Венера нечасто виделась с принцем Альбардом, хоть он и был любимейшим из ее дядюшек. Будучи загадочной фигурой на периферии придворной жизни, он залетал в Хейл на своей яхте, чтобы попотчевать ее байками о чудных городах и чужестранках, которых встречал там — дядюшка сегда вздыхал, говоря о них. Его лицо посредине рассекал сабельный шрам, отчего на его губах вечно играла кривая ухмылка. В отличие от большинства встречавшихся с ним людей, Венера знала, что он и вправду ухмыляется — смеется внутренним смехом надо всем бесполезным отчаяньем и мелкими неурядицами жизни. В этом отношении он был диаметральной противоположностью ее отцу, человеку, мысли которого сосредотачивались сквозь единственную линзу — линзу подозрительности; может быть, поэтому она не слезала у Альбарда с колен, когда он появлялся, и дорожила странного вида куклами и игрушками, которые он привозил.

Они нашли друг друга, этот принц-бродяга в шутовском наряде и капризная принцесска, на которой любая одежда немедленно превращалась в лохмотья. Поэтому, наверное, вполне естественно, что в критический момент Альбард забаррикадировался именно в ее спальне.

Он заметил ее уже после того, как перегородил дверь платяным шкафом и нагромоздил сверху стульев и столиков.

— Проклятье, девчонка, что ты тут делаешь?

Венера склонила голову набок и глянула на него искоса.

— Это моя комната.

— Я знаю, что это твоя комната, черт побери. Ты разве не должна быть на занятиях?

— Я укусила учителя. — Изгнанная и снедаемая скукой, она отрывала (не со зла, а скорее в исследовательском порыве) голову одной из своих кукол, когда примчался Альбард. Венера предположила, что он здесь для разговора с ней, и вежливо ожидала, держа в руке поникшее безголовое тельце, пока он сдвигал всю обстановку. Так он не повидать ее сюда явился? Тогда в чем дело?

— Ладно, неважно, — сказал он раздраженно, — просто не стой на виду. Может дойти до неприятностей.

Теперь она слышала крики и беготню людей снаружи.

— А что ты натворил? — спросила она.

Он уперся спиной в груду мебели, будто хотел ее выпихнуть из комнаты.

— Я тоже кое-кого укусил, — сказал он. — Или, вернее, был готов укусить, а они узнали.

Венера уселась близ него на ковер цвета фуксии.

— Мой отец, верно?

Он комично вздернул брови.

— Как ты угадала?

Венера над этим немножко подумала. Потом сказала:

— Значит, все, кто разозлит моего отца, кинутся в мою комнату?

Альбард засмеялся.

— Племянница, будь это правдой, все чертово королевство сидело бы тут с нами.

— А. — Она слегка успокоилась.

— Сдавайся, Альбард! — закричал кто-то снаружи — судя по тембру, ее отец. Послышалось какое-то совещание бормочущих голосов, потом:

— Ээ... Венера там с тобой?

— Нет! — Принц приложил к губам палец и опустился рядом с ней на колени. — Единственное, чего я совершенно точно не стану делать, — мягко сказал он, — это превращать тебя в разменную фишку. Если хочешь уйти, я разберу баррикаду и выпущу тебя.

— Что они с тобой сделают?

— Закуют в цепи, увезут... Все будет зависеть от настроения твоего отца. В последнее время его взгляд заволакивает черное облако, ты видела? — Она решительно кивнула. — Оно становится все больше и больше, это облако, и я думаю, оно начинает вытеснять все прочее. Это меня тревожит.

— Я знаю, что ты имеешь в виду.

— Да уж полагаю, знаешь. — Последовала долгая пауза, пока Альбард договаривался с людьми по ту сторону баррикады. Венера ретировалась к окну, но теперь скуки как не бывало. Под конец Альбард наморщил лоб и обернулся к ней.

— Дела идут не лучшим образом, — сказал он. — Нет ли у тебя ручки и чего-нибудь, на чем писать? — Она указала на парту, громоздящуюся на вершине баррикады. — Ага. Премного благодарен.

Он вскарабкался наверх и добыл ручку и немного бумаги. Потом, нахмурясь, выбросил бумагу, опустился на колени и начал оглядываться по сторонам в поисках чего-то. Венера пристально наблюдала. Он поднялся с одной из ее кукол, с любимицей, у которой были фарфоровая голова и тряпичное тело.

— Не возражаешь, если я ее на минутку позаимствую? — спросил он. Венера пожала плечами.

