Можно говорить о психологических комплексах, имея в виду внутренний мир человека, но этот же термин порой уместно применить при разговоре о целом народе. В той же степени, в какой допустимо говорить о целях, стремлениях, мечтах народа в целом, позволительно говорить и о комплексах, характерных для него. Когда масса представителей определенного народа действует сообща, в их действиях проявляются национальные черты, характерные особенности поведения. Одним народам присуща мания преследования, другим — мания величия, а третьим — патологическое ощущение недооцененности или униженности. Иногда мы можем с легкостью найти удовлетворительное историческое объяснение появлению той или иной мании или комплекса у определенного народа, иногда нам так и не удается подобрать рационального объяснения этому явлению. Во всяком случае, фактом является то, что некоторые обобщенные национальные характеристики, присущие народу как единой общности, могут быть обозначены терминами, заимствованными из клинической психиатрии.

Как всегда бывает при обобщениях, из этого правила есть немало исключений. Порой та или иная национальная особенность или свойство характера проявляются исключительно в условиях совместной деятельности большого количества людей, в то время как каждому из них по отдельности это качество свойственно не больше, чем людям иной национальности. Иными словами, массовость позволяет проявиться определенным свойствам — как положительным, так и отрицательным, — которые могут и не получить выражения у индивидуума. Разница между поведением отдельного человека и действиями массы людей хорошо известна. Нет сомнения, что мысли, чувства и действия человека кардинально трансформируются в толпе. Ее психология отличается от психологии каждого из составляющих ее людей.

Впрочем, некоторые национальные комплексы накладывают свой отпечаток на души всех представителей этого народа. Тогда поведение масс определяется совокупностью действий отдельных личностей, каждая из которых является носителем национальной черты характера.

Еврейскому народу, как на уровне его национального бытия, так и на уровне мироощущения отдельных его представителей, присущ мессианский комплекс. Напомним, что, по определению, термин "комплекс" означает неосознанное стремление или чувство, влияющее на поведение человека, при этом истинные мотивы собственного поведения остаются для него скрытыми. Мессианский комплекс состоит в стремлении стать Мессией, благодетелем и освободителем всего человечества. Неверно сводить его к явной или скрытой национальной мечте об освобождении человечества от страданий или хотя бы о помощи страждущим, оставляя в стороне личный мотив, имеющий отнюдь не меньшее значение. Речь идет не просто об общем стремлении к улучшению условий жизни или прогрессу, но о конкретном желании субъекта стать спасителем мира.

Мудрецы (Талмуд, "Шабат", 1196) так комментировали сказанное в псалмах "Помазанников Моих не трогайте…" (105:16): "Это о детях, изучающих Тору". (Слово Машиах — Мессия — имеет на еврейском языке значение "помазанный", так называли царей и первосвященников. — Прим. перев) Это толкование указывает на ту же идею. Любой ребенок, изучающий Тору, может быть назван "помазанником Моим", потому что каждый из этих детей готов стать Мессией. С детства, если не с самого рождения, это стремление присуще еврею. И пусть в действительности этот ребенок никогда им не станет, пусть у него нет и никогда не было соответствующего потенциала, уже одна эта заветная мечта делает его причастным к подлинному Мессии.

Подобно тому, как в каждом еврее есть частица души Аврагама, Ицхака и Яакова, праотцев народа, названных так потому, что каждый из нас унаследовал от них определенные свойства личности, в душе каждого еврея неизменно присутствует частица души Машиаха. Именно она будит в его сердце стремление к претворению мессианского идеала в жизнь. В личности подлинного, грядущего Машиаха будут собраны воедино все эти частицы, разбросанные в бесчисленных душах евреев всех поколений. Мессианство, в той или иной мере присущее каждому еврею, однажды найдет свое воплощение в личности одного человека; этот-то человек и станет Машиахом.

В первом приближении суть мессианской идеи можно обозначить как избавление еврейского народа от унизительной зависимости от иных народов, обретение им былого величия, восстановление еврейского царства. На самом деле, однако, мессианская идея гораздо шире. Политическая и духовная независимость еврейского народа оказывается лишь одним из этапов вселенского процесса избавления. Следует отметить, что в иудаизме существуют разногласия касательно сущности мессианской эпохи. Согласно некоторым точкам зрения, наш мир войдет в качественно иную стадию, полностью отличную от всего предыдущего. Иные полагают, что это будет промежуточный период, земной рай, служащий подготовительным этапом для коренного изменения всей системы духовных и материального миров. Так или иначе, все мнения сходятся на том, что мессианский период станет эпохой коренного изменения действительности, полного преображения мира. При этом речь идет не просто об установлении нового политического миропорядка, но об эре качественно иных отношений между людьми, между человеком и Б-гом, о трансформации самих основ нашего бытия. Машиах проложит нам путь в новый мир, в мир без войн, нищеты и страданий, в котором не будет ни телесных, ни душевных мук.

