Примерно на пятой встрече с Морисом я рассказала моей начальнице Валери, что пригласила его к себе и приготовила ему обед. Валери встревожилась.

– Лора, послушай, я не понимаю, зачем ты все это делаешь, – сказала она, – ты его вообще не знаешь, ты не знаешь его семьи, все это может им очень не понравиться.

Я рассказала ей, что видела его мать, что всем в его семье было совершенно наплевать на то, что происходит с Морисом, но это ее не убедило.

– Лора, тебе не стоит приводить этого мальчика к себе в квартиру, это уже слишком, – сказала она. Валери повысила тон, чтобы я ее услышала.

– Ты же не хочешь, чтобы в твою дверь начали стучаться люди из социальных служб, занимающиеся детьми из проблемных семей. Тебе точно стоит быть поосторожнее. Ты белая, а он – черный. Все это может очень плохо закончиться.

Я прекрасно понимала, что Валери говорит от чистого сердца. Она была моим близким другом и волновалась за меня. И я осознавала, что в том, что она говорит, много важного. Я слишком увлеклась. Мне действительно не стоит приводить его себе в квартиру. Все мои действия можно очень легко и неправильно истолковать. Я понимала, что Валери волнуется по поводу моей безопасности. Она сказала мне все, что должна была сказать настоящая подруга. Более того, несколько других близких друзей и даже мои собственные сестры выразили мне свои опасения. Тем не менее я продолжала делать то, что считала нужным. Я не могла с рациональной точки зрения объяснить собственное поведение, но в глубине души понимала, что делаю все правильно.

– Послушай, Валери, Морис – хороший мальчик, который живет в ужасных условиях. Ему нужен человек, который в состоянии ему помочь.

Мне показалось, что я не убедила Валери, но продолжала держать ее в курсе о происходящем с Морисом, и она перестала или стала меньше за меня волноваться. Позже она сказала, что поняла и признала, что у нас с Морисом возникли настоящие дружеские отношения, и я помогаю ему, и это, возможно, повлияет на всю его дальнейшую жизнь. «С такой серьезной штукой не поспоришь, – заметила Валери. – Видимо, это неизбежный риск, на который ты готова идти».

Все мои друзья в USA Today – Лу, Пол и остальные – тоже постепенно поняли, что я пытаюсь сделать для Мориса. Они переживали и волновались, но чем больше узнавали про Мориса и наши отношения, тем меньше боялись, что со мной может что-то произойти. Они сами начали расспрашивать меня, что нового мы придумали с Морисом. Лу оказывал мне особую поддержку и неоднократно говорил, что ценит то, что я делаю для Мориса. У него тогда было двое маленьких детей, и он понимал, что Морису наверняка приходится в своей жизни бороться с массой сложностей. В один прекрасный день Лу пришел в офис с большим бумажным пакетом.

В этом пакете была одежда.

Морис заметил, что многие взрослые ведут себя так, словно его не существует.

Он сказал, что поискал у себя в шкафу и нашел то, что уже не носит. Он понимал, что все эти штаны, свитера и рубашки будут велики Морису, но все вещи были в хорошем состоянии.

– Ты же говорила, что у него мало одежды, – сказал он. – Вот, может быть, ему все это пригодится.

Я посмотрела на содержимое пакета. Все вещи были практически новыми. На некоторых были бирки из магазина.

На глаза навернулись слезы. Я обняла Лу и поблагодарила его. Потом закрыла дверь своего офиса и немного поплакала.

Мы с Морисом теперь даже не договаривались о следующей встречи в понедельник. Он появлялся в здании, швейцар звонил мне, и я просила его пропустить.

Морис рассказывал мне, что иногда швейцар в комплексе «Симфония» не впускал его сразу, а заставлял ждать. Швейцар мог заниматься другими жильцами, звонить или делать что-то. Он отгонял Мориса в дальний угол зала и разрешал ему проходить, когда все жильцы исчезали из холла. Морис сказал, что швейцар относился к нему по-другому, когда он был без меня. Морис заметил, что многие взрослые ведут себя так, словно его не существует или он невидимый. Однажды, когда он опаздывал ко мне, он спросил прохожего, который час. Прохожий ничего не ответил и продолжал идти своей дорогой. Морис задал тот же вопрос другому прохожему, и реакция была та же. Люди не просто не отвечали на его вопрос, они вели себя так, словно его не существовало.

