В Дамаске нам предстояло решить нашу дальнейшую судьбу. С этим городом у нас связаны приятные и неприятные воспоминания. Здесь была наша первая большая остановка, здесь мы разработали точные маршруты начальных этапов нашего путешествия по Африке.
Дамаском заканчивался подготовительный этап этого путешествия, «разгон» длиной 12 тысяч километров. В Дамаске мы снова задали себе вопрос: имеет ли вообще смысл предпринимать столь далекое путешествие на двух машинах с объемом цилиндров 50 кубических сантиметров и в состоянии ли мы выдержать лишения, которые ждут нас на просторах африканской пустыни?
Пока еще у нас не было ни одной серьезной аварии, в Дамаске нам даже не пришлось воспользоваться услугами авторемонтных мастерских «Симсон». В своих силах мы были уверены. Ответ напрашивался сам собой: мы едем дальше.
Правда, отныне условия поездки резко ухудшались. До сих пор мы передвигались пусть по плохим, но все же по дорогам. Теперь же нам предстояло ориентироваться лишь по карте и компасу.
В представительстве ГДР нас встретили радушно. И самыми приятными воспоминаниями мы обязаны тем, кто за тысячи километров от родины служит ее интересам.
После нескольких недель напряженного ожидания пришла наконец посылка от берлинских друзей. Надо было видеть, с каким нетерпением мы ее вскрыли. Еще бы: в картонных коробках лежали камеры, от выносливости которых зависел успех нашего предприятия. Их запаса прочности должно было хватить на езду по горам и степям, по девственным лесам и пустыням.
В Дамаске же мы приобрели первые познания в арабском языке. Шофер представительства ГДР пояснил нам с затаенной усмешкой:
— В виде приветствия вы должны говорить: «Мархаба, хабиби!»
Так мы и сделали. Реакция была весьма различной. Девицы хихикали, краснея. Мужчины дружески хлопали нас по плечу. Пожилой господин из Министерства путей сообщения недовольно отвернулся. И только когда одна почтенная дама громко вознегодовала, мы узнали, что «хабиби» означает примерно «моя любимая крошка».
Дамасские друзья — а их было немало — устроили нам прощальный вечер перед долгой разлукой.
Кто мог предположить, что расстаться с Дамаском нам будет не так-то просто и что вскоре мы сможем размышлять о неисповедимых путях судьбы в следственной тюрьме сирийской столицы?
Все началось с того, что запальная свеча оказалась весьма капризной. На крутых поворотах, на перекрестках, на переездах через железнодорожные пути, т. е. там, где это менее всего допустимо, спутывались электроды и мопед останавливался. Приходилось слезать с седла, вытаскивать инструменты, вычищать свечу и ввинчивать ее обратно. Эта игра повторялась с неумолимой регулярностью каждые пять-десять километров.
На одном из подъемов мотор несколько раз устало чихнул, а потом и совсем замолк. Обладая уже немалым опытом, мы быстро справились с помехой, помянули недобрым словом плохо очищенный бензин и уже собрались стартовать, как вдруг Вольфганг спохватился, что на последней остановке забыл свои черные очки. Пока он за ними ездил, Рюдигер обозревал местность. Небольшая белая палатка в нескольких сотнях метров от него была единственным доказательством присутствия людей.
Когда Вольфганг вернулся, положение несколько изменилось. Рюдигер по-прежнему обозревал палатку, но уже изнутри. Вскоре к нему присоединился и Вольфганг. Дорогу к палатке ему помогли найти двое весьма любезных солдат. В палатке на двух полевых койках сидели еще человек шесть военных.
Безусловно, дорожные перипетии уже здорово закалили нас, приучили ко всяким превратностям судьбы. И все же, когда мы увидели два направленных нам в грудь автомата, это произвело на нас некоторое впечатление. Начальнику поста в тот день крупно повезло: задержаны сразу двое иностранцев с фальшивыми паспортами. В том, что они фальшивые, он убедился, глядя на фотографии. В противоположность нам у людей на фотокарточках не было ни усов, ни бороды. Наш вопрос: «Говорите ли вы по-английски?» — возымел неожиданное действие. При слове «по-английски» число наведенных на нас автоматов увеличилось с двух до четырех.
При столь внушительных аргументах дискутировать было нелегко, и мы покорно последовали под конвоем обратно в Дамаск.
Три часа и 50 минут ушли на поиски начальника. Еще пять минут потребовалось, чтобы выяснить, что мы всего лишь безобидные туристы. Тут же мы узнали и причину нашего ареста: добрых полдня мы ходили в английских шпионах.
Мы могли быть свободны. Только вот начальнику сирийской военной полиции надлежало еще подписать соответствующую бумажку. А если он уже ушел домой, а завтра вовсе не рабочий день, то это наше личное невезение, и никто тут не виноват.
— Иншалла, — сказали нам в утешение. — Так угодно Аллаху.
А поскольку нас надо было куда-нибудь поместить — и притом, разумеется, так, чтобы это было и дешево и надежно… — то в этих условиях лучше тюрьмы ничего не придумаешь! Мы «прогостили» в ней 40 часов.
Все эти 40 часов мы не переставали волноваться об оставшихся в пустыне мопедах и только что присланных камерах. Впрочем, без всяких на то оснований: первое, что мы увидели, выйдя из ворот нашей гостеприимной обители, были наши мопеды почти в полной целости и сохранности. Нам оставалось только занять свои места и продолжить путешествие, прерванное несколько странным образом.