Занимаясь в утренние часы с Таскани, а после беда – с прочими своими учениками, Ной вскоре обнаружил, что у него вовсе не осталось свободного времени. Прежде он, отзанимавшись с Таскани, шел в бар с Табитой или другими друзьями, а иногда – просто спать. Но теперь за Таскани следовала Камерой, а потом еще три ученика.

Как бывает со многими репетиторами, Ной стал чем-то вроде школьного гуру. Кэмерон Лейнцлер порекомендовала его Рафферти Зейглеру, а Рафферти Зейглер – Элизе Липтон, и так далее, пока у Ноя не собрались чуть ли не все филдстонские классы с седьмого по девятый. Он взял даже восьмиклассницу Соному Левин, которая хотела начать пораньше, потому что «у всех есть репетиторы, и я тоже хочу». Репетитор – это что-то вроде домашней собачки или Дорогого украшения.

Филдстонские учащиеся все были двинуты на спорте или любительском театре, поэтому не могли заниматься после полудня и отнимали у Ноя вече-Ра. Он любил эти вечера, где не было места Тейерам, и можно было заниматься с учениками, которые не были ни Диланом, ни Таскани. Домой он возвращался за полночь. Хотя солнце давно село, улицы Гарлема были залиты светом. «Макдоналдс» на углу Сто сорок пятой и Бродвея излучал фиолетовое сияние, а уличные фонари лили желтый свет на поставленные прямо на тротуар картонные столики, за которыми играли в домино. Играющие приветствовали друг друга громкими возгласами и похлопываниями по плечу, однако Ной изо дня в день проходил мимо них, будто невидимка. Его прежние страхи, что в Гарлеме он будет привлекающим к себе внимание чужаком, оказались безосновательными: у него не было ни друзей, ни врагов. Его попросту игнорировали.

Он подумал об Олене. Две вещи в ней, словно сговорившись, делали ее человеком уникальным: едкая, сжатая оценка окружающего мира и плавный изгиб узкой спины – там, где начинались бедра. За день до того она стояла у окна и терпеливо ждала, когда установится связь с Интернетом, блузка у нее приподнялась, и показалась мягкая ложбинка и две ямочки. Ему захотелось прикоснуться к ней, подойти сзади и обнять, но, услышав его шаги, она повернулась, пошутила, и момент был окончательно упущен.

Федерико стоял у подъезда, окруженный доминиканскими парнями из местных. Ной с ними знаком не был.

Парни перестали переговариваться и уставились на него. Он остановился, и его рюкзачок съехал с бедра ему на живот и стал похож на дамскую сумку. Он завел его за спину и расправил плечи.

– Привет.

Он осознал, что смотрит только на Федерико, и сознательно постарался включить в поле зрения и других парней. Они молча смотрели на него. Ной был рад познакомиться с местными ребятами, но ему было немножко не по себе.

– Парни, это Ной, – сказал Федерико; у него вдруг откуда-то появился испанский акцент. Один из парней небрежно кивнул:

– Мы с Ноем завтра вечером кой-куда собираемся, верно, Ной?

Ной осторожно наклонил голову. Он забыл разузнать у Дилана про список приглашенных.

– Мы поедем в улетный клуб, – продолжал Федерико, – где знаменитости тусуются. Там даже унитазы из золота.

На его приятелей это не произвело совершенно никакого впечатления. Разговор на испанском возобновился.

– Добрый вечер, рад познакомиться, – сказал Ной. Они с Федерико обменялись замысловатым рукопожатием – на этот раз Ною удалось-таки вспомнить верное движение, – и он пошел наверх.

Через несколько минут пришел Федерико.

– Ну что, все в ажуре? – спросил он.

– Извини, старик, забыл разузнать. Завтра все выясню.

Федерико сразу сник.

– Ты же обещал устроить это для меня!

Ной кивнул. Он интуитивно чувствовал, что самый простой способ вернуть Федерико хорошее расположение духа – это изобразить полное спокойствие. «Конечно, старик, все будет как надо, тип-топ».

– Не переживай, Фед, у меня все под контролем, – сказал он.

– Здорово, – заулыбался Федерико. Если кто-то сказал, что беспокоиться не о чем, значит, не стоит зря нервы трепать, – закон мира крутых парней.

***

На следующий день Ной поехал к Тейерам пораньше: надо было застать Дилана до того, как он улизнет на занятия. Дилан шатался по квартире, натягивал рубашку и прихлебывал белковый коктейль в том странном состоянии отрешенной тревожности, которое было для него постоянным. Ноя он заметил еще в дверях и уставился на него мутными глазами.

– Привет, – сказал он и замолчал, словно силился вспомнить, как его зовут. – Ты что здесь делаешь?

– Учу твою сестру.

– А, да, учитель для порнозвезды-наркоманки. Вот умора. Моей младшей сестричке дали под зад. С ума сойти, честное слово. Ты не видал где-то тут типа шляпу? Мятая такая, с логотипом «Нике» спереди?

Ной покачал головой. Дилан шуровал в уставленном предметами искусства фойе. Он чуть не смахнул рюкзаком с пьедестала хрустальную рыбу и тут же повалил бронзовую гейшу. Ной поднял ее и поставил на место. Метавшийся в поисках шляпы Дилан повернулся и вопросительно посмотрел на него.

– Что ты делаешь?

– Ты уронил, – ответил Ной.

– А, – мотнул головой Дилан, потом в последний раз обвел глазами холл, процедил: «К черту», – провел рукой по волосам, понюхал руку и устремился в дверной проем.

Ной преградил ему дорогу. Дилан раздраженно глянул на него, но тут же сменил гнев на принужденную улыбку.

– Что такое?

– Хотел у тебя кое-что узнать, – сказал Ной, – ты не знаешь, как попадают в список приглашенных в «Пангею»?

Дилан поскреб под мышкой.

