1

Как пьяный гуляка, едва способный удержаться на ногах после долгого кутежа, Герольт шатался на мокрой, скользкой палубе французского торгового корабля «Мария Селеста». Одной рукой он сжимал толстый канат и пытался хотя бы локтем защитить лицо от ветра и дождя. Другой хватался за все, что позволяло не упасть.

Хотелось бы Герольту иметь сейчас и третью руку, которой он придержал бы меч. Во время постоянных перебежек по палубе клинок раскачивался на перевязи и мешал переставлять ноги. Как он хотел оставить его в каюте! Но рыцари договорились, что будут носить оружие постоянно.

Не то чтобы они не доверяли команде «Марии Селесты», нет. Но после того как работорговцы сумели похитить Святой Грааль, рыцари поклялись не подвергать священную чашу даже призрачной опасности. Отныне по крайней мере один из них постоянно находился рядом со Святым Граалем. Нынешним утром его охранял Мак-Айвор.

Герольт делал вид, что не замечает насмешливых взглядов матросов. Втайне рыцарь жалел, что они не могли сказать команде о своей принадлежности к ордену тамплиеров. Уж тогда бы моряки несомненно прониклись уважением к своим пассажирам.

Но выдавать себя за других людей все же было разумнее. Для матросов и для слишком много мнящего о себе Матвея Терме — капитана «Марии Селесты» — они были искателями приключений, наемниками, которые якобы по заданию богатого купца из Тулузы везли домой его дочерей Беатрису и Элоизу, некогда похищенных одним из магрибских князьков. Эту легенду Морис вдохновенно рассказал Матвею Терме во время их встречи в гавани Зефиры Магны, и тот в нее поверил.

Герольт, шатаясь, ходил по палубе и старался не вспоминать о куске черствого хлеба, едва надкушенного им в мессе. В животе у рыцаря урчало, и он боялся, что не сможет надолго удержать в желудке проглоченную еду. Он попытался не обращать внимания на растущую тошноту и сосредоточился на попытках противопоставить качке встречные движения своего тела, которые сводили бы ее на нет.

В то время как все пассажиры, за исключением устойчивого к морской болезни Тарика, страдали от ужасных взлетов и падений судна, члены команды преспокойно переносили привычную для них качку. Босоногим матросам даже шторм был нипочем. За несколько дней плаванья (а это были на редкость великолепные, наполненные солнцем и ветром дни) «Мария Селеста» прошла восточную часть Средиземного моря и миновала Сицилию. Но к юго-западу от Корсики погода испортилась. То есть стала обычной для второй недели октября. В эту пору море между Корсикой и Лионским заливом всегда досаждает мореходам. Но путникам дали понять, что повода для беспокойства у них нет. Дескать, кроме смерти от морской болезни им, сухопутным крысам, ничто больше не угрожает. Нынешним утром сварливый боцман опять не упустил возможности сообщить пассажирам, что до настоящего шторма еще так же далеко, как обычному крестоносцу — до причисления к лику святых. Знал бы бывалый моряк, кому он это говорил!

Но хотя настоящего шторма действительно не было, постоянно менявшийся ветер и пляска корабля на волнах доставляли путникам, особенно плывшим в каюте, много неприятностей. Час за часом парусник перекатывался в волнующемся море с одного бока на другой и зарывался в воду, а мачты его угрожающе скрипели. И если бы не белые верхушки волн, печально-серое море было бы невозможно отличить от такого же серого неба.

Герольт надеялся, что на свежем воздухе он будет чувствовать себя лучше, чем в душной тесноте под палубой. Однако не только продолжавшееся урчание в животе, но и порывистый ветер, бросавший ему в лицо дождь и соленую пену, заставили его убедиться в своем заблуждении. Не помогло даже то, что он встал с подветренной стороны и схватился за обшивку, поднимавшуюся выше палубы, — сохранять равновесие оказалось еще труднее.

Втянув голову в плечи, Герольт смотрел на серое море. Долгие жаркие месяцы, проведенные в Аль-Кахире и Ливийской пустыне, сейчас вспоминались им как события далекого прошлого. Герольт также бегло вспомнил три недели, проведенные в порту Зефира Магна. Это было томительное время ожидания корабля, способного доставить их в Грецию, Италию или во Францию и возглавляемого капитаном, которому они могли бы доверить свои жизни и свое сокровище. Ведь по морям шастало не меньше головорезов, чем по земле.

За эти недели хозяева портовых таверн неплохо заработали на рыцарях, выпивших десятки кувшинов вина. К счастью, в порту наконец-то появилась «Мария Селеста», и тамплиеры быстро сторговались с капитаном Матвеем Терме. Теперь они были всего в нескольких днях пути от Марселя.

Смешанные чувства овладевали Герольтом, когда он размышлял о том, что несколько месяцев назад вместе с падением Аккона прекратили свое существование святые земли и христианское королевство в Заморье; о том, что теперь они возвращаются на родину. Герольт провел на чужбине многие годы, и там он чувствовал себя гораздо лучше, чем дома. Наверное, ему будет нелегко привыкать к совершенно иной жизни в Европе. Герольт знал, что его товарищи испытывали те же чувства. К тому же они продолжали гадать, насколько велика опасность встретиться с искарисами во Франции. Какие ловушки приготовили им слуги Черного Князя на пути из Марселя в Париж? А еще рыцарям очень хотелось бы знать, какое задание получат они, хранители Грааля, после того как священная чаша окажется в надежном месте — в парижском замке тамплиеров.

Взглянув на корму, Герольт увидел там Тарика. Левантиец оживленно беседовал с рулевым. Тарик уверенно стоял на палубе и вообще выглядел так, будто большую часть жизни провел на море и знал, как надо управлять «Марией Селестой». С желудком у него тоже все было в порядке. Более того, только что он откусил кусок вяленого мяса и с аппетитом жевал его. После того как Тарик получил от Святого Духа особый дар хранителя Грааля, стихия воды в любой своем проявлении стала для него дружественной. Как же завидовал ему Герольт!

Он решил подойти к левантийцу на корму, но тут ветер донес до него голос, произносивший его имя. Кто-то звал его. Это был Мак-Айвор. Шотландец стоял на лестнице, которая вела в трюм, и выглядывал из люка. Что он тут делает? Он должен охранять Святой Грааль в их каюте!

— Герольт! Скорее! — крикнул Мак-Айвор, призывно размахивая рукой.

— Легко тебе говорить! Попробовал бы ты сам пройти по скользкой палубе! — крикнул в ответ немец. Он отпустил доски обшивки, выступавшие над палубой, и засеменил к люку. Что же там может быть срочного? Наверное, опять что-нибудь случилось с Беатрисой. Она переносила морскую болезнь тяжелее всех. Даже в первые дни, когда море был гладким как зеркало, Беатрису сильно укачивало. Морису приходилось сидеть рядом с девушкой и утешать ее, взяв за руку. Но теперь плохо было и самому Морису. Во всяком случае сегодня француз еще не выходил из своей каюты и не наносил визитов Беатрисе, как он это делал в минувшие дни. Видно, он по-настоящему плохо себя чувствовал.

— Если опять укачало Беатрису… — начал Герольт, добравшись до спуска и ухватившись за ограждение люка. Сделал он это весьма своевременно, поскольку «Мария Селеста» качнулась и начала крениться на левый борт.

— Да нет! Слушай, с Морисом что-то происходит, — сказал Мак-Айвор.

— Я знаю, что его тоже здорово укачало. Но это еще не повод для того, чтобы…

Шотландец опять не дал ему закончить.

— Забудь про эту проклятую качку! Надоело! — воскликнул он. — На этот раз кое-что похуже. У меня подозрение, что француз хочет совершить большую глупость.

Герольт удивленно взглянул на Мак-Айвора.

— О чем, ради всего святого, ты говоришь?

— Морис был в нашей каюте. Я решил этим воспользоваться и сходить проведать Беатрису и Элоизу. Но когда я вернулся, его уже не было. Я успел увидеть, как он заходит в свою каюту и закрывает ее изнутри. Он буквально захлопнул дверь и закрыл ее на засов.

— Ну и что же? — Герольт не мог понять, что так удивило Мак-Айвора. В отсутствие шотландца Морис заступил на пост, а потом снова улегся в койку. Что в этом странного?

— У него под мышкой был мешок с черным кубом! — прокричал Мак-Айвор. — Ничего не объясняя, француз закрылся с ним в своей каюте! Мне это не нравится, Герольт. Он был мертвецки бледен, а с лица у него катился пот. Сначала я подумал, что это от морской болезни, и не стал больше думать об этом. Но сейчас мне кажется, что с Морисом происходит что-то по-настоящему плохое!

Теперь Герольту стало понятно, почему шотландец был так возбужден. Теперь он тоже испугался. Морис тайно взял священную чашу и заперся с ней в каюте!

Черный куб со Святым Граалем постоянно находился в каюте, которую делили Герольт, Мак-Айвор и Тарик. Морис в самом начале плаванья занял отдельные апартаменты. Сначала рыцари хотели бросить жребий и отправить в одиночную каюту того счастливца, коего изберет сама судьба. Но обаятельный Морис настоял на своем праве жить отдельно. Ведь он так много для всех сделал! Например, в ночь нападения на лагерь работорговцев именно он бегал с кувшином зловонной верблюжьей мочи и прокладывал для животных след, уводящий их за дюны. А братья даже не поблагодарили его за это!

Герольт не хотел разделять подозрение, отчетливо прозвучавшее в словах Мак-Айвора и начинавшее овладевать им самим. Это невозможно! Морис был их братом по ордену тамплиеров, и он знал о своей ответственности хранителя Грааля! Поэтому Герольт сказал:

— Наверное, для его поступка имеется вполне невинное объяснение. Возможно, он хочет помолиться перед Святым Граалем, чтобы смягчить страдания от морской болезни.

— А если это не так, и он… — Мак-Айвор запнулся, но затем все же решился произнести немыслимое: — …и он задумал что-то другое?

Внезапно у Герольта перехватило дыхание. Справившись с комом в горле, он сказал:

— Не пугай самого себя! Давай просто посмотрим, что Морис делает с кубом, и выясним, почему он взял его, ничего нам не сказав.

Рыцари торопливо спустились под палубу и по узкому коридору прошли к расположенным на корме каютам. Мак-Айвор постучал в дверь француза и попытался открыть ее. Но она была заперта.

— Морис! — крикнул шотландец. — Это мы! Открой!

Тот не ответил.

— Открой же дверь! — произнес Герольт громко и нетерпеливо. — Нам надо поговорить с тобой, Морис!

Но и он не услышал ответа.

Мак-Айвор испуганно посмотрел на Герольта.

— Я же тебе говорил! С ним что-то не так!

В этот момент сквозь щель над дверью прорвался луч яркого света.

Страх охватил хранителей Грааля. Источником такого ослепительного света не могла быть свеча или масляная лампа. Даже дюжина ламп не смогла бы создать такое сияние. И рыцари поняли, что это был Святой Грааль!

— О Боже! — воскликнул Герольт. — Он разгадал секрет замка и вынул чашу из куба!

— Мы должны ему помешать! — испуганно крикнул Мак-Айвор. — Аббат Виллар запретил нам это делать! Должно быть, Морис спятил! Свет ослепит его, и один Господь Бог знает, что тогда произойдет!

Терять время было больше нельзя.

— Ломай дверь! Быстрее! — крикнул Герольт.

Он мог бы и не говорить этого, потому что Мак-Айвор уже принял решение. Шотландец с размаху ударил плечом в дверь. Деревянный засов хрустнул, и дверь распахнулась.

Морис сидел на своей койке, прислонившись к стене спиной. На коленях у него стоял черный куб из эбенового дерева. Но тайну замка Морис не разгадывал. Для того чтобы достать Святой Грааль, он использовал свой дар, полученный от Святого Духа! Его способность проникать сквозь стены оказалась гораздо обширнее. Его рукам поддавался не только камень, но и другие твердые материалы. Рыцари увидели, как пальцы его правой руки погрузились вглубь куба. Француз, похоже, сжимал чашу рукой. Но, несмотря на все усилия, достать ее он не мог. Белый, ослепительно яркий свет вырывался между пальцами Мориса. Его мокрое от пота, изуродованное страшной гримасой лицо казалось совершенно бескровным.

— Во имя Создателя всего сущего! Немедленно отпусти чашу и вынь руку из куба! — крикнул Мак-Айвор.

— Уйдите! И не смейте приближаться ко мне! — прохрипел Морис, левой рукой вытаскивая из ножен кинжал. Он смотрел перед собой, и в глазах его было безумие. Морис явно забыл о том, кем он был, какую дал клятву и что связывало его с Герольтом и Мак-Айвором. — Я хочу сделать лишь глоточек из этой чаши. Только один глоток из священного источника. Сейчас я его сделаю. Господи, ты меня не оставишь! Один глоток, и я спасен!

От ужаса у Герольта волосы встали дыбом. Он не хотел верить тому, что видел и слышал. Могло ли случиться, что его друг услышал шепот дьявола и поддался искушению? От чего хотел спастись Морис? Может быть, на борту корабля оказались искарисы? Страшные сцены одна за другой пронеслись в его сознании.

В этот момент прибежал Тарик.

— Что здесь происходит?! — крикнул он, держась за рукоятку меча.

— Морис сошел с ума! Он пытается вытащить сосуд из куба, — шепотом ответил Герольт. — Проследи за тем, чтобы нас не увидел никто из команды. Ни одна живая душа не должна знать, что здесь происходит.

В этот момент дверь за спиной Герольта открылась, и в каюту просунула голову встревоженная и бледная Элоиза. Без лишних слов немец вытолкал девочку в коридор.

Мак-Айвор выхватил из ножен меч. Француз мог быть его другом и братом, но раз он решил подвергнуть опасности Святой Грааль…

— Морис, говорю тебе в последний раз, вытащи руку из ящика! Или я заставлю тебя это сделать! — приказал он. — Я говорю это вполне серьезно! Не вынуждай меня прибегать к силе!

— Не смей! — прохрипел Морис, взмахнув кинжалом. — Я уже нащупал его… И сейчас… Только один глоток…

Мак-Айвор взмахнул мечом, и кинжал Мориса, выбитый из его руки, полетел в сторону. К несчастью, француз в тот же миг качнулся вперед, и кончик меча задел его левую щеку. Из раны тут же хлынула кровь. При ярком свете она показалась белой. Морис тут же рванулся к своему мечу, который висел в изголовье койки. Пальцы его правой руки по-прежнему находились в кубе.

Порыв безумия, охвативший брата-тамплиера, Мак-Айвор пресек сильным и резким ударом, угодившим французу в челюсть. Морис упал на лежанку и лишился сознания. Неведомая сила тут же вытолкнула его пальцы из эбенового дерева, и ослепительный свет тут же погас.

Мак-Айвор бросил свой меч в ножны, схватил черный куб и опустил его в парусиновый мешок, лежавший возле койки.

Герольт порывисто вздохнул и перекрестился. Только сейчас он ощутил бешеные удары своего сердца. Трудно было даже представить, что могло случиться, если бы они пришли слишком поздно и Морису удалось бы достать из куба чашу. А в том, что француз хотел это сделать, сомневаться не приходилось.

— Пресвятая Богородица! Вы можете мне объяснить, что здесь произошло? — мрачно спросил Тарик. Он не мог поверить в то, что Морис пытался достать Святой Грааль из деревянного футляра. — Он и в самом деле хотел это сделать? Скажите мне, что это неправда!

Мак-Айвор покачал головой.

— Хотел бы я доставить тебе это удовольствие… Но все было именно так, как сказал Герольт. И я видел это собственными глазами. Как он посмел! Он словно одержимый рвался к чаше, чтобы выпить из нее! И при этом угрожал мне кинжалом! Не понимаю. Чтобы Морис…

Герольт протиснулся к койке, наклонился над братом-тамплиером и увидел, что не только лицо Мориса заливал пот. Вся вся его одежда прилипла к телу, потому что промокла от пота. Герольт приложил руку к его лбу и вздрогнул.

— О Господи! — воскликнул он. — Морис просто горит! У него жар! А мы-то думали, что его просто укачало!

— Ну что ж, теперь более-менее понятно. Он просто бредил, — произнес Мак-Айвор почти с облегчением. — Морис действительно был не в своем уме, когда стащил мешок и попытался достать чашу.

Герольт кивнул.

— И вовсе не дьявол подговорил его на безумный поступок. Это болотная лихорадка. Вспомните, что она делает с людьми.

Тарик озадаченно посмотрел на Мориса, со щеки которого стекала струйка крови.

— Да, она смущает дух. А если убивает, то за несколько дней…

 

2

Когда Морис очнулся, рыцари окончательно убедились в том, что он бредил. Француз никого не узнавал и не отвечал на вопросы. Он что-то бормотал, дрожал как осиновый лист и порывисто дышал. Грудь Мориса опускалась и поднималась в бешеном ритме. Спустя несколько часов он впал в забытье, которое рыцари приняли за начинавшуюся агонию.

Известие о том, что Морис заболел болотной лихорадкой и находится на грани между жизнью и смертью, совершило с Беатрисой чудо. Она мгновенно забыла о своей морской болезни, тут же примчалась в каюту француза и настояла на своем праве ухаживать за ним. Девушка знала, как отразить нападение коварного недуга на тело больного.

— Я знакома с этой страшной болезнью, — заверила она рыцарей. — Наша мать тоже от нее страдала. И как надо ухаживать за больным, лежащим в жару, я знаю лучше, чем кто бы то ни было на этом корабле.

— Морис… он тоже умрет, как и наша мать? — спросила Элоиза тихим, дрожащим голосом. В порту Зефиры Магны Тарик вырезал из дерева и подарил Элоизе маленький крест. Она хранила этот подарок как драгоценное украшение и сейчас сжимала его в руке так, будто искала в нем опору.

Робкий вопрос Элоизы подействовал на ее сестру, как удар. Беатриса резко обернулась. В глазах ее стоял страх за жизнь рыцаря, в которого она была влюблена.

— Нет! Он не умрет, Элоиза! — гневно крикнула девушка и посмотрела на сестру так, будто та совершила какой-то чудовищный поступок. — Морис будет жить, слышишь? И не смей больше говорить такие глупости! Поняла?

Испуганная Элоиза отошла в сторонку.

— Да, Беатриса, — сказала она послушно и смущенно. — Но я совсем не хотела…

Девушка оборвала сестру.

— Наша мать и так была тяжело больна, когда в придачу заболела еще и лихорадкой. Но Морис — сильный человек! У него достаточно сил, чтобы бороться с болезнью. Поэтому не задавай дурацких вопросов, а лучше помогай чем можешь.

Беатриса велела младшей сестре принести чистую ткань — Морису надо было обернуть голени и грудь.

Герольта Беатриса послала к капитану за кувшином лучшего вина, которое тот держал под замком. Мориса надо было заворачивать в ткань, смоченную смесью воды и вина. Капитану также надо было сообщить, что болезнь у француза не заразная и бояться ее никому на корабле не следует. Впрочем, это было лишь предположением Беатрисы. Ведь ни ее отец, ни она с сестрой не заразились от матери. Тарика девушка попросила обратиться к коку с просьбой забить одну из последних куриц и сделать для больного суп из бульона и всевозможной зелени.

— Дай Бог, чтобы на борту вообще оказалась зелень, которую она хочет видеть в этом вареве, — пробормотал Тарик. Но вскоре левантиец вернулся, сияя от радости: у кока действительно нашлось все необходимое, и он уже приступил к работе.

«Мария Селеста» продолжала путь в Лионский залив. Уже к вечеру погода значительно улучшилась. Беатриса все это время не отходила от больного. Она оставалась с Морисом и в течение томительных ночных часов. Никто не мог убедить ее хотя бы ненадолго прилечь и передать на это время уход за больным его товарищам. Беатриса твердо была уверена: лишь она одна знает, что надо делать, и Морис может умереть, если она не будет бодрствовать у его постели.

Следующие два дня и две ночи Беатриса также не отходила от больного. Все это время француз вел самое тяжелое в своей жизни сражение — со смертельным недугом. Жизнь его висела на волоске. Много раз Беатриса меняла его промокшее белье на сухое. То же самое она делала с простынями. Девушка следила за тем, чтобы больной постоянно лежал под теплым одеялом и не сбрасывал его в бреду. Снова и снова Беатриса протирала ему лицо и руки смесью воды и вина и терпеливо вливала в него одну ложку супа за другой, ведь силы рыцаря нуждались в подкреплении. Ухаживая за Морисом, девушка сидела на краю его койки и что-то тихо говорила, словно хотела своими словами принудить к капитуляции темные силы смерти.

В эти тревожные дни Герольту, Тарику и Мак-Айвору оставалось только молиться за своего собрата и надеяться на благоприятный исход болезни. Они охотно приняли бы участие в уходе за Морисом, но Беатриса сурово отклоняла каждое их предложение. Она также не позволяла им часто заходить в каюту и справляться о здоровье больного. Девушка попросту заперла дверь и впускала друзей лишь утром, в полдень и с наступлением ночи. Она защищала ложе больного, как мифический Цербер — вход в подземное царство. Лишь Элоизе позволялось заходить в каюту Мориса. Девочка должна была следить за тем, чтобы у Беатрисы всегда были свежая вода, чистые простыни, полный кувшин вина и горячий суп.

Ранним утром четвертого дня, еще затемно, Беатриса зашла в каюту рыцарей и нарушила их беспокойный сон. Ее осунувшееся, почти серое от переутомления лицо было залито слезами.

— Святой Христофор! Нет! — невольно воскликнул Герольт при виде ее слез.

— Ну, вот и все, — прошептала она.

Окончательно проснувшиеся рыцари вскочили со своих коек. Тарик взмолился:

— Ради Бога, Беатриса! Только не говори, что Морис… умер…

Девушка помотала головой, и на ее заплаканном лице засветилась улыбка.

— Нет, Господь не оставил его без защиты, — сдавленным голосом произнесла она. — Все хорошо. Он жив. Жар совсем уже спал. Морис даже говорил со мной и выпил целую кружку бульона. Самое худшее позади. Он выздоравливает. Скоро он сможет вставать.

Не говоря ни слова, рыцари перекрестились и встали на колени, чтобы вознести Всевышнему благодарственные молитвы. Их брат-тамплиер и верный друг был спасен!

 

3

Помолившись, рыцари тут же отправились к Морису. Они желали сами убедиться в том, что их друг выздоравливает. Им также хотелось обменяться с Морисом хотя бы парой слов.

Но разговор с больным пришлось отложить на другое время. Когда рыцари вошли в каюту француза, тот крепко спал. Спокойное, размеренное дыхание Мориса действительно свидетельствовало о том, что он чувствовал себя лучше.

Француз проснулся днем. Он уже чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы поговорить с друзьями. Рыцари рассказали Морису, как близко он подобрался к смерти и что своим выздоровлением он обязан Беатрисе, которая заботилась о нем днями и ночами, ни на шаг не отходя от его постели. Они наперебой пели ей хвалебные гимны. Но каждый из рыцарей помнил, что рано или поздно им придется побеседовать с Морисом о его попытке достать Святой Грааль. И никто не хотел начинать этот разговор первым.

Наконец его завел сам Морис. Он дотронулся рукой до уже зажившей раны на своей щеке и удивленно спросил:

— Скажите, откуда у меня это?

В каюте воцарилась гробовая тишина. Некоторое время Герольт, Тарик и Мак-Айвор украдкой обменивались взглядами. Каждый надеялся, что Морису ответит другой, найдя при этом нужные слова.

Морис тут же заметил, что его вопрос вызвал замешательство друзей.

— Что с вами? Что такого страшного я сказал?

Герольт вздохнул.

— Ты уже ничего не помнишь?

— О чем я должен помнить? — наморщил лоб Морис. — Наверное, я метался в жару, и вам пришлось меня укрощать? Да?

— Он и в самом деле не помнит, — проговорил Тарик.

Морис выпучил глаза.

— О Господи, да не томите же меня! Говорите, откуда у меня эта царапина! Скорее же!

— Скажи ты, Герольт, — предложил Мак-Айвор.

— Благодарю за возможность, которую ты мне любезно предоставил, — мрачно ответил немец. Он свирепо взглянул на Мак-Айвора и обратился к Морису: — Нам и в самом деле пришлось укрощать тебя, поэтому у тебя на щеке оказалась рана. Но дело не в том, что ты метался в бреду, а в том, что ты тайком вынес из нашей каюты черный куб, заперся с ним у себя и пробовал достать священную чашу, чтобы из нее выпить.

Морис побледнел.

— Это… это, наверное, шутка. Плохая к тому же.

— К сожалению, нет, — возразил Тарик. — Все было именно так. Мак-Айвору пришлось ломать дверь, и в последний момент он сумел мечом выбить из твоей руки кинжал. Иначе случилось бы несчастье. Ты уже просунул пальцы сквозь стенку куба. Оттуда, изнутри, выходил яркий свет, который мог нас всех ослепить.

Мак-Айвор кивнул.

— К сожалению, в этот момент ты качнул головой, и мой меч встретился с твоей щекой. Будет жалко, друг, если у тебя на щеке останется шрам. Но у меня не было выбора. Все произошло слишком быстро.

Морис побледнел пуще прежнего. Он наконец понял, что могло случиться, если бы Мак-Айвор и Герольт своевременно не вмешались. Он прикрыл глаза и попытался овладеть собой. Когда француз поднял веки, его глаза были влажными. Видимо, он боролся со слезами.

— Я ничего не могу вспомнить, — произнес он дрожащим, сдавленным голосом. — Но это ничего не меняет. Я так ужасно… опозорился. Я оказался недостоин быть рыцарем Святого…

— Не говори так, — торопливо перебил его Герольт. — Ты вовсе не опозорился. Ты был смертельно болен, Морис! Жар помутил твой рассудок и заставил тебя это сделать. Ты не должен стыдиться или считать себя недостойным быть рыцарем Святого Грааля.

Тарик и Мак-Айвор тоже принялись убеждать Мориса, что самое плохое удалось предотвратить и что никто из его друзей при этом не пострадал.

— Правда, с полной уверенностью я бы так не сказал, — добавил Мак-Айвор, пытаясь закончить этот разговор на шутливой ноте. Сделанным раскаянием в голосе он продолжил: — Если на щеке у тебя останется шрам, я буду повинен в том, что придал твоему красивому лицу немного лихости. Ведь тогда тебе просто деться некуда будет от поклонниц!

— Боже упаси! — крикнул Тарик. — Нас тогда и видно рядом с ним не будет!

Герольту тоже пришлось добавить от себя пару шуток. Морису следовало поскорее избавиться от потрясения. Надо было дать ему понять, что он не должен предаваться самоистязанию. Постепенно француз приходил в себя. К нему стала возвращаться вера в то, что его дружба с Тариком, Герольтом и Мак-Айвором была по-прежнему сильна.

— Каждый из нас может попасть в положение, в котором он будет зависеть от других людей, — добавил Герольт, заметив, что Морис уже устал и с трудом держит глаза открытыми. — Вспомни, какую клятву мы дали: «Друг за друга в верности и чести!» Так будет и впредь!

Мак-Айвор и Тарик кивнули.

— Так что гони подальше тяжелые мысли. А теперь спи да набирайся сил. Скоро мы будем в Марселе. Хорошо, чтобы к тому времени ты хотя бы немного окреп и был готов к дальнейшему пути.

— Благодарю вас, друзья мои, — пробормотал Морис. Он откинулся на подушку и заснул прежде, чем последний из его товарищей покинул каюту.

— Надеюсь, Морис всерьез отнесся к нашим словам, — озабоченно сказал Тарик уже в коридоре. — Он был сильно потрясен, когда узнал, что чуть не совершил в бреду.

— Потрясение пройдет еще нескоро. Хотя со стороны это вряд ли будет заметно, — предположил Мак-Айвор. — Такие вещи сразу не проходят. Вам известны его гордость и чувство собственного достоинства. Он оказался на волоске от предательства. И для него, скажу я вам, это тяжелый удар!

