Времени свободного много и я берусь за изучение громких судебных процессов прошлых лет. Меня давно интересовала эта тема, и я так увлекся, что чуть не пропустил время ужина. Однако идти никуда не нужно, еду мне приносят в камеру. Не трудно догадаться, что избитого Дыма нашли и сообразили, чьих это рук дело. Охранник, временно исполняющий роль официанта, говорит, что завтра меня вызовет к себе начальник тюрьмы.

— Надоели ему твои выходки. Ты свою «одиночку» не так часто покидаешь, но все равно умудряешься устраивать драки. Так что даже не знаю, стоит ли тебя к нему вести, не ровен час по пути еще кому-то череп проломишь.

— Можешь передать Андреевичу, что завтра у меня не приемный день, пусть излагает все свои претензии в письме.

Охранник фыркает:

— Ты такой умный, да? Вот сам ему это и скажешь.

— Я ему много чего скажу. Например, поинтересуюсь, где была охрана когда меня чуть не зарезали.

На этом наш диалог завершается и до самого утра меня уже никто не беспокоит.

Следующий день начинается для меня со звонка, которого я никак не ожидал. Мне звонит Тарасов.

— Виктор Иванчук?

Он спрашивает так неуверенно, как будто думает, что я поменял номер.

— Колян! А чего так официально? Что за ледяная стена отчужденности между старыми друзьями? Ну рассказывай, как жизнь? Почему так давно не звонил, я уже соскучился.

Тарасов, однако, мой тон не поддерживает:

— Как дела... — он заминается. — Виктор, нам нужно поговорить...

— Так чем мы сейчас и занимаемся, — перебиваю его я.

— Нет, при встрече. Как можно скорее, например, сегодня.

— Хорошо хоть не раньше. Как ты правильно заметил во время нашего самого первого разговора, я никуда не убегу, так что если договоришься с тюремным начальством, то милости прошу.

После конфликта с местными «блатными» меня могут оставить взаперти надолго, так что, почему бы и не встретиться с Тарасовым. Хоть какое-то развлечение. Интересно, почему он так спешит. Кто их знает, этих журналистов, может ему уже донесли про драку и он желает первым услышать обо всем из уст участника.

Я слоняюсь по комнате туда-сюда и жду, пока хоть что-нибудь начнет происходить. Интервью, которое я когда-то дал «Тристару», стало поворотной точкой — после него жизнь бьет ключом. Я уже даже привык, что события и новости сыплются как из рога изобилия. Такой темп позволял скрасить болотное однообразие тюремной жизни. Теперь же я остался в четырех стенах. Завтрак доставили в камеру охранники, предварительно принеся меню, с обедом будет такая же история, да и на прогулку, судя по всему, меня сегодня не выпустят. Похоже, что Андреевич всерьез обеспокоен перспективой моей потенциальной гибели от рук какого-нибудь зэка и пока не решил, как обеспечить мою безопасность. Я беру телефон и я набираю номер Стаса. Он сразу же отвечает:

— Привет, Витек. Ты, говорят, закрылся в камере, подпер дверь шваброй и никого не пускаешь. Неужели правда?

— Неправда, нет у меня никакой швабры.

— Ага, а все остальное значит правда? — смеется Стас.

— Нет, — отвечаю я. — Просто меня закрыли на карантин. Как сказал охранник: «Чтобы ты еще кому-нибудь череп не проломил». Жду, пока начальник тюрьмы не удостоит аудиенции. А твои дела как?

— Ну, я не на карантине и не в больнице, как Дым, поэтому можно сказать, что все хорошо.

— Стас, к тебе претензий никаких не было?

— Нет, а какие еще претензии? Если ты имеешь в виду «блатных», то поверженный тобой противник еще не скоро сможет членораздельно говорить и пока никто не знает, что же в деталях произошло во время драки, даже я. Да и в чем он мог бы меня обвинить? Ты же меня прогнал, не дал помахать кулаками, так что мне бояться вроде нечего. А вот ты что думаешь делать дальше?

— Посмотрим. Все будет зависеть от того, какие меры примет администрация. Может мне вообще не придется какие-то телодвижения производить. Жаль вот только на прогулку пока не выпускают. Так что гуляйте без меня.

Стас искренне пытается скрасить мое одиночество:

— Ну, если хочешь, то присоединяйся к нам вечером в онлайн-игрушке.

— Нет, спасибо. Ко мне сегодня должны гости прийти, так что я скучать не буду. А там посмотрим, просижу в камере безвылазно недельку и буду готов на что угодно, даже на такие забавы. Ладно, звони если что. Пока.

— Пока, Витек.

Я кладу телефон на подоконник и опять брожу по комнате, а он, дождавшись, пока я отойду подальше, начинает звонить. Судя по мелодии, меня хочет услышать мой адвокат. Поднимаю трубку:

— Добрый день, Ярослав Витальевич.