Я могла себе представить, почему швейцар ведет себя так, а не иначе. Жилой комплекс «Симфония» был дорогим, и бездомный мальчик в оборванной одежде привлекал к себе нездоровое внимание. Я понимала, что швейцар был не обязан воспринимать Мориса как друга, но он и не должен был заставлять его долго ждать, когда Морис был без меня. Однажды вечером я вместе с Морисом спустилась в холл и остановилась перед конторкой. Я попросила Мориса выйти и подождать меня на улице, пока я разговариваю со швейцаром.

– Я хотела подчеркнуть, что Морис является моим другом, и мне хотелось бы, чтобы сотрудники жилого комплекса относились к нему как к любому другому моему другу или посетителю, – сказала я. – Это мой дом, и я хочу, чтобы он чувствовал, что ему здесь рады.

Швейцар выглядел так, будто я наступила ему на любимую мозоль, но он меня прекрасно понял.

– Да, конечно, мисс Шрофф, – ответил он.

Через некоторое время Морис установил приятельские отношения со всеми сотрудниками комплекса.

Несмотря на все свои усилия, Морису было сложно поддерживать свою одежду в чистом виде. Его одежда всегда была грязной, и пахло от нее довольно плохо, поэтому мы стали ее стирать при каждой нашей встрече. В один прекрасный день в понедельник Морис пришел ко мне с целым пакетом грязной одежды.

– Мисс Лора, – спросил Морис, – а можно я у тебя постираю вещи моей семьи?

Я взглянула на вещи и поняла, что они принадлежали его сестрам и, возможно, матери. Я постирала их в стиральной машинке и высушила. Морис был очень доволен. Как я поняла, он начал брать на себя обязанности единственного мужчины в доме и следить, чтобы у членов его семьи была чистая одежда.

Через некоторое время я решила брать с собой Мориса за покупками. Мы шли в супермаркет и покупали продукты, которые ему нравились: стейки, гамбургеры, курицу, и, конечно, тесто для печенья с шоколадной крошкой. Пока я готовила, Морис накрывал на стол. Ему нравилась эта незатруднительная обязанность.

После ужина мы убирали со стола, и он помогал мне поставить посуду в посудомоечную машину. Однажды вечером, когда я собиралась вынести мусор, Морис сказал:

– Мисс Лора, позволь я вынесу мусор. Такой женщине, как ты, это не к лицу.

У нас появились свои маленькие ритуалы. Все эти действия мы проделывали, даже не обсуждая их между собой. Морису нравилось иметь зону собственной ответственности, и он безукоризненно выполнял все, что должен был сделать.

Я поняла, что эти ритуалы имеют для Мориса такое же большое значение, как и сам прием пищи. В моей семье, какой бы странной она ни была, существовали свои обычаи: обед в определенное время суток, отход ко сну в одно и то же время, церковь по воскресеньям. Для Мориса небольшие обязанности стали важной и почти священной частью жизни.

Больше всего ему нравилось печь печенье. Я знала, что ему очень хочется принести несколько штук домой сестрам, поэтому мы всегда пекли больше, чем могли съесть. Однажды вечером я обратила внимание, что он не допил молоко.

– Может быть, мне стоит взять это молоко домой? – неуверенно спросил он.

Но после этого случая я начала покупать больше молока, чтобы Морис мог взять его домой.

Наши отношения стали естественными, и иногда я даже забывала, что он не просто один из моих друзей, который заглянул в гости. Иногда мы играли в какую-нибудь игру, например в «Монополию», смеялись и шутили друг над другом. Иногда я могла пожаловаться ему на то или иное событие, которое произошло со мной на работе, как будто он был моим взрослым другом. Тем не менее периодически происходили случаи, напоминавшие мне, что мы выросли в совершенно разных условиях и обстоятельствах. Однажды в понедельник он появился у меня совершенно больным. Он постоянно чихал, и нос у него был забит.