Альбард какое-то время тер кукольным лицом о каменный пол. Со стороны коридора раздался грохот. Баррикада содрогнулась. Критически осмотрев куклу, принц удовлетворенно крякнул. Затем он сгорбился и принялся осторожно водить кончиком пера по лицу куклы.

Когда баррикада наконец пала, он стоял посреди комнаты, заложив руки назад. Ворвалась дюжина солдат, они вывели его прочь; он успел только кинуть назад взгляд и подмигнуть Венере.

После того, как его увели, несколько чинов из тайной полиции обыскали ее комнату. (Состояние, в котором находилась комната после их ухода, было примерно таким же, как и до появления здесь Альбарда, что ярко свидетельствовало о привычках самой принцессы.) Они конфисковали все, что могло писать или на чем можно было писать, даже отломали от стен штукатурку там, где она что-то нацарапала. Венеру и саму несколько раз обыскали, и потом все они вымелись, звякая металлом и патронташами, а ее оставили сидеть ровно в том месте, где стоял принц Альбард.

Ни она, ни кто-либо из встречавшихся ей позже людей, Альбарда больше не видели.

В конце концов она двинулась к окну и подобрала одну из кукол. Платье куклы было порезано там, где тайный полицейский его распорол в поисках скрытых записей. Венера поднесла куклу к окну и насупилась.

Так вот что он делал. Альбард стер ее брови о камень. Затем нарисовал их вновь — филигранными черточками и завитушками. С дистанции в несколько дюймов они смотрелись вполне обычно. Но глядя поближе, однако, она могла видеть, из чего они были складывались:

Из букв.

* * * *

Нация Лириса обвилась вокруг своего внутреннего двора, как будто ее скрутило от боли. Во двор выходили все окна, над ним нависали все балконы. Дно этого колодца было бы в вечной тени, если бы не гигантские зеркала на крыше, направленные на Кандес.

Венера отчетливо видела, что двор в фокусе всего и вся, но не могла рассмотреть, что там, внизу. Первые два дня пребывания здесь ее таскали из каморки в другую, и все они располагались вдоль короткого коридора, выкрашенного в конторский зеленый цвет. После кратких опросов в каждой из каморок ее отводили обратно в невзрачную комнату ожидания, где она сидела, ела и урывками спала на скамьях. Каждое утро она испуганно просыпалась от одиночного выстрела, звучащего где-то неподалеку. Утренние казни?

Навряд ли, ведь она единственная обитательница этой маленькой тюрьмы. Ясно же, что это тюрьма. Ей пришлось заполнять бюрократические формы просто чтобы посещать единственную туалетную комнату — холодный куб с деревянными кабинками, исчерканными безобразными граффити. Высокие зарешеченные окна комнаты открывали вид на верхние этажи внутреннего двора. Они намекали на свободу.

— П-п-просыпаетесь?

Венера осторожно села и постаралась улыбнуться своему тюремщику. Шло третье утро заточения.

Он был высок, атлетически сложен и обладал той точеной внешностью, что можно встретить у актеров, профессиональных дипломатов и мошенников. Выглядел он щеголевато, насколько вообще можно ожидать щеголеватости от человека в железе и скрипучей коже, и мог растопить сердце любой леди — при условии, что она не станет смотреть ему в глаза или слушать его речь. Любой из упомянутых маневров открыл бы ужасную истину о Моссе: его разум был отчего-то ущербен. Он казался скорее марионеткой, чем человеком, и, что печально, похоже, мучительно осознавал свой недочет.

Как и вчера, Мосс держал в одной руке стопку бумаг, неся их словно серебряное блюдо. При их виде Венера вздохнула, и, когда он остановился перед ней, спросила:

— Сколько еще уйдет времени, чтобы оформить меня в вашу тюрьму?

— Т-т-тюрьма? — изумился Мосс. Он бережно, словно те были золотыми, опустил бумаги на облупленную скамью и распрямился; его металлические одеяния негромко заскрежетали. — Вы н-н-не в т-т-тюрьме, миледи.

— Тогда что это за место? — Она обвела широким жестом звукопоглощающие оштукатуренные стены, закопченные настенные светильники и потрепанные скамьи. — Почему я здесь? Когда я получу назад мои вещи? — Они обыскали ее куртку и забрали содержимое — драгоценности, ключ и пулю. Какая из потерь беспокоила ее больше всего — трудно было решить.