 

4

Во второй половине следующего дня прозвучало радостное известие. Гулкая дробь босых ног по палубе сопровождала Герольта, когда он спускался вниз, к Морису и Тарику, охранявшим Святой Грааль. Из-за шума наверху стук его сапог был неслышен, и он остался незамеченным, когда подошел к приоткрытой двери Мориса. Герольт уже хотел толкнуть ее и войти, как вдруг услышал голос Беатрисы.

— Морис, сколько еще вы будете благодарить меня за то, что я ухаживала за вами во время болезни? — недовольно спросила девушка.

— Вы заслужили больше благодарностей, чем я способен произнести. Я обязан вам своей жизнью, Беатриса. Я не знаю никого, кому хотел бы быть обязанным больше, чем вам, — прозвучал ответ Мориса.

В каюте раздался тихий смех.

— Будьте уверены, что эти заботы не составили для меня никакого труда, потому что я умирала от страха за вас.

— Полно! За один только страх, который вы испытали из-за меня, я не сумею расплатиться до конца дней. Что уж говорить обо всем остальном. Я ваш вечный должник. Потребуйте от меня все, что захотите, и я переверну небо и землю, дабы выполнить ваше желание, прекрасная Беатриса!

— Перестаньте, наконец, смеяться надо мной. Вам следует относиться ко мне серьезно, Морис. Я вам не Элоиза, — капризным голосом произнесла Беатриса.

— И все-таки я сделаю это.

— Нет, не надо. Вы все время шутите со мной и счастливо уклоняетесь, когда… — Беатриса не закончила.

— Когда что? — спросил Морис.

Герольт продолжал колебаться, уместно ли будет своим появлением прекратить эти шутки, которые настораживали его все больше и больше. Но от этого шага его удержало любопытство: что же ответит Беатриса его брату-тамплиеру? Герольт стыдился своей слабости, но был неспособен превозмочь себя. Возможно, рыцарям пришла пора наконец узнать, как далеко зашли отношения Мориса и этой девушки. Прежде они могли лишь строить догадки на этот счет.

— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду, — ответила Беатриса. Голос ее был наполнен нежностью. — Я, во всяком случае, не забыла поцелуя, которым вы наградили меня в пальмовой роще в Аль-Фаюме. Вечером того дня, когда мы выехали в пустыню. Вы, верно, про это уже и забыли.

— Как вы могли допустить, что я забыл это восхитительное мгновение?!

— Это был единственный поцелуй, который вы подарили мне. Хотя он был… самым восхитительным из всех, которые мне довелось испытать. И мне хотелось бы… чтобы вы сделали это еще раз… и чтобы вы сказали… чтобы вы сказали, какого рода чувства вы ко мне испытываете. С того самого часа этот вопрос томит мое сердце.

Оставаться в коридоре дальше Герольт уже не смог. Того, что он услышал, было более чем достаточно для подтверждения его догадок. Ему и впрямь пора был войти, прежде чем Морис успеет сделать ко многому обязывающее признание. Он сделал два громких шага, стукнул в дверь и открыл ее, не дожидаясь приглашения.

— Морис, я хочу сказать… — начал Герольт и остановился, сделав вид, что он не ожидал увидеть Беатрису у койки своего друга. — О, вы тоже здесь! — Рыцарь притворился, будто не заметил, что девушка сжимала руку его брата-тамплиера, а когда он вошел, быстро выпустила ее.

Покрасневшая Беатриса тут же встала со скамеечки у койки.

Продолжая делать вид, что он не заметил ничего необычного, Герольт продолжил:

— Ну и прекрасно. Вы тоже сразу все и узнаете.

Морис овладел собой быстрее, чем Беатриса.

— Что случилось, Герольт? — осведомился он.

— Хорошая новость! Наше плавание скоро закончится. Матрос с главной мачты увидел берег Франции, — сообщил немец. — Подойти к Марселю до наступления ночи мы не успеем, но на рассвете корабль будет уже в гавани. Вскоре под ногами у нас будет твердая земля!

— Рад это слышать, — сказал Морис, а затем добавил с улыбкой: — Хотя во время болезни за мной так ухаживали, что я смог бы продержаться на борту еще несколько дней.

Румянец на лице Беатрисы после этих двусмысленных слов густо побагровел.

— Слава богу, завтра это мучительное плавание закончится! — воскликнула она. — Элоиза об этом знает? Нет? Пойду скажу ей. Как же она будет рада!

И, опустив глаза, девушка выскользнула из каюты.

Герольт закрыл дверь и присел у койки. После того что он услышал, стоя в коридоре, у него не осталось сомнений: пора задать французу несколько неприятных вопросов. Расспрашивать Мориса ему не хотелось, но он знал, что обязан так поступить и что разговор этот нельзя больше откладывать на потом.

— Сегодня ты выглядишь намного лучше, друг мой.

— Почти цвету, не правда ли? — рассмеялся Морис. — Заботы милой юной женщины действительно могут творить чудеса.

— Раз ты заговорил о Беатрисе, скажи, не приходило ли тебе в голову, что ты играешь с огнем?

Морис удивленно поднял брови.

— Как прикажешь тебя понимать?

— Думаю, ты прекрасно понимаешь меня, — ответил Герольт. — Или ты действительно считаешь, что я не замечаю, как Беатриса строит тебе глазки и тем чрезвычайно тебя возбуждает?

— Ты нас подслушивал! — сказал Морис. — Признавайся!

Герольт не хотел лгать. Он пожал плечами.

— Я не подслушивал, но случайно услышал конец вашего разговора. Но я и без него давно заметил, что между тобой и Беатрисой происходит нечто такое, что…

Герольт запнулся.

— …что недопустимо для тамплиера и хранителя Грааля. Ты это хотел сказать, не правда ли?

— Да, что-то в этом роде, — кивнул Герольт. — Не пойми меня превратно, Морис. Я прекрасно понимаю, что такая привлекательная девушка, как Беатриса, не оставила тебя равнодушным, и ты…

— Правда? — спросил Морис. — Ты и это обнаружил?

Герольт сделал вид, будто не заметил насмешку.

— Но мы стали хранителями Грааля. А это предполагает, что своей тяжелой и священной службе мы будем отдавать все силы. Для тебя и для нас становится, наконец, опасной твоя неопределенность. Понимаешь ли ты, какому делу обязан отдавать себя целиком, без остатка? Меня волнует только это. Если бы волновало что-то другое, я, поверь, не завел бы этот разговор. Мне совсем не хотелось обидеть тебя. Твоя дружба значит для меня слишком много.

Морис долго молчал. А затем подавленно произнес:

— Я тоже не вижу никакого подвоха в том, что ты вызвал меня на откровенную беседу. Хорошо, что ты об этом заговорил. В последние дни у меня было много времени, чтобы все это обдумать. И должен признаться, мной овладело серьезное сомнение. Готов ли я на самом ли деле к службе хранителя Грааля? Достаточно ли я созрел духом?

— Какую ерунду ты говоришь! Конечно, созрел! — воскликнул Герольт, пытаясь скрыть смущение. — Если ты имеешь в виду историю с кубом, то это неразумно. Ведь ты не можешь отвечать за поступки, совершенные в бреду. Тебе надо просто забыть об этом, Морис.

— Правда? Ты действительно уверен в этом? А я нет, — задумчиво ответил его друг. — Возможно, я сделан не из того материала, из которого должен быть сделан стойкий рыцарь Грааля. Ты и сам знаешь, что я все еще питаю слабость к женскому полу. Эта страсть не покинула меня, хотя я тамплиер.

— Никто из нас не свободен от страстей, — возразил Герольт. Он тут же вспомнил о том утре в пустыне, когда его взгляд упал на полуобнаженную грудь Беатрисы. У рыцаря чуть не закипела кровь от чувства, охватившего его тогда. — Главное, что мы знаем о них и не поддаемся им.

— Верно. Но с тех пор, как мне повстречалась Беатриса, я себя постоянно спрашиваю: хватит ли у меня сил сохранить обет воина-монаха? — сказал на это Морис. — Обещание быть бедным мне сдерживать легко. До этого я в мгновение ока потратил все свое состояние на вино, игру и доступных женщин. — На лице Мориса заиграла лукавая улыбка. — Слушаться старших мне уже гораздо труднее. Потому меня и выгнали из монастыря, еще когда я был послушником. Но обет целомудрия с самого начала оказался для меня самым тяжелым. И сейчас мое… мое чувство к Беатрисе смущает меня все больше и больше.

Герольт молчал. Что он мог на это сказать?

Морис вздохнул полной грудью и посмотрел ему в глаза:

— Брат мой во Христе, признаюсь честно, я не знаю, как мне быть! Суждено ли мне искать счастья с Беатрисой, или же Господу угодно, чтобы я продолжал службу тамплиера и рыцаря Грааля? Помоги мне понять, Герольт!

Немец помотал головой.

— Нет, Морис, решить эту проблему можешь только ты сам, — серьезно произнес он. — Тебе следует прислушаться к своему внутреннему голосу. Он непременно подскажет ответ. Мое же мнение таково: если бы на тебе не лежало Божье благословение, ты ни за что не смог бы вытащить меч из скалы подземного святилища.

— Уже два голоса «за», включая твой, — проговорил Морис. Но на лице его все еще оставалась печать мучительных сомнений.

— Морис, хранителями Грааля мы стали вместе, все четверо, — горячо продолжал Герольт. — Это придало нам силы и уверенность в том, что вопреки всем человеческим слабостям и соблазнам мы окажемся достойными великого дела! Мы можем случайно оступиться, упасть в грязь. Но это не позор. Позором для нас будет, если мы, потерпев поражение, останемся лежать, вместо того чтобы встать, собраться с силами и решительно стряхнуть с себя грязь, дабы впредь не совершать тех же ошибок.

Выслушав брата-тамплиера, Морис долго молчал. Затем на его лице появилась робкая улыбка.

— Это удивительно, — сказал он. — Ты — самый младший из нас. Однако все мы, рыцари Грааля, воспринимаем тебя как старшего брата. — И, как будто устыдившись своей откровенности, Морис насмешливо добавил: — Воистину, мало логики в том, как распределяются достоинства и пороки среди людей.

Растроганный Герольт попытался ответить в том же насмешливом тоне:

— И все же никто из нас не способен объединить в себе все человеческие достоинства. Так что не завидуй моим озарениям. Они очень редки.

— Но всегда своевременны!

Герольт смущенно махнул рукой и встал с места.

— Хватит. Мне пора наверх.

— Подожди!

Герольт вопросительно посмотрел на Мориса.

— Окажи мне милость, брат. Пусть то, о чем мы говорили, навсегда останется между нами, — попросил Морис.

— Разумеется. Я и не смог бы никому об этом рассказать, — заверил его Герольт. — Но и я в свою очередь хочу попросить тебя о любезности.

— Какой же?

— Отныне не делай и не говори ничего, что Беатриса смогла бы расценить как ухаживание и что могло бы дать ей надежды на ваше общее будущее, — сказал Герольт. — Держи ее на расстоянии, избегай оставаться с ней наедине. По крайней мере, до тех пор, пока окончательно не выяснишь, что для тебя важнее: ее любовь или служба хранителя Грааля. Думаю, так будет лучше не только для тебя, но и для нее.

Морис кивнул и с серьезным лицом произнес:

— Хорошо, Герольт. Даю тебе слово! Я не оставлю своих братьев в столь трудном положении. Что бы я ни выбрал, можете быть уверены: я буду с вами до тех пор, пока священная чаша не окажется в парижском замке тамплиеров.

— Договорились. И давай больше не будем об этом. Мы вернемся к нашему разговору только тогда, когда ты все для себя решишь окончательно.

Он подбодрил француза улыбкой и вышел из его каюты.

Конечно, Герольт оставил Мориса в невеселых раздумьях, но и его собственные мысли тоже не были радостными. Однако немец верил, что его брат-тамплиер достаточно зрел и мудр для того, чтобы, нажив горький опыт, самостоятельно выйти из очень непростого положения. Герольт надеялся на это всем сердцем. Ведь по дороге в Париж хранителей Грааля наверняка подстерегают новые опасности и испытания. И возможно, скоро судьбы рыцарей и священной чаши будут зависеть от веры Мориса в свое призвание и от дара, которым наделил его Святой Дух.

 

5

Поздним вечером, когда «Мария Селеста» была уже в нескольких десятках миль от берега Франции и плыла по тихой воде, четыре рыцаря и сестры Гранвиль собрались в самой большой из отведенных им кают. Друзья должны были обсудить все детали путешествия, предстоявшего им после завтрашней высадки в Марселе.

— Слава Богу, Морис уже немного оправился от болезни, — начал Герольт. — Но сил у него недостаточно, чтобы ехать на лошади верхом.

— Ничего подобного. Не настолько уж я ослаб, — тут же возразил Морис. — Я смогу держаться в седле. По крайней мере попробую. Как-нибудь удержусь.

Тарик замотал головой.

— Советую тебе воздержаться от таких попыток. Если у тебя закружится голова и ты упадешь с лошади, мы все окажемся связанными по рукам и ногам. Герольт прав. Ты еще недостаточно окреп, чтобы ехать дальше верхом.

— Я тоже так считаю, — поддержал братьев Мак-Айвор. — Нам предстоит дорога недели на две, а то и больше. В это время года на дорогах туман, дожди и распутица. Чтобы ехать через Францию поздней осенью, и всадник, и лошадь должны быть достаточно сильны. Нет, такая конная прогулка Морису противопоказана.

Беатриса энергично закивала в знак согласия.

Француз глубоко вздохнул.

— Кажется, большинство голосов уже собрано.

Элоиза подмигнула ему и сказала лукаво:

— Еще бы, пять против одного. Больше и быть не могло, господин де Монфонтен.

— Как же, по-вашему, мы поедем дальше? — поинтересовался Морис.

— Купим карету. Один из нас сядет на козлы, а двое других будут сопровождать экипаж верхом, — предложил Герольт. — Внутри же будут сидеть Беатриса и Элоиза.

Уже после бегства из Аль-Кахиры рыцари решили, что они не оставят сестер Гранвиль в Марселе, а отвезут их в Париж. Приютить девушек мог только один родственник — их дядя по материнской линии, который был купцом и жил в Париже. Христианский долг велел рыцарям поступить именно так: доставить сестер в безопасное место. Остальное зависело от милосердия их дяди.

— Я тоже об этом подумал, — сказал Тарик. — Конечно, с каретой нам придется ехать только по главным дорогам, а окольные пути окажутся для нас закрыты. Зато мы будем привлекать меньше внимания. Если кто-то и подстерегает нас во Франции, он высматривает четырех всадников-тамплиеров, а не карету с двумя провожатыми.

— Правильно, — согласился Мак-Айвор. — К тому же наверняка ищейки считают, что в Марселе мы должны будем обратиться к местному комтуру, чтобы получить новые тамплиерские одежды и заменить ими наряды обычных рыцарей.

— Прекрасно. Скорее всего, так оно и есть. Ну вот мы все и выяснили, — сказал Тарик.

Беатриса слушала рыцарей внимательно, но с некоторым беспокойством. И теперь она спросила:

— А почему для вас было бы лучше ехать не по главным дорогам, а по окольным? Ведь они гораздо хуже. Каких это ищеек вы опасаетесь, господа рыцари?

Тамплиеры переглянулись. До сих пор им удавалось держать в секрете от сестер Гранвиль тайну их миссии и значение черного куба из эбенового дерева. Причину нападения искарисов, случившегося вскоре после выхода в пустыню, они объяснили довольно туманно, и сейчас им тоже не хотелось говорить ничего лишнего. Но оставлять Беатрису и Элоизу в полном неведении было уже невозможно. Ведь в случае встречи с искарисами их жизни тоже подвергались опасности. Сестры должны были узнать об этом, прежде чем сделать выбор: ехать с рыцарями дальше или остаться в Марселе и ждать попутчиков, с которыми можно было бы без опаски отправиться в Париж.

— Беатриса, это слишком длинная и сложная история, чтобы рассказывать ее сейчас, — ответил Морис. — Кроме того, мы связаны обетом, который позволяет нам открыться только посвященным в некоторые дела людям. Но вы должны знать, что, возможно, нас станут преследовать бессовестные люди, тела и души которых преданы злу. И это единственное, что я могу вам ответить.

— Поэтому вы должны хорошенько подумать, стоит ли вам ехать с нами и подвергать себя опасностям, — добавил Герольт. — Возможно, вы предпочтете путешествовать с большой группой купцов или паломников, направляющихся в Париж. О деньгах, которые для этого нужны, можете не беспокоиться. Мы снабдим вас всем необходимым, и вам не придется зависеть от милостей посторонних людей.

— Эти злые люди ищут вас, чтобы отнять драгоценный черный куб? — осмелилась спросить Элоиза. В ее голосе не было ни капли страха. Напротив, она смотрела на рыцарей с самым живым интересом.

Мак-Айвор, привязавшийся к маленькой девочке сильнее своих товарищей, рассмеялся и кивнул.

— Да, они хотят поймать нас любой ценой, потому что в кубе находится драгоценная реликвия. Уж это, я полагаю, тебе и твоей сестре знать можно. — Оглядев друзей, Мак-Айвор понял, что они с ним согласны.

— И еще, — продолжил Герольт. — Не исключено, что нашим преследователям о вас известно. Возможно, дамы, вам действительно будет лучше ехать в Париж отдельно от таких опасных спутников, как мы.

— Вы уже не раз спасали нам жизни, — сказала Беатриса. — Без вас мы бы утонули в бухте Аккона или погибли в пустыне… А еще нас могли изнасиловать в гареме или продать в рабство. На протяжении всего пути мы невольно становились для вас обузой. Что ж, пусть это длится и дальше, до самого Парижа. Я и не подумаю отказываться от вашего великодушия и защиты. Мы останемся с вами, что бы нам ни угрожало. Вы прекрасно преодолеваете все опасности. А если повезет, мы их вообще не встретим.

Втайне Герольт надеялся, что Беатриса примет иное решение и останется в Марселе. Так было бы лучше и для нее, и для Мориса. Недели разлуки, несомненно, привели бы к целительному охлаждению их чувств. Герольт догадывался, что к своему решению девушка пришла главным образом из-за Мориса. Но, как ни странно, одновременно с разочарованием рыцарь испытывал непонятную радость, представляя, что еще несколько недель проведет в обществе сестер Гранвиль. Герольта самого обеспокоила двойственность своих чувств, и он попытался следовать лишь одному из них.

— Возможно, вы поспешили с решением, Беатриса. Вы не дали договорить мне до конца, и поэтому не знаете, что такое решение означает для вас. Если вы все-таки отправитесь с нами, вам и вашей сестре придется не только переодеться в мужскую одежду, но и испачкать лицо, чтобы как можно меньше походить на женщину.

— Что? — воскликнула Беатриса. — Мы с Элоизой оденемся мужчинами? Да еще испачкаем лица? Ради всех святых, зачем это?

Герольт развел руками.

— К этому нас вынуждают обстоятельства. Мы должны использовать все возможности, чтобы сделать дорогу безопасной. Именно для этого нам и придется устроить маскарад. Если преследователи уже поджидают нас во Франции, они, как уже было сказано, будут высматривать группу из четырех тамплиеров или четырех мужчин в сопровождении милой девушки и не менее очаровательной девочки. Но не пятерых мужчин и мальчика. По крайней мере, мы на это надеемся.

— Правда? — прошептала Беатриса. Лицо ее исказила гримаса отчаяния. Она с мольбой взглянула на Мориса.

Тарик не мог понять чувства девушки.

— Ну и что в этом такого? — недовольно спросил он. — Пара недель неудобств и маскировки не повредят вашей красоте.

— Да, к сожалению, придется на это пойти, — произнес, наконец, и Морис. — Если есть возможность снизить риск, мы обязаны этим воспользоваться. Так вы согласны?

— Ну конечно! — радостно крикнула Элоиза. — Подумаешь, немножко грязи. От этого не умирают. Господин Коннелли, можно я тоже буду сидеть на козлах?

— Можно, — с улыбкой произнес Мак-Айвор.

Беатриса опустила голову.

— Будь что будет, — удрученно прошептала она, с упреком во взгляде посмотрев на Мориса.

— Отлично, с этим покончено. Тогда пойдем дальше, — произнес Герольт.

Путники провели в каюте еще некоторое время, рассуждая о каретах, лошадях, провианте, одежде и маршруте, по которому они собирались ехать в Париж. Вскоре Беатриса потеряла к разговору интерес и вместе с Элоизой ушла в каюту на другой стороне коридора.

— Кто играет с кошкой, должен мириться с царапинами, — насмешливо заметил Тарик. Затем он перевел взгляд на Мориса и добавил: — А кто хочет иметь все, тот все и потеряет.

Герольт тут же перевел разговор на тему денег. Надо было остановить Тарика, чтобы не допустить ответных реплик Мориса. Французу и так было не по себе, и в этом состоянии он становился особенно чувствительным к настоящим или мнимым обидам. К тому же рыцарям действительно следовало поговорить о стремительно таявшем запасе денег, оставшихся после того, как в порту Зефира Магна они продали последние драгоценности. Им не хотелось обсуждать эту тему в присутствии Беатрисы.

Рыцари сосчитали оставшиеся деньги и составили список необходимых вещей. Сопоставление того и другого их ошеломило.

Мак-Айвор был готов рвать на себе волосы.

— Непостижимо, — ужаснулся он. — Из Аккона мы выбрались с целым кладом золота и драгоценных камней. И что от этого осталось? Когда мы купим все самое необходимое, у нас, наверное, не останется денег даже на то, чтобы заплатить хозяевам постоялых дворов и таверн.

— Про таверны лучше забыть, — заявил Герольт. — Роскошные застолья нам не по карману. Но чтобы до Парижа не голодать самим и не уморить лошадей, денег нам хватит вполне.

— Сидеть на воде и хлебе? А вино? Господи, как я это переживу! Тут любой тамплиер от стыда сгорит! — бушевал Мак-Айвор.

— Сам виноват, — насмешливо сказал Тарик. — Каждый из нас вынес из Аль-Кахиры по нескольку драгоценных камней или слитков золота. Ты же отправил свои изумруды и рубины в выгребную яму караван-сарая.

Посмотрев на Мак-Айвора, Герольт и Морис не смогли удержаться от смеха. Шотландец мрачно помолчал, но затем тоже расхохотался.

— Погодите! — крикнул он, когда рыцари наконец угомонились. — Уж я позабочусь о том, чтобы в дороге мы не умерли от жажды. Провалиться мне на этом месте, если каждый день у нас не будет одного, а то и двух кувшинов красного вина!

— Давай-давай! Пришпорь свою фантазию, шотландец! — веселился Тарик.

После вечерней молитвы рыцари отправились спать. Каждый из них, отходя к последнему сну на море, радовался тому, что утром все они окажутся в Марселе. И одновременно с этим каждый беспокоился об одном: на дороге в Париж искарисы наверняка приготовили им засады.

Рыцари не сомневались, что за время их путешествия по Северной Африке искарисы разослали гонцов во все стороны света и подняли на ноги слуг Князя Тьмы. Конечно, хранителей ждали и во Франции. Ждали и готовились убить, чтобы завладеть Святым Граалем.

 

6

— А вот и столица Средиземноморья! — с гордостью крикнул Морис, когда «Мария Селеста» вошла в марсельскую бухту. В этот ранний час прибрежные воды были прохладны и чисты. Корабль приближался к порту скалистого города.

Рыцари Грааля стояли у ограждения правого борта. Наступил долгожданный час их возвращения в Европу. Благодаря прохладной, но солнечной погоде Марсель представлял собой впечатляющее зрелище. Ожидания рыцарей оправдались. На время ими были забыты все тревоги: они снова на родине!

Плотно застроенный портовый город с обеих сторон защищали неприступные крепости. За лесом корабельных мачт виднелась башня кафедрального собора — настолько высокая, что, казалось, она могла пронзить облака. За городом тянулась Звездная Цепь — череда меловых холмов, которые казались написанными ослепительно белой краской на небесном полотне. За ними начинались темные горные леса. А на Мельничном холме аккуратные маленькие мельницы размахивали своими широкими крыльями. Порядочную часть водной глади перед входом в порт занимали небольшие скалистые острова — это была прекрасная защита от пиратов и других непрошеных гостей. На самом маленьком из них, острове Иф, власти Марселя построили тюрьму. Ее мрачные сырые темницы стяжали зловещую славу по всей Франции.

«Мария Селеста» вошла в порт и пришвартовалась к длинному каменному причалу, на котором в этот утренний час уже кипела жизнь. Повсюду загружались либо разгружались корабли. А рыбаки, вернувшиеся с ночного лова, торговались с кухарками и хозяйками рыбных лавок.

Рыцари договорились, что сначала с корабля сойдут только Герольт и Тарик, которым предстояло сделать некоторые покупки. Чтобы не выделяться среди моряков, извозчиков, торговцев и путешественников, они решили оставить свои мечи друзьям и одеться простыми матросами. Оба рыцаря уже облачились в поношенную одежду, которую им почти даром отдали на корабле.

Примерно через час после прибытия Герольт и Тарик сошли на берег вместе с пятью членами команды. Все пятеро уже были списаны с корабля. Они получили расчет и собирались потратить свои жалкие деньги на женщин, вино и азартные игры. Наутро следующего дня в их карманах уже не должно было остаться ни гроша. После этого им оставалось только одно: с раскалывающимися головами и скорбными лицами вернуться на «Марию Селесту» или искать другой корабль, куда их согласились бы взять. Вечный жребий простого матроса.

В то время как пятеро членов команды, радостно галдя и обмениваясь грубыми шутками, двинулись к ближайшей портовой таверне, Герольт и Тарик украдкой осматривали встречных. Их интересовали люди, которые были заняты только лишь наблюдением за прибывающими кораблями. Однако шпионы искарисов, если они и пробрались на эту пристань, рыцарям на глаза не попались. По крайней мере среди людей, мелькавших перед глазами Герольта и Тарика, не было никого, кто мог бы вызвать подозрения.

— Возможно, нам повезло, — поделился Герольт с другом радостью, входя вместе с матросами в таверну под названием «Морской волк».

Тарик скептически посмотрел на него и ответил:

— Да услышит тебя Всевышний. То, что мы не заметили ничего подозрительного, еще ни о чем не говорит. Чтобы поймать мышь, кошка должна лежать тихо. А искарисы, как мы уже могли убедиться, вовсе не дураки.

— Перестань каркать, — сказал Герольт. Его желание поверить в удачу было слишком велико. — Давай лучше найдем заднюю дверь и уйдем поскорее из этого грязного кабака.

Только к полудню друзья купили в городе все, за чем они туда отправились. Вещи для Беатрисы и Элоизы нашлись довольно быстро. Рыцари купили их в одном из темных переулков у старьевщика с подлыми глазами, который торговал поношенной одеждой самого разного вида. Гораздо больше времени и сил тамплиеры потратили, чтобы купить, наконец, подходящую карету — старую, но исправную, пригодную для дальнейшего путешествия.

Они остановили свой выбор на тяжелом, невзрачном экипаже. Каштановый лак, которым были покрыты деревянные стены кареты, местами совершенно облез. Изнутри карета выглядела не лучше. Над ее мягкими сиденьями основательно потрудились если не крысы, то тучи моли. Но колеса и ходовая часть кареты особых опасений не внушали.

Когда хозяин назвал цену, Герольт охотно предоставил Тарику возможность поторговаться, и тот блестяще проявил свои левантийские таланты. В итоге продавец получил за карету гораздо меньше, чем хотел изначально. Эта история повторилась при покупке лошадей — торговой хитростью Тарик превзошел и второго торговца. Для упряжки рыцари купили двух рыжих лошадей. Судя по их сложению, это были не очень резвые, недостаточно сильные и выносливые животные. Для верховой езды рыцари приобрели пару буланых коней.

Когда закончился утомительный торговый спор и дело дошло до расчета, лошадник попытался обмануть Тарика.

— Пардон, — вопросительно произнес тот при виде полученной от лошадника сдачи. — Кажется, вы заблудились в собственном кошельке.

Здоровый как бык лошадник сделал удивленное лицо.

