Раскаяние — одно из фундаментальных духовных понятий, лежащих в основе иудаизма. Раскаяние — гораздо более глубокое и сложное чувство, чем простое сожаление о совершенном грехе, и состоит из нескольких духовных субстанций, на которых, как мы полагаем, зиждется все мироздание.

Более того, некоторые мудрецы относят раскаяние к категории сущностей, предшествовавших сотворению мира. Согласно этой точке зрения, сущность эта лежит у самых истоков бытия; еще до того, как человек был создан, она предопределила его способность менять свой жизненный путь.

В этом смысле раскаяние — это выражение свободы воли, которой наделен человек, иными словами — проявление в нем Б-жественного. Посредством раскаяния человек Может вырваться из опутывающей его паутины событий, разорвать цепь причинности, которая может завести его в тупик.

Раскаяние предполагает, что человеку в определенной мере подвластно его собственное существование во всех измерениях, включая время, несмотря на то, что оно течет лишь в одном направлении и невозможно отменить уже совершенное или подправить его задним числом, после того, как оно стало объективным фактом. Раскаяние позволяет подняться над временем, дает возможность управлять прошлым, менять его значение для настоящего и будущего. Вот почему говорят, что раскаяние предшествовало сотворению мира с его неумолимым течением времени; и в мироздании, где все сущности и события связаны последовательностью причин и следствий, раскаяние является исключением.

Слово тшува, обозначающее в еврейском языке раскаяние, обладает тремя различными, хотя и взаимосвязанными, значениями. Во-первых, оно означает «возвращение» — возврат к Б-гу, к еврейской религии. Во-вторых, его можно перевести как «поворот» — то есть выбор нового направления в жизни. Наконец, третий смысл слова тшува— «ответ».

Главное значение раскаяния — это возвращение к Б-гу, к еврейству в вере, мыслях и действиях. На простейшем уровне, в буквальном смысле, возможность вернуться может существовать лишь для того, кто уже был «там» прежде, — например, для взрослого, сохранившего воспоминания детства, которое прошло в традиционной еврейской атмосфере. Но разве может вернуться тот, кто никогда не бывал «там» прежде и не знает, в чем состоит еврейский образ жизни, тот, для кого иудаизм — не личное, но лишь историческое или генетическое наследие, не более чем определение, указывающее на непонятную самому человеку принадлежность? На этот вопрос можно смело дать положительный ответ, ибо в более глубоком смысле раскаяние, то есть возвращение, — это нечто, возвышающееся над обстоятельствами личной жизни человека. Это — возвращение к иудаизму, однако прежде всего не к его внешним формам, не к ритуалу, который человеку еще предстоит освоить, чтобы перестроить с его помощью свою жизнь, — но к той самой искре Б-жественного, которая горит в еврейской душе. Это — возвращение к собственному изначальному архетипу, память о котором живет в душе каждого еврея. Несмотря на то, что еврей может быть оторван от своего прошлого, несмотря на то, что он может быть полностью погружен в нееврейскую культуру, душа его навсегда отмечена печатью еврейства. Здесь можно привести аналогию из ботаники: перемена климата, пересадка в иную почву или изменение иных физических условий может вызвать различные отклонения в форме и жизнедеятельности растения и даже появление у него свойств, характерных для других растений, однако видовая уникальность его всегда сохраняется.

Возвращение к своему истинному «я» может выражаться по-разному, не только принятием определенного мировоззрения или исполнением обязанностей, предписанных традицией. Процесс освобождения человека от наносного в себе, от того, что чуждо его еврейству, длителен; необходимо преодолеть укоренившиеся в сознании стереотипы, обусловленные средой, в которой человек воспитывался и жил. И если человек идет по новому для себя пути наугад, не видя перед собой ясной цели, то этот поиск вслепую будет не более чем стремлением обрести свободу и может оказаться мучительным для души. Может статься, он так никогда и не приведет человека к открытию им своего истинного «я». И потому не случайно, что евреи относятся к Торе как к источнику мудрости и знания, который указывает каждому направление в его поисках самого себя. Взаимоотношения между евреем, его религией и Всевышним определяются тем обстоятельством, что иудаизм — это не только Закон, свод практических религиозных предписаний, но и целостный образ жизни, охватывающий все стороны бытия.