Мосс всегда разговаривал с неизменным выражением лица, зато в его глазах светилась какая-то отчаянная мольба; она всегда в них светилась, даже если Мосс таращился на стенку. Эти глаза казались чрезвычайно красноречивыми, но Венера начинала склоняться к мысли, что и вид и поведение Мосса никак не соотносились с его внутренним состоянием. Теперь же он в своей однообразной манере сообщил:

— Это им-иммиграционный департамент п-п-правительства Лириса. Вас перевели сюда для п-п-проведения проверок на предоставление гражданства-ва.

— Гражданства?

Тогда все начинало становиться по местам — формы, чувство, что тебя «оформляют», и вереница мелких чиновников, которые часами поглощали ее время все последние дни. Они безжалостно изводили ее допросами — но не о том, как или зачем она сюда попала, и не про то, какие у нее могли быть планы или связи. Им даже не было дела до ее шелушащихся солнечных ожогов. Нет, они хотели знать медицинскую историю всего ее семейства, не было ли по ее линии умопомешательств, и какие среди ее родственников случались проявления преступных наклонностей.

— Ну, как-то мой отец украл страну, — отвечала она.

Конечно, она просила их отпустить ее — наверное, на дюжину разных ладов. Она предполагала, что за нее возьмут выкуп, или сделают разменной монетой в каких-нибудь переговорах. В таких мыслях она проводила беспокойные часы, прикидывая свою стоимость для того или иного государства и личности. Венере совершенно не приходило в голову, что ее могут принять в Лирис как одну из своих.

Теперь, когда Венера уяснила, что происходит, с ней произошла страннейшая вещь. Она ощутила, всего лишь на секундочку, облегчение от перспективы провести остаток жизни, укрывшись здесь — как бриллиант в сейфе. Она встряхнулась, и чувство миновало; она встревоженно встала и отвернулась от Мосса.

— Н-н-но я принес х-х-хорошие новости, — заявил Мосс с таким видом, как будто умолял о смерти. — Н-н-не расстраивайтесь. П-п-пока что вы прошли все т-т-тесты. В-в-всего лишь еще один набор ф-ф-форм.

Венере грызла костяшки пальцев, каждый укус отдавался в скуле коротким болезненным импульсом.

— Что, если я не хочу быть гражданкой Лириса?

Мосс принялся смеяться, и Венера дала себе слово сделать что угодно, лишь бы больше не видеть этого зрелища.

— З-з-заполните вот эти, — сказал он. — И всё.

Подписать бумаги ее заставило вовсе не рвение стать гражданкой нации размером в парк. Венера просто хотела вернуть свои вещи — и выбраться из комнаты ожидания. Что чувствовала она мгновение назад, было лишь жаждой анонимности, говорила она себе. Гражданство какой бы то ни было нации не значило для нее ничего, разве что служило признаком низкого статуса. В конце концов, ее отец едва ли был гражданином Хейла; он сам и был Хейл, и прочие люди — его, отца, гражданами. Венера выросла в убеждении, что и она тоже выше таких категорий.

— Идем, — было всё, что молвил Мосс, когда она закончила. Он вывел ее в коридор, и в конце его отомкнул громадную металлическую дверь с окошком, затянутым проволочной сеткой. Прежде, чем открыть портал, он подобрал и вручил ей коробку без крышки.

Внутри находились ожерелье и серьги, которые он изъял из ее куртки, когда Венера прибыла сюда. Рядом перекатывалась пуля.

Ключа от Кандеса не было.

Венера нахмурилась, но решила прямо сейчас вопрос не заострять. Мосс сделал приглашающий жест, и она проследовала мимо него в свою новую страну.

Лучи солнечного света, в котором плясали пылинки, обрисовывали высокие каменные колонны. Их арочные капители тонули в тени, зато полированные полы мерцали как зеркала. Весь нижний этаж огромного кубического здания казался единым пространством, за исключением стены, где должна была проходить граница внутреннего двора. Пространство заполняли дюжины и дюжины кабинок, конторок, рабочих столов и стоек.

Картина была такая, как будто здесь собрали все профессии городка средних размеров: тут портной, там доктор, по ту сторону плотники, по сю каменщики, — но все собраны в одном помещении. Рулоны ткани соседствовали с мешками цемента. Сушилки и ткацкие станки теснились к потолку, чтобы дать место разделочным колодам и усыпанным мукой прилавкам. И по всему пересеченному тенями пространству в незыблемой тишине трудилась маленькая армия молчаливых сосредоточенных людей.