— В чем дело? Вы что, не умеете считать? Я дал вам четыре серебряные монеты сдачи, как мы и договорились.

— Это и в самом деле четыре серебряные монеты, — спокойно ответил Тарик. — Но, должно быть, у вас ослабли глаза. Вы не заметили, что края этих монет аккуратно обрезаны.

Герольт внимательно посмотрел на слитки серебра, лежавшие в протянутой руке друга, и тоже заметил срезы. Трюк с обрезанием монет по краю, из-за чего их вес снижался при сохранении номинальной стоимости, торговцы использовали не только во Франции. Себе они оставляли серебреники и золотые в том виде, в каком их отчеканили на королевском монетном дворе, а расплачивались монетами, края которых тщательно обрезали.

— Вес этих четырех слитков равен весу трех полноценных, необрезанных монет, — настаивал на своем Тарик. — Хотя их действительно четыре, вы, любезный, должны нам еще одну такую чахоточную монету. Уверен, что в вашем кошельке она найдется.

— Что вы говорите! — лошадник наморщил лоб и наклонился, чтобы внимательнее разглядеть выданные им же монеты.

— Несите весы, если никак не увидите, — предложил Тарик. — И давайте сравним их вес с весом четырех необрезанных серебряных монет из нашего кошелька. Охотно их для этого предоставлю.

Сообразив, что от Тарика ему так просто не отделаться, лошадник состроил гримасу изумления.

— Черт возьми, кажется, вы правы! Чума на дом мошенника, всучившего мне эти монеты! Но пусть не ляжет темное пятно на мое честное имя и не понесутся слухи о том, что со мной нельзя совершать честные сделки.

И лошадник действительно на удивление быстро отыскал в своем кошельке пятую монету.

— Вовремя ты его раскусил, Тарик. Я бы ничего и не заметил, — похвалил Герольт друга, когда рыцари покидали двор ловкача-лошадника, уводя с собой четырех лошадей с седлами, попонами и упряжью. — Сегодня ты сберег нам кучу денег. Послушай, а ведь ты похоронил в себе купеческий талант.

Тарик улыбнулся.

— У меня на родине говорят: «Всегда помни о волке и держи наготове палку для него». Торговцы лошадьми часто бывают опаснее волков.

Друзья отправились к каретнику, чтобы запрячь рыжих лошадей и в своем старом облезлом экипаже вернуться к «Марии Селесте». Там их уже давно и с нетерпением ждали.

Внезапно Тарик тихо рассмеялся.

— Что тебя развеселило? — поинтересовался Герольт.

Левантиец весело взглянул на товарища.

— Я попытался представить лицо Беатрисы, когда она увидит одежду, которую мы купили для нее и ее сестры.

— Ну что ж, будем надеяться, что она просто устроит нам сцену, а не оторвет головы, — ответил Герольт, улыбаясь от уха до уха.

Беатриса действительно вышла из себя. Это случилось, когда в своей каюте она рассмотрела поношенные вещи, купленные для поездки в Париж. К сожалению, поменять их пока было не на что.

— Что это такое? Это не одежда! Это грубые, бесформенные мешки! — ругалась она, расшвыривая вещи по каюте. — Если вы считаете это панталонами, вас поразила слепота! Еще никогда в жизни я не держала в руках такие мятые, растянутые чулки! Господи, да они еще и кусачие!

— Успокойтесь, — попытался смягчить ее Герольт. — Должно быть, это одежда бедняков. Ведь вы знаете, зачем она нужна.

— С «одеждой бедняков» я бы еще смирилась! Но эти заплатанные лохмотья не заслуживают даже такого названия! — кричала Беатриса. От гнева ее лицо покрылось красными пятнами. — А эти дырявые, обтрепанные соломенные шляпы! Вы, вероятно, подобрали их на куче отбросов! Они ужаснее, чем шляпы, в которых поденщики работают на полях! Это уж слишком, господа рыцари!

С этими словами Беатриса воздела к потолку кулаки, будто собиралась пустить их в ход.

— Многие набожные паломники, которые возвращаются в Европу, бредут по дорогам в таких же убогих одеждах. А именно за паломника мы и собираемся вас выдавать, — пожал плечами Герольт.

Тарик, который стоял в дверях рядом с немцем и наблюдал за этой сценой веселым взглядом, самодовольно заметил:

— Да, сладость мирская обычно бывает приправлена желчью. А собравшийся лететь к Луне на крыльях бабочки далеко не улетит. Такова жизнь!

Беатриса сердито посмотрела на него.

— Избавьте меня от ваших изречений, Тарик эль-Харим, — прошипела она. — Я не расположена к шуткам.

Тут в каюту протиснулся Морис. На лице его была написана решимость.

— Довольно, Беатриса, — твердо сказал он. — Герольт и Тарик купили вам и Элоизе вещи, необходимые для маскировки. Никто не заставляет вас надевать эти одежды. Но если вы собираетесь ехать в Париж с нами, вам придется их надеть. В противном случае наши пути разойдутся, и вам придется добираться до столицы самостоятельно.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и вышел так же стремительно, как и вошел.

В первое мгновение Беатриса замерла, будто пораженная громом. Потом она рухнула на койку, закрыла лицо ладонями и безутешно заплакала.

— Каждый учится только за свой собственный счет, — сухо заметил Тарик, когда они с Герольтом вышли из каюты сестер Гранвиль.

— Да. Но все-таки мне ее немного жаль, — вздохнув, сказал Герольт. — Для изнеженной дочери купца эти испытания не из легких.

Левантиец не счел такую снисходительность уместной.

— Я сейчас вспомнил одну старую пословицу, хорошо известную у меня на родине: «Того, кто недоволен своим несчастьем, постигнет еще большее несчастье». Уверен, что и она придет к этой мысли, когда успокоится.

Тарик дал понять, что больше не считает нужным обсуждать это происшествие.

Его пророчество сбылось. Беатриса не решилась расстаться с рыцарями и смирилась с неизбежным. Она уложила прелестные наряды, которые в порту Зефира Магна ей и Элоизе купили их покровители, надела поношенную, грубую мужскую одежду и колючие чулки, зачесала волосы наверх и связала их узлом, чтобы они не выбивались из-под шляпы и, кривясь от отвращения, измазала лицо грязью. Ее наряд завершила огромная черная шерстяная шаль, усыпанная прорехами. Она должна была не только защитить Беатрису от промозглой погоды, но и прикрыть ее лицо.

Худенькая Элоиза в своем костюме походила на мальчика. Она выглядела как уличный или крестьянский парнишка и украдкой радовалась этому маскараду.

— Святой Франциск, какие роскошные нищие будут нас сопровождать, — весело, но тихо сказал друзьям шотландец, когда впервые увидел переодетых барышень.

Рыцари и сестры оставались на корабле в течение еще нескольких часов. Если за «Марией Селестой» следил шпион, он должен был решить, что эти пассажиры не собираются выходить в Марселе, а намерены продолжить свое путешествие. По этой же причине Тарик и Герольт не подогнали карету прямо к пристани, а оставили ее в конюшне при гостинице, находившейся в нескольких улицах от прилегавшего к порту квартала.

Они покинули корабль лишь перед наступлением ночи. Перед этим рыцари сообщили сестрам, что во время путешествия им придется носить мужские имена.

— Имена «Беатриса» и «Элоиза» не должны произноситься там, где мы не будем находиться одни, — строго сказал им Герольт.

— Как же прикажете вас называть? — с фальшивой бодростью в голосе спросил Мак-Айвор.

— Я хотела бы носить имя Гектор, — выпалила Элоиза. Сдвинув шляпу на затылок, она дерзко взглянула на шотландца.

— Гектор? Ну что ж, вполне подходящее имя для такого храброго ребенка, — подмигнул ей Мак-Айвор.

— А вы, Беатриса? Пожалуйста, выбирайте, потому что нам уже пора уходить, — потребовал Герольт.

Девушка помедлила с ответом, а затем смущенно произнесла:

— Гюстав. В честь нашего покойного отца.

Мак-Айвор довольно хлопнул в ладоши, будто не замечая, что Беатриса все еще продолжает на них сердиться.

— Гюстав и Гектор. Прекрасно!

— Подождите. Это еще не все, — остановил его Герольт.

— Что же еще? — подозрительно спросила Беатриса.

— В дороге вам придется молчать.

Девушка удивленно посмотрела на немца.

— Вы хотите, чтобы мы онемели на все время пути?

— Нет. Вы должны будете молчать только на постоялых дворах и в других местах, где окажутся посторонние люди, — пояснил Герольт. — Хотя вы и переоделись, по вашим голосам сразу станет понятно, кто вы такие. Поэтому, если нас спросят о причине вашей немоты, мы будем отвечать, что вы дали обет молчания. Но когда мы будем вдали от посторонних, вы, конечно, сможете говорить, сколько захотите.

— А вы сами не находите странным, что паломники поедут в карете? — спросила Беатриса.

— Вы страшно натерли ноги и нуждаетесь в отдыхе. Для паломников в этом нет ничего необычного.

Беатриса издала страдальческий вздох. Наконец она кивнула в знак согласия.

Когда путешественники вышли на палубу, чтобы сойти на берег и отправиться к конюшне, Беатриса даже не взглянула на Мориса, которого еще совсем недавно обожала. И француз старался держаться от девушки как можно дальше. Она все еще не могла простить ему, что в споре о костюме он не встал на ее сторону.

Возле конюшни Тарик сделал друзьям весьма разумное предложение.

— Я думаю, что в первые дни сидеть на козлах лучше будет мне, — произнес он. — А Мак-Айвору с Морисом и… Гюставу с Гектором лучше оставаться в карете. К сожалению, Железный Глаз выделяется на нашем фоне так же, как верблюд среди быков.

Покрытое шрамами лицо Мак-Айвора растянулось в улыбке.

— Ну, если вам так угодно, я согласен. Приятно быть верблюдом в стаде быков.

Герольт тоже согласился на предложение Тарика. Но причин тому было две. В присутствии Мак-Айвора Морис и Беатриса не станут вести опасных бесед. Элоизу во время долгой и трудной поездки обязательно должен был одолеть сон, и она не смогла бы своим соседством помешать возобновлению амурных шалостей. А вот присутствие брата-тамплиера поддержало бы Мориса в его борьбе со своими страстями.

Двух буланых лошадей, на которых пока не приходилось ехать верхом, рыцари привязали к карете сзади, и путешествие продолжилось. Скоро они оставили позади предместье Марселя и оказались на дороге, ведущей в Экс-ан-Прованс. Рыцари двигались по направлению к недорогой и чистой гостинице, о которой узнали еще в Марселе. В ней им предстояло заночевать.

Герольт ехал впереди. Он наблюдал за дорогой и окрестностями и пристально всматривался в прохожих, вызывавших у него подозрения. Удобных для засады мест на их дороге, проходившей по лесам и холмам, было предостаточно. Тарик тоже глядел в оба. Они постоянно обменивались взглядами и знаками, приближаясь к темной ложбине или к густым зарослям.

Однако нападения не произошло. Встречные — как конные, так и пешие — лишь бегло поглядывали на невзрачную карету, движущуюся в сопровождении всадника.

К гостинице «Золотой петух» путешественники подъехали ближе к ночи. Здесь они нашли все, о чем им рассказывали в Марселе: скромные, но чистые комнаты; обильный, вкусный и недорогой ужин. Владелец гостиницы безупречно вел хозяйство вместе со своей бойкой женой и двумя взрослыми сыновьями. Хозяева не стали спрашивать у постояльцев их имена и интересоваться, откуда те приехали и куда направлялись. Эти люди довольствовались звонкими монетами, которыми Герольт заранее оплатил ночлег и стол. Единственным признаком любопытства хозяев стали взгляды, брошенные на дорогие мечи гостей. И Герольт догадался, что хозяин и его сыновья и сами неплохо владеют оружием.

Рыцари договорились, что ночью один из них будет охранять лошадей и карету. Им приходилось учитывать возможность ночного нападения искарисов. Воины-монахи привыкли мало спать на войне. Ведь сейчас они тоже воевали — со слугами Черного Князя.

В этот раз в караул отправился Герольт. Однако эта ночь оказалась такой же спокойной, как и дорога от Марселя.

— Похоже, наш обманный маневр удался, — весело произнес Морис утром следующего дня, когда рыцари готовились отправиться в путь. — Если в Марселе искарисы нас и высматривали, нам удалось их провести.

Тарик вел себя осторожнее.

— Грязь становится видна, лишь когда растает снег, — сдержанно произнес он. — Или, скажем, так: не считай цыплят, пока они не вылупились из яиц.

Морис рассмеялся и сел в карету.

Герольта оценка Мориса тоже не слишком обнадежила. Обманчивость мирных затиший ему была известна давно.

 

7

Прошли еще три дня нелегкого пути по долине Роны. В душе Герольта начинала теплиться робкая надежда: неужели в Марселе им действительно удалось ускользнуть от смертельных врагов?

Сейчас путники находились между Авиньоном и Валансом. От Парижа их отделяли сотни миль. К тому же они объезжали города окольными путями, поскольку при въезде в городские ворота их могли заметить искарисы. Такие маневры требовали дополнительного времени. Ледяной ветер, особенно сильный в утренние часы, срывал с деревьев листву. В первые дни пути солнечная и сухая погода сменилась сыростью и холодом. Начинались дожди и распутица. Тому, кто сидел на козлах, не всегда удавалось найти под лужами самое мелкое место. На ухабах и колдобинах карета получала весьма серьезные удары. Доставалось при этом и пассажирам, сидевшим внутри.

Утро четвертого дня пути также началось с дождя. Слава богу, он прошел спустя какой-то час. Зато низменную местность и густые леса, через которые проходила дорога, затянуло туманом.

Время приближалось к полудню, когда путников обогнал всадник на роскошном белом коне. Несмотря на плохую дорогу, конь мчался галопом. Всадник, прижимавшийся к его шее, даже не смотрел по сторонам. Он обогнал карету на повороте, задев ехавшего верхом Герольта краем своего тяжелого зимнего плаща. Грязь, летевшая из-под копыт белого коня, угодила рыцарю в лицо.

Герольт едва удержался от того, чтобы выкрикнуть вслед всаднику ругательство. Он этого не сделал — перебранка могла привести к дополнительным неприятностям. Впрочем, стремительно удалявшийся всадник вряд ли смог бы его услышать.

Спустя полчаса путники подъехали к гостинице, окруженной множеством ветхих домов. Рядом был большой пруд. Возле гостиницы Герольт увидел обогнавшего их всадника. Когда карета подъехала, он снова сел на своего белого коня и умчался, прежде чем Герольт успел ему что-то сказать.

В гостинице путники собирались пообедать. Все они были рады хотя бы некоторое время провести в тепле и дать отдых своим телам, нывшим от постоянной тряски.

— Пресвятая Богородица! Еще пару дней назад я и не знал, что у человека так много костей, способных болеть, — произнес Тарик, когда путники сели у камина и принялись за наваристую, густую похлебку — единственное блюдо, которое мог предложить им хозяин постоялого двора.

— Завтра я поеду верхом, — мрачно сообщил Морис. — Хватит с меня такого «бережного обращения».

Беатриса поморщилась и с упреком посмотрела на него, словно пытаясь сказать: «Вас совершенно не волнует, что мы с сестрой продолжим трястись в этой окаянной карете». Но, будучи вынуждена молчать, вслух она ничего не сказала.

На этот раз путники обедали дольше обычного. Очень уж не хотелось им покидать уютное место у камина, чтобы вернуться в сырость и холод и продолжить путешествие по распутице. Но все же время уходить настало. Хозяин рассказал путникам, что ближайшая гостиница, в которой они смогли бы заночевать, находится примерно в четырех часах езды от его двора, на окраине деревни Санриоль. Чтобы добраться до нее засветло, путникам следовало поторопиться.

Они проехали примерно час, когда в холмистой, поросшей лесом местности случилась беда. Преодолев длинный пологий подъем, карета въехала на вершину холма и там вдруг угодила в необычно глубокую выбоину. Под мутной водой к тому же оказался булыжник, на котором сломалось левое заднее колесо.

Услышав треск, Герольт сразу понял, что произошло, — еще до того как прозвучали проклятия Тарика и испуганные крики пассажиров кареты. Он тут же повернул свою лошадь.

— Черт бы побрал смотрителя дорог в этом Ардеше и Дофине, или кто тут у них отвечает за эти звериные тропы! — с досадой воскликнул Тарик, поспешно наматывая вожжи на рычаг тормоза и соскакивая с козел. — Эта проклятая ось сломалась!

Опасно накренившись назад и влево, карета сидела в затянутой грязью яме. Обитое железом колесо было прижато корпусом.

Полог кареты отлетел в сторону. Морис и Мак-Айвор с озадаченными лицами выбрались наружу. За ними последовали Беатриса и Элоиза.

— Что… что случилось? — испуганно спросила девушка.

Элоиза закатила глаза кверху.

— Сломалась ось! Это увидел бы даже слепой!

Беатриса не обратила на сестру внимания.

— И что же теперь будет? — спросила она.

Как назло в это время начал моросить дождь.

— Очень своевременный вопрос, — печально ответил Морис.

Тарик пнул сапогом лежавшее в грязи колесо.

— С этим мы ничего не сделаем, друзья. Починить его сможет только мастер-каретник.

— Дай бог, чтобы один такой жил в Санриоли, — мрачно добавил Мак-Айвор. — Во всяком случае, сегодня мы уже никуда не поедем, это точно.

Герольт попытался представить, сколько будет стоить ремонт. В их скудном бюджете эта сумма, конечно же, пробьет серьезную брешь. И всем им придется потуже затянуть ремни. Но ничего другого не остается.

Герольт вздохнул. Надо было идти вперед. Жалуясь на свалившуюся беду и оставаясь под дождем, путешественники не продвинутся вперед ни на шаг. Терять время было нельзя. Им необходимо успеть добраться до гостиницы в Санриоли до наступления темноты.

— Придется убрать карету с дороги, оставить ее здесь и разделить между собой четырех лошадей, — сказал немец. — Правда, у нас не хватает двух седел, но это не так уж страшно. Беатриса и Элоиза смогут сесть на буланых за спинами Мориса и Тарика. А мы с Мак-Айвором распряжем рыжих и поедем без седел.

Лицо Мак-Айвора расплылось в улыбке.

— Еще как поедем. Мне уже приходилось укрощать диких коней.

— Да, на вид эти рыжие так горячи, что справиться с ними могут лишь шотландец ростом со скалу да рыцарь-разбойник из Эйфеля, — едко отозвался Морис.

— Хватит разговоров! — крикнул Герольт. — За работу!

Прежде всего рыцари достали из ящика под задним сиденьем мешок со Святым Граалем и привязали его к седлу лошади, на которой ехал немец. Затем они распрягли рыжих. В то время как Тарик, Морис и Герольт тащили карету за оглобли, Мак-Айвор, обладавший нечеловеческой силой, приподнимал ее корпус за задний край.

Едва рыцари оттащили карету в придорожную ложбину, поросшую кустарником, и спрятали там запачканные глиной обломки колеса и оси, как послышался топот копыт и лошадиный храп. Кто-то ехал по уже пройденной рыцарями дороге.

— Карета! Или просто повозка! — возбужденно крикнула Беатриса. Она явно надеялась на помощь.

Мак-Айвор ее надежд не разделял.

— Кто бы это ни был, он совершенно точно не каретных дел мастер, который достанет инструменты и одним махом поставит нам новую ось, — проворчал он, стряхивая грязь со своих широченных ладоней.

Из пелены осенней мороси выехала неуклюжая повозка с двумя людьми на козлах, которая неторопливо поднималась вверх по склону.

Герольт резко повернулся к Беатрисе и Элоизе.

— Ни звука, — напомнил он им.

— Мы немы, как могила, — прошептала Элоиза.

Когда повозка добралась до вершины холма и подъехала к путникам, возничий — чернобородый угловатый человек лет сорока — натянул вожжи. Повозка остановилась. Напарник возничего — толстый парень с красным, усыпанным темными бородавками лицом — был лет на двадцать моложе. Повозку наполняли тщательно укрытые корзины и пузатые кувшины, стоявшие на толстой соломенной подстилке и переложенные так же соломой, которая на ухабах смягчала удары стенок друг о друга. О содержимом груза говорил сильный запах, который распространяли корзины и кувшины: в них были травы, цветы и настойки из них. В этом буйстве благовоний преобладали запахи розового масла и лаванды.

— Бог в помощь, господа рыцари, — произнес возничий, заметивший мечи путников. Его медленная и мелодичная речь выдавала уроженца здешних мест. Кивнув на карету, неуклюже стоявшую в кустах, он продолжил: — Кажется, у вас случилась неприятность.

Лицо Мак-Айвора скривилось.

— Скорее, катастрофа, — мрачно ответил он.

Возничий покивал и сочувственно вздохнул.

— Да, это не дорога, а бич божий. К тому же такая мерзкая погода… Куда путь держите?

— В Валанс, а потом дальше, в Бургундию, — сухо ответил Герольт. На самом деле они не собирались ни в Валанс, ни в прекрасную Бургундию. Наоборот, им надо было объехать эти места и через один-два дня повернуть на запад.

— Вам не добраться туда и до завтрашнего полудня, — задумчиво произнес возничий. — А вот крышу над головой вы должны найти как можно скорее. Ночь будет холодной, и дождь вряд ли остановится.

Герольт пожал плечами.

— В деревне Санриоль должен быть постоялый двор. Если повезет, мы доберемся туда еще до наступления ночи.

Возничий посмотрел на буланых и на рыжих лошадей, стоявших без седел, и помотал головой.

— Прежде чем вы доберетесь до гостиницы, старый Бертье, ее хозяин, закроет все двери, — сообщил он. — После этого вы можете стучаться в них сколько угодно — старик не откроет. Как-то раз он открыл двери запоздавшим путникам и имел большие неприятности. С тех пор по ночам он никого не впускает. Так что о «Цветке», то есть о гостинице Бертье Жобера вам лучше забыть.

Рыцари помрачнели. Беатриса явно была напугана предстоявшим испытанием. Она очень боялась провести ночь на свежем воздухе, при сильном холодном ветре и дожде.

— Да, застрять надежнее мы бы и не смогли, — прорычал Тарик. — Если у тебя болит палец, все будут задевать именно за него.

— Не огорчайтесь, господа. Ночлег под открытым небом вам не грозит, — сказал возничий. — Недалеко отсюда находится монастырь бенедиктинцев. Ночь мы можем провести там. Я уверен, что набожные монахи не откажут вам в убежище. К тому же я хорошо знаком с приором монастыря и могу замолвить за вас словечко. В этой обители есть свои мастерские, а среди послушников обязательно найдется хороший каретник, способный к утру починить ваше колесо.

Лица путешественников начали разглаживаться. Монастырь, имевший собственные мастерские, был для них настоящим спасением.

— Возничий, само небо прислало вас сюда!

— Меня зовут Шаброль Тюльен, — представился мужчина. — А этот молчун — мой зять Клод. Но ничего, я уже с ним свыкся. Моя дочь ведь могла выбрать и куда более неотесанного увальня. — С этими словами он ткнул кулаком в ребра Клода, что явно было признаком расположения.

— Надо полагать, — сквозь зубы проговорил Клод.

Шаброль расхохотался.

— Ну что ж, в дорогу! Монахи прекрасно готовят, и хорошего винца в их подвалах тоже видимо-невидимо. Стоит только вовремя к ним попасть. Слава Всевышнему и святому Бенедикту, который повелел своей братии давать странствующим кров и пропитание.

— У них и в самом деле хорошее вино? — поинтересовался Мак-Айвор. Его товарищи могли и дальше пить только воду. Но для него это было невыносимо.

— У них лучшее вино во всей округе! Даю вам слово! — поклялся Шаброль.

— Что же мы здесь стоим? — спросил Мак-Айвор, оглядываясь на спутников. — По коням!

— Если на телеге вам не будет слишком жестко, можем взять к себе двоих, — предложил Шаброль.

Рыцари подумали еще раз. Никаких доводов против такого дружеского предложения они не нашли, поэтому решились отправиться к монастырю. А поскольку Беатриса и Элоиза еще никогда не ездили верхом, их посадили в телегу.

— Не удивился бы, если и второй ваш зять окажется молчуном, — осторожно начал Герольт, обращаясь Шабролю. — Эти хромцы, которых мы подобрали сегодня утром на обочине, — набожные паломники. Они дали обет молчания. Младшего зовут Гектор, а его старшего брата — Гюстав. Во всяком случае, именно эти имена они написали на придорожной грязи.

Шаброль равнодушно пожал плечами.

— Молчание — мой вечный спутник, когда я езжу с Клодом.

С этими словами он взял вожжи и тронул с места своих лохматых и коротконогих пегих лошадей. Рыцари поехали следом за телегой.

— Вот что означает «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Это ж надо как повезло: огромный винный погреб и братия, не считающая капель, — радостно произнес Мак-Айвор. Мысленно он уже видел перед собой пузатый кувшин хорошего вина.

На лице Мориса тоже было написано радостное предвкушение. А Тарик заявил:

— Лучше курица сегодня, чем коза завтра.

Герольт улыбнулся. Похоже, этот день мог окончиться не так уж плохо, как они думали еще несколько минут назад.

Насколько же велико было их заблуждение!

 

8

Монастырь и его угодья — луга, пашни, сады и виноградники — находились совсем недалеко от дороги. Высокая стена окружала храм, братские обители, отдельный дом для гостей и другие постройки, в том числе мастерские. Все здания выходили на обширный внутренний двор, и, когда рыцари прибыли в монастырь, монахи на этом дворе еще продолжали работать. Лишь с закатом солнца окончился долгий трудовой день многочисленных послушников.

Рассказ Шаброля Тюльена не оказался преувеличением. Монахи, устав которых предписывал заботиться о странниках, приняли рыцарей и сестер Гранвиль весьма дружелюбно. Способствовало этому и то, что возничий действительно был хорошо знаком с обитателями монастыря. Не только приор, внушительный и довольно живой в общении человек, но и брат Донатус, толстый, как бочка, келарь, пришли поприветствовать путников.

Рыцарям и мнимым паломникам отвели три пустовавшие комнаты гостиницы. Остальные помещения уже были заняты купцами из Сент-Этьена — эти одиннадцать человек собирались через Альпы добраться до Италии. В монастыре они спрятались от непогоды. Провести нынешнюю ночь возле лошадей (рыцари и в монастыре решили придерживаться этого правила) должен был Герольт. Поэтому мест в гостинице для Тарика, Мориса, Мак-Айвора и сестер хватило. Шабролю и его угрюмому зятю пришлось довольствоваться двумя кельями в монашеских обителях, и это их весьма опечалило.

— Но ужинать мы придем к вам, в гостиницу, — сказал рыцарям возничий, уходя вместе со своим зятем к монахам. — Я скажу брату Донатусу, чтобы он спустился в подвал и набрал для вас вина. С тех пор как я достал ему замечательную настойку от подагры, мы стали лучшими друзьями.

Спустя некоторое время все они расположились в общей комнате для гостей. Сидя за длинным столом возле камина, рыцари ожидали обещанного ужина и вина. Герольт сидел спиной к стене. Ремень от мешка со Святым Граалем, лежащего под скамейкой, он обмотал вокруг своей левой ноги. При необходимости рыцарь мог незаметно ощупать драгоценную ношу.

Едва рыцари расселись, как к ним присоединились Шаброль с Клодом, а также некоторые из купцов.

Еда, принесенная чуть позже в больших деревянных тарелках, стала отрадой для промерзших и усталых путников. Всяческих похвал был достоин и монастырский хлеб — горячий, с великолепной хрустящей корочкой. Вино, разлитое в глазурованные кувшины и принесенное лично келарем, оказалось именно таким, каким его описывал Шаброль.

Гости принялись за трапезу. Даже Беатриса, судя по ее лицу, осталась довольна угощением.