Более того — это единственный путь, идя которым, человек сможет вернуться к самому себе. В принципе человек может приспособиться к различным ситуациям, к разнообразным требованиям и нормам поведения чужих культур, но при этом, осознает он это или нет, для него существует лишь один способ одекватно выразить себя; характер же этого самовыражения обусловлен индивидуальностью самого человека.

Раскаяние — процесс чрезвычайно сложный. Иногда вся жизнь человека есть единый непрерывный акт раскаяния, совершающийся на разных уровнях бытия. Путь духовного развития человека — и грешника, и праведника — это всегда путь раскаяния, стремление преодолеть прошлое и достичь более высокого уровня. И все же, несмотря на всю сложность и трудность этого процесса, есть простота и ясность в исходной точке — в начале возвращения.

Отдаленность человека от Б-га не означает, разумеется, что человека и его Создателя разделяет расстояние в физическом пространстве; это говорит лишь о том, что общение с Ним затруднено из-за препятствий духовного порядка. И нельзя сказать, что тот, кто идет неверным путем, отдаляется от Всевышнего; просто душа его направлена к чему-то иному и с иным связывает себя. Для раскаяния человеку необходимо сперва отыскать в душе точку опоры, некий внутренний центр, вокруг которого повернется его жизнь. Ему нужно отказаться от того, к чему он стремился раньше, и прислушаться к своей душе, желающей воссоединиться с Б-гом. Этот переломный момент и есть начало раскаяния.

Этот перелом не всегда осознается человеком сразу. Хотя еврей может быть в эту минуту исполнен искреннего и глубокого раскаяния, понимание им того, что произошло, может прийти позднее. Тшува — это не мгновенное драматическое озарение, а духовный процесс, состоящий из целого ряда этапов.

Но независимо от того, насколько осознан человеком процесс своего возвращения к Всевышнему, раскаяние его будет отмечено двумя характерными тенденциями, общими для всех баалей тшува* (— БаалЕй тшувА (ед. ч. — бАаль тшувА) — раскаявшиеся): стремлением полностью порвать со своим прошлым и принятием на себя обязательств перед будущим. Бааль тшува как бы заявляет: «Вся моя жизнь до этого мгновения не имеет ко мне отношения, я ее больше не признаю». С обретением новой жизненной цели человек обретает и новую индивидуальность, ибо цели, стремления, надежды настолько глубоко характеризуют личность, что отказ от них означает полный разрыв но своим прежним «я». Поэтому в поворотный момент не только меняется жизненная позиция человека — с ним происходит полная метаморфоза. И чем резче этот поворот, тем глубже он осознается и тем отчетливей проявляются в нем эти черты: бескомпромиссный разрыв с прошлым, переориентировка всей личности, нетерпеливая устремленность к новым ценностям.

Раскаяние связано также с ожиданием ответа, подтверждения от Б-га: «Да, это — истинный путь, это — верное направление». И все-таки главное в раскаянии — поворот, а не ожидание ответа. Ибо если ответ дается прямо и непосредственно, процесс раскаяния уже не может продолжаться: цель, в некотором роде, оказывается уже достигнутой. В то же время одно из отличительных свойств этого процесса — нарастание духовного напряжения, непрерывная неудовлетворенность происходящим и стремление к новому опыту.

Раскаяние — это непрекращающиеся духовные поиски, когда душа человека все сильнее жаждет от Всевышнего ответа и прощения.

