Я любил и опять знал, чего я хочу. Весь день я работал спустя рукава. Когда же наконец часы пробили шесть и я мог собираться домой, мне вдруг стало тоскливо. Передо мной был долгий вечер, и я не знал, как его провести. Я горько сожалел, что вчера, прощаясь с Бетти, так небрежно сказал: «На этой неделе или на следующей». Как я выдержу теперь? Это было трудно, просто невозможно.

Поужинав, я вышел на улицу и, добравшись до кафе, долго раздумывал, входить или нет.

«Ты сказал «на следующей неделе» — значит, так и должно быть!» — внушали мне гордость и благоразумие. Но другой голос нашептывал: «Еще десять таких дней, как сегодня! Представляешь? Почему ты не хочешь войти? Боишься, как бы она не заметила, что ты ее любишь? Что ж из того?»

Пока я нерешительно прохаживался по улице, не удаляясь, однако, от кафе настолько, чтобы потерять его из виду, двери все время открывались, впуская и выпуская посетителей, большей частью молодых рабочих, без пальто и шляп. А я стоял тут же в безукоризненно сшитом костюме и плаще, с перчатками и тростью и завидовал молодым парням, которые, смеясь и болтая, входили и выходили.

Я прождал около часа, но, так и не осмелившись войти, решил вернуться домой. Однако предпринял попытку разглядеть Бетти сквозь щель между оконными занавесками. Но и это не удалось. Разочарованный и печальный, поплелся я прочь. На обратном пути вдруг вспомнил, что у Бетти сегодня свободный день, и это настолько меня утешило, что я даже принял решение: «Не пойду раньше будущей недели».

Но уже на следующий вечер я стоял на том же месте и ждал, не знаю чего. Я сам себе казался странным и поэтому думал, что и другие должны находить меня странным, и мне было стыдно. На четвертый вечер я наконец взял себя в руки и, затаив дыханье, с мужеством отчаяния вошел в зал. Было еще рано, и почти за всеми столиками сидели посетители. Кое-кто из них удивленно взглянул на меня с тем вялым любопытством, какое в завсегдатаях возбуждают новые гости. Но потом они спокойно продолжали жевать.

Не осмеливаясь поднять глаза, я быстро снял плащ, сел за свободный столик, поспешно развернул специально припасенную газету и сделал вид, что читаю.

— Что прикажете подать, сударь? — спросила официантка.

К сожалению, это не был голос Бетти. Я что-то заказал и при этом как бы невзначай огляделся: в глубине зала стояла Бетти и получала деньги! Она была хороша как ангел. Увидев меня, она улыбнулась и сказала:

— Добрый вечер! Вот как, к нам?

Я сразу заметил, что она нарочно пропустила «ты». Во мне вспыхнула ревность, и я подумал, что она не хочет выдать себя своему другу, который сидит за каким-нибудь столиком. Впоследствии мы часто это вспоминали, и она призналась, что не была уверена, как я приму такое интимное обращение.

Я ответил ледяным тоном:

— Добрый вечер!.. Да, шел мимо… Ну и заглянул.

Бетти была очень занята и не могла долго задерживаться возле меня. Однако понемногу зал начал пустеть, и осталось лишь несколько рабочих, которые читали газеты или играли в шахматы.

Тогда Бетти даже подсела ко мне и спросила:

— Зачем ты сюда пришел? Здесь ведь неуютно.

Это был на первый взгляд пустой, но для меня такой значительный разговор, и в конце концов мы расстались добрыми друзьями. На вопрос, можно ли мне иногда навещать ее, она ответила:

— Да, конечно! Хоть каждый вечер! Только не в понедельник: это мой свободный день.

— Что же ты тогда делаешь? — спросил я и подумал: «Теперь она посмеется надо мной». Но она сохранила полную серьезность.

— Что придется, — сказала она.

— Может, ходишь гулять со своей подругой, — спросил я, — с Анни?

