном «Дневнике» С. Пеписа под датой 25 сентября 1660 г. значится: «Посылал [к Гэрреуэю] за чашкой чаю (китайский напиток), которого раньше никогда не пил». Кафе уничтожено в 1874 г., и в последние пятьдесят лет, то есть и во времена «Пиквика», славилось уже не столько чаем, сколько хересом и сэндвичами.

На площади перед Меншен-Хаусом развлекался Сэм Уэллер, когда шел на свидание с отцом в «Синем Борове». «Синий Боров», большой заезжий двор, существовал в Лондоне (маленький Копперфилд, кстати, был доставлен в Лондон в гостиницу, называвшуюся «то ли “Синий Бык”, то ли “Синий Боров”», гл. 5), но в «Пиквике» его местоположение указано неточно; исследователи диккенсовской топографии не сходятся в решении вопроса: переменил Диккенс название постоялого двора или его адрес. Леднхоллский рынок (где Сэм купил «валентинку» для Мэри, гл. 29, XXXIII) расположен в самом начале улицы Леднхолл-стрит, которая является продолжением Корнхилла в восточном направлении и ведет в кварталы Олдгета, упираясь в главную его улицу — Олдгет-Хай-стрит.

В этом квартале жил оппонент мистера Пиквика, мистер Блоттон (гл. 1). Олдгет (Ald-gate), по всей вероятности, искаженное «All-gate», что могло значить: общие, для всех открытые ворота, — с эпохи римского владычества — выход из Сити в восточные графства. Эта часть города со времен Генриха II Анжуйского (середина XII в.) была населена евреями, которым Генрих оказывал «покровительство», за что с евреев взимался огромный налог в пользу короля, ибо евреи составляли, по выражению той поры, «королевскую собственность». Это, однако, не остановило колоссального погрома, учиненного при вступлении на престол сына Генриха, Ричарда I (Львиное Сердце), как не остановило разгрома еврейских домов баронами, наступавшими на брата и преемника Ричарда — Иоанна (Безземельного) и вздумавшими восстановить полуразрушенные ворота, воспользовавшись для этого камнем, из которого были построены еврейские дома (1215 г.). В начале XVII века эти ворота были снесены и на их месте сооружены новые, окончательно уничтоженные в середине XVIII века.

От Олдгетских бывших ворот в северо-западном направлении, вдоль границы Сити, на месте рва, примыкавшего к городской стене, проходит упоминаемая Диккенсом при описании Суда по делам о несостоятельности улица Хаундс-дич (гл. 39, XLIII). По неумеренной гиперболе Диккенса, в этом суде зараз можно видеть больше старого платья, чем на всем Хаундс-диче в течение года. Когда в начале XVI века это место было впервые замощено, оно сразу сделалось главной лондонской барахолкой и таковой оставалось в течение столетий; воскресное утро на Хаундс-диче до сих пор может доставить интересный материал художнику и наблюдателю.

На северо-востоке Олдгет выводит вон из Сити в населенные бедными ремесленниками и эмигрантами кварталы Уайтчепла, главная улица которого, длинная Уайтчепл-роуд, продолжает Олдгет-Хай-стрит в северо-восточном направлении. На той части Олдгет-стрит, которая лежит за бывшими воротами, в кварталах Уайтчепла стояла гостиница «Бык» (снесена в 1868 г.), где мистер Уэллер-старший принял в ипсуичскую карету мистера Пиквика и мистера Магнуса (гл. 17, XX; 19, XXII). Непосредственным продолжением Уайтчеплской дороги служит Майль-Энд-роуд, у заставы которой мистер Уэллер-старший высказывая свое психологическое наблюдение по поводу сторожей, взимающих проездной сбор (гл. XXII).

