Много копий сломано в дискуссиях правоведов, теологов и деятелей культуры при определении термина порнография и установлении юридических и моральных рамок этого явления. Можно ли вообще дать такое определение, которое было бы исчерпывающим, универсальным и не менялось со временем? Лично я в этом очень сомневаюсь. Тем не менее, чтобы не быть голословными и сознавая, что проблема действительно существует, мы просто обязаны подыскать хоть какое-нибудь непротиворечивое внутренне определение, пригодное для использования в юридической практике и приемлемое для общественного мнения.

Предлагаю следующее определение этого термина: порнография — это демонстрация сексуальных отношений (в литературе, кинематографе, фотоискусстве и т. д. — способ показа значения не имеет) в их наиболее откровенных, физиологических аспектах, не преследующая при этом научных целей, в форме, противоречащей принятым в данном обществе моральным нормам. Для нее характерны крайняя натуралистичность, использование грязных слов, а также предельно детализированный показ половых связей, в том числе извращенных.

Как и любое подобное ему, это определение отнюдь не претендует на исчерпывающую универсальность и применимо далеко не в каждом случае. Вне всяких сомнений, понятия о нормах, принятых в обществе, грязных словах непрестанно подвергаются коррекции в зависимости от культурно-исторических условий: каждая эпоха, каждый народ дает этим явлениям свою дефиницию. Но это несомненное обстоятельство вовсе не означает, что проблемой ущерба, причиняемого обществу порнографией, заниматься бессмысленно и что процесс ее распространения необратим. Тот, кто высказывается в подобном духе, не только заблуждается сам, но и вводит в заблуждение других.

Несмотря на цивилизационные, национальные и культурные различия, все страны и народы выработали сходные по подходу оценочные критерии. Каждое общество дает свое определение порнографии и по мере возможности пытается ограничить ее распространение. В этом отношении нет разницы между пуританством общины квакеров и нравами племен Полинезии. В каждом из этих столь различных сообществ присутствует понятие границы пристойного, того рубежа, который нельзя преступить.

Уже английский писатель Д.-Г. Лоренс (1885–1930) отмечал, что современники Аристофана не усматривали в столь шокировавших многие последующие поколения откровенных сценах из произведений отца комедии с описаниями пикантных подробностей ничего неприличного, поскольку те вполне соответствовали художественным и моральным критериям античности. Это, конечно же, вовсе не означает, что в другие времена или в иных странах следует прибегать к лексикону или арсеналу образов классика, ведь каждое общество устанавливает свои стандарты, сложившиеся под влиянием социальных и исторических условий, моральных и религиозных норм, присущих ему. Однако наличие подобных литературных и художественных явлений вовсе не оправдывает защитников порнографии и не легитимизирует ее, а ссылка на них для оправдания нынешнего состояния дел в этой области невольно напоминает логику Королевы из Алисы Кэррола: Разве это холм? Видала я такие холмы, рядом с которыми этот — просто равнина! Но при любом соотношении величин холм останется холмом, так и не став равниной.

Тем не менее, в современном мире сохраняется и наращивает силы стойкая тенденция легитимизировать порнографию, придать ей официальный статус. Сегодня поборники либерализма отстаивают право не только демонстрировать телеса на театральной сцене или на телеэкране, прикрываясь личиной псевдоискусства, но и предъявлять наготу публике на улице как нечто само собой разумеющееся и естественное. Ошибочно полагать, что пропагандируемая ими вседозволенность на самом деле имеет какое-либо отношение к либерализму и прогрессу, свидетельствует о широте взглядов или содействует избавлению индивидуума от комплексов. Частичное или полное снятие ограничений на порнографию — не новое явление в человеческой истории, в Лету канули уже несколько подобных цивилизаций, однако во все времена такой подход являлся характерным симптомом культурного декаданса. Вырождение человеческого рода, утратившего веру в собственные ценности, потерявшего способность творчески переосмысливать мир, наряду с прочими признаками упадка, всегда сопровождалось обостренным интересом к всевозможным перверсиям. Закат великого Рима, например, происходил на фоне повальной деморализации и безудержного разгула порнографии, и неудивительно, что языческий Рим уступил место несравненно более сдержанной и даже пуританской христианской культуре.

Широкое распространение порнографии в наши дни — это предупреждение (впрочем, не единственное, да и не самое строгое) о том, что надвигается закат культуры и цивилизации (отнюдь не технологии!). О каком прогрессе искусства, о каком ренессансе духа может идти речь в этой связи? Вынужден кое-кого огорчить: у этого направления развития общества нет будущего. У нас в Израиле, например, в этой области общественного бытия, как, впрочем, и во многих других, у значительной части населения бытует неуемная тяга к нравам языческих времен, стремление быть как все народы, слиться в одну обезличенную, вненациональную массу. В определенных социальных группах стремительно нарастает, принимая зачастую крайние формы, самоубийственная жажда распада, мазохистское стремление к вырождению; но все это преподносится нашей молодежи как современность, как образец для подражания.