— Она мне вовсе не подруга, — подчеркнуто произнесла Бетти; дело, вероятно, было в том, что Анни тогда, когда мы познакомились, осталась у Шаха.

— А не пойти ли нам куда-нибудь в ближайший понедельник? — продолжал я спрашивать.

Она покачала головой:

— Нет, не получится. У меня, знаешь ли, есть друг, и он очень ревнив.

Вот оно то, чего я боялся! Разом рухнули мои мечты о совместном будущем. Подавленный, я все же спросил:

— Настоящий друг?

Бетти засмеялась, но как-то безрадостно.

— Кажется, — ответила она. — По крайней мере я надеюсь.

После этого мы некоторое время сидели молча. Бетти потупила взор, и улыбка медленно замерла на ее губах, которые плотно сомкнулись.

— Ты сердишься? — спросила она.

Я покачал головой:

— Нет, конечно, нет! У меня нет никаких оснований.

Но после этого я вскоре поднялся. Заплатив, я на прощанье подал Бетти руку.

— Итак, до свидания, Бетти! — сказал я, и у меня подступил ком к горлу.

На обратном пути я размышлял, как мне быть. Сначала я сказал себе: «Мне совершенно незачем видеться с ней. Больше туда не пойду». Но вскоре почувствовал, что не в силах выполнить это намерение. Я остановился перед мебельным магазином, рассматривая выставленную в витрине спальню. И вдруг мной овладела неодолимая тоска. Я представил себе, как было бы чудесно, если бы я жил в такой комнате и на этой вот кровати лежала Бетти. Я видел на белой подушке ее милую головку с черными локонами. Она улыбалась мне. «Я женился бы на ней, — признался я себе, — только бы она захотела!»

Я двинулся дальше, продолжая мечтать. Я представлял себе: в полдень и вечером Бетти встречает меня в дверях поцелуем, мы обсуждаем наши дела (к тому времени я сделаюсь самостоятельным и буду много зарабатывать), она смеется, и плачет, и позволяет себя утешать.

Придя домой, я уже знал, что не сумею отказаться от этой девушки.

На следующей неделе я почти все вечера провел в кафе. Постоянные гости понемногу привыкли ко мне и даже начали со мной раскланиваться. И они и служащие, конечно, знали, зачем я прихожу. Это было не очень приятно, но что я мог поделать? С Бетти мы скоро совсем подружились. В свободные минуты она часто подходила ко мне, и мы беседовали. В остальное время я делал вид, что читаю газету, но при этом ни на минуту не спускал с Бетти глаз и, когда видел, что с ней заигрывают молодые люди, с ума сходил от ревности.

Ее друга я ни разу не встретил. «Он не приходит сюда», — сказала Бетти. И странно: он во мне ревности не возбуждал. Бессознательно я примирился с тем, что занимаю в ее сердце второе место. Но стоило другому мужчине позволить себе с ней самую безобидную шутку, как мной овладевала дикая ревность, и я часто из-за пустяков осыпал ее гневными упреками. Иногда она встречала это спокойно, иногда ставила меня на место: «Это тебя не касается. В конце концов ты мне не муж».

Так я проводил вечера за чашкой кофе, не выпуская из рук газеты, из которой не прочитывал ни единого слова, и поминутно переходил от высочайшего блаженства к безнадежному отчаянию. При малейшей возможности я начинал клянчить: «Позволь куда-нибудь пригласить тебя!»

Она долго упорствовала и отвечала «нет», хотя с некоторого времени я заметил, что со своим другом она как будто не в ладах. И однажды она сказала:

— Что это даст тебе, если мы и пойдем куда-нибудь вместе? Ты знаешь меня и должен понять: я не из тех девушек, которые дарят мужчинам минутное удовольствие. Я не Анни!

— Да, Бетти, я тебя знаю, — возразил я. — Но ты не знаешь меня, а то не говорила бы так со мной!