Мессианская идея — не просто мечта о счастливой жизни в будущем; в отличие от концепций бессмертия души и воздаяния райским блаженством, она носит "приземленный" характер: в конце концов, мы уповаем на реальное изменение материального мира. Она выражает протест против несовершенства общества, в котором мы живем, против несправедливости, боли и страданий, которые выпадают в нем на долю еврейского народа и, разумеется, не только его. Отличительная особенность нашего отношения к Мессии состоит в том, что она органически связана с представлением о предназначении евреев в мире. Именно мессианская идея, при всей ее партикулярности, акцентирует универсальное значение мессианской эры, наглядно демонстрируя установку иудаизма на изменение и исправление всего мира.

Во многом именно благодаря мессианской идее система религиозных обязательств и ощущение причастности к еврейскому народу перестают восприниматься исключительно в контексте "славного прошлого", когда иудаизм рассматривается как продолжение религиозной идеи, которая некогда, в седой древности, получила столь мощный импульс для развития, что и в наше время имеет право на существование. Появляется дополнительный центр тяжести, к которому устремлены все те, кто видит себя евреями, — грядущая мессианская эра. Мессианство означает не только веру в определенную последовательность событий, но и постоянную деятельность, направленную на их осуществление.

Приближение окончательного избавления, таким образом, является не только национальной задачей всего народа, но индивидуальной обязанностью каждого еврея, который своими добрыми делами — как в качестве части национального целого, так и отдельной, автономной единицы — приближает наступление мессианских времен. Соответственно, отклонения от пути, грехи всего народа и отдельных его представителей задерживают приход Мессии. И еврейский народ в своей совокупности, и каждый еврей по отдельности не являются объектом процесса избавления. Они — субъект действия, созидающая сила, способствующая приходу Мессии. Воля нации складывается из множества воль, присущих каждому из ее представителей в отдельности; у каждого есть своя доля в общенациональной обязанности способствовать наступлению мессианской эпохи. Ее приход — не один из исторических этапов развития общества, который наступит когда-нибудь в будущем, но предмет постоянных усилий в настоящем.

Эта идея является не абстрактным идеалом, она — животворящая сила, направляющая еврейский народ на созидание. Вера в приход Мессии имеет и интеллектуальное выражение — как конструктивная идея и теологическое положение, — однако основное влияние она все же оказывает на душу. Иными словами, речь идет не об абстрактной концепции, нуждающейся в беспристрастном анализе специалистов, но об идее, которая придает человеческой жизни значение и смысл. Мессианство апеллирует не только к интеллекту, но и к эмоциям, к тому, что скрыто у нас в сердцах.

Может быть, поэтому самый горячий отклик идея прихода Мессии получает у детей и подростков. В этом возрасте не столь важны формальные определения (которые они не всегда в состоянии понять), зато развита восприимчивость к мечте, к идеалу, к новым идеям. Дети произносят во всеуслышание то, о чем взрослые предпочитают умолчать, детские грезы носят явный и открытый характер, ребенок способен верить всем сердцем и идти до конца.

Следует отметить и еще один важный аспект детской психологии: неиспорченность, наивность. Взрослые люди вместе с жизненным опытом и широким кругозором приобретают и представление о трудностях, которые надо преодолеть для воплощения в жизнь той или иной идеи. Видя грандиозность задачи, они могут оценить и проблематичность ее достижения. В отличие от них, дети — именно в результате неполноты их знаний, отсутствия жизненного опыта и способности к многостороннему анализу — воспринимают все, не усложняя. Взрослому понятна ограниченность своих возможностей; он заранее знает, что в его силах, а что нет. Детям подобные психологические препятствия неведомы — ребенок еще не осознает, сколь ограничены его силы, поэтому ничто не мешает ему мечтать о вещах, которые, возможно, для него недостижимы. Мессианские упования для еврейского ребенка — не общенациональная идея, не будущая веха в истории человечества, но личная мечта стать тем, чье усилие приведет к этому великому изменению в истории, заложит основы новой реальности. Поэтому дети, изучающие Тору, и названы "помазанниками (т. е. Мессиями) Моими". Что же происходит с детьми, когда они взрослеют? Приобретенный жизненный опыт заставляет их постепенно расстаться с детской наивностью. Они осознают, сколь далек мир от мессианского идеала, что осуществить изменение даже небольшой части мира — это крайне сложная, почти непосильная задача. Ребенок может поверить, что ему все по плечу; взрослея, он постигает всю ограниченность собственных возможностей и шансов индивидуума повлиять на ход истории. Простившись с детством, человек вынужден выстраивать систему приоритетов. Находясь под постоянным давлением повседневных обстоятельств, он склонен выбрать те действия, осуществление которых представляется ему необходимым и неизбежным. Во всяком случае, он задумывается лишь над тем, что кажется ему осуществимым. Люди погружены в работу, в семейную жизнь, у них не остается времени для грез. Мечты отходят на задний план. Что же происходит тогда с мессианской мечтой? Не утратив полностью своего значения, она, превращаясь в догмат веры, не приковывает более к себе эмоционально и непосредственно. Однако, предъявляя постоянные требования к человеку, она по сути своей не может быть сведена к аморфному желанию лучшей жизни и абстрактной надежде на "светлое будущее". Поэтому, подобно иным детским мечтам, она вытесняется из сферы повседневных мыслей, а иногда и вообще из сознания. Но подавляемые мечты не покидают человека, они остаются частью его личности; то, что некогда было осознанным, четко сформулированным желанием, перемещается в сферу подсознания, трансформируясь в комплекс, который продолжает влиять на человека на всем протяжении его жизни. Центральное место, занимаемое мессианской идеей в системе национальных идеалов, превращает ее в значимый фактор и на уровне психологии индивидуума. Не находя выражения в сознательной деятельности человека, она перерождается в неосознанное влечение, в мессианский комплекс.