Ответ же приходит далеко не всегда, а когда это все же случается, для каждого из людей он может быть иным. Ведь раскаяние — процесс длительный. Окончательного ответа человек удостаивается не за отдельные действия, а за все свое поведение в целом; поступки, стремления, разочарования, надежды если и вознаграждаются ответами, то лишь неполными, частичными. Иначе говоря, подобный ответ, который человек получает в переломный для него момент раскаяния, дается ему в виде задатка. Остальное же он получит позже. Долгожданный ответ приходит обычно не тогда, когда вопросивший ожидает его, не в период напряженных духовных поисков, а во время передышки, когда человек, достигший определенного уровня, переоценивает свое прошлое.

Еврейская мысль не считает идеальными такие состояния человека, как безмятежность, душевный покой. Ощущение удовлетворенности, сознание того, что достигнут определенный уровень, покорена новая вершина, может создать у человека иллюзию того, что Бесконечного можно достичь на том или ином этапе жизни. На самом же деле Б-г бесконечен, и, следовательно, не может быть конца усилиям постичь Его. На каждой ступени своего восхождения бааль тшува, как и любой человек, следующий путями Б-га, вновь и вновь убеждается в том, что он бесконечно далек от Всевышнего. Только оглянувшись назад, он может получить некоторое представление о протяженности пройденного пути, о степени своего продвижения. Раскаяние не приводит человека к удовлетворенности, к душевному покою; оно, напротив, постоянно побуждает его к новой духовной работе. Сила раскаяния определяется стремлением и способностью человека идти этим путем. Когда приходит ответ, он лишь указывает на то, что человек способен к раскаянию и идет верной дорогой. Таким образом, раскаяние — это не отдельный поступок, но непрерывный и непрекращающийся духовный процесс, сопровождающийся отказом от всего того, что раньше казалось человеку аксиоматичным, и устремленностью к новым целям.

Тот, кто идет путем тшувы, когда после каждого очередного отрезка пути неожиданно открывается новый непредвиденный поворот, в некотором смысле подобен заблудившемуся. Различие между ними лишь в том, что каждый шаг сбившегося с пути уводит его все дальше от цели, в то время как каждый шаг бааль тшува осмыслен и человек движется в верном направлении. Того же, кто удовлетворен своими духовными достижениями, убежден в собственном совершенстве, считает работу своей души завершенной, иудаизм считает сбившимся с пути и зашедшим в тупик. Только о таком человеке, которого постоянно манит Б-жественный свет, остающийся при этом далеким и недостижимым, можно сказать, что он получил нечто вроде ответа. Только при взгляде назад, на свое прошлое, человек может убедиться в правильности выбранного им пути, что придаст ему уверенности в будущем. Сознание того, что его выбор был верным, само по себе является для человека наградой; вместе с тем оно побуждает его продолжать двигаться по пути тшувы.

Говоря о раскаянии, часто цитируют слова Песни Песней: «И привел меня Царь в покои Свои» (Шир гаширим, 1:4). Смысл этого стиха объясняют так: бааль тшува на определенном этапе чувствует себя как бы вступившим во дворец Царя; он бродит из зала в зал, ища встречи с Ним. Но дворец Царя — бесконечная вереница миров, и через сколько бы палат человек ни прошел, он всегда находится в самом начале своих поисков. Весь путь к раскаянию — это непрекращающееся движение навстречу Всевышнему на протяжении всей человеческой жизни.

Тшува — это не только психологический феномен в судьбе индивидуума, это процесс, способный вызвать реальные изменения во всем мироздании. Вообще, каждое действие человека неизбежно вызывает результаты, значение которых выходит далеко за рамки непосредственного контекста, в котором это действие было совершено. Раскаяние — это, прежде всего, разрыв в цепи причин и следствий, в которой один грех неминуемо влечет за собой следующий. Кроме того, это попытка отменить или даже исправить свое прошлое. Это может быть достигнуто лишь тогда, когда человек прилагает усилия, чтобы изменить весь привычный ему образ жизни. Раскаяние — непрерывно возобновляемый порыв, который дает человеку способность вырваться за рамки причинности и ограничений, связанных как с характером его собственной личности, так и с окружающей его средой.

