На протяжении нескольких последних дней на территории тюрьмы кипела стройка — ревели экскаваторы, стучали перфораторы и визжали еще какие-то инструменты. Из моего окна, равно как и из дворика, место работ было не разглядеть и я подошел с вопросом к охраннику:

— Люди говорят, что кому-то из моих товарищей по несчастью удалось бежать через подкоп, который вы теперь с энтузиазмом заделываете. Правда, что ли?

Охранник тоже решил блеснуть чувством юмора:

— Брехня, это мы тебе плаху готовим, — рассмеялся он и пошел своей дорогой.

Наконец-то сегодня мое любопытство было удовлетворено. Выйдя во двор на прогулку я с изумлением увидел рекламные бигборды наподобие тех, что изуродовали своим присутствием не один городской пейзаж. Разве что размером они оказались поменьше обычных, что легко объяснялось сравнительно небольшой территорией тюрьмы. Подойдя к своим друзьям и поздоровавшись, я интересуюсь, что за архитектурное чудо красуется перед нашими глазами. Серега пожимает плечами:

— Слушай, Виктор, не задавай глупых вопросов. Не видишь, что ли? Бигбордов понаставили почти по всей зоне. Их тут добрых два десятка.

— Так что здесь рекламировать? Тюрьму?

Мой собеседник начинает злиться:

— На тебя заключение плохо влияет. Голова совсем соображать перестала. Какую тюрьму? Скоро же шоу, у него много спонсоров, вот для них и рекламная площадь. Чтобы телезрители видели.

— Короче, нам создают естественную среду обитания, — резюмирует Стас и поворачивает голову ко мне. — Слушай, ты ведь тоже участвуешь в этом шоу? Но ведь тебя не выпустят пораньше. Тогда зачем оно тебе вообще нужно?

— А я там буду в роли местной экзотической зверюшки. Надо же чем-то заинтересовать публику.

Мы сидим и обсуждаем предстоящее развлечение. Я рассказываю то, что сам знаю о шоу, мои собеседники делятся своей информацией, строим предположения, шутим.

Наш разговор прерывает подошедший зэк, который, не поздоровавшись, обращается ко мне:

— Слышь, Иванчук, там с тобой поговорить хотят, идем.

Манера обращения меня покоробила. Я решил вовсе не обращать на него внимания, повернулся к Стасу и спросил о последних футбольных новостях. Подошедшего называли Поляк и ему не понравилось мое поведение:

— Ты че, не слышал меня?

Поворачиваю голову в сторону Поляка:

— Кто поговорить хочет?

— Там узнаешь. Идем.

Я встаю со скамейки и говорю этому «гонцу»:

— Слушай сюда. Не думаю, что тебя прислали охранники или, например, мой адвокат. Скорее всего, увидеть меня хотят местные «авторитеты», так вот передай им, что если нужно, то пускай приходят и мы поговорим. И пускай больше не присылают своих «шестерок».

— За базаром следи! — огрызается мой оппонент.

Он заметно ниже и легче меня, к тому же в тренажерном зале не появляется, так что дальше слов его агрессия не заходит. Общую «тренажерку» он зря игнорирует, она удивляет размерами и количеством оборудования. Даже я туда захожу, хотя в моих «апартаментах» есть персональная.

— Поляк, я не думаю, что тебя станут больше уважать, если ты вернешься к своим «авторитетам» с разбитым носом, так что топай отсюда и скажи то, что я велел.

Мой соперник сверлит меня глазами, видно, боится возвращаться, не выполнив поручение, но и получить по морде и все равно не выполнить приказ он тоже не хочет. Наконец он поворачивается и уходит, бросив напоследок:

— Я передам твой отказ. Увидишь, что с тобой будет.

Антон сокрушенно качает головой:

— Зря ты так, Витек, Поляк все-таки не последняя шавка. Раз уж он на побегушках, значит, действительно его кто-то серьезный прислал.