На Ломбард-стрит, улице банкиров и финансистов, «самой богатой улице мира», в самом начале ее, близко к углу, образуемому ею и улицей Корнхилл, в проходном дворе Джордж-Ярд помещалась гостиница «Джордж и Ястреб», куда переехал мистер Пиквик, расставшись с миссис Бардль. Вернувшись из Ипсуича после разоблачения Джингля, он в ней обосновался с Сэмом (гл. 23, XXVI). Эта старинная гостиница, упоминаемая Скелтоном, сатирическим поэтом конца XV — начала XVI века, пользовалась одно время популярностью среди писателей и была особенно любима Диккенсом, который часто обедал здесь. Она сохраняет название «Старого Пиквикского заезжего двора», и предполагаемая комната мистера Пиквика служит местом собраний некоторых диккенсовских обществ. Отсюда мистер Пиквик с Сэмом отправились, по вручении пиквикистам повесток в суд (ч. 40), к мистеру Перкеру, по Чипсайду и Ньюгет-стрит, которая вывела их на Холборн, кратчайшим путем к Грейз-Инну; по пути мистер Уэллер старался развлечь мистера Пиквика рассказом об исчезнувшем колбаснике (гл. 27, XXXI). Здесь же, в «Джордже и Ястребе», мистер Пиквик был арестован и сюда же вернулся по выходе из Флитской тюрьмы; наконец, здесь остановился мистер Уинкль после своего брака, и здесь произошло заключительное свидание мистера Пиквика с мистером Уэллером и мистером Уинклем— старшими (гл. 50, LVI).

Когда Джексон, клерк Додсона и Фогга, шел к мистеру Пиквику для вручения его друзьям свидетельских повесток, он, по словам Диккенса, «направил свои стопы прямо к Сан-Корту» (гл. 27, XXXI). Комментаторы давно отметили здесь описку у Диккенса: Сан-Корт («Солнечный двор») поставлен вместо Джордж-Ярда («Георгиевского прохода»; Сан-Корт находился на противоположной стороне Корнхилла).

От северо-западного угла Английского банка до Сент-Мартен-ле-Гранд, параллельно Чипсайду, проходит Грешем-стрит, восточная часть которой во времена «Пиквика» называлась Кейтетон-стрит. На последней помещалась фирма «Билсон и Слам», при которой состоял торговым агентом Том Смарт, рассказчик двух эпизодов (гл. XIV и XLIX). С Кейтетон-стрит был въезд к упомянутому Гилдхоллу (ратуше, «городской думе» Сити), где происходило заседание Суда Общих Тяжб, на котором разбиралось дело «Бардль против Пиквика» (гл. 30, XXXIV).

Гилдхолл существует на этом месте с XII века, но самые ранние из сохранившихся древних частей здания относятся к началу XV века. В XVII веке здания Гилдхолла сильно пострадали от пожара, но были восстановлены; реставрация и расширение продолжались и в дальнейшем. С Гилдхоллом связаны многие исторические моменты английской жизни и вся история лондонского Сити. Известны банкеты, которые ежегодно устраиваются в зале Гилдхолла в день лорда-мэра (9 ноября), когда члены правительства выступают с политическими и программными речами. В одном из корпусов Гилдхолла в течение нескольких столетий (почти до конца XIX в.) происходили судебные заседания, и среди разбиравшихся здесь дел немало исторически важных политических процессов. В настоящее время в этом корпусе находится картинная галерея; в библиотеке Гилдхолла есть специальный отдел (с 1908 г.) — Национальная диккенсовская библиотека.

К северу от восточного конца Грешем-стрит идет Кольмен-стрит, в одном из переулков которой, Белл-элли (собственно, Грей-Белл-элли), Диккенс поместил арестантскую камеру мистера Нэмби, куда Смауч доставил мистера Пиквика непосредственно после ареста. Как отмечает сам Диккенс, расстояние от «Джорджа и Ястреба» до квартиры Нэмби было очень невелико, и мистер Пиквик нанял карету, вероятно, только для того, чтобы не шествовать по людной улице в сомнительном обществе Смауча (гл. 36, XL).

 

ЧАСТЬ 55

Боро

Поминавшийся выше Лондонский мост связывает Сити с южной половиной Лондона, с Саррейской стороной (ч. 52), в частности с районом Саутуорк, исторически собственно Боро-оф-Саутуорк, присоединенным к Лондону в начале XIV века, но до сих пор именуемым в обиходе просто Боро. Дефо, автор «Робинзона Крузо», в описании путешествия по Великобритании (1724—1727 гг.) делает предсказание, которое ко времени Пиквика можно считать осуществившимся. «Ньюингтон, — пишет он, — протягивает руку на север и почти соединяется с Саутуорком, так что его нельзя назвать в собственном смысле самостоятельным городом, а только предместьем Боро, и когда, — говорят, это уже началось, — поля Святого Георгия [см. ниже: церковь Святого Георгия] покроются площадями и улицами, пройдет очень немного времени, и Ньюингтон, Лембет и Боро — все вместе составят один Саутуорк». Из этого видно, что уже в XVIII веке оба названия употреблялись на равных; Боро (Саутуорк) из нарицательного стало именем собственным таким же путем, как и Сити (Лондон). У Диккенса Боро, хорошо знакомое ему с детства (ч. 5), фигурирует во многих произведениях; Диккенс в особенности популяризировал именно это название.