Вино развязало мужчинам языки. Лица их раскраснелись. Беатриса и Элоиза вскоре отправились в свою комнату. Между тем застольные беседы становились все громче и оживленнее. Келарь стал просить Мак-Айвора рассказать о приключениях и сражениях на Святой Земле, в которых он участвовал вместе со спутниками. Мак-Айвор был достаточно умен, чтобы скрыть их настоящие имена и принадлежность к ордену тамплиеров. Шотландец сказал, что все они служили во вспомогательной части иоаннитов — благо рыцари были хорошо знакомы с обычаями этого ордена. А то, что их ремеслом была война, мог заметить и самый неискушенный крестьянин.

— Скажи, довелось ли вам воевать с неверными мусульманами во время страшной битвы у Аккона? — спросил брат Донатус, возбужденно сверкая глазами.

— К сожалению, такое счастье нам не выпало, — ответил Мак-Айвор, сделав скорбное лицо. — Хотя все мы страстно желали отдать свои жизни во славу Божью! Но наш отряд покинул Заморье еще зимой. Поэтому мы и не смогли принять участие в битве за Аккон. В это время мы под началом нашего тогдашнего командира уже были… были на небольшой войне, о которой я не хотел бы рассказывать.

Брат Донатус кивнул.

— Тогда мы и не будем о ней расспрашивать. Но расскажи, что вы видели на Святой Земле.

Мак-Айвор охотно согласился, тем более что вино начало действовать и на него. Постепенно он вошел в раж и начал рассказывать небылицы, от которых у гостей волосы вставали дыбом. Они слушали, затаив дыхание и раскрыв рот от удивления.

Вскоре к Мак-Айвору присоединились Тарик и Герольт. Они наслаждались радостным, беззаботным общением, а брат Донатус следил за тем, чтобы кувшины на столе постоянно были полны. Похоже, он боялся, что истории прекратятся, как только рыцари увидят в своих кубках пустоту.

Герольт, впрочем, довольствовался лишь тем, что иногда вставлял поправки в рассказы Мак-Айвора. Он не позволял себе увлекаться многословием и уж тем более не хотел сочинять что-либо на потеху публике. Вскоре немец устал от шумной беседы. Он знал, что его друзья так просто от бездонной бочки вина не оторвутся. Герольт хотел прилечь в конюшне на соломе. Ведь ему предстояла бессонная ночь.

Герольт встал, извинился и, ссылаясь на головную боль, заявил, что нуждается в покое. Келарь наскоро его благословил, купцы сочувственно покивали, а Шаброль заметил, что причиной головной боли может быть все что угодно, только не вино — ничем больше уход Герольта отмечен не был. Пока одноглазый рыцарь сидел за столом и вино лилось рекой, гости были довольны. Никто из присутствовавших даже не заметил, что Герольт достал из-под стола поношенный мешок и спрятал его под мышкой.

Рыцарь отправился в конюшню. Он и Мак-Айвор сразу после своего прибытия перевели туда лошадей и позаботились о них. Тогда же Герольт внимательно осмотрел это помещение. Идеальное место для сна и для несения караула он нашел сразу же. Это был свободный загон как раз напротив входа. Другие владельцы лошадей избегали этого места, поскольку там были самые сильные сквозняки. В загоне Герольт приготовил себе лежбище из соломы. Искать тайник для Святого Грааля ему долго тоже не пришлось — у стены возле ворот стоял большой ящик, почти доверху наполненный овсом.

Теперь, убедившись в том, что никто за ним не следит, Герольт в полной темноте пробрался к этому ящику и начал выгребать овес из заднего правого угла, сверху прижимая к этому месту мешок со священной чашей. Наконец мешок опустился на дно. Сверху он на аршин оказался засыпан овсом.

Сделав это, Герольт ослабил перевязь, вынул из ножен меч и положил его рядом с собой. При этом обоюдоострый клинок уходил за изголовье, а рукоятка оставалась на уровне груди. Теперь он смог бы при необходимости мгновенно схватить готовый к бою меч.

Герольт пролежал на соломе несколько минут, как вдруг услышал шуршание песка и мелких камней. Рыцарь тут же вскочил и с мечом в руке бросился к двери.

К конюшне подходил какой-то худощавый человек. В левой руке он держал фонарь, а в правой — маленький кувшин. Шел он медленно, явно стараясь не пролить из своего сосуда ни капли.

При свете фонаря Герольт увидел, что это был юноша в коричневом балахоне послушника. Он выглядел младше Герольта на несколько лет. Поверх балахона на нем был очень грязный кожаный фартук. Герольт еще издалека определил по запаху, что фартук послушника был испачкан навозом. Успокоившись, тамплиер спрятал меч в ножны. Он не хотел пугать парня.

— Господин рыцарь, это вам от нашего келаря, — сказал послушник, протягивая кувшин. — Передаю вам по поручению брата Донатуса, что это вино из его лучшей бочки. Он угощает всех. Он считает, что вы тоже должны его отведать.

Герольт помедлил.

— Передай ему мою благодарность. Но сегодня я и так уже выпил много превосходного вина.

Юный послушник испугался.

— Вы не должны этого делать, господин рыцарь, — торопливо заговорил он. — Да простит меня Всевышний за такие слова, но это вино брат Донатус бережет пуще драгоценного Евангелия, которое он переписал и украсил картинками в нашем скриптории. Если вы пренебрежете угощением, келарь не только обидится, но и решит, что в вашем отказе виноват я! Тогда он изольет свой гнев на меня. Он сделает так, чтобы я всю жизнь собирал навоз и относил его на поля. Смилуйтесь надо мной! Сделайте хотя бы два-три глотка!

Герольт рассмеялся.

— Я могу тебя понять. Ну хорошо, давай.

Он взял сосуд и сделал порядочный глоток. Когда рыцарь опустил кувшин, во рту у него осталось ощущение бесподобного вкуса.

— Клянусь Девой Марией, это самое лучшее вино, какое мне довелось отведать в жизни!

Послушник с облегчением вздохнул.

— Я знал, что оно вам понравится. Теперь я с чистой совестью могу сказать келарю, что вы приняли его дар.

— Да, скажи. Утром я и сам его поблагодарю. И оставь кувшин, я сам его отнесу, — добавил Герольт. — Может быть, я сделаю еще пару глотков. Пить такое вино приходится не каждый день.

— Желаю вам доброй ночи и благословения Господа, — сказал послушник. Затем он удалился.

Герольт закрыл за ним дверь и задвинул щеколду. Затем он вернулся к своему ложу, положил меч на место и снова попробовал вино. Пренебречь таким добром действительно было невозможно. К тому же это был совсем небольшой кувшин. Вина из него хватало на пару кубков.

Герольт не чувствовал опьянения, но тепло разошлось по его телу с головы до ног. Он вытянулся на соломе, положил руки под голову и окинул взглядом темноту. Блаженство наполняло его. Этому чувству не могла помешать даже мысль о сломанной оси. Завтра два послушника отправятся вместе с ними к карете и починят ее — об этом уже распорядился приор. Ну что ж, придется потерять еще один день да еще заплатить монастырю за починку. Однако особых причин для недовольства у рыцарей все-таки не было. Они, похоже, уже проехали один из двух опаснейших отрезков своего пути во Франции. За спиной остались четыре дня дороги. Вполне может быть, что в Марселе они действительно ускользнули из сетей, расставленных искарисами. Следующий опасный отрезок начинался в одном-двух днях пути от Парижа. С Божьей помощью, соблюдая величайшую осторожность, они достигнут своей цели, доберутся до замка тамплиеров и передадут Святой Грааль в руки Армана, который ждет их уже несколько месяцев и, должно быть, не находит себе места. С чувством глубокой веры в удачу Герольт наконец погрузился в сон.

 

9

Герольт видел сон, приправленный сильнейшими страстями, которые днем он изгонял из своей души. Подобные сны он не видел уже несколько лет.

Ему снилась Беатриса. В этом сне она почувствовала страсть рыцаря и поняла, что его любовь значит для нее гораздо больше, чем чувства Мориса. И теперь она пришла к Герольту в конюшню, чтобы признаться ему в своей любви.

Он смотрел на Беатрису при слабом свете фонаря, который та поставила на ящик с овсом, хранивший в себе Святой Грааль. На Беатрисе была лишь тонкая, почти прозрачная рубашка, которая окутывала ее подобно туманной дымке. Она была изготовлена из тончайшего муслина шафранового цвета. Свет фонаря проникал через одежду Беатрисы, отчетливо обозначая волнующие формы ее тела. Она приближалась к Герольту с проницательным взглядом и соблазнительной улыбкой на лице. На ходу ее одежда колыхалась, словно с ней играл легкий ветерок, и обтягивала обнаженное тело девушки. К груди эта ткань прилегала так плотно, что через нее свободно проступали соски. Сквозь одежду Беатрисы просвечивалось, суля несказанное наслаждение, темное руно под плоским животом.

— Беатриса, — пробормотал Герольт, не в силах оторвать от нее взгляд. Он буквально пожирал ее глазами, и кровь мчалась по его телу, закипая на бегу.

— Да, мой любимый, — нежно прошептала она. — Я пришла. Ведь ты уже давно мечтал об этом. Я тоже не смогла больше ждать. То, что нам суждено, должно произойти.

Робость смешалась с возбуждением, охватившим Герольта. Он привстал на своей соломе. И внезапно рыцарь понял, что он не спит! Беатриса и в самом деле пришла к нему в конюшню, и она была почти голой!

Когда Герольт это понял, он в первую очередь почему-то подумал: «Где она сумела найти такой наряд?» Вопрос «Как это могло произойти?» пришел ему в голову уже позже. Должно быть, прозрачную накидку ей тайно купил Морис, еще в порту Зефира Магна. Купил, чтобы однажды взглянуть на Беатрису в этой одежде и обнять ее. Эта мысль взбесила Герольта и вызвала в нем приступ жгучей ревности. Француз задумал соблазнить девушку своим подарком! Он собирался поступить с ней так же коварно, как уже поступал с другими женщинами, заманив их в постель!

— Я знаю, о чем ты сейчас подумал, — прошептала Беатриса, опускаясь рядом с Герольтом на колени. — Но забудь о том, что было. У тебя нет причин ревновать. Моя любовь принадлежит только тебе. И отдаться я готова только тебе. Если бы это было не так, неужели я пришла бы к тебе в таком виде этой ночью?

— Неужели ты любила меня всегда? — спросил Герольт недоверчиво.

— С самого начала — нет. Но Господь вовремя открыл мне глаза. Я увидела, кто действительно достоин моей любви. Только ты, мой любимый!

Беатриса нежно прикоснулась к щеке Герольта. Кончики ее пальцев скользнули по губам юноши. Ее рука начала блуждать по его груди.

Герольт тоже хотел протянуть к Беатрисе руки. Желание его было очень сильным, и все же что-то удержало юношу от этого поступка. Тем не менее сила желания продолжала нарастать.

— Что же ты медлишь, мой храбрый рыцарь? — произнесла Беатриса. Она взяла руку Герольта и положила ее на свою грудь. — Я принадлежу тебе. Все, о чем ты мечтал, может произойти этой ночью.

Преисполненный муки и вместе с тем сладострастный стон вырвался из груди Герольта.

— Это неправильно, Беатриса, — через силу выговорил он. — Я… я не могу… не могу этого допустить…

— Что ты говоришь, мой любимый? Я вовсе не притязаю на твою свободу и не собираюсь связывать тебя какими-либо обязательствами, — сказала Беатриса. — Я хочу, чтобы мы провели эту ночь вместе. Только это я и имела в виду. Мне кажется, ты хочешь того же. Разве Господь даровал нам любовь и телесные радости не для того, чтобы мы с благодарностью их принимали и предавались им? Не может быть греха, если два человека желают друг друга так, как мы с тобой, и если они предаются своим чувствам.

«Беатриса права, — произнес внутри Герольта голос страсти. — Не могут быть греховными такая глубокая любовь и такое сильное желание! В конце концов, обеты и монастырские уставы придумывают люди. Кто же может поручиться, что они действительно соответствуют всем желаниям Всевышнего? Ведь любовь и желание двух людей стать единым существом исходят от Бога! Кто же прав в этом споре? Конечно, Бог. Поэтому забудь о своем обете целомудрия. По крайней мере, на эту ночь!»

Но едва умолк этот внутренний голос, тут же заговорил другой. Это был голос совести: «Вправе ли ты судить о том, что на самом деле хорошо? Не возомнил ли ты себя умнее тех мудрецов, которые тринадцать веков назад установили, что монах должен быть не только бедным и послушным, но и целомудренным? А может быть, ты забыл о своей священной службе? Разве не требует она от тебя еще большего, чем потребовалось при посвящении в орден тамплиеров?»

Два этих голоса теперь вступили в настоящую схватку за душу Герольта. И хотя первое требование почти подавило второе, юноша нашел в себе силы, чтобы с отчаянием воскликнуть:

— Я не могу, Беатриса! Я посвящен в хранители Грааля!

Но едва эти слова сорвались с губ Герольта, как тут же его пронзило еще большее отчаяние: он выдал ей тайну своей священной службы!

«Не волнуйся, эта тайна останется с Беатрисой, — тут же начал утешать его голос желания. — Ты можешь доверять ей так же, как и братьям-хранителям. Твою тайну она не выдаст другим даже под пытками!»

— О, мой возлюбленный рыцарь, об этом я знаю уже давно, — произнесла девушка, снисходительно улыбаясь и продолжая ласкать Герольта рукой. — Вы вчетвером охраняете Святой Грааль, так ведь? Он спрятан в том черном ящике, который вы никому не показываете, верно?

Под натиском ее ласк Герольт с трудом сохранял рассудок.

— Да, — услышал он свой собственный голос. Ему казалось, что Беатрисе ответил не он, а его двойник, способный отдать за тело этой девушки все, что было для него свято.

— Ведь ты скажешь мне, где вы сейчас держите этот ящик со Святым Граалем? — прошептала Беатриса, начиная покрывать лицо Герольта поцелуями.

— Это… я… я не могу, — прошептал Герольт. Каждое слово он произносил, ожесточенно сопротивляясь своему двойнику.

— Но мне ты можешь сказать, мой желанный, — сказала девушка, вставляя свои слова между поцелуями. Ее рука проникла под одежду Герольта и начала касаться самых чувствительных мест. — Докажи и ты мне свою любовь! Скажи, где ты его прячешь, ведь он был при тебе. Скажи, и тогда я смогу забыть о нем и отдаться нашим чувствам всецело. Обещаю, что я приготовила тебе рай на земле. Я не откажу тебе ни в чем. Я буду твоей вся, вся без остатка, любимый!

Герольт почувствовал, что он больше не в силах сопротивляться ее напору и своему безграничному желанию. Противиться дальше было уже выше человеческих сил. Герольт уже открывал рот, чтобы рассказать о тайнике со Святым Граалем, как вдруг до него донесся третий, хорошо знакомый голос. Это был голос аббата Виллара.

«Берегитесь черного напитка! — услышал рыцарь слова седовласого хранителя Грааля. Его голос доносился как будто издалека, изо всех сил пытаясь проникнуть в сознание Герольта. — Этот дьявольский напиток имеет восхитительный вкус, не сравнимый со вкусом самого лучшего вина».

— Прошу тебя, скажи, — настаивала Беатриса. Одной рукой она начала стаскивать со своего тела прозрачную накидку, а другой касаться Герольта. Казалось, девушка заметила, что сопротивление ее ласкам нарастает и она начинает терять власть над рыцарем. — Я не могу дождаться, когда ты возьмешь меня и сделаешь женщиной. Но умоляю тебя, скажи, где ты спрятал Святой Грааль!

Герольт выскользнул из рук Беатрисы и отчаянно воскликнул:

— Господь мой, приди ко мне на помощь!

И тут же он услышал голос аббата Виллара, звучавший подобно набату: «Над тем, кто выпил черный напиток, искарисы временно получают власть. Они могут проникнуть в самые глубины души и ума человека, узнать даже те мысли, которые тот и сам не осознавал. К тому же черный напиток вызывает у своих жертв дьявольские видения! Несмотря на характер и силу воли опоенного человека, будь он хоть самым отважным из хранителей Грааля, с помощью черного напитка его можно склонить к предательству! Итак, будьте бдительны! Возвращайтесь к вере и к добру, живущим в вас, если заметите, что вы начали изменяться к худшему. Собирайте всю силу воли для борьбы с искушениями зла».

Это напоминание подействовало на Герольта как сильный удар. И он понял, что с ним происходит. Он выпил не лучшее вино келаря, а черный напиток искарисов! А это означает, что Беатриса с ними заодно. Одному Богу известно, как слугам черного дьявола удалось заполучить душу девушки. Но сделать это они все же смогли. Однако из ее дьявольской затеи ничего не получится! Герольт восстанет, как бы ни поддавалось искушению его тело! Нет, никогда! Всемогущий Господь даст ему силы!

И как только воля Герольта взяла верх над его страстью, соблазнявший его внутренний голос издал отвратительный дикий крик.

Этот крик повторила Беатриса. Она поняла, что проиграла и что ей не удастся узнать, где спрятан Святой Грааль.

Внезапно, к ужасу Герольта, образ обнаженной Беатрисы превратился в фигуру человека с рябым лицом, на которое спускались пряди жирных волос.

Герольт тут же узнал в нем всадника, который обогнал его днем на большой дороге, а позднее, когда рыцари подъехали к гостинице, сразу ускакал прочь. Беатриса была всего лишь дьявольским видением, которое показывал его душе черный напиток!

Приступ тошноты охватил Герольта, когда он понял, что его тело ласкали руки искариса. Только теперь он почувствовал затхлый запах, исходивший от апостола Иуды. Герольт понял, что юный послушник тоже является сообщником рябого. Вовсе не случайно он носил передник, испачканный навозом. Да и был ли он на самом деле послушником? А одуряющий запах розового масла и лаванды, исходивший от телеги Шаброля и Клода?!

Все эти мысли разом пронзили его. Но времени для дальнейших размышлений у Герольта не оставалось — мозолистые пальцы врага уже лежали на его горле.

— Так сдохни же, как собака, если тебе ничего не нужно! — прохрипел искарис.

Герольт попробовал дотянуться до меча, но спина противника была настолько широка, что он не смог этого сделать. Он попробовал сбросить искариса, но тот прижимал его к соломе, навалившись всем телом.

Острая боль, вышедшая из сдавленного горла, разошлась по всему телу Герольта. Он понял, что задыхается. Он знал, что в его распоряжении остаются какие-то секунды: если он ничего не сумеет сделать, то потеряет сознание и погибнет.

Герольт изо всех сил принялся кулаками бить искариса по голове, но тот, казалось, даже не чувствовал боли. Во всяком случае, пальцы, сжимавшие горло рыцаря, оставались твердыми, как тиски, и нисколько не ослабевали. Герольт в отчаянии схватил апостола Иуды за волосы и изо всех сил начал тянуть его голову назад.

Искарис взвыл и ослабил хватку. Герольт использовал благоприятный момент, чтобы высвободить правую ногу и изо всех сил ударить врага в промежность.

Мучительный стон искариса подтвердил, что Герольт не промахнулся. Пальцы врага сползли с горла рыцаря.

— Христианская собака! Ты захлебнешься в собственной крови! — хрипел искарис. Правой рукой он пытался достать из-за пояса кинжал.

Герольт увидел, как в свете фонаря сверкнуло длинное узкое лезвие. Он успел рвануться к своему мечу и одновременно изо всех сил ударить искариса в лицо. Рыцарь почувствовал, как нос врага хрустнул под его кулаком.

Искарис заревел от боли. Свалившись с копны соломы, он ударился спиной о доски загона. Кровь хлестала из его разбитого носа. При падении искарис выронил кинжал, и тот утонул в соломе.

Наконец-то Герольт схватил своей меч.

Какую бы сильную боль ни испытывал искарис, он все же понял, какая опасность ему теперь угрожает. Оттолкнувшись от досок, он ударил Герольта сапогом.

Нога апостола Иуды попала в правое бедро рыцаря, и тот опять свалился в солому. Если бы при этом Герольт выронил меч, он мог бы попасть в руки своего противника. Но юноша крепко держал оружие, направляя острие клинка на врага.

Искарис понял, что сражение проиграно, и пустился наутек. Пробегая мимо ящика с кормом, он схватил фонарь и со всей силы швырнул его в стену конюшни. Стекло разбилось и пламя тут же охватило солому. Искарис распахнул дверь и выскочил на двор.

Ругаясь на чем свет стоит — о преследовании искариса не приходилось и думать — Герольт принялся тушить огонь. Ведь пламя могло пойти дальше и перекинуться на стоявшую рядом гостиницу. Когда опасность миновала и он наконец выбежал из конюшни, искариса уже и след простыл. Он исчез, как тень, слившись с ночной темнотой. И вдруг из-за стены до Герольта донесся топот копыт — от монастыря галопом удалялись два всадника. Это были искарис и, вероятно, его сообщник, который переоделся послушником и принес Герольту черный напиток!

Тем временем дверь гостиницы распахнулась. Выхватывая мечи, оттуда выбегали братья-тамплиеры — они услышали шум и крики, доносившиеся из конюшни. За ними вышли несколько купцов и монахов. Повсюду начинали загораться фонари и свечи.

— Не бойтесь, чаша в тайнике, — торопливо проговорил Герольт.

— Что случилось? Мы слышали звуки борьбы! — воскликнул Морис. — Кто-то напал на тебя?

Герольт кивнул.

— Да, ко мне в конюшню пробрался искарис. Он…

Герольт поперхнулся и начал растирать саднившее горло. Но удушье, охватившее его, имело и другие причины. Как ему рассказать товарищам о случившемся? Как Герольт посмотрит им в глаза, когда друзья узнают, какому именно искушению он подвергся, да и чуть не поддался? Ему было нужно время, чтобы овладеть собой и найти правильные слова, не сказав о Беатрисе и о своем чувстве к ней.

Тошноту, внезапно подкатившую к горлу Герольта, рыцарь воспринял как подарок провидения. Она позволила ему не отвечать на вопросы спутников.

— Подождите… сейчас, — мучительно произнес Герольт. Шатаясь, он ушел за угол конюшни и, дрожа, опустился на колени. Наконец его вырвало.

 

10

Прошел час, прежде чем Герольт смог спокойно поведать друзьям о нападении искарисов. Каждый из прибежавших на шум монахов хотел знать, что произошло. Пришел и аббат — рослый муж с тонзурой в седой шевелюре. Известие о нападении на одного из гостей монастыря ошеломило его, равно как и приора с келарем.

Герольт многое скрыл от монастырской братии. Он представил это нападение как попытку ограбления. По его словам, злоумышленник пытался увести из конюшни лошадь, а когда застал там Герольта, бросился в драку. К сожалению, рыцарь освободился из объятий сна недостаточно быстро, поэтому не смог связать мерзавца, дабы передать его в руки правосудия.

Поскольку ворота в стене взломаны не были, монахи при свете факелов и свечей принялись искать место, через которое конокрад мог проникнуть в монастырь. Вскоре на западной стене они обнаружили тройной крюк, зацепившийся за ее кромку. Когда крюк удалось сбросить с помощью вил, оказалось, что к нему привязан длинный канат, на котором было множество узлов, позволявших забираться по нему как по ступенькам.

О «послушнике» и его кувшине Герольт монахам и купцам ничего не сказал. Не стал он делиться и своим подозрением по поводу Шаброля Тульена и его зятя — возможных сообщников грабителя. Теперь их нигде видно не было, но никаких доказательств их причастности к попытке ограбления у Герольта не имелось.

Трем монахам аббат приказал провести оставшуюся ночь на дворе и охранять монастырь. Остальные чернецы и послушники, а также гости разошлись по кельям и комнатам.

Лишь теперь Герольт смог рассказать своим товарищам о том, что на самом деле произошло. Рыцари, собравшиеся в конюшне, с изумлением выслушали его сбивчивый рассказ.

— Так значит, ты выпил черный напиток, о котором рассказывал аббат? — с отвращением спросил его Мак-Айвор.

Герольт кивнул. Он все еще не мог справиться со своим волнением.

— А потом? Что произошло после того, как ты его выпил? — спросил Морис. — Как он подействовал на тебя? Рассказывай же!

Лицо Герольта исказила гримаса отвращения. Он помедлил, прежде чем продолжить рассказ.

— Он подействовал на меня именно так, как рассказывал аббат, — глухо произнес он. — Этот проклятый искарис завладел моей душой и околдовал меня. Я… я попал в гарем и был там окружен бесстыдными полуодетыми наложницами, которые хотели… которые хотели заманить меня в сад райских наслаждений.

Когда Герольт дошел до этого места, щеки у него горели от стыда. Но рассказать всю правду до конца у него не было сил.

— Святые мученики! — воскликнул Мак-Айвор, сверкая глазом. — Такое наваждение я пожалуй бы и согласился потерпеть!

Глаза Мориса тоже поползли на лоб, а губы его начала раздвигать улыбка. Он сказал:

— Оказывается, в глубине твоей души спрятано желание предаваться плотским радостям в кругу прелестных и опытных наложниц. Ведь если верно то, о чем нам рассказал аббат, черный напиток выявляет лишь самые тайные наши желания.

Тарик ударил его в ребра кулаком.

— Оставь свои шутки, Морис! — крикнул он. — Сейчас неподходящее время для насмешек… тем более для твоих. Посмотри прежде на себя. Мне даже думать не хочется о том, какие потаенные желания бродят в твоей душе.

Кровь ударила в лицо француза. Он прекрасно понял намек на его чувства к прелестной Беатрисе. Морис положил руку на сердце и склонился перед Герольтом в глубоком поклоне.

— Прости, брат. Действительно, это было глупо. Забудь, пожалуйста, мои слова.

— Такое могло произойти с каждым из нас, — честно сказал Мак-Айвор. — И еще может произойти. Все мы боремся с плотскими страстями. И давайте больше не будем болтать о таких вещах.

— Золотые слова, шотландец, — согласился Тарик. — К тому же Герольт заслужил за свою стойкость особую похвалу. Или вы забыли, что аббат Виллар рассказывал о действии черного напитка? Отведав его, даже самый храбрый рыцарь Грааля может совершить предательство!

Мак-Айвор кивнул и продолжил:

— И лишь тот, кто обладает исключительной силой воли, может справиться с его чарами. Именно это и доказал Герольт. Он не выдал проклятому искарису тайник. Как знать, смог бы выдержать такое испытания я или кто-то из нас?

Морис серьезно взглянул на Герольта.

— Мак-Айвор прав, — сказал он чуть ли не с благоговением. — Если теперь кто-то из нас может с полным правом считать себя настоящим хранителем Грааля, потому что он выдержал тяжелейшее испытание, так это Герольт!

— Воистину так! — подтвердил Тарик. — Будем об этом помнить. А еще — надеяться, что судьба убережет нас от таких испытаний.

Герольт чувствовал, что он сгорает от стыда. К счастью, разговор затем перешел на возможную связь поломанной оси с ночным нападением, на возможное участие в нем Шаброля и Клода, на опасности, которые угрожали рыцарям в дальнейшем.

Они быстро сошлись во мнении, что требовать объяснений от Шаброля и Клода им не стоит. Те и в самом деле могли не иметь никакого отношения к искарисам, и своими подозрениями рыцари могли бы обидеть людей, которые им помогли. А если они все-таки были агентами апостолов Иуды, хранители никак не могли это доказать.

— По моему мнению, дела обстоят следующим образом, — подытожил Мак-Айвор. — В Марселе нам удалось ускользнуть от искарисов. Иначе мы столкнулись бы с ними еще по дороге в Экс-ан-Прованс. Логично также предположить, что кто-то из искарисов узнал нас по дороге, раскусив фокус с переодетыми сестрами. Скорее всего, это случилось вчера. Почему он решился на ограбление? Либо у него не было времени, чтобы оповестить своих сообщников, либо он не захотел делиться славой и решил захватить Святой Грааль в одиночку. Использовал ли он при этом Шаброля и Клода или нет, нас уже не интересует. Скорее всего использовал. Далее. Мы можем быть уверены, что он коротко знаком с монахами этого монастыря и что он уроженец здешних мест. Попытавшись опоить Герольта черным напитком, он поставил на карту все. Однако его затея провалилась. Точка. И теперь этого сукина сына ждет незавидная участь.