Я не выдержала и сказала:

– Морис, иди в ванную и высморкайся.

Он непонимающе посмотрел на меня и переспросил:

– Чего?

– Пойди высморкайся, – повторила я. – Иди в ванную и высморкайся.

Он посмотрел на меня так, словно я говорила на незнакомом языке. Он не понимал, что я имела в виду. Его этому никто никогда не учил. Никто не давал ему салфетку со словами: «Высморкайся». Я взяла салфетку и показала ему, как это надо делать.

Однажды в субботу раздался звонок домофона.

– К вам Морис, – сообщил швейцар.

Мы регулярно встречались по понедельникам, и в выходные, когда у меня было свободное время, но на ту субботу у нас не было никаких совместных планов. Я попросила швейцара передать трубку Морису.

– Прости, что беспокою, – сказал он, – я очень голоден, можно чего-нибудь поесть?

Я сказала ему, что сейчас спущусь. Мы пошли в «Макдоналдс», где я купила ему бигмак, картошку фри и шоколадный коктейль.

– Морис, скажи, когда ты в последний раз ел? – спросила его я.

– В четверг, – ответил он. То есть за два дня до того.

Мне стало очень грустно. После наших встреч по понедельникам я не думала, что он ест все остальные дни недели. Я понимала, что он ходит в государственную школу, но не знала, чем он питается и ест ли вообще на неделе. Пришло время задуматься, что, судя по всему, большую часть недели он ходит голодным.

Когда Дарселла узнала, что сын зарабатывает, то захотела, чтобы он отдавал ей деньги на наркотики.

Пока мы ели, у меня возник план.

– Послушай, Морис, – сказала я, – я не хочу, чтобы ты ходил голодным всю неделю в те дни, когда мы с тобой не видимся. Мы можем сделать следующее: я могу давать тебе деньги, и тебе надо будет очень аккуратно их тратить, или же в понедельник мы можем ходить с тобой в магазин, и я буду покупать то, что тебе нравится, и готовить тебе ланч на остальные дни недели. Этот ланч я буду оставлять у швейцара, и ты его можешь забирать по пути в школу.

Он задумался и потом задал мне вопрос:

– Если ты будешь готовить мне ланч, ты положишь его в коричневый бумажный пакет?

Я не поняла, к чему он клонит.

– Мисс Лора, – ответил Морис, – мне не нужны деньги. Мне бы очень хотелось, чтобы у меня был ланч в коричневом бумажном пакете.

– Хорошо, не вопрос. А почему именно в нем?

– Потому что, когда я вижу детей, которые приходят в школу с коричневым бумажным пакетом, я знаю, что о них заботятся. Мисс Лора, так ты будешь так делать?

Я чуть не прослезилась и закрыла лицо рукой.

Для меня этот пакет не значил ничего. Для него – очень много.

Однажды, приблизительно через два месяца после первой нашей встречи, мы в понедельник поужинали, и Морис спросил:

– Мисс Лора, а можно кое о чем попросить?

– Конечно, Морис.

– У нас в школе будет встреча учителей с родителями, – сказал он, – ты можешь прийти на это собрание?

Мы с Морисом иногда обсуждали его успехи в школе. Однажды я спросила его, как у него идут дела, и он ответил: «Сейчас я меньше дерусь, чем до того, как мы с тобой встретились».

Когда я это услышала, то впервые поняла, что оказываю на Мориса положительное влияние. Я подумала, было бы неплохо встретиться с его учителями и узнать, как он учится. Кроме того, мне хотелось, чтобы учителя увидели меня и поняли, что о нем кто-то заботится. Было бы очень неплохо завоевать их доверие.

А еще мне хотелось увидеть Мориса в школе, в обстановке, в которой он ведет себя как ребенок, а не как взрослый.

Морис начал попрошайничать на улицах, когда ему было девять лет. Он собирал деньги на гамбургер, кусок пиццы или чтобы поиграть в видеоигры. Большей частью ему давали пяти– и десятицентовые монеты, и очень редко купюру в один доллар. Морис добился в этом деле определенных успехов. Когда Дарселла узнала, что сын зарабатывает, то захотела, чтобы он отдавал ей деньги на наркотики. Морис не был в восторге от такой идеи и отказался помогать матери. Тогда Дарселла нашла других четырех– и пятилетних детей, живших в ее районе, у матерей которых были проблемы с наркозависимостью, и решила заставить их собирать деньги себе на наркотики.