Мечты о величии у ребенка — да и у многих взрослых — это распространенный феномен: люди мечтают стать царями и правителями, полководцами и завоевателями, фантазируя о будущих деяниях и подвигах, не задаваясь вопросом о реально ли их воплощения. Можно найти определенное сходство между этими грезами и мессианской идеей, но, в отличие от них, в ней самой уже содержатся истоки мессианского будущего. Стремление к величию, национальному или личному, — это лишь второстепенная деталь в мессианстве, основное содержание которого — принести избавление всем людям. В центре еврейского представления о мессианской эре лежит отнюдь не образ самого Мессии, не его личность и не идея власти над миром, но кардинальные позитивные изменения в положении как отдельных людей, так и всего человечества.

Для того, чтобы захотеть стать Мессией, человек должен постичь и ощутить проблемы своего народа как свои личные, воспринимать как собственную боль все страдания в мире. Это ощущение не обязательно должно носить осознанный характер и быть выражено явно; оно может оставаться на уровне подсознания. В основе мессианской идеи — осознание несовершенства мира и той огромной задачи, которая является следствием этого: улучшить мир, принести в него избавление. Она предельно альтруистична, ибо направлена на всеобщее благо, а не на собственную пользу. Именно боль и страдания других людей пробуждают потребность возложить на себя это бремя: им плохо — следовательно, я хочу, стремлюсь, а иногда и — не имея другого достойного выхода — обязан и вынужден прийти им на помощь, стать их спасителем.

Следует особо подчеркнуть, что и верующие люди подавляют мессианские мечты, отгоняя их на периферию своего сознания. Ежедневно повторяя предусмотренные ритуалом фразы, выражающие веру в приход Мессии, они гонят от себя мысли о собственной роли в осуществлении мессианских чаяний. Даже многие из тех, кто искренне убежден в неминуемости грядущего Избавления и каждый день надеется, что оно вот-вот наступит, отнюдь не горят желанием самим участвовать в спасении человечества. Однако в полной мере игнорируют любую личную связь с мессианскими чаяниями те, кто отрицает — по крайне мере, на уровне публичных высказываний — мессианскую идею как таковую. Значительная часть, если не большинство современных еврейских детей, не говоря уже о взрослых, воспринимают иудаизм исключительно как наследие прошлого — и часто как обузу, от которой стремишься избавиться. Иногда евреи придерживаются чуждой иудаизму идеологии, становятся агностиками или атеистами. Как же могут они разделять веру в приход Мессии?

Однако, как мы уже писали, мессианская идея не ограничивается набором осознанных представлений — она таится в душе каждого еврея, хочет он того или нет. Это часть его коллективного подсознательного, и она влияет на него не только опосредованно — на уровне воли всего народа, — но и непосредственно, как внутренний фактор, определяющий его жизнь, мечты и желания. Даже если родители воспитывают ребенка в полном отрыве от еврейской традиции, они не могут лишить его того, что заложено в самой основе его душевной жизни — мессианской идеи или, по крайней мере, мессианского комплекса.

Действительно, мессианский комплекс проявляется в поведении евреев, даже если в их действиях, на первый взгляд, нет ничего специфически еврейского. И в нерелигиозных своих проявлениях он включает обостренную чувствительность к боли и страданиям, коими полон окружающий мир, сочувствие к бедам других. Для мессианского восприятия мира характерна также обостренная реакция на проблемы других людей, которая приводит к осознанию личной ответственности, своей обязанности помочь им.