Стас согласно кивает головой. Я запоздало понимаю, что могу остаться даже без этой компании — вряд ли им захочется рисковать своим здоровьем из-за общения со мной. Тем не менее, никто из них не спешит сбежать, сославшись на неотложные дела, и мы спокойно проводим вместе оставшееся время прогулки.

Так проходит еще два дня. Я созваниваюсь с родителями, хожу на прогулки, тренируюсь. А на третий день после конфликта с Поляком ситуация получает развитие. Стоит мне только выйти в тюремный двор и меня окликают с ближайшей скамейки:

— Витя, погоди, разговор есть.

Я поворачиваюсь к окликнувшему меня зэку. Всех местных «блатных» я, проводя почти все время в «одиночке», плохо знаю, но это один из известных мне.

— Привет, я тебя слушаю.

«Авторитет» говорить не спешит. Он тянет время, рассматривает меня, дымит сигаретой и ждет, пока я начну нервничать. Я тоже не спешу начинать разговор, в конце концов, это он меня позвал. Про себя думаю, что если мы промолчим еще десять секунд, то я просто пойду своей дорогой и тут мой «собеседник» наконец-то открывает рот:

— Когда тебя Поляк позвал, ты почему не пошел с ним?

— Поляк плохо подходит на роль парламентера, да он и не сказал, кто со мной поговорить хочет.

«Блатной» с досадой отбрасывает окурок:

— А ты не понял, что если Поляк зовет, значит, тебя ждут для разговора серьезные люди? Я че, бегать за тобой должен?

Я выдерживаю его взгляд и отвечаю:

— Ты хотел со мной поговорить, ну так давай поговорим.

Зэк усмехается:

— А ты спокойный мужик, да, Витек?

— А ты меня позвал нервы мои проверить? — отвечаю я вопросом на вопрос. Он машет рукой:

— Не. Ты же тоже участвуешь в шоу?

Я киваю головой. «Авторитет» достает еще одну сигарету, закуривает и продолжает:

— Вот и хорошо. Меня и моих корешей в участники не возьмут, это уж точно, но у нас тут свой интерес. Есть человечек, которому нужно помочь «откинуться» пораньше, а ты, как я понял, будешь в программе агитатором, вот и постарайся.

Теперь еще и зэки планируют меня использовать. Он, наверное, даже не предполагает, что я могу отказать.

— Ты мне скажи, как ты это видишь? Не думал, что у сценаристов свои взгляды на то, что должно звучать с экрана? Записи потом отредактируют и в эфир все равно пустят только то, что организаторам подойдет.

— Че ты дурачка из себя строишь? Там планируются и прямые эфиры, которые уже никто не порежет, вот тогда и начнется твоя работа. Говорить будешь все так, как мы скажем, позже узнаешь подробности.

— Тебя походу взяли продюсером в это шоу, только меня предупредить забыли, — мне не удается удержаться от сарказма.

— А кто ты вообще такой, чтобы тебя обо всем предупреждать?! И сидеть тебе здесь с нами, а не с продюсерами. Понимаешь разницу?

— Если ты, может, думаешь, что я твоя «шестерка», вроде того же Поляка, и буду делать все как ты скажешь, то ты сильно ошибаешься. Меня в это шоу не для того пригласили.

Зэк вскочил, как ужаленный. Он явно не привык, чтобы с ним так разговаривали. Я продолжаю речь:

— Что, не ожидал? Думал все будет по-твоему? Зря. Занимайся своими делами и не лезь в чужие. У меня на этот проект свои планы...

— Ты рот закрой! Сейчас я говорю! — соперник мой, похоже, всерьез разозлился. — Ты че думаешь, Иванчук, тебя уговаривать будут?

— Спор окончен. На «зоне» всем места хватит, так что давай больше не пересекаться.

Я разворачиваюсь и ухожу. «Авторитет» еще что-то говорит мне вслед, но я не прислушиваюсь — и так ясно, что ничем хорошим для меня сегодняшний разговор не закончится. Ладно, в конце концов, имея одиночную камеру, можно надеяться на успешное развитие конфликта. Я в своей «одиночке», как в цитадели.