Диккенс вводит читателя в Боро (гл. 9, X) описанием гостиницы «Белый Олень», помещавшейся на улице Боро-Хай-стрит. Эта улица является непосредственным продолжением Лондонского моста, и «Белый Олень» находится сравнительно недалеко от него, по левой стороне улицы, против рынка Боро, провинциальные посетители которого бывали вместе с тем клиентами «Белого Оленя» и на который попадает Бен Аллен, когда провожает мистера Уинкля до Лондонского моста после пирушки у Боба Сойера (гл. 28, XXXII). Гостиница «Белый Олень» существовала уже в начале XV века и во время восстания Джека Кэда в 1450 г. была его штаб-квартирой; в «Генрихе VI» у Шекспира, в сцене, которая происходила в Саутуорке, Кэд восклицает; «Разве я затем прорубил мечом Лондонские ворота, чтобы вы бросили меня у “Белого Оленя” в Саутуорке?»

Во второй половине XVII века эта гостиница сгорела, но была вновь отстроена и существовала до конца 8о-х годов прошлого столетия. Здесь-то и укрылись Джингль и мисс Рейчел Уордль, преследование которых свело мистера Пиквика с Сэмом Уэллером, состоявшим при этой гостинице коридорным.

В Боро Диккенс поселяет и юных медицинских друзей мистера Пиквика. Боб Сойер точно описывает мистеру Пиквику местонахождение своей квартиры: Боро, Лент-стрит, недалеко от Гаевского госпиталя, за церковью Святого Георгия, свернуть с Хай-стрит в первую улицу направо (гл. 26, XXX). Рассказ о пирушке у Боба Сойера начинается мастерским изображением этой улицы (гл. 28, XXXII). Гаевский госпиталь, основанный в 1721 г. книгопродавцем Томасом Гаем, где состоял практикантом Роберт Сойер, находится на полпути между Лондонским мостом и упомянутой церковью, по левую сторону улицы, хотя въезд в него не с Хай-стрит, а с боковой улицы. Кладбище этой церкви «знаменито» обилием захороненных в нем узников долговой тюрьмы Маршалси, краткую характеристику которой дает старый Бембер в «Истории об эксцентрическом клиенте» (гл. 18, XXI) и детальную картину, которой Диккенс рисует в романе «Крошка Доррит». Эта тюрьма была закрыта в 1849 г. Диккенс имел возможность присмотреться к внутренней жизни этой тюрьмы, посещая собственного отца, заключенного в ней за долги; когда вся семья переселилась к отцу в тюрьму, маленький Диккенс какое-то время (1822—1823 гг.) жил поблизости от Маршалси на Лент-стрит, в доме, в котором он поселил потом Боба Сойера. Диккенс занимал каморку в доме агента Суда по делам о несостоятельности (ч. 5, 43), и он не забывает при описании Лент-стрит упомянуть среди обитателей этой улицы представителей названной профессии (гл. 28, XXXII).

