Дочь Шауля Михаль принадлежит к числу женских персонажей Танаха, вызывающих особый интерес. Это, пожалуй, одна из наиболее романтических библейских героинь.
Из текста Священного Писания Михаль предстает перед нами как человек глубоко пассивный: она мало говорит и мало что делает по своей воле, но те немногие слова, которые произносит Михаль, все же весьма существенны для понимания ее характера.
Сила библейского повествования состоит в том, что люди и события обрисованы скупыми, но резкими линиями, образующими лаконичные наброски. Обычно почти ничего не говорится о мыслях действующих лиц; нет пространных диалогов. Стиль Танаха существенным образом отличается, скажем, от стиля греческой драмы, которая, в основном, опирается на монологи действующих лиц, объясняющих в этих монологах свои переживания и чувства. А когда монолога недостаточно, пробелы в создаваемой картине заполняет хор, продолжающий повествование. Это дает автору возможность выражать свои собственные идеи дидактического, нравственного и философского характера.
В Танахе мы почти не встречаем подобных приемов. И все же библейское повествование нередко отличается удивительной четкостью, и многие его герои — это реалистические многомерные образы. Так, Михаль появляется перед нами в трех различных ситуациях, каждая из которых показывает ее в новом аспекте.
Сочетание этих трех картин дает возможность не только воссоздать события ее нелегкой судьбы, но и понять характер персонажей, участвующих в них.
В первый раз о Михаль сказано следующее: «И полюбила Давида Михаль, дочь Шауля» (Шмуэль I, 18:20). Это намек на историю ее первой любви. Затем мы встречаемся с Михалью, когда, после бегства Давида, отец выдает ее замуж за Палтиэля, сына Лаиша (Шмуэль I, 25:44). Позже, после того как Михаль возвращается к Давиду, мы становимся свидетелями неприятной семейной сцены между ними (Шмуэль II, 25:44), когда Михаль упрекает мужа в поведении, не приличествующем, на ее взгляд, царю. Ни один из этих кратких отрывков, взятый каждый в отдельности, не дает полной картины, но вместе они позволяют получить весьма ясное представление об отношениях между Давидом и Михалью, освещая и раскрывая существенные стороны характера обоих.
Обстоятельство, которое, по-видимому, имеет решающее значение для понимания личности Михали и ее отношений с Давидом, связано с отношениями между коленом Йеуды, потомком которого был Давид, и коленом Биньямина, к которому принадлежала Михаль. Она, как и ее отец Шауль, были истинными представителями своего колена — сильными и слабыми одновременно. Особенности характера Михали определяются также тем, что она была принцессой, аристократкой, со свойственной аристократии неспособностью приспосабливаться к трудным ситуациям, со склонностью к пассивности вместо действия, к молчаливости, когда надо было бы говорить, и к бездумной болтливости, когда следовало помолчать.
В обществе именно таких людей и появился Давид, несомненно привлекательный внешне и притом показавший себя героем на войне, но гораздо более простой, более земной. Вполне понятно, что в сердце девушки из аристократической семьи вспыхнула первая любовь. Михаль влюбилась в деревенского парня, и простота или даже неотесанность его поведения не беспокоили ее, даже, наверное, имели для нее некоторое очарование. Из увлечения родилась большая любовь. Между дочерью царя и Давидом возкникли особые отношения, и Михаль не могла скрыть их, так что Шаулю, хотя и поглощенному собой, стало известно, что происходит. Любовь Михали и Давида выстояла в трудных обстоятельствах, созданных Шаулем, и в сложных отношениях между Шаулем, Давидом и Йонатаном.