– В «Пангею»? А что?

– Я кое с кем туда собираюсь, и мы не знаем, как лучше попасть.

Дилан захохотал и принялся скрести живот.

– Ты?

– Ну да. – Ной невинно уставился на Дилана, словно говоря «нуда, сам себе удивляюсь, ведь я настолько выше этого».

– Так и быть, я устрою тебе местечко, – захлопал в ладоши Дилан. Недовольство его испарилось, он пришел в хорошее расположение духа. – Ну надо же! Мой репетитор ходит в «Пангею».

– Так ты включишь меня в список?

– Ну да, все равно в среду вечером пойти больше некуда. А с кем ты пойдешь?

– С Федерико.

– Это девушка?

– Нет, а что?

– С цыпочкой было бы намного легче. Ну ничего. – Он достал мобильник и задумчиво на него уставился. – Кто там у нас сегодня на входе? А, да, Малкольм.

Дилан принялся выстукивать сообщение большим пальцем.

– Вот здорово, приведешь с собой какую-нибудь итальяночку, – рассеянно проговорил он. Мобильник пикнул. – Ну все, ты в списке. Да, оденься как-нибудь покруче. Увидимся, может, – добавил он с ухмылкой, направляясь к двери, – сегодня вечером и увидимся!

Ной даже не думал о такой возможности. Ведь доктор Тейер не позволит Дилану идти в ночной клуб посередине недели? Однако, задавшись этим вопросом, Ной почувствовал, что позволит. Он пошел по коридору в столовую.

Задержавшись на пятнадцать минут, в комнату тихо вошла Таскани. На этот раз она оделась по-домашнему: на ней были фланелевые треники на шнурке и оранжевая рубашка-поло, которая была бы впору пятилетней.

– Доброе утро, – сказал Ной.

В ответ Таскани скорбно покачала головой.

– Вы сегодня идете в «Пангею».

Она смотрела на него, широко раскрыв глаза, ошеломленно, словно присутствие ее учителя в ночном клубе означало для нее крушение мира.

– Откуда ты знаешь?

– Дилан скинул эсэмэску. Он прямо в восторге. Чего это вы, зачем вам туда?

Ной рассмеялся, но на лице Таскани было написано неподдельное огорчение, она и вправду расстроилась.

– Просто хочу взглянуть, – сказал он. Таскани прижала руку к виску и покачала головой:

– Да нет же, вы не можете. Вы же другой. Вы не такой, как обычные люди.

– У репетиторов тоже иногда бывает свободное время.

– Да нет, я не про то. Это не оттого, что вы репетитор. У вас телевизора как будто нет, вы все время какие-то странные вещи говорите, словно вы из другого мира, философ какой-то или кто там. Вам там будет плохо.

Таскани уныло опустила глаза. Она и впрямь была опечалена и словно пыталась защитить Ноя от того, чтобы его жизнь стала похожей на ее собственную. Ему очень хотелось взять ее за руку и приласкать, обнять ее, но правила приличия удерживали его от этого.

– Ничего, Таскани, это же только один вечер.

– Я не понимаю, почему вам надо туда идти.

– Мне интересно.

– Я думала, что в вашем возрасте люди уже знают, что им нравится, а что – нет. А вы всегда и со всем согласны, будто еще не решили, что вам не нравится.

Она уселась в кресло из черного дерева и откинула голову на подушку.

– Вот это да, – сказал Ной.

Он был поражен: не то чтобы слова Таскани его задели – его изумило, что она вообще обо всем этом думает; он никак не ожидал услышать подобные суждения от девочки, которую нельзя было назвать «домашней». Он недооценивал ее, теперь он это понял.

– Очень справедливо. То, о чем ты говоришь, называется проницательностью. Это последнее, чему научаются люди, когда становятся взрослыми. А некоторые так никогда и не научаются. Нужно очень хорошо знать самого себя, чтобы понимать, что что-то тебе не подходит, а не терзаться страхами, что это ты для чего-то не подходишь.

– Проницательность? Это значит то, что «проникает» ?

– Нет. То есть корень, конечно, тот же. Это означает умение видеть суть вещей.

– Значит, вы говорите, что вы непроницательный?

Ной кашлянул.

– Ну, я немножко другое имел в виду, но вообще-то да. Я над этим работаю.

– Не надо над этим работать, – улыбнулась Таскани. – Это здорово. Это очень даже хорошо.

Жар ее улыбки заставил Ноя вспомнить полученное в агентстве указание: «Никогда не говорите о себе. Сосредоточьтесь на ученике».

– Как поживает твое домашнее задание? – спросил он.

– Я сделала карты, и оказалось, правда: эпидемия распространяется вдоль торговых путей. Это, наверное, потому, что люди переезжают с места на место? Здорово. Живя в маленьком городе, ничего бы и не было.

– Если б я жила в маленьком городе. Или: живи я в маленьком городе. Сослагательное наклонение.

– Сосла… что?

Ной помотал головой; он забыл, что это с Диланом они проходили сослагательное наклонение. И где его голова? Он чувствовал, что улыбается до ушей и теряет нить мыслей, он словно пришел на первое свидание.

– Мы еще это пройдем, не волнуйся. Просто запомни, что в подобных случаях употребляется конструкция с «если».

– Ну ладно, запомню.

Ной надавал Таскани заданий из учебника алгебры, и пока она писала, лихорадочно пролистал материал. Матрица. Что это еще за матрица? У него самого алгебра была на протяжении одного лета, когда он учился в старших классах. Но то было время, когда он встречался с девушками, ездил на мотоцикле по горам и к водохранилищу и каждый день после занятий они с друзьями шли пить пиво. Может, он пропустил тот день, когда они проходили матрицы.

