Нежданная весточка

Аврора, изнывая от городской духоты и докучливого насморка, со всех ног бежала к своей наставнице. Девочка ловко лавировала в плотном потоке горожан, попутно извиняясь и прося уступить дорогу, проскакивала перед самым носом всадников, едва не попадала под колёса автомобилей и экипажей и то и дело выслушивала отменные ругательства в свой адрес. У неё не было времени играть роль прилежного пешехода, и даже риск оказаться раздавленной огромными ногами сивилозавров не так холодил её молодое сердце, как гнев наставницы. И пусть жандармы, водители, пешеходы, наездники и погонщики испепеляли её взмокшую спину злобными взглядами — Авроре было абсолютно плевать.

Наконец, последние кварталы города вместе с его шумом, гамом и пылью остались позади; девочка с запечатанным письмом в руках миновала утопающее в вересках поле, не сбавляя скорости, пересекла щерившуюся буреломом опушку тихого леса и добежала до огромной восьмигранной башни с застеклённой цилиндрической кроной. Монолитное сооружение, напоминающее языческий обелиск, сияло на солнце отполированными гранями и было лишено окон, карнизов и других архитектурных модификаций, создавая вид отрешённого ото всех аскета.

Башня располагалась на островке посреди миниатюрного пресного озерка, затенённого высокими и величественными кипарисами. Деревья, украшенные шапками седых мхов и гроздьями ядовитого плюща, вырастали прямо из мутной, затянутой ковром из ряски воды в окружении пирамидальных вытянутых пневматофор, самые длинные из которых достигали длины в человеческий рост. Островок и берег, на который выбралась по проторённой стежке девочка, соединял мост из чёрного полированного камня с нежно-голубыми крошечными крапинками.

Аврора убрала со лба слипшиеся белокурые волосы и с облегчением выдохнула, по мосту зашагала обычным пружинистым шагом, стараясь восстановить сбившееся от долгой пробежки дыхание.

Впереди, в лучах стоящего в зените солнца, блестела привинченная к парадной двери золотая табличка с вычурной резьбой и вычеканенными словами: «Доктор психомагических наук Элизабет Морэй». Палисандровая дверь вдобавок была снабжена колотушкой в виде единорожьей головы с латунным кольцом в носу. Она находилась слишком высоко, поэтому Авроре пришлось встать на цыпочки, чтобы схватить колотушку и использовать её по прямому назначению.

— Ли-иза! Открывай, это я вернулась! — звонким, но слегка гундосым голоском пропищала светловолосая девочка, после чего шмыгнула покрасневшим носом и помахала измятым письмом.

После третьего глухого стука латуни по дереву массивная дверь бесшумно отворилась. Отворилась ровно настолько, чтобы худощавая Аврора смогла без проблем проскользнуть внутрь, и тут же без единого скрипа и посторонней помощи закрылась. Девочка оказалась перед винтовой лестницей, ведущей на верхние этажи.

Не разуваясь и не сбрасывая с плечиков суконной мужской епанчи, Аврора заспешила в кабинет своей наставницы, чтобы отдать той цидулку и объясниться, где она так долго пропадала. Благо, пропадала она по официальной причине, и ей не нужно было смущённо краснеть и выдумывать глупые оправдания, чувствуя себя повинной во всех мировых бедах. Гулко стуча по ступеням подкованными каблуками новеньких сапожек из василисковой кожи, Аврора добралась до первого встречного арочного пролёта и очутилась в нижней комнате башни, именуемой рабочим кабинетом и библиотекой одновременно.

Первое, что бросалось в глаза, — массивный письменный стол из палисандра и красного дерева с множеством выдвигающихся ящичков. Столешница, как всегда, была сплошь заляпана разноцветными чернилами, завалена бумагами, шёлковыми лентами, стружкой, разноцветными карандашами и мелками, а венчала этот творческий беспорядок пишущая машинка, сверкающая на свету металлическими клавишами. За столом высилась резная спинка мягкого разлатого кресла с подлокотниками в форме каких-то мифических зверей, названия которых Аврора не знала. Сейчас кресло было пустое — Элизабет восседала на другом креслице, поменьше и поскромнее, затесавшемся между двухэтажными тисовыми шкафами, полки которых были забиты всевозможными книгами.

* * *

Элизабет Морэй была одним из первых эльфов, которого Аврора увидела в своей жизни. Себя эльфийка называла чаще всего «удрализкой», что в переводе на всеобщий язык означало «серокожая». Но не только одной матово-серой кожей в своё время удивила Аврору длинноухая дамочка. Первым открытием для неё были ноги будущей наставницы — длинные и стройные, но лишённые ступней, вместо них Элизабет имела парные копытца. Эльфийка объясняла столь разительные отличия от чистокровных эльфов-удрализов тем, что, дескать, её уже покойная матушка была самой настоящей дриадой-кентаврицей, коренной жительницей Зачарованных Пущ. От матери удрализка унаследовала не только копыта вместо ступней, двухаршинный голый хвост с кисточкой на конце, зелёные глаза, рыжие вьющиеся волосы и великое множество веснушек, но и внушительных размеров магический потенциал, который с каждый годом постоянных медитаций и нескончаемой практики ширился и крепнул.

Отец же, типичный удрализ, наградил дочь типичной для своего брата серой кожей, правда, более тёмного, антрацитового оттенка, переходящего в серебристо-серый на губах, сосках и паху; типичными подвижными остроконечными ушами и нетипичным для старших чародеев холерическим характером.

Однако Элизабет, не без напутствий матери, уже в пять лет выбрала чародейскую стезю и твёрдо решила посвятить долгую жизнь постижению тайн психомагических наук. В свои семьдесят три года эта уже зрелая по меркам эльфов женщина добилась определённых успехов в психомагических науках: она гордилась своей учёной степенью доктора психомагических наук и в качестве атрибута неоспоримого авторитета носила на указательном пальце перстень с гербом Великого Дома Чародеев, сверкающий жадеитом, золотом и платиной.

А кроме кольца, указательный палец Морэй имел ещё одну «достопримечательность» — длинный ноготь, которым удрализка подчёркивала наиболее важные строки со страниц читаемых книг и который любила покусывать в минуты глубоких раздумий.

* * *

— Здравствуй, Аврора, — мелодичным альтом промолвила эльфийка и с хрустом в суставах поднялась, сделала шаг к застывшей в арочном пролёте девочке. — Я отпустила тебя гулять в Скуу’Врак всего на два часа, а прошло уже более четырёх. Соизволь объяснить, где ты пропадала? Ты в порядке?

— Да, я в порядке, просто запыхалась немного… Я была на аудиенции с Миряной Первой! — с липкой хрипотой пропищала девочка и заглянула во влажные, словно слезящиеся миндалевидные глаза эльфийки.

— С Владычицей всея эльфов? — вскинула редкие рыжие брови чародейка и, шурша блио из антрацитового шёлка, подошла ближе. Девочка в прохладном сумраке комнаты разглядела, что её бледно-серые губы были растянуты в лукавой улыбке, а на конопатых щеках темнели впадинки ямочек. — Боже, Аврора, я уже говорила тебе, что ты совсем не умеешь лгать?..

— Но это правда! Самая правдивая правда, честно-честно! — поморщила та носик и протянула учительнице пахнущий розовым маслом и нардом бумажный лист. Та моментально стёрла с лица улыбку и рывком вырвала бумагу из рук адептки. — Вот, это послание Владычица самолично диктовала своему писарю — у него, между прочим, была такая же печатная машинка, как и у тебя! — а после скрепила его печатью, отдала мне и строго наказала вручить лично в руки Элизабет Морэй, то есть тебе! Я спешила домой на всех парусах, потому что знала, что ты волнуешься и переживаешь за меня! Ведь так?

Элизабет, не удостоив Аврору ответом, сломала уже кем-то надломанную печать из жёлтого сургуча и развернула бумагу, под завязку набитую аккуратными пузатыми рунами. Похоже, Миряна Первая самолично расписалась под сообщением, это вконец убедило эльфийку в подлинности письма. Не то чтобы она не доверяла своей воспитаннице, однако не каждый день Владычица всех эльфов удостаивает тебя столь пристальным вниманием.

— Так? — назойливая девочка дёрнула эльфийку за широченный рукав блио.

— Что — так? — отвлеклась от чтения чародейка и нетерпеливо взглянула сверху вниз на голубоглазую девчушку с обветренными губами и сбившейся чёлкой.

— Ты беспокоилась обо мне?

— Конечно же беспокоилась, крошка, — серокожка ласково потрепала Аврору по голове. — Но лишь самую малость. Тебе уже двенадцать лет, по меркам людей ты вполне взрослая и самостоятельная puella с полностью сформированным самосознанием… Хм, странно… — Элизабет на всякий случай перевернула лист, но, как и ожидала, ничего на обратной стороне заслуживающего внимания не увидела. — Аврора, как же так вышло, что ты добилась аудиенции с Владычицей Эльфийского Содружества? Она и своих советников зачастую принимать отказывается, а тут подпустила к себе человека.

Девочка пригладила вспотевшей рукой волосы и пожала плечами.

— Я просто гуляла по Скуу’Враку и случайно забрела внутрь её Древа…

Элизабет фыркнула и расхохоталась, искренне, хоть и с натяжкой.

— Как? Как, Аврора? Ты, сама того не ведая, прошла через круглосуточно охраняемые ворота, всадников на пегасах, неусыпных снайперов, охранных зверей и очутилась в личных владениях Миряны? Хо-хо-хо, да из тебя вышел бы знатный кельнский ниндзя или мерфолкский ассасин!

— Я просто… — хлюпнула носом девочка. — Просто… Честно, я сама не до конца поняла, как очутилась в тронном дупле. Может, случайно телепортировалась, может, дежурившие стражники настолько слепы, что не заметили меня, или, что более вероятно, меня специально заманили в Древо. Элизабет, ты как-то рассказывала мне про аттрактанты — особые вещества, которые действуют на манер приманки для тех, что их чувствует. Я не… Я действительно плохо помню, что именно произошло, но когда очнулась, то уже была чуть ли не на руках Миряны. Люди — большая редкость в столице Эльфийского Содружества, тем более человеческие… Подростки. В Скуу’Враке к людям относятся гораздо терпимее, чем в том же Изра’Йэле, но всё равно считают нас какими-то диковинками. А иногда я собирала целую толпу длинноухих зевак, когда по твоему требованию закупала в Роще Скуу’Врак различные инструменты и ингредиенты. Они смотрели на меня как на экзотическую животинку, в лавочках частенько пропускали без очереди, а торгаши нередко отказывались брать деньги и отдавали все товары бесплатно.

— Уж не думаешь ли ты, что я специально посылала тебя, чтобы сэкономить пару десятков круний на каких-то траханных ингредиентах?

— Нет-нет, что ты, я лишь кон-ста-ти-рую факты.

— Прекрасно, продолжай дальше… Констатировать, — Элизабет облокотилась о письменный стол. — Я внимательно слушаю.

— Миряна была зла и пригрозила выдать десять ударами батогами по голому телу, даже подозвала здоровенного лысого иллюмона, но потом, когда я пала ниц и попросила прощения, она смилостивилась.

— Феноменальное великодушие, — презрительно фыркнула Элизабет.

— Владычица пригласила меня на… Этот… Про-ме-над, и я вынуждена была согласиться, хоть жариться на палящем солнце я не шибко хотела. Когда я готова была лопнуть от жары, она посадила меня в ротонду, где принялась с пристрастием допрашивать. Каково моё имя, каков мой возраст, откуда я такая взялась в столице, какова цель прибытия и прочее, и прочее. Я отвечала честно!

— Вот это меня и беспокоит, — вздохнула чародейка. — Ну, говори дальше, мне жутко интересно.

— Я сказала, что я сирота, что незаконно пересекла границу, что встретила тебя с полмесяца назад на трактах Эльфийского Содружества, что ты помогла мне, а потом спасла от виселицы, что хотела сдать в приют к знакомой патронессе, а потом увидела во мне скрытый магический потенциал и решила сделать своей адепткой, — девочка перестала загибать пальцы и вопросительно взглянула на хмурую чародейку.

— Это все твои откровения? — с притворным недоверием буркнула та, разглаживая складки на рукаве.

— Поверь, Лиза, я говорила не больше, чем сейчас. Владычица осталась очень недовольна моим немногословием, но больше я не отвечала на её вопросы, и она велела отпустить меня, — промолвила девочка и в который раз шмыгнула покрасневшим носом.

— Где ты умудрилась подхватить ринит, а? — склонила голову набок Элизабет и принялась накручивать рыжий блестящий локон на палец.

— Ты про насморк? Ах, это… Искупалась в озере разок, — призналась Аврора. — Мне показалось, вода была не очень холодной… Ещё меня речной рак цапнул за пятку.

— Не вздумай больше плескаться в озёрной воде, я сама буду готовить тебе горячие ванны с благовониями и морской солью. Увижу тебя ещё раз в озере не по делу — накажу, — пригрозила эльфийка.

Обойдя стол, она плюхнулась в рабочее кресло и стала копаться в одном из ящиков стола. Молчание, тягучее как патока, прервала Аврора:

— Что было написано в письме? Владычица эльфов говорила со своим подчинённым на эльфийском, а я ещё плохо его понимаю. Точнее, совсем не понимаю.

Элизабет, бросив бесплодные поиски, придвинула к себе печатную машинку, на каретке которой уже был закреплён чистый белый лист. После этого достала из футляра элегантные очки и нацепила их на нос с едва заметной горбинкой.

— Владычица эльфов желает лично пообщаться со мной тет-а-тет завтра в полдень. Судя по всему, ты, крошка, всё-таки ляпнула ей кое-что лишнее.

— Ч-что? — тонкие губки Авроры задрожали. — Ты заслужила немилость Владычицы? Из-за меня? Но я не хотела, я думала…

— А, не бери в свою светлую головку, Аврора, — беспечно махнула рукой чародейка и принялась медленно щёлкать клавишами. — Скорее всего, это будет обыденный трёп о каких-либо политических делах. О чём ещё могут разговаривать короли, императоры и владыки с чародеями? О магии? Много ли они в ней понимают? Сейчас многие начинающие маги стремятся в политику, не имея никаких навыков и профессиональной жилки и зачастую не владея даже более-менее обширным магическим потенциалом, способным удивить стадоподобный электорат. Я, как и многие мои коллеги по Великому Дому Чародеев, всегда была апатичной по отношению к политике, более того, сторонилась всяческих её проявлений и никогда не смешивала с чародейством… Если Владычица думает, что сможет привязать к моим членам верёвочки и дёргать за них, как ей вздумается, то глубоко ошибается. Однако раньше времени строить из себя неприступную глыбу незачем, сначала нужно хотя бы из вежливости выслушать причину, по которой меня отрывают от важных исследований и твоего, Аврора, обучения. Надеюсь, она стоит того, чтобы я жертвовала своей сиестой и по зною тащилась в Древо. Подозреваю, что за нами даже не пришлют машину, и придётся идти на своих двоих.

— Нами?

— Ты тоже отправишься со мной, ведь это из-за тебя Миряна узнала, где я нахожусь.

— Как скажешь, — смиренно промолвила Аврора и уселась в пустое креслице между шкафами. — А если ты прогневаешь Миряну, и она велит посадить тебя в темницу или высечь плетьми?

— Не волнуйся, крошка, я уповаю на рационализм и дальновидность Миряны, уверена, нам с тобой загодя не светят репрессии и изгнание. А если даже до этого конфликт дойдёт, мы просто сбежим в башню и телепортируемся в другое место, хоть на край света. Пусть потом Миряна созывает поисковиков и астрологов, Сикец огромен и необъятен, как сама Вселенная, и замести за собой следы проще простого.

— Ты ведь не бросишь меня? — запорхала редкими ресницами девочка.

— Аврора, — удрализка отвлеклась от печатания и посмотрела на адептку поверх очков, — Аврора, я тебя не брошу. Я обещала тебе. Обещала себе. А я умею держать обещания.

— Спасибо… Это… Очень много для меня значит. Правда.

— Угу, — чародейка вернулась к письму, — и для меня тоже. Сейчас я закончу письменную рутину, и мы пойдём искать Разломы, чтобы напитать тебя их Силой. Ты же хочешь стать великой волшебницей?

— Да! Ха-ха, чтоб мне пусто было, я бы хотела владеть хотя бы толикой твоих знаний, и всё, буду мнить себя гениальной магичкой среди людей!

— Прекрасно, — едва заметная улыбка тронула губы Элизабет. — Но толикой моих знаний никого не впечатлить, ergo, будем учиться углублённо и основательно. Сейчас сбегай в лабораторию, возьми носовой платок, любой, и сморкайся в него, нечего сопливые пузыри пускать и отвлекать меня шмыганьем. Когда мы обнаружим Разлом, ты вытянешь из него всю Силу и излечишь себя от ринита. Поняла?

— Да, конечно, — Аврора спрыгнула на пол, едва не опрокинув кресло, и убежала на второй этаж.

Как только она ступила на плитчатый пол лаборатории, на стенах автоматически вспыхнули многочисленные бра. Блики заиграли на многочисленных медных, согнутых в спирали, дуги и зигзаги трубках, присоединённых к алхимической печи, стоящей в затенённом углу. Аврора равнодушно прошла мимо накрытых сукном столов с оборудованием. Не наклоняя головы, проскочила под верёвочками, на которых сушились травы и коренья, источающие пахучие, но недосягаемые для заложенного носа Авроры ароматы. Прошла клетку с лабораторными белыми мышами и всё же достигла раскрытого кожаного саквояжа, мирно лежащего рядом с перегонным кубом и спиртовкой. Там находились полезные в обиходе медицинские материалы, включая и бумажные платки. Элизабет никогда не считала себя отменным эскулапом, но держала под рукой на всякий случай целые наборы для различных операций.

Первым делом после нахождения бумажного платка Аврора с захлёбом в него высморкалась и на всякий случай взяла ещё парочку. По пути обратно девочка глянула на своё отражение в напольном зеркале. На неё смотрела низенькая, миниатюрная человеческая особа, худая, но не тощая, с очень длинными, спадающими до ягодиц белокурыми волосами, сплетёнными в две толстые косы. Лицо девочки, круглое, с большими глазами, слегка курносым носиком и тонкими губками, выглядело по-детски невинно и беззаботно. Большие глаза её, блистающие весенней голубизной, смотрели на мир вокруг себя с выражением искренней доброты; а слегка выпирающая нижняя губка вместе с подбородком с симпатичной ямочкой придавало свежему, немного бледноватому личику выражение надменной гордости. И лишь покрасневший нос с широко раздутыми крошечными ноздрями казался изъяном в этой гармонии детских черт.

Аврора вытерла подушечкой указательного пальца пыльное пятно на щеке и вышла из лаборатории. Когда девочка возвратилась на первый этаж, то увидела, что её наставница уже облачилась в рабочую одежду и готова была идти. Эльфийка сменила блио на обтягивающие штаны, подчёркивающие её упругие ягодицы, и синтепоновую куртку. Выпустив непослушный хвост через специальное отверстие на штанах и вытащив из-под стола прочный ранец с кучей отделений, эльфийка проворчала:

— Не понимаю, зачем я вообще купила эту печатную машинку. Пока разберёшься с её устройством — уже забудешь, что хотела напечатать! И почему я отказалась от перьевых ручек? Ну конечно, ведь пишущая машинка — это так модно, так по-современному!.. Итак, Аврора. Обувайся и не забудь свой плащ. И шляпу надень, ту, с полями. Потом пришью тебе капюшон, который откусил дикий единорог. Жду тебя внизу, на свежем воздухе, — и, забрав висящие на стене ножны с зачарованной шпагой и кобуру с револьвером, ушла, перед этим наложив на девочку ауру-репеллент, отпугивающую гнусов, коих близ лесного озера было великое множество.

Сама Элизабет обувь не носила никогда: её подкованные копыта, утеплённые мохнатыми раструбами, не нуждались в ней. Аврора поправила епанчу, заново застегнула её при помощи серебряной фибулы в виде солнца и с трудом отыскала среди вороха одежды в шкафу помятую кожаную шляпу с длинными полями и полосатой эгреткой-пером. Напялив её на голову, девочка убежала вниз, и бра вслед за её уходом потухли.

Выйдя на свежий воздух, Аврора подняла глаза и увидела парящую над изломанной кромкой леса журавлину. Гигантский кожистый мешок, прикрытый по бортам и в дорсальной части сверхлёгким хитиновым панцирем, медленно летел в сторону Древа — согласно легендам, самого высокого и старого живого существа в Сикце, в стволе которого располагалась резиденция Владычицы. Именно на его территорию не так давно «случайно» забрела Аврора, когда гуляла по столице эльфьих земель.

Аврора невольно содрогнулась, разглядев на морде журавлины, за гигантским круглым наглазником круглый маслянистый иллюминатор глаза, внутри которого застыл чёрный зрачок: парящая в небе туша была живым существом, химерой, искусственно выращенной широко известными в Сикце эльфийскими биотехнологами. За плывущей журавлиной, медленно колыхаясь и переплетаясь замысловатыми зигзагами, двигался веер пупырчатых щупалец, исследующих воздушные потоки и состав воздуха.

— Ну и мерзкие же эти живые дирижабли, — буркнула Аврора. — Самые мерзкие из всех эльфьих животных.

— Согласна, журавлины довольно неприятны на вид, но их роль отнюдь не эстетическая. Хотя с какой стороны посмотреть. Если бы ты была натурфилософом или генным инженером, для тебя бы журавлина была не мерзкой тварью, а настоящим рукотворным чудом. Видишь бронированные гондолы под её брюхом и открытую палубу с телеэкраном наверху? Личный воздушный транспорт Владычицы. Не советую тебе в присутствии Миряны катить бочку на её милую питомицу.

— А Владычица спрашивала у меня, что я думаю о её журавлине, — жмурясь, промолвила Аврора.

— И что же ты ответила?

— Промолчала.

— Хм… Молодец. Итак, — эльфийка развернула засаленную и разорванную в паре мест карту, которую по приезде в окрестности Скуу’Врака выкупила у одного одноглазого топографа, — итак, на южных болотах мы уже бывали, вряд ли новые Разломы успели там появиться за столь ничтожный промежуток времени, поэтому… Поэтому пойдём на север, вдоль вон той реки, — она кивнула в сторону крохотной шумящей речки, впадающей в озеро неподалёку от острова. — Иди за мной, не отставай и не отходи далеко: места тут дикие, несмотря на близость города.

Эльф и человек по пологому песчаному берегу, усыпанному хрупкими перламутровыми ракушками и разноцветными камешками, дошли до речушки, именуемой Черноводной, и дальше зашагали вдоль неё, любуясь дикой, девственной красотой леса.

 

История Авроры

— Похоже, здесь, — выдохнула Элизабет и смахнула текущие со лба солёные струйки пота.

Перед ней раскинулась небольшая полянка, уютно устроившаяся в ложбине между старыми приземистыми дубами. Прохладный лесной воздух пахнул грибами, паутиной, прелой листвой, сыростью и… Магией. Элизабет могла узнать этот свербящий в носу сладковатый аромат струившейся из Разлома чистой энергии из миллионов других, напоминающий одновременно пчелиный мёд, клубнику и сгоревшую древесину энта. В детстве мать науськивала её искать подобные аномалии собственным нюхом, как собака-ищейка, и даже сейчас, спустя полвека, эльфийка не растеряла навыков, более того, исподволь передавала свои бесценные знания Авроре. И девочка, выбравшаяся на поляну из зарослей папоротника вслед за наставницей, тоже явственно чувствовала этот приторно-удушливый аромат, хотя нос её до сих пор был заложен.

— Точно здесь, — она облизала пересохшие губы и стала пытливо осматриваться по сторонам.

— Вперёд, я за тобой. Только бесшумно и без резких движений.

Начинающая волшебница спрыгнула с замшелого и ноздреватого серого валуна и ступила на поляну, окутанную призрачной бледно-алой дымкой, сквозь которую просматривались ядовито-голубые цветки сумеречного колокольчика, устилавшие нежным мягким ковром серозём. Поляну сковывали пушистые кустики тенеглазки, лещины, крапивы, жимолости и бересклета, насыщая густой стоячий воздух посторонними благоуханиями.

Стараясь не обжигаться крапивой и ступать как можно тише, Аврора стала плутать в тумане и вскоре набрела на участок чистого серозёма, лишённого какой-либо растительности. В этом месте земля, выложенная гладкими, плотно прилегающими друг к другу серыми плитами неизвестной породы, красовалась дугообразной трещиной с кроваво-красными пульсирующими краями.

— Нашла!

— Тише, Аврора, — прошептала подкрадывающаяся сзади серокожка, — пожалуйста. Ты не в первый раз находишь Разлом, знаешь, чему я учила. Давай, принимайся за дело, как кончишь, возвращайся к реке, к тому валежнику. И не высасывай всю Силу за один присест, иначе произойдёт внутримозговое кровоизлияние. Порциями, крошка, порциями, я тебя не тороплю. И про крем не забудь, иначе заработаешь мгновенный некроз на руках.

— Угу, — промычала девочка.

Прежде чем приниматься за дело, она высморкалась в чистый платок и заткнула его за пояс. После этого Аврора закатала рукава куртки, вытащила из кармана глиняную баночку с пахучей маслянистой мазью, нанесла небольшую порцию на руки, а затем опустилась на колени перед Разломом и приложила растопыренные длани линиями жизни к наиболее широким участкам трещины. На её правой ладони не хватало мизинца, вместо него был короткий обрубок, сокрытый за стальным напёрстком. Взглянув на мутно поблёскивающий металл, стискивающий остатки пальца, Аврора тяжко вздохнула и закрыла глаза, в уголках которых начали набухать слезинки.

* * *

Свой двенадцатый день рождения Аврора запомнит на всю жизнь. Несмываемой печатью ужаса и страдания нанесён след на её молодое и мягкое сердце, пережившее трагические события накануне светлого праздника. Девочка была одной из десяти детей рыбака Скарема Стародуба и жила в городке Усонька, что располагался на территории небольшого Скилийского княжества, на берегу Кораллового моря. Или Камнекняжества, как ещё называли эти владения люди. Скарем, тащивший на своём горбу десятерых детей, из которых Аврора была самой старшей, работал на китобойном судне, что каждую неделю ранним туманным и холодным утром выходило в море на поиски пернатых китов.

Почти двухвековая история Усоньки зародилась на месте крошечной рыбацкой артели, когда именно сюда по чьему-то наставлению повалили ловцы жемчуга, краболовы и алхимики со всех сторон княжества. Не прошло и десяти лет, как рядом с артелью на золотом песчаном берегу возник полноценный порт и небольшая деревенька со своим старостой и ополчением. В море стало выходить множество промысловых судов — за крабами, жемчугом, губками, устрицами, рыбой, угрями; Усонька росла и ширилась, спустя полвека она появилась на картах Скилийского княжества, а князь Фаеграм утвердил за Усонькой статус городка.

И всё было бы относительно неплохо, если бы не мерфолки — коренные жители подводных городов Кораллового моря. Градоначальник Усоньки предложил провести демаркацию нагам и тритонам, дабы окончательно и бесповоротно определить чёткие морские границы своего городка. Змееногие в свою очередь заявили, что князь Фаеграм незаконно аннексировал территории их вод, поэтому потребовали от людей свернуть удочки и убраться куда подальше.

Угроза населением Усоньки была воспринята как бурлеск чистой воды, и тогда настала очередь вынужденных радикальных мер. В качестве наглядного примера того, что будет, если люди не уйдут, тритоны-легионеры совершили нападение на гражданское китобойное судно, где работал отец Авроры, и убили его экипаж. Патрульные канонерские лодки отыскали посудину на утро следующего дня, сплошь залитое кровью и заваленное расчленёнными трупами рыбаков. В тот же день ещё три краболовных корабля подверглись нападениям «рыбьих мясников», как их окрестили жители городка.

Угроза была более чем действенная, поэтому многие горожане спешно собрали свои немногочисленные пожитки, уничтожили судёнышки и лодчонки и укатили восвояси. Убитая горем мать Авроры на все лады проклинала мерфолков, лишивших её мужа, а детей отца. Аврора, четверо её сестёр и пятеро братьев тщетно пытались успокоить мать, которая даже хотела взять в руки рогатину и идти мстить змееногим.

