Смелость часто описывают как «способность сохранять «лицо» под давлением обстоятельств». А как бы вы сами описали понятие «смелость»?

Университет штата Огайо

У меня щипало глаза, и в пазухи носа словно залили горячего свинца. Я все думал и думал об отце, о том, что он говорил в офисе.

— «У каждого мужчины должны быть внутренние обязательства…» — пробормотал я. — Лицемерный ублюдок!

Я вцепился в руль так, что побелели костяшки пальцев, но я понимал, что стоит мне ослабить хватку, как руки задрожат.

— Она его секретарша, ты можешь себе представить это? В первый раз их застукала мама. Отец тогда пообещал, что больше этого не повторится.

Гоби не отвечала, полностью поглощенная своим «Блекберри». Я перестал обращать на нее внимание. Я чувствовал, как прошлое накатывает на меня волнами и вот-вот затопит. Я погрузился в воспоминания двухгодичной давности и снова оказался в том вечере, когда вернулся домой из библиотеки, открыл дверь и наступил на осколок разбитого блюда в коридоре. Как потом оказалось, мама швырнула три таких блюда в отца, пока он шел к двери. На ней даже вмятина осталась, прямо над ручкой.

Когда я вошел в гостиную, мама сидела на диване с бокалом джин-тоника в руке и смотрела по телевизору «Танцы со звездами» с выключенным звуком.

— Она вышвырнула его из дома, — сказал я Гоби. — Он провел ночь в гостинице и когда вернулся утром, пообещал, что больше этого не повторится.

Гоби пожала плечами.

— Мужчины — свиньи:

— Да ладно, мы не все такие.

Гоби лишь кивнула и указала на поворот в ближайший переулок.

— Давай туда, — сказала она. — Паркуйся, приехали.

Она посмотрела на освещенные окна двенадцатиэтажного здания офиса неподалеку от нас, потом посмотрела на меня.

— Да, все правильно, здесь, — пробормотала она, наклонилась к сумке, вытащила пластиковые наручники и мгновенно сомкнула их у меня на запястье.

— Постой, это еще что?

Она надела на меня наручники так, что я оказался пристегнутым к рулю машины. Наручники впивались в кожу.

— Мне больно!

— Сидеть, ждать.

— Можно подумать, я могу уйти.

Она вытащила из сумки тот самый пистолет, который я уже видел раньше.

— Гоби, подожди.

Она вышла из машины и скрылась в тени здания, литовская ниндзя, твою мать… Я подергал за наручники, но они еще сильнее впились мне в кожу. На пассажирском сиденье она оставила свою сумку. Мне стало любопытно, что у нее там еще — паспорта на разные имена, какое-нибудь другое оружие или, может быть, базука?

Я посмотрел в зеркало заднего вида на улицу. Положил обе руки на руль и изо всех сил принялся сигналить. Времени было десять пятнадцать. Сейчас где-то на авеню А «Червь» начинает репетировать в «У Монти». Я снова отчаянно посигналил. Я представил, как отец ходит по дому с бокалом скотча в руке и ломает себе голову над тем, как же так могло случиться, что какая-то простая студентка по обмену узнала все о его романе с секретаршей. Я сигналил и сигналил. В мою бытность скаутом мы учили азбуку Морзе, и теперь я пытался вспомнить, как подать сигнал SOS. Но вряд ли кого-то могло удивить мое нервное бибиканье, больше похожее на звук сигнализации, чем на призыв о помощи. Мой сигнал SOS напоминал песню «Моя Шерон» в исполнении «Червя», а не сигнал бедствия.

В конце переулка появилась пара фар.

— Господи, спасибо.

Я принялся сигналить короткими сигналами и закричал в открытое окно:

— Помогите! Помогите мне! Я здесь!

Фары приблизились, и вот полицейская машина остановилась прямо за мной. Двери открылись.

Женщина — офицер полиции неспешно подошла к моему окошку.

— У вас проблемы, сэр?

Я кивнул на пластиковые наручники на запястье.

— Меня пристегнули к рулю.

— Да, сэр, я вижу.

— Девушка, которая сделала это, направилась сейчас в здание офиса. У нее пистолет. Она пошла туда, чтобы кого-то убить. Она киллер. Она литовка.

Почему последнее дополнение было важным, я не знал. Возможно, я решил, что, если я скажу, кто она по национальности, это придаст моим словам правдоподобия.

— Киллер?

Теперь женщина-полицейский смотрела на меня с большим вниманием, но, кажется, ее больше интересовало, что мне семнадцать лет, я одет в смокинг, взятый напрокат, и сижу за рулем «Ягуара», который принадлежит явно не мне. Луч ее фонарика скользнул по моему лицу и остановился на руке, где все еще была надпись из ночного клуба: «НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИЙ». Она глубоко вздохнула.

— Это что, какая-то шутка?