…

Следующий день я с утра и почти до обеда провожу в гимнастическом зале. Когда Стас, пять месяцев назад, начал учить меня искусству кулачного боя, он сказал:

— Ты, Виктор, одними гантелями себя только угробишь. Занятия по боксу — это не только руками махать. Тут целый комплекс упражнений: растяжка, выносливость, чувство дистанции, правильное дыхание, ну и хорошо поставленный удар, конечно. Так что отойди от штанги и берись за скакалку.

С тех пор мало что поменялось. Силовыми упражнениями я занимался отдельно, а Стас старался развить меня разносторонне, ну и, разумеется, гонял до седьмого пота на спаррингах. Так было и в этот раз. Заметив, что я уже с трудом перемещаюсь по рингу, он машет рукой и говорит:

— На сегодня хватит. Отдышись.

Я с благодарностью киваю головой. Он подает мне полотенце и добавляет:

— Ты перекачался, Витек. Двигаешься с трудом. Для бокса это плохо.

— Да? А как же простое правило — более тяжелый боец сильнее бьет?

— Все должно быть в балансе, а твоя масса съедает скорость перемещения. Зато удар у тебя и правда будь здоров, не зря я с тобой столько времени занимаюсь.

— Спасибо, Стас.

Он также вытирается полотенцем и пожимает плечами:

— Да не за что. Как же можно отказать в обучении человеку, искренне увлеченному новой наукой? Знаниями нужно делиться. Да и где я нашел бы еще такого упорного спарринг-партнера?

— Слушай, Стас, а ты бы хотел поучаствовать в соревнованиях? Ну, если бы здесь их проводили.

Стас смеется и отрицательно качает головой:

— Нет, Вить, это если бы провели турнир между разными тюрьмами, тогда да. Но как ты себе это представляешь?

— А на нашей зоне тебе равных нет? — спрашиваю я.

— В обычной драке без правил, наверное, есть. А на ринге, — он еще раз качает головой. — Нет, не думаю. Его было бы видно, а ты сам посмотри — много ли местных хотя бы ходит сюда? Все больше в онлайн-игры режутся да на форумах зависают. Думаю, если бы не мы с тобой, местная груша умерла бы со скуки.

— Почему ты вообще когда-то решил заняться боксом?

— Причина банальна, Витек — для самообороны, ну и в целом, для поддержания себя в хорошей форме. Ты вот зачем мышцы качаешь?

— Да все из тех же побуждений. Но я раньше другими видами спорта занимался. Например, танцами. Тренировки тоже очень сложные, но мне они гораздо больше нравились.

Стас удивленно смотрит на меня:

— Вот уж не подумал бы, что ты увлекался танцами. Так почему же не стал заниматься профессионально?

— Путь к профессиональному спорту тяжел, тернист и невероятно дорог. Знаешь, сколько денег нужно выкладывать за занятия и экипировку? Не говоря уж о том, что приходится платить за право участия на соревнованиях.

Стас спрашивает:

— Ты слышал о китайском феномене? Когда их спортсмены в конце двадцатого века ни с того ни с сего ворвались на лидирующие места в олимпийских соревнованиях? Так до сих пор и не сдают позиций. Уже больше полувека.