Мы сидели за столиком почти вплотную друг к другу, и наши колени соприкасались. Бетти положила руку на мой рукав и сказала:

— Хорошо, в понедельник! Но только один раз, и больше никогда.

— Конечно, — согласился я, — один-единственный раз.

За этим «разом» последовали другие, и над этими встречами и ночными прогулками, даже над стаканом жидкого кофе в отдаленном кабачке веял пряный аромат таинственности и запретности.

К лету мы немного осмелели. Мы даже стали предпринимать совместные поездки и раза два ходили вместе купаться. Я целовал Бетти, когда ее взгляд это разрешал. Но о чем-либо большем я не смел и заикнуться, хотя жажда обладать ею пожирала меня.

Бетти рассказывала мне о своей жизни и о своем друге. И чем больше я узнавал о сопернике, тем яснее становилось мне, что она его не особенно любит. Как-то она даже сказала:

— Мне кажется, все дело в том, что я его так давно знаю.

Я тоже охотно говорил о себе, о своих планах, а так как моя тогдашняя жизнь представлялась мне жалкой и бесконечно скудной, я с жаром хвастал грандиозными замыслами, которые намеревался осуществить. Бетти большей частью слушала молча. Но иногда, когда я очень уж расходился, она вдруг хватала меня за волосы или слегка ударяла по щеке и восклицала со смехом: «Ну и врунишка же ты!»

Раз вечером Бетти в большом волнении рассказала мне, что ее друг начал догадываться о наших тайных встречах. Он страшно обозлился и грозил рассчитаться с тем, кто стал ему поперек дороги. На меня, крупного и сильного мужчину, это не произвело особого впечатления.

— Ах, как жестоко он меня изобьет! — пошутил я.

Но Бетти осталась серьезной. Она покачала головой:

— Не в том дело. Он меньше тебя ростом, но… я боюсь, я его боюсь. От него можно ждать чего угодно.

С этого дня Бетти на наших прогулках была всегда озабоченна и пуглива. Когда мы ночью брели по безлюдным улицам и сзади раздавались чьи-то шаги, она вздрагивала, хватала меня за руку и шептала: «Это он!» Она так трусила, что не решалась даже оглянуться.

В конце концов мне захотелось хоть разок встретиться с этим ее таинственным другом. Я был убежден, что все сойдет гораздо лучше, чем представляла себе напуганная Бетти. Как-то я заговорил об этом. Но она тотчас же начала плакать и заклинала меня, если дойдет до стычки, не давать сдачи.

— Ты так за него боишься? — с упреком спросил я.

— Нет, — сказала она, всхлипывая и глядя на меня широко раскрытыми глазами. — Не за него… ах, я не знаю… все это так тяжело.

— Ты хочешь, чтобы мы больше не встречались? — спросил я, подбодренный ее лепетом.

— Нет, нет! — поспешно воскликнула она и с испугом посмотрела на меня. — Нет, что ты, но я просто не могу от него отделаться. Дай мне время!

Я был счастлив.

— Милая детка! — прошептал я и поцеловал ее.

Но она не забыла о своей просьбе и все повторяла:

— Ты не должен давать сдачи ни в коем случае! Обещай мне!

— А почему, собственно? — поинтересовался я.

Бетти горестно покачала головой:

— Ты его не знаешь. Он способен изувечить тебя. Он невероятно вспыльчив.

— Ах, только и всего! — рассмеялся я.

Но Бетти схватила меня за руки и торжественно проговорила:

— Я тебя люблю! Но если ты не дашь мне обещания, я больше тебя и видеть не хочу!

Мне как-то случилось прочесть историю: женщина умоляла возлюбленного не защищаться, если на него нападет соперник. Молодой человек обещал, и действительно вскоре появился соперник с искаженным злобой лицом и в присутствии женщины ударил юношу. Тот не защищался. Но нападавший продолжал колотить его в свое удовольствие, и женщина, не выдержав, стала слезно просить возлюбленного, чтобы он постоял за себя. И тогда… Бедный соперник… что от него осталось! Так вот, хоть я и не признавался в этом, я ничего не имел против такой роли и обещал Бетти пальцем не шевельнуть, если ее друг когда-нибудь на меня нападет.