Пришло время обеда. Они сделали заказ Агнесс: сандвич – бекон, салат, помидор – с хлебом «семь злаков» и домашние чипсы для Ноя, половинку жареной цыплячьей грудинки для Таскани. И миролюбиво принялись за еду, обсуждая новеллу Сомерсета Моэма.

После Таскани у Ноя сегодня не было других учеников, поэтому он побрел в Сентрал-парк. Сегодня в «Пангее» ему придется играть роль, и надо постараться заранее приготовить костюм.

***

Ухмыляющийся Федерико зашел в спальню и торжественно приступил к ритуалу превращения Ноя в крутого парня. Ной смирно сидел на кровати и смотрел, как Федерико вытаскивает из шкафа его одежду, бросая на кровать вороха хлопка и полиэстра. Ной послушно прикладывал к торсу рубашки одну за другой, а Федерико так же последовательно их забраковывал. Наконец была отвергнута последняя рубашка. Федерико хмыкнул и пожал плечами, словно говоря, что рубашка, в конце концов, и необязательна.

Они перешли к брюкам. Затем к туфлям, носкам и аксессуарам (с этим разобрались быстро, потому что у Ноя был один только кожаный браслет, который сплел для него брат на каких-то факультативных занятиях). Вскоре в шкафу ничего не осталось, но одобрение Федерико заслужили лишь легко расклешенные книзу черные слаксы из полиэстра, простые черные носки и бутсы. У них все еще не было рубашки. Тогда Ною пришла мысль просто надеть галстук-бабочку и прикинуться стриптизером. Неунывающий Федерико спросил, нет ли у него рубашки, которую он редко надевает, Ной указал на темно-серую рубашку, которую прислала ему мать после того, как несколько лет назад ей сделали скидку с налога. У рубашки были слишком длинные рукава. С разрешения Ноя Федерико обрезал их швейцарским армейским ножом. В результате бахрома из ниток оказалась на середине запястья. Ной не был уверен в том, что из этого выйдет что-нибудь путное, но Федерико не зря работал стилистом: поглядев в зеркало, Ной вынужден был признать, что рубашка смотрится великолепно. В неровной густой бахроме рукавов его руки были похожи на обелиски.

Федерико густо напомадил его волосы, преобразив их в массу жестких шипов, и велел ему втереть в сухую кожу возле крыльев носа арахисовое масло. Они поднялись, чтобы обозреть результат. Темные и блестящие от помады волосы эффектно оттеняли белую кожу Ноя, а темная одежда сделала его более гибким и изящным. Он походил на экспансивного и самовлюбленного поэта. Успех.

Федерико нарядился по-другому; его прикид, казалось, состоял в основном из голубого пластика. На ноги он надел белые кожаные туфли, а дополнили его облик огромные очки с овальными дымчатыми стеклами в металлической оправе. Он тоже выглядел экспансивным и самовлюбленным, но ничем не походил на поэта. Ной всегда с пренебрежением относился к позерам, которые носят солнечные очки вечером и в метро, тем самым вопя о своем тщеславии. Но для вечера в «Пангее» очки были превосходной фишкой.

Они вошли в гостиную. Увидев их, Олена разразилась смехом и, вытащив откуда-то фотоаппарат, заставила их позировать перед окном, словно ожидающих старшеклассников, которые собрались на школьный бал и гадают, как им подцепить себе девчонок. Федерико закатил глаза, выругался и притворился, что собирается ее шлепнуть, но Олена только еще больше развеселилась. Федерико вывалился из двери, а Ной обнял Олену, коснулся губами ее щеки, и вот уже они с Федерико катят на ржавом «датсуне» по Вест-Сайдскому хайвею.

Они решили, что будет лучше, если они припаркуют машину подальше от клуба и подойдут к нему пешком.

К «Пангее» они подъехали к половине одиннадцатого. На отрезке Лафайет позади клуба было темно; парадные входы других престижных увеселительных заведений по обе стороны улицы были закрыты. Ной решил, что половина одиннадцатого – хорошее время для приезда: не так рано, чтобы их приняли за новичков, но и не так поздно, чтобы поток желающих попасть внутрь вырос настолько, чтобы поднять градус бдительности вышибал.

Перед клубом не было ни души – один лишь прислонившийся к стене вышибала. Ной ошибся в расчетах: они подъехали слишком рано. Но теперь, когда они уже себя обнаружили, пути назад не было.

Они решили, что говорить будет Федерико: во время репетиции в машине голос Ноя на словах «Привет, мы в списке» предательски дрогнул.

– Ну, как оно? – спросил Федерико вышибалу.

Рослый детина, белый, в рубашке с крахмальным воротничком, выпрямился.

– Как оно – что ?

Федерико шлепнул себя по шее.

– Раненько мы сегодня, что верно, то верно, но внутри-то хоть кто-нибудь есть?

– Вы есть в списке?

– В списке? Само собой. Я Федерико. Это Ной. – Федерико скорчил усталую гримасу, давая понять, что в других-то клубах их имена давным-давно запомнили.

Вышибала молча уставился на них. Ной ответил ему твердым взглядом.

– Список еще не принесли, слишком рано. Поверю вам на слово, проходите.

Первая ошибка: приехали еще до того, как принесли список приглашенных.

Они подошли ко входу. Дверей оказалось две. Одна была стеклянной, в металлической раме и с плоской металлической ручкой, наподобие двери в универмагах Уолмарт. Вторая – жестяная, рельефная, без окошечек. Какая из двух? Первая выглядела недавно сделанной и чересчур обычной, вторая – видавшей виды и оригинальной. Ной выбрал вторую.

– Можно и в эту, – сказал вышибала, – если хотите вывезти мусор. Вообще-то вам в другую.

Федерико сурово посмотрел на Ноя. На лбу у него капельками выступил пот. Он толкнул стеклянную дверь. Дверь не поддавалась. Тогда Ной потянул ее на себя, и она открылась. Они с Федерико поспешили зайти внутрь.