Но те вскоре пришли сами: староста Ингнам, вспыльчивый и жестокий человек, не в силах смириться со смертью своих работников и оттоку напуганных горожан, приказал нагрузить оставшиеся шхуны, траулеры, канонерки, дубель-шлюпки и иные средства, способные держаться на плаву, подводными минами и бомбардировать ими подводные владения мерфолков. Едва первая партия мин оказалась сброшена в море, как взбешённые змеехвостые поднялись с морского дна. Ополчение города, состоящее из легковооружённых кондотьеров и наиболее воинственно настроенных жителей, было разбито наголову. После этого удовлетворённые легионеры по приказу генерала отступили, решив, что последний урок был самым показательным. Они ушли в море, укрылись за пенистыми гребнями волн.

Но на этом кошмар не закончился. Вместо них через пару часов пришли мерфолки-пираты, жестокие и хладнокровные морские разбойники, привлечённые слабостью жертвы и доступной добычей. Они явились в сопровождении гигантских троллеподобных морских дьяволов, сирен и молодого кракена. Беззащитное население оказалось в ловушке собственных каменных стен. И тогда улицы городка запенились от крови. Корсары, опьяневшие от запаха крови и беззащитности жертв, устроили резню на улочках Усоньки. Мародёры и убийцы не щадили ни детей, ни женщин, ни стариков, вламывались в людские дома, поджигали соломенные и гонтовые крыши, крушили статуи и фонтаны, грабили и убивали.

Мать Авроры пожертвовала жизнью, чтобы дать своим отпрыскам убежать из горящей халупы через подвал, но спастись из обречённого и полыхающего города смогла лишь Аврора. В суматохе смертоносной заверти она растеряла всех своих близких родственников, кроме самой младшей сестрёнки. Аврора была ранена клешнями морского дьявола в плечо и живот, потеряла мизинец на правой руке в схватке с нагой-мечником и оглохла на одно ухо из-за рёва кракена, но всё же смогла по обвалившейся канализации и разрушенной городской стене сбежать прочь из липких лап смерти и укрыться в лесу.

До конца своей жизни девочка запомнит кошмар, который престарелый и хромоногий хронист Камнекняжества спустя месяц назовёт «Коралловой резнёй» и с красочно выдуманными подробностями и неприкрытой ложью опишет в летописях. И лишь после того как страх одолеет здравый смысл и население Камнекняжества примется роптать и массово отлынивать от работы, князь Фаеграм с присущей ему флегмой возьмётся за мирное урегулирование территориальных споров с воинственными мерфолками.

Двухгодовалую сестру Авроры, которую та спасла из утопающего в крови и пламени города, следующей ночью утащила на болота кикимора. Аврора преследовала воровку до самых топей, но так и не догнала. Возможно, это было и к лучшему: загнанная в угол кикимора по степени опасности может сравниться со взрослой мантикорой, которая не ела и не спала неделю. Девочка ничем не смогла помочь беспомощной сестрёнке, болотная тварь наверняка выкрала её, чтобы выпестовать в ней омерзительное подобие самой себя и сделать своей рабыней.

Оставшаяся одна во всём мире Аврора блуждала по мрачному старому лесу, не решалась даже носа показывать на опушках, уж тем более не желала возвращаться на пепелище, оставшееся от Усоньки. Вскоре она отыскала одного из беглецов, которому посчастливилось тоже сбежать от мерфолков, однако парень не стал помогать девочке, совсем напротив, решив воспользоваться благоприятным стечением обстоятельств, он попытался изнасиловать её. Он разорвал её и без того порванное платьице, а чтобы усмирить сопротивляющуюся жертву, избил сучковатой палкой. Обезумевший маньяк выдрал клок пшеничных волос и располосовал кожу на спине и предплечьях, едва не выколол глаз, но был убит своей же жертвой: Аврора, сама того не желая, заживо спалила незадачливого паренька собственной магией, случайно вырвавшейся на волю из воспалённого разума. Насильник превратился в гренку за несколько минут, и все эти минуты Аврора, спрятавшись за ствол дерева, с неподдельным ужасом наблюдала за его мучительной смертью. Парень по-звериному выл и скулил, пытался кататься по земле и сбивать пламя, но госпожа смерть всё же оборвала его жизнь своими хладными объятиями и унесла в свои владения. После этого всё ещё пребывающая в шоке Аврора отправилась дальше, но отныне она ни в какую не приближалась к людям, опасаясь второго нападения. Впрочем, людей она больше не встречала.

А через три долгих, тягучих дня бесплодных скитаний с девочкой приключилась странная, если не мистическая история: в неглубокой лощине, заросшей мрачными лиственными лесами, Аврора случайно натолкнулась на межпространственный разрыв. Вытянутое овальное пятно, чёрное, как тушь, и окантованное бледным фосфоресцирующим кольцом, слабо шипело и искрилось, разливая по лесной поляне мягкий белый свет. Неизвестно, откуда в этой богами забытой глуши зародился полноценный портал и какова его истинная природа, но окончательно отчаявшаяся Аврора воспользовалась им, искренне надеясь, что неизвестная аномалия быстро и безболезненно прикончит её и тем самым избавит от всех страданий и невзгод, преследующих с того злополучного утра, когда Усонька в последний раз видела восходящее Солнце. Поэтому Аврора, зажмурив глаза и досчитав сначала до десяти, а потом до пятидесяти, с разбегу вошла в разрыв и практически сразу же потеряла сознание, когда костлявая рука нестерпимого холода стиснула горло, а бешено стучащее сердце захлебнулось и остановилось.

* * *

В чувство её привела боль. Боль ноющая, тягучая, невыносимая. И жар. Ощущение было такое, словно Аврора заживо зажаривалась на открытом огне. Она пошевелила пальцами правой руки, и болевые импульсы усилились, эхом отдаваясь в плече.

Палец… Мизинец… — девочка тяжело заворочала головой и вдруг вскрикнула: заскорузлый струп на лбу, прилипший к горячим рыжим камням, оторвался, и ранка обильно закровоточила. Ещё одна волна жара и боли пронзила бьющееся в конвульсиях тельце, когда девочка стиснула кулак и в бессильном гневе стукнула им о землю.

Встать… Надо встать сей же час… Иначе испекусь.

Но вставать было очень больно и тяжело. Преодолевая слабость и парализующую резь в мышцах и пересохшем горле, Аврора кое-как поднялась на четвереньки и подняла пыльную, разбитую в кровь голову. Пришлось сделать нечеловеческое усилие, чтобы разлепить загноившиеся глаза.

Тем временем на теле открылись новые повреждённые участки, которые пылали и кусались, — крестец, колени, локти, пальцы, затылок, ягодицы. Все они вопили в дичайшей агонии, сливаясь в единую, пронзающую естество симфонию боли и ужаса. Болели даже бешено стучащие зубы, на которых противно скрипел песок.

Аврора сплюнула мерзкую, тягучую слюну, захотела вытереть подбородок, но, лишившись одной из опор в виде руки, со стоном повалилась обратно на камни: разодранные ладони, на которые она опиралась, успели прилипнуть к раскалённым камням и теперь с трудом отрывались от них, оставляя полоски жареной кожи.

Да, камни жгли, словно угли, и само пребывание на них походило на изуверскую пытку. Аврора вновь сделала попытку подняться: она убрала со лба сбившиеся, слипшиеся от пота и крови волосы, приподнялась на локтях, осмотрелась. Осматривалась до тех пор, пока глаза не начали затягиваться слезами.

Но всё-таки она вычислила, что находилась в центре небольшого пятачка, обозначенного этими проклятыми рыжими булыжниками, припорошёнными золотистым песком. Вокруг каменной площадки буйно рос роскошный лиственный лес, тихо шелестя на языке слабого ветерка, гуляющего в верхушках пышных крон. Затенённый, пышный подлесок, составленный из лещины, боярышника, кизила, бузины и ещё многих других кустарников, манил к себе, обещая защиту от обжигающего светила, белый диск которого, расплывающийся в волнах знойного воздуха, стоял в зените.

Аврора, собрав силу и волю в кулак, поползла. Хваталась неумолимо ослабевающими руками за выступающие острые камни и подтягивала тело всё ближе и ближе к спасительной растительности. Каждое движение усиливало терзающую дрожащее тело агонию и давалось с нечеловеческим трудом. За двадцать минут отчаянной борьбы за жизнь девочка преодолела раскалённые рыжие булыжники и с наслаждением окунулась в прохладную сень, как в ледяную воду. Она прислонилась изодранной спиной к стволу старого вяза и стала кусками снимать с себя рубище, попутно осматривая раны, порезы, струпы, царапины и гематомы, которыми обогатилась, когда пробкой вылетела из предательского портала.

Закончился осмотр тем, что девочка совсем осталась без одежды. На земле лежали дешёвые чулки, короткое сермяжное платье с фартучком, разорванные трусики и стоптанные сапожки, хотя с первого взгляда трудно было разобрать, где что именно, настолько всё это было грязным и потрёпанным.

Уже десяток минут она сидела, безвольно раскинув руки, вытянув ноги и уронив голову на плечо, и думала. Думала, мечтала, вспоминала, пару раз глубоко вздохнула и один раз даже всплакнула, залив лицо соплями и слезами. Из носа обильно текла кровь.

Не время лить крокодиловы слёзы! — сказала самой себе девочка, высморкнувшись и облизав сухие, лопнувшие губы. — Нужно встать! Нужно… Найти попить. А то я помру от жажды.

Боль немного поутихла, кровь прекратила идти носом, ранки затянулись и даже обрубок на месте мизинца вроде бы немного утихомирился и больше не кусался хваткой бойцового волкодава. Опираясь о ствол раскидистого вяза, девочка с горем пополам поднялась на дрожащие ноги и выпрямилась. Колени, разбитые в кровь, снова обожгла жгучая резь, но Аврора храбро преодолела спазмы. Не хватало ещё раз упасть, сведя все приложенные усилия, добытые таким трудом, на нет. Да и Аврора была уверена, что в случае падения она уже не встанет. Поэтому твёрдо решила держаться на ногах до последнего. Она сделала шаг, второй, третий, попыталась сорвать растущие плоды альбругского кизила. Покрытые коркой запёкшейся крови пальцы отказывались сгибаться. Пришлось хватать пузатые сиреневые плоды ртом, но с этим Аврора справилась куда проворнее.

— Дурацкий портал, даже убить нормально не смог, — только и сказала она, окончательно утолив жажду и смочив горло и губы.

Пораскинув мозгами, девочка справедливо решила, что боги в этот день были милостивы и поэтому оставили ей жизнь. Ведь межпространственный разрыв мог выбросить Аврору в ещё более ужасные места, например, в логово вечно голодных троллей или вообще в пучину океана, кишащую морскими гадами и кровожадными мерфолками. Поэтому девочка наскоро поблагодарила всех богов, которых знала и не знала, и решила отныне не пытаться покончить с собой. Вместо этого она продолжила свой путь по этому лесу…

— Что это за лес? Где я нахожусь? — разговаривала сама с собой соскучившаяся по обществу Аврора, взбираясь на невысокий пригорок, заботливо укрытый руками природы в шубу пахучих луговых трав. — Я всё ещё Камнекняжестве или… В каком-нибудь другом владении?

Наконец, девочка покорила некрутую вершину, но все попытки осмотреться не привели к желаемому результату: сгустившиеся сумерки залили всё вокруг плотной, холодной смолой, и единственное, что могла различить во тьме Аврора, — её собственные руки, ощупывающие пространство вокруг. Натыкаясь на деревья и колючие кустарники, спотыкаясь, падая, поднимаясь и снова оступаясь, она спустилась и пошла дальше.

Безлунная ночь преодолела пик своего недолгого царствования: пробила полночь, но Аврора этого не знала. Ей казалось, что рассвет вот-вот забрезжит и осветит путь; но она всё шла и шла, то и дело падая на разодранные в мясо колени и с оханьем поднимаясь, а обступивший со всех сторон мрак и не думал уходить. Наконец, дальнейший путь показался Авроре бессмысленным и даже опасным, и она стала думать о ночлеге. Устроившись на мшанике, девочка свернулась в позу эмбриона и довольно быстро заснула, измождённая дневными приключениями. И сон её, тревожный, лишённый сновидений, дрожал, как осенний лист на ветру, готовый в любую минуту оборваться.

* * *

Несмотря на нависшую тревогу, Аврора проснулась всего один раз, под утро, когда первые лучи восходящего солнца забрезжили сквозь колышущуюся листву и обожгли закрытые глаза. Девочка глухо застонала, закрыла глаза предплечьем, перевернулась на бок. Тело её покрылось гусиной кожей: утро выдалось прохладным, а она спала без одежды. Почему-то об этом Аврора вспомнила только сейчас.

— Ой, я же голая! — она вскочила, как ошпаренная, и принялась прыгать, растирать руками тело, кружиться, чтобы хоть немного согреться.

Впрочем, окончательно согреться ей не удалось, потому что знакомая жгучая боль возвратилась и опять засела в каждой клеточке дрожащего тельца. Некоторые ранки опять открылись и закровоточили, когда Аврора в пылу азарта случайно содрала струпы. Пульсировал резью обрубок, ещё не так давно называемый мизинцем. Пришлось прекратить согревающие процедуры.

Девочка попробовала скрыть срам перистыми листами папоротников, содранными с земли кусками мха, сбитыми палкой кустами омелы, свисающим с ветвей плющом, даже скомканной паутиной, но очень скоро поняла, что её навыков выживания в диком лесу не хватит для создания приличной одёжки из подручных материалов. А посему пришлось продолжить дальнейший путь сквозь лес абсолютно обнажённой. Девочка добралась до пресного холодного ручейка, где умылась, смыла грязь, пот и кровь, скрупулёзно вымыла остриженные до плеч золотистые волосы, напилась и, перейдя ручей по поваленному стволу ели, бодро пошла дальше.

Один раз она едва не налетела на гигантоскорпиона, который управлялся с пойманной ланью. Гигантское членистоногое, которое на самом деле являлось не членистоногим, а млекопитающим, пусть и слегка специфичного внешнего вида, ловко орудовало мощными клешнями, разделывая добычу и с громким чавканьем и хрустом пожирая её. Авроре повезло: гигантоскорпион хоть и учуял девочку по запаху крови, но, видимо, посчитал её слишком ничтожной дичью, не заслуживающей внимания совершенного охотника, поэтому с невозмутимым видом продолжил уплетать лань. Напуганная до смерти путешественница поспешила убраться куда подальше и вздохнула свободно лишь тогда, когда перешла неглубокую речушку и углубилась в прохладную чащу.

Наконец, ближе к полудню изрядно измученная Аврора выбралась на большак, чьей-то хозяйской рукой огороженный от леса деревянным заборчиком. Девочка перелезла через невысокое препятствие, но в последний момент неудачно перебросила ногу и кубарем скатилась на пыльный грунт. Охая и постанывая, Аврора поднялась и побрела дальше, но спустя пяток шагов остановилась и насторожилась: она услышала приближающиеся шаги, точнее, топот чьих-то гигантских лап. Пригнувшись, девочка юркнула в придорожные кусты развесистого лопуха, и стала следить за трактом.

Вскоре, минуя поворот, на дорогу вышло четвероногое чудовище, издалека напоминающее динозавроида, цветные картинки которых Аврора давно видела в книге «Бестиарий острова Альгустана». Чудовище, мотая плоской черепашьей головой, насаженной на тонкую длинную шею, и размашисто обмахивая дорожную пыль хвостом с костяным гребешком, неторопливо тащило на спине сбитую из анминитовой стали башенку, на вершине которой расположилось трое пассажиров. Наездник же сидел на голове динозавроида, на своеобразных козлах, украшенных яркими и пёстрыми перьями и гнущимся в стороны гибким флагштоком. На вершине флагштока трепыхался выцветший лоскут — чёрная единорожья голова в профиль на красно-белом шашечном поле. Аврора узнала флаг Эльфийского Содружества и чуть слышно чертыхнулась.

Так вот куда я попала! — белокурая девочка с любопытством вытягивала худосочную выю и осторожно посматривала на ящера по-над мясистыми листьями лопухов и бледнозорек. — К ушастым! Прямо в их владения! Кошмар какой! Почему именно сюда, а не куда-нибудь ещё? Я… Не хочу к эльфам! Боже, какой отвратительный зверь!

Ящер, медленно перебирая толстые, как столбы, ноги, продолжал двигаться вперёд. На его глазах сидели выпуклые шоры, из пасти, усеянной мелкими острыми зубами, торчал пенистый от слюны мундштук. Аврора с головой нырнула в придорожный бурьян, когда исполинская тень динозавроида легла на неё.

Погонщик и пассажиры, как она и ожидала, оказались эльфами — длинноухими, черноволосыми и белокожими, разодетыми в чёрные мундиры с белыми подпругами и карминовые береты. Погонщик периодически похлопывал питомца по налобным роговым щиткам, звонко покрикивал и хохотал, когда ящер отвечал ему низким и утробным «Чак-чак-чак». Пассажиры в паланкине скучали, облокотившись о планшир фальшборта, обмахивались мокрыми от пота беретами; самый крайний, сидящий на корме, курил густо дымящуюся цигарку. Докурив, он затушил окурок о подмётку тяжёлого солдатского сапога и бросил его за борт. Лишь чудом не попал в прячущуюся Аврору.

Наконец, динозавроид скрылся за очередным поворотом извилистого большака и пропал из вида девочки. Аврора вновь выкарабкалась на дорогу и долго рассматривала отпечатавшийся в пыли след гигантской лапы с тремя пальцами.

— Ну и лапища, — охнула девочка, когда сравнила отпечатки своей стопы и стопы ящера-переростка. — Да там вместится в сотню таких, как моя!

Вдоволь насмотревшись на следы, Аврора пошла в противоположном направлении, миновала поворот и… Снова вынуждена была сойти с тракта и с головой спрятаться в лопушнике. Её ясный слух уловил приближающийся топот копыт.

Наверное, единорог, — предположила девочка, удобнее устраиваясь среди обросших капельками росы листьев и убирая упавшую на глаза чёлку. — Или даже пегас! Ой, как интересно на них посмотреть!

Но нет, это был не единорог и не пегас. Очень скоро на дороге очутилось самое удивительное существо, которое Аврора видывала в своей недолгой жизни. По сравнению с ним даже вожделенные единороги и пегасы выглядели не так сказочно.

По дороге шла женщина. Эльфийка, судя по остроконечным оттопыренным ушам. У неё были рыжие волнистые волосы, распущенные и великолепные, блестящие зелёные глаза и веснушки. Много веснушек, очень много, все яркие, сочные, выделяющиеся на фоне тёмно-серой кожи…

И спаренные копытца с длинным голым хвостом. Аврора, сидя в лопухах, даже протёрла глаза и сощурилась, проверяя лишний раз, не обманывает ли её зрение.

Боже, боже, боже! — девочка заткнула рот рукой, чтобы не вскрикнуть от ужаса. — Я знаю, кто это!.. Это же суккуб, демоническая тварь! О них рассказывали мне в храме церковники. Я ещё тогда подумала, глупая дурочка, что эти умники пытаются просто напужать меня! А… А сейчас я столкнулась с настоящим суккубом, вот он, только руку протяни! Только у них копыта на ногах и крысиные хвосты! А ещё нетопыриные крылья с костяными крючками.

Однако у незнакомой эльфки подобных крыльев не было, то есть, у неё вообще не было крыльев. И выглядела она вполне прилично: одета в совершенно обычную дорожную одежду — кожаные куртку и штаны, на плече тащила совершенно обычный походный рюкзак с кучей отделений, в правой руке держала совершенно обычную сучковатую клюку, на которую опиралась при ходьбе. Разве что тревогу внушали шпага в ножнах, притороченных к поясу, и кобура с торчащей ручкой револьвера. Но самое главное, что серокожка пела. Непринуждённо напевала себе под нос какую-то бодрую песнь, отбивая такт сдвоенными раковинками копытцев и качая головой.

Но, дойдя до лопухов, служивших укрытием Авроре, эльфийка остановилась, смешно застригла длинными ушами и огляделась по сторонам. Однако Авроре стало не до смеха: серокожка каким-то сверхъестественным образом почуяла её рядом с собой! Женщина отложила в сторону клюку, сняла с плеча рюкзак, порылась в его недрах и выудила гладкую отполированную палочку длиной примерно в локоть. Взмахнув ею, эльфийка отчётливо проговорила формулу, и палочка на конце вспыхнула яркой алой искоркой. Рука её, держащая палочку, дрогнула и медленно указала на… Аврору, сидящую в лопухах!

Это стало последней каплей. Аврора взвизгнула, вскочила и ринулась обратно в лес, надеясь там скрыться от длинноухой ведьмы, которая всё же смогла вычислить её убежище при помощи своих нечестивых артефактов.

— Эй, постой, глупая! — крикнула ей вслед серокожка на чистом всеобщем языке, но Аврора и не думала останавливаться.

Первая встреча с эльфами не сложилась. С другой стороны, Аврора в жизни не могла подумать, что когда-нибудь ей выпадет сомнительное счастье так близко встретиться с представителем древнего народа. Особенно с рыжеволосыми и зеленоглазыми дамочками, будто сошедшими со страниц детских сказок о ведьмах.

Аврора не думала: не было времени. Она неслась во все лопатки, не помня себя от страха. Злобно трещали потревоженные сороки, неугомонные вульки скакали на низко стелящихся, смыкавшихся над головой ветвях и тоже кричали на все лады. Девочка перепрыгнула два или три муравейника, глубокую яму, оставшуюся от выкорчёванного с корнем дуба, сам дуб, обросший мхом и светящимися шляпками грибов, собрала за собой десяток паутин и, посчитав, что эльфийка осталась с носом, сбавила шаг.

Но она сильно ошиблась.

— Стой же ты, всё равно догоню! — настойчивый альт за спиной вынудил Аврору увеличить скорость бега, однако резервных запасов выносливости хватило ненадолго. Очень скоро у девочки подкосились ноги, и она рухнула на колени и повесила голову, окончательно смирившись с проигрышем.

Пусть делает, что хочет! А я устала!

— Вот ты где! Зачем убегаешь от меня? — как оказалось, эльфийка даже не запыхалась во время маленького марафона, а её движения продолжали оставаться грациозными и пластичными. — Глупее поступка на свете не сыскать, крошка, уж поверь, я бегаю быстро… Человек. Человеческая девочка. Откуда ты такая взялась здесь, в землях Содружества? Ещё и голая, и искалеченная?

Я в Содружестве… — Аврора готова была разрыдаться, но тупо смотрящие в пространство бирюзовые глаза продолжали оставаться сухими. — Среди ушастых эльфов!

Некстати вспомнились материнские россказни о том, как эльфы используют людей в роли послушных рабов. Тогда, месяца два назад, Аврора вместе с братьями и сёстрами трепетали от ужаса, слушая красочные рассказы матери о том, как длинноухие, приплывая из-за моря на неведомых морских ящерах, по ночам топят рыбацкие траулеры, а их персонал берут в полон, клеймят позорным тавром ничтожного раба и до конца жизни заставляют работать на смрадных заводах и фабриках, где в больших количествах производятся вселяющие ужас обычному человеку дизельмункулы, вооружённые цепными пилами, огнемётами, картечницами, лазерными лучемётами, молотами и другими орудиями, несущими смерть и хаос. Или на зверофермах, где человеческие дети и дряхлые старики — ресурс, изживший себя и неприспособленный к тяжёлой и изматывающей работе, — идут на корм ужасным чудовищам… Например, ящеру, которого Аврора не так давно видела…

— Ну, и что делать будем? — задумчиво хмыкнула незнакомая эльфка, обходя стоящую на окровавленных разбитых коленях девочку. Аврора, повесив голову и глядя исподлобья, неотрывно наблюдала за её мохнатыми копытцами и раскачивающимся хвостом. — Хм, признаться честно, это самая неожиданная встреча в моей жизни, а ведь я считала, что повидала уже всё на свете… Для начала давай-ка поднимемся.

Серокожка зашла за спину девочки и, взяв её под мышки, с лёгкостью поставила на ноги. Аврора от неожиданности готова уже была упасть вновь, но вовремя спохватилась и удержалась. Холодные руки эльфийки неприятно обожгли кожу, а её терпкий бергамотовый парфюм ударил по ноздрям.

— Повторяю: откуда ты взялась? — эльфийка обошла девочку и остановилась перед ней. Аврора понурила голову, не смея поднять глаза, и только мелко дрожала, продолжая прикрывать срам руками. — Как тебя зовут? Ты понимаешь меня?

Аврора понимала, потому что эльфийка говорила на всеобщем. Но вот заговаривать с ней она не желала, наивно надеясь, что длинноухая дамочка, потеряв интерес к находке, пойдёт дальше. Но женщина, похоже, попалась куда более пытливая и любопытная, чем она ожидала.

— Пойми, крошка, я три раза повторять не привыкла. Или ты отвечаешь, или… — тут серокожка замялась и задумчиво почесала затылок.

Ну вот, началось! — мелко задрожала и захлопала большими глазами Аврора. — Сейчас поставит клеймо и сплавит на рынок! Или вообще, посчитает меня хилой девчонкой, убьёт и бросит здесь, в лесу! Боже, почему я попала именно сюда, почему именно к эльфам? Мамочка…

— Впрочем… Думаю, я смогу тебя разговорить!

Нагнувшись, удрализка сорвала растущий под ногами хвощ и покрутила в пальцах тонкий зелёный стебель, усыпанный пышными мутовками.

* * *

Яркое, насыщенное алыми оттенками пламя весело трещало и корчилось, выхватывая из сумрака небольшую, спрятанную в чаще леса прогалину. Серокожая эльфийка, сидя на старом, прогнившем валежнике, ворошила горящий хворост палкой и время от времени подкидывала ещё. Аврора сидела рядом, закутанная в мягкий плед, и держала обеими руками глиняную щербатую кружку, наполненную горячим чаем без сахара.

— Итак, крошка, — после долгого молчания начала женщина, откладывая опалённую с одного конца ветку, — я понимаю, что ты, быть может, сильно напугана, но твоё упорное молчание переходит все мыслимые границы. Не притворяйся немой, я прекрасно слышала, как ты кричала, когда убегала от меня. Да и, говоря откровенно, если бы ты была немой, всё равно хоть какие-нибудь звуки ты могла произносить, пусть даже и мычание. А ты только вздыхаешь и что-то бормочешь себе под нос. Ты так и не сказала, кто ты, откуда, как тебя зовут и где твоё сопровождение. Не доверяешь мне? А я, между прочим, вылечила твои увечья, обогрела и накормила. Этого недостаточно, чтобы заслужить хотя бы толику твоего доверия? Нет? Может, ты боишься меня, моих копыт, хвоста, рыжих волос, э? Уверяю тебя, я не ведьма, не демон и не чернокнижница. Меня зовут Элизабет Маргарита София Августа Морэй, я доктор психомагических наук, то бишь, чародейка, весьма способная и уважаемая в народе. Иду в Зачарованные Пущи, в свой дом, после долгого отсутствия. Там живут дриады, много дриад, целый клан. Я полукровка — наполовину удрализка, наполовину древодева. Теперь твоя очередь откровенничать, крошка.

Но Аврора продолжала в безмолвии сидеть и смотреть на истерично прыгающее на хворостине пламя, издёрганное слабым летним ветерком. Бледное лицо её играло отблесками жаркого пламени, в неподвижных голубых глазах плясали маленькие язычки. Элизабет бросила палку в костёр и покачала головой.

— Ты рабыня, каким-то образом сбежавшая от работорговцев? — опять попыталась завязать беседу чародейка. — Или ты попросту отстала от своей группы путешественников? Или отбилась от колонны беженцев? Где твои родители? Что произошло с твоим мизинцем на руке? Кто ты, чёрт возьми, такая?

Аврора вздрогнула, будто очнулась от оцепенения, и отхлебнула из кружки. И вновь, не удостоив собеседницу ни взглядом, ни словом, застыла в неподвижности. Костёр продолжал выплясывать и плеваться искрами. Где-то далеко, на северных холмах, протяжно завыл оборотень.