Я об этом читал в свое время. КНР тогда в чем только не подозревали: и система допингов (которыми пичкали будущих спортсменов чуть ли не с пеленок), и нетрадиционная медицина (целебные травы, акупунктура, особый массаж), и невероятные нагрузки во время тренировок (не выдерживавших детей просто выгоняли из секций и набирали новых, благо людей там много). Никто не мог сказать точно, где заканчивалась правда и начинались домыслы. Все это я озвучиваю Стасу. Он соглашается и добавляет:

— Да, но кроме всех этих причин нужно помнить о том, что государство сделало все, чтобы спорт стал настоящим идолом для людей. Причем идолом, не требующим жертв, по крайней мере, финансовых. Получается так, что в Китае развитое, спортивное население — это престиж державы, а у нас — личное дело каждого человека. Всевозможные секции и продажа экипировки стали хорошо налаженным и очень прибыльным бизнесом. Хочешь быть здоровым? — Плати! Конечно, для китайского правительства подобные достижения — это, в первую очередь, дело пропаганды, но в вопросах финансирования спорта государством западным странам есть чему у них поучиться. Там спортсмены самим своим примером рекламируют здоровый образ жизни...

— Ну да, а у нас атлетически сложенные люди рекламируют все больше водку, — перебиваю его монолог я. — Ну и фаст-фуд, конечно.

Стас согласно кивает и спрашивает:

— Я тебе не рассказывал о том, как когда-то пытался организовать спортплощадку? Нет? Ну слушай. Ты и сам знаешь, какова стоимость подобного инвентаря. Наиболее известные фирмы поднимают цены до небес. Даже самая низкопробная пара гантелей обойдется тебе в такую сумму, как будто они позолочены.

— И при всем при этом культ спортивного образа жизни всячески пропагандируется. Владельцы спортзалов быстро нашли общий язык и взвинтили цены на абонементы, — добавляю я.

Действительно, теперь каждый тренировочный зал гордо блестел брендовыми логотипами на деталях тренажеров. Привилегия ходить туда стоила немалых денег. Время от времени вспыхивали маленькие очаги сопротивления, но разрастаться им не давали. Команда из хорошего сварщика и опытного слесаря могла бы сделать целый комплекс тренажеров своими руками, для чего им нужен был лишь качественный металл. Иногда такие стихийные спортзалы появлялись, бывало даже и под открытым небом, но их быстро закрывали. Профессиональные производители экипировки вовсе не желали делиться с кем-либо своей монополией, так что на самодельные спортивные снаряды обрушивался целый шквал работников самых разных инстанций. Сами изделия, сделанные кустарно, объявляли низкопробными и небезопасными для жизни тренирующихся, подвергали анафеме за отсутствие лицензии и запрещали.

Стас же продолжает:

— Ты и сам знаешь, что даже обычная перекладина или брусья не попадутся тебе на глаза во время прогулки по улице. Спортивные площадки, при тех же школах, ограждены заборами и чужих туда не пускают. Что, возможно, и правильно. «Но почему бы не организовать небольшой спортивный уголок возле своего дома?» — подумал как-то раз я. Нашел дома несколько стальных труб и необходимый инструмент, вышел во двор. Два часа работы и вот на боковой части кирпичного гаража, владелец которого дал добро на мою деятельность, появились перекладина и брусья, вмонтированные прямо в стену. Поработал на совесть — снаряды могли выдержать вес минимум троих взрослых мужчин, что тут же доказал я лично вместе с двумя друзьями. После чего я, весьма довольный собой, отправился домой, думая о том, чтобы вскоре повторить удачный опыт и нацеплять по окрестностям еще таких же снарядов. Но радужные мои планы весьма быстро развеялись. Не прошло и пяти дней, как мне принесли повестку в суд. Трудно понять, каким образом была достигнута такая оперативность. Не хочется думать, что производители спортивной экипировки имеют развитую агентурную сеть, выискивающую вот таких самобытных конкурентов. Но если отбросить такой вариант, то я не знаю, на кого и пенять.

— Ну и в чем тебя обвинили?