По-видимому, уже во времена своей жизни на Лент-стрит Диккенс познакомился с такими представителями английской адвокатуры своего времени, каким был мистер Соломон Пелл. Такого рода «ходатаи», по словам Диккенса, селились обычно по периферии «тюремных границ», или «Канонов» (Rules), на расстоянии не больше мили от Обелиска в Сент-Джордж-Филдс («полях Святого Георгия») (гл. 39, XLIII). Сент-Джордж-Филдс, некогда бывшие действительно полями, во времена «Пиквика» — мрачные и убогие кварталы, расположенные по западной границе Боро и восточной — Лембета. У Диккенса была возможность близко познакомиться с ними, когда он пробегал здесь на фабрику и с фабрики и когда он здесь же, в capрейских театрах, искал развлечения и поучения. Упомянутый Обелиск возвышался в ту пору почти в центре названных «Канонов», у западного конца Боро-роуд (во времена Диккенса — средина Нью-роуд), на восточном конце которой находилась тюрьма Королевской Скамьи. Эта тюрьма существовала с середины XVIII века, была разрушена, как и Ньюгет (ч. 53), во время восстания 1780 г., вновь отстроена и закрыта в середине XIX века. В ней перебывали не только упрямые должники: известный Джон Уилкс, добивавшийся и добившийся права печатать парламентские отчеты, побывал здесь; знаменитый писатель Т. Смоллетт также должен был отсидеть здесь три месяца по литературному делу и многие другие. — «Каноны Королевской Скамьи» (свои «Каноны» очень незначительного протяжения имелись и у Флитской тюрьмы) были учреждением весьма своеобразным. Они представляли собой территорию около трех миль охватом, в пределах которой за плату позволялось жить должникам, приговоренным к заключению в тюрьме Королевской Скамьи. Эта «воля» для постоянного жительства покупалась при долге в сумму до 100 фунтов за 10 гиней; при большем долге прибавлялось 5 гиней за каждые следующие 100 фунтов. Но «волю» можно было купить и на короткий срок: три дня стоили 4 шиллинга и 2 пенса за первый день, по 3 шиллинга и 10 пенсов — за следующие дни. Упоминавшийся нами У. Хон жил в «Канонах Королевской Скамьи» как раз в те годы, когда издавал свои цитированные нами книги (1826—1829 гг.). Своеобразный и в жизни (богатый человек, авантюрист, повар, солдат) и в литературе (мистификатор, публицист, поэт, историк), У. Кум (W. Combe, 1741—1823) провел в этой тюрьме и ее «границах» сорок три последних года жизни, в течение которых написал свои 86 произведений, в том числе наиболее известное «Путешествие доктора Синтаксиса в поисках живописного», в некоторых отношениях, как считают, предвосхитившее «Пиквика» (ср. Дибелиус). — В «Николасе Никльби» Диккенс характеризует «Каноны Королевской Скамьи» следующим образом: «“Границы” являются своего рода привилегированным районом, примыкающим к тюрьме и включающим примерно двенадцать улиц; должникам, имеющим возможность добыть деньги для уплаты тюремному начальству больших взносов, на которые их кредиторы не могут посягнуть, разрешается проживать там благодаря мудрой предусмотрительности тех самых просвещенных законов, какие оставляют должника, не имеющего возможности добыть никаких денег, умирать с голоду в тюрьме, без пищи, одежды, жилища и тепла, а ведь все это предоставляется злодеям, совершившим самые ужасные преступления, позорящие человечество. Много есть приятных фикций, сопровождающих проведение закона в жизнь, но самой приятной и, в сущности, самой юмористической является та, что полагает всех людей равными перед беспристрастным его оком, а благие плоды всех законов равно достижимыми для всех людей, независимо от содержимого их карманов» (гл. 46; ср. также описание лавок старьевщиков вокруг тюрьмы Королевской Скамьи в «Очерках Боза» — «Картинки с натуры», гл. 21, и изображение самой тюрьмы в «Дэвиде Копперфилде» — гл. 11 сл.).

 

ЧАСТЬ 56

За пределами Сити и Боро

За пределы Сити и Боро действие «Пиквика» выходит очень редко. Начало приключений собрало пиквикистов 13 мая 1827 г. перед отъездом в Рочестер, на площади Чаринг-кросс. В настоящее время это центральная площадь Лондона, не только в смысле ее роли в городском движении, но и в буквальном, топографическом смысле: станция Чаринг-кросс, вблизи площади Чаринг-кросс, — центр кругов, исчисляемых в милях по радиусам, которыми определяются кольца городской территории Лондона. Эта площадь лежит несколько на юго-запад от Сити, так что если идти от западного конца Флит-стрит (у Темпля) по улице Стрэнд (обе эти улицы делают дугу, параллельную изгибу Темзы), мы выйдем на Чаринг-кросс с знаменитым Трафальгарским сквером на северной стороне площади — пунктом назначения большинства демонстраций и политических митингов в Лондоне. Диккенс в «Записках Пиквикского клуба» прямо не говорит об этой площади, но названная мистером Пиквиком кэбмену гостиница «Золотой Крест» находилась именно здесь; при этой гостинице содержалась большая контора пассажирских карет (ч. 58). Мистер Пиквик, выйдя из своего дома на Госуэлл-стрит (ч. 54), прошел к Сент-Мартен-ле-Гранд (ib.), где была стоянка кэбов (ч. 59) и где он нанял кэбмена до «Золотого Креста». У последнего разыгрывается инцидент с возницей, и на сцене появляется мистер Джингль; низкие ворота гостиницы, открывавшие въезд в ее каретный двор (ч. 58), дали повод Джинглю рассказать анекдот о женщине, выехавшей из арки без головы, но с сэндвичем в руке (гл. 2). Во время похождений Пиквика Трафальгарского сквера еще не существовало; названная гостиница вместе со многими другими зданиями была снесена при разбивке сквера и перестройке площади (начало работ относится к 1829 г.).