— Твоя издевательская апатичность скоро меня доконает, крошка. Тебе повезло, что ты наткнулась на меня, а не… На кого-нибудь другого, менее дружелюбного. Я тебе зла не желаю. Но, согласись, странно, что столь юная дева бродит по дикому лесу в гордом одиночестве абсолютно обнажённой и в дополнение сильно израненной. Тебя избили? Изнасиловали?.. А, да ну тебя к чёрту.

Аврора боковым зрением видела, что эльфка встала, отряхнула запылённые штаны и стала копаться в рюкзаке. Она вынула оттуда бутылку, в которой находилась миниатюрная башенка с застеклённой вершиной, после чего скрылась в темноте. Не возвращалась долго.

— Значит так, — девочка подпрыгнула на месте, когда суровый голос эльфийки внезапно раздался из-за спины, — значит так, юная сударыня, раз не хочешь идти на контакт, значит, моя помощь тебе не нужна, а ты держишь ситуацию под контролем. Прекрасно. Не смею отныне лезть в твои личные дела. Отдавай плед и кружку.

Белокурая девочка нехотя сбросила с опущенных плечиков бязевое покрывало и отдала его хозяйке. Допив остатки чая, вернула и кружку.

— Я ухожу ночевать в свою башню, — после паузы промолвила удрализка, сворачивая плед, — могу впустить и тебя, если хочешь. Ночевать под открытым небом, конечно, очень романтично, но ночью бывает прохладно, а ты в чём мать родила. Или ты хочешь поближе познакомиться с лесными клещами и другими очаровательными тварюшками? Снова молчание? Учти, правило «Молчание — знак согласия» в нашей ситуации не работает. Я считаю до трёх, а потом, если не последует ответной реакции, уйду к себе в башню и оставлю тебя наедине с этим страшным чёрным лесом. Ну-с? Раз… Два… Три. Молчишь? Что ж, твой выбор. Спокойной ночи.

Элизабет развернулась и растворилась в непроглядном мороке. Ещё с полминуты были слышны её шаги, а потом и они утихли. Аврора глубоко вздохнула, испытывая в глубине души какое-то странное чувство, в котором смешались облегчение и горечь. Облегчение, что приставучая эльфийка ушла, а горечь… В сущности говоря, по этой же причине. По крайней мере, эта женщина не пыталась приставать к ней и не делала грязных намёков, как лесной маньяк… Хотя, когда эльфийка заставила Аврору лечь на землю и раздвинуть мосластые ноги, девочка уже мысленно представляла, как женщина забавляется с ней. Но Элизабет всего лишь бросила мимолётный взгляд на открывшуюся перед ней панораму детской невинности и лёгким прикосновением пальцев затянула докучающий порез на внутренней стороне бедра.

Аврора тоскливо посмотрела на догорающие в вырытой лунке угольки, на седой с прозеленью валежник, где не так давно сидела эльфка и, поразмыслив как следует, пошла в ту сторону, где она пропала. Пробившись сквозь заросли плотного кустарника, девочка неожиданно для себя натолкнулась на невидимую стену, преграждающую дальнейший путь. Аврора, идя вдоль барьера, сделала внушительный круг и вернулась туда же, откуда начала свой обход. С горечью осознав, что нигде нет ни малейшей лазейки, а чародейка отныне недоступна, Аврора до боли стиснула зубы и вернулась на поляну с догорающими останками костра, где устроилась на ночлег.

Эта ночь оказалась куда более жуткой, чем предыдущая: Аврора сквозь сон слышала волчий вой и воинственный клёкот. Три раза она просыпалась в холодном поту, потому что ей снилось, как её растерзывают дикие оборотни и упавшие с небес грифоны. Она лежала, поджав ноги и обхватив колени руками, под мшистым валежником и беззвучно плакала, моля Элизабет прийти и забрать её к себе. Сотню раз девочка упрекала себя в глупости и близорукости, сотню раз в мыслях соглашалась на щедрую пропозицию эльфки и сотню раз с ужасом осознавала, что ночует одна в диком лесу, набитом кошмарными чудовищами. И клещи с клопами казались ей куда более приятными соседями, чем, например, волки, гигантоскорпионы, мандиры или медведи, которые, несомненно, бродили где-то неподалёку, воя, ворча, рыча и шипя. Аврора даже слышала, как поблизости трещали сухие ветви под лапами свирепых чудовищ… А потом кто-то схватил её и с лёгкостью поднял, словно пушинку. Аврора вскрикнула от ужаса и зарыдала.

— Не реви, в мире хватает слёз, — услышала она над ухом мягкий голос эльфийки.

Элизабет, взяв плачущую девочку на руки, отнесла её к себе в башню. Женщина положила её на мягкие перины и накрыла покрывалом, после чего ласково погладила по голове и ушла.

И Аврора заснула со слезами на глазах, мысленно благодаря радетельную удрализку и чувствуя приятное тепло, расплывающееся по дрожащему тельцу.

* * *

А утром Элизабет накормила девочку яичницей и напоила горячим кофе, а после подыскала подходящую одёжку и выпустила на волю. Пока Аврора привыкала к новому платью, скромному, но вполне удобному, эльфийка уменьшила башню в размерах, спрятала её в бутыль и, положив стеклянную тару в рюкзак, отправилась дальше в Зачарованные Пущи. Аврора увязалась за Морэй, но предпочитала держаться на расстоянии, всё ещё стесняясь заговаривать с ней. Чародейка узнала только имя девочки, которое та начертила прутиком в дорожной пыли.

А потом случилось кое-что ужасное: близ города Изра’Йэль Аврору поймал единорожий разъезд. Конники настигли убегающую девочку, избили её арапниками и, связав по рукам и ногам, увели в город. Девочка плакала, хромала, то и дело падала, и единорог, к луке седла которого она была привязана, волочил её по земле, разрывая платье и раздирая нежную детскую кожу в мясо и кровь. Если бы вовремя не вмешавшаяся Элизабет, изрядно побитую девочку повесили бы на городской площади по обвинению в шпионаже и нарушении границ Альянса. Чародейка за пять тысяч круний выкупила жизнь девочки-немтыря прямо на эшафоте и самолично сняла с неё уже затянутую петлю. Зеваки и ротозеи, пришедшие поглазеть на казнь малолетней преступницы, были ужасно разочарованы.

Удрализка забрала рыдающую от боли, страха и стыда Аврору с собой и вновь стала врачевать её раны и побои, нанесённые единорогами, их наездниками, тюремными надзирателями и работниками пыточных камер. Эльфийка не делала попыток завязать диалоги со спасённой, обращалась к ней лишь в случае крайней необходимости. И Аврора отвечала, сначала тихо и неуверенно, потом более твёрдо и словоохотливо. Элизабет приняла решение изменить маршрут и идти в Скуу’Врак, столицу Содружества, где по приходе пообещала пристроить свою новую знакомую в сиротский приют к знакомой эльфийке.

Она вручила Авроре обсидиановый браслет со змеиными клыками, который блокировал действие магического барьера вокруг башни, таким образом удрализка окончательно доверилась новой знакомой, милостиво разрешив ей жить в своих владениях.

Но спустя два дня похода, не в силах больше сдерживать эмоции и притуплять боль ноющей душевной раны, девочка на очередном привале, заходясь от плача и давясь слезами и соплями, поведала Морэй о своих злоключениях и жалостливо попросила не отдавать её в чужие руки. Узнав о дерзком нападении пиратов-мерфолков на мирное беззащитное население Усоньки, длинноухая чародейка долго негодовала и всячески поливала отборными ругательствами, достойными истинного сапожника-гнома, морских карателей и их бездумную жестокость и жажду наживы. Когда Аврора рассказала про кикимору и похищенную Айтнессу, Элизабет лишь посочувствовала потере девочки. А после историй с поджаренным насильником и неудачной телепортацией крепко задумалась.

Она в собственной башне и в полевых условиях провела несколько тестов, исследований и наблюдений, после чего выяснила, что случайная знакомка является носительницей огромного для её малолетнего возраста и расы магического потенциала. После этого открытия чародейка в корне изменила своё решение и заявила, что отныне Аврора будет её ученицей. Девочка, не мудрствуя лукаво, согласилась стать кем угодно, лишь бы быть рядом с «доброй серокожей тётенькой». Плюс ко всему, удрализка выяснила, почему её волшебная палочка-поисковик при первой встрече с Авророй сначала завибрировала в рюкзаке, а потом безошибочно указала на девочку: встроенный в древко палочки кристалл лизоргеда — распространённого в чародейской среде магического камня-детектора, — распознал в девочке чистую, концентрированную Силу и принял её за Разлом.

Как бы то ни было, Аврора обрела новый дом и наставницу. Это случилось около полумесяца назад, в первых числах августа. Всё это время Аврора жила с Элизабет и так сблизилась с ней, что уже не представляла жизни без эльфийки. Но она даже не догадывалась, насколько это было взаимно.

 

Разговор в закусочной

Раздражающий зуд в ладонях заставил начинающую кудесницу отвлечься от клубившихся в голове мыслей и вернуться в действительность. Аврора, вспомнив, что нельзя долго контактировать с Разломами, отняла руки и отряхнула их, окропив сухую землю вокруг бледно-алыми искрами. Разлом, видимо, был совсем молодым, потому что за это время успел затянуться. Вместо него на плитах остались лишь чёрные отпечатки рук девочки.

— Ну, отлично, — только и сказала хриплым голосом Аврора и с кряхтением поднялась. Размяв затёкшие ноги и помассировав пульсирующие болью виски, она покинула сумрачную поляну и по знакомой тропинке вышла к берегу реки, где её должна была ждать Элизабет.

На старом полусгнившем пне одиноко сидел ранец, поблёскивая на солнце отполированными бегунками и брелоками застёжек-молний. Рядом, на золотистом песке, усеянном следами копытцев, лежали кобура с револьвером и ножны с наполовину вытащенной из них шпагой.

На полузакрытой гарде из стали и серебра сидела бабочка-монарх, лениво ворочая жёлтыми крылышками с чёрными прожилками. Когда Аврора приблизилась к пню, из раскрытого ранца выскочила бледно-голубая лягушка с выпученными красными глазами и одним прыжком скрылась в воде.

— Ли-иза! — прочистив горло, крикнула девочка.

— Быстро же ты управилась, — из пышных зарослей умрозотки и дягиля выбралась Элизабет, на ходу застёгивая пуговицы на штанах. — Опять не послушалась моих наставлений и высосала магию без передышки?

— Там магии-то с гулькин нос было, — обиженно поджала губы Аврора и сложила руки на крошечной груди.

— Не страшно, поищем ещё, времени у нас предостаточно, — серокожка вытащила из саквояжа песочные часы из небьющегося стекла, перевернула их и положила обратно. — Я здесь осмотрюсь, а ты пока напряги силёнки и исцели себя от насморка. Приду — проверю.

Элизабет решила далеко не отходить от берега. Искоса она наблюдала за своей ученицей: та, стоя на коленях перед пнём, складывала из пальцев различные ритуальные Знаки, очевидно, пытаясь вспомнить нужные. Пока что её пальчики были не шибко гибкими и грациозными, но в будущем она научится виртуозно порхать ими, как заправский иллюзионист. Для крестьянского ребёнка руки Авроры были чрезвычайно нежными, и это не могло не радовать.

— Лиза, Лиза, у меня получилось! — спустя две минуты позвал её довольный девичий голос, звенящий как новенький серебряный колокольчик.

— Вижу, ты неплохо справилась, крошка, — улыбнулась вернувшаяся эльфийка, — тебе ещё стоит поработать над моторикой пальцев. Твои движения должны дышать грациозностью и пластичностью, чтобы создаваемые заклинания были безукоризненными. Как говорится, волка ноги кормят, а чародея ловкие руки.

Аврора молча подняла руку и, скривив губки, пошевелила обрубком мизинца. Элизабет поспешила успокоить девочку:

— Очень жаль, что ты потеряла мизинец, но прошлого не воротить, а выращивать новый — значит, обречь себя на долгие муки и круглосуточный дискомфорт. Регенерация рук, ног, пальцев, знаешь ли, всегда протекает болезненно и может навредить растущему организму.

Аврора со вздохом уронила руку.

Идём дальше.

Голос, прозвучавший в голове девочке, принадлежал Морэй, но был глухим, словно доносился из-за закрытой двери или заколоченной бочки. Хотя пухлые, неплотно сжатые губы чародейки не двигались.

— Идём, — вслух промолвила девочка и слегка улыбнулась. — Когда я научусь читать чужие мысли?

Всему своё время, крошка.

После некрутой излучины две чародейки набрели на охотничью артель, расположенную в гигантском грибе со сплюснутой щетинистой шапкой и разлатым, сужающимся кверху стволом. Продравшись сквозь заросли лещины, долгохвостки и жимолости, удрализка и человек выбрались на пустой большак, упирающийся через десяток шагов в покосившиеся и раскрытые настежь ворота. Дощечка, прибитая к воротной притолоке, несла на себе написанное облупившейся красной краской название артели: «Oira daen Og’gen».

— «Дикий единорог», как банально… Похоже, здесь недалеко охотничьи угодья, — Элизабет бросила на землю ранец, забралась с ногами на широкий дубовый пень и обхватила колени руками. — Значит так, проведи магическое зондирование местности и попытайся отыскать ещё Разломы, только будь осторожна. Я пока что исследую эти пни и посмотрю, чем можно разжиться. И постарайся не заходить на территорию охотничьего дома, хорошо? Иначе тамошние нажравшиеся трапперы запросто его превратят с твоей помощью в бордель.

— Да, Лиза, — девочка вытащила из-за пазухи тонкий ореховый прутик и, зажав его в левой руке, отправилась бродить по тракту, исполосованному ободьями телег и испещрённому копытами лошадей.

Ореховая палочка, прямая и гладкая, увенчанная навершием из зачарованной стали, повела свою хозяйку прямо по пустынному пыльному тракту, обочина которого утопала в тихо шумящих на слабом ветру лопухах, бурьянах и полыни. Старые, покрытые червоточинами дубовые и буковые пни остались позади; дорогу обступили гигантские сосны, разлапистые ели, тонкие и стройные берёзы и липы, увенчанные мохнатыми омелами, узорчатой паутиной и прядями старого мха. Над буйно растущим чертополохом и развесистыми эльфийскими ушами порхали разноцветные бабочки — шашечницы, монархи, лимонницы, репейницы.

Аврора заметила, что алые колючки эльфийских ушей плотно прижаты к стеблю — надвигался ливень. Она подняла глаза и посмотрела на небо: голубеющая лазурь и лучистое солнце уже вовсю затягивали рваные свинцовые тучи, воздух становился свежее и прохладнее, а вдалеке слышались приглушённые раскаты грома, вспыхивали зарницы. Юная чародейка остановилась и перевела взгляд на палочку-поисковика: та продолжала смотреть вперёд, не делая попыток отклониться в сторону и направить хозяйку к вожделенным Разломам.

Может, она не откалибрована? — засомневалась в рабочем состоянии прутика девочка и для верности потрясла его. — Пожалуй, лучше вернуться в башню, иначе дождь подмочит. Не хватало подхватить насморк ещё раз, тогда Лиза прибьёт меня.

Поразмыслив как следует, она развернулась на каблуках и живо зашагала обратно, придерживая развевающиеся на ветру длинные косы и шляпу.

Близ крутого поворота, за которым после невысокого холма начинался бурелом, девочка уловила приближающийся лай собак, цокот копыт и эльфийскую речь. Оглянувшись через плечо, она увидела несущихся в клубах пыли четверых всадников верхом на единорогах с гривами, заплетёнными в косички. На их чепраках, расшитым серебром, виднелся герб Государственной Гильдии Звероловов — две скрещённые руки, одна из которых держала кнут, а вторая лихо закрученный рог. Перед всадниками бежали две поджарые короткошёрстые псины, а за всей этой делегацией ристал заарканенный дикий единорог. Белоснежный конь брыкался, пытался встать на дыбы, скалил зубы и звонко ржал, пытался сбросить с себя молодого серокожего эльфа, но тот, вцепившись в пышную воздушную гриву, уверенно держался верхом.

Аврора узнала одну из всадниц — то была сама Миряна Первая, Владычица Эльфийского Содружества, Всемогущая Дщерь Вечноосенних лесов. Её прекрасный чистокровный единорог был вороным, с лоснящейся блестящей шкурой, под которой перекатывались плотные мышцы, и иссиня-чёрной гривой, с посеребрённой упряжью и богато расшитой насадкой на почти двухаршинный закрученный рог. Судя по всему, августейшая иллюмонка решила немного отвлечься от государственных дел и возглавила очередную группу звероловов, выслеживающую в лесу дикого лесного единорога. В своих пыльных дорожных одеждах она ничем не отличалась от обычной городской эльфки, если бы не аристократическая осанка, выработанная за недолгие годы царствования.

Аврора смиренно отошла в сторону, чтобы пропустить всадников, но те остановились в нескольких шагах от неё по велению Владычицы. Вороной единорог зафыркал, игриво заплясал на месте, его подкованные копыта забили по быстро намокающей дорожной пыли. Златокожая всадница взглянула на человека и сощурила слегка раскосые ярко-алые глаза. Узнав в нежданной путнице Аврору, её тонкие черты хорошенького и по-детски невинного личика заметно смягчились, а верхняя пара рук, свободная от поводьев, сложилась в характерный приветственный жест.

— Ах, какая нежданная встреча! — промолвила покровительница всея эльфов весьма комичным звонким голоском. — У меня было предчувствие, что мы с тобой ещё встретимся, но я не ожидала, что это произойдёт так скоро.

— Моё почтение, государыня Миряна, — Аврора спрятала прутик и неуклюже сделала книксен, подхватив полы невидимого платья. — Я тоже… Мне тоже неожиданно видеть вас в такой глуши.

— Да, дебри ещё те, — согласилась Миряна и огляделась по сторонам, словно видела обступающий её дремучий лес в первый раз. — Решила немного развеяться, знаешь ли, сходить в рейд вместе со звероловами и посмотреть на их нелёгкий труд. Как оказалось, не напрасно, — она кивнула в сторону пойманного единорога. — Правда, эта животинка пребольно ткнула меня рогом в крестец, но это пустяки, будет, что вспомнить во время унылых совещаний с нунцием мерфолкской империи!

— Владычица, дождь накрапывает, — рокочущим баритоном вставил крупный кряжистый эльф с короткой смольной бородкой, видя быстро растекающиеся следы от капель на шее своей кобылицы и рукавах куртки, — нужно остановиться в артели неподалёку, осталось всего ничего, за этим поворотом. Если ливень усилится, единорог воспользуется этим и попытается удрать, с ним надо держать ухо востро.

— Обожди самую малость… Надеюсь, ты передала моё послание своей радетельнице, — Миряна вновь обратила взор на Аврору, и снова её пухлые губки растянулись в приветливой улыбке.

— Передала, — кивнула девочка, сосредоточенно глядя куда-то за спину Владычицы. — Она согласилась прийти к вам на завтрашнюю аудиенцию, однако если вы желаете увидеть Лизу… То есть, госпожу Элизабет Морэй прямо сейчас, то могу обрадовать: моя… Наставница, кхм, она сейчас около охотничьего трактира и дожидается моего возвращения.

— Прекрасно, — сладко причмокнула губами Миряна. — У меня есть шанс поговорить с ней в неформальной обстановке, именно так, как я желала. Получается, Аврора, нам по пути? В таком случае залезай ко мне! — девушка свесилась с седла и без каких-либо стеснений протянула Авроре тонкую изящную ручку в пятнистой от дождевых капель митенке.

Поколебавшись с мгновенье, Аврора не без помощи Владычицы взобралась к ней в седло, инкрустированное драконьей костью, и положила свои руки ей на плечи, укрытые шапом. Белые, как первый снег, волосы Миряны, собранные на макушке в объёмный валик, отдавали лавандой, центифолией и лимонами, а горячая кожа и белёсые завитки на затылке блестели капельками пота. Аврора ощутила мощную энергетику, исходящую от наездницы. Видно, что эльфийка всё ещё пребывала в состоянии экзальтации от недавнего процесса поимки дикого единорога.

— Веди, Вольдемар, только помедленнее, а то я вывалюсь из седла и тебе придётся меня подбирать, — бросила она бородатому плечистому эльфу, и тот, вдавив шпоры на ездовых сапогах в упитанные и прикрытые попоной бока кобылы, пустил её неторопливой рысью. За ним последовали Миряна, короткие ножки которой едва доставали до стремян, и остальные звероловы. Аврора сильнее прижалась грудками к спине эльфийки и выплюнула попавшие в рот белоснежные волосы.

* * *

Элизабет тем временем продолжала сидеть на пне, поджав копыта. Над её головой в воздухе висел мясистый лист лопуха, выполняющий роль зонтика.

— Ли-иза! — окликнул её знакомый голос, и серокожка подняла голову.

Группа из пяти всадников проскакала мимо неё, размазывая дорожную грязь, и ворвалась на территорию охотничьей избушки, однако Элизабет успела увидеть Аврору, сидящую на луке седла позади беловолосой иллюмонки. Девочка жестами манила наставницу за собой, и та спрыгнула с пня и торопливо зашагала к раскрытым воротам, в которых исчез последний неосёдланный единорог. Непохоже было, чтобы её насильно удерживали в седле, но чародейка на всякий случай стянула перчатку с одной руки и сухо хрустнула пальцами. Вторую руку положила на рукоять шпаги, готовая выхватить её в любой момент и использовать по назначению.

* * *

Как и ожидалось, слабые опасения Элизабет были напрасными. Владычица пригласила двух чародеек отобедать в ресторанчике, расположенном на первом этаже артели. Элизабет, Аврора и Миряна устроились в алькове, отделённом от остальной залы латанным грубым пологом. Сейчас полог был отдёрнут в сторону, дабы Миряна приглядывала за своими спутниками-звероловами и не давала им много пить.

Бледнокожая, как молочная кипень, скинсиса мелкими шажками подбежала к посетительницам и поинтересовалась насчёт заказа.

— Думаю, можно перекусить и здесь: я ничего не ела с самого утра, — Элизабет почесала закрытое веко пальцем и закинула ногу на ногу. — Выкладывай, что там у тебя есть?

Служанка вытащила из кармана фартучка планшет, на котором в подробностях было расписано местное меню, состоящее в основном из свежего мяса и рыбы. Удрализка выудила из сидящего на собственном стуле ранца сафьяновый кошель с монетами, но охолонувшая от жаркой поездки Владычица стукнула верхними руками по столешнице и громко промолвила:

— Я угощаю! Отказы не принимаются!

Элизабет воздержалась от спиртных напитков, чтобы быть в здравом уме и ясной памяти и не дать Владычице воспользоваться собственной невменяемостью и обвести вокруг пальца. Иллюмонка же призналась, что является убеждённой трезвенницей.

В алькове не было окон, свет давал стоящая на столике газовая лампа. Элизабет усилила весело пляшущее пламя нужным заклинанием и, подперев голову кулаком, принялась изучать внешность Владычицы, сидящей напротив. Определить возраст эльфа трудновато, ибо даже столетний эльф при должном уходе за внешностью мог выглядеть на все двадцать. Но Элизабет знала, что вальяжно развалившаяся на скрипучем стуле по соседству с ней альбиноска была ещё совсем дитём, более того, бастардом, незаконнорождённой дщерью бывшей Владычицы, сложившей голову от даургской оспы на сто сороковом году жизни.

Мать Миряны во времена своей бурной молодости имела неосторожность попасть под романтическое влияние третьего лица и даже родить от него девочку, о которой, разумеется, ничего не знал её законный муж-консорт. И так и не узнал, потому что умер за два года до кончины жены. Едва девочке-альбиноске исполнилось два месяца, как Владычица тайно передала её на воспитание знакомому монаху-человеку, живущему в землянке в Вечноосенних лесах, и благополучно забыла о ней.

Миряна, повзрослев и узнав свою истинную родословную от монаха, три лета назад после смерти матери неожиданно появилась в Древе и по действующим канонам матрилинейной примогенитуры огласила свои права на трон и титул Владычицы всея эльфов, совершенно не беря во внимание двух старших и, что немаловажно, законнорождённых братьев. Вышедшие на контакт с покойной Владычицей медиумы подтвердили притязания Миряны на власть над Эльфийским Содружеством, и уже в двадцать один год иллюмонка была коронована Древесной диадемой — неизменным атрибутом властительницы обширных Вечноосенних лесов от Кораллового моря на севере до Икверого моря на юге.

Миряна без особой вежливости разогнала созданный было благородными эльфами ренегатский совет и решила править собственноручно, хотя сделала собственных братьев министрами — самого старшего, Алоизия, министром внутренней политики, среднего, Кнатча, — внешней.

С начала своего правления Миряна прослыла очень умелым политиком и большой сторонницей распространённой в Сикце научной мысли «о симбиозе живой плоти и машины», а её глубокие познания в элоквенции не раз помогали ей одерживать безоговорочную победу в политических игрищах. Близкое общение с монахом-человеком, который фактически стал для неё отцом и наставником, сделало Владычицу очень доброжелательной по отношению к людям, а посему альбиноска впервые в истории Эльфийского Содружества взяла курс на экономическое, научное, культурное, военное и политическое сближения с главным оплотом человечества на Сикце — Трикрестийской империей, раскинувшей необъятные границы на неприветливом архипелаге, называемым Святородным, и изрядном кусе северного континента Гармора. И журавлина «Десница Владычицы» — та самая, на которую не так давно с отвращением глядела Аврора, — являлась первым крупным совместным изобретением эльфийских и имперских учёных и механиков.

Элизабет практически не располагала данными о внешней политике молодой, но, бесспорно, очень талантливой иллюмонки, но прекрасно знала, что за три года правления юная Владычица отодвинула границы Эльфийского Содружества, конкретно владения Скуу’Врак, без единой капли крови и лязга оружия далеко на восток, поглотила дриадский клан Зачарованных Пущ, откуда была родом Элизабет, и вплотную подобрались к Драконьей гряде, за вечно заснеженными перевалами которой простирались топкие и бездонные болота ящеролюдов. Получается, что Элизабет не так давно стала полноправной гражданкой Эльфийского Содружества и теперь находилась под властью этой беловолосой соплячки.

— Надеюсь, ваша послушница охарактеризовала меня с положительной стороны, Элизабет, не хотелось бы, чтобы вы изначально были настроены по отношению ко мне неприязненно, — первой начала разговор Владычица и исподлобья взглянула на серокожую эльфийку.

— Предпочитаю составлять своё мнение о незнакомцах из личных впечатлений и не брать за основу чужие мнения, — чародейка откинулась на спинку стула и сплела пальцы на животе.

— Разумно. То же самое могу сказать и про себя, Элизабет Морэй. О вас при Древе ходит множество слухов и кривотолков, и отнюдь не все они положительно вас характеризуют. Я прекрасно знаю, что львиная доля из них не более чем наветы и клевета, и порой, когда придворные шавки начинают перегибать палку, ставлю их на место. То, что я выведала, что вы расположились неподалёку от Скуу’Врака в собственной башне, можно считать чистой, но вельми подходящей случайностью. Поверьте, шпионы Содружества не следуют всюду за вами по пятам и не докладывают мне о каждом вашем чихе.

— Допустим, я вам верю, — судя по интонации, Элизабет действительно верила словам иллюмонки. Если бы шпики Владычицы в самом деле вели слежку за чародейкой, она бы непременно это почувствовала.

— Я готова относится к вам с пиететом, которого вы явно заслуживаете благодаря своим многочисленным заслугам и мудрости.

— Взаимно, — не без скрытого лукавства промолвила чародейка. — Я в вашем распоряжении, Владычица Миряна Первая, и готова ответить на любой интересующий вас вопрос, если, конечно, он не будет выходить за дозволенные рамки приличия. Не обессудьте, но шибко откровенничать я не собираюсь ни с вами, ни с кем-либо ещё.

— Понимаю. Не думайте, что я бесцеремонно вас исследовала, пока мы шли сюда, но от моего внимания не могли ускользнуть некоторые интересные особенности вашей внешности. Вы сатиресса?

— Нет, я не сатир, — покачала головой удрализка. — Но мой дедушка по материнской линии был сатиром.