Ощущения человеком своего несовершенства и греховности еще недостаточно для того, чтобы он обратился к Б-гу и попытался изменить всю свою жизнь. Раскаяние — это нечто большее, чем благие побуждения и надежда; это еще и отчаяние. Именно это отчаяние и, как ни парадоксально, послуживший причиной ему грех дают человеку возможность преодолеть свое прошлое. Отчаяние, приводящее к разрыву с ним, и устремленность к высотам, недоступным тому, чья совесть не отягощена грехами, придают раскаявшемуся силы для преодоления кажущейся неотвратимости его судьбы, с чем связано зачастую почти полное разрушение его прежней личности.

И все же этот уровень раскаяния — лишь начальная ступень, ибо, несмотря на отказ человека от своего прошлого, грехи, которые он совершил, продолжают существовать во времени, и хотя сам он изменился, его поступки, совершенные в прошлом, продолжают влиять на его жизнь в настоящем. Еще не разрушена причинно-следственная цепь, которая делает возможным такое влияние. Чтобы изменить значение прошлого для настоящего, необходим переход на более высокую ступень раскаяния — тикун (исправление).

Первый этап тику на можно назвать «уравновешиванием». Ибо за каждое преступление, которое бааль тшува совершил в прошлом, он Обязан совершить то, что намного превосходит требующееся от безгрешного человека. Он должен заново творить и перестраивать свою жизнь, чтобы изменить в ней соотношение между добром и злом; при этом преображается не только его нынешнее существование — добро начинает перевешивать на весах всей его судьбы.

Однако высочайшая ступень раскаяния — это не только исправление последствий дурных дел и совершение поступков, перевешивающих сотворенное в прошлом зло. Наиболее высокий уровень тшувы достигается тогда, когда грехи, совершенные в прошлом, не просто предаются забвению, но сама сущность их перерабатывается и изменяется настолько, что, как говорят наши мудрецы, эти грехи превращаются в заслуги. В этом случае человек не только становится способным черпать добро в своих прошлых грехах, но и обретает иммунитет ко злу, который делает его неуязвимым при соприкосновении с грехом и дает возможность переработать его в диаметрально противоположную, положительную сущность. Раскаяние в совершенном грехе превращается в страстную жажду добра, и в этом стремлении проявляется Б-жественное начало человеческой души. И чем глубже человек погружался когда-то в пучину зла, тем отчаяннее душа его жаждет теперь добра. Тогда наступает такое состояние, при котором бааль тшува перестает ощущать пагубное влияние совершенных им грехов; они более не препятствуют его развитию и не истощают его силы, но помогают ему подниматься все выше и выше. Это и есть подлинный тикун.

И потому для полного исправления зла, совершенного в прошлом, недостаточно лишь осознания своих ошибок и сожаления о них — это может привести человека к апатии, к депрессии; более того, воспоминания о содеянных грехах могут пробудить к жизни дурные побуждения, дремлющие в его душе. Однако при подлинном раскаянии, когда совершается тикун, все силы, которые ранее были отданы злу, начинают служить святости. Безусловно, вынудить паразитические силы, в свое время толкнувшие человека на злодеяние, служить добру — задача необычайно трудная. Но скрытые возможности человеческого духа, о которых не знает тот, кто не совершает грехов, приходят на помощь бааль тшува и становятся той силой, которая призвана исправить мир.

И потому бааль тшува не просто находит свое место в мире; его раскаяние — это акт исправления, имеющий глобальное значение: человек освобождает искры святости, захваченные в плен силами зла. Искры эти, вырвавшиеся к благодаря ему из плена и отныне связанные со своим избавителем, вместе с ним поднимаются ввысь, и силы мрака становятся силами света. Именно это имеет в виду Талмуд, когда говорит, что там, где стоят баалей тшува, не могут находиться даже совершенные праведники. Ибо бааль тшува обретает власть не только над силами добра, существующими в мире и в его собственной душе, но и над силами зла, которые он превращает в святые сущности.