Второй просчет: хотели войти в клуб через служебный вход.

Пангея – громадный древний материк – теперь была всего-навсего брендом ультрамодного ночного клуба. Более того, «Пангея» усохла до «Африки», Вдоль стен выстроились грубые деревянные щиты и копья, повсюду висели штурманские карты, звериные головы, там и сям виднелись образчики наскальной живописи и множество других диковин, которые декораторы, возможно, натащили сюда из запасников малобюджетного сериала «Сердце тьмы». Словно желая напомнить посетителям, что здесь все же не Африка, дизайнеры прикрепили к потолку изящные полосы красного шелка, которые, перекрещиваясь, парили над залом, словно паруса. Продолговатые диванчики скрывались под покрывалами, по периметру пола стояли канделябры. Откуда-то доносился мерный бой барабанов.

Ной почувствовал себя неловко. Его раздражало заложенное в этом интерьере утверждение, что Африка– современная репрезентация прошлого, а африканцы – ключик к доисторическому миру. И это все на Манхэттене! Смотрите – оказывается, можно найти себе экзотическое, дикое и прелестное местечко и при этом продолжать пить «Космополитен»!

– Супер, – выдохнул Федерико.

В клубе было прохладно – чтобы как-то компенсировать жар от людского потока, который вот-вот сюда хлынет. Сейчас всех посетителей было пять человек в деловых костюмах. Они уселись возле стойки, за которой скучали три бармена – двое парней в шелковых рубашках и дорогих брюках и девушка в топе на бретельках. Девушка болтала с бизнесменами.

Желая чем-то себя занять, Ной сказал:

– Я возьму нам выпить. Федерико кивнул:

– Водку с тоником.

Ной подошел к бару. Девушка оборвала разговор и подошла к нему. Она оглядела Ноя с ног до головы, задержала взгляд на его расстегнутой рубашке, обрезанных рукавах, блестящих от геля волосах. Она кивнула. По всей видимости, обитатели доисторического континента и должны были примерно так выглядеть; Ной прошел тест на крутость.

– Что вам угодно?

– Водку с тоником и «Стеллу», – сказал Ной. После той ночи в пакгаузе он зарекся употреблять крепкие напитки.

– Водка с тоником бесплатно, а вот за пиво придется заплатить.

Ной улыбнулся. Бесплатно? Вот это да!

– Ну, тогда две водки с тоником.

Она стала готовить напитки, и когда нагнулась за льдом, Ной подумал, что она такое сделала со своими грудями, чтобы заставить их, вопреки всем законам физики, не выскальзывать из декольте. Принеся напитки, она подмигнула:

– Прошу.

Ной попытался подмигнуть в ответ, но в последнее время он мало тренировался, и получилось скорее зажмуриться. Он дал ей пару долларов на чай и вернулся к Федерико, который, опершись на угол стойки, озирался по сторонам. Федерико взял бокал и сделал глоток.

– Не больно-то тут людно, а? – спросил он не для того, чтобы завязать разговор, а и вправду удивляясь. Ной подозревал, что ему, за его «авиаторами», вообще ничего не видно. – Нет, вообще-то подожди-ка, а это кто?

Из глубины зала выплыли три блондинки. Они шли легкой, танцующей походкой, словно три феи; на них были белые платья из газа – одновременно воздушные и приталенные. Подойдя к бару, они разделились, каждая избрала себе целью какого-нибудь из мужчин. Одна из девушек, высокая, с неожиданно правильными чертами женщины с обложки, уселась возле Ноя с Федерико и тут же накрыла ладонь Ноя своей. У него даже язык от неожиданности отнялся: фотомодель с ним флиртовала.

– Ну как, мальчики, настроение?

– Отличное. Тут сегодня будет жарко или как? Девушка разразилась смехом, словно Федерико ни с того ни с сего выдал афоризм, достойный Оскара Уайльда.

– Я надеюсь! – сказала она.

– Супер, – улыбаясь во весь рот, проговорил Федерико.

Все еще хихикая, девушка повернулась к Ною. Она так и не отпустила его ладонь. Может быть, подумал Ной, магнетизм Федерико не везде имеет одинаковое действие. Тогда у Ноя есть шансы. Он выпрямился.

– А что этот таинственный молодой человек? – спросила девушка. – Ты тоже думаешь, что сегодня будет жарко?

– По мне, и тепло сойдет, – сказал Ной и басовито засмеялся, пытаясь ее убедить, что в его словах содержится глубокий подтекст. В ответ она снова прыснула. Она все больше становилась похожей на механическую куклу, и внезапно Ной захотел оставить ее Федерико.

– Ты такой серьезный, – сказала она. Ее пальцы подбирались к его локтю. – Правда, он серьезный? – спросила она Федерико.

– Да, – мрачно согласился тот.

– Ты здесь часто бываешь? – спросила она, словно твердила заученное по учебнику.

– Нет, – ответил Ной, прихлебывая. Он непринужденно положил в рот кубик льда и попытался его проглотить. Кубик не проходил в глотку. Тогда он попробовал завязать разговор: – Это не совсем то, что я люблю.

Он постарался, чтобы в его интонации звучала загадка, и было ясно, что «любит» он Милан и Париж, а не сидеть целый день в кровати с книгами. Он легонько кашлянул. Кубик льда застрял где-то в основании глотки.

– Сказать правду, – начала девушка, на загорелом лице сияли большие глаза, и Ной еще раз подумал о том, какое у нее красивое тело, – мне тоже это место не очень нравится. Было модное, а теперь типа немного отстой.