С Чаринг-кросса пиквикисты с мистером Джинглем покатили в южном направлении по улице Уайтхолл, которая вместе с ее продолжением, Парламент-стрит, была проложена в XVIII веке на месте прежней большой дороги, ведшей в Вестминстер и проходившей через сады дворца Уайтхолл. В конце Парламент-стрит нужно было свернуть на восток, чтобы попасть к Вестминстерскому мосту, а дальше по мосту и через южные предместья Лондона дорога шла в Кент и на Рочестер (ч. 32).

Дворец Уайтхолл в XIII веке был зданием, принадлежавшим монахам-доминиканцам, а с самого конца XIII века стал лондонской резиденцией Йоркского архиепископа и назывался Йоркским домом. В XVI веке им завладевает английский король Генрих VIII; огромные прилегавшие ко дворцу пространства и сады беспорядочно застраиваются новыми дворцовыми зданиями, которые остаются резиденцией английских королей до пожара в конце XVII века; здесь также жил и умер Оливер Кромвель (1654—1658 гг.). Революция перечеркнула планы сооружения колоссального дворца; была отстроена только незначительная часть его, известная под названием Банкетного зала (ч. 46), уцелевшая от пожара и существующая по сей день. Когда рочестерская карета с пиквикистами проезжала мимо этого здания (гл. 2), Джингль, болтая, напомнил им о совершившейся здесь во время английской революции (1649 г.) казни короля Карла I. Карл был выведен на эшафот, воздвигнутый на улице у стены Банкетного зала, для чего в стене был сделан пролом на высоте между верхним и нижним центральными окнами.

Северная сторона Стрэнда образует одну из сторон сравнительно небольшого четырехугольника (меньше квадратного километра), мелко перерезанного множеством улиц и уличек, где сосредоточивается в настоящее время огромное количество театров (свыше 40), среди них —упоминаемые в «Пиквике» — Друри-лейнский (по улице Друри-лейн) и Эдельфи. Первый (открыт в 1663 г.) прославлен в XVIII веке великим актером Гарриком, выступавшим в шекспировских трагических ролях и являвшимся его директором; об этом театре упоминает Сменгль (гл. 40, XLIV), превознося своего друга Майвинза. В средине четырехугольника, ближе к Стрэнду, расположен обширный Ковент-гарденский рынок, где можно было найти цветы и плоды едва ли не со всего мира; сюда отправился переночевать в овощной корзине Джоб Троттер, после того как посетил мистера Перкера на его частной квартире с поручением от Уэллера, имевшим целью освобождение мистера Пиквика из Флитской тюрьмы (гл. 43, XLVII). Для частной квартиры мистера Перкера Диккенс избрал уютное место позади Британского музея, на небольшой площади, Монтегю-плейс, близ Рассел-сквер (гл. 43, XLVII).

Монтегю-плейс западным концом своим выходит на Гауэр-стрит, которая мимоходом упоминается вместе с Тэвисток-сквер (в этом же районе — восточнее Гауэр-стрит и к северу от Монтегю-плейс), как место, где обитали семейства, посещаемые клерками, состоявшими в ученичестве при адвокатских конторах, будущими атторнеями (начало гл. 27, XXXI). Район этот не аристократический, а скорее район «приличных» семейств, т. е. семейств более или менее обеспеченных, среднебуржуазных. На отдаленном, северном конце Гауэр-стрит жили Диккенсы в трудный для них 1824 г., когда Чарльз работал на фабрике ваксы; отсюда отец Диккенса был взят в Маршалси. Позже, уже во времена своей известности (1850—1860 гг.), Ч. Диккенс сам снимал на Тэвисток-сквер дом, в саду которого устроил маленький театр; здесь он написал «Холодный дом», «Тяжелые времена», «Крошку Доррит» и «Повесть о двух городах».