— Потому что он действовал на свой страх и риск, но потерпел поражение, — договорил за Мак-Айвора Тарик.

— А это означает, что в одиночку он больше нападать не станет, но явится с подкреплением, — продолжил их мысль Морис. — Только теперь он не будет полагаться на случайных сообщников из числа местных простолюдинов, но соберет по крайней мере дюжину опытных искарисов.

— И еще. Скорее всего, он оповестит высокопоставленных апостолов Иуды, дабы уйти от ответственности, если потерпит поражение и в следующий раз, — сказал Мак-Айвор. — А значит, у нас есть время, чтобы починить карету, прежде чем этот сброд прибудет сюда. У меня по коже начинают бегать мурашки, когда я представляю, что мы вместе с Беатрисой и маленькой Элоизой мчимся верхом через всю Францию. Сестрам этого не выдержать, тут двух мнений и быть не может. С каретой мы доберемся до Парижа быстрее.

Герольт согласился с мнением Мак-Айвора. Рыцари единогласно решили не бежать опрометью куда глаза глядят, а подождать, когда у кареты появится новая ось. Аббат и приор пообещали им завтра как можно раньше послать к месту дорожного приключения нескольких мастеров на сильных лошадях, чтобы рыцари смогли скорее продолжить свое путешествие.

Затем рыцари завели беседу о предстоявшей дороге. Герольт и Тарик сомневались в том, что им стоит продолжать двигаться по долине Роны, к истокам реки. Но Морис возразил:

— Почему бы нам не поехать именно вдоль Роны? Ведь искарисы будут исходить как раз из того, что теперь мы поедем другой дорогой. Не будет ли наш путь безопаснее, если мы, вопреки требованиям здравого смысла, продолжим ехать той же дорогой, что и прежде?

— Разумно, — согласился Тарик. — Только вот в чем дело, Морис: мы имеем дело вовсе не с идиотами. И то, что пришло в голову тебе, они, можешь не сомневаться, предположили тоже. А это означает, что они и дальше будут подкарауливать нас на дороге вдоль Роны.

Пожав плечами, француз сказал:

— В любом случае встречи с искарисами нам не избежать. А насколько далеко мы к этому моменту уйдем, зависит от случайности.

— И тогда дело дойдет до настоящего боя, — добавил Тарик.

— Если уж на то пошло, открытый бой мне нравится гораздо больше, — мрачно произнес Мак-Айвор, подняв кулак. — Стальной клинок в ребрах — это единственный язык, который они понимают.

Морис презрительно поморщился.

— Открытый бой — это последнее, на что решается трусливая банда. И случится это не раньше, чем они окажутся по крайней мере в трехкратном превосходстве над нами. Поэтому давайте рассчитывать на то, что запас их коварства еще не иссяк.

— Мы примем все, что нам пошлет Господь, — сказал Тарик. — Он непременно укажет нам верный путь.

— Аминь, — проговорил Морис. Все перекрестились.

В течение последних ночных часов Герольт так и не смог заснуть. Его мучило чувство вины как перед товарищами, так и перед Богом, которому он поклялся служить в качестве тамплиера и хранителя Грааля.

Едва начало светать, четверо послушников-мастеров уже были готовы отправиться к брошенной карете на телеге, запряженной четверкой лошадей и нагруженной всем необходимым для ремонта.

И пока Тарик и Мак-Айвор кормили лошадей, Герольт побывал у приора на исповеди.

Герольт рассказал ему о своих угрызениях совести, не вдаваясь, однако, в подробности и не называя имен.

Приор не стал любопытствовать. Сидя за решеткой, он терпеливо выслушал рассказ тамплиера о том, что томило его душу. И когда Герольт закончил говорить, священнослужитель, к удивлению рыцаря, проявил снисхождение.

— Никто не свободен от искушения слабой, грешной плоти, сын мой. Мы — всего лишь люди, и поэтому постоянно спотыкаемся. Это происходило даже со святыми. Нам остается только сознавать свои слабости и принуждать себя бороться с ними. Не каждое сражение мы выигрываем, сын мой. Желать иного было бы гордыней. Нам не дано сравняться с Иисусом Христом, а земную жизнь прожил без греха только он один. Но войну с дьяволом и его искушениями мы проигрывать не должны.

Приор дал Герольту еще несколько советов, которые должны были укрепить юношу на трудном пути, который указал ему духовник из ордена тамплиеров. Затем священнослужитель велел рыцарю десять раз прочитать «Отче наш», десять раз попросить о помощи Пресвятую Богородицу и отпустил ему грехи.

Вдохновленный Герольт тут же отправился в капеллу и там, стоя на коленях, прочитал предписанные молитвы.

Вскоре путники уже выезжали из монастыря вместе с мастерами. Беатриса и Элоиза сидели на телеге. На их лицах все еще читался страх. Они знали, что ночью Герольта чуть не убили и что нападение на него совершил вовсе не конокрад.

Тем временем холодный ветер разогнал тучи, и воздух стал гораздо суше. К радости путников, карету они нашли там же, где и оставили накануне.

Когда мастер стер грязь с обломка задней оси, его лицо вытянулось.

— Не удивительно, что она сломалась! Ее кто-то подпилил! — воскликнул он, показывая рыцарям гладкий срез. — Должно быть, кто-то желал вам зла.

Хранители Грааля тут же поняли, что искарис, который умчался на своей белой лошади из гостиницы «Золотой петух», далеко не уехал. Сделав крюк, он тайно вернулся назад и, пока путники обедали в гостинице, подпилил заднюю ось кареты. Плохая погода стала его союзником. Рыцари поняли, что Шаброль и Клод были сообщниками искариса. Ночью они не вышли во двор, дабы поинтересоваться причиной всеобщей суматохи, и утром они тоже не встретились рыцарям. Этого было уже достаточно, чтобы возбудить у путников серьезные подозрения.

К обеду мастера закончили починку кареты. Рыцари как могли отблагодарили помощников. Затем те и другие отправились своими дорогами. Мастера поехали к монастырю, а рыцари со своими спутницами повернули на юг, чтобы затем переправиться через реку и уже там возобновить свой многодневный путь к Парижу.

— Господи, сделай так, чтобы сеть искарисов не упала на нас, прежде чем мы дойдем до места! — страстно взмолился Морис. — А если это невозможно, то пусть хотя бы в их сети окажется прореха, и побольше!

— И пусть мы с легкостью найдем эту прореху, — добавил Герольт.

 

11

Бледное и бессильное зимнее солнце стояло над провинцией Берри, которую местные жители, да и не только они, называли житницей и сердцем Франции. Начиналась последняя неделя ноября. Вскоре на поля должен был лечь первый снег, а земле предстояло окаменеть от холода.

— Пора уже подыскать место для ночлега! — крикнул друзьям Мак-Айвор, который в этот день сидел на козлах и управлял каретой. Рядом с ним устроилась Элоиза. Ей очень нравилось сидеть с шотландцем, завернувшись в старое покрывало, и разглядывать места, мимо которых они проезжали. Это отличало ее от старшей сестры, всегда избегавшей встречного ветра. Беатриса сидела внутри кареты и в этот ноябрьский день. Сегодня компанию ей составлял Тарик.

— Вон там мы сможем найти подходящее место! — крикнул Герольт, ехавший, как и Морис, верхом. При этом он указал в сторону лесистых холмов, от которых путников отделяло меньше мили. Холмы длинной дугой огибали поля, через которые проходила прямая, как натянутая нить, дорога. То здесь, то там виднелись крестьянские дома. Человеку, взглянувшему на эти низкие хижины и подворья, могло показаться, что они съежились в предчувствии зимы.

Когда путники двинулись к холмам, Морис сказал с тяжелым вздохом:

— Еще одна ночь под открытым небом.

— Меня самая убогая комнатка в гостинице тоже устроила бы больше, уж поверь. Но ничего другого нам не остается, — отозвался Герольт.

— Знаю, — с горечью произнес Морис. — Чтобы добраться до Парижа, приходится отказывать себе во всем.

— Но даже при такой экономии, нам вряд ли хватит денег до конца путешествия.

— Может, и хватило бы, если бы не крюк, который мы сделали после нападения в монастыре. Надо было хотя бы не уходить так далеко от главной дороги, — рассуждал Морис. — Этот маневр стоил нам десяти, а то и двенадцати лишних дней пути. Мы бы уже давно могли быть в Париже.

Герольт пожал плечами и ответил:

— Если бы не этот крюк, мы могли бы лишиться Святого Грааля, а куски наших тел валялись бы в придорожных кустах. Нет уж, чтобы сбить искарисов со следа, лучше проехать еще половину Франции. А дополнительные мучения и сон под крышей только через ночь — это вполне приемлемая плата за жизнь и Святой Грааль.

Морис молчал. Он ведь и сам проголосовал за то, чтобы проделать этот огромный крюк, чтобы, потратив почти три недели, добраться до Берри. И деньги им действительно приходилось тратить более чем осмотрительно. На следующий день путники должны были добраться до Луары. Вряд ли паромщик переправит их на другой берег за простое «спасибо». Беречь деньги в кошельке им приходилось и для того, чтобы покупать лошадям корм. Поддерживать силы животных было гораздо важнее, чем получать уютный ночлег или сытный ужин, не говоря уже о пиве и тем более вине.

Приблизившись к холмам, путники начали высматривать подходящее для стоянки место. Однако лес здесь был слишком густым для того, чтобы туда могла заехать карета. Проехав еще немного, путники заметили небольшую просеку слева от дороги.

Морис махнул Мак-Айвору рукой, и карета вслед за всадниками въехала в подлесок. Шотландцу пришлось изрядно потрудиться, чтобы провести карету между деревьями. Его уже начинали одолевать сомнения, смогут ли они утром развернуться и выехать обратно на дорогу. Разворачивать карету вручную было бы слишком тяжело, да и времени это заняло бы слишком много. Но внезапно путники натолкнулись на небольшую неровную поляну, заваленную хворостом. Рядом протекал ручей. Это место оказалось идеальным для ночлега. И экипаж здесь можно было легко развернуть к дороге.

Когда карету качнуло на колдобине, Беатрису, сидящую внутри, как следует тряхнуло. На ее лице, как и на лицах остальных путников, невзгоды минувших дней тоже оставили отпечаток. Уголки рта, неизменно опущенные вниз, осунувшееся лицо — все это нисколько ее не украшало.

— Здесь мы и остановимся, Морис? — услышал Герольт. Француз протягивал руку выходившей из кареты девушке.

— К сожалению, ничего другого нам не остается, — с сожалением произнес тот. — Ведь вы не хотите остаться без горячего завтрака?

Девушка посмотрела на Мориса как на внезапно сошедшего с ума человека.

— Мне очень жаль, но положение наше именно таково.

Тарик выбрался из кареты вслед за Беатрисой и тут же принялся разминать свои одеревеневшие члены.

— Подвигайтесь немного, чтобы согреться, — посоветовал он Беатрисе. — А я тем временем соберу дрова. Сейчас мы создадим уют.

— Да, при помощи воды, черствого хлеба и куска старого сыра, — мрачно пробормотала Беатриса. — Уютнее не бывает.

Тарик ничего не ответил и пошел прочь от кареты. Когда левантиец проходил мимо, Герольт услышал, как он бормочет себе под нос:

— Нет, ведь это же бочка меда с ложкой желчи… Разговор разумного существа с ослом — это постоянная пытка…

Герольт рассмеялся: Тарик, как всегда, попал в самую точку. Затем он расседлал свою лошадь. Ее надо было напоить и накормить.

Тем временем Мак-Айвор отправился в чащу, дабы справить там малую нужду. Едва шотландец скрылся за деревьями, путники услышали его ликующий крик.

— Святой Антоний, покровитель всех рыцарей, спасибо, что ты привел нас в это место! Спасибо ему и Господу Богу за этот чудесный подарок!

— Что случилось? Уж не нашел ли ты под своей струей пару трюфелей? — отозвался Морис.

— Нет, кое-что получше! Сегодня у нас будет праздничный ужин, друзья! — радостно прокричал Мак-Айвор, выходя из леса. В поднятой руке он держал огромного жирного зайца. — Он попался в силки, которые, по всей видимости, расставил браконьер.

— Бедняга, — произнес Герольт. Но когда он подумал о приготовленной на костре зайчатине, рот его наполнился слюной.

— Лучше забрось силки куда-нибудь подальше, — порекомендовал Тарик. — Так надежнее будет.

Мак-Айвор тут же последовал совету. Он снял с толстой палки петлю, которую привязал неизвестный охотник или браконьер, и забросил ее в бурелом на другой стороне поляны.

Пока Тарик разжигал костер, Мак-Айвор освежевал зайца и умело разрубил тушу на несколько больших кусков. Внутренности, для приготовления которых требовалось меньше времени, он очистил и нанизал на прутья, которые Герольт кинжалом вырезал из кустарника. Эту вкуснятину они опробуют в первую очередь.

Редко путникам доводилось есть что-то более вкусное, чем эта зайчатина, приготовленная на костре. Сидя на краю поляны у костра, они съели зайца без остатка. Жир капал с их пальцев, а кости летели в костер лишь после того, как на них не оставалось ни одного волоконца мяса.

Мак-Айвор сытно икнул и похлопал себя по животу.

— Я согласен на такую роскошную жизнь, друзья мои. Если бы мы так ужинали каждый вечер, никому бы и в голову не пришло ныть и жаловаться.

Тарик ухмыльнулся.

— Правильно, Железный Глаз. Сытый бык соломинку не подбирает.

Как обычно, на ночь Беатриса и Элоиза устроились в карете. Хотя та и не спасала от холода, но укрывала от ледяного ветра. На сиденья рыцари опустили смастеренную ими из веток решетку, поверх которой сестры положили старое покрывало, за гроши купленное в Оверни. Лежа на этой решетке, сестры Гранвиль могли растянуться во весь рост. Хотя сучки и кололи их тела через покрывало, переносить это неудобство было все же легче, чем сон на слишком коротких сиденьях.

Рыцари принесли из кареты мешок со священной чашей, легли поближе к углям погасшего костра и закутались в плащи, положив рядом с собой обнаженное оружие. Дождя не было, снег не шел — погода была прекрасная. Будучи людьми военными, они привыкли ночевать под открытым небом. Если бы не ночное происшествие в монастыре, у них не было бы причин роптать на дорожные тяготы.

Утром, выезжая из леса, путники увидели на дороге крестьянина, сидевшего на груженной вилами и граблями телеге. Когда тот заметил показавшихся между деревьями рыцарей, его обветренное лицо исказила гримаса страха. Вероятно, он принял их за разбойников с большой дороги, а потому подобрал вожжи и хлестнул ими по спине своей лошаденки. Та понеслась во всю прыть.

Ехать путникам надо было в ту же сторону, куда умчался крестьянин.

— Может быть, поедем другой дорогой? — предложил Герольт.

— Если ты покажешь мне другую дорогу, то с удовольствием, — сухо сказал Морис, сидевший в этот день на козлах. — Только я ее что-то не вижу. И почему, кстати, мы должны бояться простого мужика?

Мак-Айвор тоже счел, что для опасений нет оснований.

— Этот крестьянин наверняка едет к своему соседу, у которого одалживал вилы и грабли. Мы, скорее всего, его больше никогда не увидим. Давайте лучше позаботимся о том, чтобы скорее добраться до Луары и переправиться на другой берег.

Поскольку и Тарик также не высказал опасений, Герольт отказался от своего намерения.

Путники ехали уже с полчаса, как вдруг у лошади Мак-Айвора сломалась подкова.

— Этого нам только не хватало, — простонал шотландец, когда увидел, что на копытах лошади повреждена и вторая подкова. Остановка была неизбежна. — Придется искать кузнеца.

Герольт тут же мысленно подсчитал, в какую сумму обойдутся им услуги мастера. Сердце у него опустилось. С учетом расходов на корм лошадям денег у путников не останется даже на ежедневный горячий обед. От ночевок в гостиницах им вообще теперь придется отказаться. Каждую ночь по дороге в Париж путникам предстоит проводить под открытым небом.

Тарик вздохнул.

— Даже камень в стене не свободен от забот, — попробовал он утешить собратьев-тамплиеров. — Если дела наши станут совсем плохи, придется продать одну из лошадей.

Путники поехали дальше и вскоре, миновав цепь холмов, увидели перед собой небольшое селение. Деревня — она насчитывала едва ли три дюжины крестьянских дворов, окружавших скромную церковь с прохудившейся крышей, — называлась Божо.

Сразу же при въезде в селение слева от дороги находилась кузница. Путники издалека услышали звон молота, которым на наковальне обрабатывали железо. Когда они остановились у открытых ворот кузницы, Герольт и Мак-Айвор соскочили с коней. Войдя внутрь, рыцари увидели того самого крестьянина, который недавно повстречался им на дороге. Свою телегу, уже пустую, он оставил рядом с дощатым навесом. Сейчас этот человек разговаривал с кузнецом, чей помощник в это время работал на наковальне. Широкую голую грудь лысого кузнеца прикрывал дырявый фартук из черной кожи. Судя по объемистым мускулистым рукам, он смог бы ударом кулака сломать хребет вола.

Встретив злобный взгляд крестьянина, Герольт понял, что лучше им было проехать мимо этого места. Но, к сожалению, обстоятельства не позволяли это сделать. Никто из путников не знал, где находилась следующая кузница.

Выяснив, какое дело привело к нему чужаков, здоровяк вышел из ворот и бегло осмотрел копыта лошади. При этом он покосился на мечи путников. Затем он кивнул и сказал:

— Это много времени не займет. Подождите часок, а потом я займусь вашей лошадью.

Хранители Грааля озадаченно переглянулись. Они хотели поехать дальше как можно скорее. Но кузнец выполнял заказы в порядке очереди, по мере того как они к нему поступали. А крестьянин, которого звали Филиппом, привез свои сломанные инструменты первым.

— Можете подождать в «Большом олене», а заодно и погреться там, — предложил рыцарям кузнец. — Наш постоялый двор находится возле церкви. Хозяйка готовит так, что пальчики оближешь.

С этими словами здоровяк повернулся к ним спиной и продолжил свою работу.

Совет кузнеца рыцари оставили без внимания, равно как и умоляющий взгляд Беатрисы. Зайчатина давно была ими переварена, и никто, конечно, не возражал бы против горячего супа. Однако горячая пища была запланирована у них на середину дня. Поэтому рыцари использовали свободное время для того, чтобы купить свежего хлеба и небольшой мешок овса. Покончив с этими делами, они пошли к церкви — шататься по деревне и привлекать к себе внимание жителей не следовало. Морис перед этим зашел в кузницу, чтобы положить в карету хлеб и овес и сказать хозяину, где он сможет их найти, когда работа будет готова. Кузнец пообещал послать за ними своего помощника.

Церковь оказалось пустой, деревенский священник закончил мессу еще ранним утром. Рыцари помолились о том, чтобы остаток пути прошел благополучно. Дальше время потянулось, как вязкая жидкость.

Но вот наконец церковная дверь открылась, помощник кузнеца заглянул внутрь и произнес:

— Ваша буланая подкована. Можете пойти рассчитаться с мастером.

Сказав это, помощник исчез.

Рыцари тут же вышли из церкви — и ужас сковал их члены! С первого же взгляда им стало ясно, что они попали в очень серьезную переделку.

Пять, а то и шесть десятков крестьян полукругом стояли у выхода из церкви. О бегстве нечего было и помышлять. Здесь собралось не меньше чем полдеревни, включая женщин и детей. Мужчины держали в руках оружие. Не менее пяти человек были одеты в одинаковые бурые плащи с пришитыми к ним полосами болотно-зеленой ткани. На груди эти плащи скреплялись застежками с изображением какого-то герба. Под плащами виднелись мечи. Эти мужчины стояли впереди всех. Когда один из них обернулся к толпе, на его спине рыцари увидели изображение дворянского герба. Один из военных был вооружен арбалетом. И он целился в рыцарей.

 

12

— Да, это они! — Тощий рослый мужчина лет тридцати с всклокоченными рыжеватыми волосами выкрикнул эту фразу, как только рыцари переступили порог церкви. Грязная, рваная одежда болталась на худом теле этого человека, во рту его уже почти не осталось зубов. Он протянул в их сторону изуродованную тощую руку, похожую на птичью лапку, и добавил: — Это браконьеры, которых я видел в лесу господина барона! Бог тому свидетель!

Человек, стоявший в первом ряду, повернулся к калеке и грозно спросил:

— Ты в этом точно уверен, Лафит?

По голосу было понятно, что этот человек привык отдавать приказы. Но он и без того очень выделялся на фоне других людей, собравшихся у церкви. Он носил короткие бакенбарды, а взгляд его голубых глаз был жестким и властным. В отличие от деревенских жителей он был очень хорошо одет. И хотя, судя по внешности, он не был дворянином, при первом же взгляде на этого господина становилось ясно: он занимает здесь очень высокое положение.

Оборванец со впалыми щеками торопливо кивнул.

— Я хорошо запомнил их лица, господин Корниш. Это они. Клянусь могилой моей покойной матери! — произнес он и поднял изуродованную руку.

— Которую ты своим пьянством отправил туда прежде времени, кретин! — донесся из толпы язвительный женский голос.

— Как прикажете это понимать? — спросил Морис господина Корниша, в руках которого сейчас оказались их судьбы. В голосе Мориса звучали достоинство и решительность, как того и требовала данная минута. Высоко подняв голову и сверкая глазами, он продолжил: — Как вы смеете досаждать честным рыцарям и заслуженным крестоносцам, да еще и позволять называть их браконьерами?! Ведь если я правильно понял слова этого человека, он именно нас назвал браконьерами. Верно, господин Корниш? Если бы не мое рыцарское звание, я бы тут же, не сходя с места, дал этому лгуну отведать сталь своего меча. И прикажите человеку с арбалетом перестать размахивать оружием, не то произойдет несчастье, и он попадет себе в ноги. Похоже, у этого господина они трясутся даже при мысли о том, что ему придется застрелить петуха.

Кое-где в толпе засмеялись. Человек с арбалетом густо покраснел.

Немного помедлив, господин Корниш бросил:

— Убери его, Пьер!

Затем он снова вперил глаза в Мориса.

— Не знаю, кто вы такой, господин…

— Морис де Монфонтен, принадлежащий к древнему роду Котансэ, из которого вышел также и архиепископ Руана, — отчеканил Морис. — Хотелось бы и нам узнать, с кем мы имеем честь беседовать.

Герольт, Тарик и Мак-Айвор сразу поняли, почему Морис назвал свое настоящее имя.

— Жак Корниш, управляющий имением барона Жана-Батиста де Божо, которому в окрестностях Божо принадлежит больше земель, чем вы смогли бы увидеть в самый солнечный день, — представился господин, сделав некий намек на поклон. Ни напуганным, ни подавленным он вовсе не казался. — Можете быть кем угодно, господин де Монфонтен. Но это не отменяет того факта, что против вас имеются очень серьезные улики.

— Лживые речи этого криворукого вы называете уликами? Вы изволите шутить! — возмутился Морис.

— Лучше вам помолчать, — гневно крикнул управляющий. Его лицо побагровело. — У нас есть и кое-что посущественнее, чем слова Лафита. — Он повернул голову и крикнул: — Гаян! Нивей! Подойдите сюда!

Из толпы вышел крестьянин, который видел выезжавших из леса рыцарей, и здоровенный кузнец. В руке кузнеца болталась шкура зайца, съеденного ими вчера вечером.

У Герольта похолодело в животе. Похоже, одним только испугом им не отделаться. Как глупо с их стороны было оставить у себя заячью шкуру и положить ее в ящик под козлами. Эту шкуру они собирались отдать паромщику в качестве частичной платы за их доставку на другой берег Луары и таким образом сберечь пару монет.

— Выкладывайте все, что вы хотели сказать, — обратился к селянам Жак Корниш. — Говорите громко, чтобы каждый мог вас услышать. Понял, Нивей? Чтобы потом не ходили слухи, будто я разобрал дело кое-как, не вникая в подробности. Начинай, Гаян.

Кузнец вывернул шкуру наизнанку, дабы все увидели, что ее сняли всего несколько часов назад, поднял ее и заявил:

— Это шкура зайца, которую я нашел в карете чужаков.

Несколько селян засмеялись. Кто же из них не знал, как выглядит заячья шкура?

Жак Корниш свирепо взглянул на толпу. Смех тут же прекратился. Каждый из крестьян с потрохами принадлежал барону и соответственно его управляющему. Привлекать к себе внимание Жака Корниша и раздражать его было опасно.

— Теперь ты, Нивей, — потребовал управляющий.

Крестьянин обстоятельно откашлялся.

— Я — простой человек, и чужие дела меня не интересуют, — начал он. — Любопытство — оно от дьявола, а сплетни и пересуды до добра не доведут. Так я считал всю жизнь. Вы уже все знаете, господин, я вам рассказал.

Стоявшие вдалеке крестьяне начали подступать поближе, чтобы услышать его понизившийся голос.

— Да, ты мне рассказал, — отрезал управляющий. — Но разве ты не понял, что это должны услышать и другие? Расскажи еще раз, что ты видел!

Было заметно, что Нивею было тяжело держать речь в присутствии такого количества людей.

— Это случилось сегодня утром, на рассвете. Я с утра пораньше отправился к кузнецу, чтобы починить инструмент. Я ехал через лес, как вдруг увидел, что из его глубины выезжают эти мужчины. Они выезжали с поляны, на которую прошлой зимой во время бури упало много деревьев.

Лафит закивал и крикнул:

— Слыхали? Я вам говорил то же самое, господин Корниш!

— Молчи, твоя очередь придет! — осадил его управляющий. Затем он знаком велел Нивею продолжать.

Нивей пожал плечами.

— Так оно все и было, господин. Два всадника ехали впереди, а за ними карета. И что-то не похоже было, чтобы они сбились с пути. Но ведь и такое тоже могло случиться, верно? Это все.

Управляющий кивнул.

— Прекрасно. Этого достаточно, чтобы понять, чем они занимались в лесу барона.

Герольт решил, что настала пора и ему вступить в эту беседу, но его опередил Морис.

— Позвольте возразить, уважаемый господин Корниш, — начал он. — Я не стану опровергать то, что сейчас рассказали крестьянин и кузнец…

— Ага! Вы признаетесь! — злобно крикнул Жак Корниш.

— Если нам и есть в чем признаваться, так только в том, что мы провели ночь на поляне, — спокойно произнес Герольт, мысленно поблагодарив Тарика за то, что тот надоумил Мак-Айвора забросить силок в кусты. — Но обвинение в браконьерстве — это наглая клевета! Да, мы зажарили в лесу зайца. Но этого зайца мы не поймали. Мы купили его вчера на рынке в Бурже, поскольку знали, что не успеем добраться до постоялого двора и поужинать там.

Чтобы спасти свои шеи, приходилось лгать. А доказать, что они не покупали зайца в Бурже, было невозможно. Слишком уж велик был этот город, и слишком много в нем было торговцев.

— Именно так все и было, — раздраженно подтвердил Мак-Айвор.

— Они лгут! — брызнул слюной Лафит. — Они хотят запорошить вам глаза, господин Корниш! Я все видел своими собственными глазами!

Тарик бросил на оборванца презрительный взгляд.

— Этот клеветник вырос с пальму, а ум у него как у козленка. И верить ему можно не больше, чем пойманному ночью вору.

— Лафит, расскажи перед всеми, что ты видел, — раздраженно произнес Жак Корниш. Самоуверенности у него заметно убавилось. — И, кстати, что ты сам делал ранним утром в лесу барона?

— Я там ничего не воровал, мой господин, — заверил Лафит. — Я искал там лечебную траву, ведь нам разрешили это делать. Каждый ребенок знает, что корень мандрагоры можно отыскать только с первыми лучами солнца, именно тогда он проявляет свои чудесные свойства. Ничего другого я в лесу не искал.

— Давай-ка ближе к делу!