— Дедушка по материнской линии, значит? Выходит, ваше прямое родство с дриадами чистая правда?

— Правда, — не стала утаивать очевидное Элизабет, — вас это удивляет?

— Не то чтобы удивляет, — с лёгкой улыбкой призналась чистокровная иллюмонка, — скорее… Заинтересовывает. Физиологическая природа дриад в наше время весьма скудно изучена, в большинстве своём это лишь умозрительные заключения, основанные на догадках и предположениях. А гуманоидные дриады-полукровки и вовсе нонсенс. Когда я изучала богатые залежи книг и рукописей в поистине необъятной библиотеке Древа, мне в руки попалась занимательная литература, а именно «Заметки о расовом филогенезе Сикца», изданная советом людских филогенетиков на заре Второй Эры…

— Знакомая книга, — нахмурила рыжие брови эльфийка, — это случаем не в ней половые связи с дриадами и кентаврами на полном серьёзе приравнивали к демонической зоофилии и смертному греху? Если верить содержанию этого чтива, моя мать-дриада была коварным суккубом, что соблазнила моего неразумного и простодушного отца-удрализа и обманом забеременела от него, чтобы родить на свет меня — плод греха и Бездны. У меня сложилось мнение о том, что эту книгу писали не учёные мужи и светочи генетики и физиологии и даже не фанатичные инквизиторы и паладины из Ордена Sanctum Officium, а какие-то конченные ксенофобы, ненавидящие не только дриад и кентавров, но и все зверорасы Сикца. Категорически не рекомендую вам читать литературу, к которым данные авторы приложили свои перья, это чистой воды разжигание межрасовой ненависти.

— На территории Вечноосенних лесов Содружества проживают с полдюжины дриадских кланов, Элизабет; конечно же, я достаточно сведуща в их культуре, быте и природе, чтобы критически относиться к подобной клевете. Дриады очень педантичны, принципиальны, рациональны и альтруистичны, а вера в Magna Mater, или Матерь-Природу, порой граничащая с фанатизмом, делает из них прекрасных и самоотверженных защитниц лесов и их жителей.

Морэй не могла не отметить про себя, что Владычица в общении с ней уже называет её лишь по первому имени. Но Миряне чародейка готова была простить подобную фамильярность. Не могла не простить.

— Хорошо, — не сразу заговорила удрализка, — это очень хорошо. Многие правители ненавидят дриадские кланы на своих землях, потому что те не позволяют проводить вырубку ценных пород деревьев в своих лесных анклавах, ни в какую не идут на уговоры, сделки и подкупы и с остервенением защищают свой дом от любых посягательств извне. Мне греет душу мысль, что на землях эльфов к дриадам относятся с уважением, которое они по праву заслуживают. И ещё мне вдвойне приятнее, что клан Зачарованных Пущ, откуда я родом, с недавних пор находится под вашей эгидой… Миряна.

Альбиноска довольно улыбнулась и с любопытством наклонила маленькую голову набок.

— Мать Рода клана Зачарованных Пущ оказалась эталоном сомнительности и скептичности и достаточно длительное время упрямо отказывала мне в присоединении к эльфийским землям, но… Я была очень убедительной.

— Да-а… Элиан, она такая…

В это время вернулась запыхавшаяся и взмокшая скинсиса-служанка со сбившейся на глаза чёлкой.

— Для нашего скромного заведения большая честь принимать Владычицу и её спутниц. Прошу, надеюсь, стряпня моего дедули придётся вам по вкусу! — заискивающе улыбаясь, она поставила на столешницу деревянный поднос, на котором потрескивала вздувшаяся варёная клешня гигантского речного краба и дымилось две тарелки с рагу из щуки под луково-чесночным соусом.

— Благодарю, — Миряна придвинула к себе тарелку с горячим рагу, повязала вокруг шеи белый фуляровый платок с кружевами и взяла в верхние руки двузубчатую вилку и нож с закруглённым кончиком. Нижние руки, согласно правилам этикета, были заведены за спину.

Выискивая кусочки посочнее, Владычица продолжила:

— Дриады импонируют мне во многих аспектах, но у них есть один серьёзный недостаток — они привязаны к своим лесам-хранителям и ни в какую не желают покидать волшебные рощи и дубравы, опасаются, что с уходом из родового леса их навеки оставит благословение Матери-Природы, а сами они обесчестят своих сестёр и станут… Предательницами, недостойными считаться частью клана. Здесь даже моё красноречие и обаяние не способны разубедить суеверных и богобоязненных древодев, и от этого меня гложет тяжкая кручина. Мне остро необходимы кадры с таким набором довольно редких в наше время качеств для одного… Очень важного дела, — иллюмонка отправила в рот кусочек щуки.

Элизабет получила возможность вставить пару слов, чем не преминула воспользоваться:

— Ergo, моя персона заинтересовала вас не из-за чародейского ремесла, а из-за прямого родства с дриадами?

Миряна молчала до тех пор, пока не прожевала щуку. А жевала она долго, неотрывно смотря в глаза удрализке, влажные и играющие блёстками в свете лампы. Элизабет выдержала этот дотошный взгляд.

— Я этого не говорила, — мягко возразила Владычица, скобля ножом и вилкой по тарелке и пытаясь схватить следующий кусочек рыбы. — Едва ли вы могли заинтересовать меня, если бы не ваши глубокие познания в магии. А принадлежность к дриадской крови деталь, безусловно, немаловажная, но не первичная.

— Что ж, я очень давно покинула Зачарованные Пущи, но не заклеймила себя ни предательницей, ни врагом рода, ни вероотступницей. Почему? Потому что я не дриада. Не полнокровная дриада. Я не родилась таковой, но была ею воспитана. Пускай меня в младенчестве не поили сладкой смолой Старого Дуба и не благословляли его древесным соком, а сама я не была связана с его старыми мудрыми корнями и шелестящей листвой. Остальные, чистокровные дриады называли меня своей сестрой, матушка безгранично любила меня и воспитывала на дриадских традициях, а Мать Рода относилась ко мне как к одной из своих младших дочерей. Никто и никогда в Зачарованных Пущах меня не называл эльфом, daen Aedren. И, в конце концов, я поняла, кто я на самом деле такая — malle daen Driadys, «свободная дриада». Я была вольна уйти из Зачарованных Пущ в любое время суток и года, уйти, чтобы изучать огромный и неизведанный мир за пределами родного леса, его удивительных обитателей и их удивительные обычаи. Многие чистокровные дриады, особенно молодые и взбалмошные, отдали бы всё на свете, чтобы оказаться на моём месте и, ничтоже сумняшеся, пуститься в головокружительные авантюры и опасные приключения, избавиться, наконец, от строгой и сварливой Матери Рода, её излишней заботы и опостылевших чащоб и рощ, где каждая травинка была исследована уже вдоль и поперёк несколько раз. Но я до последнего теплилась в этих дорогих сердцу чащобах и рощах…

— Почему же ты ушла, раз тебе там нравилось? — подала голос Аврора.

Элизабет резким движением поставила кружку на стол, расплескав кроваво-красный морс, и развернулась к Авроре.

— Были на то веские причины, о которых я не желаю распространяться, — твёрдо и отчётливо проговорила удрализка, косясь на Владычицу.

— Извини…

— Сменим тему, — приказным тоном затребовала Миряна. — Хорошо. Со слов Авроры я узнала, что она ваша адептка, то бишь ученица, преемница ваших магических знаний. Что вы спасли её от публичной казни по ложному обвинению и приютили под своим крылом. Безусловно, это очень великодушный жест с вашей стороны, Элизабет, но лично для меня это означает немного другое, а именно ваша терпимость, если не любовь по отношению к людям. Не буду скрывать, но отношение львиной доли эльфов Содружества к людям оставляет желать лучшего. Повсеместно распространены дискриминация, расизм и ущемление людских прав на подконтрольных мне территориях, то же самое можно сказать про Трикрестийскую империю, где многие мои остроухие родичи влачат жалкое существование под натиском несправедливого отношения и откровенных гонений, и это несмотря на обоюдную эмансипацию расовых меньшинств, принятую два лета назад. Императрица Василиса Третья подтверждает, что это большая проблема, особенно остро проявляющаяся в отдалённых провинциях империи, где её власть нарочно затирается Орденом Инквизиции.

— Честно сказать, Миряна, — задумчиво почесала затылок Элизабет, — я не до конца пониманию, к чему вы изволите клонить, но у меня есть несколько мыслишек. Однако я их попридержу в себе до поры до времени. Пожалуйста, давайте пропустим увертюру и перейдём к самой сути, дабы у меня больше не возникло желания вспоминать чёрные пятна в своей не очень-то светлой биографии.

— Охотно, тем более, я уже узнала о вас предостаточно, — Миряна отодвинула пустую тарелку, после чего положила все четыре руки на стол и наклонилась поближе к чародейке. — Я хочу вам предложить должность мастера-чародея, входящего в Соту Альянса, — первую в истории дипломатическую миссию от лица Эльфийского Содружества, которую я хочу направить в Трикрестийскую империю для создания прочного мостика взаимопонимания и дружбы между нами, эльфами, и людьми. Это будет своеобразной прелюдией перед основанием полноценного посольства, частью которого вы в будущем можете стать, если пожелаете. Прежде чем отказываться, послушайте: ваша деятельность будет связана исключительно с людскими чародеями, колдунами, волшебниками и магами, прежде всего с Университетом Чародейства и Магии. В ваши задачи будут входить обмен опытом, налаживание связей с верхушками чародейской людской элиты, пропаганда эльфийских ценностей и, в свою очередь, приобщение к богатой и древней культуре Трикрестии. Знаю, уважающие себя чародеи терпеть не могут политику, опасаясь за свои карьеру и реноме, поэтому гарантирую вам полную аполитичность вашего чина. Это не приказ, Элизабет, а предложение, весьма выгодное и единственное в своём роде. И если вы спросите, то да, я хотела бы, чтобы эмиссаром-чародеем стали именно вы, та, кто уже жила и работала в Трикрестии и хорошо знакома с её жителями и порядками. Да, я прекрасно осведомлена о вашей прошлой жизни в империи, но, опять же, дело не в моих шпионах. Мне о вас рассказывала императрица Василиса Третья на Первом Всемирном Конгрессе, она до сих пор помнит вас, помнит, как вы работали в библиотеках столицы помощником императорского архивариуса.

— Серьёзно? — недоверчиво стрельнула глазами серокожка.

— Серьёзно. Императрица, которая в то время не была никакой императрицей, тепло вспоминала вашу личность, и, если увидит вас в составе Соты Альянса, несомненно утешится. Будем честны: никакие другие кандидатуры на сию должность меня не устраивают так, как ваша. Я даю вам на размышление день, Элизабет, завтра в полдень соизвольте посетить моё Древо и держать окончательный ответ, а сейчас попрошу оставить при себе ваши отказы или соглашения, основанные на сиюминутных порывах и впечатлениях. Подумайте хорошенько, ибо это отличная возможность укрепить свой авторитет в Содружестве, заслужить множество почестей, привилегий и регалий, оказать посильную помощь своему народу и народу людей, а ещё… Ещё вернуть Аврору на её исконные земли, к своим корням. Посоветуйтесь с вашей ученицей, госпожа чародейка, она смышлёна не по годам. А сейчас разрешите откланяться: дождь уже почти закончился, мне и моим никудышным спутникам пора в путь. Нашего дорогого берейтора ждёт и не дождётся пойманный единорог. До скорой, надеюсь, встречи, — Миряна оставила на столе горсть монет и торопливо удалилась из артели. За ней вышел один из звероловов, который до этого прятался в тени за деревянной колонной, на ходу затягивая ремень портупеи на пару дырочек и надевая на плечо лямку винтовки.

Элизабет подцепила вилкой последний кусочек рагу и отправила себе в рот. Всё её внимание было поглощено разглядыванием стены, где грибная плоть сморщилась в странную субстанцию, напоминающую летящего с распростёртыми крыльями двуглавого дракона. Причём вторая голова вырастала прямо под хвостом.

— И-и… — неуверенно начала Аврора. — И что ты думаешь по этому поводу?

Чародейка часто заморгала, отвела взгляд в сторону.

— Миряна права, мне не стоит прямо сейчас высказывать своё мнение относительно её предложения, лучше будет вернуться в башню и там всё обмозговать в привычной обстановке, — пробурчала серокожка, закрывая рот рукой. — К тому же мне очень интересно узнать и твоё мнение, крошка.

— Трикрестия не моя родина, я родилась в Камнекняжестве, а эти владения разделяет Коралловое море, — покачала головой девочка. — Но папа несколько раз говорил мне, что люди вышли именно из Трикрестии, что она их родовое гнездо, откуда мы расселились по всему Сикцу. Я… Я, пожалуй, тоже сейчас промолчу и всё тщательно обдумаю. Когда придумаю ответ, немедленно скажу тебе. Но… Не знаю. В эльфьих землях мне и вправду неуютно, здесь всё такое чуждое и столь незнакомое, что порой мне кажется, будто я провалилась в иное измерение, где упоминания о людях и их быте всячески и намеренно избегают, а самих людей характеризуют как паразитов, от которых надо избавляться. Ты добра ко мне, Владычица тоже добра ко мне, но этого явно недостаточно, чтобы я — человек — чувствовала себя в полной безопасности среди эльфов, дриад и эльфофей. И… Быть может, когда мы прибудем в Трикрестию, ты тоже окажешься на моём месте, тоже станешь изгоем, которого недолюбливают из-за иной природы, а мне не хотелось бы испытывать стыд за свой народ…

— О, про это можешь не беспокоиться, — вытерла губы манжетой куртки Элизабет и отодвинула от себя пустую кружку. — Я на своём веку, в отличие от тебя, повидала достаточно гнусных вещей, не переживай, я смогу постоять и за свою жизнь, и за твою, за наши достоинства и чести. И в Трикрестии, как уже сказала Владычица, я тоже успела побывать, когда… Работала в имперской библиотеке. В этой стране действительно терпимо относятся к эльфам, но только в столице и близлежащих землях. Там, где на самом деле существует власть императора, а не её иллюзия. Идём-ка домой, хватит на сегодня поисков Разломов, нам обеим нужно отдохнуть и хорошенько всё обдумать.

— Идём! — поднялась из-за стола Аврора и бесшумно задвинула за собой стул. — Спасибо большое, вы отлично готовите!

Белокожая черноволосая эльфийка в ажурном фартучке сложила костлявые ручки и поклонилась.

* * *

— Подожди меня здесь, — Элизабет выпустила холодную ладонь Авроры и быстро приблизилась к Владычице, которая возилась с упряжью своего скакуна. — Владычица Миряна, позвольте занять ещё несколько минут вашего времени.

— Прочь, — иллюмонка властно кивнула головой, приказывая охотникам-спутникам уйти из-под навеса конюшни. Когда эльфы с тихим ворчанием удалились мокнуть под дождём, Миряна обратилась к Элизабет: — Я слушаю.

— Владычица, теперь, когда мы наедине, расскажите всю правду о заготовленной для меня роли эмиссара-чародея. Налаживание дружеских отношений с имперскими магиками и магичками, изучение богатой на различные события истории Трикрестии, пропаганда эльфьих ценностей — миссии, несомненно, важные, но вы переоцениваете степень моей наивности. Что стоит на самом деле за всей этой показушной казуистикой? Кто я для вас на самом деле? Завербованный спящий агент? Шпион в тылу потенциального противника? Козёл отпущения? Лучше ответьте честно, потому что, если вы будете мне лгать, мне не составит труда вывести вас на чистую воду.

Владычица Миряна повернула к удрализке бледное, лишённое тёплого румянца личико, на котором ясно читалось удивление, смешанное с недоумением, и вдруг залилась жемчужно-детским хохотом, который обжёг Элизабет, словно кипящий жупел.

— Ах, Элизабет, Элизабет, я переоцениваю не вашу наивность, а вашу излишнюю паранойю. Для меня нет никакого профита плести грязные сети заговоров за спиной Василисы Третьей, потому что, primo, я действительно хочу наладить с ней тёплые отношения, строящиеся на взаимном доверии, secundo, я уже пыталась шпионить за ней, но особых успехов не добилась. Пятеро моих лучших шпиков погибли при попытках украсть засекреченные технологии: контрразведка империи являет собой образец идеального защитного механизма, который я не в состоянии вывести из строя или хотя бы перехитрить. Скандал удалось замять немыслимой ценой. Мне стоило огромных усилий убедить Василису в своих благих намерениях, и сейчас любая, даже самая незначительная, мизерная аберрация с моей стороны может привести к краху. Мне нужна Трикрестия. Нам нужна Трикрестия. Нам нужен союз, крепкий, зиждущийся на…

Звонкое ржание и цокот копыт обрезали слова Владычицы. Пойманный охотникам дикий единорог, улучшив момент, сбросил с себя замечтавшегося удрализа-ловца и, храпя, удрал в затянутый дождливой пеленой дикий лес через раскрытые настежь ворота. За ним, грязно ругаясь и щедро угощая охотничьих собак и ездовых единорогов плетьми, поскакали подвыпившие звероловы. Миряна проследила за вереницей охотников и, когда последний всадник, неистово хлестая своего скакуна самодельным арапником, скрылся за воротами, вновь обратилась к бледной, как снег, чародейке:

— …На доверии и дружбе, как бы это сказочно ни звучало. У нас, у всего Сикца есть один общий враг — Ундагилаш, — и наша первоочередная задача — объединиться в прочный альянс, способный противодействовать разрушительной силе демонической нежити, которая нескончаемо лезет из осквернённых земель. В противном случае, если мы будем существовать разобщённо и с подозрением относиться друг к другу, демоны поработят нас поодиночке. И если хотите знать, Элизабет, я налаживаю отношения не только с Трикрестией. Мерфолки, гномы и аэронавты — союзники ничуть не хуже, чем люди. Сейчас, знаете ли, выродилась очень благодатная почва для заключения союзов, соглашений, пактов и прочей международной канители: нас объединяет общая угроза. А я ну никак не могу упустить шанс посеять семена хороших отношений с соседями. В противном случае Содружество останется в гордом одиночестве перед лицом страшной угрозы. Мы, эльфы, дети Матери-Природы, Богини Жизни и Процветания, никогда не подчинимся демонам. Наш священный долг — хранить и оберегать весь Сикец от пагубного влияния мертвецов.

А если вы мечтаете стать тайным агентом в тылу врага, то пожалуйста: после соглашения на должность вы будете абсолютно раскрепощены в действиях, однако в случае провала вина будет целиком и полностью лежать на вас. Шпионьте за императрицей, крадите секреты и государственные тайны, собирайте компроматы на видных политических деятелей Трикрестии, а потом передавайте всё это лично мне в руки, — альбиноска мило улыбнулась и погладила вороного единорога по шлёпающим губам. — Я не против, честное слово… Но вы не подходите на эту роль, нет. У меня на подобных личностей глаз намётан, и я вижу их за версту. Поэтому я предлагаю должность посла именно вам, а не кому-либо другому. Уж не думаете ли вы, что в Содружестве нет чародеев, которые не метили бы на ваше место? Есть, есть, их много, даже очень много. Но они эльфы ненадёжные. Меркантильные, алчные, злые, некомпетентные, шарлатаны, просто глупцы. А вы, хм… Вы удивительная, уникальная личность. Поймите одну важную вещь: мне нужны кандидаты надёжные и максимально лояльные. Дриады — образец кристальной честности и неподкупности. Знаю, Элизабет, что долгая жизнь вне родового леса исказила вашу дриадскую сущность, но, надеюсь, вы ещё не растеряли столь благородные качества. Вы нужны мне. Вы нужны народам Содружества и Трикрестии.

Сказав это, Владычица взобралась в седло, сняла с луки поводья и ещё долго ловила ногой прыгающее стремя. Единорог, понурив голову, смирно ожидал, пока его хозяйка будет готова. Совладав со стременами, иллюмонка накинула на голову капюшон и подышала на промёрзшие руки. Элизабет продолжала стоять рядом, пристально всматриваясь в беспокойно ёрзающий ромбический зрачок угольно-чёрного жеребца.

— Ну, до встречи, Элизабет, мне пора домой, — Миряна с места пустила скакуна в намёт, и тот, разбрызгивая подкованными копытами вязкую грязь, быстро понёс Владычицу в Древо. О своих спутниках эльфийка будто позабыла, хотя отдельные приглушённые крики одураченных дикой тварью звероловов всё ещё можно было разобрать сквозь металлический шелест дробной капели, стучащей о крышу навеса.

— В чём Владычицу нельзя упрекнуть, так это в недостатке краснобайства, — сказала Морэй подошедшей Авроре. — Она почти заставила меня пожалеть о сказанном. И как я только посмела усомниться в чистоте её благородных помыслов, м-м?.. Но я всё равно не доверяю Миряне… Идём-ка домой, крошка.

— Но дождь ещё не кончился!

— Значит, пойдём под дождём. Сейчас, только вспомню подходящую формулу, чтобы нас не замочило…

 

Откровения Козочки

Элизабет и Аврора находились в застеклённой верхушке башни, где у первой был разбит небольшой алхимический сад. Местная флора пестрела насыщенным разнообразием и являлась лакомым кусочком для любого мало-мальски искушённого алхимика, миколога и травника, во многом благодаря специальным стёклам-фильтрам, пропускающим через себя лишь определённые лучи солнца, жизненно важные для того или иного жителя сада. Из-за полностью застеклённых стен и чередующихся фильтров солнце за свой недолгий дневной путь с востока на запад успевало напитать живительной силой все образчики.

Сейчас серокожая эльфийка окучивала грядки с торчащими из чёрной жирной земли зелёными фонтанчиками моркови и зелёного лука, пучками долгоносика, подорожника, гнилостебля, рвотного корня и кристальных лютиков, скрупулёзно вырывала мелкие сорняки, самым наглым образом растущие между корнями пышной губчатки, усеянной небесно-голубыми соцветиями, поливала из деревянной лейки растущие в глиняных горшках живокость, арнику, чертополох, горный ландыш, календулу и кустики эльфийского языка. Она отбирала самые мясистые и жилистые листья, самые сочные и брызжущие нектаром соцветия и цветки, самые жирные и пузатые грибы и самые крупные ягоды и складывала их в лукошко, поделённое деревянными перегородками на секции.

Аврора тем временем осторожно обрывала бархатные листочки полевой мяты, ярко-жёлтые цветки одуванчиков и набухшие от яда колючки мёртвой розы. Закончив наполнять одно из отделений плетёной корзины, девочка стала собирать опята, гнилошляпы, чешуйчатку и бледный мох, щедро облепившие старый пень, растущий в центре садика и окружённый со всех сторон развесистыми розетками алоэ, сумочника и гастерии.

— Неужели ты сама разбила такой чудесный сад? — не переставала дивиться Аврора, кинжалом срезая гроздья тонких грибов с куполообразными прозрачными шляпками. — В жизни ничего подобного не видывала! Мне кажется, что тут растёт абсолютно всё, что может расти!

— Боже, Аврора, ты будешь говорить это каждый раз, когда мы тут окажемся? — возвела очи к зарешечённому и покрытому свисающими фестонами мха потолку удрализка и, вытащив из крохотного ларца мёртвую тушку мухи, бросила её на серебристые клейкие капельки росянки круглолистной. Хищное растение, немедленно среагировав, ту же захватило добычу в смертельные объятия. — Да, я своими собственными руками взрастила этот сад, дабы он снабжал меня различными ингредиентами и пищей. Если бы не он, я бы давно разорилась, скупая нужные мне компоненты у всяких лавочников. А поскольку не так давно у меня появилась ты, горе-алхимичка, я решила немного обновить состав растущих здесь природных богатств. Скоро мы отправимся в Трикрестию и будем вместе изучать её эндемическую флору, так что нам нужно постараться и освободить в саду хоть крупицу свободного места для будущих образцов, хм… Например, для чёрного лотоса или имперской мандрагоры. Они содержат в себе весьма универсальные реагенты, служащие базисом для многих полезных зелий и смертельных ядов. Тебе понравится… Эй, не трогай эти чёрные трутовики в крапинку: они ядовиты; сколько раз тебе повторять, что нельзя их касаться без перчаток? Что я тебе говорила? Береги пальцы!

— Прости… То есть мы точно решили согласиться на предложение Миряны? — судя по ожившему голоску, Аврора была искренне рада такому решению наставницы и даже заработала с удвоенной силой. — Это же просто замечательно, Лиза, я смогу хоть глазком взглянуть на свою исконную родину, а ты познакомишься с чародеями-людьми и жрецами-храмовниками! Видишь, а ты утверждала, что Миряна захочет впаять тебя в политику.

— Очень сомневаюсь в том, что мне, как атташе, не придётся сталкиваться с политикой на чужбине, — Элизабет принялась выравнивать вбитые в землю деревянные бруски, по которым вились спирали вьюнов и плющей. — Я не знаю остальных членов Соты, но очень надеюсь на то, что среди них имеется тот, кто целиком и полностью взвалит на свои плечи ведение дел с императрицей Василисой и её министрами. И уж тем более я не желаю принимать участие в дворцовых интригах и кулуарных дрязгах. Эх… Я делаю это по большей части ради тебя, Аврора.

— Почему ради меня?

— Потому что уверена, что тебе необходимо осесть в Трикрестийской империи, жить там, где человек не ущемлён в правах, жить среди себе подобных и не бояться гонений. Нечего тебе делать ни в Содружестве, ни в Камнекняжестве, ни где бы то ни было ещё, а мне, по большому счёту, плевать, где жить и работать. Трикрестия очень мощная и самобытная держава, уютная колыбель человечества; для таких, как ты, там предостаточно возможностей, льгот и прерогатив. Я буду продолжать учить тебя премудростям магии, как и обещала. Когда ты наберёшься опыта и раскроешь себя в полной мере, то станешь великой чародейкой, получишь славу, популярность, богатства и… Словом, ты не пропадёшь на родине, если будешь прилежно учиться и слушать меня. Понятно?

— Да… — тихо промолвила Аврора. — Неужели ради меня ты… Связываешь себя с политикой, которую так люто ненавидишь?

— Ты абсолютно не права, крошка. Я сторонюсь политики, но никак не ненавижу её, благо, она прекрасно обходится без меня, а я без неё. Когда я стану старой немощной маразматичкой, тогда, вполне возможно, я спячу и пойду в политику, но не сейчас. Что же касается Миряны… Скажем так: если мои родные сёстры-дриады во главе с Матерью Рода Элиан доверились Владычице и разрешили Содружеству поглотить Зачарованные Пущи, это лично для меня о многом говорит относительно этой юной, но весьма добродетельной эльфийки. Однако верить Миряне на слово я не собираюсь: пару часов назад я отправила цидулку Элиан. Хотелось бы убедиться, что слова Владычицы истинная правда, а не красивая ложь, что должна заставить меня добровольно войти в её кабалу, да ещё и с радостной улыбкой и распростёртыми объятиями… Ну, чего обрываешь листики, не видишь, они увядшие, другие бери!.. Ещё я попросила материнского совета у Элиан касательно вступления в Соту Альянса, её безграничная мудрость и непогрешимая дальнозоркость сыграют одну из ключевых ролей в моём окончательном решении. Считай, пока что я склонна согласиться на предложение Миряны, но только после ознакомления со всеми своими обязанностями и правами как участницы Соты Альянса. Мало ли что предусматривает согласие стать частицей Соты, я не желаю оступиться и нажить себе кучу проблем!

— Лиза… — неуверенно начала светловолосая девочка, обрывая пахучие листочки майорана. — Почему ты ушла из Зачарованных Пущ?