Морис попрошайничал один. Большей частью беда обходила его стороной, хотя однажды, когда он стоял около входа в пиццерию на Таймс-сквер, хозяин пиццерии вышел на улицу, подошел к Морису и ударил его в лицо.

Морис пошатнулся, но не упал. Он посмотрел в глаза обидчику и сказал: «Если собираешься ударить ребенка, сделай это так, чтобы послать его в нокаут».

Владелец ресторана не успел ударить Мориса во второй раз, так как на помощь мальчику подоспели уличные торговцы. Это были иммигранты из Африки. Морис знал этих людей, которые жили в приюте Bryant по шесть человек в одной комнате. Они не терпели, когда одного из тех, с кем они зарабатывают на улице, бьют. После один из этих торговцев разбил окно пиццерии. К месту происшествия подъехала полицейская машина, и торговцы исчезли. Полицейский схватил Мориса и спросил, знает ли он этих людей.

– Первый раз в жизни их вижу, – ответил ему Морис.

На следующий день он украл в аптеке выдвижное лезвие.

Когда Морис не попрошайничал, то ходил в школу. Его мать Дарселла жила на пособие, одним из условий получения которого было то, что ее дети должны учиться. И Морис учился, правда далеко не каждый день, и часто опаздывал к началу занятий. Но, как вскоре мне довелось узнать, школа имела для Мориса очень большое значение.

Когда мы с ним познакомились, Морис ходил в государственную школу № 131, расположенную в Чайна-тауне. У него был особый статус так называемого «ученика со специальными потребностями», и он ходил в класс с такими же проблемными детьми, как и он сам. Одна из первых учителей Мориса мисс Ким Хаус заметила, что, хотя у него и есть определенные сложности, он очень даже неглупый. Также она обратила внимание на его неряшливый вид и грязную одежду. Кроме того, от Мориса довольно неприятно пахло, и из-за этого над ним многие смеялись. Однако обидеть мальчика было непросто, потому что он был сильным и выносливым. Он никогда не задирал других учеников, но часто ввязывался в драки, толкотню и перепалки. Но когда его интересовал предмет, он был очень сконцентрированным и смышленым. Мисс Хаус опасалась, что его внутренняя злость может привести к тому, что Морис бросит школу.

Мисс Хаус не знала причины внутренней злости Мориса. Более того, она вообще очень мало знала о его жизни до тех пор, пока однажды в школу не пришла его мать. Однажды мисс Хаус вела урок, когда ей сообщили, что происходит буча, которую начала мама одного из ее учеников. Учительница пошла в кабинет директора и увидела, что Дарселла полностью потеряла над собой контроль – она ругалась, кричала и никого не слушала. Чтобы успокоить Дарселлу, вызвали охрану.

Учительница взяла Дарселлу за локоть и со словами «пойдемте» увела из кабинета директора. Мисс Хаус отвела ее в туалет, подвела к раковине и брызнула ей на лицо холодной водой. Потом она сказала: «Успокойтесь, пожалуйста, все в порядке». Дарселла перестала кричать. Учительница не знала, почему она так расстроилась. Мисс Хаус успокоила Дарселлу и дождалась того, как ее возбуждение спадет. Когда это произошло, учительница спросила:

– Хотите подняться наверх, чтобы увидеть вашего сына?

– Нет, – ответила Дарселла.

Тогда учительница посоветовала ей идти домой и вернуться в другой раз, когда она будет в более спокойном состоянии. Дарселла пошла к выходу, но остановилась.

– Простите меня за мое поведение, – сказала она.

– Не волнуйтесь, все в порядке, – заверила ее учительница.