Стас разводит рукам, затем для пущей важности поднимает вверх указательный палец и начинает декламировать, явно цитируя то, что услышал во время обвинения:

— Преступное легкомыслие толкнуло меня на создание травмоопасного объекта, расположенного в общественном месте и находящемся в свободном доступе для населения, в том числе детей. К тому же, я занимался своими строительными подвигами, не получив сперва одобрения инженерной комиссии. В суде еще сказали, что мои снаряды могут быть опасны, поскольку никакая официальная организация не провела расчетов и не подтвердила, что укреплены они надёжно. Я пытался донести до противоположной стороны, что проверил это лично, но мне объяснили, что я не комиссия и вообще лицо частное и заинтересованное. Ты бы слышал этот абсурдный спор! «А вдруг с вашей перекладины кто-нибудь сорвется!» — «Так и с любой фирменной перекладины человек может сорваться!» — «Там возле него всегда будет тренер или другие занимающиеся, которые мгновенно окажут ему помощь» — «Мой снаряд тоже не в глухом лесу стоит, а во дворе, где постоянно хоть кто-то да есть» — «А если сами крепления перекладины плохо смонтированы?» — «Хорошо они смонтированы, я проверял. Установленный дома турник тоже может быть плохо зафиксирован» — «Это невозможно, вы же знаете, что их ставят исключительно профессионалы»

Это я и сам знал. В наше время нельзя было просто купить гимнастическую стенку, перекладину или брусья, не говоря уж о приобретении сложного силового тренажера. Прямо там же, в магазине, приходилось заключать договор о сборке и установке оборудования профессиональным мастером. Подобная услуга являлась обязательной и весьма недешевой. Благодаря этому итоговая стоимость необходимого снаряжения подскакивала еще выше.

— Короче, впаяли мне солидный штраф, — повествует Стас. — Дешевле было купить данную продукцию в магазине и заказать ее установку, но ведь и это невозможно! Такое оборудование должно находиться только в специально отведенных для занятия спортом местах.

Безнадежно махнув рукой, Стас переводит разговор в другое русло:

— Так ты толком и не рассказал, для чего тебя Поляк тогда звал. Кто с тобой поговорить хотел, если не секрет?

Я вкратце излагаю ему всю ситуацию и Стас заметно мрачнеет.

— Да, Поляк к тебе больше не придет, теперь стоит ждать более солидного разговора. Ты ведь отказал весьма непростому зэку. Думаешь, он это забудет?

— Что мне оставалось делать? Я не Труффальдино и не могу быть слугой двух господ. Да и не хочу, если честно. Этот «непростой», как ты выразился, зэк был убедителен, но не очень любезен в формулировках, а я ему не мальчик на побегушках. К тому же, у телеканала на меня свои планы, придется плясать под их дудку.

— Да, оказался ты между молотом и наковальней. Ну ничего, именно так куют сталь. Ладно, шуруй в душ, а я пока здесь порядок наведу.

Минут через пять я брожу по спортзалу из угла в угол, дожидаясь пока Стас выберется из душевой. Посреди тренажерного зала висит огромный телевизор. Показывают какой-то музыкальный клип. Вскоре он заканчивается и на экране начинают мелькать кадры на военную тематику — танки, пушки, солдаты в советской форме. Потом появляется надпись: Сталинград, 1943 год. Показывают сурового старшину, с морщинистым лицом и шрамом на щеке, который стоит перед группой рядовых и держит речь: «Ну, ребятушки, соберитесь с силами. Бейтесь крепко и победа будет наша. Я вас сейчас в бой поведу, а пока минутка есть, давайте выпьем наши наркомовские сто грамм. За победу!»

Речь его нарочито простецкая, со слегка хромающей дикцией. Все сделано для того, чтобы зрители поверили, что примерно так оно и было — что это вовсе не актер, а почти самый настоящий солдат, защищающий свою родину. Такой человек, готовый отдать жизнь ради спасения своих сограждан и потомков, не может лгать и не может посоветовать ничего плохого. Солдатики дружно запрокидывают назад головы, следуя совету командира. Все это сменяется несколькими общими планами боевых действий, потом показывают вереницы пленных немцев, их горящую технику, валяющийся на земле Железный Крест. И знамя, победное знамя над освобожденным городом. После чего на экране появляется бутылка водки со слоганом «Наркомовская — для победителей».