Второй из названных театров, культивирующий мелодраму, фарс и т. д., по характеристике Диккенса, — излюбленный театр клерков, посещающих его за половинную цену (начало гл. 27, XXXI); половинная цена — не какая-либо привилегия клерков, а обычай некоторых лондонских театров продавать за полцены билеты, оставшиеся в кассе, спустя полтора-два часа после начала представления.

На южной стороне улицы против вышеназванного четырехугольника, между Стрэндом и рекой, находится квартал Эдельфи. В этом квартале (на Джон-стрит) находилась гостиница Осборна (ныне отель «Эдельфи»), в которой остановились мистер Уордль с мисс Эмили и где мистер Пиквик объявил об окончании своих странствий и о выборе пристанища в окрестностях Лондона (гл. 49, LIV; 50, LVI; 51, LVII).

Один из кварталов южной стороны Стрэнда теперь занят огромной гостиницей; та часть ее, которая выходит на набережную, между прочим, попирает место, где в начале XIX века стояла упоминаемая флитским тюремщиком Рокером таверна «Лиса под холмом» (гл. 38, XLII). Тут же неподалеку находилась фабрика, где работал маленький Диккенс, и в окрестностях этой таверны он часто проводил свободные часы. Здесь маленький Дэвид наблюдал пляшущих грузчиков (ср. «Дэвид Копперфилд», гл. 11, — автобиографическая точность этого воспоминания не подлежит сомнению, и точно так же не подлежит сомнению, что Диккенс имел здесь в виду названную таверну).

 

ЧАСТЬ 57

Окрестности Лондона

Упоминаемые в «Записках Пиквика» окрестности Лондона в настоящее время почти все входят в состав города, и притом в круг четырехмильного радиуса с Чаринг-кроссом в центре. Упоминаемые пункты «неутомимых исследований» мистера Пиквика (гл. 1) Хэмстед, Хайгет и Хорнси находятся в северной части Лондона, Брикстон и Кемберуэлл — в южной. Из первых только Хорнси, расположенный прямо к северу от Чаринг-кросса, выходит за пределы круга четырехмильного радиуса. К Хорнси примыкает с юго-запада Хайгет, а к нему, также с юго-запада, — самый крупный из них, раскинувшийся в границах четвертой и третьей мили, Хэмстед со своими знаменитыми прудами и купальнями; из этих прудов получал основные свои воды приток Темзы Флит (теперь заключенный в подземную сточную трубу). Хэмстед и Хайгет расположены на холмах, откуда открываются широкие виды на город и северные окрестности. Друг и биограф Диккенса, Дж. Форстер вспоминает, что во время издания «Записок Пиквикского клуба» Диккенс любил совершать сюда верховые прогулки. Приглашая с собою Форстера, Диккенс писал ему в записочке, что знает там «хороший дом», где можно получить «горячую отбивную котлету и стакан доброго вина». Этим «домом» был ресторан «Джек-Строуз-касл» — излюбленное место отдыха нескольких поколений писателей и художников XVIII и XIX веков, часто фигурировавшее в произведениях английской литературы. В Хэмстеде же, в саду чайной гостиницы «Испанцы», известной в XVIII веке как пристанище разбойников, Диккенс заставил мистера Джексона, главного клерка Додсона и Фогга, задержать миссис Бардль и препроводить оттуда во Флитскую тюрьму (гл. 42,XLVI).

Еще южнее Хэмстеда, на восток от него, на линии двухмильного крута, у северо-восточного края Риджентс-парка (разбитого в 1812 г.), одного из обширнейших парков Лондона, где, по ироническому предположению мистера Уэллера-старшего (назвавшего его Ридженси-парком), должен был гулять Сэм, не сразу откликнувшийся на родительский зов во Флитской тюрьме (гл. 41, XLV), находится Кемден-Таун, бывший в первой четверти XIX века, во времена похождений пиквикистов, одним из беднейших пригородов Лондона и связанный с детскими годами Диккенса (ч. 2). Сюда, в «убогую лачугу», Диккенс поместил преследуемого «эксцентрическим клиентом» старика (гл. 18, XXI); он дает точный адрес «лачуги» (Литтл-Колледж-стрит, в настоящее время — Колледж-плейс), что до сих пор побуждает почитателей Диккенса отыскивать ее.