— Привет. По-твоему он добрый? Мне только что позвонил Гольцев и сказал, что тебя чуть не убили.

Я отрицательно качаю головой, хотя адвокат этого и не видит:

— Гольцев журналист и готов найти сенсацию там, где ее и близко нет. На мне нет даже порезов. Ну, кроме тех, что я нанес себе электробритвой этим утром.

Адвокат, как будто, успокоился, услышав мой голос.

— Я сегодня буду у тебя, расскажешь при встрече, что же у вас там произошло. Пока лучше никуда не выходи.

— Да я бы и рад, но не пускают.

Самое время пообедать. Раз за дверь мне пока ходу нет, то ничего другого не остается, как идти на поклон к компьютеру. Я захожу по локальной сети на страничку нашей столовой, смотрю меню и оформляю заказ. Очень удобная услуга, Сверчок постарался, спасибо ему. Впервые делаю такую заявку и с интересом жду, сколько времени потребуется, чтобы еда прибыла в мою келью. На сайте указано, что через пять минут. На самом деле проходит семь, но я не в претензии. В камеру заезжает сервировочный столик и охранник, пожелав мне приятного аппетита, выходит. Пообедав, я заговариваю с охранником, который убирает посуду.

— Спасибо за обед, в вашем отеле хороший повар. Думаю, что задержусь у вас еще на некоторое время. Скажите, а девочку в номер можно заказать?

Охранник, покосившись на меня, отвечает:

— Если ты здесь чувствуешь себя как в гостинице, то неплохо бы знать, что просьбы к лакеям обычно сопровождают чаевыми.

— Извини, нет мелочи. Мне обещали сегодня свидание с начальником. Время идет, скоро вечер, а я так и сижу тут взаперти.

— Поверь, Виктор, Андреевичу не до тебя. В связи с надвигающимся шоу у него дел по горло. Разные документы, разрешения, пропуска. А вместо этого ему приходится разбираться с твоими проблемами.

— Дым первый начал…

— Неважно. Все разрешилось. Андреевич тоже не зря столько лет здесь верховодит. Заказчик твоего устранения уже обнаружен, так что скоро заживешь нормальной жизнью.

— Нормальной, — фыркаю я. — Нормальной жизнью я заживу, когда выберусь отсюда. Спасибо за обед.

На это наш разговор заканчивается. Через пару часов приходит Меренков. Я излагаю ему всю историю конфликта с местными «авторитетами».

— Да, Виктор, тебя нужно защищать не только от закона, но и от себя самого. Ты влез в неприятности на ровном месте.

— Ярослав Витальевич, у меня не было выбора. Согласиться помогать «блатным» я не мог, Гольцева бы это точно не устроило, а отказ, даже в самой вежливой форме, все равно остался бы отказом.

Адвокат с интересом смотрит на меня:

— Ты пригласил меня, чтобы спастись от смерти, но сам не особо избегаешь опасностей. Сейчас ссоришься с зэками. Раньше — карабкался по скалам, причем пренебрегая альпинистским снаряжением, любил переплывать широкие реки. Однажды устроил дуэль на ножах, за что и попал сюда. Тебе не живется спокойно? Ты не боишься смерти?

— На какой из вопросов отвечать сначала? Спокойно мне действительно не живется — это слишком скучно. Ну а на счет страха, — я пожимаю плечами. — Меня пугает в первую очередь то, что из моей гибели хотят сделать развлечение. Есть в этом что-то жалкое, недостойное. Если бы я утонул в реке, то виноват был бы только сам — не смог рассчитать силы, оказался слишком слаб. А быть казненным, как баран на скотобойне... Ну уж нет, о таком я даже думать не хочу.

— В том, что ты получил смертный приговор, виноват тоже только ты, — осуждающе говорит Меренков. — Странно, что ты этого не видишь. Когда шел на убийство, неужели не понимал, чем все закончится?

— Это был честный поединок, — огрызаюсь я. — Мой враг был также вооружен ножом, хорошо тренирован и наверняка понимал, чем все может для него завершиться.

— По-другому вашу ссору нельзя было решить? — спрашивает адвокат.

Я вздыхаю:

— Не все вопросы можно уладить цивилизованными методами.

— Да, — кивает адвокат. — Особенно, если и не слишком стараться. Скажи, а ты не жалеешь о своем поступке?

— Не знаю. Много времени прошло, ярость улеглась, да и сам я изменился. Не знаю... — еще раз повторяю я.

Мы пару минут сидим в молчании, после чего адвокат говорит.

— Ладно, давай вернемся к нашим баранам. Гольцев всерьез занервничал и его можно понять — через несколько дней стартует отбор на шоу, а одного из ведущих чуть не убили.