Беру пульт и выключаю телевизор, благо кроме меня здесь никого нет и возмущаться просто некому. Это, кстати, очень странно — обычно здесь людей занимается немного, но такого, чтобы к концу нашей тренировки остались только мы вдвоем еще ни разу не было. Все остальные удивительным образом разбежались, на что я не обратил внимания, и как оказалось, зря. Из зала в душевую ведет коридор с умывальниками. Я плетусь туда и зову Стаса:

— Эй, ну ты долго там? Идем быстрее, уже и пообедать пора.

Он выходит со словами:

— Иду, иду. Обжора, никто тебя без обеда не оставит.

— Какой я тебе обжора? — возмущаюсь я. — Ты только представь, сколько мы калорий сожгли, надо срочно пополнять запасы. Кстати, ты видел рекламу новой водки?

— Какой? — спрашивает Стас.

— Да пойди разбери, — морщусь я. — То ли «Наркомовская», то ли «Наркомановская».

Стас подсказывает:

— «Наркомовская», там, где Сталинградскую битву показывают. Так какая же она новая? Этот ролик уже месяц крутят, это ты просто телевизор не смотришь, вот и не видел его раньше. А что, реклама за душу взяла? Захотелось попробовать?

Я мрачно гляжу на друга и отвечаю:

— Ты же прекрасно знаешь, что я не пью. Наши прадеды заплатили за ту победу великую цену, а их доблесть и любовь к родной земле подстегнула уж точно не водка. По-моему, спекулировать той войной, ради возможности отравить потомков тех героев, которые одержали победу — это измена Родине.

Стас согласно кивает и говорит:

— Да, но согласись — реклама сильная. Сейчас от Великой Отечественной Войны осталась лишь тень, ее мало кто не помнит, только кадры кинохроники могут показать, как это было. Так что теперь древняя война — всего лишь поле для современной торговли. Кстати, производители этой водки даже выпустили совсем маленькую бутылку, на сто миллилитров. Она так и называется — «Наркомовские сто грамм».

— Очаровательно. Мне кажется, название «Наркомановская» ей бы гораздо больше подошло. Слушай, у меня к тебе гениальное бизнес-предложение. Давай продавать серебряные пули для самоубийц.

Стас скептически смотрит на меня и предпочитает не отвечать.

— Вот зря ты так на меня глянул. Согласись, в мире много людей сводит счеты с жизнью и среди них хватает таких, кто делает это с помощью огнестрельного оружия. Так?

— Да.

— Но пули делают, как правило, из свинца и если пустить себе такую пулю в висок, то есть шанс что она не пройдет навылет и останется в голове. А свинец штука очень ядовитая и есть вероятность того, что он начнет окисляться. А вот серебро, как ты знаешь, наоборот — убивает микробы и окислению мало подвержено. Так что подобный товар просто обречен на успех. К тому же, оцени романтическую составляющую процесса.

Я делаю несколько торжественных театральных жестов, чтобы произвести на собеседника более яркое впечатление.

— Пуская себе серебряную пулю в висок, наш будущий клиент сможет вообразить себя каким-нибудь тысячелетним вампиром-аристократом, который неуязвим для обычного оружия, а с жизнью прощается исключительно от пресыщения и скуки. Но главный упор нужно делать, конечно же, на экологическом аспекте.

— Ты думаешь, что человек, пускающий себе пулю в голову, будет бояться умереть от химического отравления? — уточняет Стас.

— Разумеется, — киваю я. — Вот смотри, каждая вторая реклама спиртного делает акцент на том, что у них особенно чистая вода — родниковая или талая или еще какая-нибудь полезная. Либо же упор идет на то, что в производстве используются самые современные средства очистки и фильтрации, которые опять-таки оказывают буквально чудодейственное влияние на здоровье. Убивать себя наиболее экологически чистым способом — это модная тенденция. Таковы веяния рынка потребления — от них нельзя отворачиваться.