Серокожая эльфийка выпрямилась и со вздохом вытерла пот, текущий по лбу: в саду было душно, как в парилке. Она бросила короткий взгляд на стоящую на коленях Аврору с полупустой кошницей в руке и принялась декламировать:

— Потому что моя мать умерла, точнее, погибла от рук браконьеров, которые в одно пасмурное утро пришли в Зачарованные Пущи, чтобы настрелять себе на трофеи пегасов. Мать вместе с тройкой сестёр встала на защиту крылатых жеребцов и получила пулю в живот, сердце и голову: браконьеры, как оказалось, были вооружены дальнобойными многозарядными винтовками, не чета нашим лукам. Я видела их сквозь Всевидящий Колодец и запомнила каждого. Эти ублюдки надругались над телом моей матери и телами других убитых дриад, перебили полстада пегасов и успели скрыться с их белоснежными перьями. После ритуального сожжения тел и погребения я, пятнадцатилетняя сопливая девчонка, поклялась отмстить убийцам и уже на следующее утро покинула Зачарованные Пущи с твёрдым намерением отыскать мерзавцев и учинить над ними расправу. Меня не удерживали, потому что не имели права. И потому что были со мной согласны. Ещё ни один убийца дриад не уходил от мести, она настигала его через проклятья и сглазы, ниспосланные оракулами, но в этот раз я была орудием возмездия. Слышишь? Я — орудие возмездия. Я всё-таки отыскала этих мразей, всех пятерых, в разных уголках Сикца, потратила на это почти десять лет. Два удрализа, иллюмонка, человек и рыбница, они встретили смерть быстро и без истязательств: мне претила мысль издеваться над их жалкими тушками, слушать их предсмертные вопли и визги… Я лишь позволяла им вымаливать у меня и моей покойной матери прощенье. И они вымаливали со всей искренностью: целовали мне руки и копыта, заливали соплями и слюнями мою куртку, ползали у меня под ногами, рассыпались в извинениях и умоляли пощадить. Но я не щадила. Никого. Я была равнодушна и хладнокровна, как были равнодушны и хладнокровны они, когда убивали самое родное мне существо. У рыбницы я забрала кулон матери, который эта падаль сорвала с её раздробленной сапогом шеи… Ну, ладно, на этом закончим сие повествование. Ты и так услышала слишком много, крошка. Я тут подумала… Раз у тебя нет от меня никаких секретов, то почему я должна что-то скрывать от тебя? Вопрос лишь в том, нужно ли тебе действительно знать мою прошлую жизнь. Задавай его себе каждый раз, когда решишься поспрашивать у меня о моём прошлом.

— Спасибо за доверие, — тихо промолвила девочка. — Тебе нужно выговориться кому-нибудь. Однажды я рассказала тебе о своём горе, и мне стало куда легче. Вот увидишь, тебе тоже полегчает, словно камень с сердца скатится. А где… Где твой батюшка?

— Погиб во время проведения экспериментов по созданию взрывчатых веществ из драконьего огненного мешка. Это такой орган, расположенный у огнедышащих рептилий рядом с подъязычной костью, где магическая энергия преобразуется в пламя и по желанию дракона изрыгается через ротовую полость. Отец пренебрегал техникой безопасности при работе с подобными веществами и лишился жизни. Во всяком случае, так мне сказал лаборант, когда я в очередной раз пришла навестить отца в его лабораторию в Кокосовых лесах. Он показал мне могилу и передал все записи, пометки, отчёты и научные труды, касающиеся получения и применения взрывчатых веществ. Вся эта макулатура до сих пор лежит в запечатанном туеске где-то в недрах моей башни: не хочу её изучать, не хочу экспериментировать с этим. Кстати, это отец придумал мне такое пышное имя — Элизабет. А полностью меня зовут Элизабет Маргарита София Августа Морэй.

— Зачем тебе столько имён? — подивилась девочка. — Меня вот зовут Аврора, даже фамилии нет.

— Аврора красивое имя. А Элизабет решил меня назвать отец, он же дал второе имя Августа в честь своей бабки, имя София традиционно передавалось в его роду по женской линии, ну а Маргариту предложила мать. А Морэй — это клановая фамилия. Мать иногда в шутку звала меня сокращённо Эмсам… Но ты меня так не называй! Лиза, Лиз, Марго, Софи, Ава, Гуся… Как угодно, но только не Эмсам.

— Как скажешь, Лиза. Мне очень жаль твоих матушку и батюшку. Получается, ты тоже сирота, — безрадостно подытожила Аврора и предплечьем вытерла сухие глаза.

— Получается, да, — безразлично пожала плечами чародейка. — Ты сорняк пропустила, вырви его. Хватит уже болтать. Не отвлекайся, от твоего выбора ингредиентов будут зависеть сила и эффективность созданных тобою зелий, декоктов и настоек. Внимательнее смотри на то, что срываешь и срезаешь! Хватит с меня твоих прошлых доморощенных опытов!

— Да, Лиза.

* * *

На следующий день Элизабет так и не решилась пойти в Древо на встречу с Миряной и высказать своё окончательное решение касательно Соты по причине того, что оно до сих пор не было сформировано. Присланный Владычицей гонец на орнитофорсе немного постоял у башни удрализки и, не имея возможности достучаться до хозяйки, укатил ни с чем. Элиан ничего не отвечала на весточку своей названой дочери, и Элизабет пребывала в удручающем состоянии, опасно граничащим с паникой. Аврора как могла успокаивала свою наставницу и уговаривала её подождать ещё хоть пару дней, прежде чем отправляться в Зачарованные Пущи и самостоятельно разведывать тамошнюю обстановку. Девочка клятвенно заверяла, что ответ Матери Рода не заставит себя долго ждать, и порядком уставшая от назойливой адептки эльфийка чуточку остудила свои порывы и пообещала не предпринимать никаких мер. Но ненадолго.

* * *

— Всё, Аврора, с меня достаточно, я больше не могу сидеть сложа руки и ждать! — Элизабет скинула с себя воздушное блио, оставшись в кружевном нижнем белье из батиста, и стала надевать дорожную одежду. Под её левой грудью, сливаясь с тёмно-серой кожей, чернела татуировка-трилистник. — От Матери Рода до сих пор нет никаких известий, и это для меня очень тревожный знак! Ответы от неё никогда не задерживались больше, чем на пару часов, невзирая на расстояния и преграды, а тут всего-то сотня километров. Для заклинаний-порталов преодолеть такой путь — раз плюнуть. Определённо что-то случилось, и я обязана проверить, что именно. Лично. Разговор окончен.

— Но, быть может, твоё сообщение затерялось вне пространства и времени или вообще не дошло до Матери Рода? — ни в какую не хотела сдаваться Аврора. — В конце концов, у Элиан тоже есть множество дел, и она, как только разберётся с ними, незамедлительно ответит тебе! Лиз, пожалуйста, не переживай так, обожди ещё хотя бы денёк! Ты и так пропустила аудиенцию с Миряной, чувствую, она будет очень недовольна таким ужасным отношением к своим просьбам!

— Недовольна? — неприязненно повторила Элизабет, и её колючие нефритовые глаза запылали сдержанной яростью, а верхняя губа дёрнулась, обнажив белый зуб. — Да мне глубоко насрать на её недовольство. Если эльфы хотя бы пальцем прикоснулись к Зачарованным Пущам, я вернусь в Скуу’Врак и собственными заклинаниями спалю её Древо и весь двор, а труп подвешу за рёбра на штыре своей башни и буду по кусочкам скармливать лабораторным мышам!

Аврора тяжко вздохнула и тоже принялась переодеваться, медленно и неохотно. Лично она думала, что задержка с ответом от Матери Рода всего лишь нелепое стечение обстоятельств, которое вот-вот закончится. Но кто она такая, чтобы оспаривать решения своей наставницы? Никто, в самом деле. Тем более, девочка прекрасно знала, что её радетельница души не чаяла в Элиан и готова была идти за ней хоть на край света при первой же просьбе. Похоже, свидетельницей именно такого случая Аврора сейчас являлась.

— Ладно… — пробурчала она, набрасывая на волосы заново пришитый капюшон. — Извини, что перечила тебе. Я понимаю, что ты очень переживаешь за Мать Рода и своих сестёр и … Поэтому… Давай отправимся в Зачарованные Пущи и всё там разузнаем сами.

— Умница, — Элизабет ласково погладила девочку по щеке и, прихватив ранец, револьвер и шпагу, стала спускаться вниз, чтобы на другом берегу сжать башню и её содержимое до микроскопических размеров и спрятать до поры до времени в бутылку. Аврора — за ней.

— Покажу тебе свой родной лес, — едва слышно бормотала удрализка, — познакомишься с моими сёстрами, с Матерью Рода, они испытают твои психомагические таланты…

Громоздкие свинцовые тучи продолжали в железных тисках держать небо над Скуу’Враком, но дождя, похоже, не намечалось, хоть в воздухе пахло озоном. На озере было свежо и прохладно, со стороны города несло смрадным дымом костров и удушливой смолой. Оживший рано поутру лес был наполнен птичьим гомоном, воем, свистом, рычанием, храпением и визгами диких животных, что прятались в непролазных болотистых чащобах, боясь чародейской башни и её ауры. Аврора подняла глаза на небо в надежде высмотреть где-нибудь «Десницу Владычицы» и ещё раз убедиться в её мерзости, но вместо гротескной журавлины увидела прекрасного белоснежного пегаса, парящего в небе на больших, густо оперённых крыльях. Крылатый конь месил изящными копытами наэлектризованный воздух, то скрывался, то появлялся из-за серых облаков и звонко ржал. Наверное, он отбился от стада и теперь в панике метается по окрестностям. Того и гляди, как на пегаса сверху камнем упадёт дикий грифон или голодная мантикора и, схватив в когтистые лапы, утащит к себе в гнездо.

Жалко будет пегаса…

— Иди ко мне, крошка, — поторопила ученицу эльфийка, которая уже стояла на противоположном берегу и ставила на землю бутыль, — иначе я и тебя случайно сожму в букашку. Поверь мне, в этом нет ничего хорошего. Что, пегас понравился? Странно видеть здесь эту зверушку, обычно пегасы ни на шаг не отходят от дриад.

Белокурая девочка живо перешла мост и уже хотела развернуться, чтобы понаблюдать за действиями Элизабет, как заметила вышедшую, вернее, выпорхнувшую из густых зарослей папоротника дриаду. Самую настоящую, чистокровную древодеву, похожую на кентавров, только ниже пояса у неё начиналось не лошадиное тело, а оленье — бронзовое с россыпями белоснежных пятнышек. Она бесшумно ступала отполированными до блеска копытцами по сырой земле, а её куртка и попона, сшитые из мясистых зелёных листьев неизвестного растения и щедро усыпанные шелестящими перьями, превосходно маскировали её на фоне лесного пейзажа. И всё же глазастая девочка её заметила. Заметила из-за лисьих блестящих волос, точь-в-точь как у Элизабет, только прямых и сплетённых в длинную толстую косу, достающую до запястий тонких узловатых ног, покрытых короткой грязно-белой шёрсткой.

— Лиза, смотри! — непроизвольно вскрикнула Аврора и, попятившись, столкнулась с чародейкой.

— А, чёрт! — чертыхнулась та. — Аврора, осторожнее… Эй! — тут и она увидела незваную гостью. Элизабет даже сощурилась, словно не верила своим глазам. — Ты… Дриада. Ты из Зачарованных Пущ, да?

Лицо дриады смягчилось, и её руки, скрещённые на груди, свободно упали по швам.

— Приветствую тебя, Марго, дитя леса, его отрада и надежда, — мягким певучим голосом промолвила древодева и опустилась на передние копыта. Аврора заметила притороченные к бокам незнакомки немногочисленные лиственные сумки на застёжках и сайдак — обитый железными обручами колчан, закрытый плотной крышкой, и покрытый резьбой двухаршинный налуч, где дриада хранила свой лук — самое большое сокровище и предмет гордости любой древодевы. — Я прибыла к тебе с важным известием от Матери Рода ещё вчера, но незримый барьер вокруг твоей башни не давал мне даже перейти к тебе на остров. Я пыталась кричать и кидать камни, но, похоже, ты меня не слышала.

— О, боже! — воскликнула удрализка и хлопнула себя по лбу. — Дурья голова! Прости меня, но я даже и не думала, что Элиан пошлёт вместе с ответом кого-то из своих дочерей. Подожди немного, дай мне создать безопасный коридор, тогда я впущу тебя к себе, и мы поговорим. Сейчас, сейчас… — эльфийка стала отчаянно жестикулировать и бормотать под нос нужную формулу.

Дриада тем временем поднялась и, вновь скрестив руки на пышной груди, обратила взор чистых синих глаз на Аврору. Та в свою очередь тоже пристально рассматривала диковинную особу, выглядывая из-за удрализки. Пясти и плюсны длинных изящных ног кентаврицы были плотно утянуты эластичными бандажами из листьев неизвестного девочке светло-лилового растения с жёлтыми прожилками.

Хм, интересно, а как она перевязала задние ноги? Неужто эта кентаврица такая гибкая, что дотягивается до задних копыт?

Наверное, бинты ей повязали сёстры ещё в Зачарованных Пущах, всё-таки дорога была неблизкой, а вечно сидящие в небольших лесах дриады не привыкли к таким долгим переходам, их кости и сухожилия не могли конкурировать с нагрузками, которые испытывают тягловые или ездовые лошади. Наверное…

Правое предплечье древодевы скрывала потёртая временем и тугой тетивой крага из жёсткой кожи — Аврора была уверена, что кентаврица отменно стреляет из лука и даст фору любому человеческому стрелку. Дриада выше пояса своим внешним видом напоминала людей, во многом благодаря человеческому цвету кожи, но, в отличие от них, эта дамочка была остро- и длинноухой, с неестественными для человеческого племени тонкими и угловатыми чертами пухлощёкого круглого лица, и двумя короткими, загнутыми назад остроконечными рогами, растущими на лбу прямо над тонкими рыжими бровями. Свежее и ясное лицо дриады-незнакомки красовалась татуировками и пирсингом: проколотые в нескольких местах брови и крылышки короткого курносого носа сияли крапинками золотых колечек, а по вискам и вокруг глазниц тянулись матовые чёрные линии, обрывающиеся у нижней челюсти и ускользающие за шиворот лиственной куртки аккуратными пунктирными линиями.

— Hittet ove! — дриада воздела руки к небу и топнула передним копытом. Аврора проследила за её взглядом, устремлённым куда-то вверх. Белоснежный пегас, бестолково парящий под небесами и словно приманивающий собой голодных грифонов и мантикор, услышал голос древодевы, тотчас развернулся и стрелой полетел на восток. — Бедняга прилетел меня проведать и едва не угодил в когти молодому грифону. Наконец-то я могу отпустить его домой, к сёстрам. Пусть несёт добрую весть о том, что я всё же нашла тебя, хоть это было весьма проблематично.

Когда конь скрылся за низко стелящимися тучами, кентаврица опять скрестила руки и с лукавым прищуром глянула на Аврору. Та в свою очередь опустила голову и тоже продолжила рассматривать гостью.

Удивительное, уникальное существо, рождённое дикой природой и милостью своей богини. Многие люди в Усоньке свято верили в то, что дриад на самом деле не существует, что это лишь сказки и выдумки глупых эльфов, что не бывает на этом грешном свете никаких прекрасных рыжеволосых полудев-полуоленей, умеющих виртуозно пользоваться магией и стрелять из лука, живущих в своих лесах далеко от цивилизаций и других рас. Но Аврора не верила им. Отказывалась верить, потому что была уверена в обратном. Знала, что дриады не плод чьих-то фантазий, какими бы мифическими они ни казались. Расспрашивала о них у чародеев и разных учёных мужей, останавливающихся в городе. И верила. И сейчас она самолично убедилась в своей правоте, когда узрела самую настоящую чистокровную дриаду, с оленьим телом, с рогами и длинными рыжими волосами, именно такой, какой себе её представляла в воображении. Какой её описывала Элизабет.

— Прошу в свою скромную обитель, чувствуй себя как в родном лесу! — Элизабет отошла в сторону и церемонно махнула рукой в сторону моста.

Дриада, продолжая держать руки на груди, молча перешла озерко и очутилась перед закрытой дверью. Подоспевшая удрализка учтиво распахнула её, и гостья, кое-как переставляя копыта, поднялась по крутой лестнице в личный кабинет хозяйки. Идущая за ней Аврора улавливала источающие дриадой ароматы полыни, мяты и мёда. И свежести. Наверное, гостья успела искупаться в озере, о чём к тому же говорили её влажные волосы.

— Подруга, ответь же, что сказала Мать Рода касательно моего послания? — с трудом сдерживая дрожь в голосе, спросила Элизабет, когда дриада очутилась в кабинете. — Как Миряна относится к клану, к Зачарованным Пущам? Справедлива и честна ли её политика, или она преисполнена деспотией и предвзятостью? Не жалеете ли вы, что добровольно примкнули к Содружеству и стали на защиту его интересов и границ? Пожалуйста. И ещё… Элиан как-нибудь комментировала ситуацию с Сотой?

— Марго, я с радостью поведаю тебе всё, что ты желаешь знать, но не сейчас, — устало смежила набрякшие веки дриада и опустилась прямо на ковёр. — Мне пришлось ночевать в лесу, где кишмя кишат дикие звери и мерзкие твари, для которых я желанная добыча. Благословение Матери-Природы оставило меня вместе с родовыми чащами и верными сёстрами. Я так и не сомкнула глаз и в данный момент просто валюсь с ног. Но одно могу сказать: всё хорошо. Успокойся, ты слишком возбуждена.

Аврора слышала, как её радетельница с шумом вздохнула, и повернула к ней голову. Серокожка расшнуровывала куртку с таким запалом, словно та душила её. Сбросив верхнюю одежду и оставшись в клетчатой ситцевой рубахе, чародейка убежала наверх, в лабораторию. Русоволосая девочка почувствовала себя не в своей тарелке, когда поняла, что осталась с дриадой наедине. И хоть её лук был в налуче, а больше оружия она, похоже, не носила, всё равно в душу начинающей чародейки закрались тревога и слабый животный страх.

— А ты, я так полагаю, и есть та самая Аврора, ученица Марго? — как можно дружелюбнее спросила дриада, потирая фиолетовые мешки под глазами. — Маргарита последнее письмо посвятила исключительно твоей персоне. Для многих дриад было неожиданностью узнать, что ты человек.

— Почему это? — девочка сделала шаг к дриаде и стянула с головы капюшон.

— Я… Не знаю, — потупила взор рыжеволосая кентаврица и отвернулась в сторону книжного шкафа. — Я родилась спустя сорок лет после ухода Элизабет из Зачарованных Пущ и плохо ведаю о её мировоззрении, привычках и характере, однако дриады из Эльфийского Лесного Сёстринства никогда не водили дела с людьми.

— Почему это? — повторила свой вопрос осмелевшая Аврора и снова шагнула.

— Потому что люди донельзя приставучие и въедливые создания, как лесные клещи, вот почему.

Даже в лежачем положении кентаврица кончиками рогов достигала макушки низенькой Авроры, с выпрямленными же копытами казалась выше долговязой Элизабет. Она приподнялась, задним копытом расстегнула подпругу и сняла попону вместе с сайдаком и сумами. Под ней оказалось упитанное пятнистое оленье тело: тусклая бронзовая шкура, усеянная многочисленными белыми пятнышками самых разных форм и размеров, на животе и ногах переходила в серо-белый оттенок. Хвост дриады, свёрнутый на крупе, был тонкий и длинный, заканчивался рыжей кисточкой, напоминающей яркую искру из высекаемого огнива. Затем она избавилась от куртки и осталась в узенькой шёлковой нагрудной повязке. Аврора подивилась тому, как такая худая полоска ткани прочно стискивала округлые сочные груди гостьи и не разрывалась под их напором. А потом с сожалением опустила глаза на свои грудки, формы которых почти не просматривались под курткой.

Ничуть не стесняясь её, дриада стянула и повязку, осталась совершенно обнажённой, если не считать бандажи, краги и кулон в виде вырезанного из дерева дубового листа, лежащий в ложбине между грудями, усыпанными забавными рыжими веснушками. Эти самые веснушки также пестрели на покрытых пушком щеках дриады, симпатичном носу, скулах, ключицах и округлых плечах. Зардевшаяся Аврора отвела глаза в сторону, правда, без особой охоты. Она успела заметить под левой грудью кентаврицы ещё одну татуировку в виде трилистника, такую же, какая была у Элизабет. Ещё одна татуировка в виде кристаллического магического кольца вилась вокруг пупка и расходилась в стороны волнистыми линиями, напоминая карикатурное солнце.

— О, я тебя умоляю, нечего заливаться краской и прятать глазки, — усмехнулась дриада, заметив неловкость девочки. — Таким образом я показываю, что полностью доверяю тебе, человек, даром что мы встретились впервые и толком не успели познакомиться. А коли хочешь пялиться на мои сиськи, что ж, милости прошу, от этого ни мне, ни уж точно тебе худо не станет. Или тебя привлекают мои татуировки?

Такая речь ещё больше вогнала скромную Аврору в неловкое положение. Она сбросила с плеч епанчу, скинула сапожки и убежала к Элизабет, оставив дриаду растягивать влажные губы в улыбке. Рыжекудрая кентаврица обратила внимание на два хорошо освещённых портрета на стене за рабочим столом хозяйки: на обоих главной героиней была изображена бесстыдно обнажённая Элизабет — сидящая на невысоком стульчике, одной рукой прикрывающая остроконечную, усеянную веснушками грудь, а вторую положив на бедро; и вальяжно лежащая на искусно вырезанной софе, охотно демонстрирующая свои прелестные выпуклости и впадинки.

Спустя минут пять спустилась Элизабет в своём повседневном измятом блио.

— У тебя очень гармоничное и красивое тело, — кивнула древодева в сторону портретов. — Прямо-таки не верится, что в тебе так удачно перемешалась дриадская и эльфья кровь.

— Я до сих пор не знаю твоего имени, — напомнила Элизабет, мельком осмотрев формы дриады и тоже оценив их по достоинству.

— Шай’Зу, — ответила та, поднимаясь с пола, — это… Моё прозвище среди младших дриад. Оно мне не шибко любо, но эти бестии могли выдумать что-нибудь более обидное. Настоящее имя гораздо длиннее, но пока что ограничимся Шай’Зу, ладно?

— «Козочка», значит, — хмыкнула Элизабет. — А скажи-ка, Козочка, почему ты всё это время ждала моего выхода из башенки, если могла послать короткий импульс и предупредить о своём приходе?

— Я-а… — щёки дриады вдруг залились румянцем, а синие глаза заблестели. — Я так не умею. Из меня скверная магичка, и толком своей Силой я распоряжаться так и не научилась. Лишь заложенные на генетическом уровне умения влиять на разум низших существ делают меня мало-мальски способной иллюзионисткой, но, по большому счёту, я даже не могу добыть огонь при помощи своей Силы.

— Понятно. Похоже, придётся мне немного поднатаскать тебя в плане психомагического развития, а сейчас тебе следует отдохнуть. Двумя этажами выше расположена моя лаборатория, я постелила тебе там постель, рядом с атанором. Прости, но ты слишком огромна даже для моей кровати.

— Всяко лучше, чем валяться на холодной сырой земле в компании с земноводными, насекомыми и пресмыкающимися, — Шай’Зу удалилась из кабинета, и эхо от цокота её копыт защёлкало на ступенях винтовой лестницы.

Вскоре вернулась и Аврора. Она поспешила покинуть лабораторию, которую оккупировала дриада, чтобы опять не смущаться при виде её обнажённого стана и не слушать её издевательских изречений.

— Почему она расхаживает в башне голышом? — никак не могла взять в толк девочка. — Это неприлично, вот!

— Для тебя и твоей культуры — да, крошка, но никак не для дриадской, — Элизабет уселась в глубокое кресло и скрестила ноги на столе. — В Зачарованных пущах и других лесных анклавах древодевы вообще обходятся без одежды — она лишь стесняет их движения и изматывает в жаркую погоду. До того, как ты поселилась в моей башне, я тоже щеголяла по ней нагишом, только набрасывала на себя халат, когда принималась за грязную работу в саду и лаборатории. Я знаю, многие люди и эльфы бурно реагируют, когда перед ними разгуливают без одежды, ведь это так, как ты сама изволила выразиться, неприлично. Можешь высказать всё Шай’Зу, но я не уверена, что твои слова подействуют на неё должным образом, я боле уверена в том, что после твоих предъявлений она примется нарочито сверкать формами у тебя на глазах. Прими один совет: будь более апатичной к моей подруге, и ты потеряешь для неё интерес, — Элизабет слегка улыбнулась и прикусила спадающий на щёку рыжий локон.

— Я… Постараюсь, — выдохнула Аврора и вытерла текущие по лбу капельки пота. — Твоя подруга теперь будет жить с нами?

— Понятия не имею. Но это вряд ли: если дриады по какой-либо уважительной причине и покидают родовой лес, то стараются как можно быстрее возвратиться обратно, потому что не хотят нервировать радетельную Мать Рода. В родных чащобах дриады чувствуют себя как рыба в воде, ни одна дикая тварь не увидит в них добычу и опасность, а через мистические флюиды, источаемые серозёмом, они получают незримую духовную связь с Матерью-Природой и благословлённую ауру, помогающую им двигаться в окружении тишины, превосходно маскироваться в листве, разить цель без промаха и незаметно следить за чужаками. Так что… Вывод напрашивается сам собой. Однако всё равно спешить с ним не стоит, для начала надо бы всё разузнать из её уст. Пускай отлежится, нам не к спеху.

— А как же Миряна и Сота Альянса…

— Да ну их в жопу, — нетерпеливо махнула рукой Элизабет. — Приличные чародеи всегда затягивают с окончательными решениями, потому что обожают сомневаться и взвешивать различные последствия. Всегда надо думать о последствиях, неважно, каких — последствиях выбора цвета пижамы или расчёта четырёхэтажной магической формулы. Кстати о формулах, — чародейка вытащила из ящика стола книгу в жёстком переплёте и полистала тонкие слипшиеся бумажные страницы. — Держи, это тебе. Чтобы заучила заклинания с первой по пятую страницу, они не слишком мудрёные, но очень полезные в быту. Ты быстро их оприходуешь, но если какие-либо dictum покажутся тебе непонятными — спрашивай. Помни — сначала полное исследование теории, а потом уже практика, пропустишь хотя бы слово или проговоришь его с неподобающей интонацией — результат окажется непредсказуем и даже плачевен. Бессчётное число начинающих чародеев погибло от своего же разгильдяйства. Пусть их нелепые смерти будут тебе уроком, крошка. Как говорится, дураки учатся на своих ошибках, а умные на чужих.

Аврора переняла пахнущую бумажной сыростью, воском и пылью гриморию, с хрустом раскрыла её и увидела на внутренней стороне переплёта рисованный от руки экслибрис, принадлежащий широко известному в чародейских кругах эльфу-удрализу Мерсеру Адэрейсу — архимагу и гроссмейстеру Великого Дома Чародеев, в котором когда-то состояла Элизабет.

— Пожалуйста, осторожнее, — дёрнула ушами Элизабет, услышав сухой хруст, — эта книга мне очень дорога, а знания, записанные на её ветхих страницах, бесценны. Я её… Переписала на всеобщий язык около полугода назад, но обложку решила оставить оригинальную.

Девочка села в свободное кресло, перелистнула титульный лист, коротенькую аннотацию на эльфийской рунописи, где Мерсер перечисляет достоинства данной литературы и её основные тезисы, и впилась глазами в первый заголовок «Осколок льда», написанный аккуратными, с большим наклоном вправо литерами удрализки.

— А где ты выучилась всеобщему языку? Пишешь намного красивее, чем многие мои знакомые.

— У меня был хороший, но очень занудливый учитель, — ответствовала Элизабет. — Он обучал меня всеобщей речи, преподавал азы каллиграфии и заставлял переписывать книги с эльфийского на всеобщий. Апофеозом моей практики было переписывание на всеобщий язык двенадцатитомной эпопеи «Жизнь и быт Властителя-Оленя» особым курсивом, названия которого я запамятовала. К концу шестого тома я всей душой ненавидела этого Оленя и всю его родню вплоть до пращура. Я так и не закончила переписывать эпопею, потому что мой учитель соизволил отойти в мир иной по причине прогрессирующего сифилиса. Отвратительная смерть, скажу я. Но, к счастью, знаний, коими он одарил меня, вполне хватало, чтобы грамотно изъясняться и писать без ошибок на человечьем наречии. Одно время я работала схолиастом в имперской библиотеке, корпела над древними рукописями, давала комментарии к особо затруднительным участкам текстов, время от времени бралась заполнять лакуны в текстах об эльфийской истории. Даже мои примитивные знания об истории эльфов были находкой для людских историков. Архивариус библиотеки не мог на меня нахвалиться, даже ныне покойный император Строхслав Первый выдал как-то на моё имя рескрипт с благодарностью и небольшим презентом в виде копий рукописей, к которым я давала комментарии.