Все обособились — каждый за своей конторкой или рабочим столом; у Венеры возникло пугающее впечатление, что эти рабочие места образовались и выросли вокруг людей как раковины вокруг моллюсков. Вон тому мужчине наверняка потребовались годы, чтобы выстроить маленький зиккурат из зеленых бутылей, возвышающийся сзади его стола; женщина рядом погребла себя в миниатюрных джунглях папоротника. Стоящие на подставках и свисающие с веревок зеркала ловко отправляли любой заблудившийся лучик света в десятифутовой округе на ее зеленые заросли. Каждая лавка источала свою индивидуальность или откровенную эксцентричность, но их пределы строго соблюдались; ничьи безделушки или курьезные вещицы не выбивались за невидимую черту примерно пятифутового радиуса.

Мосс отвел ее к внешней стене, где открыл полутемную камору, напомнившую ей клеть Диамандиса. Здесь стояли ящики и корзины, полные того, что выглядело как доспехи, — однако она знала, что это такое и для чего.

— Вы обязаны носить четыреста пятьдесят ф-ф-фунтов массы в течение дня, — сказал Мосс. — Это возместит нашу п-п-пониженную т-т-тяжесть и поддержит здоровье ваших костей. — Он отступил, скрестив руки, пока Венера рылась в грудах, подыскивая что-нибудь подходящее.

Сдавалось, портные Спайра — кучка лишенных воображения людей. Комната изобиловала блузами, платьями и юбками, брюками и жакетами, но все изготовлены из искусно обработанного металла на шарнирных соединениях. Только нижнее белье — то, что в прямом контакте с кожей, — сделано из более мягких материалов, в основном кожи, хотя, к своему облегчению, она нашла немного ткани. Она попробовала жилет из окислившихся медных чешуек, добавила юбку из железных пластин внахлест, и взвесилась. До сотни фунтов далеко. Венера отправилась обратно и нашла наголенники, наручи и стальной жакет с фалдами. Лучше, но все еще легковато. Мосс терпеливо ожидал, пока она обрастала слоями брони, как линкор. Наконец, когда она перевесила сотню фунтов — пять сотен фунтов массы, — он удовлетворенно хрюкнул.

— Н-но вам нужна ш-ш-шляпа, — добавил он.

— Что? — она свирепо уставилась на него. К его голове крепилось нечто вроде швартовочного кнехта; когда он двигался, кнехт покачивался. — Всех этих унижений недостаточно?

— Мы д-должны н-н-нагружать п-позвоночник. Для д-долговечного здоровья.

— Ну хорошо. — Она порыскала среди кучи забавных вариантов, от цветочных горшков с подбородочными ремешками до круглого стеклянного аквариума, в настоящий момент пустого, но покрытого инеем. В конце концов она остановилась на наименее отталкивающей вещице — хромированном шлеме с наушниками и вороновыми крылами, приделанными за висками.

Вот теперь венерины ноги убедительно бухали по земле. Она могла прочувствовать вес, и он в самом деле был практически нормальным, но распределенным по всей ее поверхности, вместо того, чтобы сосредоточиться внутри. Также она быстро обнаружила, что для начала ходьбы нужен основательный толчок, и что повороты и остановки даются непросто. Теперь у нее была инерция доброй четверти тонны; до нее это начало доходить после того, как она налетела на несколько стен и косяков.

— Т-теперь, — сказал с явным удовлетворением Мосс, — вы п-подготовлены для встречи с Б-Б-Ботанистом.

— С кем?

Он пробирался среди колонн без дальнейших комментариев. Венера кивала и улыбалась мужчинам и женщинам, откладывавшим свою работу, чтобы поглазеть, как она проходит мимо. Она пыталась незаметно разглядеть, над чем они работали, но освещение было слишком неровным. Тени и блеск ей мешали.

Что бы ни лежало впереди, его очертания размывал отражающийся от полированного пола солнечный свет. Прежде чем вступить в освещенную область, Венера еще раз бросила взгляд назад. Темнота и изгибающиеся арки обрамляли дюжину белых овалов — повернутые к ней лица. На этих лицах она читала все эмоции: удивление, любопытство, гнев, страх. Никто не прятался от ее взгляда. Они таращились на нее, как будто никогда прежде не видели чужаков.

Может быть, и не видели. По коже головы Венеры побежали мурашки, но Мосс махнул ей идти вперед. Моргая, она ступила из темной галереи во внутренний двор Лириса.