Тем самым вопрос был решен, и мы больше об этом не говорили. А ночью, лежа без сна в постели, я расписывал себе эту сцену самыми яркими красками. Вот он идет на меня, Бетти ломает руки и плачет, он наносит мне удар, я храбро улыбаюсь и смотрю на Бетти, он бьет еще и еще, кровь течет у меня изо рта и носа, и наконец, наконец Бетти стонет: «Защищайся же!» Тогда я хватаю его, и… мои руки судорожно сжимают подушку.

Все произошло почти так, как я себе представлял. Как-то раз в конце лета я вечером провожал Бетти домой. Мы провели вместе прекрасные часы и были в тихом, умиротворенном настроении. Обогнув угол и подходя к ее дому, мы увидели, что у садовой калитки кто-то стоит. Бетти сжала мне руку и прошептала:

— Там… Вот!..

Он подошел к нам: худой приземистый малый. Он показался мне противным даже прежде, чем раскрыл рот.

— А, так это вы! — глухо и выжидательно прорычал он; глаза его сверкали коварством и злобой.

— Да, — небрежно ответил я, так как вполне владел собой. — Да, это я. И что же?

Он нерешительно поглядел на нас обоих, и меня вдруг пронзила мысль, что он может ударить не меня, а Бетти. Но он пробормотал:

— Бетти, поди сюда!

Она крепче сжала мою руку и ответила:

— Нет, не пойду!

Я улыбнулся и с гордостью посмотрел на нее. В этот миг он влепил мне пощечину.

Могу смело сказать, что, сколько ни было стычек в моей жизни, я ни перед кем не оставался в долгу, и в первое мгновение мной овладело бешенство. Но Бетти по-прежнему изо всех сил удерживала меня, и я вспомнил свое обещание. Чтобы показать ей, как она мне дорога, я продолжал спокойно стоять и только спросил, насмешливо улыбаясь:

— И что же? Это все?

Он ударил еще раз, но теперь я держал себя в руках. Заметив, что я не защищаюсь, он проскрежетал:

— Трусливый пес! — и ударил меня кулаком в лицо.

Мне стоило невероятного напряжения удержать себя, не схватить негодяя и не швырнуть через ограду в сад, но я и тут не шелохнулся. Он ударил меня еще раза два, потом вдруг набросился на Бетти.

— Проклятая потаскуха! — заорал он и ударил ее.

Не успел он замахнуться второй раз, как я уже насел на него. Я обхватил его левой рукой, правой прижал к железной ограде и начал колотить по лицу. Мной овладел неистовый гнев. Думаю, что я прикончил бы его, если бы не почувствовал вдруг легкого прикосновения руки Бетти к своей руке.

Парень был весь в крови и жалобно стонал. Я не отпускал его и, встряхнув, прохрипел:

— Ты бил меня — ладно! Но Бетти… ты, ты… Сейчас же проси прощения, а не то…

Он взглянул на меня глазами побитой собаки. Когда я снова занес кулак, он тихо и медленно проговорил:

— Прошу прощения.

— Убирайся! — приказал я.

Не сказав ни слова и не оглянувшись, он побрел прочь.

Когда мы остались одни, я спросил Бетти:

— Тебе больно?

Она улыбнулась сквозь слезы.

— Нет, — сказала она и поцеловала меня. — Но тебе, бедный мой!

— Какая чепуха! — отмахнулся я.

— Спокойной ночи! — вдруг прошептала Бетти и поцеловала меня еще раз. — Спокойной ночи! Ты завтра придешь?

— Непременно!

Стоя уже в дверях дома, она кивнула мне. Я подождал, пока она не повернула ключ изнутри.

Теперь я завоевал Бетти. Я знал эго и был счастлив и весел.