После этого случая она уже имела некоторое представление, почему у Мориса есть проблемы. Большинство ее учеников со специальными потребностями время от времени «взрывались», но приступы гнева Мориса были наиболее сильными. В тяжелые моменты Морис просто «закрывался», уходил на последнюю парту в классе и ни с кем не разговаривал. После того случая с его матерью учительница стала понимать причины нестабильного поведения мальчика. После скандального посещения Дарселлой школы Морис исчез на четыре дня. Мисс Хаус попросила у директора школы разрешения навестить Мориса дома и узнать, что произошло. Она пришла в приют Bryant и увидела все, что и я. Учительница и не предполагала, что условия жизни мальчика настолько ужасны. Ее визит шокировал Мориса – он не ожидал, что Хаус увидит условия, в которых ему приходится жить.

Она поговорила с бабушкой Мориса Роуз. Сам Морис, сгорая от стыда, прятался за простыней, повешенной на веревке посредине комнаты. Учительница сообщила Роуз, что ее внук четыре дня не был в школе.

– И какие последствия это будет иметь? – спросила Роуз. – Его исключат?

– Нет, не исключат, – ответила мисс Хаус. – За четыре дня прогулов не исключат.

– Он хороший мальчик, – уверила учительницу Роуз. – А вам спасибо за то, что вы пришли узнать, в чем дело. Спасибо большое.

– Ты должен ходить в школу, – сказала учительница Морису.

Мисс Хаус попрощалась и вышла.

Морис вернулся в школу на следующий день.

После этого случая мисс Хаус стала обращать на Мориса больше внимания. Учительница поняла, что на состояние ребенка сильно влияет окружающая среда, в которой он находится. Мориса дома окружали хаос и беспорядок, поэтому ему нужно было создать атмосферу спокойствия, уверенности и тишины. В классе мисс Хаус был специальный отсек для чтения. Каждый раз, когда атмосфера в классе становилась слишком шумной или Морис находился на грани срыва, учительница отправляла его в этот отсек. Морису нравилось находиться в этой части класса и спокойно работать. Вскоре Морис понял, что мисс Хаус является его союзником. Однажды после школы он пошел за ней. Учительница села в метро и поехала в банк. Стоя в очереди в банке, она заметила своего ученика.

– Морис, что ты здесь делаешь? – удивленно спросила она его.

– У меня не было никаких дел, поэтому я решил пойти за вами, – ответил он.

Учительница купила ему хот-дог и сказала, что ему надо возвращаться домой.

Доброта учительницы делала свое дело, однако проблемы Мориса не исчезли. Практически каждое утро он опаздывал, а в классе не мог сконцентрироваться. Он получал плохие оценки, и у него не было желания их улучшать и исправлять. Его одежда не стала чище, и от него по-прежнему плохо пахло. Морис продолжал драться с ребятами, которые над ним смеялись. Но он стал немного раскованнее на уроке, мог отвечать на вопросы, выступать перед всем классом.

Потом учительница заметила, что Морис иногда делится с учениками подробностями своей личной жизни. Вообще-то мальчик не любил рассказывать о себе, но иногда с чувством гордости он произносил:

– А вчера я был в гостях у мисс Лоры.

Когда Морис попросил меня прийти на родительское собрание в школу, я спросила его:

– А разве это не должна сделать твоя мама? Она-то пойдет на собрание?

– Не-е, – ответил Морис. – Она точно не придет.

– Морис, я, конечно, с удовольствием схожу на родительское собрание, но ты должен спросить у матери, собирается ли она прийти. Если у нее не получится, тогда приду я.

Мой крайне небольшой опыт общения с Дарселлой подсказывал, что она действительно вряд ли появится в школе. Тем не менее мне не хотелось делать что-то без ее ведома. Я знала, что Морис любит свою мать, какой бы она ни была. Я не хотела ни говорить, ни делать чего-либо, что могло бы принизить ее роль в его глазах. Когда я сама была маленькой, мне не разрешали плохо отзываться о моем отце, каким бы непростительным ни было его поведение. Как только я начинала говорить что-то подобное, моя мама прерывала меня и просила больше ничего подобного не говорить.

– Но ты-то сама говоришь! – не сдавалась я. – Ты можешь о нем отзываться плохо.

– Я его жена, поэтому имею полное право. Ты его дочь, а он твой отец, и ты об этом никогда не забывай.