— Значит, ты была знакома с императором?

— Нет, я его ни разу даже в глаза не видела, рескрипт мне торжественно вручил его факторум. И знаешь, кто был этим факторумом?

— У?

— Будущая императрица Василиса Третья, — тепло улыбнулась Элизабет, задумчиво накручивая на палец рыжий локон. — Тогда я уже была с ней немного знакома. В бытностью мою схолиастом она была чуть старше тебя, одним из посредников Строхслава, дворянкой в энном поколении, очень прилежной и миловидной девчушкой… Мы много времени проводили вместе, я показывала ей «фокусы», всяческие чародейские трюки, а нашей любимой забавой было подтрунивание над полицейскими — я напускала на них иллюзионистские заклинания, и полицаи начинали видеть вокруг себя одних разыскиваемых преступников и злостных нарушителей. Правда, после того, как один из сержантов в пылу ярости зарубил невинного парнишку палашом, мы с Василисой решили прекратить околдовывать блюстителей порядка.

Это Василиса написала вот эти два портрета — удрализка кивнула в сторону своих откровенных изображений. — Красотища, не так ли? Причём совершенно бесплатно. Василиса обучалась в художественной академии и умеет отлично писать портреты. Ей пророчили карьеру великого портретиста, но судьба решила иначе. Тогда никто, и я в том числе, не мог подумать, что спустя десять лет серафим Теремирей после смерти Строхслава изберёт Василису новой властительницей Трикрестии. Но пути Всеотца неисповедимы, а мысли и решения его серафима порой туманны и внезапны, однако население империи всегда беспрекословно внимало мудрым словам Теремирея, ибо свято верило, что через его уста глаголет сам Всеотец. Если выбор серафима пал на Василису, значит, ни законные дети, ни бастарды, коих Строхслав успел наклепать, ни ближайшие жополизы могли даже не помышлять захватить бразды правления в свои руки. В истории Трикрестии императорские династии редко когда существовали по три-четыре поколения. Василиса взошла на трон, ну а я к тому времени уже совершала вояж на баргозаврах по золотым барханам великой пустыни Унда-Драги на острове Альгустана.

Я видела серафима Теремирея своими глазами, — продолжила хрипло бормотать удрализка, рассматривая панно на потолке, — и, честно говоря, он меня сразил наповал одной своей внешностью. Люди утверждали, что Теремирей — величайший дар смертным от Всеотца-демиурга, главного их божества, бессменный наместник людских владений, олицетворение справедливости, мощи и благочестия, идеал, к которому должен стремится всякий, от пейзанина до императора. Во время ежегодного богослужения после Схоростеня серафим покидал Белый дворец, на шести белоснежных крыльях поднимался высоко в небо, чтобы быть ближе к Всеотцу и своей исконной обители, и оттуда осенял все стороны света крестным знамением, таким образом накладывая благословение на всех и вся. Вокруг него в замысловатых пируэтах витали разодетые в белые одеяния и золотые венки ангелы и ангелицы, читая молитвы и играя на невидимых струнах резных арф. Это было… Очень впечатляюще, хоть я и не религиозна.

— Ангелы?

— Да, ангелы. Если судить по официальным источникам, ангелы — восставшие из мёртвых по воле Всеотца великие воители, которым людской демиург дал второй шанс проявить себя в борьбе со злом. Такая участь постигала тех, чья вера не сломилась под натиском страха и ереси, а душа не поддалась отравляющей скверне и сохранила верность Всеотцу и Империи даже на смертном одре. Это, конечно, хороший стимул для многих рыцарей, оруженосцев и паладинов, мол, сражайся и умри достойно, и твоя душа после смерти переродится в теле ангела, но я весьма скептически относилась к этим личностям. По своей физиологии они больше напоминают бессмертных вампиров с оперёнными крыльями и нимбом над головой, разве что вместо крови питаются упоением от сокрушения зла, а ещё не боятся света, отбрасывают тени и отражаются в зеркалах. С другой стороны, история многих народов знает немало случаев, когда умершие в горниле кровавых сражений или от страшных пыток в стане врага смельчаки возвращались в Первый Мир в образе посланцев богов, неся с собой праведную месть и чистую ярость. Разве что в Инквизиции сие чудо придавалось большой огласке и служило примером для вояк. В Империи ангелов объявляли мучениками и причисляли к лику святых, их осыпали почестями, восторгались ими и в бою уповали на их силу и веру. Существует легенда, согласно которой ангел, свершивший возмездие, возвращался на небо, в царство вечного покоя, где получал заслуженный отдых. Возможно, это правда, иначе бы ангелов в Инквизиции было гораздо больше. Говорят также, прикосновение ангела обжигает священным пламенем тех, у кого душа очернена злом… Много чего говорят, знаешь ли, но я ни словечку не верю. И тебе не советую.

— Интересно… — задумчиво потёрла подбородок Аврора и тоже посмотрела на мозаичное панно на потолке, изображающее силуэт одномачтового судёнышка, уходящего в рдяной закат вместе с косяком птиц. — Ты так много путешествовала… У тебя можно найти очень странные побрякушки среди вещей. Сувениры?

— Некоторая часть, — промычала Элизабет, играясь со своими волосами, — остальные — подарки от благодарных клиентов. Я обычно беру плату за услуги драгоценными и редкими минералами, а потом обмениваю их на деньги по выгодному курсу. Но это касается богатеньких толстосумов и их напомаженных жёнушек, клиенты поскромнее могут отплатить наличными или аккредитивами. Я не брезгую протягивать руку помощи даже нищему, если его просьба покажется мне достойной, и готова сделать работу в лучшем виде и бесплатно, если она не слишком сложная, а у меня достаточно времени. В таких случаях, дабы не выглядеть неблагодарными засранцами, мне дарят всякое барахло, миленькое и простенькое: картины и гобелены, посуду, предметы мебели, мягкие игрушки, одежду, иногда попадались книги. Многие мужчины свататься принимались. Да и некоторые женщины тоже. Ты не отвлекайся, читай.

— Как скажешь, — испустила короткий вздох Аврора и вперилась в жёлтые страницы книги.

В кабинете было тихо и сумрачно, и ничто не нарушало царствующей в нём тишины. Башня обладала отличной звукоизоляцией, и ни один посторонний звук извне не проникал во владения чародейки, не отвлекал её от работы и опытов, требующих огромной концентрации Силы и внимания.

* * *

— М-м, а это что за прелесть? Печатная машинка, не так ли? На ней ты напечатала своё последнее письмо?

— Да, Шай’Зу. К ней нужно привыкнуть, она очень практична и удобна, только требует ухода. Я потихоньку внедряю в своё жилище уже успевшие стать старомодными технологии, но иногда бывает сложновато одной следить за всей башней.

— А что девочка, помогает тебе?

— Аврора? — удрализка бросила ласковый взгляд на белокурую девочку, которая сидела за её столом и что-то с увлечением рисовала цветными карандашами на бумаге. — Да, она ведь бывшая пейзанка, с раннего детства привыкла к несложной домашней работе. Таскает воду, кормит мышей, чистит и моет полы, вытирает пыль, ищет хворост для растопки алхимической печи, причём я даже порой не указываю ей, она всё делает сама.

— Сама, сама! — подтвердила Аврора, отвлекаясь от рисования. — Сидеть без дела — не дело!

Элизабет улыбнулась.

— Она у меня девочка хозяйственная, — похвалилась серокожка Козочке и улыбнулась ещё шире, показав ямочки на щеках. — Итак, Шай’Зу. Что произошло с Матерью Рода, почему она послала тебя с приказом составить мне компанию на чужбине?

— Почему? Политика, политика и ещё раз политика, — нараспев молвила Шай’Зу, отбивая такт щелчками пальцев. — Так тошно становится от этого слова, ей-богу. Primo, в последнее время среди руководящих дриад Эльфийского Лесного Сёстринства всё чаще раздаются призывы начать более тесное сотрудничество с Миряной, а некоторые особо продвинутые Матери Рода уже всерьёз подумывают зарезервировать для себя места в Круге Советников при Владычице, чтобы иметь влияние на принимаемые законы, поправки, реформы и иже с ними.

Secundo, нас очень тревожит генетическая инженерия, так усердно продвигаемая эльфийскими корифеями. Как известно, именно с благословения Матери-Природы драконы, а потом и дриады вывели и дали Сикцу единорогов, вулек, пегасов, грифонов, мантикор и других удивительных животных, а теперь эти магически взращённые организмы стали неотъемлемой частью фауны Сикца. Это произошло ещё в начале Второй Эры, когда таких выражений как «генетическая инженерия», «биомеханика» или «трансгенный организм» не существовало вообще, а сейчас, между прочим, уже как пять веков идёт Третья Эра. И только сейчас эльфы стали делать первые попытки создавать собственные формы жизни, манипулируя генами различных живых организмов при помощи Силы. Это очень трудоёмкая и опасная работа, тесно граничащая с натуральным кощунством, поэтому мы, дриады, желаем стать для своих остроухих союзников в некотором роде наставницами, дабы исключить неприятные эксцессы и катастрофы. Если эльфы своими бездумными опытами нарушат тщательно настроенный механизм биосферы Сикца, они прогневают Матерь-Природу, а заодно дискредитируют нас, дриад. Этого ни в коем случае нельзя допустить, в противном случае mundus, который мы знаем, очень скоро изменится, причём не в лучшую сторону.

— Вы очень осведомлены в этой проблеме, как я погляжу.

— Да, но это уже не моя забота, хотя я считаю, что эльфы близки к тому, чтобы возомнить себя Творцами наряду с Матерью-Природой и бросить ей вызов. Эльфы утверждают, что скоро они примутся за усовершенствование рода эльфийского, идеи трансгуманизма затуманивают их примитивный разум, их учёные спят и видят, как они излечивают неизлечимые болезни, врождённые пороки и изобретают панацею от всех недугов. А пока что они со всей серьёзностью считают, что именно в этом состоит истинное предназначение Силы — эксперименты, гибридизация, взращивание в пробирках фабричных помесей и кошмарных ублюдков, страшилищ и уродов, таких как, например, журавлины — адская помесь головоногих моллюсков и китообразных, наполненная водородом. Издевательские эксперименты и вивисекции над эльфами, эльфофеями и дриадами? Да пожалуйста, иначе какие идеи трансгуманизма удастся воплотить в жизнь? Жертвы? Пф-ф, а как же без них? Подумаешь, сотни загубленных жизней, ведь всё это делается ради благого дела, ради «миллионов других». А мы, дриады, ещё просим двуногих быть милосерднее к Матери-Природе. Какое уж милосердие, если эти изверги готовы убивать себе подобных только лишь за тем, чтобы покопаться в кишках или мозгу. Мы, дриады, — гибрид эльфоподобного разумного существа и представителя семейства оленевых, такими нас создала Матерь-Природа, и потому мы гармоничны, если не идеальны. Дриады, минотавры, кентавры, сатиры, фавны, гарпии — вот пример истинной, божественной гибридизации. А что творят эльфы? Натуральное кощунство — вот что они творят, Марго. Нам необходимо срочно сдержать рвущийся наружу потенциал ушастых двуногих, или… Нам придётся просить вмешаться в этот цирк Матерь-Природу. Пускай самолично увидит, что вытворяют её дети.

— Ой, как ужасно! — непроизвольно пискнула Аврора, слушая слова Шай’Зу.

— Природа может постоять за себя и свою сохранность лучше, чем любая армия Сикца, — продолжала дриада. — Но иногда и ей нужна помощь на невидимом фронте. Когда я покидала Зачарованные Пущи, Элиан уже собирала вокруг себя целую делегацию, с которой намеревалась добиваться аудиенции с Миряной.

— Да уж, — вздохнула Элизабет. — Стоило эльфам хоть в чём-то начать прогрессировать, как — на тебе! — камуфлет какой выскочил. Согласна, они выбрали зыбкую почву для раскрытия своего научного потенциала, а здесь очень легко потерять чувство меры в погоне за авантажем. Становилась я свидетелем провальных экспериментов, в некоторых даже участвовала, но очень скоро поняла, что нам, смертным, не дано быть истинными Творцами. Ты правильно сказала насчёт пробирочных фабрикатов — точное название для эльфийских гибридов. Я уверена, Миряна не даст фанатизму взять вверх над здравым смыслом, незаконные эксперименты будут пресекаться, а проводящие их учёные арестованы. Миряна смышлёная девочка, хоть и со странностями.

— Да, я тоже склонна так думать. Ну, а третья причина активизации деятельности дриад — это так нелюбимая нами всеми Трикрестия. У нас с архипелагом налажена прочная почтовая связь. Раз в месяц в Зачарованные Пущи прилетает почтовая вулька, она приносит различные новости и послания от дриад Имперского Лесного Сёстринства. К несчастью, дела у них становятся плачевнее год от года, поэтому в правительстве Василисы им остро необходим кто-то, кто сможет вступиться за их права и жизни. Элиан приняла решение включить в Соту Альянса дриаду из Содружества, дабы та, имея в Трикрестии непосредственный доступ к императрице и её министрам, могла оберегать многочисленных сестёр от корпораций и мафиозных кланов. И этой дриадой стала я!

Я всегда хотела покинуть Зачарованные Пущи, но не потому, что не выношу их, а потому что хочу хоть глазком посмотреть остальной Сикец. Меня нещадно гложет любопытство, и даже сейчас, когда мне уже идёт четвёртый десяток, я не изменила своим желаниям. Я знаю, из-за чего ты ушла из родного леса, Марго, знаю о тебе многое, ты долгое время была для меня… Неким кумиром, идолом, да что там, даже божеством, что жило где-то за пределами моего леса и иногда посылало мне свои божественные провидения, где в красочных подробностях описывало потусторонний мир. Я радовалась, как маленькая кобылка, когда Элиан, посоветовавшись с Матерями Рода других кланов Содружества, приняла решение послать вместе с ответным письмом эмиссаршу. Ещё больше я обрадовалась, когда выбор Элиан пал на меня. Представляешь мои ощущения в тот момент? Мечта всей моей жизни наконец-то исполнилась! Ох, Матерь-Природа, сёстры мне сказали, будто, когда мне сказали об этом, я от счастья подпрыгнула выше еловых верхушек.

Мне дали письмо, указы и приказали скакать к тебе как можно скорее. Н-да, но моё настроение очень скоро оказалось подпорчено. По пути… Я встретила эльфов. Они высмеяли меня, потому что я шла… Обнажённой. Я совсем забыла, что в мире вне Зачарованных Пущ все носят различную закрытую и неудобную одежду, чтобы скрыть от окружающих свои души. Пришлось остановиться, спрятаться в лесах и сшить себе куртку и попону из листьев милоноги. Уже после я спокойно отправилась в путь, но встречные эльфы всё равно провожали меня удивлёнными взглядами. Certes, не каждый день на просторном тракте увидишь дриаду, которая покинула свои дремучие чащобы. Ха, один удрализ даже поинтересовался, не заблудилась ли я, и предложил проводить меня до дома. Славный малый, мы с ним вместе прошли остаточный путь до Черноводного леса и распрощались.

Морэй отвлеклась от пилочки, которой обрабатывала длинный, отличающийся от других ноготь на указательном пальце, и подняла влажные глаза на Козочку.

— Хм, а ты готова? Готова стать патронессой имперских дриад? Даже я десять раз подумала бы, если бы мне предложили такую должность. Это огромная ответственность, постоянный риск и непрерывная морока. Тебе предстоит иметь дела не с парой-тройкой браконьеров, которых можно застрелить из лука, а с крупными корпорациями и религиозными сектами, где баталии проходят не на мечах и ружьях, а на словах и делах. Неужели твой язык настолько же остёр, насколько стрелы, которыми ты осыпаешь врагов?

— Я. Готова, — раздельно проговорила Шай’Зу, положив руку на плечо Элизабет. — Я прекрасно осведомлена о своей миссии, иначе бы Элиан никогда бы не доверилась мне. Ты же знаешь Мать Рода, Богиней ей дарован дар смотреть в саму суть смертных душ и предсказывать будущее. Моё дело правое, потому победа будет за мной. Отныне смысл моей жизни состоит в достижении этой праведной цели, и если я добьюсь своего, значит, моя жизнь будет прожита не зря. Нам пора к Владычице, Марго. Мы потеряли слишком много времени.

— Угу. Аврора, собирайся!

Девочка недовольно заворчала и отложила в сторону порядком затупленные карандаши и замаранную рисунками бумагу.

— Если успеем, может быть, застанем в Древе Элиан и сестёр.

— Я не видела Матерь Рода больше пятидесяти лет. Буду счастлива свидеться с ней вновь, заодно покажу ей Аврору.

— В таком случае не будем задерживаться. В путь!

 

Напутствия напоследок

Древо, откуда мягкой ручкой правила Владычица Миряна Первая со своими братьями-советниками, являлось символом Вечноосенних лесов Эльфийского Содружества и показателем нерушимой связи эльфов, эльфофей и дриад с Матерью-Природой и её детищами. Комель Древа, обросший сухой толстой корой, исполосованной кривыми бороздами, едва ли могли обхватить три десятка эльфов, взявшись за руки: одна из предыдущих Владычиц уже проверяла это от нечего делать.

Спустя полсотни саженей вверх ствол Древа, унизанный спиралями лестниц и навесных мостиков, расходился на тысячи ветвей, больших и малых, утопающих в пышных шапках разноцветных широких листьев. Эти ветви, переплетаясь и вытягиваясь в стороны, образовывали невиданной красоты шап, затеняющий несколько кварталов Скуу’Врака, выстроенных прямо на толстых корнях, вырывающихся из-под земли. Когда Скуу’Врак накрывала звездчатым полотном ночь, придворные прислужницы-эльфофеи брали в крохотные ручки зачарованные огнива, вылетали из Древа и зажигали на нижних ветвях волшебные фонари. Их мягкий свет отражался в многочисленных застеклённых дуплах Древа и на бронзовых балюстрадах балконов, щедро освещал простирающиеся внизу земли и служил своеобразными маяками для летающих существ и воздушного транспорта. Личные покои Миряны Первой и тронная зала располагались в исполинском капе, нависающим над парадными воротами и мраморной статуей протоэльфа — по легенде, прародителя всех существующих эльфийских этносов.

— Поспешим: нас наверняка уже заждались, — поторопила своих спутниц Элизабет.

— Ещё бы, два дня почти прошло, — пробурчала Аврора, идя между чародейкой и дриадой.

Квадратная городская площадь Скуу’Врака, окантованная грибными многоэтажными домами местной знати, вместе с фонтаном, рыночными рядами и посадочными площадками для канонерок спецслужб остались позади. Человек, удрализка и дриада окольными путями сквозь опрятные и тёмные закоулки добрались до барбакана, через который намеревались попасть на территорию резиденции Владычицы.

Пройдя стандартную проверку документов и зарегистрировав Козочку как новое лицо, Элизабет, Аврора и Шай’Зу оказались на территории резиденции Владычицы. Выложенная серым мрамором дорога прямым лучом устремлялась вперёд и упиралась спустя сотню метров в некрутую лестницу, ведущую на выстланное терракотовой мозаикой крыльцо. Вдалеке, отчётливо выделяясь на фоне толстой, исчирканной выщербинами и сколами коры Древа, маячили внушительных размеров парадные ворота, ведущие внутрь этого удивительного жилища. Над вратами, поддерживаемый мраморными колоннами с узкими вытянутыми каннелюрами и рельефными капителями, нависал внушительных размеров каплевидный кап с множеством полупрозрачных, запотевших изнутри окон-витражей.

— Сморите-ка: посудины ИСТШа, — Элизабет задрала голову и увидела медленно проплывающие на холостых оборотах маломощных двигателей двухпалубные канонерки с изображением серпа, молота и шестерёнки на чёрном корпусе. — Интересно, что они тут делают?

— Очевидно, обеспечивают защиту Соте Альянса, — уверенно предположила Козочка, глухо постукивая копытцами о мраморную тропинку. — Это первый в истории Содружества и Трикрестии обмен дипломатическими миссиями такого высокого ранга, поэтому Владычица и созвала в Древо представителей всех тайных и разведывательных структур Альянса — и ИСТШ, и тайную полицию, и СОБПерЛиГ, и контрразведку, и ещё хрен знает что. Удивительно, что нас так быстро пропустили…

Но дриада поспешила выдохнуть свободно слишком рано: путь через парадные врата им преградили стоящие на посту сотрудники СОБПерЛиГ во главе с офицером — одним из капитанов конвойной гвардии Владычицы. Элизабет узнала его чин по вызолоченному аксельбанту под правым эполетом и чермному берету. Его чёрный мундир с белоснежным кушаком и такого же цвета портупеей отличался от солдатского наличием посеребрённого горжета с гербом Содружества и красных обшлагов с жёлтыми пуговицами. На груди офицер носил кобуру с самозарядным пистолетом на манер лихих разбойников, на бедре — шпагу с закрытой гардой, увитым замысловатой вязью темляком и резным эфесом. Сейчас личное оружие иллюмон держал в одной из рук, и узкий кончик шпаги целился прямо на шедшую впереди делегации Морэй. Остальные бойцы, коих было дюжины две, взяли капитана, женщин и девочку в неплотное кольцо, готовые по команде первого пустить в ход многозарядные карабины с выскобленными до ослепительного блеска анминитовыми штыками.

Аврора, слегка испугавшись кряжистых, здоровых гвардейцев с боевым оружием в руках, глубже затесалась между Элизабет и Козочкой, непроизвольно схватила дриаду за свисающую руку и легко сжала её.

— Служба Обеспечения Безопасности Первых Лиц Государства, — сразу же внёс ясность надутый от важности златокожий иллюмон, хотя в его пояснениях удрализка не нуждалась. — Представьтесь и назовите причину посещения Древа.

— Моё имя Элизабет Маргарита София Августа Морэй, — с достоинством представилась серокожая рыжеволосая эльфийка, одной рукой показывая стражникам раскрытое удостоверение личности, а другой нежно поглаживая эфес шпаги, — по вашим глубоко одухотворённым лицам вижу, что моя неоднозначная персона знакома вам. А это Аврора, моя ученица, и Шай’Зу, представительница Эльфийского Лесного Сёстринства. У нас назначена встреча с Владычицей Миряной Первой… Была. Я немного опоздала, появились неотложные дела, знаете ли, пришлось разбираться с ними. Эй, вы слышите меня?

— Слышу прекрасно, — офицер опустил шпагу, но из боевой стойки не вышел. — Должен вас разочаровать: эсминец «Щитоносец», который обязан был принять на борт Соту Альянса, уже покинул порт Инга’Иниэль и отправился прямиком в Трикрестию. Вчера ещё, угу-м! И если мы поймём, что у вас появились какие-то важные дела, что вас, видите ли, задержали, то кораблю наплевать. Так что разворачивайтесь и проваливайте, Владычица больше сегодня никому дарбаров не устраивает, — улыбнулся иллюмон. Выяснилось, что у него не хватало переднего зуба.

— О, ничего страшного, — ничуть не смутилась Элизабет и, выпятив подбородок и уткнув кулаки в бёдра, приобрела ещё более наглый вид, — в таком случае, я войду в Древо не по праву приглашения от лица Владычицы, а по праву своего авторитета, который и без членства в Соте во сто крат выше, чем у всей вашей игрушечной гвардии, вместе взятой. Вы же не будете чинить препятствий мне, чародейке, и моим спутницам, ведь так, господа служивые?

Побледневший офицер тут же прекратил паскудно улыбаться. Стоящие кольцом солдаты заволновались, многие обратили вопрошающие взоры на капитана; один рванулся, норовя вскинуть новенький карабин, но быстро стушевался, когда капитан просипел команду «Отставить».

— Вздумала угрожать мне своими чародейскими фокусами, ведьма? — офицерская шпага снова ткнула остриём в сторону удрализки, и на лице её владельца нервически задёргалась жилка под бледно-синим прищуренным глазом. — А ну, руки держи перед собой, чтобы я их видел…

— Так, достаточно этого бреда, — вмешалась Шай’Зу, выходя вперёд. — Взгляни на себя, эльф, ты смешон.

— Дриада, — кончик шпаги плавно переместился в сторону Козочки. — Что-то дриады зачастили к Миряне в последнее время. Ты из той ватаги древобаб, которую Владычица приняла три часа назад? Если да, можешь проходить, а рыжая и девчонка остаются здесь.

— Нет. Я выступаю эмиссаром от лица всех кланов ЭЛС и требую впустить меня и моё сопровождение в Древо. Если вы откажетесь пропускать официального посла от дриад, это будет расцениваться как самоуправство и проявление неуважения ко мне и моим сёстрам. В таком случае можете рассчитывать на большие неприятности, связанные со службой, карьерой и, возможно, личной жизнью. И это касается всех стоящих здесь солдат. Кстати, офицер, не мог бы ты приказать им отойти хотя бы на два шага назад и сам несколько отдалиться, иначе я сейчас задохнусь от вони ваших портянок.

— Если вы действительно являетесь послом от дриад, — налитые желваки перекатывались под золотистой кожей офицерских скул, — стало быть, у вас при себе имеется… Хоть что-нибудь, что официально подтверждает ваш статус. Так предоставьте это «что-нибудь» мне для ознакомления. Справедливо, не так ли? Или я слишком многого прошу от лесной дикарки, которая наверняка не умеет ни писать, ни читать, и должен поверить ей на слово?

Дриада, недобро глянув на упёртого офицера исподлобья, вытащила из притороченной к боку сумки нечто, обрамлённое лакированной рамкой из палисандра, и вручила его офицеру, да так, что тот покачнулся и едва не упал.

— Надеюсь, вас самих в академиях не только головой кирпичи ломать учили, но и хоть немного читать и писать, — очаровательно улыбнулась древодева, и веснушки на её щеках расцвели огненными всполохами. — Написано тривиально и без сложных синтаксических конструкций, надеюсь, ты поймёшь.

Офицер не обратил внимания на язвительную реплику дриады: всё его внимание поглотило чтение таинственного послания Шай’Зу, и с каждой прочитанной строкой выражение его бледнеющего лица становилось всё жалобнее и жалобнее. Авроре казалось, что эльф вовсе не читает содержимое грамоты, а тупо пялится в одну точку, а его глаза стекленеют и затягиваются полупрозрачной белой поволокой. Одновременно с этим она почувствовала, как её волосы, примятые капюшоном, начинают вставать дыбом от близкого чужеродного источника магии. Девочка сильнее рванула капюшон и примяла шевелюру. Тем временем иллюмон, ценой больших усилий оторвав взгляд от записки, вернул её хозяйке. Казалось, он вот-вот расплачется и падёт перед ней на колени.

— Не смею больше задерживать, oisse daen El! Владычица Миряна Первая сейчас на втором этаже, в тронной зале, она будет несказанно рада вас видеть! — офицер резким рывком загнал шпагу в ножны и дал отмашку своим подчинённым. Гвардейцы безропотно выполнили команду «оружие на плечо», с громким чеканным шагом отступили назад, рассыпав кольцо, и окончательно образовал безопасный коридор в Зал Пяти Стихий. Тяжёлые врата под свистящее шипение пара подались в стороны, и воздух наполнился вонью машинной смазки и гари вперемешку с ароматами центифолии, фимиама и амбры.

Довольная Козочка забрала свою волшебную вещицу, панибратски похлопала офицера по эполету с бахромой и лёгким шагом вошла внутрь Древа, за ней Элизабет и Аврора. Зал был прохладен и пуст, если не считать копошащихся под потолком пауков и жужжащих над патерой с нарезанными дольками сочного арбуза ос. Окна здесь отсутствовали, участки стен между поддерживающими потолок колоннами занимали флаги с изображением единорожьей головы в профиль, старыми полинявшими вердюрами и гобеленами, картинами в позлащённых тяжёлых рамах, выполненных маслом и изображающих прежних Владычиц и Миряну. Вполне скромное убранство Зала освещали волшебные шары, окружённые сверкающими ореолами. Они лениво и хаотично летали под сводами потолка, похожие на безмолвных аквариумных рыб, сталкивались друг с другом, с колоннами и стенами, но невидимое поле удерживало их строго в пределах Зала, не давая улизнуть через зияющие за флагами и коврами дверные проёмы в иные помещения. В конце Зала виднелась просторная кабина лифта с опущенной решетчатой дверью — Древо вмещало в себя множество современной начинки, так ярко контрастирующей с элементами традиционной эльфийской культуры.