На этот раз Стас уже не сдерживает смеха:

— Да уж, идея хоть куда. Вот выберемся отсюда и обязательно запатентуем. Одна загвоздка — я неоднократно слышал, что люди жили с пулей в теле не один год и ничего страшного с ними от этого не происходило.

— Да, — соглашаюсь я. — Мне тоже доводилось это слышать, но для нашего будущего бизнеса это не станет помехой. Нам нужно просто не акцентировать на этом внимания, зато регулярно повторять, что свинцом легко отравиться, а это, к слову, тоже чистая правда. Найдем актера наиболее представительного, напялим на него белый халат и пускай прочтет небольшую лекцию о том, сколь опасен свинец для здоровья, после чего сразу же пойдет реклама наших пуль. Согласись, впечатляет!

— Ладно, бизнесмен, пошли обедать.

Но выйти из коридора оказывается не так просто. В дверном проеме возникает фигура и она принадлежит одному из зэков, по кличке Дым. Он мотает уже далеко не первый срок и слава за ним тянется самая дурная. Даже я, частично отгородившийся от окружающего мира в своей одиночке, знаю, что с этим отморозком никто предпочитает не ссориться. Он не тратит время на то, чтобы поздороваться и сразу переходит к сути:

— Ну что, Витя, поговорим?

Я, смерив его взглядом, отвечаю вопросом на вопрос:

— О чем еще?

— Сейчас узнаешь, — он самоуверенно скалится. — Только давай без свидетелей.

Стас не спешит уходить — как стоял, вытирая руки бумажным полотенцем, так и не двигается с места. Пришедшему по мою душу зеку это явно не нравится:

— Без свидетелей, я сказал!

Стас делает вид, будто ничего не слышит. Он даже не смотрит на пришедшего зека, как будто того здесь и нет. Я поворачиваюсь и смотрю на него. Смотрю совсем другими глазами. Да, мы с ним регулярно общались и тренировались вместе, но я не ожидал, что он изъявит готовность остаться рядом, когда у меня начнутся такие неприятности. Для него, не обладающего отдельной камерой, где можно ничего не бояться, вмешательство в чужую разборку может закончиться совсем плохо. Он это наверняка понимает. Мне не хочется, чтобы у него были из-за меня проблемы и я шепчу:

— Стас, не дури. Иди, мы тут сами разберемся.

Он, смерив меня насмешливым взглядом, отвечает:

— Захотелось в реальном бою испробовать все, чему я тебя научил?

— Ладно, кроме шуток. Ты же видишь, он один и я должен быть один, так будет по-честному. Он же не привел с собой толпу головорезов. Иди, Стас, лучше постой снаружи и посмотри, чтобы к нему и вправду никто на помощь не пришел.

Стас качает головой и говорит:

— Ну что же, как хочешь. Удачи.

Все это время Дым стоит в дверях и, сложив руки на груди, ждет, пока мы поговорим. Он отходит в сторону, выпуская Стаса, и шагает ко мне. Похоже, он никуда не спешит и вообще непоколебимо уверен в себе.

— Ну что, Витя? Думал, ты здесь самый крутой? Послал «авторитета» и тебе за это ничего не будет? Зря.

— Чего я уж точно не думал, так это того, что ты «шестерка» у местных «блатных».

Дым не злится, он только усмехается и отвечает:

— Должок у меня перед ними. А за «шестерку» ты сейчас ответишь. Сюда иди!

Я медленно, шаг за шагом, отступаю назад. За спиной более широкая душевая комната и я хочу иметь простор для предстоящей схватки. Дым выбрал идеальное место для того, чтобы меня подловить. В «тренажерке» целая куча снарядов и любая гантель стала бы отличным аргументом в нашем споре, но выбраться туда я могу только пройдя мимо своего соперника. Дым вооружен, в чем я особо и не сомневался. Как по волшебству в его руках появляется нож с коротким и широким клинком. Вот куда, интересно знать, смотрит охрана? Мы оказались в душевой и мой соперник прикрыл за собой дверь. Он по-прежнему усмехается — наверное, не сомневается в своей победе.