На миг ей показалось, что она попала в одну из картин на потолке отцовской часовни. Эта была полна розовых пахучих облаков. Она потянулась рукой, чтобы потрогать одно, и услышала резкий щелчок взводимого курка. Венера застыла.

— С твоей стороны будет очень неразумно продолжать, — врастяжку прозвучало откуда-то сверху. Венера медленно убрала руку. Когда ее глаза привыкли к яркому свету, она увидела стволы трех ружей старинного вида, направленных в ее сторону. Их держали угрюмые люди, одетые в железо.

Солдаты разительно контрастировали с обстановкой. Весь двор был полон деревьев, все одного вида, все в пышном цвету. Запах и краски миллионов цветков ошеломляли. Спустя мгновение Венера приметила, что ветви многих деревьев увешаны драгоценными камнями, и некоторые из стволов опоясывают золотые кольца. Еще спустя мгновение она поняла, что на единственном расчищенном пятачке в центре двора стоит трон. Устроившаяся на нем женщина наблюдала за ней, явно забавляясь.

Ее платье было из золота, серебра и платины; на голове — корона, отделанная жемчугами всевозможных оттенков, сверкавшая в концентрированном свете Кандеса. С виду она начинала входить в средний возраст, но была все еще прекрасна; каскад волос, выкрашенных в тот же оттенок, что и соцветия, обвивал плечи.

— Похоже, вы неохотно выходите на солнечный свет, — сказала она, откровенно веселясь. — Понимаю, отчего. — Она похлопала по собственным щекам, глаза блеснули.

Венера оглядела солдат, поразмыслила и миновала их. Поскольку здесь несомненно была устроена своего рода тронная комната, она глубоко поклонилась.

— Ваше... величество?

— О-о. О, нет. — Женщина хихикнула. — Я не королева. — Она пренебрежительно махнула рукой. — Мы в Лирисе меритократы. Вы научитесь. Меня зовут Маргит, и я ботанист при Лирисе.

— Ботанист... — Венера выпрямилась и обвела взором деревья. — Это ваши посадки.

— Будьте так любезны. — Леди Маргит нахмурилась. — Мы не отзываемся о сокровище Лириса в подобных прозаических терминах. Эти создания и есть Лирис. Они поддерживают нас, они придают нам значение. Они — наша душа.

— Пардон, миледи, — сказала Венера с новым поклоном. — Но... что же именно они такое?

— Ну конечно. — Глаза Маргит расширились. — Вы никогда такого прежде не видали. Вам так повезло — впервые их увидеть, когда они в цвету. Эти деревья, гражданка Фаннинг — вишни.

Почему это слово так знакомо? Однажды на балу ее любимый дядюшка подошел к ней с чем-то в руке... Угощение...

— Что такое вишни? — спросила она как можно простодушнее.

— Потакание слабостям сильных, — с улыбкой сообщила Маргит. — Деликатес настолько редкий, что он явно не попадал ко двору твоего отца.

— По поводу этого, — сказала Венера. — Двора, я имею в виду. Моя семья фантастически богата. Зачем делать меня эээ... гражданкой этого места, когда вы могли просто вернуть меня за выкуп? Вы бы получили за меня полный трюм сокровищ.

Маргит издевательски засмеялась.

— Если бы вы были принцессой настоящей нации, мы бы, возможно, обдумали это. Но вы даже не из княжеств! Вы сами признались на собеседованиях, что явились из насквозь продутых пустошей Внешней Вирги. Там ничего нет, и мне с трудом верится, чтобы ваш народ мог владеть чем-то интересным для нас.

Венера сузила глаза.

— А как насчет флота боевых крейсеров, способных с двадцати миль сделать из этого места щепу для растопки?

Над этим рассмеялась не только Маргит; загоготали и солдаты.

— Никто не угрожает Спайру, юная леди. Мы неуязвимы, — Маргит заявила это так самодовольно, что Венера поклялась найти способ припомнить ей сказанные слова.

Маргит щелкнула пальцами, и Мосс выступил вперед.

— Ознакомь ее с новыми обязанностями, — сказала ботанистка.

Мосс с отвисшей челюстью уставился на нее.

— В ч-чем они состоят?

— Она знает языки и культуру других местностей. Будет экспертом-толкователем торговой делегации. Иди и представь ее. — Маргит отвернулась, закрыв глаза и подняв подбородок так, чтобы ее лицо заливали солнечные лучи.