— Ну вот, я искал мандрагору и наткнулся на лагерь этих людей. Я испугался, что они меня увидят, но некоторое время я за ними наблюдал, — тараторил калека. — Я заметил шкуру зайца. Она находилась у костра, а на ней лежал силок. Я видел это так же хорошо, как сейчас вижу вас, господин Корниш!

Как только Лафит произнес эту ложь, рыцари сразу поняли, что именно он и расставил силки в лесу. К тому моменту, когда он увидел шкуру, силки давным-давно лежали в кустах.

По лицу Жака Корниша Герольт понял, что дело принимает опасный оборот. И, как ни претило им это, они должны были применить крайнее средство.

— Этот человек лжет, — твердо сказал Герольт. — Больше тут нечего и сказать. Мы не браконьеры, а честные люди, рыцари ордена тамплиеров! Каждому должно быть известно, что тамплиер свято дорожит своей честью. Клянусь перед лицом Господа Бога честью своего ордена, что мы не ловили зайца!

Заявление Герольта прозвучало настолько торжественно, что толпа принялась роптать.

Но в этот момент кто-то язвительно прокричал:

— Стало быть, вы тамплиеры, господа? Не могу в это поверить! Почему на вас не новые хабиты, а рваные наряды разбойников? Разве тамплиеры не обязаны быть скромными и смиренными? Простите, но я вам поверить не могу!

Толпа поддержала эту речь громким смехом.

На этот раз Жак Корниш не стал вмешиваться. Наморщив лоб, он дождался, когда толпа угомонится.

— Этот человек прав, — холодно произнес он затем. — На тамплиеров вы не похожи. Ни один из вас не носит плащ с крестом, как того требует устав ордена. Что вы на это скажете?

— Тому есть серьезные причины, о которых мы не имеем права говорить, — свысока произнес Морис. — Нашим словам вы должны…

— Никто из нас не носит плаща тамплиера, — перебил его Герольт, — но каждый из нас может подтвердить свою принадлежность к ордену собственной печатью.

Это был последний довод рыцарей. Дальше им оставалось только браться за оружие.

Слова Герольта заставили управляющего погрузиться в задумчивое молчание.

— Я могу поверить вашим словам, господа, и осмотреть ваши печати. Но это не снимает с вас подозрений. И вообще, это дело слишком сложное, чтобы я мог решить его самостоятельно. Я должен доложить обо всем барону, — сообщил Корниш. — Пусть он сам решает, кому из вас верить. Вам придется отправиться с нами в замок и уже там ждать его возвращения.

Тарик поднял брови.

— Сколько же времени это займет?

— Барон вместе с семьей уехал к деверю в Блуа. Завтра мы ждем его обратно, — ответил управляющий.

— Завтра? Это невозможно! — вырвалось у Мориса. — Мы выполняем важное задание ордена! Вы либо шутите, либо сошли с ума, милейший!

— Нравится вам это или нет, но подчиниться вам придется, — раздраженно заявил Жак Корниш. — Это мое последнее слово.

Герольт взглянул на своих товарищей. И него, и у них в головах носился вихрь одних и тех же мыслей. Согласиться? Это означает потерю не менее двух дней. Даже при благоприятном исходе, все еще весьма сомнительном. За два дня по округе разнесется весть о том, что в замок барона де Божо доставили четырех человек в сопровождении двух странных личностей. Эти люди называют себя тамплиерами, но обвиняются в браконьерстве. В том, что эта весть дойдет до искарисов, сомневаться не приходилось. Надо ли гадать, что произойдет затем?

— Нам остается только вытащить мечи и спасаться бегством, — сказал Морис на арабском языке. — Это единственная возможность предотвратить беду.

— Безумная затея, — отозвался Тарик. — Ты хочешь устроить кровавую баню? Стражников и крестьян гораздо больше, чем нас. Эти люди не сделали нам ничего плохого, чтобы мы их просто так порубили на куски.

Жак Корниш, несомненно, догадался, о чем ведут речь рыцари на неизвестном ему языке.

— Не вздумайте браться за оружие, — предостерег он тамплиеров. — Иначе мы вас прикончим, можете не сомневаться. Мечи есть не только у вас. Многие стражники барона побывали на настоящих войнах. Не вынуждайте их убивать вас!

Стражники тем временем обнажили свои мечи. В сторону рыцарей теперь были направлены и копья, а человек с арбалетом снова начал целиться в чужаков.

— Выхода нет, — прошептал Мак-Айвор. — Придется подчиниться. Может, еще попытаем счастья по дороге или в самом замке.

Морис нехотя убрал руку с рукоятки меча.

— Хорошо! Мы подчинимся вам и поедем в замок барона, чтобы он сам разобрался в этом нелепом деле! — крикнул Герольт управляющему. — Но мы не допустим, чтобы вы забрали наше оружие или какие-нибудь вещи, принадлежащие нам! — Герольт имел в виду мешок со Святым Граалем, висевший на плече Мак-Айвора. — Если вы будете на этом настаивать, нам придется защищать свою честь. Лучше умереть в бою, чем терпеть такой позор! И кровопролитие, которое произойдет, останется на вашей совести. Смею вас уверить, справиться с четырьмя тамплиерами не так-то просто.

Жак Корниш погрузился в размышления. Затем он кивнул в знак согласия.

— Никто здесь не хочет кровопролития. Я соглашаюсь на ваши условия. Оружие останется при вас. Только не пытайтесь одурачить меня и моих людей, — предупредил он.

— Черт подери, боюсь, жареная зайчатина обойдется нам слишком дорого. Ну почему я не пошел отлить в другое место? — мрачно прошептал Мак-Айвор. Тем временем управляющий отобрал два десятка деревенских мужиков и отрядил их для подкрепления стражникам.

— По крайней мере Герольт добился, чтобы при нас остались и оружие, и мешок. Сейчас это самое главное, — попытался ободрить спутников Тарик. — А потом мы как-нибудь вытащим свои шеи из петель и сбежим, пока искарисы не взяли нас за горло.

Хотел бы Герольт разделить уверенность Тарика! Но их положение казалось ему безнадежным. Как они смогут обрести свободу, не вступив в схватку с охранниками?

 

13

Управляющий велел трогаться. Сесть пленникам на лошадей он не позволил, потому что не хотел рисковать. Рыцари, сидевшие верхом, могли запросто пустить лошадей галопом и скрыться от деревенских мужиков, которые шли в замок пешком. Поэтому Корниш настоял, чтобы все пленники разместились в карете. На буланых коней управляющий посадил двух крепких молодых селян, которым кузнец вручил железные пики.

— Теперь мы пропали, — заплакала Беатриса, когда карета тронулась с места и закачалась на ухабах. С обеих сторон ехали стражники барона Божо.

— Не говори так, — взмолилась Элоиза. По ее дрожащему голосу можно было понять, как сильно она напугана.

Но Беатриса была безутешна.

— Ничто нас теперь не спасет, — продолжала всхлипывать она. — Даже если барон убедится в нашей невиновности и велит нас отпустить.

— Какую чушь вы несете, — набросился на Беатрису Мак-Айвор. — Не забывайте, у нас при себе оружие. Так просто тамплиеры не сдаются. В любом случае мы выпутаемся из этой глупой истории. Возможно, наши печати убедят барона в том, что мы не браконьеры.

Беатриса легко пугалась, но при этом все же не теряла голову.

— Вы что, не слышали, что барон вернется только завтра? Разве ваши заклятые враги… эти приверженцы зла не разыскивают вас по всей Франции? Или в течение двух дней мы можем не бояться их появления?

— Нет, — ответил Мак-Айвор и стиснул зубы.

— Тогда…

— Лучше помолчите, Беатриса, — оборвал ее Морис. А чтобы девушка не приняла его слова слишком близко к сердцу, он продолжил, обращаясь к Элоизе: — Это касается и тебя тоже. Вспомните, что вы нам обещали. Не хватало еще, чтобы местные жители начали присматриваться к вам и поняли, кто расхаживает перед ними в мужской одежде.

Элоиза виновато опустила голову и прикусила губу. Беатриса тоже закрыла рот. В карете воцарилось молчание. Каждый путник лихорадочно соображал, пытаясь найти выход из тяжелого положения. Но никто так и не придумал способа, который позволил бы им уйти от охранников целыми и невредимыми.

Между тем Жак Корниш, командуя своим пестрым отрядом, двигался в северном направлении. В четверти мили от деревни они свернули направо. Дорога, которой теперь двигалась процессия, проходила через поля, затем огибала дугу вдоль лесной опушки и наконец приводила к замку барона де Божо.

Герольт, сидевший у окна, попытался рассмотреть замок. Но ему удалось увидеть слишком мало. На возвышенности, к которой путники подъезжали по прямой дороге, стояло похожее на крепость, оснащенное высокой квадратной башней сооружение из светло-серого камня. Не слишком внушительного вида замок окружали стена и ров, не заполненный водой. Подобно всем замкам, которые достраивались постоянно, в течение столетий, замок барона де Божо сейчас также переживал преобразования. Во всяком случае, Герольт заметил, что сторожевая башня была еще не совсем готова. Часть стропил на ее вершине еще предстояло накрыть. Прохудившаяся крыша тоже нуждалась в починке, ибо наступала зима с ее сильными бурями.

Но вот обитые железом колеса кареты застучали по бревенчатому подъемному мосту. Карета въехала в арку под башней, а затем остановилась на покрытом каменными плитами дворе.

Нехотя, стараясь не показывать страха, рыцари Грааля выбрались из кареты. Испуганные Беатриса и Элоиза спрятались за их спинами.

— Только не вздумайте запереть нас в подвале, — с мрачным достоинством сообщил Морис управляющему, едва тот спрыгнул со своего коня. — Мы требуем, чтобы нам оказывали почтение, достойное людей рыцарского звания.

Жак Корниш отнесся к этому требованию серьезно. Было совершенно очевидно, что сам он уже не сомневался в принадлежности своих пленников к ордену тамплиеров.

— С вами не произойдет ничего, что могло бы повредить вашей рыцарской чести или заставить вас взяться за оружие, — пообещал он. — Я позабочусь о том, чтобы мои люди обращались с вами как подобает и чтобы вас разместили со всеми возможными удобствами. Но до прибытия барона вам придется оставаться под замком.

Сказав это, он обратился к одному из стражников:

— Анри, отведи их в сторожевую башню. Будь бдителен и не спускай с них глаз. Если случится неприятность, ты ответишь за это головой.

Под присмотром стражников пленников повели наверх по каменным ступеням. Наконец их доставили в какое-то помещение, часть которого была завалена всевозможными инструментами, мотками веревок и деревянными заготовками. В помещении была еще одна, обитая железом дубовая дверь, за которой оказалась большая холодная комната. Два высоких полукруглых окна этого помещения выходили во двор. Рамы и стекла в окнах отсутствовали. Закрывались они только ставнями, которые сейчас были распахнуты. Под каждым окном находилась скамейка. Также в комнате стояли три простых стула без украшений и обивки и тяжелый стол, за которым смогла бы разместиться дюжина человек. В северной стене зияла закопченная дыра камина, достаточно большого, чтобы в нем можно было зажарить полбыка.

— Располагайтесь, как вам будет удобно! Можете воспользоваться всем, что здесь найдете! — издевательски прокричал Анри, закрывая за собой дверь. В замке с лязгом дважды провернулся ключ.

Пленники переглянулись. Все подумали об одном: подвал замка вряд ли был хуже этой открытой всем ветрам комнаты на вершине сторожевой башни.

 

14

Через пару часов стражники услышали бешеные удары в дверь и громкие крики протестовавших рыцарей. Несколько минут спустя пленникам наконец принесли дрова. Теперь они могли разжечь в камине огонь и согреться. Слуга, за которым стояли стражники с обнаженными мечами, бросил в приоткрытую дверь связку хвороста и поленья. Он явно получил приказ не беречь дрова и принести их столько, чтобы хватило на ночь.

Дрова немного смягчили рыцарей. Их настроение даже немного улучшилось, когда слуга принес корзину с хлебом, окороком и половиной сыра. Пленникам доставили два кувшина с водой и вином, а также огромный деревянный чан с крышкой, который должен был заменить отхожее место. Но ни огонь в камине, ни еда, ни даже вино не смогли утешить рыцарей, которые переживали из-за упущенного ими драгоценного времени. Проходил час за часом, а они все не могли найти выхода из сложившегося положения.

— Я жалкий идиот! Надо было все проверить! — прокричал вдруг Морис. Он вскочил из-за стола, за которым пленники только расположились на обед.

Глубокие складки покрыли лоб Мак-Айвора.

— Что ты должен был проверить? — ошеломленно спросил он.

— Что за нами никто не следит, — смущенно объяснил Морис. — Утром, когда мы были еще в лагере, я отошел в лес, чтобы облегчиться. Я сделал свое дело и в этот момент услышал какой-то шорох и треск. Тут же из зарослей выскочила белка, которая забралась на ствол дерева. Я был уверен, что именно она и явилась причиной шума. Но теперь я знаю, что это был негодяй Лафит!

— Тебе не в чем себя упрекать, — заверил его Тарик. — Это могло случиться с любым из нас. Кто побывал у судьи или у мудреца, тот всегда становится умнее, чем был прежде.

— Но это произошло именно со мной, черт возьми! — Морис бешено ударил кулаком по стене рядом с окном.

При виде Мориса, бьющего по стене кулаком, Герольта осенило.

— Вот оно, Морис! Святой Антоний, в этом наше спасение!

Пленники с недоумением взглянули на немца.

— О чем ты? — растерянно спросил Тарик.

— О его… о его особом даре, — с запинкой ответил Герольт, покосившись на сестер Гранвиль.

Одна и та же догадка осветила лица Тарика и Мак-Айвора. Морис же, напротив, казался испуганным.

— Подойдите к окну, братья, — произнес Герольт. И, повернувшись к Беатрисе и Элоизе, извинился: — Мне очень жаль, дамы, но мне и моим товарищам надо кое-что обсудить… наедине…

Тарик, Мак-Айвор и Морис подошли к нему.

— Рассказывай, — с нетерпением потребовал шотландец. — Что может сделать Морис силой своего Божественного дара?

— Во всяком случае, не пройти сквозь толстые стены, — сказал Морис, не желая вселять несбыточные надежды. — Глубже, чем до второй фаланги пальца я в камень еще не проникал!

— Этого хватит, — улыбнулся Герольт.

— Для чего? — взволнованно спросил Тарик.

— Чтобы ночью спуститься к окну нижнего этажа или же подняться на вершину башни — там еще не доделали крышу, — торопливо объяснял немец. — Оттуда можно проникнуть внутрь башни, напасть на стражников и сбежать из этого проклятого погреба. Дальше будет видно.

— Ты с ума сошел! — испуганно воскликнул Морис, когда он понял, что брат-тамплиер подразумевает по словом «спуститься».

— Нет, это замечательная мысль! — восхищенно крикнул Мак-Айвор. От радости он бросился обнимать Герольта. — А у тебя котелок варит, малыш!

Побледневший Морис взглянул на товарищей.

— Вы все, должно быть, рехнулись! Вы хотите, чтобы я сделал невозможное. Запустить пальцы в каменную стену я не смогу ни за что на свете. Это действительно безумие! Я не успею проползти и половину пути, как меня оставят силы.

— Ты продержишься до тех пор, пока не встанешь на твердую опору. Я уверен в этом, — сказал Герольт. Он знал, что француз был способен проявить себя лучше, чем ему удавалось до сих пор.

— Это наша единственная возможность, — выразительно произнес Мак-Айвор. — Единственная возможность сбежать отсюда, пока о месте нашего заточения не пронюхали искарисы. Уж тогда они, будь уверен, найдут способ заполучить Святой Грааль. Ты должен попытаться, Морис. Только ты можешь нас спасти!

И прежде чем француз успел возразить, слово взял Тарик.

— Прости за прямоту, брат, — сказал он, — но у тебя и в самом деле нет выбора. Мы дали клятву сделать все, чтобы священная чаша не попала в руки Князя Тьмы, и, если понадобится, пожертвовать для этого своими жизнями!

Окаменев от растерянности, Морис стоял в кругу своих друзей, братьев-тамплиеров, и молчал. Герольт попытался представить, о чем тот сейчас думает. Пришло ли ему в голову, что Беатрисе и Элоизе уготована смерть в случае, если до них доберутся искарисы? Вспомнил ли о том, что Тарик и Мак-Айвор рисковали жизнями, чтобы вытащить их из подвала эмира, хотя могли вдвоем бежать из Египта со Святым Граалем? Или его уколола мысль о том, что во время приступа лихорадки на «Марии Селесте» он пытался достать священный сосуд из черного куба? Какая же чаша весов перевесит в душе Мориса?

Его молчание длилось невероятно долго. Наконец он поднял голову, взглянул на товарищей и ответил. Его голос был тверд и совершенно свободен от страха, когда он сказал:

— Да, верность клятве хранителя Грааля мне дороже жизни.

 

15

К полуночи огонь в камине погас. Как только исчезло пламя, холод, которым дышали стены, снова заполнил комнату. С этим пришлось смириться. На фоне окна должна была появиться фигура Мориса, и даже слабый свет смог бы ее обнаружить. Опасность того, что снизу француза могли увидеть стражники, была ничтожно мала. Однако и случайного взгляда, брошенного на пленника, вылезавшего в окно, было бы достаточно, чтобы вся затея окончилась крахом.

Ждать, когда потухнет последнее полено, им пришлось целых два часа. Пленники почти не разговаривали друг с другом. То, что надо было сказать, уже давно было сказано. Напряжение, которое всех охватило, буквально чувствовалось кожей. Молчание не нарушала даже Беатриса. Вместе с Элоизой она сидела на корточках у камина и протягивала замерзшие руки к углям. Мысли сестер можно было прочитать по их лицам. Страх за Мориса, который мог сорваться и погибнуть, и желание не пустить его к окну боролись со страхом за собственные жизни и надеждой на то, что вопреки доводам здравого смысла эта затея удастся, что они снова обретут свободу и будут спасены от таинственных приверженцев зла, которые гнались за ними как свора голодных легавых собак.

Наконец пробил час, когда должна была решиться судьба пленников и Святого Грааля. Герольт осторожно открыл ставни и выглянул во двор. К своему облегчению, он не увидел внизу стражников, прежде ходивших там по кругу. Если они и несли службу, то прятались в арке ворот, а то и вовсе ушли в сторожку. Небо затянули темные облака, через которые лишь изредка проникал лунный свет. Это тоже было на руку пленникам.

Герольт отошел от окна и обратился к Морису.

— Охранников нигде не видно, — тихо сказал он. — Можешь попытаться сейчас.

Морис молча кивнул. Он был готов выдержать испытание. Разувшись, он встал между Тариком и Мак-Айвором. Они помогли ему привязать меч к спине. Широкий ремень Мориса теперь опоясывал его грудь и проходил под мышками, так что рукоятка меча виднелась над его головой. А чтобы клинок не раскачивался и не бился о стену, Тарик и Герольт дополнительно закрепили его своими ремнями, один из которых охватывал тело Мориса на уровне пояса, другой удерживал конец меча возле бедер.

— Всемогущий Господь и все ангелы-хранители да пребудут с тобой, брат, — произнес Тарик, обняв Мориса за плечи. Со стороны это выглядело так, будто он хотел попрощаться с товарищем.

— Не волнуйся, француз, — подчеркнуто беззаботно произнес Мак-Айвор. — Ты справишься, даже не сомневайся в этом. Обезьяна по сравнению с тобой — то же, что бык, который идет вверх по лестнице.

Морис усмехнулся, но ничего не ответил. Мельком взглянув на Беатрису, он подошел к Герольту, стоявшему у окна.

Друзья обменялись долгими взглядами. Герольт молча кивнул ему. Его глаза говорили о непоколебимой уверенности в Морисе и в то же время требовали от него напряжения всех душевных сил, способных вызвать к жизни его особый дар, который просто не мог не проявиться сейчас, в минуту величайшей необходимости.

Не проронив ни слова, Морис встал на стул, принесенный Герольтом, и вцепился в каменный подоконник. Оставаясь на корточках, он развернулся так, чтобы не задеть мечом стену, а затем лег на подоконник животом. После этого Морис начал сползать вниз. Затем он ухватился за край карниза.

Герольт затаил дыхание. Сейчас это случится! В любое мгновение Морис мог выпустить край карниза и испытать свой особый дар: вонзить руки в камни стены и вверить свою жизнь этой дарованной Святым Духом силе.

Морис висел в воздухе, чувствуя, как ветер дует ему в затылок и холодит ступни босых ног. Теперь он держался лишь на кончиках пальцев.

Француз медлил. Паника охватила его, когда он впервые до конца осознал, что должен сделать и как много бед произойдет, если он оплошает. Рыцарь тут же начал подавлять в себе страх. Он ухватился за воспоминание о том, что рассказал ему аббат Виллар во время второго посвящения в Акконе, когда Морис впервые испытал свой особый дар у каменного алтаря.

«Собери все силы своего тела и духа, чтобы пронзить камень рукой, — услышал он голос старого хранителя Грааля. — Для того чтобы мрамор смягчился под твоим пальцем и пропустил его, понадобится вся твоя воля. Когда ты призовешь ее, ты увидишь, что можешь использовать силу. Чтобы совершить это, телесная сила должна соединиться с волей. Тогда и только тогда то, что кажется невозможным, свершится!»

Морис зажмурился и сосредоточил все мысли и волю, чтобы разбудить в себе эту чудовищную силу. Он убрал с карниза правую руку и вдавил кончики пальцев в холодный камень.

— Господи, да свершится твоя воля!

Вряд ли Морис услышал собственные слова. Он почувствовал, как телесная сила и воля сливаются в нем в какое-то непонятное ощущение. И что-то новое, чудесное родилось от этого слияния. Казалось, в глубине его существа забил горячий источник. Жгучее чувство фонтаном поднялось вверх, пронзило его голову и превратилось в какой-то горячий шип, острие которого впивалось в лобную кость, не причиняя при этом боли.

В тот же миг изменился и камень под его руками. Он потерял твердость, поддался, и пальцы стали проникать в него все глубже и глубже.

Теперь Морис убрал с выступа другую руку и также начал просовывать ее в камень, который снова превратился в вязкую кашу. Теперь от падения его удерживали только собранные вместе силы тела и духа, больше ничего. Если рыцарь хотя бы на мгновение отвлечется, камень тут же вытолкнет его пальцы, и он упадет на плиты двора.

Морис уже не ощущал ночного холода. Пот сочился из каждой поры его тела, когда тамплиер пядь за пядью спускался по стене, продолжая просовывать пальцы в камни. Теперь ему удавалось впиваться в стену и пальцами ног, равномерно распределяя при этом свой вес. Впрочем, Морис был готов к тому, что действие его дара продлится недолго. Одна, может быть, две минуты — сосредоточивать силы дольше он был не в состоянии. После этого камни под его пальцами перестанут смягчаться.

Целью его спуска был маленький эркер — крытый балкон, выступавший из стены на уровне следующего этажа. Судя по зловонию, доносившемуся оттуда, там, как и во всех замках, располагалось отхожее место. Внутри эркера должен был находиться каменный стульчак, снабженный дырой, через которую нечистоты падали вниз. Три стены этого балкона имели оконца, через которые проникал свежий воздух. Они были узкими, но достаточно длинными, чтобы через них можно было пролезть внутрь.

Морис был мокрым от пота, когда добрался до эркера. Руки рыцаря дрожали. С минуты на минуту силы могли покинуть его. Дыхание француза учащалось, а легкие горели так, будто он вдыхал не холодный как лед воздух, а горячий дым.

Наконец он поставил левую ногу на карниз ближайшего окна. Затем правую. А после, уже из последних сил, тамплиер опустился на колени и схватился за край окна.

Какое-то время он провел в таком положении. Это тоже требовало сил, но все же гораздо меньших, чем прежде. Когда Морис поднял голову и взглянул на окно, из которого выбрался, он едва смог поверить, что преодолел такое расстояние. Волна счастья захлестнула француза и заставила забыть о боли, когда он увидел Герольта, Тарика и Мак-Айвора, радостно махавших ему руками.

Забыв о боли, Морис кивнул друзьям и пролез через окно в темный, зловонный эркер. При этом рукоятка меча со скрежетом проехалась по стене — окно оказалось слишком узким.

Зажав ноздри, и дыша только через рот, он немного отдохнул в эркере. Когда дыхание Мориса успокоилось, а боль в его руках и ногах стала терпимой, он бесшумно вытащил меч из ножен, приоткрыл дверь и выглянул наружу.

В темном коридоре не было ни души. Лишь в самом конце, там, где он переходил в квадратную комнату, мерцал слабый свет, который падал откуда-то справа. В том месте должна была находиться лестница. Как ни прислушивался Морис, никаких звуков он не уловил.

Пробравшись на цыпочках в квадратную комнату, рыцарь увидел, что его догадка оказалась верной. Он находился на площадке лестницы, по которой пленников привели в верхнюю часть сторожевой башни.

Француз осторожно начал подниматься по ступенькам навстречу свету. На следующей лестничной площадке мог оказаться стражник, если не двое. Вряд ли управляющий сомневался в том, что пленники с помощью оставленного им оружия могли взломать толстую дубовую дверь, да еще и сделать это достаточно тихо.

Предчувствия Мориса сбылись. Жак Корниш все же поставил возле двери одного человека. Сейчас этот стражник, завернувшийся в украшенный гербами плащ и два покрывала, сидел в углу и спал, открыв рот.

Морис бесшумно выскользнул из укрытия, подхватил край покрывала и засунул ткань в открытый рот спящего. Перед этим он одним ударом лишил стражника сознания, и тот почти бесшумно свалился на пол.

Морис сорвал с пояса охранника ключ, затем снял с него плащ и накинул на себя.

После этого он тихо, как только мог, открыл замок и предстал перед товарищами и сестрами. Величайшее облегчение, безоговорочное признание, восхищение — вот что было написано на их лицах. Морис заметил радостную улыбку Герольта, говорившую: «Я знал, что ты на это способен!» Мак-Айвор приветственным жестом выбросил вперед кулак. Увидел Морис и сияющий взгляд Тарика. А уж от слез на глазах Беатрисы растаял бы и Ричард Львиное Сердце.

— Надеюсь, я не заставил вас долго ждать, — с улыбкой сказал Морис, обнимая друзей. — Теперь решайте, продолжим ли мы наслаждаться гостеприимством барона Божо или хватит с нас того, что мы уже получили.

 

16

Спускаться во двор по лестнице пленники не решились, слишком велик был риск. Внизу могло оказаться караульное помещение с другими стражниками, и столкновение с ними свело бы на нет возможность побега, с таким трудом добытую Морисом.

Поэтому пленники решили выбраться через окна антресоли на еще не готовую крышу какой-то хозяйственной постройки, прилегавшей к сторожевой башне. Конюшня располагалась рядом с этой постройкой, и, чтобы попасть туда, им не пришлось бы пересекать двор.

Канаты, лежавшие в углу заваленной строительными материалами комнаты, теперь должны были сослужить им добрую службу. Три рейки, выломанные из стропил, Тарик разломал на дюжину одинаковых кусков и мгновенно соорудил из них и из канатов вполне надежную веревочную лестницу. Чтобы спуститься по ней, даже от Беатрисы не потребовалось бы особых усилий.

Вскоре пленники выбрались на крышу постройки. Это оказался амбар. Рыцари обнаружили люк, через который и проникли внутрь. Затем они спустились вниз по деревянному помосту. Двери, через которую можно было бы попасть в конюшню и в каретный сарай, не оказалось. Зато дверь, ведущая во двор, нашлась сразу.

Тарик просунул голову наружу и огляделся. Затем повернулся к друзьям и прошептал:

— Все чисто.

Никто так и не появился во дворе, никто не подал сигнал тревоги, когда пленники выбрались из амбара и, прижимаясь к стене, побежали к двустворчатым воротам конюшни. Как ни старался Морис открыть железный засов ворот тихо, тот все же слегка скрипнул. Но и этот звук в замке никто не услышал. Пленники шмыгнули в конюшню. Мгновение — и со двора их уже не было видно.