К юго-востоку от Кемден-Тауна и к востоку от Риджентс-парка расположен большой треугольник кварталов Сомерс-Таун. Эта часть Лондона, являвшаяся в начале XIX века пригородом, населенным преимущественно иностранцами, около 1830 г. уже была поглощена столицей и стала одним из излюбленных местожительств клерков Сити. Здесь жил один из клерков конторы Додсона и Фогга (гл. 17, XX). Боз, описывая лондонское утро («Картинки с натуры», гл. 1), особо отмечает момент, когда «несчетные клерки из Сомерс-Тауна и Кемден-Тауна, Излингтона и Пентонвилла (ч. 54) уже хлынули потоком в Сити или направляют свои стопы к Чансери-лейн и Судебным Иннам». По-видимому, здесь (может быть, в северной части Сомерс-Тауна) жил также Лоутен, клерк мистера Перкера, потому что, как он сам сообщает мистеру Пиквику, он проходил на службу мимо Полигона (гл. 48, LIII), представлявшего собой квартал неправильной геометрической формы в самом центре Сомерс-Тауна (ныне: Кларендон-сквер; названные дома снесены в конце XIX в.); в одном из этих домов снимала квартиру семья Диккенсов, когда Чарльз работал в конторе Эллиса и Блэкмора (1827—1828 гг.; ч. 7).

Упоминаемые в «Пиквике» южные окрестности и пригороды Лондона, за исключением Челси, все находятся по ту сторону Темзы. Челси, теперь близкая к центру часть города (за Вестминстером, вверх по левому берегу Темзы), во времена Диккенса была большой, плотно населенной пригородной деревней. Благодаря Т. Карлейлю (1795—1881), долго жившему здесь (с 1834 г. до дня смерти), имя Челси сделалось нарицательным в выражении «Челсийский мудрец». Челси в других произведениях Диккенса занимает иногда видное место, но здесь только мимоходом упомянуто в Сэмовом сравнении слезоточивого Джоба Троттера с водопроводными сооружениями в Челси (гл. 20, XXIII).

Кемберуэлл — к югу от Боро, на границе второй и третьей мили радиуса Чаринг-кросса, а Брикстон — несколько юго-западнее. В Кемберуэлле Диккенс поселил также наивного, смешного в глазах клерков конторы Додсона и Фогга должника Рэмси (гл. 17, XX), чем выразил то самое ироническое отношение к Кемберуэллу, которое проявляет и мистер Уэллер-старший (гл. 29, XXXIII). Брикстон в начале XIX века был пригородным поселком, где богатеющая буржуазия заводила себе домики с садами и конюшнями, подобно Уилкинсу Флешеру, эсквайру (гл. LV).

К западу от Брикстона находится Клэпем, куда, по предположению батского церемониймейстера, мистер Пиквик выписал целую фуру батской воды (гл. 31, XXXV), а к юго-востоку от Брикстона, между кругами четвертой и пятой мили — Далич. Далич известен своей живописностью. Здесь мистер Пиквик купил дом, где проводил остаток жизни; любимая им картинная галерея (гл. 51, LVII) в своем основном ядре была собрана по поручению последнего польского короля Станислава Августа (XVIII в.) для проектировавшейся национальной галереи в Польше, но вследствие раздела Польши осталась в распоряжении собирателя, художника-пейзажиста Барджойса (Sir P. F. Bourgeois), который завещал ее даличскому колледжу.

К югу от Лондона Диккенс поселил и двух одиноких друзей мистера Пиквика: мистера Тапмена — в живописно расположенном Ричмонде (гл. 51, LVII), на правом берегу Темзы, где она начинает свои извивы с девятой мили на запад от Чаринг-кросса и доводит их до названного центра Лондона, и мистера Уэллера-старшего — на восток от этого же центра, на том же девятимильном расстоянии, к югу от заключающего лондонскую Темзу городка Вулича, близ Шутерс-хилла, холма, с вершины которого открывался широкий вид на лесные площади Кента и в другую сторону — на Лондон.