Ее рука поползла вверх, потрогала его трицепс. Ной не был настолько наивен, чтобы решить, что она от него без ума. Красивой женщине нет нужды быть такой напористой. Ной подумал, что хозяева клуба, возможно, специально ее наняли, в качестве дополнительной приманки. А может, она из эскорт-сервиса. Интересно, сколько она за это получает? Обычно их нанимают попарно: мужчину и женщину, и оплата у них почасовая – им платят тысячи долларов только за то, чтобы они были тем, что они есть, и механически участвовали в процессе. И хотя Ной понимал, что с ним играют и игра эта была вымученной и ненатуральной, красота девушки не оставила его равнодушным. Напрасно он говорил себе, что она его нисколько не привлекает, – самый факт, что с ним разговаривает существо волшебной красоты, лишил его способности к сопротивлению, и он думал только о том, как бы ее удержать подле себя; ведь не станете же вы отказываться от танца с королевой… вы просто не сможете сказать «нет».

– Хотите выпить еще? – спросила она. Ной посмотрел на свой стакан и с удивлением обнаружил, что он пуст. Еще он краем глаза заметил, что Федерико ушел.

– Хотел бы, – Ной двинулся к бару, – а что взять вам?

– О нет, я сама, – настойчиво возразила девушка. Она взяла у Ноя стакан и пошла к бару. Ной огляделся. Не унывая от отсутствия интереса со стороны супермодели, Федерико завязал разговор с одной из вновь прибывших – на этот раз его избранницей оказалась юная дива в мини-юбке и сапогах из змеиной кожи на шпильках. Ной отыскал взглядом свою собеседницу, одетую в белое. Перегнувшись через барную стойку, она разговаривала с барменом. Она была на удивление хороша – вроде Таскани, только постарше. Дело было даже не в том, что в Виргинии с ним не заговаривали подобные девушки – он просто никогда их там не встречал. Все неординарные люди стекаются в Нью-Йорк. Ной был горд тем, что он в Нью-Йорке и что он в этом клубе. Он потряс головой: внезапно он понял, в чем суть, и хотя отнесся к этому не без иронии, прочувствовал глубоко: быть в клубе, таком как «Пангея», означало сделать шаг вперед, выделиться из толпы. Это было нечто иное, чем сдать с отличием выпускной экзамен и поехать в Принстон. Прийти в «Пангею» значило утвердить собственную особость. И почему бы этой женщине и впрямь не заинтересоваться им? Он хорошо одет, с подвешенным языком (хотя у нее, конечно, еще не было случая в этом убедиться!), и главное, он в «Пангее». Он не какой-нибудь там обычный парень с улицы.

Фея в белом платье вернулась и принесла Ною выпить. Себе она ничего не взяла.

– А вы не пьете ? – спросил Ной.

– Нет, – ответила девушка, – одна рюмка – и я под столом.

Говоря «под столом», она подмигнула и захихикала, словно показывая, что была бы не прочь оказаться «под столом» с Ноем. Сердце Ноя бешено заколотилось: он понял, что с ним заигрывают.

– Ну что, – девушка коснулась его ноги своей; колготок на ней не было, – как тебе водка?

Ной посмотрел на стакан в его руке, словно ожидая услышать ответ.

– Водка?

Девушка кивнула. Ной сделал глоток.

– Очень хорошая.

– Она называется «Вольсинка». Это польская водка, дистиллирована и бутилирована в замке.

– Да… Вот здорово.

– У нее трудное название. Как, сумеете его выговорить?

– Наверное, – сказал Ной; губы плохо его слушались.

– Давайте-ка попробуем. «Вольсинка». «Воль-син-ка». – Ее губы исполняли чувственный красный танец, обволакивая сном.

– «Вольсинка», – нехотя повторил Ной.

– Прекрасно! – Она засмеялась и размашистыми, мягкими движениями погладила его по спине. – В течение всей ночи мы предлагаем вам бесплатные алкогольные напитки. Мы хотим, чтобы вы сами оценили их превосходный вкус.

Ной натянуто улыбнулся и поднял стакан.

– «Вольсинка»!

Фея убрала руку с его спины и изобразила сдержанные аплодисменты.

– «Вольсинка»!

И она ушла.

Ее действительно наняли и платили ей энную сумму в час, но не совсем за те услуги, какие предполагал Ной. Днем она, возможно, работала фотомоделью, ночью рекламировала водку. В этом был смысл, Ной должен был это признать, таков был закон «просачивающегося благосостояния» : привлеките к вашей водке внимание влиятельной элиты, а они уже довершат работу – понесут продукт в массы. И где же еще это делать, как не в «Пангее»? Существует, конечно, опасность попасть не на того, но бизнес есть бизнес. Он знал это по собственному опыту: находя на мобильнике звонки от учеников, которые просто хотели поболтать, когда экзамен уже прошел, он не торопился перезванивать. Бизнес, конечно, многим напоминает дружбу, но только со штампом «употребить до…», или, иными словами, со сроком годности. Узнать друг друга получше, пофлиртовать – все это необходимые составляющие сделки, и в конечном итоге сделка совершается. Он вспомнил Таскани, ее неожиданное огорчение, когда она узнала, что он собирается в «Пангею». И почему он о ней вспомнил? Связь была какая-то неясная и все время от него ускользала.

Потихоньку потягивая водку, Ной оглядел клуб. Народ прибывал, разговоры стали слышнее; пришло уже несколько десятков человек. Он взглянул на часы: без четверти двенадцать. После общения с рекламирующей водку фотомоделью он почувствовал, что ему на этой вечеринке отведена роль антрополога: он решил, что безопаснее ему остаться наблюдателем. Он взял в рот кубик льда и ощутил, какой он холодный – даже зубы заломило. Федерико по-прежнему болтал с той же самой девушкой; она вяло кивала в ответ на его оживленную жестикуляцию. Ной попытался взглянуть на Федерико глазами этой девушки. В этом своем слишком полиэтиленовом прикиде он, должно быть, выглядел нелепо, да еще с такими очками – это в полумраке-то! Но он держался с таким апломбом, что производил впечатление эксцентричной личности, колесящего по миру оригинала. Эта девушка, наверное, видит его узкие белые туфли, мускулистую фигуру и экстравагантный облик и думает, что он продюсер или, может, высококлассный ди-джей. У самой нее фигура была округлая, жесткостью и одновременно смелостью очертаний напоминающая виолончель. Судя по глазам, она была немножко не в себе. Ной поймал себя на мысли, что Федерико мог бы найти подружку поинтереснее.