Но лифт трём чародейкам был в данный момент не нужен. Они завернули налево и направились к сияющей до блеска надраенными перилами лестнице, ведущей на антресоль Зала. На верхнем полуэтаже, прямо над парадными воротами, находился вход в кап.

— У этого идиота было такое лицо, словно он пытался перечить самой Матери-Природе, — усмехнулась Элизабет, поднимаясь по низким ступеням вслед за Шай’Зу.

— Ну, — хмыкнула дриада, — не совсем так. Я просто показала этому буйному упрямцу, кто я такая на самом деле.

— И кто же ты на самом деле?

— Та, с которой лучше не спорить. Иллюзионистская магия творит и не такие чудеса убеждения. У нас есть три часа, прежде чем стражник снова станет неотёсанным хамом.

— На три часа я явно не планирую тут задержаться. Да и вряд ли Миряна столько выдержит рядом со мной. Интересно, где сейчас та самая «ватага древобаб», о которых упомянул тот придурок?

— Думаю, в тронной зале. Они ещё не ушли. Идём. Надеюсь, больше нас не будут зажимать солдаты.

Вернувшаяся из тронной залы крошечная эльфофея-церемониймейстер писклявым, но очень напыщенным голоском объявила, что Владычица готова принять посетительниц немедленно, хоть в это время у неё намечался завтрак. Три чародейки, наспех приведя запылённые одежды и сбитые причёски в порядок, вошли в тронную залу.

Выдолбленная в капе тронная зала встретила гостий изящной отделкой и расписными, вымазанными бесцветным водонепроницаемым лаком стенами. Капы по своей природе отличаются затейной текстурой внутренних волокон, из них часто делают дорогие украшения и поделочные материалы. Кап Древа изнутри выглядел как настоящее творение гения, поэтому его стены не были ничем ни закрыты, ни устланы, окромя витражей. Длинные стрельчатые витражи из разноцветных кусочков стекла тянулись вверх, продолжались на потолке и смыкались ровно по центру куполообразного помещения, окружали заострёнными вершинами хрустальную трёхэтажную люстру со стеклянными колпаками, где под вечер эльфофеи зажигали свои коронные волшебные фонари. Похоже, Владычица неуютно себя чувствовала при свете электрических лампочек. На противоположной стороне залы, под шёлковым балдахином с золотой бахромой, на постаменте высился трон Владычицы с высокой спинкой и причудливыми закрученными подлокотниками.

Сейчас Миряна, облачённая в чёрное бархатное платье с закрытым лифом и пышными буфами, сидела на своём законном месте, её вечнозелёная мантия, расшитая золотыми дубовыми и пальмовыми листьями, была наброшена на спинку трона. Иллюмонка, вытянув верхнюю левую руку и растопырив пальцы, рассматривала свои переливающиеся в искажённом свете витражей перстни, в которых самый маленький драгоценный камень был размером со спелую виноградину. Одесную трона стоял эльф-иллюмон в парчовом кафтане с серебряными галунами, не слишком старый, но достаточно зрелый, о чём говорили морщины на лице и коротко стриженные песочного цвета волосы, сверкающие редкими серебристыми прядями.

У ножек Миряны, лишённых обуви, довольно мурлыкал ручной пятнистый оцелот, который даже ухом не повёл при появлении посторонних. Но то была лишь видимость его безразличности: стоило хозяйке кивнуть в сторону жертвы и произнести команду, как хищная зверюга, не раздумывая, разорвала бы ту на кровоточащие лоскутья.

Помимо оцелота, в зале не было ни охранного конвоя, ни отдельных гвардейцев, а непрозрачные витражи исключали работу снайперов. Посетители, повертев головами, могли подумать, что Миряну вовсе не заботит собственная безопасность. Но даже Аврора, ступив в помещение, почувствовала сильнейшую магическую эманацию в этом месте: пальцы покалывали невидимые иголки, в висках пульсировала кровь, а в голове стоял приглушённый рокот, словно она поднесла к уху ракушку, найденную у моря. Ясные голубые глаза начинали слезиться, когда юная кудесница смотрела на трон Владычицы: именно там, за высокой спинкой, находился спящий разрыв, готовый в любую секунду расшириться и превратиться в полноценный портал. Возможно, для быстрого побега Миряны, возможно, для переброски в залу солдат, возможно, для того и другого одновременно. И, возможно, печатью для открытия портала являлся один из перстней Владычицы, которыми она сейчас любовалась.

Значит, чтобы идеально совершить покушение и исключить возможность побега Владычицы, нужно отрубить ей пальцы, кисть или, по крайней мере, парализовать: её тело всего лишь пустой сосуд без капли магии, и потеря ключа-перстня лишила бы её возможности удрать и вызвать подкрепление… Она ещё и оружия не носит при себе, отлично! Но вначале надо справиться с огромным котом и старичком. Хотя… С ними особых проблем возникнуть не должно, ведь нас трое. Я бы взяла на себя старого эльфа, Шай’Зу котяру, а Элизабет…

Аврора… — оборвал вереницу мыслей укоряющий голос Элизабет. — Зачем ты об этом думаешь?

Аврора действительно не знала, зачем она об этом думала.

— Марго! Морэй! — откуда-то со стороны донёсся незнакомый Авроре хриплый женский голос, резко оборвавшийся кашлем.

Повернув голову на звук, девочка увидела ещё одну древодеву, тоже с оленьем телом ниже пояса, тоже рыжеволосую, тоже конопатую. Только, в отличие от молодой Шай’Зу, эта древодева уже давно преодолела порог старости, о чём говорили многочисленные морщины, блёклая шерсть, явно заметная в огненных волосах седина, сухощавость, стёртые копытца и удивительной красоты ветвистые рога, венчающие высоко посаженную голову подобно королевской короне. Элиан Морэй — Аврора сразу же узнала пожилую древодеву, хотя впервые её видела, — тоже была облачена в куртку и попону из ядовито-зелёных листьев милоноги, её плечи и запястья длинных узловатых ног украшали грифоньи перья, а левое предплечье закрывала крага, хотя сайдак при себе она не имела, только держала в руке чудной посох, испещрённый сверкающими рунами и заканчивающийся металлическим ухватом, в который было заключено круглое зеркало в медной оправе.

Элизабет, позабыв обо всё на свете, метнулась в сторону Элиан и крепко обняла её.

— Приветствую тебя, Марго, дитя леса, его отрада и надежда, — тихо промолвила Матерь Рода, когда удрализка всё же выпустила её из жарких объятий. — Ты совсем не изменилась за полвека, всё такая же серокожая и двуногая malle daen Driadys.

Элизабет невольно улыбнулась и смахнула слезинку, быстро текущую по вспыхнувшей щеке.

— Элиан… Словами не выразить, как я счастлива тебя увидеть после стольких лет разлуки! Я… Я…

— Буде, Марго, знаю, тебя привело сюда неотложное дело к Владычице. Вначале обмолвись с ней, потом говори со мной.

— Да, госпожа Элизабет, соизвольте уделить мне толику своего внимания, — капризно промолвила иллюмонка, отвлекаясь от созерцания колец. — Не спорю, Матерь-Природа при рождении наградила вас безукоризненным магическим талантом, но вот педантичностью явно обделила. Увы, но ваши коллеги по Соте Альянса ещё вчера отбыли в Инга’Иниэль и сейчас уже плывут в Трикрестию. Они единодушно пожелали вас подождать, но я приказала отдавать концы или как там говорят капитаны. Ваш поступок, а именно игнорирование моей просьбы касательно позавчера в полдень прибыть с окончательным ответом, недвусмысленно намекнул на ваш отказ от моего предложения. Я прекрасно поняла ваше немое послание и, чего таить, была очень разочарована, но не настолько, чтобы сворачивать проект по Соте. С какой целью вы явились в мои владения без приглашения?

— Мой поступок, Миряна, не имел под собой цель отказать вам и вашей просьбе, то была сугубо ваша трактовка, — сложила руки на груди Элизабет. Уверенность ей придавало присутствие Элиан, потому она решила не церемониться с «белобрысой соплячкой». — Возможно, вы привыкли, что ваши подчинённые являются к вам с точностью до минуты и обивают пороги вашего тронного зала за полчаса до приёма, но, как сами видите, бывают на свете бунтовщицы-дикарки, которым чужды такие благородные качества, как пунктуальность и щепетильность. Я была согласна связать себя с этой вашей Сотой Альянса, но лишь после того, как самолично убедилась бы в том, что моим сёстрам из Клана Зачарованных Пущ под вашей властью живётся комфортно и без притеснений. И я убедилась, меня убедила в этом пришедшая из родового леса Шай’Зу. Она высказала желание присоединиться к Соте в качестве посланника от лица всех дриадских кланов Содружества, а это, знаете ли, огромный шаг навстречу вам и всем эльфам, фактически, признание древодевами их с вами союзнических отношений. И что мы видим, приходя к вам, Миряна? Видим вашу близорукость и безнравственность, ваше стремление искать ответы там, где их отродясь не было, например, в вынужденном опоздании в связи с трудоёмкой подготовкой. Я никоим образом не огорчена потерей места в Соте Альянса, мне ничего не стоит зафрахтовать любое стоящее в порту судно и отправиться в Трикрестию, а вот Шай’Зу и весь её славный народ вы оскорбили до глубины души!

— Думаю, нам стоит пересмотреть своё отношение к тебе и твоей политике, Владычица Миряна Первая, — подключилась к Элизабет древодева, лениво переставляя затёкшие копыта и делая вид, будто целиком и полностью поглощена рассматриванием собственной ладони. — А то, что ты самым наглым образом проигнорировала народ дриад, когда создавала многорасовую и разношёрстную Соту Альянса, — это отдельный разговор. Помнится, ты брызгала пеной, уверяя Сёстринство в том, что оно теперь неотъемлемая деталь в слаженном механизме Эльфийского Содружества. Так? Так! Тогда почему при формировании Соты Альянса ты не включила в её состав посланницу от Эльфийского Сёстринства, м-м? Или в Соту селективно отбираются только благородные и достойные того кадры, среди которых нет места низшим дриадам, которые обитают в лесах и болотах, якобы сношаются с дикими зверьми, живут по уши в собственном навозе и не могут и двух слов речи связать, daen Deb’uula Aedren'a Ve’Taag?

— Достаточно! — Миряна рывком поднялась с трона, заставив иллюмона по соседству вздрогнуть и чаще заморгать ожившими от дрёмы глазами. Оцелот недовольно застучал хвостом об пол. И Шай’Зу тоже. — Не доводите до абсурда вашу речь, госпожа дриада, только не в присутствии почтенной Элиан! Прекратите, право, у меня уши в трубочку сворачиваются от ваших излияний! Я питаю безграничное уважение к вам, вашему Сёстринству и вашей культуре и всегда желала видеть древодев своими союзницами и полноправными гражданками Содружества со всеми правами и привилегиями. Моё решение не включать дриад в Соту Альянса зиждилось не на ненависти к вашему Сёстринству, а на банальном, прозаическом страхе. Да, именно, страхе! Страхе оскорбить древодев вопиющим предложением оторвать от родовых лесов свою сестру и отправить её на чужбину за хренову тучу километров отсюда. Сколько знаю себя и сколько знаю дриадские кланы, ещё ни одна чистокровная древодева не покидала родные чащи по своей воле, — беловолосая иллюмонка сделала особый акцент на слове «чистокровная». — Что же касается упущения мною мысли о том, что Элизабет может соизволить запоздать, когда все сроки были заблаговременно обговорены, — это… Скверно, и это ещё мягко сказано. Ну! — Миряна нетерпеливо топнула ножкой, и оцелот с раздавленным пушистым хвостом припустился вон из тронной залы, увлекая за собой привязанный к задней лапе бант. — Ну, братец, может, ты перестанешь прикидываться деталью интерьера и подскажешь своей «глупой» сестре, что делать? Почто казённый харч проедаешь, а? Давай, блесни предо мной своей смекалкой, когда ещё такой шанс выпадет утереть мне нос, vaen daen Husten?

Мужчина-эльф опустил планшет и лукаво взглянул из-под кустистых бровей на надувшуюся младшую сестру.

— Я подозреваю, — не без ехидства начал он вибрирующим бархатным голосом, характерным разве что для мерфолков, — я подозреваю, что даже вам, Владычица Миряна, имеющей официальный титул Всемогущей Дщери Вечноосенних лесов, не хватит могущества развернуть людской корабль и направить его обратно в порт, увы, на него ваша «безграничная» власть не распространяется, равно как и на ваших очаровательных собеседниц…

— Если не можешь предложить ничего путного, Кнатч, лучше умолкни, пока твой язык не довёл тебя до крупных неприятностей, — зловеще скривила пухлые губы царствующая сестра, а изумруды в её Древесной короне вспыхнули в унисон её ярко-алым сощуренным глазам.

— Я думаю, — начал со скучающей интонацией Кнатч, — что вам следует сделать ровно то же самое, что вы сделали вчера. Уплывший корабль не воротить, но всегда можно снарядить новый, не людской, но эльфийский. И желательно сделать это без лишней суматохи, если вы не хотите опростоволоситься перед публикой…

— Спасибо, Кнатч, за информацию, — перебила брата Миряна, — теперь встань в сторонке и не мешайся.

— Спешу исполнять, — советник сложил руки и поклонился эльфийке, человеку и дриаде, не удостоив, однако, поклоном Владычицу.

Миряна впилась колючим взглядом в Аврору. Девочка, не выдержав и секунды, опустила глаза в пол и спрятала руки в карманы штанов. Теперешний холодный и властный взгляд алых глаз был ни капли не похож на весёлый и задорный взор Владычицы, встреченной давеча в Черноводном лесу. С этим взглядом не хотелось встречаться, не хотелось подолгу останавливаться на нём.

— Итак, — начала Владычица спокойным голосом, и её глаза заметно «подобрели», избавившись от стального блеска, — мы посоветовались, и я решила. Сделаем так: я выделю вам троим, м-м… Корабль под флагом Содружества. Военный пароходофрегат Кораллового флота, базирующийся в военном секторе порта Инга’Иниэль, что совсем недалеко от Скуу’Врака, сразу за Черноводным лесом и долиной Блаттион. О том, чтобы переправить вас на борт «Щитоносца», не может быть и речи: капитан не повернёт назад и не станет ждать вас в открытом море или иноземном порту. «Щитоносец» остановится только в одном порту, и этот порт в Трикрестии — конечная точка путешествия членов Соты Альянса. Поэтому ваши коллеги доберутся до империи без вашего общества.

— Что насчёт воздушного транспорта? Канонерки, аэропланы, дирижабли? — полюбопытствовала Элизабет.

— От воздушного транспорта я бы тоже отказалась. Почему? Во-первых, в последнее время активизировалась пакостная деятельность воздушных пиратов в регионах Кораллового моря. Управляемые бандитами-аэронавтами летающие крепости не побоятся вступить в воздушный бой с целой флотилией военных дирижаблей. К счастью, аэронавты не нападают на водный и наземный транспорт, так как их крепости приспособлены к посадке только на особенные шлюзовые камеры. На воде, к слову, орудуют мерфолкские пираты, но по сравнению с аэронавтами мерфолки — просто пустое место. Военные корабли флота Содружества — это гарантия вашей безопасности, господа послы.

Во-вторых, Коралловое море поистине огромно, и преодолеть его без дозаправок и вынужденных посадок могут только дирижабли класса «Титан»… И все они в данный момент находятся в Красноэльфске, на учениях. Канонерки, бипланы и маломощные дизельные дирижабли не приспособлены к таким долгим перелётам, увы. Даже «Десница Владычицы» вряд ли покорит это море: её грузовые отсеки слишком малы, чтобы уместить достаточный запас органической пищи.

В-третьих, Коралловое море известно своими бурями и штормами. Постоянно то в одной области, то в другой возникают всеразрушающие циклоны, которые запросто могут уничтожить любое воздушное судно. Военно-воздушный флот Содружества пока что не может похвастаться суперсовременными дирижаблями на антигравиуме… В отличие от флота военно-морского, где любой корабль отлично приспособлен к суровым условиям открытого моря! Содружество издавна славилось своими непотопляемыми кораблями, и я не откажу себе лишний раз продемонстрировать всю мощь и надёжность моего ВМФ! Вы доберётесь до Трикрестии на эльфийском военном судне, и, гарантирую вам, это плавание будет самым безопасным в ваших жизнях… Конечно, если вы всё ещё желаете отправиться в Трикрестийскую империю в качестве эмиссаров от Содружества или у вас нет других, более дельных предложений.

— Да, желаем, — незаметно подмигнула удрализка дриаде и щёлкнула хвостом о пол. — Предложения? Нет, что вы, куда нам тягаться с вашей безграничной мудростью, мы с радостью воспользуемся услугами военного пароходофрегата. Было бы форменным самоубийством пытаться высадиться на территорию Трикрестии при помощи портала: тамошняя служба миграционного надзора мигом бы нас арестовала, и тогда мы с Козочкой угодили бы прямиком в тюрьму, а не в посольство. Готовы отплывать хоть сейчас, Миряна. Надеемся, всё обойдётся без одиозных сюрпризов, мы уже сыты ими по горло.

— Кнатч, предупреди капитана… Этого… Капитана Сьялтиса, чтобы его «Адмирал Шевцов» в ближайшую смену не выходил патрулировать воды Кораллового моря и ждал приезда пассажиров особой важности. Предупреди ещё, чтобы он держал мой приказ втайне до тех пор, пока Элизабет и дриада не взойдут на борт… на борт «Чёрного олеандра». А ещё дай кэпу зелёный билет в верфи и «пряник». Он в курсе, о чём я. С Адмиралтейским Кругом я позже разберусь сама. И позаботься о транспорте до Инга’Иниэля, — бросила Миряна в сторону министра. Тот, закрыв планшет, шаркающей походкой удалился из тронной залы через главный вход, предварительно обменявшись кивками головы с Элиан. — Я выделю вам транспорт до Инга’Иниэля, там вы отыщете капитана Сьялтиса и взойдёте на борт его корабля, он вас на всех парусах доставит в Трикрестию за неделю, — обратилась Владычица к троим чародейкам. — Я достаточно знаю Сьялтиса, он не подведёт. Возможно, вы доберётесь до пункта назначения раньше ваших коллег, в таком случае снимите комнату в гостинице и подождите их в людском порту. Если же опоздаете, держите курс в Вечноград, в столицу Трикрестии, предъявите им сии верительные грамоты, подтверждающие ваши статусы эмиссаров, — иллюмонка хлопнула в ладоши и прикрыла глаза рукой.

Элизабет, Шай’Зу и стоящая позади них Элиан тоже закрыли очи, и лишь Аврора, ничего не понимая, продолжила прятать руки в карманах. Внезапная яркая вспышка заставила её вскрикнуть и зажмуриться.

— Слушаю и повинуюсь, Владычица Миряна Первая, — услышала она тонкий комариный писк, потирая обожжённые светом глаза и ругая себя за неосмотрительность.

Очнувшись от слепоты, Аврора увидела порхающую перед Владычицей эльфофею — крохотную, высотой с палец смуглокожую девушку в коротком зелёном платьице и с недлинными распущенными волосами цвета морской волны, на которых, подобно пенистым барашкам, были разбросаны белоснежные заколки. Её хрупкое стройное тельце поддерживали в воздухе четыре слюдяных мушиных крылышка, бесшумно стрекочущих за спиной.

— Перьевую ручку, мазок с сургучом, мою личную печать и два листа железной бумаги третьего формата. Я сама буду писать, — приказала Владычица и снова приложила ладони к лицу. На сей раз Аврора, наученная горьким опытом, сделала то же самое. Даже зажмурилась. Мимолётная вспышка — и эльфофея исчезла из тронной залы.

— Подозреваю, вы желаете знать, кто, помимо вас, входит в Соту Альянса? — поинтересовалась Миряна Первая. — Это вовсе не секрет. Всего в Соту, исключая вас обеих, входит три перманентных участника, которых я лично отыскала в подконтрольных Содружеству провинциях и уговорила послужить на благо своему и человеческому народам, — это мастер-дипломат Лео Циска…

— Никогда о нём не слышала, — призналась Элизабет, щипая себя за спадающие рыжие локоны. — Он какой-то видный политический деятель Содружества? Признаюсь честно, я располагаю скверными данными о вашем политическом аппарате, Владычица.

— Лео Циска — мой давний друг, надёжный и умный человек, который очень заинтересован в налаживании хороших отношений с Трикрестией. Полгода он занимал неофициальную должность посла в Трикрестии, жил в столице, встречался с Василисой и её министрами, заготавливал, так сказать, благодатную почву для полноценной дипломатической миссии. Лео Циска — лидер Соты Альянса, вы должны будете внимать его советам и выполнять его наказы. Он не слишком конфликтный, вы с ним легко найдёте общий язык. Второй участник Соты Альянса — мастер-учёный Фридрих фон Контариус…

— О, это не тот ли самый Фридрих Контариус, который в годы печально известной Красной войны был заместителем Вильгельма Кёрнера, президента Центра Военных Исследований? Мне хорошо известно, что ЦВИ во время кровопролитной войны проводило незаконные и аморальные эксперименты с пленными красниками, тестировала на несчастных пленных бактериологическое оружие, удушливые газы, яды, подвергала их вивисекции, жестоким опытам, скрещиванию с демонической плотью с целью вывести совершенных солдат. В концлагерях ЦВИ умерло больше тридцати тысяч пленных, включая женщин и детей. А ещё мне известно, что после окончания войны Фридрих, Вильгельм и вся верхушка ЦВИ успешно избежала военного трибунала, переименовала свою организацию в Академию натурфилософии и сыто и спокойно живёт по сей день, проводя опыты теперь уже над животными и заключёнными. С позволения Владычицы, между прочим.

Миряна снисходительно скривила губки и укорительно замотала головой. Заинтересованная словами Элизабет Виолетта подняла опущенную голову и навострила уши.

— Академия натурфилософии — гордость Содружества, — терпеливо принялась объяснять иллюмонка, — уникальная в своём роде государственная организация, владеющая многочисленными патентами на самые разнообразные изобретения. В годы Красной войны Академия действительно называлась Центром Военных Исследований и работала на благо армии, ведущей захватническую войну против Красноэльфска. ЦВИ разработал многочисленные единицы передового по тем временам оружия и сделал несколько важных научных открытий, но, соглашусь с вами, все эти достижения меркнут по сравнению с тысячами невинно и садистски загубленных жизней военнопленных. Да будет вам, госпожи дриады, известно, что Фридрих Густав Франц фон Контариус появился на свет через пять лет после завершения Красной войны, а должность вице-президента ЦВИ, который к этому времени уже переименовался в Академию натурфилософии, получил спустя двадцать лет после поражения Фюнхейма в Красной войне. Фридрих, о котором говорили вы, Элизабет, был не Контариусом, а Бергом, Фридрихом Бергом. Ему был вынесен обвинительный приговор за все военные преступления, а потом его расстреляли близ города Айзенштайн вместе с Вильгельмом Кёрнером и другими руководителями ЦВИ.

— Но позвольте…

— Нет, не позволю, — властно-стальной тон Владычицы острым лезвием пресекал любые дискуссии, — не позволю, госпожа Элизабет, сначала дослушайте меня. Расстрелянный Вильгельм Людвиг Курт Кёрнер и нынешний Вильгельм Густав Франц Кёрнер — два абсолютно разных эльфа, принадлежащих одному баронскому роду. Вильгельм Густав Франц Кёрнер ненавидит кузена Людвига и всячески затеняет своё родство с ним. В следующий раз, госпожа Элизабет, перепроверяйте свою информацию и не вводите в заблуждение других.

А что касается деятельности Академии натурфилософии — с этого дня её работа будет согласовываться с Элиан Морэй. Дриады будут контролировать все рабочие филиалы Академии. Верно, госпожа Элиан?

— Верно, — прохрипела пожилая дриада, заходясь от подступающего к горлу кашля. — Кхе-кхе… Маргарита, в самом деле, не стоит так резко бросаться необоснованными обвинениями.

Элизабет залилась серебристой краской и стыдливо опустила глаза. Владычица победоносно улыбалась, оголив ряды мелких жемчужных зубок.

— Погодите, госпожа Элизабет, сейчас я вконец вас ошарашу. Дело в том, что третий посол Содружества — Лидия Васильевна Шкирняк, генерал-майор Красного Воинства. Героиня Красной войны, национальная героиня не только Красноэльфска, но и всего Содружества. Слышали об обороне Красовца? Ну, переломный момент Красной войны, когда красники после долгих приготовлений собрали всю силу своей армии в кулак и разгромили благородов, а после гнали их до самого Фюнфмунда? Лидия Васильевна и её батальон три месяца удерживали высоту, м-м, вроде бы сто шесть, если мне не изменяет память. После снятия осады из всего батальона осталась она, её коновод и три десятка солдат. Да-а… Все бы вояки были такими, как Лидия, тогда бы я была абсолютно спокойна за границы Содружества. Но сейчас Лидия Шкирняк отправилась в Трикрестию, чтобы — нет, не устраивать там революцию и свергать империалистский строй, а чтобы провести военную рекогносцировку. Вы же знаете, что Трикрестия граничит на востоке с демоническим Ундагилашем и вот уже больше десятка лет находится с ним в состоянии холодной войны? Трикрестия нуждается в военной помощи, и я, возможно, предоставлю Василисе экспедиционный корпус, ресурсы и вооружение. Но только после того, как Лидия собственными глазами увидит имперскую армию и оценит степень её боеспособности.

— И что, Лидию не смущает, что она разделяет место в Соте с благородом?

— Нет, не смущает. И вас это тоже не должно смущать. Понятно? В крайнем случае, вы можете отказаться от моего предложения и пойти восвояси: возражать или упрашивать вас передумать я не собираюсь. Я уже говорила, что на ваше место метит множество других Сосудов.

— Тогда почему вы за два дня моего гробового молчания так и не подыскали подходящую кандидатуру на столь тёпленькое местечко? — фыркнула Элизабет. — Или другие Сосуды оказывались недостаточно… Сосудистыми?

— Я, помнится, уже говорила вам, почему ваша кандидатура полностью меня устраивает. Вы не явились — пускай, не страшно, я отправила в империю трёх послов. Их вполне достаточно, чтобы прочно зацепиться за Трикрестию и не думать о том, что она сможет так легко отделаться от меня. Наука, политика и армия — три кита, на которых будут строиться союзнические отношения с Трикрестией. А магия? Что ж, не всё сразу. Тем более магия — она и в Альгустане магия. Что Вечноградский Государственный Университет Чародейства и Магии, что эльфийский Великий Дом Чародеев — те же яйца, только в профиль, простите за такое мелочное сравнение.

— Ошибаетесь! — вспыхнула оскорблённая до глубины души чародейка.

— Так убедите меня в этом. Убедите! Из принципа ли, или из-за желания ткнуть меня носом. Соглашайтесь на должность и с моей помощью нагоняйте коллег. Я обеспечу вам транспорт и все необходимые условия на время путешествия в империю.

— Ха! — едко усмехнулась удрализка и резко мотнула головой, заставив огненно-рыжие локоны подпрыгнуть.

Придворная эльфофея явилась спустя пару минут, левитируя волшебной палочкой перед собой перечисленные иллюмонкой предметы. Владычица забрала ношу, и прислужница удалилась уже без телепортации — выпорхнула через главный вход, напевая под нос какую-то заунывную песенку.

Элизабет продолжала молчать, пристально рассматривая елозивший по карминовой дорожке хвост и покусывая ноготь на указательном пальце.