* * * *

На свой семнадцатый день рождения Венера впервые выбралась из дворцового комплекса, обзавелась способом шантажировать отца, впервые убила человека и встретила своего суженого. Позже она объяснит людям, что «это все как-то так само вышло».

Столица Хейла была конструкцией из шести городов-колес — крутящихся колец, каждое в две тысячи футов в диаметре — окруженных вечно подвижным облаком невесомых домов и более мелких колец. Главным звуком в городе было урчание реактивных двигателей — это различные кольца и большие муниципальные структуры старались поддержать вращение и избежать столкновения. В воздухе висел запах керосина, он наслаивался на прочие промышленные и биологические ароматы; аналогично, сквозь урчание двигателей можно было расслышать крики, сирены и смех дельфинов.

Венера выросла, наблюдая городскую жизнь издалека. Когда она путешествовала между городами-колесами, это обычно происходило в закрытом такси. По временам тот или иной из нобилей устраивал невесомые балы; тогда она и другие инженю надевали феерические крылья с приводом от стремян, и выписывали замысловатые танцевальные фигуры в теплом вечернем воздухе. Но этот полет всегда придерживался строгих рамок. Никто не отбивался в сторону.

Теперь она была в брачном возрасте — и недавно осознала, что в Хейле «возраст, в котором можно вступить в брак» означало заодно и «возраст, в котором можно стать убитым». У Венеры были три сестры, и когда-то было трое братьев. Теперь их стало двое, и некогда близкие девочки из семьи начинали активно плести заговоры друг против друга. У мальчиков все крутилось вокруг порядка престолонаследия, у девочек — вокруг замужеств.

Несколько дней назад на торжественном обеде кто-то употребил изумительное слово: воздействие. Рычаги воздействия — это то, что ей нужно, решила Венера. И ее мысли обернулись к старым фамильным трагедиям и тайнам, поглощавшим ее внимание еще в детстве.

Сегодня она оделась в коричневую блузу и панталоны девушки-служанки, и крылья за ее спиной были не оранжевыми бабочкиными, и не из розовых перьев, а из бежевого полотна. Ее волосы перехватывала тускло-коричневая тряпица, и она взвилась в городской воздух босиком. В сумке на поясе — немного денег, пистолет и кукла с фарфоровой головкой. Она знала, куда направляется.

Скверные кварталы начинались примечательно близко к дворцу. Этот факт мог бы как-то соотноситься с царственной привычкой просто выкидывать мусор с дворцового колеса, не задумываясь о траекториях и скоростях. Нельзя, однако, винить одни лишь высшие классы в том зловонии, которым повеяло на Венеру, пока она летела к месту назначения. Она не чувствовала отвращения; напротив, запахи и крики людей заставляли ее сердце возбужденно биться. С малолетства она часами просиживала, прильнув глазом к подзорной трубе, глядя, как вращаются эти окрестности и горожане по мере поворота дворца. Она знала местность — просто никогда там не бывала.

То, к чему приближалась Венера, не с чем было сравнить, кроме застывшего взрыва. Даже дым (которого там было полно) стоял недвижно, вернее, двигался не быстрее воздуха, просачивавшегося сквозь сотни кубов, шаров и бесформенных фигур, считавшихся здесь зданиями. Все непривязанное повисало в воздухе и постепенно дрейфовало; это означало, что мусор, шерсть животных, шары грязной воды, щепки, клочки ткани — все вносило в облако свой вклад. Когда давящий летний штиль нарушался и тугой ветер наконец проскальзывал по этим местам, половину массы квартала начинало просто сдувать прочь как мякину. В настоящий момент все это болталось вокруг Венеры, которая сделала нырок и устремилась к серому блокгаузу, своему назначению.

Ее дела в здании были недолги, но каждая деталь сделки, казалось, врезалась в память — ведь здесь были люди, не знавшие, кто она такая. Это было восхитительно, когда для разнообразия с тобой обращаются так же, как обращаются меж собой слуги и обычные люди, — восхитительно и поучительно. Никто не открыл для нее дверей; ей пришлось открывать самой. Никто не провозгласил ее приход — ей пришлось прочистить горло и попросить человека за стойкой помочь ей. И ей пришлось платить — платить своими собственными деньгами!

— Содержимое ячейки шесть шестьдесят четыре, — сказала она, протягивая листок бумаги, на котором написала информацию. Бумага предназначалась для его удобства, не ее, ибо она запомнила короткую строку букв и цифр годы назад. Разобрать буквы, которые Дядюшка Альбард вывел на лбу ее куклы, — вот одна из главных мотиваций, заставивших ее выучиться читать.