За воротами пленники остановились. Надо было дать глазам привыкнуть к темноте.

— Здесь где-нибудь наверняка есть огниво, — прошептал Герольт. — Нам нужен свет хотя бы крохотной свечи.

— Поищем в чулане для седел, — отозвался Морис. — Ты обыщешь левую сторону, а я правую. Остальным лучше подождать тут.

В чулане Морису действительно удалось найти все необходимое. Вскоре толстая короткая свеча в жестяном фонаре уже освещала конюшню. Чтобы приглушить этот свет, пленники замазали стекла фонаря грязью.

— Скажите, чем вам помочь. Мы с Элоизой не хотим стоять без дела, — сказала Беатриса, когда рыцари начали распределять роли в предстоявшем побеге.

— Охотно. У нас для всех найдется дело, — ответил Морис. — Постарайтесь отыскать здесь как можно больше попон, тряпок и веревок. Разорвите ткань на полосы. Вот вам мой кинжал. Мак-Айвор, дай и свой тоже. Отлично! Затем идите в сарай, найдите нашу карету и начинайте обматывать тряпками ее колеса. Позже мы обмотаем копыта лошадей.

Тарик кивнул.

— Будем надеяться, что с наступлением ночи эти господа не подняли перекидной мост, а ограничились только тем, что опустили железную решетку. Если нам удастся выбраться из замка незамеченными, большей удачи нельзя и представить.

— Хватит разговоров, — вмешался Мак-Айвор. — За работу!

Буланых лошадей, одну из которых заново подковал кузнец, рыцари оседлали в два счета. Но чтобы надеть на рыжих лошадей упряжь, подвести их к карете и запрячь в нее, времени и терпения понадобилось гораздо больше. Но труднее всего было обмотать тряпками лошадиные копыта и колеса кареты.

Рыцари уже почти закончили приготовления, как вдруг какая-то мысль заставила Мак-Айвора окаменеть.

— Что с тобой? — спросил Герольт, пряча свет фонаря. — Услышал что-то подозрительное?

— Нет. Но мы забыли об одной важной вещи, — ответил шотландец.

— О какой же? — поднял брови Тарик.

— Здесь полно лошадей, и многие из них гораздо сильнее наших, — принялся объяснять Мак-Айвор. — На рассвете обычно меняют караул. Когда люди барона узнают о нашем побеге, они бросятся в погоню. И расстояние, на которое мы их опередим, начнет таять, как кусок масла на сковородке.

— Что же мы, по-твоему, должны делать? — спросил Морис. — Ведь не предложишь же ты заколоть всех коней барона?

Мак-Айвор шмыгнул носом и с обидой взглянул на него.

— Конечно, нет! Но мы должны сделать так, чтобы стражники не смогли воспользоваться своими лошадьми. Надо еще раз сходить в чулан и подрезать все подпруги и уздечки.

Морис рассмеялся.

— Замечательная идея, шотландец! Я как раз хотел предложить то же самое!

Пока Беатриса и Элоиза заканчивали обматывать колеса, рыцари занимались упряжью в чулане. Каждую подпругу и уздечку они разрезали не менее чем на три части, а в придачу забрали с собой все застежки, расчитывая забросить их в кусты по дороге.

— Да, задорной погони у них не получится, — злорадно сказал Тарик, покончив с этой работой. — Могу представить себе физиономию управляющего. И поделом ему. Нечего верить всякому сброду! Только вот ума не приложу, как он все это объяснит барону. Боюсь, что после такого фиаско бедняга наверняка лишится должности.

Наконец рыжие были запряжены, а все колеса — обмотаны тряпками. Ожидать от них предательских звуков беглецам теперь не приходилось. Оставалось только незаметно пройти через ворота.

— Если мост опущен, возле решетки обязательно должен находиться стражник, — сказал Морис, поигрывая короткой дубинкой. — Схожу-ка я посмотрю. Если встречу стражника, придется его ненадолго усыпить. Когда он увидит на мне плащ, который я снял с его товарища, он примет меня за своего. Однако будьте готовы ко всему!

Морис выскользнул во двор и пошел к башне, в подножии которой находился въезд в замок. К своей радости, он увидел, что их предположения оказались верны: подъемный мост был опущен, а вход в замок закрывала только решетка.

В проходе под башней шевельнулась какая-то тень. На фоне сумеречного света, проникавшего с внешней стороны замка, появилась фигура. Морис принялся ругаться себе под нос. При этом он сгорбился и прижал руку к простуженной будто бы груди. На самом деле он прикрывал рукой конец дубинки, спрятанной под плащом.

— Что такое, друг? — удивленно спросил Мориса стражник. В голосе его не было подозрения.

Морис не дал прямого ответа. Вместо этого он забормотал:

— Надо же, прямо среди ночи. Надо будет поискать других хозяев, которые так с людьми не обращаются.

— Это ты, Дени? — спросил стражник. — Кто поднял тебя с постели? Неужели этот…

Продолжить он не смог. Успевший подойти к стражнику Морис зажал ему рот левой рукой, толкнул к стене и ударил дубинкой по его голове. Стражник вскрикнул и, потеряв сознание, опустился на каменные плиты двора. Мгновение спустя он уже лежал в караульном помещении. Как ни жалко было Морису терять время, он все же крепко связал стражника и заткнул ему кляпом рот. Затем он побежал к товарищам.

— Охранник без сознания лежит в караулке, — радостно сообщил Морис друзьям. — Дорога свободна. Кто-нибудь, помогите мне поднять решетку.

— Я один ее подниму, — заявил Мак-Айвор. — Выводите карету и лошадей.

Когда решетка была поднята, а ворот ее закреплен, рыцари подвели лошадей и карету к подъемному мосту. Медленно, как можно медленнее они перешли через деревянные балки, не издав ни единого громкого звука. Так же бесшумно они продолжили движение и после того, как миновали мост. Лишь подъехав к черной стене леса, откуда замка уже не было видно, рыцари поняли, что побег удался. Герольт и Морис сели верхом и погнали лошадей рысью. Сбросить тряпки с копыт и колес кареты они решили позже — на таком расстоянии от замка, когда топот уже не будет слышен.

— Эту ночь я не забуду до конца жизни! — крикнул Морис. В голосе его смешались гордость и удивление: он и сам не ожидал, что окажется способен совершить такое чудо.

— Ее никто из нас не забудет, Морис, — заверил его Герольт. — Будь жив аббат Виллар, он бы гордился тобой!

— Мы еще не в Париже, друг мой. Вот когда доберемся туда, тогда нами всеми можно будет гордиться, — ответил Морис.

 

17

После бегства из замка рыцарям пришлось еще раз пересмотреть свои планы. Продолжая ехать прежней дорогой, которая позволила бы им перебраться через Луару выше Блуа, они рисковали привлечь к себе ненужное внимание. И, как ни трудно было на это решиться, рыцари все же повернули на юго-запад. Количество их преследователей увеличилось, и теперь им следовало опасаться не только искарисов.

Путники обогнули Блуа и переправились через Луару только перед Туром. Затем их путь прошел восточнее Ле-Мана. Там выпал первый снег. После этого путники целых два дня ехали по дороге в Гавр, к побережью. Лишь затем они повернули на северо-восток и направились в область между Дре и Шартром, надеясь подойти к Парижу с запада.

О ночлеге на постоялом дворе путники и не помышляли. Отныне под открытым небом они проводили каждую ночь. Им пришлось отказаться даже от ежедневного горячего обеда в трактире — многодневный окружной путь отнял у них почти все деньги. Остатков их скудных средств могло теперь хватить только на корм лошадям да на хлеб и дешевый сыр.

Видно, судьба обрушила на путников еще не все испытания, какие были для них уготованы. Однажды вечером, когда друзья уже искали место для ночлега, с Элоизой произошел несчастный случай.

Спускаясь с козел, она зацепилась ногой за рейку, отошедшую от подножки, потеряла равновесие и упала. Мак-Айвор бросился к девочке и попытался ее схватить, но поздно.

Элоиза упала на промерзшую землю и сильно ушиблась. Как показало обследование, проведенное Тариком, она сломала несколько ребер на левой стороне тела.

— Ничего страшного, — заявил он девочке, которая храбро пыталась сдержать слезы. — Но все-таки нам придется наложить повязку, чтобы твои раны поскорее зажили. Она поможет тебе продержаться в ближайшие дни. Больше, к сожалению, ничего сделать нельзя.

— Неужели ты не могла вести себя осторожнее? — спросила Беатриса, испугавшаяся очередного препятствия на пути в Париж.

Мак-Айвор с негодованием посмотрел на нее. Дать в обиду свою Элоизу, к которой шотландец привязался всем сердцем, он никак не мог.

— Такое могло случиться с любым из нас. А вам бы следовало брать пример со своей отважной младшей сестры, которая за эти месяцы ни разу ни на что не пожаловалась, — сказал он.

Лицо Беатрисы побагровело. Однако она так и не нашла, что ответить Мак-Айвору. Резко повернувшись, девушка отошла сторону.

— На самом деле она так не думает, — тихо сказала Элоиза. — Не надо так сурово с ней обращаться, господин Коннелли. Она хорошая сестра, хотя иногда и говорит всякие глупости.

Растроганный Мак-Айвор погладил ее по голове.

— Будь ты мальчишкой, из тебя получился бы самый храбрый и сильный рыцарь на всем белом свете!

— Так, может, мне и не снимать этот костюм? — хитро спросила девочка.

Шотландец рассмеялся.

— Элоиза, лично я считаю, что ты вполне способна стать рыцарем. Но это было бы слишком тяжелой потерей для мужчин. Потому что однажды ты превратишься в ослепительно красивую девицу, и скрыть это великолепие будет невозможно.

Морис усмехнулся и сказал Герольту:

— Смотри, каким, оказывается, любезным кавалером может быть наш шотландский утес.

— Ну уж тебя-то в этом деле не превзойти никому из нас, — сухо возразил Герольт. — Лучше давай соберем побольше сухих дров. Не удивлюсь, если сегодня ночью опять пойдет снег.

К счастью, снег ночью так и не выпал. Следующим утром друзья снова тронулись в путь. Всю дорогу их сопровождал сильный холодный ветер. В конце дня, доставившего Элоизе много страданий, путники проезжали недалеко от города Дре, и Морис вдруг обнаружил неплохое знание местности. Теперь, когда от Парижа друзей отделяло меньше двух дневных перегонов, следовало особенно остерегаться неприятных неожиданностей. Поэтому путники заблаговременно, еще за несколько часов до наступления ночи, свернули с оживленного тракта и поехали разбитыми проселочными дорогами. Уже стемнело, когда Морис свернул наконец в глубокую ложбину, достаточно, впрочем, широкую, чтобы по ней смогла проехать карета. Путники начали спуск. Их окружали высокие, доходившие до крыши кареты пригорки, поросшие мхом и кустарником. То и дело на глаза им попадались темные скалы с острыми краями. Иногда карету от этих краев отделяло расстояние в пол-аршина, а то и меньше.

— О Господи! Ты сам-то знаешь, как нам отсюда выбраться? — крикнул Мак-Айвор с козел.

— Мы уже почти приехали, — ответил Морис. — В конце ложбины будет удобное место, где мы сможем заночевать. Там течет ручей, а склоны защитят нас от ветра.

Морис действительно знал, куда направлялся. Когда путники проехали самое узкое место, слева они увидели ровную лужайку. Сзади полукругом ее обступали отвесные скалы. В шести-семи шагах от них протекал ручей. Вода в этом месте едва доходила лошадям до брюха. Выше этого широкого брода, там, где земля снова начинала подниматься, ручей был гораздо уже и шумнее. Там вода пробиваясь сквозь расщелину в скалах. На противоположном берегу дорога уходила в лес. Деревья и кусты подступали к самой воде.

Путники распрягли лошадей, напоили и накормили их, разожгли костер и принялись за ужин, состоявший лишь из хлеба и согретой на костре воды. Все молчали. Путники очень устали и не испытывали потребности в беседе.

— Еще день, от силы полтора, и это мучение закончится, — сказал Морис. Он хотел поднять настроение друзьям и не дать дню завершиться на мрачной ноте. — Мы быстро идем вперед, так порадуемся же этому! По сравнению с тем, что мы уже прошли, оставшийся путь — сущая ерунда.

Этой ночью Герольту спалось плохо. Лежа у костра, он беспокойно ворочался с боку на бок. В результате попоны, в которые заворачивался рыцарь, то и дело сползали, и он просыпался оттого, что у него замерзали ноги. Герольт каждый раз вставал и подкладывал в костер новые дрова.

Когда рыцарь проснулся в очередной раз, на поляне было еще совсем темно, но небо на востоке уже посерело. Он хотел дать костру очередную порцию пищи, но что-то заставило его снова взглянуть на восточную часть небосклона.

И тут Герольт увидел светлую точку, которая двигалась по небу со скоростью падающей звезды. И вот она уже превратилась в величественную птицу.

Дрожь пробрала Герольта, когда он понял, что за птица прилетела из бескрайнего далека. Внезапно, будто по мановению руки, она остановила полет и зависла над вершинами деревьев.

Это был таинственный белоснежный гриф, которого аббат Виллар называл Божьим Оком.

 

18

Что-то необъяснимое произошло с Герольтом. Он ни за что не смог бы описать чувство, овладевшее им.

Рыцарь не мог оторвать глаз от парившего в воздухе грифа. Тот приковывал его взгляд к себе, как магнитный камень притягивает частицу железа. Герольт не смог бы отвести глаз, даже если бы собрал всю свою волю. Казалось, от грифа исходила непреодолимая сила, которая буквально парализовала рыцаря и освободила его душу от человеческой оболочки. Герольт внезапно почувствовал, что он поднимается в небо! Это казалось похожим на сон. Юноша не испытывал ни малейшего страха, словно отрываться от земли и подниматься в воздух было для него самым естественным и простым делом.

И тут он увидел всадников! Они были разбиты на две группы, каждая из которых состояла из восьми хорошо вооруженных людей, одетых в черные плащи. Они стремительно мчались на быстроногих конях. Одна группа неслась через лес, быстро приближаясь к лагерю тамплиеров с восточной стороны. Другая уже достигла верхнего входа в ложбину — из-за узости прохода всадники двигались по двое.

Искарисы! Они окружают! Их ровно вдвое больше, чем рыцарей!

В следующий момент видение Герольта прекратилось. Зрелище, представшее перед ним с высоты птичьего полета, превратилось в быстро сужавшийся круг, и рыцарю казалось, будто окрестности завертелись в мощном водовороте. Центром этого мира стал белый гриф — к нему видение начало стекаться, и в нем оно мгновенно исчезло.

Одновременно с этим Герольт перестал испытывать чудесное чувство свободы от всех земных законов. Белый гриф со скоростью выпущенной стрелы начал подниматься вверх. Спустя мгновение он снова превратился в белую точку. Затем она исчезла. Герольт снова ощутил свое тело. Он стоял в лагере среди спавших товарищей.

— Тревога! — крикнул рыцарь изо всех сил. — Искарисы! Две группы искарисов на подходе!

Крик Герольта разнесся по окрестностям и был услышан врагами. Тотчас же с двух сторон раздался стук копыт — теперь искарисы могли приближаться не таясь.

Спавшие рыцари вскочили, сбрасывая с себя покрывала и хватаясь за обнаженные мечи. Крик Герольта разбудил и Беатрису с Элоизой. Сестры с заспанными испуганными лицами выскочили из кареты.

— Ты уверен, Герольт?! — крикнул Морис. — С чего ты решил, что это искарисы?

— Мне показал их белый гриф, — ответил немец. — Они разбились на две группы по восемь человек каждая. Первая группа едет сюда через лес, вторая уже в ложбине!

— Шестнадцать человек? Проклятье! Этот орешек будет не так-то просто раскусить, — процедил Мак-Айвор. — Жаль, что палицы нет. Я этот сброд смел бы как косой.

— Нельзя пускать их в ложбину! — крикнул Морис, удаляясь в ту сторону, откуда должна была подойти вторая группа. — Если они соединятся, мы пропали!

— Мы с Морисом возьмем на себя вход в ложбину! — крикнул Мак-Айвор Герольту и Тарику. — А вам придется встретить подонков, которые приедут из леса.

— Покажите им, на что вы способны! — крикнул немец друзьям. — Мы должны разбить их, но хотя бы один из нас обязан остаться в живых во что бы то ни стало! Иначе все потеряно!

Герольт мог бы и не напоминать об этом. Каждый рыцарь знал, что сейчас стояло на кону.

На Беатрису и Элоизу, от страха забравшихся в карету, рыцари даже не обратили внимания. Ибо как только тамплиеры разделились и побежали на свои позиции, перед ними возникли слуги Черного Князя.

Первая группа, выехавшая из леса, примчалась к ручью быстрее, чем остальные воины. Два искариса подожгли от своих штормовых фонарей факелы. Держа над головами копья, они приближались к броду.

Герольт и Тарик, как по команде, остановились перед низким берегом. Обоих осенила одна и та же идея: использовать свои Божественные дарования, прежде чем вступить с нападавшими в схватку.

Еще не успев собраться с силами, Герольт стал свидетелем необычных способностей Тарика.

Левантиец пристально посмотрел на ручей, берега которого разделяло полдюжины шагов. Вода была другом Тарика, и она повиновалась его воле. Так гласило пророчество аббата Виллара, которое уже несколько раз сбывалось в Аль-Кахире. И теперь вода снова должна была послушаться рыцаря. Тарик не знал, сможет ли он повелевать ею, но попытаться было необходимо.

Герольт видел, как вода в русле ручья внезапно остановилась и превратилась в лед. Сначала это была неширокая полоса, связавшая оба берега. Но тут же ледяная корка начала расширяться. Это выглядело так, будто по поверхности ручья распласталось сделанное из одного только холода чудовище, от соприкосновения с которым вода превращалась в мутно-белую твердь.

Когда четыре искариса вместо журчавшей на перекате воды увидели слой льда, останавливать лошадей было уже слишком поздно. Другой четверке, ехавшей следом, удалось притормозить. Первые же всадники с разбега вылетели на замерзшую гладь ручья.

Последствия этого были ужасны и для искарисов, и для их коней. Животные на всем скаку потеряли опору. Три лошади из четырех поскользнулись и с громким ржанием попадали на лед, сбросив при этом всадников. Взятые наизготовку копья вылетели из их рук и лязгнули о скалы, не причинив никому вреда.

При падении коня самый первый искарис так неудачно ударился о лед, что разбил себе затылок и тут же скончался. Второго придавил конь, который отчаянно пытался встать, но тщетно — он лишь безостановочно вращался вокруг собственной оси. Когда искарису наконец удалось выбраться из-под коня, подняться он уже не смог — у него оказались раздроблены ноги. Третьему повезло больше. Он сломал левую руку и напоролся на собственное копье, но, несмотря на это, он, казалось, не замечал ранений. Лицо его не исказилось от боли, и это выдавало в нем настоящего бойца Черного Князя. Всадник поднялся, выхватил меч и взмахнул им над головой, свирепо взирая на рыцарей.

Тем временем топот копыт, доносившийся со стороны входа в ложбину, известил рыцарей о том, что вторая группа пробралась в проход между скалами и вот-вот подъедет к лужайке.

Грозным голосом, подобным звуку иерихонской трубы, Мак-Айвор прокричал боевой клич тамплиеров:

— Beauséant alla riscossa! Морис, дадим этим выродкам жару!

В тот же миг от невероятного напряжения у Тарика подкосились ноги. Он упал на колени. Лед тут же покрылся трещинами и начал ломаться. Промежутки между льдинами тут же стали заполняться водой. Тарик не мог больше удерживать в едином кулаке все силы своего духа и тела, поэтому лед начал стремительно таять.

Герольт бросился на искариса, пронзенного собственным копьем. Левая рука этого апостола Иуды бессильно болталась. Герольт отразил удар меча, направленный в его грудь, занес свое оружие и с размаху опустил его на правое плечо врага. Широкий клинок отсек руку от тела искариса.

Качаясь, Тарик сумел подняться на ноги. Брод снова был свободен ото льда. Следующая четверка искарисов направила к нему своих коней.

За своей спиной Герольт услышал рев Мак-Айвора:

— Святая Богоматерь, это случилось! Устрой им, Морис! Покажи им!

Не в силах справиться с искушением, Герольт обернулся и мельком взглянул на сражение, происходившее за его спиной.

Морис стоял у выхода из ложбины. Его меч был воткнут в землю. Руки француза были вытянуты, а пальцы растопырены. К нему приближался отряд искарисов, от Мориса их отделяло расстояние в десять-двенадцать лошадиных корпусов. Воины приготовились войти через узкий проход между скалами, но из склонов стали вырастать десятки острых каменных игл: одни достигали толщины руки, другие были похожи на острия копий. Иглы росли, сужаясь к концу, и решеткой закрывали проход между скалами. Они вырастали слишком быстро, чтобы мчавшиеся галопом искарисы успели остановиться перед возникшей на их пути преградой. Воины истошно закричали. Внезапно несколько каменных игл треснули и сломались — так, будто их росту противодействовала какая-то невидимая сила. Однако оставшихся игл было достаточно, чтобы образовать решетку.

Два искариса все же успели проскочить препятствие. Но остальных каменные иглы уже не пропустили. Они пронзали и людей, и коней, и те погибали мгновенно, повисая на стенах скалы. Это было отвратительное зрелище.

Мак-Айвор тем временем вступил в схватку с двумя искарисами.

Герольт кинулся на своих врагов, переходивших ручей вброд. Их было четверо. Они бросили свои факелы на землю и сжали в руках копья. Их кони яростно били ногами, и брызги ледяной воды летели из-под копыт. Копья со свистом полетели в Герольта и Тарика, но не попали в них. И тогда апостолы Иуды выхватили мечи.

В это время со стороны каменной решетки донесся свирепый рев и приказ: несмотря на потери, немедленно вступить в схватку с христианскими собаками.

Герольт обратил силу своего Божественного дарования против одного из врагов. Как только искарис занес свой меч над головой, рыцарь мысленно ударил его по руке. И, прежде чем воин Черного Князя понял, что произошло, меч полетел в его напарника. Удар был настолько силен, что клинок разрубил грудь всадника и выбросил его из седла. Мертвый искарис свалился под копыта лошади, мчавшейся сзади. Та упала, а вместе с ней рухнул в воду ее всадник, не получив при этом серьезных повреждений.

Герольт с удовольствием применил бы свою тайную силу еще раз, но у него не было времени, чтобы как следует сосредоточиться. Их с Тариком уже атаковали следующие два искариса, верхом перебравшиеся через ручей.

Со стороны выхода из ложбины раздался страшный рев. Герольт уже готовился вступить в бой и не мог отвернуться от врага. Оставалось только надеяться, что это кричал искарис, а не шотландец. К своему облегчению, рыцарь тут же услышал возглас Тарика:

— Браво, Мак-Айвор! Таким ударом врагов отправляют прямо в ад!

При виде двух своих противников Герольт понял, что имеет дело с опытными бойцами. Они отлично владели мечами и сейчас, сидя на конях, пытались взять в клещи его и Тарика, который схватился с уже выбравшимся из воды искарисом, вооруженным секирой.

Оба всадника знали свое дело чертовски хорошо. Один из них тут же отрезал Герольту путь к отступлению. Вдвоем искарисы принялись теснить его к карете, из которой доносились возгласы ужаса.

«Как же выбраться из этих клещей?» — лихорадочно соображал немец. Если искарисам удастся прижать его к карете, он сможет отразить только один удар. Вторым ударом его прикончат.

И тут рыцарь увидел, как из факела, брошенного на другом берегу ручья, вырос огненный столб высотой с человека. Будто подхваченный ураганом, этот столб описал дугу, превратился в узкие тонкие пучки и полетел через ручей к теснившим Герольта искарисам. Вот огненная стрела угодила в первого всадника. Встретив его черный плащ, она тут же разошлась на еще более мелкие стрелы. Одежда и длинные волосы искариса вспыхнули. Слуга дьявола издал вопль, а конь его громко заржал — огненная стрела подпалила шкуру животного. Искарис бросил меч и начал хлопать по своему телу ладонями. Пытаясь сорвать с себя плащ, он потерял равновесие, и как раз в этот момент его конь встал на дыбы. Всадник полетел на землю.

Герольту не понадобилось оглядываться, чтобы понять: это огненное копье было делом рук Мак-Айвора. Теперь рыцарю предстояло использовать полученное преимущество. Апостол Иуды не уклонился от нападения противника. Ловко выпрыгнув из седла, он оглянулся. Беглый взгляд искариса, брошенный на склоны ложбины, придал ему уверенности. Ведь оттуда должны были прийти его товарищи, добиравшиеся окружным путем. Искарис рассчитывал на то, что скоро подоспеет подкрепление из пяти человек.

Однако ожидания его не оправдались. Прежде чем его сообщники успели спуститься в ложбину, мгновенный поединок на мечах с Герольтом принес ему смерть. А слуга дьявола, успевший сбросить горевшую одежду и снова схватить меч, упал под ударом Мак-Айвора.

Все враги рыцарей, которым удалось подойти к лагерю между скалами или через брод, были убиты. И теперь четырем хранителям Грааля предстояло покончить с тремя искарисами, спустившимися по склонам. Вскоре и эти апостолы Иуды нашли здесь свою смерть. Два последних искариса, понявшие, что сражение проиграно, полезли вверх по склонам ложбины, чтобы добраться до коней и обратиться в бегство.

Крики и звон клинков наконец-то затихли. На лугу возле широкого брода воцарилась такая тишина, что рыцари могли слышать шум крови в своих ушах и удары сердец. Из кареты не доносилось ни звука.

Хранители Грааля опустили мечи и с трудом перевели дыхание. Молча смотрели они на тела убитых, лежавших под светлеющим небом. Никто из рыцарей не чувствовал гордости от своей победы. Они знали, что добились ее не только своим оружием. И сейчас рыцари безмолвно благодарили силы, которые позволили им спасти Святой Грааль от слуг дьявола. Тамплиеры ощущали глубокую усталость, не только физическую, но и душевную.

Долго никто из рыцарей не мог проронить ни слова. Наконец Герольт глубоко вздохнул и нарушил молчание.

— Уходим, — тихо сказал он. — Конец пути еще не близок.

 

19

Крупный город Клервиль был обязан своим благополучием близостью к Парижу. От главного города Франции его отделяло лишь несколько часов пути.

Морис хорошо знал Клервиль. Друзей он привел в лучшую гостиницу города — «У золотого льва». Там рыцари сняли две самые дорогие комнаты, расположенные по соседству. Их окна выходили на главную улицу, на другой стороне которой виднелся большой двор лесоторговца. Там же находились склады, которые подковой подступали к дороге, примыкая один к другому.

С утра Беатриса и Элоиза сменили свои мужские костюмы на изысканную одежду, которую рыцари приобрели еще в порту Зефира Магна. Вечером тамплиеры собрались в одной из отведенных им комнат, чтобы обсудить планы на будущее. Герольт и Мак-Айвор сидели в двух огромных деревянных бадьях и наслаждались купанием в мыльной горячей воде, сдобренной душистыми веществами.

Деньги на эту роскошь были получены за двух буланых лошадей. Рыцари продали их незадолго до прибытия в Клервиль на ярмарке в большой деревне. Там же путники и остановились для отдыха. Хотя за лошадей они получили несколько меньше, чем те на самом деле стоили, никому, даже Тарику, не пришло в голову торговаться с покупателем — степенным зажиточным крестьянином. Уже ранним утром, когда схватка с искарисами завершилась, рыцарям стало ясно, что верховые лошади им больше не понадобятся. А до Клервиля все они могли добраться и в карете.

Сейчас рыцари обсуждали планы на следующее утро.

— Совершенно ясно, что все вместе мы не сможем незаметно войти в Париж через городские ворота, — сказал Мак-Айвор. Со двора лесоторговца доносились крики. Там два помощника хозяина грузили на телегу бревна.

Морис, стоявший у окна, обернулся к товарищам.