Однако, несмотря на то, что порнография в целом — порочное явление, это отнюдь не означает, что ее непременно надо запретить. Ведь сегодня на рынке — изобилие всех видов низкопробной литературы, тем не менее пошлость и безвкусица еще не являются достаточным основанием для того, чтобы наложить на нее юридические ограничения. И впрямь: кто способен установить однозначный критерий? Защитники порнографии говорят обычно о том, что лишь спрос на нее порождает подобное предложение, что люди проявляют к этой теме повышенный интерес, обмениваются мнениями, взглядами, снимают сексуальное напряжение, и поэтому запрещать ее публичное распространение было бы ханжеством. Однако они не принимают в расчет один немаловажный фактор, подменяя при этом истинные причинно-следственные связи. Само наличие порнографии и ее доступность являются провоцирующим фактором, лишним поводом для обсуждения тем, относящихся к области интимной жизни, неминуемо порождая и стимулируя всплеск общественного интереса к ней.

Все знают, что никто, никогда, ни в одной из областей своего внутреннего мира не раскрывается полностью для публичной демонстрации. Подобно этому в каждом обществе существуют темы, не подлежащие широкому обсуждению, и уж тем более — с привлечением иллюстративных материалов. Отклонения от этой нормы поведения как у индивида, так и у группы людей являются аномалией, как правило, не приобретающей массового характера. Разумеется, число тех, чьи склонности и комплексы, отклонившись от нормы, тем не менее, никогда не выходят за рамки фантазий и ночных кошмаров, значительно превышает число преступивших рамки принятого в данном обществе на словах, и тем более на деле. Именно для этой категории порнография как социальное явление представляет особую опасность. Когда интимная жизнь перестает быть таковой, становясь предметом обсуждения и демонстрации, те, кто продолжал бы оставаться в рамках нормы, теряют равновесие и совершают такие шаги, о которых они и не помыслили бы, если бы не этот подвернувшийся повод.

Когда муссируются темы убийства, самоубийства, насилия или сексуальных извращений, появляются все новые и новые желающие привнести эти реалии в практику своей личной жизни, осуществить то, что ранее оставалось для них не имеющей отношения к действительности абстракцией. С этой точки зрения обращение к подобным темам, срывание всех и всяческих покровов с неизбежностью ведет к распаду общества. Но смещение границ и рамок имеет еще один, не менее страшный эффект. Всегда есть те, кто падает все ниже и ниже, следуя внутренней динамике процесса, вызванного пресыщенностью и скукой. Их уже не удовлетворят ставшие привычной нормой садизм и гомосексуализм. Для удовлетворения своих сексуальных желаний им потребуются все более и более действенные возбудители, более изощренные извращения: педофилия, некрофилия и т. п.

Я вполне допускаю, что по отношению к определенному числу пользователей порнография является клапаном для выпуска нереализованных сексуальных страстей, постоянным суррогатом половых контактов. Но для меня совершенно очевидно, что подавляющему большинству нормальных людей неограниченное распространение порнографии и болезненное внимание к интимным сферам жизни может принести только вред.

Само собой разумеется, что ни один закон не способен сам по себе ликвидировать порнографию. Однако законодательство может значительно ограничить ее распространение, подвергая цензуре СМИ, и таким образом смягчить ее влияние на общество. При этом нет никакой нужды в запрещении классических произведений искусства, научной и просветительской литературы. Они предназначены для совсем другого круга потребителей, и в них никто не ищет источник сексуального возбуждения или суррогат половых отношений. А те не вполне здоровые в психическом отношении люди, которые добровольно растлевают свои души, следуя за сердцами своими и за глазами своими, так или иначе найдут путь к удовлетворению похоти — разрешим ли мы им это или запретим.

С другой стороны, пресса (достаточно дешевая и потому доступная массам), а также театр, кино и телевидение, нуждаются в цензуре закона. Современные законодатели, которые должны заниматься подобного рода вопросами, но уходят от ответственности, виновны не столько в избытке либерализма, сколько в нежелании называть вещи своими именами, определив как само явление, так и его границы. Они умышленно затуманивают эти вопросы и оставляют их нерешенными, не защищая общество с одной стороны и оставляя место для необоснованных репрессий — с другой. Только установив четкие юридические рамки этого явления, пусть даже широкие, можно разработать правовые нормы для цивилизованного, без злоупотреблений и волюнтаризма, вмешательства судов и правоохранительных органов.