Смотритель ячеек хранения только хмыкнул и заявил:

— Возьми его сама. Если у тебя есть комбинация, ты попадаешь внутрь, такое правило. — Он указал на дверной проем у края стойки.

Она собралась направиться в ту сторону, и он сказал:

— За эту ячейку наложенный платеж. Шесть сотен. — Он ухмыльнулся, как акула. — Мы как раз решили ее освободить.

Венера открыла сумочку, позволив ему увидать пистолет, пока она вытаскивала наличные. Он воспринял увиденное без комментариев и махнул в сторону двери.

Единственной вещью в грязноватой ячейке оказалась папка в разводах от воды. Пролистывая ее в неверном свете, Венера решила, что тут все, что ей нужно. Документы были из Колледжа Наследственности при Университете Кандеса, в двух тысячах миль отсюда. Они включали анализы ДНК, доказывающие, что ее отец не из королевской линии.

Она едва ли замечала хаос домов вокруг, покинув блокгауз; быть может, поэтому и повернула не туда. Но вдруг Венера остановилась как вкопанная и сообразила, что находится в узком проходе, образованном пятью дощатыми строениями, на пути вниз, а не вверх — к дворцу. Нахмурясь, она схватилась за оказавшийся под рукой канат, и развернулась, чтобы вернуться тем путем, которым пришла.

— Не надо. — Голос прозвучал спокойно, он шел сверху и слева. Венера перевернулась, оборотившись к говорящему. В сером свете, отраженном от толи и дранки, она увидела юнца — возможно, не старше ее самой, со спутанными рыжими волосами, длиннокостного, как бывает с человеком, выросшим при слишком слабой силе тяжести. Он широко улыбнулся и продолжил. — За тобой идут скверные люди. Продолжай двигаться, сворачивай на первом же повороте направо, и будешь в безопасности.

Она замялась, и он посуровел.

— Да не дурю я тебя. Двигай, если зла себе не желаешь.

Венера снова сделала оборот через крыло, уперлась в канат, и, оттолкнувшись, ринулась вдоль прохлжа. Когда она достигла угла, о котором говорил парень, то услышала голоса с дальнего конца проулочка — напротив той стороны, с которой он обещал приход плохих людей.

Боковой проход в два счета выводил в оживленное воздушное пространство, и в нем не было ниш или дверей, откуда кто-нибудь мог бы выпрыгнуть. На миг почувствовав себя в безопасности, Венера выглянула за угол прохода. Слева медленно влетали трое людей .

— На этот раз ты точно завел нас куда-то не туда, — сказал тот, что во главе. Ему было ближе к тридцати, судя по манерам и одежде — очевидный нобиль или богач. Один из его компаньонов одевался сходным образом, но третий выглядел как человек из народа. Большего она в тусклом свете разглядеть не могла. — Дворец определенно не в этой стороне, — продолжал предводитель. — Мне назначено на два часа, и я не могу позволить себе опоздать.

Два часа? Она припомнила, как один из придворных говорил, что адмирал из какой-то сопредельной страны нанесет визит ее отцу после полудня. Это тот самый?

Внезапно один из спутников закричал:

— Эй! — Он едва увернулся с пути сабли, неожиданно появившейся в руке третьего. — Чейсон, это ловушка!

Четверо людей ворвались в проход справа. С вида хулиганы — таких головорезов, рыскающих по окрестностям, Венера замечала в подзорную трубу, и временами фантазировала об их интересной жизни. Все выхватили сабли, и никто не проронил ни слова, когда они напали на двух своих жертв.

Тот, кого назвали Чейсоном, закружил свой плащ в воздухе между собой и атакующими, и выхватил саблю, пока его друг парировал выпад прежнего проводника. После предупреждения, выкрикнутого другом Чейсона, дальнейшее происходило в молчании.

Когда фехтуешь в невесомости, лезвие столь же движущая сила, сколь и оружие. Каждый из мужчин нашел себе опору — стена, канат, или противник, и уперся рукой, ногой, плечом или лезвием, кто как мог. Каждое столкновение бросало их в новом направлении, и они кувыркались и вертелись, полосуя друг друга. Венера видела мужчин, практикующихся с саблями, и даже наблюдала дуэли, но тут было нечто совершенно другое. В схватке не было ничего манерного; бой был стремителен и жесток; движения людей были красивы, рождали внутренний трепет, и почти неразличимы из-за скорости.