— А разве для него это плохо? — спрашиваю я. — Такое событие придало бы некий драматический оттенок мероприятию. Даже мелодраматический, я бы сказал.

Адвокат неодобрительно смотрит на меня и спрашивает:

— А ты все шутишь? Не веришь, что тебя и вправду могут зарезать? Развлекаешься, вместо того чтобы...

— Чтобы что? — перебиваю я. — Вот чем, по-вашему, я должен целыми днями заниматься? Думать о приговоре? Или о реалити-шоу? Или мне нужно сидеть взаперти и трястись от каждого шороха, ожидая прихода убийц? Ну и каких из них посоветуете больше опасаться? Тех, которых могли бы прислать «блатные» или тех, которых на убийство благословит государство? Если размышлять все время о чем-то одном, то так можно с ума сойти. Вот я и развлекаюсь, как могу.

— Ладно, давай вернемся к проекту, — примирительно говорит Меренков. — Честное слово, Гольцев должен быть тебе благодарен, ведь ты в свое время пригласил адвоката, который теперь взвалил на свои плечи кучу его работы. По пути сюда я уже забежал к начальнику тюрьмы и переговорил относительно твоего будущего. Ты поссорился с одним из местных «блатных», камеры наблюдения это зафиксировали и теперь с ним проводят воспитательную беседу. Очень убедительную беседу, можешь не сомневаться.

— Не думаю, что это его остановит. Уже, наверное, вся тюрьма знает, что я отказал ему в просьбе. Если он не сумел внушить уважения мне, то скоро и остальные перестанут с ним считаться и вот тогда его добьют свои же.

— Да, — соглашается Меренков. — Но ты же понимаешь, что начальник этого заведения сумеет оградить тебя от опасности, так что ничего не бойся, скоро заживешь нормальной жизнью.

— Я и не боюсь. А нормальную жизнь мне сегодня уже обещал охранник. Отвечу вам также как и ему — нормальная жизнь начнется за стенами тюрьмы.

— До ее начала тебе придется участвовать в шоу, — напоминает адвокат. — Так что слушай меня. Этот проект позиционируется как интеллектуально-развлекательная программа.

— И что же там такого интеллектуального? — удивленно спрашиваю я.

— Не перебивай и все узнаешь. Это не просто реалити-шоу. Съемки разных конкурсов и интервью будут разбавлены экскурсами в прошлое. Там расскажут о том, как зародились тюрьмы, как в разных странах появлялись и менялись законодательства, какие наказания применялись к преступникам. Таким образом, шоу получит познавательный аспект. И вести эти лекции по истории придется тебе.

— Тексты рассказов подготовят журналисты?

— Да, — кивает Меренков. — Они постараются осветить самые интересные и любопытные аспекты в истории развития тюремной системы. Слава богу, за несколько тысячелетий человеческой цивилизации накопился изрядный багаж разнообразной информации. Ну а для тебя это будет ценным опытом по работе на камеру, чтобы потом, во время прямых трансляций, было немного легче.

— Ясно. Скажите, многие ли заключенные клюнули на приманку с кредитами?

Адвокат качает головой:

— Я точно не знаю. Ты же понимаешь, что банк такую информацию не дает, но думаю, что многие. Их специалисты свое дело знают — они пустили слух о том, что часть зэков взяла такой кредит и, соответственно, их шансы на победу выросли. Ну а теперь, конечно, и остальные побегут в кредитный отдел. Ажиотаж — дело заразное, сам понимаешь.

— Да. А ко мне еще гости должны прийти. Представьте — Николай Тарасов, собственной персоной. Обещал сегодня вечером быть здесь.

Меренков настороженно смотрит на меня и спрашивает:

— Он не говорил, что ему надо?

— Нет, просто просил о встрече. Советуете отказаться?

— Нет, думаю, стоит встретиться. Посмотрим, вдруг он что-то полезное скажет. Ты только интервью ему не давай — хватит. Он, конечно, профессиональный журналист и привык из разговора извлечь максимум пользы для себя, но постарайся больше узнать сам и меньше сообщить ему. Расскажешь потом, чего же он хотел.

Тарасов приходит ближе к семи часам вечера. Откровенно говоря, его нелегко узнать. Весь лоск, самоуверенность и энергия куда-то улетучились. Ко мне в камеру заходит, кажется, совсем другой человек. Он здоровается и стоит, переминаясь с ноги на ногу. Только после моего предложения он садится на стул и смотрит на меня, не зная, с чего начать разговор. Я говорю:

— Насколько я понимаю у современного журналиста жизнь очень суматошная — нужно постоянно общаться с разными людьми и уметь находить с ними общий язык. А ведь иногда так хочется расслабиться и для разнообразия просто помолчать. Однако я не думаю, что ты пришел ко мне в гости именно для этого. Будь как дома, тебя здесь никто не обидит.

