Осел не испытывает страха не потому, что он герой, а потому что осел

Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика

— Вот вы говорите, что чем более пуглив человек, тем больше развито у него воображение, но ведь отсюда следует, что абсолютно бесстрашный человек должен быть нвчисто лишен воображения.

— Вот именно! Это либо какое-то его патологическое отсутствие, либо полное неведение. Ребенок вылезает на подоконник потому, что просто не понимает, чем ему это грозит. Человек с воображением легко представит себе, как он теряет равновесие, соскальзывает, тщетно цепляется пальцами, крутя ногами над пустотой…

— И у него потеют ладони.

— Что?

— Я говорю, ладони у него потеют, когда он предается этим фантазиям.

— Ну да. А вот вам другой пример: контрабандист приближается к границе. Он уже задолго начинает — между тем погонщик осла не испытывает ни малейшего дискомфорта. Добрались — тут уже и погонщику становится как-то не по себе. Единственный, кто совершенно спокоен, так это осел.

— А чего ослу волноваться? С ослом все в порядке.

— С ослом всегда все в порядке. Я, собственно, хочу сказать, что страхи связаны с общим представлением о мире. Скажем, для религиозного человека существует «контрабанда» и «граница», которые отсутствуют в мире человека нерелигиозного. Соответственно, он испытывает переживания, совершенно непонятные…

— «Ослу» — в терминах вашей контрабандистской новеллы.

— Я этого не сказал — это вы сказали. Но ослы действительно не ощущают страха перед «границей». И не потому, что смелы, а потому, что ослы.

— Они считают, что эта «граница» иллюзорна.

— Да, осел так считает: граница для него действительно не существует. У животных вообще страхов куда меньше, чем у людей. Это в силу отсутствия воображения — я говорил уже. Мне хотелось бы, чтобы вы меня правильно поняли. Это все-таки не более чем аналогия, и я вовсе не хочу обидеть людей, которые смотрят на мир иначе, чем я.

— Вряд ли вы кого-то обидели: никто не склонен считать себя ослом, а ваша притча дает возможность не только религиозной интерпретации. Кстати, она напоминает мне известный библейский рассказ — тоже с ослом. Авраам по велению Всевышнего идет принести в жертву своего сына Исаака. Исаак уже, кажется, все понял. Надо полагать, двое слуг чем дальше, тем больше, ощущают давление разлитой в воздухе духе тревоги. Осел везет дровишки для жертвоприношения и чувствует себя очень хорошо.

— И тут, и там осел не вовлечен в ситуацию. Ее смысл ему недоступен.

— Вы чуть раньше сказали, что страхи связаны с общей концепцией мира. А как же фобии? Скажем, Гофман боялся пауков. При чем тут концепция мира?

— Дело в том, что не существует единой природы страха. Вы привели хороший пример. Это чистой воды фобия, и как таковая она, конечно, иррациональна. В чем специфика любой фобии? В том, что опасности на самом деле никакой нет, но страх не контролируется сознанием и волей. Специалисты насчитывают около пяти десятков разнообразных фобий. У меня был один знакомый раввин, который панически боялся грома и молнии. Некоторые люди боятся жениться.

Николай Гоголь — человек,

боявшийся жениться и посвятивший

этой интересной фобии известную пьесу

— У Гоголя есть сочинение, посвященное этой интересной теме. Да и сам он так и не женился.

— Ну он не одинок. Это очень распространенная фобия. Кто-то боится сменить работу, кто-то — место жительства, да мало ли! Это страхи, мешающие нормально жить.

— И все-таки насчет картины мира…

— В истории, которую я рассказал вам вначале, сталкиваются два представления о мире: контрабандиста и осла, причем разница в понимании порождает разницу в самоощущении. Боязнь нарушить заповедь, страх перед смертью, страх перед всемирным заговором — все это интегральные части соответствующих картин мира.

— Вы у помянули раввина, который панически боялся молнии. Как быть с его картиной мира? Кстати, если я не ошибаюсь, в иудаизме существует благословение на молнию.

— В еврейском отношении к жизни заложено широкое приятие всего, с чем встречается человек. Оно зафиксировано во множестве разнообразных благословений: есть благословение на хлеб и вино, а есть — на молнию и землетрясение.

— Но если человек с благодарностью и даже с благословением принимает все, что посылает ему Всевышний, то, казалось бы, тут вообще не должно быть места страху?

— Это, собственно и есть проблема фобии: человек может прекрасно отдавать себе отчет, что переживаемые им чувства не соответствуют его пониманию мира, но он бессилен с этим справиться. Это проблема не мировоззренческая, а психологическая, а в более остром случае — психиатрическая.

В отличие от фобий рациональные страхи помогают человеку корректировать свое поведение. Если вы едете в страну, известную воровством и мошенничеством, вы будете более аккуратны в контактах с местным населением, если боитесь мороза, то оденетесь потеплее. А благословение мощи Всевышнего, проявляющейся, в частности, в землетрясении, хорошо сочетать с развитием служб оповещения и специальными мерами безопасности в сейсмоопасных зонах.

Напоследок хочу рассказать вам об одном своем добром израильском знакомом. Этот молодой человек, поступив в элитную армейскую часть, куда принимают одних только добровольцев, сумел скрыть, что страдает острой боязнью высоты. В программу подготовки входили прыжки с трехметровой высоты со страховочными ремнями. Он сумел преодолеть себя и все-таки прыгнул, но во время прыжка потерял сознание. Командование оценило его мужество: он был единственным человеком в части, который получил красный берет, не совершив ни одного прыжка с парашютом.