Один из атакующих держался позади. Когда на его лицо упал луч света, она узнала предупредившего ее парня. Он только держал свою саблю поднятой на уровне лица, поводил ею из стороны в сторону, и уворачивался от занятых схваткой мужчин.

Через несколько секунд Венера осознала, что двое из людей, скачущих от стены к стене, уже мертвы. В воздухе повис пунктир черных бусин — кровь — и еще больше капель тянулось за телами, которые продолжали двигаться, но уже вяло, по инерции. Одним был человек, приведший сюда двух дворян; другим — один из атакующих.

— Сдавайся! — Голос Чейсона до того напугал Венеру, что она чуть не потеряла хватку за стену. Трое оставшихся атакующих приостановились, держась за канаты и кривую дранку, и уставились на своих мертвых соотечественников. Парнишка выглядел жалко. Затем один из его компаньонов яростно взревел и прыгнул.

Он отлетел, получив рубящий удар в лицо от товарища Чейсона. У другого мужчины Чейсон выбил саблю из рук, и завершил движение апперкотом в челюсть.

Парень висел в пустоте, выставив перед собой саблю. Чейсон мельком глянул на него, развернулся, и — остановился.

Лезвие трепетало в дюйме от носа мальчишки. Он побледнел как полотно.

— Я не причиню тебе вреда, — сказал Чейсон. Его голос мягко успокаивал — полный контраст с его же рыком несколько мгновений назад. — Кто тебя подослал?

Парень сглотнул и, заметив, что все еще держит саблю, судорожно отбросил ее. Когда сабля отплыла прочь, он ответил:

— Б-большой человек из дворца. Красное перо на шляпе. Не сказал имени.

Чейсон сделал кислое лицо.

— Ну хорошо. Тогда проваливай. Найди себе другое занятие... да, и друзей получше. — Он взял компаньона за запястье и сцепил с ним руки, чтобы скоординировать полет. Вместе они повернулись, чтобы отбыть.

Человек, получивший удар в подбородок, вскинул голову и поднял руку. В его чумазом кулаке блеснул кургузый пистолет. Парень ахнул, когда бандит нацелился в упор в затылок Чейсона.

Бах! Воздух наполнили брызги крови, и парень взвизгнул.

Венера вгляделась сквозь синее облако порохового дыма. Несостоявшийся убийца Чейсона корчился в воздухе, а оба дворянина уставились мимо него на нее.

Она вернула пистолет в сумку.

— Я... я увидела, что вы в беде, — сказала она, удивляясь спокойствию собственного тона. — Не было времени на предупреждения.

Чейсон скользнул ближе. На его лице было написано восхищение.

— Благодарю вас, мадам, — произнес он, грациозно склоняя голову. — Я обязан вам жизнью.

В фантазиях Венеры у нее всегда для таких моментов находился безупречный и мгновенный отклик. А в реальности она сказала:

— Ой, даже и не знаю.

Он засмеялся.

Затем протянул руку.

— Идем. Нам потребуется объясниться с местной полицией.

Венера вспыхнула и отпрянула. Нельзя, чтобы ее застали здесь — не говоря о скандале, отец станет задавать слишком много вопросов. Только что добытые бумаги могут привлечь его внимание, и тогда она все равно что мертва.

— Не могу, — сказала она и, повернувшись, изо вех сил оттолкнулась от угла.

Она слышала, как он кричит ей «Постой!», но Венера не останавливалась и не смотрела назад, пока не пролетела сквозь три людных рынка и не юркнула сквозь пять узких проулков между готовыми вот-вот столкнуться зданиями. Она осторожно пробралась обратно во дворец и переоделась в караулке, пока подкупленный ей страж нервно ожидал снаружи.

В следующий раз она увидела Чейсона Фаннинга спустя две ночи, на официальном балу. Много позже он рассказал ей, что был настолько изумлен, узнав ее, что удивление вытеснило все мысли о новом договоре с Хейлом, который он праздновал. Конечно, выражение на его лице было уморительным.

У Венеры были свои резоны улыбаться, поскольку она узнала, кто пытался прикончить этого приятного молодого адмирала. Танцуя с Чейсоном Фаннингом, она обдумывала выбор конкретных выражений для противоборства с отцом. Она уже знала, чего попросит у него в обмен на ее молчание насчет его некоролевского происхождения.

Так впервые в своей юной жизни Венера Фаннинг начала примеряться к существованию вдали от интриг и жестокости Двора Хейла.