Журналист чешет нос — то ли просто от задумчивости, то ли вспоминая, как я ему этот нос разбил. Наконец он подает голос:

— Виктор, вы не передумали участвовать в шоу?

— Слушай, давай опять перейдем на «ты»? По-моему уже пора, после всего, что между нами было. Что касается шоу, то почему я должен передумать? Мне этот проект не очень нравится, но разве не «Тристар» лезет вон из кожи, стараясь создать мне имидж патологически жестокого и опасного для окружающих садиста? И, как я догадываюсь, ты всегда был главным вдохновителем этой травли. Теперь на СТЛ вся надежда.

Тарасов энергично трясет головой:

— Нет, ты не понимаешь. Поверь, СТЛ на тебя наплевать, они заботятся только о своей выгоде. Да, пока будет идти программа, ты будешь знаковой фигурой. Зрители будут переживать за тебя и симпатизировать, но это шоу задумано совсем не для того, чтобы тебя спасти. Они просто повышают свою популярность. Потом, когда съемки закончатся, они про тебя сразу забудут и симпатии зрителей ослабнут. СТЛ тебя просто используют.

— Ну и что же ты предлагаешь? — спрашиваю я.

— Откажись, — выдает Тарасов. — Откажись участвовать в шоу, тебе от него никакой выгоды. Ты же не в восторге от этой идеи и с удовольствием бы не снимался, так зачем это тебе нужно?

— Ну а какой мне интерес отказываться от съемок?

Тарасов решительно машет рукой:

— Отказывайся от участия в шоу и мы прекратим выставлять тебя в дурном свете. Поверь, мне самому это очень неприятно, но это просто рабочая необходимость. Никто в нашей корпорации не испытывает к тебе антипатии. Да, мы создавали тебе антирекламу, но в этом не было ничего личного.

Мой гость разошелся, речь опять стала быстрой и уверенной, правда, жестикулирует он чересчур резко, выдавая свою нервозность. Мои возражения он, похоже, просто пропускает мимо ушей. Мне остается только слушать его монолог дальше.

— Ты же и так свою популярность поднял. Завел блог, зарегистрировался в социальных сетях, опять стал регулярно мелькать в новостях, так зачем тебе еще и шоу? Да ну его в пень, забудь про него! Ничего хорошего из этого проекта не получится. Пускай снимают его без тебя.

Мне это надоело и вот уже я повышаю голос и начинаю резко жестикулировать:

— Коля, ты меня что, дураком считаешь? Тебе нужно опубликовать интервью, а сделать ты это сможешь только после моей смерти. Думаешь, я не вижу какая у тебя цель?

— Нет, нет, ты не понимаешь. Интервью уже пройденный этап, просто не участвую в шоу и все.

— Да? — спрашиваю я. — А деньги — это тоже пройденный этап? «Тристар» мне много заплатил. Вы что, готовы обо всем забыть?

— Да ведь СТЛ компенсировал наши расходы, так что мы не в накладе и к тебе претензий не имеем.

— Зато СТЛ в накладе. Думаешь, они тоже не будут иметь ко мне претензий?

— Да они ничего не смогут тебе сделать. Просто не снимайся в шоу и вся проблема решена.

Проблема, похоже, у Тарасова и наверняка не одна. После того как сенсационное интервью для «Тристар» неожиданно превратилось в сногсшибательное шоу для их конкурентов, ему приходится несладко.

— Слушай, Коля, а что с тобой будет, если это шоу со мной в качестве ведущего окажется успешным? Начальство твое тебя выпрет и, я думаю, постарается сделать так, чтобы тебя не взяли журналистом даже … не знаю даже, короче никуда!

Тарасов игнорирует этот мой выпад. Он продолжает сверлить меня взглядом и на разный лад повторяет одни и те же аргументы. Честно говоря, я даже начинаю нервничать — постоянный стресс и давление со стороны руководства могли плохо сказаться на его психике. Я не сомневаюсь, что справлюсь с ним, если у него сейчас поедет крыша, но находиться в закрытой комнате вместе с психом все-таки как-то тревожно.

— Ладно, Коля, я думаю, дел у тебя хватает, так что не смею задерживать. Все, аудиенция окончена.

Журналист смотрит на меня с плохо скрываемым отчаянием.

— Ты не сдержал обещание! — выдыхает он. — Как бы там ни было, но ты обещал интервью не давать, а сам что сделал? Думаешь, нарушать слово — это по-мужски?

Да, в чем-то он прав. Мне и самому не нравится вся эта ситуация — нарушение контракта, присвоение себе чужих литературных талантов, необходимость плясать под чужую дудку, но я сейчас зажат как в капкане.

— Сейчас уже поздно что-то менять, Коля. Ступай, пускай все идет своим чередом.

Я подхожу к двери камеры и стучу, охранник выпускает Тарасова. Николай уходит, опустив голову и даже не попрощавшись.