Откуда у него только берутся такие мысли? Осматриваясь, он вдруг понял, что подсознательно и безжалостно оценивает всех присутствующих в клубе. Тем же самым, должно быть, занимаются здесь и остальные: оценивают имидж друг друга – такое вот вечернее развлечение. В каком-то смысле эта тусовка ничуть не отличается от любой другой клубной тусовки. Нельзя сказать, что каждый здесь присутствующий – знаменитость, и далеко не все выглядят как фотомодели. Разница только в том, что в других клубах иногда встречаются люди, которые чем-то выделяются – какая-нибудь девушка в топе из шкуры медведя или парень с конским хвостом. Но в «Пангею» подобные нарушители дресс-кода не попадали: их отсекали на входе. Все, кому разрешалось войти, выглядели подобающе.

Ною было странно сознавать, что и он выглядел подобающе и вполне мог сойти за завсегдатая «Пангеи». Однако никто не смотрел на него с удивлением – напротив, он заметил восхищенные взгляды. «Пангея» сделала его кокетливым. Впрочем, то же самое она сделала и с другими парнями. И мужчины, и женщины дефилировали по клубу, явно вычисляя сумму доставшегося им внимания.

Сейчас, когда было уже за полночь, посетители повалили плотным потоком. Мужчинам было в основном под тридцать или под сорок, на всех были дорогие рубашки, две верхние пуговицы расстегнуты. Девушкам было немного за двадцать, а нередко и меньше; эти все сплошь носили топы на бретелях. На каждой девушке был такой топ, разнились лишь ткань и цвет, – этакий символ солидарности плюс подчеркивание индивидуальности. Парни окружили девушек, девушки окружили парней. Похоже было на школьный бал, только здесь каждый знал, что сказать. Здесь не было места неловкости, лишь тонкая игра в обходительность и откровенность.

Ной вернулся к бару и взял себе еще бесплатной водки. Подошел Федерико и, убедившись, что ни одна из его жертв на них не смотрит, продемонстрировал Ною номера телефонов, которые он только что закачал в свой мобильник. Ной одобрительно кивнул и пустился болтать с Федерико, не переставая зорко следить за происходящим. Барабаны стали слышнее, на помост вышла пара танцорок. Их бикини представляли собой странную смесь делового костюма с нижним бельем. Они дали всем насмотреться на их чудесные плоские животики и кольца в пупках, заблестевшие в свете свечей, когда они начали свой танец.

Ной с Федерико больше часа просидели в баре, болтая о «классных цыпочках». Федерико немного ошалел и все снова и снова говорил о том, какой девушке повезет первой и удастся ли ему раздобыть еще номера. Ной беспокоился, что Федерико будет испытывать здесь неловкость, но с ним было легко и приятно, он запросто подхватывал любую тему. Он сходил в туалет и, вернувшись, объявил, что писсуары все сплошь из металла и соединены один с другим; писаешь будто в ручей.

Затем приехал Дилан.

Он прибыл в окружении мужчин одного возраста с Ноем, целой стаи джинсов «Дизель» и мятых европейских рубашек, которые при желании можно было назвать удобными, а можно и неряшливыми. Каждый старался нарочно привлечь к себе внимание – не как человек, который только что выбрался из постели, но, в соответствии с платоновским идеалом беспорядка, стараясь продемонстрировать пренебрежение к своей внешности. Дилан двигался во главе компании, он по-хозяйски вошел в клуб, уверенно лавируя между столиков и диванов, ловко скользя между выставленными в проходы ногами, словно в древесной чаще, как исконный обитатель «Пангеи», каким он, впрочем, и был. Парни и девушки замолкали, оглядывались и снова заговаривали, но уже о Дилане. Молодые люди из его свиты слегка улыбались, как бы говоря: «Да, Дилан наш друг, и это, вне всякого сомнения, делает нас такими же молодцами, как он».

Ной отвернулся и уставился в свой стакан. Он предполагал, что такое может случиться, и собирался сказать Дилану «привет» и уйти. Но он сам себе нравился. Уходить ему не хотелось. Он слегка повернул голову и скосил глаза на Дилана.

Сейчас Дилан находился в центре зала. Он остановился, и свита обступила его защитным кольцом, двигаясь, словно живая аура. Дилан посмотрел на столики, на каждом из которых была табличка «Заказан», потом перевел взгляд на Ноя. Ной отвернулся и принялся пристально разглядывать деревянную стойку, ожидая, когда подойдет его ученик.

Внезапно Дилан оказался на соседнем табурете; он подозвал барменшу и, не поворачиваясь и не показывая, что знает Ноя, произнес:

– Привет.

– Как дела? – спросил Ной.

Дилан медленно повернул голову. Глаза у него были большие и темные.

– Ты пришел.

– Да, а ты думал, что я сдрейфлю?

Дилан улыбнулся, посмотрел на стойку, потом на барменшу.

– Вообще-то да.

– Ну уж нет, – сказал Ной, – такую тусовку грех пропускать.

Дилан посмотрел на него, но промолчал. Ной продолжал нести дружелюбную чепуху:

– Я хочу сказать, это не совсем то, к чему я привык, но, скажем прямо, мне здесь нравится. Да, кстати, я этого не видел – в смысле того, что ты, оказывается, пьешь.

Ной и вправду не особенно удивился, когда увидел, что Дилан пьет водку. Алкоголь, возможно, был наиболее слабым стимулятором из тех, к которым он привык. Дилан настолько отличался от обычных подростков, что Ной сомневался, можно ли применять к нему общепринятую систему оценки поведения.