— Верно, — согласился он. — После поражения, которое мы нанесли сегодня искарисам, наши враги соберут все силы, чтобы не дать нам подъехать к парижскому замку тамплиеров.

— Своих сил им может показаться мало, — с тревогой произнес Мак-Айвор. — Их предводитель мог пригнать в Париж и чужеземных воинов. Он сделает все, чтобы использовать последнюю возможность перехватить священную чашу.

Герольт кивнул.

— Поэтому сейчас они караулят нас у всех ворот города.

— Как же нам тогда пронести Святой Грааль в замок? — спросил Мак-Айвор. — Разделиться и поодиночке пройти через четыре разных входа в Париж мы не рискнем. Поручить охрану священной чаши только одному из нас было бы безответственно. Напасть на одного прохожего и ограбить его очень просто. Искарисов не испугает необходимость сделать это среди бела дня, на глазах у многих людей. Как же нам быть?

— По-моему, все очень просто, — сказал Герольт. — Мы вовсе не должны ехать в Париж одни.

— Правильно! — крикнул Морис. — Все, что нам нужно, — это отряд хорошо вооруженных тамплиеров, который проводит нас в город!

Мак-Айвор улыбнулся.

— Такой отряд должен состоять человек из пятидесяти, не меньше. Где же нам найти столько братьев-тамплиеров?

— Конечно же, в их парижском замке, — ответил Герольт.

Тарик хлопнул себя по лбу ладонью.

— Правильно! Один из нас должен добраться до замка и встретиться с Антуаном де Сент-Арманом. Надо будет всего лишь показать ему свою печать и письмо от аббата Виллара. И тогда де Сент-Арман позаботится о том, чтобы прислать в Клервиль отряд. Предлагаю отправить в Париж меня.

— Спокойно, друг мой, — остановил его Морис. — Меня эти лавры тоже украсят. В Париж поеду я.

Дабы не спорить понапрасну, рыцари решили бросить жребий. Из числа претендентов тут же был исключен Мак-Айвор. Путника с железным колпачком на глазу и с рыжей косой в оплетке из серебряных нитей любой искарис смог бы заметить сразу, даже если бы рыцарь переоделся.

Удача выпала Морису. Тот уже знал, как ему обмануть искарисов, которые расставили сети у городских ворот.

— Похоже, лесоторговец завтра отправляет свою телегу в Париж, — сказал он. — Я попробую с ним потолковать. Возможно, этот человек согласится довезти и меня. А может, даже доверит мне вожжи. Слава Богу, наш кошелек снова полон. Думаю, за пару серебряных монет все можно будет устроить.

Вскоре Морис вернулся от лесоторговца с хорошими новостями. Уговаривать этого дельца не пришлось — достаточно было показать ему две монеты. От такого выгодного предложения лесоторговец отказаться не смог. Он даже не стал интересоваться причиной, по которой Морис захотел въехать в Париж на козлах его телеги.

Утром следующего дня рыцари и сестры Гранвиль наблюдали за отбытием Мориса, стоя у окна. Свой меч, от которого заранее отвинтили тайную печать хранителя Грааля, француз оставил на попечение друзей. Кроме печати, рыцарь взял с собой и письмо аббата Виллара, которое обязывало каждого комтура и даже великого магистра ордена тамплиеров немедленно оказывать хранителям Грааля всяческое содействие.

Одеждой Морис ничем не отличался от обычного извозчика. Его старая войлочная шляпа с опущенными полями казалась старым горшком. Кафтан со множеством заплаток дополнило намотанное на шею француза теплое тряпье — типичный мещанин из парижского предместья.

— Почему именно Морис всегда должен таскать для нас угли из костра? — тихо пожаловалась Беатриса, когда повозка лесоторговца выехала со двора лесоторговца и направилась в сторону Парижа.

Рыцари переглянулись.

— Наверное, потому, что без отважного Мориса мы были бы беспомощны, как корабль без мачт и кормила, — пряча улыбку, ответил Мак-Айвор.

Тарик кивнул.

— Ты попал в самую точку, Железный Глаз. Еще отец дал мне когда-то мудрый совет: «Сначала выбери попутчика, а уж потом путь». Ничего не поделаешь, — театрально вздохнул он. — Орехи всегда достаются беззубым. Ну да ладно. Бог даст, Морис их для нас разгрызет.

Ожидание и неизвестность оказались для Герольта и его друзей тяжелым испытанием. Рыцари пытались найти силы в молитвах. Но простоять на коленях долго они не смогли. Вскоре тамплиеры уже беспокойно мерили комнату шагами. То и дело они подходили к окну и поглядывали на дорогу, хотя знали, что так быстро Морис вернуться не может.

Прошли четыре часа, наполненные тревогой за брата-тамплиера. Это время показалось рыцарям длиннее целого дня. И вдруг раздался возглас Тарика, стоявшего у окна:

— Морис! Он едет верхом!

 

20

Герольт и Мак-Айвор бросились к окну и чуть не ударились лбами. Представшая перед рыцарями картина вызвала восторг в их сердцах. Никакие искарисы им теперь не были страшны. Смеясь от радости, рыцари хлопали друг друга по плечам, и все никак не могли насытиться величественным зрелищем, развернувшимся перед их глазами.

Со стороны Парижа к постоялому двору приближались тяжело вооруженные всадники-тамплиеры. Морис привел в Клервиль никак не менее восьми десятков воинов-монахов! Зимнее солнце сверкало на клинках мечей, на секирах, на остриях поднятых к небу копий. Все рыцари были одеты в белые балахоны с красными крестами на груди. Помня о своем достоинстве, всадники смотрели только вперед. Холодное, равнодушное выражение их лиц граничило с гордостью.

С улицы разбегались люди. Каждый, будь он пешим, или конным, или сидящим на повозке, спешил дать дорогу всадникам, которые передвигались по городу легким галопом. Рыцарей-тамплиеров чрезвычайно раздражало, когда прохожие этого не делали. Того, кто не внимал их просьбам посторониться, они могли ударить тупым концом копья, а то и меча.

Морис тоже был одет в белый хабит рыцаря-тамплиера. Он ехал во главе процессии рядом с командиром отряда, которым оказался не кто иной, как капитан Рауль де Лианкур! Этот широкоплечий нормандец с угловатым лицом отразил не одну атаку мамелюков, осадивших Аккон. До чего же отрадно снова было увидеть его лицо спустя несколько месяцев после падения последней твердыни крестоносцев на Святой Земле. Капитан де Лианкур уцелел в страшной резне, устроенной в павшем Акконе воинами султана эль-Ашрафа Халила. Это было настоящим чудом!

Рыцари знали, что войско под командованием капитана могло успешно выполнить самое сложное задание. Под его защитой они могли больше не беспокоиться о судьбе Святого Грааля.

К радостей друзей, Морис и для них привез из Парижа чистые одежды тамплиеров.

— Не могу допустить, чтобы вы вошли со мной в замок в этих грязных обносках, — с широкой и гордой улыбкой сказал он. — Скорее! Антуан де Сент-Арман не может дождаться, когда мы принесем ему Святой Грааль. Он уж было совсем отчаялся, ожидая нас. Вы будете потрясены, когда увидите его!

Почему рыцари должны были пережить потрясение при виде Антуана де Сент-Армана, француз сказать не пожелал.

При виде Мориса сестры Гранвиль залились слезами радости: теперь ничто не угрожало ни рыцарям, ни им самим. К отправлению в Париж Беатриса и Элоиза были готовы уже давно. Хозяин постоялого двора получил свои деньги, а конюхи быстро запрягли рыжих в карету.

Когда Герольт, Тарик и Мак-Айвор вышли из гостиницы и поприветствовали своего бывшего командира, тот лишь покачал головой.

— Хотел бы я наконец узнать, что означает этот срочный выезд эскорта. Почему, черт возьми, из-за вас комтур забыл даже о том, что его вместе с казначеем ждет сейчас сам король? — спросил капитан, явно не ожидая ответа. — Ладно, я знаю вас слишком хорошо. Вам языки не развяжешь. И кто послал вас на эту миссию, вы все равно не расскажете. Мне остается только радоваться, что вы тоже уцелели в Акконе и снова готовы служить ордену.

Герольт ответил ему робкой, но радостной улыбкой:

— Мы горды тем, что вы высоко оценили наше умение хранить тайну, beau sire. — Герольт использовал обращение, которым удостаивались тамплиеры высокого ранга. — Мы очень рады видеть вас в добром здравии.

— Ладно уж, — буркнул капитан. — Садитесь же на коней, господа. Мы отправляемся в Париж. Но первое, что вам придется мне объяснить, это присутствие дам в вашей карете.

— Охотно объясним, beau sire, — сказал Мак-Айвор. — И лучше всего это сделает Морис.

В сопровождении эскорта тамплиеров хранители Грааля и сестры Гранвиль выехали на парижский тракт. Спустя час они уже приближались к мощной стене с боевыми башнями, которую король Филипп Август приказал возвести вокруг Парижа.

Когда Герольт увидел колокольни, копьями пронзавшие зимнее небо — кафедральный собор Нотр-Дам на речном острове Сите превосходил все храмы красотой и размерами, — глаза его увлажнились.

При въезде в городские ворота хранители Грааля увидели двух мужчин, которые внимательно вглядывались в лица прохожих. При виде вооруженных тамплиеров они тут же скрылись.

— Похоже, мы сварили для них слишком соленый суп, — самодовольно произнес Морис. — И хлебать его им придется очень долго.

— И все же нам придется быть начеку до последнего момента, — осадил его Герольт. — Возможно, в отчаянии они решатся на что-нибудь совсем уж необычное.

— Пусть решаются. Я бы этому только порадовался, — проворчал Мак-Айвор. — Мы просто порежем их на куски, и у дьявола станет на пару десятков слуг меньше.

Всадники Рауля де Лианкура ехали по оживленным улицам Парижа. Процессия перебралась на правый берег Сены без происшествий и оказалась у крепости. Это был настоящий город в городе. Высокие стены окружали половину квартала с многочисленными строениями, среди которых резко выделялся угловатый замок тамплиеров с четырьмя башнями.

— А это, похоже, та самая банда, которой так и не удалось нас схватить, — прошептал Тарик. При этом он украдкой показал на толпу из пятнадцати-двадцати человек в одинаковых темно-серых плащах. Эти люди стояли возле дороги и делали вид, будто интересуются горячей снедью, которую продавал со своей повозки уличный торговец.

Одного из них Герольт и его спутники тут же узнали по заячьей губе. Это был Уракиб — предводитель искарисов, которые в Акконе напали на рыцарей возле недостроенной церкви Иосифа Аримафейского. Тогда искарисы хотели помешать тамплиерам войти в церковь и пробраться в подземное святилище к аббату Виллару.

Рядом с Уракибом стоял рослый искарис с безупречно красивым лицом. Лучший в мире скульптор или художник не смог бы создать образ такой красоты.

Герольт никогда не встречал этого человека, но юноше было достаточно одного взгляда, чтобы понять: под этой маской скрывается бездонное зло. Высокий красавец, взглядом проводивший хранителей Грааля, был не кто иной, как Зейд — опаснейший из слуг дьявола, главарь искарисов, о котором рассказывал аббат Виллар.

Уракиб что-то прошептал Зейду и взял его за руку — так, будто хотел удержать его от необдуманного поступка. Но тот резким движением сбросил руку подчиненного.

Герольт не уклонился от колючего, преисполненного ненависти взгляда и ответил на него безмолвным презрением. Рука его при этом лежала на рукоятке меча. Спутники Герольта сделали то же самое — Зейд и его люди должны были знать, что ждет их в случае нападения.

Но мгновение, когда предводитель искарисов еще имел возможность напасть на врагов, тут же миновало. Ворота замка уже открывались. Выражение бессильной ярости на лице Зейда и его сжатые кулаки означали одно: предводитель понял, что у него нет ни малейшей возможности заполучить Святой Грааль.

Герольт видел, как шевельнулись губы Зейда — апостол Иуды произносил проклятие или обещал когда-нибудь отомстить за свое поражение. Но до того ли было рыцарю сейчас, когда он и его товарищи въезжали в ворота, которые тут же за ними закрылись? Они победили! Святой Грааль был спасен!

 

21

Поскольку Антуан де Сент-Арман сам встретил хранителей Грааля на ступенях высокого портала и тут же повел их к себе внутрь замка, Рауль де Лианкур лично проводил Беатрису и Элоизу в парлаториум. Втайне капитан надеялся выведать у них подробности загадочных обстоятельств, при которых он встретил утром своих бывших подчиненных. Однако его надежды не оправдались. Беатриса и Элоиза клятвенно обещали своим защитникам, что никому и слова не скажут ни про куб из черного дерева, ни про их долгие странствия по Франции. Обо всем остальном сестры говорили с капитаном весьма охотно.

Потрясение, которое Морис пообещал Герольту, Тарику и Мак-Айвору, оказалось даже сильнее, чем он сам ожидал. Когда рыцари впервые увидели тайного хранителя Грааля Антуана де Сент-Армана, им показалось, что перед ними предстал сам аббат Виллар. На груди Антуана, одетого в хабит тамплиеров, лежала серебристо-белая борода, а на плечи его падали седые волосы. Лицо хранителя, покрытое бесчисленными морщинами, напоминавшее смятый пергамент, поразительно походило на лицо старца Виллара. Сходство этого человека с аббатом действительно потрясало!

Антуан де Сент-Арман казался еще довольно бодрым стариком, но, без сомнения, он уже достиг мафусаиловых лет. Ему уже не раз доводилось пить из священной чаши, и он прожил жизнь, продолжительность которой многократно превышала срок жизни обычного человека.

Когда старец узнал, что за время скитаний рыцарей Святой Грааль остался цел и невредим, слезы радости выступили на его глазах. Сам он много не говорил, и рыцарям не стал задавать вопросы, которые смог бы задать позже. Он хотел как можно скорее отнести Святой Грааль в надежное хранилище замка, где отныне и полагалось находиться чаше вечной жизни.

Вместе с рыцарями Антуан поднялся на второй этаж в свои покои. Там находилась также небольшая комната со стенами, обитыми деревянными панелями. Это была библиотека, в которой хранились бесценные манускрипты. Полки с книгами закрывали стены комнаты с пола до потолка. Всю мебель библиотеки составляли кресло в углу и высокий письменный стол с наклонной доской, который стоял возле узкого зарешеченного окна.

— Ведь не станете вы хранить в этом месте… — недоверчиво начал Мак-Айвор.

— Конечно, нет, — улыбнулся Антуан, запирая за собой дверь. — Мы, хранители Грааля, привыкли надежно прятать святыни. Для нашей чаши приготовлено очень надежное место. Еще немного терпения!

Антуан подошел к столу и нагнулся к нижней полке с книгами. От фолианта, стоявшего возле боковины, он отодвинул с десяток других томов. Судя по надписи на оборванном корешке, это была «Исповедь» блаженного Августина — такую книгу можно было найти в любой монастырской библиотеке.

Однако под переплетом книги, которую снял с полки Антуан, не оказалось страниц. «Фолиант» скрывал под собой короткий рычаг. Седовласый хранитель Грааля нажал на него, и часть стены открылась вместе с книжными полками — это была потайная дверь. Открывшись, она пропустила в библиотеку мягкий свет.

Герольт тихо засмеялся.

— Потайная комната! Можно было догадаться!

— В этом замке есть еще несколько потайных комнат… Но войдемте же, — пригласил Антуан, распахивая дверь настежь.

Рыцари не очень удивились, обнаружив внутри небольшую капеллу. Ее размеры и убранство не были столь величественными, как у подземного святилища в Акконе. В алтаре из серого гранита находилось золотое распятие, по обе стороны которого горели свечи. Над алтарем висел триптих, в центральной части которого были изображены Христос с учениками во время Последней вечери, в правой части — Распятие, а в левой — Вознесение. Перед входом стену украшала картина — Богоматерь с Марией Магдаленой и Иосифом Аримафейским, стоящие под распятием. Еще одна картина изображала искушение Христа дьяволом.

Перед алтарем стояли две простые скамьи и отдельно от них — скамейка для коленопреклонений, обитая темно-красным бархатом. Свежий воздух поступал сюда через особые щели в потолке. В капелле витал слабый запах ладана. Ничто здесь не привлекало особого внимания. Однако именно здесь находился тайник, предназначенный для хранения священной чаши.

Когда Антуан закрыл дверь, Герольт достал из мешка черный куб и протянул его старому хранителю Святого Грааля.

Старец благоговейно принял его, а затем поцеловал инкрустацию с пятилистной розой на передней стороне ящика.

— Наконец-то, — взволнованно прошептал он. — Наконец Святой Грааль здесь! Господи, ведь вы мне еще не рассказали о своих дорожных приключениях! О Зейде и Князе Тьмы нам тоже надо будет поговорить. Но не сейчас… Сейчас вы должны получить плату, которая вам причитается.

— Неужели мы сделаем еще по глотку из священной чаши? — воскликнул Морис. — Вам известно, как открывается этот куб? Теперь-то мы сможем держать глаза открытыми?

— На твой первый вопрос я отвечаю «да», на последний — «нет». Вы должны прослужить хранителями Грааля еще не один год, прежде чем сможете выдержать силу света, который от него исходит, — объяснил Антуан. — Но сначала давайте преклоним колени перед Господом. Призовем к себе, братья, милость Его и попросим помощи для будущего служения.

Когда молитва закончилась, молодые рыцари Грааля закрыли глаза и приготовились к тому, что теперь должно было произойти.

Они снова почувствовали кожей своих лиц невыносимо яркий свет. Он слепил их даже через закрытые глаза.

Антуан де Сент-Арман по очереди поднес к губам рыцарей чашу, из которой накануне своего распятия пил Иисус Христос. В сосуде оказалось вино, вкус которого не мог сравниться ни с одним напитком, известным рыцарям. В первое мгновение оно показалось тамплиерам очень сладким и крепким, но затем приобрело горьковатый привкус. Стоило сделать глоток этого вина, как тут же по всему телу растекался жидкий огонь. Рыцари снова пережили то же состояние полного самозабвения, которое охватило их в Акконе, когда они сделали первые глотки из чаши.

Рыцари выпили по одному глотку из Святого Грааля. Антуан де Сент-Арман хотел снова спрятать сосуд в черный куб, но вдруг передумал.

— Братья! — воскликнул старец, и голос его донесся до рыцарей откуда-то издалека. — Я хочу, чтобы здесь и сейчас вы сделали еще по одному глотку. Потому что ваше долголетие и силы, которые придаст каждому из вас третий глоток, скоро могут опять понадобиться нашему братству.

Никто из молодых хранителей Грааля не осмелился задать возникший у каждого вопрос. Чаша снова стала переходить от губ одного рыцаря к губам другого. И лишь когда погас свет, исходивший от Священного Грааля, Герольт рискнул спросить у Антуана де Сент-Армана, почему он решил дать им еще по одному глотку.

— Потому, братья мои, что хранителей Грааля очень мало, — грустно ответил Антуан. — Наше братство никогда не было большим. Этого требует сама тайна, которую мы обязаны хранить. А за те двести лет, в течение которых мы с аббатом Вилларом собирали братство, многие из наших соратников пали в борьбе со слугами Черного Князя.

— Сколько же осталось хранителей на сегодняшний день? — поинтересовался Тарик.

— Даже вместе с вами это всего лишь горстка людей. Двое находятся в других странах. Один — в Испании, которая уже не первый век ждет возможности сбросить владычество завоевателей-мусульман, покоривших большую часть страны. Другой — в Лондоне. Но после того что вам довелось испытать за минувшие месяцы, вы станете играть одну из… нет, главную роль в братстве хранителей Грааля. Поэтому я и решил усилить ваши Божественные дарования и продлить вам жизни с помощью дополнительных глотков. Уже через несколько десятилетий один из вас возглавит братство.

— Кто же именно? — спросил Морис. — Он будет избран?

Антуан улыбнулся.

— Нет, он станет главным тамплиером в результате Божественного откровения. Тем не менее он останется равным среди равных. Каждый хранитель Грааля призывается на свою службу именно благодаря откровению. Прежде такое откровение было даровано аббату Виллару. Ведь я сменил его совсем ненадолго.

Позже рыцари задали Антуану де Сент-Арману много вопросов о своих собратьях в Испании и Англии, а также рассказали ему о своих приключениях. Примерно через час Морис начал проявлять признаки нетерпения. Наконец он сказал:

— Извините, но мне кажется, что все остальное может подождать. Было бы не по-рыцарски так долго держать в парлаториуме Беатрису и Элоизу. За последние месяцы им пришлось пережить много лишений. Они уже давно ждут, когда я доставлю их к дяде.

Антуан де Сент-Арман целиком согласился с Морисом.

— Ну конечно же! Идите к ним! В ближайшие дни у нас еще будет время для беседы.

Перед уходом Антуан показал рыцарям тайник, приготовленный для Святого Грааля, а также рассказал, как действует тайный механизм, закрывающий его.

У ворот замка Герольт, Тарик и Мак-Айвор попрощались с Беатрисой и Элоизой. Прощание оказалось трогательным, хотя прежде они не раз находили друг в друге недостатки. Но теперь все эти мелочи были преданы забвению. То, что рыцарям и сестрам довелось пережить и выстрадать сообща, крепко соединило их души.

Прощаясь с Мак-Айвором, Элоиза не смогла сдержать слез. Она обнимала и целовала этого медведя, не боясь показаться смешной.

Договариваться о том, что через многочисленные ворота замка сестер выведет и проводит к дяде именно Морис, рыцарям показалось лишним. Иначе он мог бы и обидеться.

— Надеюсь, француз вернется, — вздохнул Мак-Айвор, влажными глазами глядя вслед карете, которую сопровождал эскорт тамплиеров.

— Вернется, можешь не сомневаться, — тревожно сказал Герольт. — Вопрос в том, надолго ли он у нас задержится…

 

22

Таверна в угловом доме, стоявшем недалеко от квартала тамплиеров, имела многозначительное название «У белого рыцаря». Собираясь отправиться в какое-нибудь увеселительное заведение, рыцари-тамплиеры вспоминали о ней прежде всего. И этим вечером под низкими сводами таверны сидело множество воинов-монахов в белых балахонах с красными крестами. Хорошее вино, которое тут подавали к тяжелым, сытным блюдам, было доступно даже тощим кошелькам.

Герольт, Тарик и Мак-Айвор пришли в таверну вовремя. Они успели занять один из отдельных столиков, и им не пришлось садиться за длинный стол к другим собратьям-тамплиерам. В противном случае они не смогли бы предаться беседе, не предназначенной для посторонних ушей.

— Черт возьми, где жаркое и шампуры с мясом, которые мы заказали еще сто лет назад? Я уже не говорю о паштете! — нетерпеливо крикнул Мак-Айвор долговязому кудрявому парню, который обслуживал гостей в этом углу таверны. — Пускайся в галоп, приятель, и разбуди повара, чтобы на нашем столе наконец что-нибудь появилось! Мы тут скоро корни пустим!

— Ваша еда почти готова, господин рыцарь, — торопливо проговорил юноша. С этими словами он поставил на их столик еще один кувшин вина и побежал в сторону кухни.

— Если мы и дальше будем продолжать пить такими темпами, то скоро у нас опять ничего не останется, — заметил Герольт, разливая вино по кубкам. — Не капризничай, шотландец, этот парень и без того проворен, как дьявол.

Мак-Айвор сделал глоток, вытер кулаком губы и с улыбкой произнес:

— Нет уж, друг мой. Если отдаешь этим трактирщикам свои деньги, научись их подгонять, ибо сами они быстрее работать не станут. Ладно. А теперь давайте чокнемся и выпьем за Антуана. Уж он-то хорошо знает, что может понадобиться рыцарям после долгого странствия. Иначе он не подарил бы нам этот кошелек с золотом. — Мак-Айвор поднял кубок. — За достопочтенного старца, друзья!

— За Антуана де Сент-Армана! — хором сказали Тарик и Герольт. И рыцари одним духом выпили содержимое кубков.

В то время как Тарик снова наполнял кубки вином, Мак-Айвор пригнулся к столу и вполголоса спросил друзей:

— Как вы думаете, какое задание Антуан для нас приготовил?

— По намекам, которые он сделал сегодня днем, догадаться несложно, — ответил Герольт. — Готов поспорить, скоро мы отправимся в Испанию, чтобы познакомиться с одним из немногих… — Герольт хотел сказать «хранителей Грааля», но запнулся и продолжил: — братьев-тамплиеров.

Тарик кивнул.

— У меня сложилось такое же впечатление. Но поедем мы туда не только для того, чтобы увидеть этого Хуана Франциско Монтою. На испанской земле, занятой мусульманами, нам придется выполнить какое-то опасное задание.

— Несомненно, — согласился Герольт. — Ведь не для развлечений пошлет нас Антуан в такую даль!

— Уж поскорее бы, — сказал Мак-Айвор. — Чего нам высиживать в этом Париже? Не люблю я ежедневных учений. И носить меч только для красоты тоже не люблю.

Тарик закатил глаза.

— Мы в Париже еще и дня не провели, а у тебя уже чешутся руки! Можно подумать, шотландец, что в последнее время у тебя было мало возможностей подраться.

Мак-Айвор расплылся в улыбке.

— Если что-то попало тебе в кровь, это и бочкой вина не смоешь, левантиец.

Герольт снова посмотрел на дверь. Однако в таверну вошел не Морис, а другой тамплиер. Постепенно рыцаря начала охватывать тревога: неужели они отправятся в Испанию без француза? Морис не мог не знать, где сейчас находятся его друзья. О том, где он может их найти, рыцари сообщили и старцу Антуану, и страже замка.

Тарик разгадал мысли Герольта.

— Где же застрял Морис? — спросил левантиец. — Он должен был вернуться несколько часов назад.

— Наверное, его просто не отпускают из дома купца. Может, дожидается праздничного ужина, — попытался успокоить Мак-Айвор себя и друзей. Но по его лицу было заметно, что он разделяет опасения братьев.

Вскоре рыцарям принесли заказанные блюда.

— Кажется, вы долго ловили свинью, прежде чем ее зарезать, — пробурчал Мак-Айвор. — Принеси нам еще кувшин вина! — велел он кудрявому парню, который расставлял на столике блюда с жареным мясом. — Воздух здесь суше, чем в пустыне.

Когда на стол рыцарей был поставлен уже третий кувшин вина, дверь открылась, и в таверну наконец вошел Морис. Друзья глазами впились в его лицо: какую же весть он им принес? Однако им не удалось ничего понять.

— Я знаю, друзья, что заставил вас ждать слишком долго, — сказал Морис, садясь за стол.

Как только француз вошел, Герольт взял четвертый кубок, сразу же наполнил его вином и протянул другу.

— Выпей сначала, — потребовал он, хотя его так и подмывало узнать, какое решение все-таки принял Морис. Но он не стал торопить друга. Что будет, то будет.

Друзья чокнулись без тоста и выпили. За столом воцарилось тягостное молчание. Все ждали, что скажет Морис.

Наконец, Мак-Айвор не выдержал.

— Ну? — воскликнул он.

Морис поднял голову.

— Что ну, шотландец? — переспросил он.

— Не валяй дурака! Ты прекрасно знаешь, о чем я спросил, Морис! — прорычал Мак-Айвор. — Поедешь в Испанию, если нас пошлет туда Антуан, или снимешь плащ тамплиера? Говори скорее! Мы уже давно ждем, когда ты все выложишь начистоту!

— Начистоту так начистоту, Железный Глаз, — спокойно сказал Морис. Он снова поднял свой кубок и улыбнулся: — Друг за друга в верности и чести!

— Так, значит, ты остаешься? — радостно воскликнул Герольт.

Морис кивнул.

— Да, остаюсь! — торжественно заявил он. — Служба в братстве Святого Грааля для меня дороже всего на свете, это я понял окончательно. К тому же я знаю, что без меня вы пропадете. Ведь должен же кто-то смотреть вперед и держать поводья.

Рыцари разразились оглушительным смехом. И вот уже вся таверна глазела на четырех молодых людей, который чокались своими кубками и кричали:

— Друг за друга в верности и чести!