— На лобовом стекле кровь, — сказал я. — Это похоже на шутку?

Она посветила фонариком на лобовое стекло и увидела кровь. И именно в этот момент в стекле появилась дырка от пули. Она появилась буквально только что, вдруг понял я, вот прямо сейчас пуля вошла в стекло.

Выстрел прозвучал секундой позже, словно гром после вспышки молнии. Женщина-полицейский повалилась на землю рядом с «Ягуаром», доставая рацию из-под ремня и выкрикивая в нее полицейские коды и адрес. Я услышал, как еще одна пуля стукнулась о землю прямо рядом с ее головой, женщина отпрянула и, пригнувшись, потрусила к полицейской машине. Выстрелы звучали один за другим, а через пару минут Гоби бегом вернулась к «Ягуару» и запрыгнула на пассажирское сиденье с пистолетом в руке. Она тяжело дышала, по ее щеке текла кровь. Она оглянулась через плечо на полицейскую машину.

— Ты опять сделала это? — спросил я. — Ты опять кого-то пристрелила?

— Чем ты тут занимался? — спросила она. — Поехали быстро!

Я нажал на газ и рванул вниз по улице, мимо мусорных баков и сваленных кучами коробок. Мои руки, похоже, были все еще пристегнуты к рулю. Прежде чем я смог что-либо сказать, Гоби подняла пистолет и приставила его к моему затылку.

— Блин! Ты что! О господи!

— Я тебя просила об одном: подождать! Об одной простой вещи! Просто подождать!

— Да я не…

Она снова подняла пистолет. Я заткнулся и вцепился в руль. Она опустила пистолет:

— Ты жизни невинных людей поставил под угрозу, идиот! Ты о чем вообще думал?

— А ты что, действительно хотела убить полицейского?

Она оглянулась и посмотрела в заднее стекло. Полицейская машина ехала за нами, ее фары неровно мигали, когда она подпрыгивала на выбоинах дороги.

— Мне, возможно, еще придется убивать полицейских.

Она покачала головой и посмотрела на меня со смесью тревоги и разочарования.

— А знаешь, Перри, я теперь понимаю, почему у тебя никогда не было подружки.

— Что? Да была у меня подружка! Какое это вообще имеет отношение…

— Ты не слышишь, что тебе говорит женщина.

Она указала, куда поворачивать.

— Вот здесь направо.

Взвизгнули тормоза, я слишком резко свернул за угол и зацепил бампером «Ягуара» за газетный киоск. Я надеялся, что Гоби не будет высовываться из окна и палить в полицейских, но, похоже, именно тот факт, что я об этом подумал, и оживил сценарий, которого я так опасался. И он тут же воплотился в жизнь: уже через пару секунд Гоби высунулась в окно и принялась палить по полицейским.

— У меня была целая куча подружек! — закричал я.

Мне только что пришло в голову, что Гоби прослушивала все телефонные линии у нас дома и что она, должно быть, слышала и мои телефонные разговоры по мобильному, когда Норри бесчисленное количество раз ссылался на мою девственность, например: «Привет, мистер Девственник» или: «Просыпайся, несорванное яблочко» — его фирменный прикол. А однажды, меньше года назад, ни с того ни с сего он вдруг прервал наш телефонный разговор, поставив мне на полную громкость песню Мадонны «Like a Virgin». При этом он распевал во все горло собственный текст.

Гоби положила конец моим сомнениям одной только репликой; она повернулась ко мне и сказала:

— Но ты же все еще девственник.

— Что? Нет! Нет!!!

Но она уже снова высунулась в окно и вовсю палила из пушки:

— Я слышала ваши разговорчики по телефону!

— Ты! Ты подло вторглась в мою личную жизнь! Да это все были шутки. Девственник — это просто дурацкое прозвище, кличка.

— Твоя кличка — Девственник?

— Да, просто шутливое прозвище, это как… как когда самого высокого парня в классе называют малышом.

— Так у тебя было много подружек?

— Много, да… Более чем.

Я поморгал, пытаясь определить, на какой улице мы находимся. Похоже на Перл-стрит, разве что, по моим подсчетам, мы должны были бы находиться немного севернее, на Трибека — или я ошибся? Но тут улица кончилась, и я увидел Памятник 11 сентября, что вполне соответствовало моменту: полицейская машина висела у нас на самом «хвосте» и грозила вот-вот обогнать, если Гоби не удастся подстрелить водителя. Но тут фары позади нас исчезли.

— Мы оторвались, — сказал я. — Ведь мы оторвались? Я их больше не вижу.

Гоби сползла на сиденье и посмотрела в боковое зеркало.

— Зато у нас теперь другой «хвост».

— Что? Я никого не вижу.

— На этот раз это не полиция. Черный «Хаммер», через шесть машин за нами.

— Ты так далеко видишь?

Я свернул шею, но «хвоста» не заметил.

— А кто в той машине?