Дилан закатил глаза:

– Да ладно, не видел, так не видел.

Он поднес стакан к губам.

– Ты всегда приходишь в это время? – спросил Ной.

Дилан подхватил три банки импортного пива и коктейль и бросил на стойку три двадцатки.

– Хочешь познакомиться со всей кодлой? – спросил он и оглянулся.

Ной тоже оглянулся. Рядом стояли трое молодых людей. Двое были длинноволосые красавцы с хитрыми и скучающими физиономиями; Ной опознал в них наихудших представителей двадцати-, тридцатилетней аристократии из Верхнего Ист-Сайда. Третьим был ровесник Дилана, паренек азиатской наружности, с колечками в бровях.

– Парни, это Ной, мой репетитор.

Парни кивнули и взяли по банке пива. Ной вынудил каждого пожать ему руку, каждый раз называя свое имя. В ответ все трое сказали «привет».

– Охренеть, – сказал азиатский паренек Дилану, – мой репетитор в клубняк никогда не ходил.

– Бог ты мой, – сказал один из аристократов, – а когда я сдавал СЭТ, репетиторы у нас были сорокапятилетние дядьки в жилетках, а не парнишки из «Пангеи».

– Точно, – подтвердил другой аристократ.

Они не назвали своих имен и говорили так, будто Ноя здесь не было. Он понял, что он для них – занятный экспонат, но никак не ровня… Возможность перехватить инициативу не заставила себя долго ждать: рядом сидел Федерико. Ной похлопал его по плечу.

– Да, кстати, ребята, – объявил он, – хочу вас познакомить со своим другом, Федерико.

Федерико оглянулся и оглядел четверку хозяев жизни.

– Привет, – сказал он, – эт-та кто такие?

Молодые люди с сомнением уставились на него.

Ной чувствовал, что они оценивают Федерико: его дешевый одеколон, отсутствие дизайнерских фишек на прикиде, растянутое «эт-та». Не для того, может быть даже, чтобы его унизить, а просто потому, что такая оценка и есть главная прелесть тусовки в «Пангее».

Федерико протянул парням руку. Ной понял, что это хитрость, уловка, чтобы заставить себя признать: не каждый, даже самый высокомерный человек решится проигнорировать сунутую ему под нос руку. Федерико был раза в полтора выше их, а рука, которую он им дружелюбно протянул, была очень мускулистая. Выбирать не приходилось, и они один за Другим сунули свои хилые ручонки в лапищу Федерико. Федерико победил. Протянув руку первым, он продемонстрировал уверенность в себе и – одновременно – физическое превосходство. Дилан и его приятели принялись подталкивать друг друга локтями, решая, как им завязать разговор с Федерико.

– Значит, ты знакомый Ноя? – спросил азиатский паренек.

– Да, – подхватил один из аристократов, – так откуда ты знаешь Ноя?

– Ноя? Да мы с ним соседи, в одном доме живем. Мы с ним как братья. – Федерико приобнял Ноя за плечи.

– Да, Ной живет в Гарлеме, – гордо объявил Дилан.

– Надо же, – пробормотали его приятели.

– Но вы же не черные, – вставил один из аристократов.

– И часто вы здесь бываете? – спросил другой.

– Да нет, старик, – ответил Федерико, – мы так заглянули, посмотреть. У нас в Гарлеме хватает всяких суперских заведений, заскучать там не дадут. Но мы тут подумали, черт, подумали мы, пора бы уже что-нибудь новенькое пощупать.

Ной оценил этот пассаж Федерико. Он знал, что в Гарлеме почти не было ночных заведений – по крайней мере таких, которые интересовали бы Федерико, – он не раз слышал его сетования по этому поводу. Но сейчас Федерико уловил скрытый в вопросе намек («А вы вообще, ребята, знаете, куда пришли?») и обернул его в свою пользу, дав понять этой четверке, что это они не имеют понятия о настоящей крутой тусовке.

– Да? – спросил азиатский парнишка. – Это где это?

– Там много всяких, – ответил Федерико, – надо залезть в них с головой, посравнивать, где лучше. Ну что, много тут сегодня всяких знаменитостей?

– Нет пока. Слишком рано. Тут до часу вообще делать нечего.

– Значит, мы тут всю дорогу ничего не делаем, – сказал Ной.

Федерико засмеялся, и за ним все остальные.

Мало-помалу, недоверчиво, восторженно, шестеро непохожих друг на друга молодых людей увлеклись беседой. Они говорили о том, кто как сюда добирался, и все согласились, что лучше, чем Вест-Сайдский хайвей, дороги не найти, и не важно, что Дилан с приятелями примчали в лимузинах с личными водителями, а Федерико с Ноем ехали тем же путем со скоростью 45 миль в час на своем раздолбанном «датсуне». Они в мельчайших деталях обсудили, с какими из присутствующих в клубе девиц стоит завязывать знакомство. Дилан облюбовал стайку негритянок в туфлях на шпильках; в руках у них были бокалы с ярко-зеленой жидкостью.

– Они какие-то особенные, – сказал он, – будто не черные, афроамериканки, но на самом деле черные, будто их папаша – какой-то африканский король.

Ной кашлянул.

Тут Дилан объявил, что на сегодня его задача – найти Ною девчонку.

– Как насчет той рыжеволосой, в ма-аханькой юбочке?

– Не пойдет, старина Дилан.

– Ну да, ну да, ты же у нас типа философ.

Федерико разразился хохотом и шлепнул Дилана ладонью о ладонь.

– Ну как, есть тут какие-нибудь философки с аппетитными задницами? – спросил он.

– Да, Ной, – поддержал азиатский парнишка, – признавайся, положил на кого-то глаз? – Он повернулся к Дилану: – Твой репетитор парень что надо. Мы ему железно найдем цыпочку.