Я никому в тюрьме не хвастался тем, что бокс — это не первое мое знакомство с боевыми искусствами. До заключения я занимался капоэйрой и, совсем недолго, саватом, которые в нашей стране не особо популярны. Капоэйра и вовсе считается скорее показательно-акробатическим танцем, чем боевым стилем, но я никогда и не планировал использовать эти навыки для защиты жизни. Те давние тренировки увлекали меня красотой, сложностью и отточенностью движений. Сегодня они должны стать подспорьем в драке без правил. Я тоже спокоен, хотя и не так самоуверен.

Второй раз в жизни мне предстоит участвовать в бою с использованием ножа. После первого подобного случая меня сюда как раз и посадили. Правда, в тот раз вооружены были оба. Посмотрим, чем все закончится на этот раз.

Я прыгаю вперед и бью противника внешним ребром стопы в голень. Дым такого явно не ожидал. Он одновременно с моей атакой махнул ножом на уровне шеи, но при таком ударе корпус отклоняется назад, так что его клинок меня даже не поцарапал. На этом бой закончен — Дым никогда не занимался тайским боксом или чем-то подобным и его нога ниже коленной чашечки весьма чувствительна. Он падает, обхватив травмированную конечность руками и, что самое главное, выпускает из пальцев нож. Я прыгаю на него сверху и несколько раз бью локтем в лицо. Последовавших за этим ударов он, наверное, уже и не чувствует. Я еще где-то минуту колочу поверженного врага кулаками и локтями, потом встаю и, пошатываясь, иду к выходу. Следующий подосланный ко мне «палач» сто раз подумает, стоит ли со мной связываться, как только увидит, что произошло с его предшественником. Я иду и ломаю голову над тем, как мне удалось победить фактически первым же ударом. То ли молва склонна все приукрашивать и Дым не такой уж крутой боец, то ли какая-то сказочная удача была на моей стороне.

На улице, возле входа в спортзал, стоит Стас. Он удивленно смотрит на меня:

— А ты быстро. Стой, Витек, ты весь в крови. Ты его хоть не убил?

Я устало машу рукой:

— Нет, он там валяется, живой вроде. Кровь чужая. Идем...

— Да погоди, пойди хоть умойся, как ты хочешь в таком виде по территории пройти?

Но у меня нет никакого желания возвращаться к умывальникам. Я качаю головой:

— Нет, Стас, ну его к черту. Я туда не пойду, а о происшедшем все равно узнают.

— Тебя так и на обед никто не пустит. Иди за мной.

Он тащит меня обратно. В спортзале есть туалет и в нем умывальник. Там я привожу себя в порядок и мы идем в столовую, чему я несказанно рад. Странно, мне очень не хочется увидеть моего избитого противника. По пути Стас говорит:

— Ты заметил, ни одной собаки поблизости не было, когда Дым решил на тебя наехать.

Я равнодушно пожимаю плечами и отвечаю:

— Неужели тебя это удивляет? Стас, спасибо.

Теперь его очередь пожимать плечами:

— Да не за что.

— Ну, прямо-таки не за что. За тренировки, спарринги, без них мне пришлось бы туго. Ну и конечно за то, что не бросил меня одного.

Стас фыркает:

— А толку? Ты же все равно меня прогнал, один на один драться захотел.

— Это не одно и то же. Ты же не сбежал, когда Дым нарисовался.

— А я не таракан, — мрачно отвечает Стас. — Чтобы от каждого взмаха шарахаться.

Мы спокойно обедаем и расходимся. Может быть, во время еды кто и взирал на меня с удивлением, видя, что я жив-здоров, но мне таких взглядов заметить не удалось. Всю вторую половину дня я сижу в камере. Мой боевой потенциал на сегодня иссяк и я отсиживаюсь в своей цитадели, точно зная, что здесь драться ни с кем не придется.