Михаль не часто действовала по своей инициативе, однако ради Давида она даже готова была пойти против отца и действительно сделала это, когда, обманув Шауля, помогла Давиду бежать. Ситуация напоминает — и не только с точки зрения «заговора» — отношения между Рахелью и ее отцом Лаваном, что, наверное, неудивительно, поскольку Михаль, принадлежа к колену Биньямина, была прямым потомком Рахели. В рассказе о бегстве Давида (Шмуэль I, 19:13) содержится та же деталь, что и в повествовании о том, как Лаван погнался за Яаковом, считая, что он украл домашних идолов (Брейшит 31:34). В обоих случаях идол используется как средство обмануть отца. В обоих случаях внутренний мотив обмана один и тот же: чувства женщины к мужчине, перечеркивающие все родственные связи. Таким образом, в этом эпизоде, когда мы впервые знакомимся с Михалью, она проявляет решительность, столь не свойственную ее пассивной натуре. Зато эта пассивность полностью характеризует второй эпизод, рассказывающий о том, как Михаль, не протестуя, становится женой Палтиэля, за которого ее выдает отец. С Палтиэлем, который, наверное, был другом семьи Шауля, Михаль перебирается за Иордан и остается там в течение нескольких лет. Не реагирует Михаль и на то, что ее забрали у Палтиэля и вернули прежнему мужу — Давиду. Палтиэль «пошел за нею, следуя за нею с плачем» (Шмуэль II, 3:16), но Михаль не плакала. Кажется, она утратила всякую личную активность, оставаясь безучастной в этой тяжелой ситуации, словно была имуществом, а не человеком, переживающим глубокий кризис. А кризис, конечно, был. Когда ее отдали Палтиэлю, сердце ее было разбито. Разлука с Давидом и жизнь с нелюбимым мужем сломили ее душевные силы настолько, что она дошла до состояния полной отрешенности. Эта эмоциональная отчужденность частично была выражением ее аристократической натуры: знать не устраивает сцен, не учиняет драк, не нарушает общественных установлений. Михаль не бунтовала и не пыталась выйти из тяжелого положения каким-либо крайним способом, таким, например, как самоубийство, как это сделал ее отец, Шауль. Она просто сломалась и поэтому реагировала на происходящее, как человек, которому все безразлично. Она продолжала выполнять роль, соответствующую ее статусу, и делала это до конца своих дней, но внутри у нее что-то оборвалось; теперь она заботилась лишь о соблюдении благопристойности.
Михаль, вернувшаяся к Давиду спустя несколько лет, уже не была той женщиной, которая встретилась с ним впервые. Изменения, которые в ней произошли, были подобны смерти. Чувствительность, способность принимать все близко к сердцу — все это ушло, а то, что осталось, было лишь внешней оболочкой, — аристократка, озабоченная соображениями приличий, и… ничего больше.
Все это выражено в последнем эпизоде, характеризующем отношения между Михалью и Давидом как конфликт не только двух разных людей, но и двух различных культур. Это было столкновение между страстным, деятельным мужчиной и сдержанной, погруженной в себя женщиной, которую волновали теперь только внешние формы поведения. Упрек, высказанный ею Давиду, дает ключ к пониманию той Михали, какой она стала, пройдя нелегкий жизненный путь. Она не осознавала огромного духовного значения перенесения Ковчега Завета в Иерусалим, ее это не касалось. Она знала, что это — важное событие для Давида, но то, что царь не постеснялся выразить свою бурную радость по этому поводу, танцуя перед ковчегом на виду у простонародья — для нее это было уже слишком!
Мудрецы отмечали чрезвычайное чувство стыдливости, присущее семье Шауля. Боязнь обнажить тело, типичная для всех семитских народов, особенно характерна для Шауля. Давиду не была присуща стыдливость и щепетильность такого рода. Он не придавал большого значения тому, в каком виде и перед кем он пляшет. Его не волновало, как на него посмотрят люди: ведь он выражал свою радость перед Б-гом! Но для Михали это было чрезвычайно важно. Она считала подобное поведение мужа унизительным, не соответствующим величию и достоинству царя. Она считала, что, снизойдя до толпы, Давид проявил неуважение к престолу, отсутствие достоинства, непонимание своей роли Б-жественного избранника. Давид, со своей стороны, весьма резко ответил на упрек Михали, противопоставив свое избрание царем тому, что представляла Михаль — дому ее отца Шауля. Давид заявил, что выбор Всевышнего пал именно на него, потому что истинный вождь народа должен уметь не только противостоять трудностям и побеждать, — он должен быть достаточно земным человеком, чтобы радоваться или огорчаться вместе с народом; проявляя политическую гибкость и прозорливость, он может волноваться или восторгаться, а кроме того, он должен уметь открыто выражать свою радость.
Слова наших мудрецов о том, что царствование дома Шауля не имело продолжения потому, что у Шауля не было пороков, можно отнести и к характеру отношений между Давидом и Михалью. Михаль была безупречна, холодна и благородна — идеальная женщина, если смотреть на нее издали. Давид, в противоположность ей, был страстным и пылким во всем, что делал: и в доблестях своих, и в грехах; у него были недостатки, но у него была и сила возвыситься над ними.
В контексте этого конфликта и раскрываются личности Михали и Давида; расхождения во взглядах между ними привели к жизненной трагедии: сердце Михали было разбито. Давид не мог всецело принадлежать ей: он не соответствовал ее понятиям о совершенстве, а принять его таким, каким он был, она не сумела. Михаль не могла быть счастлива — ни с Давидом, ни без него.