Морис согласился поговорить со своей матерью и сообщить ей, что я приду на собрание, если она на него не собирается. Мы поужинали, убрали со стола и испекли печенье. Морис спросил:

– Мисс Лора, а когда ты придешь в школу, ты будешь одета точно так же, как ты ходишь на работу?

Мы встречались с ним после моей работы, поэтому он привык видеть меня в стильных платьях и на высоких каблуках.

– Может быть, зайду домой и переоденусь, – ответила я.

– Нет, не стоит, – сказал Морис. – Лучше оставайся в том, в чем ходишь на работу. Ты очень стильно выглядишь.

В среду вечером мы с Морисом сели в автомобиль и поехали в его школу. Школа № 131 располагалась в нескольких грязноватого цвета зданиях на Хестер-стрит. Одно из крыльев здания было построено в форме полукруга, от чего мне показалось, что я смотрю на проект Музея имени Гуггенхайма, выполненный с минимальным бюджетом. К своему собственному удивлению, я почувствовала, что волнуюсь. Я хотела произвести хорошее впечатление на классного руководителя Мориса. Мы вошли в класс, в котором сидела мисс Хаус.

– Вечер добрый, – сказала я. – Меня зовут Лора Шрофф.

Мисс Хаус пожала мне руку и сказала:

– Рада познакомиться. Я много о вас слышала от Мориса.

Она вела себя дружелюбно, но я поняла, что учительница пытается понять, в каких отношениях мы с Морисом находимся. Она не понимала, какую роль я играю в жизни ее ученика и почему о нем забочусь.

– Морис, выйди погуляй, – сказала учительница. – Мне нужно поговорить с мисс Шрофф наедине.

Было видно, что Морис начал волноваться. Он явно не хотел уходить. Двумя месяцами ранее я вряд ли бы поняла, о чем он мог думать, но сейчас я уже точно знала, что у него на уме.

Дети наподобие Мориса очень обделены судьбой. Каждый день их кто-нибудь подводит.

Он переживал по поводу того, что учительница расскажет мне о его плохой успеваемости и поведении и что он часто дерется и, возможно, что мне небезопасно находиться в его компании.

Он боялся потерять то, что у него было.

Я посмотрела на него и положила руку ему на плечо. Я ничего не сказала, а просто посмотрела ему в глаза. Я хотела, чтобы он знал, что я его никогда не брошу.

Он сам должен был поверить, что я не собираюсь исчезать из его жизни.

Я улыбнулась, подмигнула и кивнула ему. Его лицо расслабилось, и он улыбнулся мне в ответ.

Морис вышел в коридор, а мы с мисс Хаус сели за маленькие детские парты.

– Хотела вам сказать, что Морис вами очень гордится, – сказала учительница, – и часто о вас говорит.

– А я очень горжусь им. Он особенный мальчик.

– Интересно, как вы встретились, – спросила она.

Я рассказала ей историю, как мы повстречались, что ужинаем по понедельникам и как я ходила в приют Bryant, а также как Морис стал мне доверять.

– Мне кажется, что я оказываю на него хорошее влияние и помогаю ему построить свое будущее, – сказала я.

– Это точно, – ответила учительница. – Мориса не так просто контролировать. Он всегда опаздывает, если вообще приходит в школу. Он постоянно дерется. Иногда я вижу в нем страшную злобу, а иногда он бывает милым и послушным. В последнее время, кстати, он дерется меньше.

Я поняла, что мисс Хаус не безразлична судьба Мориса. Более того, я видела, что он ей нравится. У нее был целый класс проблемных детей, у каждого из которых были свои собственные страхи и переживания, и она заботилась и любила каждого из своих учеников. Она, вероятно, знала, что среди ее учеников у Мориса самые тяжелые жизненные условия, но это ее нисколько не смущало. Она тоже хорошо на него влияла. Я догадывалась, что ее зарплата не была большой, но она не собиралась махнуть рукой на жизнь своих учеников и пустить ее на самотек.