Бесчисленны примеры того, как евреи вступали в освободительные движения тех стран, в которых жили, а иногда они стояли у истоков подобных процессов, возглавляли их. Общим для всех утопических явлений подобного рода является подобие декларируемых ими целей мессианской идее глобального избавления от страданий. Общеизвестно, что огромное число евреев приняли участие в революционных движениях разных стран; в процентном выражении оно, как правило, несравненно выше доли евреев в населении.

Необходимо подчеркнуть, что особо привлекательными для евреев являлись те общественные движения, которые стремились к радикальному улучшению окружающего мира. Это справедливо и по отношению к национально-освободительным движениям, и к социальным: установление всеобщего мира, внутреннее самосовершенствование, помощь униженным и голодным и даже сохранение окружающей среды. Пути к достижению этих задач могли быть самыми разными — от кровавого переворота до разъяснительной работы или парламентского лоббирования.

В самом деле, евреи составляют непропорционально большой процент участников подобных движений, не имеющих, на первый взгляд, между собой ничего общего, а зачастую являются их создателями и лидерами. Они с воодушевлением присоединяются и к левым, и к правым организациям радикального толка, космополитическим течениям и религиозным сектам… Общим местом для этих движений, организаций и партий является утопическая идея, к которой все они в той или иной мере причастны. Выдвигаемые ими требования, направленные на конкретные преобразования в положении отдельной страны, народа, расы, социального слоя, могут рассматриваться как часть универсальной утопии мессианского типа.

Участвуя в столь разнообразных освободительных и преобразовательных движениях, будучи их рядовыми членами, становясь их лидерами и вождями, евреи, как правило, не задавались вопросом о собственной — личной или национальной — выгоде. Они были движимы отнюдь не желанием получения личной выгоды в сочетании с манией величия, но мессианским комплексом, выражавшимся в страстной жажде устранения несправедливости, дополняющейся ощущением своей обязанности предпринять ради этого те или иные конкретные шаги. Таков первичный импульс, лежащий в основе радикальной политической деятельности евреев; даже если потом к нему присоединяются иные мотивы и желания, исходной точкой является все-таки стремление помочь страждущему, исправить несовершенства этого мира.

Еврей не задает себе естественный, казалось бы, вопрос: кто тебя поставил судьей? Кто дал тебе право решать? Однако этот вопрос не раз звучал из уст представителей иных народов, чувствовавших в еврейском вмешательстве скрытую угрозу; нередко его задавали те самые люди, ради светлого будущего которых и боролись евреи. Разумеется, помощь евреев — не только вождей, но и рядовых участников революционных движений, — часто принималась с благодарностью, но все же даже благодарность нередко сопровождалась отторжением: а тебе какое, собственно говоря, дело до моих проблем? Зачастую естественным следствием подобных вопросов становились подозрения в том, что помощь униженным и оскорбленным является лишь прикрытием для каких-либо неблаговидных личных интересов. Так или иначе, подлинные мотивы, толкавшие евреев на самопожертвование, на бескорыстное служение иным народам, так и остались непонятыми.

Во всех поколениях встречались религиозные евреи, которые просто не могли поступать иначе, ощущая свою обязанность — как евреев — способствовать освобождению мира от страданий. Однако так же действовали и те, чье мировоззрение было далеко от иудаизма. Многие были движимы подсознательным импульсом, влечением, которое они сами не могли толком объяснить.

Участие евреев в радикальных политических движениях объясняется отнюдь не давлением со стороны и не их личной выгодой, но подсознательным стремлением положить конец страданию — причем, в первую очередь, страданию других. Как мы помним, первый освободитель в истории еврейского народа, Моисей, на заре своей богатой событиями жизни убивает египтянина, избивавшего еврея. Никто не требовал от приемыша фараона вступаться за несправедливо обиженного; он руководствовался тем же непреодолимым стремлением помочь страждущим, устранить несправедливость. Его не остановили ни неблагодарность тех, за кого он вступился, ни их активное противодействие. Ведь он пришел к ним на помощь не по их просьбе, но повинуясь собственному внутреннему голосу, своей мессианской идее.

Подобное стремление находит выражение отнюдь не только в радикальных, революционных течениях или общественной деятельности. Оно проявляется и в частной жизни, на повседневном уровне. Тот же импульс, который толкает одного человека к вступлению на путь политической активности, приведет другого к выбору профессии врача или раввина. Они движимы одной и той же внутренней силой, принимающей разные формы в зависимости от характера людей или от условий, в которых они находятся. Это тождество не так-то легко разглядеть с самого начала. И все же юный революционер-атеист, основавший в какой-нибудь стране движение национального освобождения, солидный врач, лечащий больных, утомленный педагог, из последних сил обучающий чужих детей, раввин, пытающийся решить личные проблемы прихожан, — все они движимы одним и тем же подсознательным импульсом, мечтой еврейского ребенка: стремлением стать Мессией.