Она не ответила, сверяясь со своим «Блекберри». Лицо у нее было озабоченным, а выражение мрачнее, чем раньше. Она что-то знала, но не собиралась делиться этим со мной. Впереди на светофоре загорелся красный.

— Проезжай.

— Я думаю, не стоит…

— Немедленно!

Я надавил на педаль газа. В ту же секунду сзади нас нарисовался «Хаммер», которого я не замечал раньше в потоке машин. Он резко перестроился в правый ряд позади нас и мгновенно набрал такую скорость, что едва ли не поравнялся с нашим «Ягуаром». Я был как раз в середине перекрестка, перекрывая движение с боковых улиц. «Хаммер» только усугубил ситуацию, выехав на перекресток следом за мной. Вокруг визжали тормоза, машины сигналили что есть мочи. «Хаммер» висел у меня на «хвосте»; он зацепил правый бампер какого-то такси и, по-прежнему ускоряясь, приближался. Тут заднее стекло нашего «Ягуара» взорвалось брызгами осколков от пистолетного выстрела, и я почувствовал, как кровь хлынула по жилам с утроенной скоростью. Кажется, я заорал.

— Они стреляют! Они стреляют в нас!!!

— Налево! — крикнула Гоби. — Вон по той улице. Следи, чтобы руки не дрожали, веди ровнее.

Она расстегнула наручники, и я почувствовал облегчение хотя бы в руках.

— Гони!

Я сжал руль, одновременно стараясь посмотреть назад через плечо.

— Да кто они такие, в этом «Хаммере»?

Гоби не ответила. Я ехал со скоростью сорок миль в час вниз по пустынной улице с выключенными фарами, молясь только о том, чтобы никого не сбить. Впереди я увидел огни большой улицы, и тут до меня дошло, что времени остановиться, чтобы подождать и плавно свернуть на эту улицу, у меня не будет. Я понял, что мне предстоит сворачивать на нее на полной скорости. Только бы там было поменьше машин!

«Ягуар» выскочил на перекресток, и я тут же повернул направо, потому что это было легче, чем повернуть налево. Мы были на авеню А — и как только мы здесь оказались? Я утратил ориентацию в пространстве и совершенно не понимал, в какой точке Манхэттена мы находимся, а теперь мы вдруг оказались здесь, и «Хаммера» позади видно не было. Я почувствовал, как эндорфины смешиваются внутри меня с огромной дозой адреналина, создавая ядерную смесь. Грудь сдавило, и я понял, что последние двадцать секунд вообще не дышал.

— Мы оторвались?

— Пока да.

Я резко затормозил, паркуясь, так что Гоби дернулась вперед на сиденье. Ее сумка упала на пол машины, и пистолет выскользнул.

Это был один из тех моментов в жизни, когда понимаешь, что будущее зависит целиком и полностью от того, что ты сейчас сделаешь. Даже не думая, я нырнул вниз, схватил пистолет обеими руками и направил его на Гоби. Кажется, она удивилась. И похоже, на нее — произвело впечатление то, с какой скоростью я «перевернул табло» и изменил ситуацию в свою пользу.

— Неплохо, Перри. Быстро учишься.

— Заткнись, — сказал я.

Пистолет прыгал у меня в руках, но мне было на это наплевать.

— Выметайся из моей машины.

Она не шелохнулась:

— Ты хочешь сказать, из машины твоего папочки?

— Да называй как хочешь. Не знаю, почему ты выбрала меня, когда затевала всю эту хрень, но с меня хватит. Поняла? Я выхожу из игры. Мне восемнадцать лет, в конце концов. Через месяц я заканчиваю школу, и я в списке поступающих в Колумбийский университет… И все это — что бы оно ни значило — не входит в мои планы.

— Так ты что, убить меня собрался?

— Да, если придется.

— Хорошо.

— Что?

— Давай, пристрели меня. У тебя пистолет, он заряжен.

Она выжидающе смотрела на меня:

— Но сначала сними его с предохранителя. Там сбоку. Хотя ты этого не сделаешь, духу не хватит.

— Ты что, правда так думаешь?

— Я не думаю, я знаю.

— Ну так ты ошибаешься.

Все еще держа ее на мушке, я снял пистолет с предохранителя. Одновременно я вдруг услышал и шум города, и шорох шин проезжающих машин, и раскатистый рык метро, и говор миллионов людей, разговаривающих, едущих в машинах, живущих своей жизнью. Я почувствовал запах кофе и сигарет, духов и мокрых деревьев, разлитый в воздухе. Все вдруг вспыхнуло такими яркими красками, словно мое сердце и легкие включили на двойную мощность. Стук собственного сердца, каждый вдох и выдох резонировали у меня в груди и отдавались в голове.

На секунду мы с Гоби встретились взглядами, и я увидел, что она… молча улыбается. Ей нравилось происходящее.

И она сказала:

— Подожди.