Ной огляделся. Тут было несколько девушек, которые ему приглянулись: одна с длинными руками – она стояла возле туалета, ямка на ее шее влажно поблескивала; другая, стоя под красным полотнищем, выполняла плавные танцевальные движения. Но он не собирался посвящать своего ученика в собственные сексуальные предпочтения. Он подумал о том, что каким-то образом разрешение, которое он себе этой ночью дал, подразумевало, что он может пить с Диланом спиртное, но не обсуждать девушек.

– Ну не знаю, ребята, – сказал он, – да ни одна не нравится.

– Эй, Дилан, – сказал Федерико, – а где сейчас твоя сестра?

– Моя сестра? Вообще-то ей шестнадцать. Она дома.

– Да брось, Дилан, – сказал один аристократ, – ты же знаешь, она все время здесь толчется.

– Ну да, – подхватил второй, обращаясь к первому, – с тобой!

– Лучше бы этого не было, придурки, – помрачнел Дилан, – даже не говори мне, что ты ее трогал.

– Дилан, Дилан, – расшаркался аристократ, обдавая всех пивными парами, – разве ты не помнишь? Ты, наверное, тогда малость перебрал. Это она меня трогала.

Дилан нахмурился, но без особой злобы. Что бы ни произошло между аристократом и Таскани, это, похоже, было несколько месяцев назад, или, может, Дилан просто переусердствовал с транквилизаторами.

– Старик, – смеясь проговорил азиатский парнишка, – ей-богу, обрыдло это. Это ж у нас вроде как табу.

– Здорово, что ты защищаешь сестру, – сказал Федерико Дилану.

Смысл разговора все больше ускользал от Ноя. Он отвернулся и оглядел зал. Его слегка подташнивало; внезапно он возненавидел этот клуб. Повернувшись, он увидел, что диспозиция изменилась. Аристократы перебрались поближе к Федерико, а рядом с ним у барной стойки остался азиатский парнишка.

– Прямо надоело, – сказал паренек, – то, как они о Таскани.

– Да, я этого не перевариваю, – согласился Ной.

– Ты ведь ее учитель, да? Тебе, наверное, вообще дико слушать все это дерьмо.

Ной подумал. Это было бы вообще дико, решил он, если бы он перед этим не выпил полдюжины порции водки с тоником. Так что сейчас это просто раздражало – правда, больше, чем что бы то ни было еще.

– Ей правда нужна помощь, – продолжал азиатский парнишка, – видишь того мужика в деловом костюме? – Он указал на мужчину лет тридцати пяти, одну руку он держал на животе, а в другой сжимал незажженную сигарету. – Она с ним одно время встречалась. И ты, может, заметил, что она вроде как не ест? Проблема-то вся в том, что уж больно она хорошенькая.

– Что-что? – переспросил Ной, исподтишка выплевывая ледяной кубик обратно в водку.

Хорошенькая она очень. Если девчонка страшненькая – такой на Манхэттене легко живется. А классненькие, красоточки, они и до восемнадцати не Доживают – ломаются. Таскани ведь знает, как за ней все ухлестывают из-за того, что она красотка, вот и не ест. А когда приходит в такое вот место, тут все парни ей тащат водку и дурь, а все девки стервенеют и не хотят с ней разговаривать, оттого что она такая красотка, вот и приходится ей болтаться с такими мужиками. Все черт знает как перепуталось.

Ной кивнул. Он чувствовал, что он безответственная свинья, и потому, что сам несколько раз засматривался на Таскани, и потому, что так мало предпринял, чтобы ей помочь.

– А ты ее к чему готовишь? К СЭТу уже?

– Нет-нет, она просто хочет поменять школу.

– А, да, я забыл, из той ее поперли за то, что она послала какому-то парнишке свои фотки в голом виде, а потом у нее в комнате нашли что-то вроде сорока тысяч таблеток санакса. – Паренек уставился в стакан, пытаясь увидеть в стекле собственное отражение. Потом поднял руку и в порядке эксперимента покрутил продетый в бровь серебряный гвоздик.

Ной один здесь взрослый; только он и взрослый. Он посмотрел на приятелей Дилана: они смеялись и хлопали по спине Федерико. Вот такие, как они, и сбивают ее с толку. Манхэттен сбивает ее с толку. Мать не собирается ей помочь – придется это сделать Ною. Ной извинился и зашел в туалет – пописать в стальной ручей. С обеих сторон его толкали локтями хорошо одетые и ужасно спешащие парни. Он уставился в зеркало, проверил, в порядке ли волосы и одежда, но почти не видел себя. Все его мысли были о Таскани. У нее было богатство и роскошь, о которой остальной мир мог только мечтать, ей наверняка бы позавидовала любая американская школьница, и при всем при этом она едва держалась на плаву. У нее не было выхода. И какой выход мог предложить ей он? Он знал, что эгоистичен и что цель его – заработать побольше денег для себя и своей семьи. И что тут такого? Ему двадцать пять, его главная задача – продумать собственную жизнь. Но вот появилась Таскани, умная, сложная, исковерканная, желанная добыча для мужчин с миллионами долларов в кармане. Ему хотелось ей помочь, но он не доверял собственному импульсу. Все же он должен был что-то предпринять.

Ной встал и еще около часа перешучивался с парнями, но ушел рано. Он сказал Федерико, что возьмет такси и чтобы тот не беспокоился (не то чтобы он ожидал, что Федерико и впрямь будет беспокоиться). Он обошел девиц, толпящихся у барной стойки, вышел и, взяв такси, велел водителю ехать в Гарлем. Он сидел на скользком, обтянутом виниловой тканью сиденье, смотрел сквозь грязное стекло на размытые огни большого города, и в его затуманенном алкоголем мозгу постепенно вырисовывался план, как спасти Таскани.