– Мисс Шрофф, – сказала она и наклонилась ко мне поближе, – я хотела вам вот что сказать. Дети наподобие Мориса очень обделены судьбой. Каждый день их кто-нибудь подводит. Я надеюсь, что вы понимаете: нельзя приблизить к себе ребенка, а потом бросить. Необходимо поддерживать его долгое время.

В то время мы с Морисом были знакомы всего пару месяцев, но уже тогда я знала, что он останется в моей жизни надолго. То, что все будет так, а не иначе, подсказывало мне мое сердце. И именно это я и сказала мисс Хаус.

– Морис – мой друг, а я своих друзей не бросаю, – закончила я.

После моего разговора с учительницей мы встретились с Морисом в коридоре. Он нервничал и спросил, что рассказала о нем мисс Хаус. Я ответила, что расскажу об этом во время ужина, и мы поехали в один бруклинский ресторан. Морис слышал, что в этом ресторане делают лучший в городе чизкейк, и очень хотел его попробовать. После ужина я передала ему суть моего разговора с мисс Хаус.

– Она сказала, что хочет, чтобы ты хорошо учился, – сказала я. – Она на твоей стороне. Она говорит, что ты очень, очень умный.

Морис был очень доволен. Ему было приятно услышать добрые слова.

Окружающие так часто говорили, что Морис ничего не умеет, что он и сам в это поверил.

– Но она хочет, чтобы ты перестал драться. Надо заканчивать с драками, делать домашние задания и, что очень важно – приходить в школу вовремя. Я понимаю, что тебе дома сложно собраться с мыслями, потому что у тебя дома творится бог знает что, но ты должен делать домашнюю работу. И в школу надо приходить к началу занятий. Если занятия начинаются в семь сорок, именно в это время ты должен уже быть в школе. Лучше всего приходить даже в семь тридцать. Нельзя появляться в восемь или в восемь тридцать. Это совсем не дело, Морис. Ты меня понимаешь?

Я пыталась донести до него эту мысль. Я говорила, что пунктуальность – это крайне важная в мире вещь, и что он сам должен держать ситуацию под контролем. Я говорила и не могла остановиться. На лице Мориса появилось выражение растерянности, и потом он заплакал.

Я еще никогда не видела, как он плачет, и у меня от этого стало разрываться сердце.

– Что случилось, Морис? У тебя все в порядке?

– Мисс Лора, ты не понимаешь, – ответил Морис. Мне показалось, что он расстроен моим отношением. – У меня дома нет ни часов, ни будильника, – сказал он, – поэтому я опаздываю в школу.

– Морис, прости, что я так на тебя напала. Мы решим этот вопрос. Давай я куплю тебе будильник?

– Да, вот это очень поможет, – ответил Морис.

– Отлично. Я куплю тебе будильник и наручные часы. Когда придешь домой, спрячь их, чтобы никто не украл. И ты должен обещать мне, что постараешься приходить в школу вовремя.

– О’кей, обещаю, – сказал Морис.

– Я понимаю, что это легче сказать, чем сделать. Я знаю, что твоя жизнь не будет самой простой.

Морис заметно расслабился. Он понял, что можно повлиять и изменить ситуацию, которая тебя не устраивает. При помощи друзей или без нее можно изменить свою жизнь или начать совершенно новую.

Морис говорил мне, что долгое время считал себя неграмотным. В школе он проходил тест на умение писать и читать, на котором присутствовала его мать. После окончания теста Дарселла сообщила Морису, что он ничего не умеет. Морис не чувствовал, что результаты теста отражают реальное положение дел, потому что на самом деле умел писать, хотя делал это очень медленно. Но все окружающие так часто говорили, что он ничего не умеет, что он и сам в это поверил. И чем хуже он учился в школе, тем больше убеждался в том, что из него в жизни вряд ли что получится.

Тут я рассказала ему, что сама в школе училась ужасно, много пропускала, вообще не сдала несколько предметов и никогда не училась в колледже.

Морис очень удивился, когда это услышал. Он совершенно не подозревал, что я могу оказаться человеком, у которого в школе были проблемы. Но, с другой стороны, если мне удалось их преодолеть, значит, возможно, и у него получится. Может быть, в жизни его тоже ждет успех.