— Быстрее, госпожа Элизабет, — раздражённо поторопила серокожку Миряна. — Вы думаете, у меня нет дел, окромя как играть с вами в молчанку? Ох уж мне эти ваши чародейские капризы, что ни чародей — обязательно чудак. С вами приходится сложнее, чем с драконами, живущими в Льняных горах.

Морэй переглянулась с Козочкой и Авророй, задумчиво почесала затылок, погрызла ноготь. Потом обернулась и взглянула на Элиан. Престарелая дриада скромно стояла в сторонке, опираясь о посох, и, похоже, дремала, потому что её глаза были закрыты. Но Элизабет каким-то мистическим образом явственно услышала ответ Матери Рода, потому что сразу же, без излишних прелюдий, промолвила:

— Я и Шай’Зу обещаем на чужбине не срамить честь Содружества и его народа, самим не падать в грязь лицом, всячески сотрудничать с людьми и рьяно защищать эльфийские диаспоры от несправедливой дискриминации. Нужно ли скреплять наше согласие договорами, пактами и другой бюрократической лабудой или вам достаточно нашего клятвенного обещания?

— Поверьте, бюрократией вы насытитесь в Трикрестии. Я всецело доверяю вам, Элизабет Морэй, и вам, Шай’Зу, для меня гарантом выступает и ваше словесное заверение служить на пользу дружеских отношений Содружества и Трикрестии. Кстати о вас, Шай’Зу, — Миряна, закончив писать, спустилась на карминовую ковровую дорожку и стала напротив Козочки, непроизвольно дотронулась до манжеты её лиственной куртки. — Мне нужны ваши имя и фамилия. Клички и прозвища приберегите для подруг-дриад, но не для официальных бумаг. Надеюсь, вы меня понимаете.

— Говори, живо, — по-матерински строго хрипнула из-за спины дриады очнувшаяся от мимолётной дремоты Элиан.

— Виолетта, — нехотя пробурчала Козочка, пряча руки за спину, дабы Владычица не дотрагивалась до них. — Виолетта Морэй.

— Готово, госпожа Виолетта. Мы рады видеть вас в рядах Соты Альянса. Поздравляю. Союз эльфов и дриад был неминуем, и я безумно рада, что начало нашего тесного сотрудничества пришлось в пору моего правления. Не исключено, что в скором времени Содружество будет официально именоваться не Эльфийским, а Эльфийско-Дриадским, — лучезарно улыбнулась Миряна.

— Очень на это надеюсь, — строго сдвинула к переносице лисьи брови Виолетта, хотя её синие глаза выражали абсолютное равнодушие. — Политика дриад никогда не интересовала, пока не затрагивала их личные интересы. Наши сёстры, проживающие на территории Трикрестийской империи, страдают от несправедливого людского гнёта, с каждым годом всё чаще и чаще вынужденно берутся за оружие, чтобы отстаивать своё право жить в родовых лесах и оберегать его богатства от ненасытных всепожирающих паразитов. Выступая под эгидой Содружества и Владычицы Миряны Первой, я намереваюсь раз и навсегда застопорить процесс геноцида древодев и принудить власти Трикрестии принять посильные меры по защите и укреплению статуса дриад на своих землях.

— Я согласна с вами насчёт того, что к дриадам в Трикрестии относятся прескверно, — улыбка мигом слетела с влажных, покрытых блестящим лаком губ Миряны, — и я согласна, что им нужен защитник, бескомпромиссный и готовый костьми лечь ради них. Я думала, что госпожа Элизабет возьмёт на себя обязанность представлять интересы дриад в Трикрестии, хотя в её официальные обязанности это не входит, но… Поскольку появились вы, Виолетта, я доверяю это благородное дело вам. Я лишь надеюсь, что вам хватит дипломатического воспитания вести дела с Василисой Третьей взвешенно и спокойно, не бросаясь из крайности в крайность и не позволяя взять чувствам верх над холодным расчётом и здравым смыслом.

Шай’Зу раздула ноздри, шумно вздохнула и криво улыбнулась. И эта улыбка была отнюдь не раболепной.

— Думаю, Маргарите и Виолетте пора отправляться в порт Инга’Иниэль, если ты хочешь как можно скорее соединить их с остальной Сотой, — вмешалась Элиан.

— Certes, — как-то обречённо вздохнула Миряна. — Элизабет, Виолетта. Позвольте вручить вам верительные грамоты, подтверждающие ваш новый статус, обязанности, права и дипломатическую неприкосновенность! Эти бумаги — ваш едва ли не самый важный документ на территории Трикрестии, а посему берегите их как зеницу ока, в случае потери немедленно оповестите Лео, он выдаст вам новые.

— Всенепременно, Владычица.

Миряна вымазала участки бумаги после текста плавкой смесью песочного цвета и приложилась к ним свинцовой печатью, после свернула грамоты в свиток, перевязала шёлковой лентой, в конце закинула их в прочные водонепроницаемые тубусы и отдала новоиспечённым членам Соты.

— Мы рады видеть вас в рядах Соты Альянса, — с неподдельной радостью промолвила Миряна. — Я искренне надеюсь, что ваши великие деяния станут фундаментом союза с Трикрестийской империей, не будут забыты и навсегда войдут в анналы истории не только нашего Содружества, но и Трикрестии, а ваши яркие и колоритные личности будут обсуждать до скончания времён. Начинается новая страница в длинной истории Сикца, и мы с вами уже прямо сейчас пишем на этой странице своими чернилами. Ступайте с моим одобрением и благословением Матери-Природы. Я с вами не прощаюсь. До встречи.

— Не поминайте лихом, Владычица Миряна В’Таг, — Элизабет кивнула головой и покинула тронную залу, увлекая за собой Аврору и Шай’Зу.

— До свидания, Миряна, — Матерь Рода клана Зачарованных Пущ взмахнула посохом, и волшебное зеркальце со стрекотанием закрутилось внутри ухвата, отбрасывая на стены, пол и потолок залы солнечные зайчики. — Не забывай мои наказы, и Содружество всегда сможет рассчитывать на поддержку дриад. Да благословит тебя Матерь-Природа.

— Да благословит она и вас… Тебя, Элиан.

Элиан Морэй кивнула головой и ушла следом за Элизабет, Шай’Зу и Авророй.

Уже находясь в Зале Пяти Стихий, Виолетта, глядя на гигантский портрет Владычицы, шепнула удрализке:

— Эта Миряна та ещё балаболка. Удивительно, как её короновали, ведь ей даже тридцати лет не исполнилось. Она самая молодая Владычица в истории существования этого титула.

— Миряна выглядит как малолетняя соплячка и умело этим пользуется, — пробурчала Элизабет, протирая манжетой запылившиеся серебряные кнопки на куртке. — Самый опасный промах в общении с ней — не воспринимать её всерьёз. Не хочу о ней говорить… Кстати, где Элиан?

— Я здесь, Маргарита, — пожилая древодева вышла из-за спины серокожки и в который раз сухо откашлялась. — Прошу прощения, я немного захворала… Марго, дитя. Спасибо, что все эти годы не забывала свой родной лес и сестёр, для меня и моих дочерей было настоящим праздником вскрывать и читать твои письма. В Зачарованных Пущах ты очень известная особа, и многие древодевы мечтали с тобой познакомиться, верно, Шай’Зу? Верно… Угу. Эта женщина и есть Аврора, твоя… Ученица?

— Да, — подтвердила удрализка, слегка удивившись тому, что Мать Рода назвала двенадцатилетнюю деву женщиной. — Полный и расконсервированный Сосуд. Недавно исполнилось двенадцать лет. Психомагическими способностями уже умеет распоряжаться по своему усмотрению. Уровень контроля, правда, ещё нужно подтянуть.

Элиан переложила посох на левую руку и протянула худощавую, туго обтянутую желтоватой кожей десницу девочке. Смущённая Аврора от такого неожиданного жеста спрятала свои руки за спину и отшатнулась.

— Не стесняйся, Элиан тебя не укусит, она лишь хочет… Хочет кое-что тебе рассказать, — подбадривала свою адептку удрализка. — Ну же, крошка, это такой… Прощальный жест со стороны Матери Рода.

Аврора неуверенно вложила свою ручку в руку Матери Рода и тут же ощутила резкие импульсы в своей голове, словно кто-то легонько стукал её по макушке резиновым молоточком. Мать Рода провела указательным пальцем по линиям на ладони девочки, и та с удивлением увидела, как они наливаются бледно-алым свечением, как при контакте с Разломами.

Послушай меня, Аврора, — девочка явственно услышала в своей голове хриплый голос Элиан, распадающийся на многократное эхо, словно та молвила в пещере или узком ущелье. — Я знаю историю твоего недавнего прошлого со слов Марго, но мёртвая бумага не в состоянии передать весь тот спектр чувств, что беспощадно терзали твою израненную душу. Твоё будущее скрыто от моего взора, взора Оракула, скрыто даже от взора Матери-Природы… Аврора, не отвлекайся, сосредоточься на моём голосе. Твой жизненный путь не предопределён, а, значит, у тебя всегда есть выбор. Ты — носительница удивительного божественного дара, ты — заполненный, но ещё совсем молодой Сосуд. Хотя ты до сих пор считаешь себя юной девой, это не так: не так давно ты благополучно прошла крещение кровью, а деву от женщины разделяет всего лишь несколько капель крови. Ты помнишь?

Помню, — перед слезившимися глазами Аврора промелькнула сцена с объятым пламенем лесным маньяком, а в ушах истошно заверещали его предсмертные вопли, преисполненные болью и ужасом. В те бесконечные секунды Аврора молча наблюдала за угасанием чужой жизни и не ощущала ничего, кроме извивающегося внутри себя ледяного страха. Вынужденное крещение кровью было пройдено успешно. Именно тогда Аврора сбросила с себя девичью оболочку и стала взрослой женщиной, пусть и в теле двенадцатилетней девочки.

Тебе бросили вызов, думая, что ты сдашься без боя и позволишь ввергнуть себя в пучину отчаяния. Но ты приняла вызов и победила, ты проявила силу духа, стойкость и безграничную жажду жизни. Ты переродилась в новом теле, навсегда оставив прежнее в том дремучем лесу. Не позволяй другим относиться к себе как к ребёнку, но пристальнее всего наблюдай за собой, своими мыслями, поведением и поступками. Твоя судьба зависит в большинстве своём только от тебя. Ступай же, Аврора, и никому-никому не пересказывай мои слова. Прячь их в укромном уголке своего большого и доброго сердца и время от времени вспоминай как последнее напутствие Оракула. Я могу довериться тебе, потому что знаю, что ты уже взрослая женщина и способна разумно распоряжаться собственной жизнью.

И ещё кое-что. Ты меня слушаешь, Аврора? Хорошо. Трикрестийская империя гудит и беснуется, она тяжело дышит, весело смеётся, задумчиво хмыкает, горько плачет, надрывно кашляет, она живёт своим золотым веком, и твоя задача найти свою нишу в этот огромном корабле и крепко-накрепко осесть в ней, превратить её в собственную ячейку, где будет место только для тебя и родным твоему сердцу существам. Людская империя наполнена самыми разными Знаками с самыми разными предназначениями и судьбами, они могут в два счёта изменить будущее любого человека, но я поведаю тебе лишь об одном, о том, которое явственно вижу перед глазами… Чёрное Крыло. Пусть Чёрное Крыло будет маяком для твоего баркаса в самую яростную бурю и беспроглядную ночь, именно оно осветит тебе путь к гигантскому кораблю под названием «Трикрестия» и укажет тебе на то единственное местечко, где ты обретёшь покой и сладостную негу. Ступай, Аврора, тебя ждёт твоя верная наставница. Слушайся её и никогда ей не перечь, ибо она одна из немногих, кто искренне желает тебе добра. Мне было безумно приятно побеседовать с тобой. Ты отличная собеседница.

Но я же… Молчала всё это время, пока вы говорили, — внутренне смутилась Аврора.

Симпатия кроется в мелочах. Умение молчать и слушать делает тебя дороже самых увесистых золотых самородков.

Элиан вдохнула и ослабила хватку. Аврора осторожно высвободила свою руку, покрытую призрачной алой испариной, и, сделав шаг назад, с криком схватилась за гудящую голову: и без того размытый Зал Пяти Стихий запестрил, как калейдоскоп, и поплыл перед её глазами куда-то вверх вместе с Элиан, портретом Миряны, светящимися сферами, а ноги непроизвольно понесли её мгновенно отяжелевшее тело назад. Подоспевшая Элизабет успела схватить свою воспитанницу за руки, когда та уже намеревалась растянуться на скользком зеркальном полу.

— Уф, — белокурая чародейка тряхнула головой и протёрла влажные глаза. — Я… Что-то у меня голова кружится. Но я в порядке, в порядке, мам… Лиза… Спасибо вам, Элиан, я всегда буду помнить вас и ваши слова! До свидания!

— Прощай, Аврора. Марго, не забывай писать мне послания и держать в курсе своей деятельности, быть может, старая древодева поможет тебе мудрым советом или добрым словом. Удачи тебе, Виолетта, матушка будет молиться за тебя!

Морэй удивлённо оглянулась на Шай’Зу. Та, как ни в чём не бывало, на прощанье обняла мать, расцеловала её и быстро направилась к парадным воротам.

— Виолетта не рассказывала тебе, что она моя дочь? — проницательная Элиан не могла не заметить замешательство Элизабет и её странную позу, в которой та застыла от изумления. — Ну, буде. Береги её, пожалуйста, за ней нужен глаз да глаз. А я до поры до времени останусь в Древе Владычицы, буду приглядывать за девочкой. Да благословит вашу триаду Матерь-Природа.

— Да… Да благословит и тебя Матерь-Природа, Элиан, — Элизабет проводила взглядом Элиан, которая, откланявшись, заняла прибывшую кабину лифта и укатила куда-то на верхние этажи. — Как ты, крошка? Элиан говорила с тобой, верно? Вещала тебе? Она Оракул, её сердце способно смотреть намного глубже в хитросплетения судеб смертных.

— Да, она… Говорила со мной. Прости, Лиза, она запретила мне кому-либо болтать о своих словах. Даже тебе.

— Ты молодец, крошка, я горжусь тобой. Никому никогда не пересказывай слова Элиан, но всегда помни их как утреннюю молитву. Когда-то давно, когда я уходила из Зачарованных Пущ, Элиан и со мной разговаривала… Но это секрет! — довольно улыбнулась Элизабет, и её вспотевшее лицо вспыхнуло яркими искорками веснушек. — Итак, Виолетта…

— Что такое, Марго? Ну да, я одна из родных дочерей Элиан, зовут меня Виолетта, Виолетта Морэй. Не гримасничай так страшно, ты меня пугаешь.

Парадные ворота, протяжно зашипев, распахнулись, впустив в Зал утреннюю, пропитанную свежестью прохладу. Отряд СОБПерЛиГ продолжал нести неусыпную службу у парадного входа. Загипнотизированный офицер пропустил удрализку и человека, но, увидев Козочку, подбежал к ней и, услужливо придерживая за локоть, помог спуститься с некрутой лестницы на мраморную дорогу. Некоторые бойцы непонимающе наблюдали за своим новым начальником, который вдруг ни с того ни с сего решил поиграть в джентльмена, но благоразумно предпочитали молчать.

— Спасибо, можешь быть свободен, — сухо поблагодарила стража дриада, не удостоив его даже беглым взглядом.

— Слушаюсь, oisse daen El! — непрестанно кланяясь и скрипя резиновыми сапогами с ботфортами, иллюмон взобрался на крыльцо и вновь с невозмутимым видом стал на свой пост.

Снаружи, закрывая своей огромной неповоротливой тушей белокаменный барбакан, стоял истуканом взрослый сивилозавр — бескрылый чешуйчатый ящер на двух лапах, типичный житель острова Альгустана, но никак не Вечноосенних лесов Содружества. Однако отношение к Альгустане он также не имел: сивилозавр был искусственно выращенным гибридом виверна и круторога. Выносливые, огнедышащие, покрытые толстыми костными пластинами и, в отличие от кровожадных вивернов, смирные сивилозавры выполняли бесхитростную тяжёлую работу, чаще всего их использовали как транспорт или грузовой фургон. И, судя по сидящему закрытому паланкину на приплюснутой спине, этот бедолага служил пассажирской рептилией. Вместительный паланкин, сколоченный из красного дерева, обитый слоем брони и увенчанный на покатой крыше проломленным в районе лба черепом мамонта с двумя парами алебастровых загнутых бивней, был пристёгнут к сивилозавру широкими кожаными подпругами, к которым крепились железные скобы в виде ступеней. Меж бивней, на облучке, сидел изнывающий от жары погонщик-эльф, в одной руке держа толстые поводья, а в другой длинный кнут из скрученных драконьих жил. На вершине паланкина находился зенитный пулемёт, за которым стоял другой эльф-стрелок и широкой ладонью отгонял от себя назойливых комаров.

У ног сивилозавра, в создаваемом ими теньке, стоял Кнатч в своём полинявшем кафтане. Увидев эмиссаров, он подманил их к себе и, откашлявшись в кисейный платочек, изрёк:

— Надеюсь, дамы, вы не боитесь сивилозавров? Если да, то напрасно, по крайней мере, в отношении Мивки. Этот малыш, в отличие от виверна, питается исключительно растительной пищей, обладает смирным характером, невозмутим и опасности никакой не представляет. Именно на Мивке не так давно ваши коллеги по Соте достигли Инга’Иниэля и благополучно сели на имперский эсминец. Ваш путь пролегает туда же, в городе вас будет ждать капитан Сьялтис со своими командой и пароходофрегатом. Почтовая вулька уже в пути, она доберётся до города-порта за пару часов, вам же придётся терпеть общество Мивки немного дольше — около двух дней, — он похлопал по грубой, как наждак, шкуре монстра, обтягивающей толстую заднюю ногу. — К вечеру доберётесь до Блаттиона и заночуете там, а утром двинетесь в путь; ближе к ночи высадитесь в Инга’Иниэль. Вручите капитану эту грамоту, только смотрите, ненароком не сломайте на ней печать, иначе она потеряет свою силу. Но, я думаю, вы и без меня об этом знали. В грамоте лично для вас нет ничего интересного, информация только для глаз Сьялтиса, подтверждающая, что вы те, за кого себя выдаёте. Отправляться желательно немедленно. Удачи вам, дамы, в Трикрестии; Миряна, я и всё Содружество рассчитываем на вас.

— Благодарим, Кнатч, — Элизабет подтолкнула Аврору к лесенке, и та, цепляясь руками за воняющие железом скобы, послушно стала взбираться вверх. — Так, Шай’Зу, теперь нам надо придумать, как тебя поднять на эту ящерицу.

— Да уж, скверное дело, — фыркнула рыжеволосая дриада, глядя на то, как Аврора ловко забирается в деревянный короб через дверцу с застеклённым оконцем и усаживается на обтянутые шагренью сиденья. — Ненавижу лестницы!

Элизабет бросила своей послушнице ранец и закатала рукава куртки:

— Секунду, я создам портал и перемещу тебя внутрь. Надеюсь, этот Мивка нормально реагирует на выбросы магии?

— Мне бы быть таким флегматичным, как этот сивилозавр, — уверенно ответил иллюмон-советник, с интересом наблюдая за манипуляциями чародейки.

Мивка, повернув к удрализке узкую уродливую голову, увенчанную на затылке унизанным кольцами трубчатым гребнем, тоже внимательно следил за её работой, между делом пережёвывая что-то утиным клювом и покачивая коротким сильным хвостом.

После очередного взмаха рукой Шай’Зу в буквальном смысле растворилась в воздухе, как мимолётный мираж в пустыне, и через мгновенье материализовалась внутри паланкина: её возмущённый крик по поводу пропажи куртки невозможно было не услышать. Элизабет после ещё пары отчаянных жестикуляций вернула потерявшуюся одежду Козочке, а затем со спокойной душой сама полезла на Мивку, непроизвольно хлестая его раскачивающимся хвостом по шершавому упитанному боку. Сивилозавр запрокинул голову, едва не врезав гребнем по вознице, и издал протяжный вой, напоминающий игру бездарности на фаготе. Причём очень громкой бездарности: Аврора с непривычки закрыла уши и поморщилась. Ей приходилось слышать режущие слух трубные гласы мамонтов в Камнекняжестве, но даже они по сравнению со звуковой палитрой сивилозавра были просто прирождёнными вокалистами.

— А ну, заткнись, тупая ящерица! — рявкнул возница и с кряхтением дёрнул вожжи. Сивилозавр неуклюже развернулся к раскрытым настежь воротам и медленно побрёл вон с территории резиденции Владычицы. — Давай-давай, иди уже!

Кнатч дождался, пока железные ворота барбакана со скрежетом поднимутся за сивилозавром, и, шаркая, отправился обратно в Древо, чтобы отчитаться перед младшей, но очень требовательной сестрой. А заодно в сотый раз послушать канительные наставления Элиан.

 

Прощай, Содружество!

Скуу’Врак остался позади — о нём напоминал лишь серый силуэт Древа, размытый густым, как сметана, туманом. Занимался новый день, предвещающий долгую и однообразную поездку через Черноводный лес и живописную юдоль Блаттион, где располагались латифундии, принадлежащие эльфийской знати.

Виолетта, едва нащупав удобную позу для долгого путешествия, тут же завалила Элизабет вопросами. Если судить по письмам, что удрализка изредка писала Матери Рода и которые та по нескольку раз перечитывала особо любопытным древодевам, включая Шай’Зу, долгая жизнь её, подобная выпечке с изюмом, была перенасыщена вкраплениями блистающих побед и провальных неудач, невероятных встреч и знакомств, авантюр и обыденных рабочих моментов. И древодева хотела услышать из первых уст, каково это — жить за пределами родового леса без благословения Матери-Природы и поддержки Сёстринства.

И Элизабет, ради удобства положив голову на скрещённые пальцы, повествовала, не утаивая неудачи и не приукрашивая успехи. Шай’Зу внимательно слушала, навострив остроконечные вытянутые уши, и не скрывала своих эмоций. Лицемерие и ложь были чужды древодевам, они жили в собственном мире, где до сих пор действовали законы искренности и чистосердечия, некогда существовавшие между людьми и эльфами. Законы, которые Элизабет давным-давно позабыла. Погонщик сивилозавра совсем перестал подавать признаки жизни, лишь изредка хриплое покашливание давало знать, что он ещё существует. Аврора мирно посапывала, положив голову на плечо эльфийки, и покачивалась от равномерных и тяжёлых шагов медленно бредущей по тракту рептилии.

Вдоль пустынного тракта, огороженного скособоченной плетенью, простирался ощерившийся диким волком мёртвый ветровал, утопающий в паутине и мхе и размываемый на заднем плане молчаливой стеной леса. За изломанной чёрной грядой в небо вздымался изрезанный белоснежными полосами снега горный хребет, который венчал высокий, теряющийся в мареве облаков, словно в вуали, шпиль. Черноводный лес терял свой былой грозный вид и постепенно редел, оставался вместе с топкими болотами и Черноводной рекой позади и на прощанье шелестел придорожным бурьяном. За очередным верстовым столбом началась холмистая долина, нежно-лиловая и ходящая ходуном от колыхаемыми ветром метёлками цветущего вереска. Фоном вдалеке медленно ворочали крыльями ветряные мельницы, темнели силуэты ритуальных менгиров, по небу расплывались струйки дыма, рассекаемые дежурившими над населёнными пунктами стражниками на пегасах и грифонах.

На востоке всё ещё затянутый призрачной дымкой окоём полыхал заревом восходящего солнца, немногочисленные низколетящие облака, густые и пышные, казались выплавленными из чистого золота и выглядели как броши, в беспорядке приколотые к нежно-голубому атласу неба. Юдоль Блаттион представала во всей своей умиротворяющей красоте, трепетно ласкала привыкший к угнетающей тесноте неприступного Черноводного леса взор раздольными холмистыми полями и затесавшимися во впадинах и низинах миниатюрными берёзовыми колками.

* * *

— Тпру! Тпру, говорю! — хриплым голосом заорал возница, останавливая сивилозавра у обочины. — Эй, дамочки! Давайте-ка вылезайте на свежий воздух, поболтайтесь по окрестностям! У нас тут… Неполадки в технике, да! Ну, поживее!

— Я сама, — Шай’Зу отворила дверцу паланкина и ловко выпрыгнула наружу. Утконосый ящер испуганно взвизгнул, за что получил по морде кнутом.

* * *

— Здесь невероятно красиво, — промолвила Козочка, с удовольствием вдыхая сладковатую палитру цветущих полевых трав. — Кажется, конца-краю нет этой красоте. Одно дело — слышать от других, другое — лицезреть собственными глазами. Так и хочется покорить какой-нибудь холмик повыше, прилечь и просто любоваться этим раздольем. После привычного, даже скучного антуража Зачарованных Пущ, где мне был известен каждый камешек в канаве, очень непривычно смотреть на широты и дали эльфийских долин, где глаз ни на секунду не задерживается в одной точке.

— Да, юдоль Блаттион очень живописное местечко, — согласилась Элизабет.

— Почему Владычица не позволила нам долететь до порта на летающих животных, канонерках или дирижаблях? — плаксиво спросила сидящая рядом Аврора, веточкой берёзы постоянно отгоняя от себя настырных мохнатых шмелей и полосатых пчёл. — Этот… Сивилозавр настоящий копуша. И ещё эти странные звуки из его живота…

— Буде, крошка, — чародейка улеглась на расстеленное на вересках полотнище из атласного шёлка и, заложив руки за голову, уставилась в голубое небо, чистое, как стёклышко. — Не люблю я эти полёты, вывалиться можно из седла и голову расшибить. Если бы Матерь-Природа хотела, чтобы я парила в небесах, как птица, она бы заставила меня родиться аэронавтом, а так моя незавидная участь — ползать по земле!

— Тогда почему она не дала нам покататься на механических шагоходах или ди-зе-ль-мун-ку-лах? — не переставала возмущаться девочка. — Никогда не каталась на таких страшных монстрах!

— Ну эти механизмы в Бездну, они шумят, скрипят, пускают тучи смрада, к тому же внутри них очень жарко и воняет машинным маслом и дизелем. Про качку я вообще молчу. Аврора, будь паинькой, сбегай к вознице и спроси у него, когда привал закончится. Без сомнений, здесь очень красиво, но нам пора уже в путь-дорогу. Надо до захода солнца добраться до Блаттиона и снять номер в каком-нибудь приличном постоялом дворе.

— Хорошо, я мигом! — девочка, радуясь избавлению от ненадёжной компании насекомых, сорвалась с места и убежала, шурша лиловыми метёлками вереска.

Элизабет сладко зевнула, перевернулась набок, подпёрла рукой голову и сказала лежащей напротив Козочке:

— Ну же, подруга, давай, спроси у меня про Аврору. Я знаю, тебя распирает любопытство, но при ней ты стесняешься изливать душу. В башне особо не поговоришь, а тут — пожалуйста.

— Признаться честно, я удивлена, что Миряна не удосужилась отнять у тебя Аврору и депортировать её в Камнекняжество, — проворчала Козочка, сплетая очередной венок из вездесущего вереска.

— Миряна в общении со мной может разве что советовать, предлагать и заискивать, но никак не приказывать или отнимать у меня то, что принадлежит мне, — самодовольно улыбнулась Элизабет и почесала живот. — Да и кто такая Аврора? Диссидент или ярый оппозиционер, обличающий власть Владычицы и вставляющий ей палки в колёса? Бежавший из другой страны delinquens? Террорист, подосланный людьми? Шай’Зу, я ведь рассказывала в своём письме трагичную историю Авроры, клянусь, она ни капли не приукрашена. А сама девочка просто agnus Dei. Аврора — моя первая ученица, будущая адептка магии…

— И дочь? — осторожно предположила Козочка, задумчиво кусая губы и ломая рыжие брови. — Прости, если скажу что-то не то, но ты привязана к девочке так крепко, как бывает привязана только… Матушка родная. Одного взгляда достаточно, чтобы сообразить, какие между вами истинные отношения. Бедная, страждущая сиротка нашла в тебе замену погибшей семье, она не отходит от тебя ни на шаг, постоянно сравнивает тебя со своей покойной матушкой и со всеми проблемами в первую очередь идёт жаловаться к тебе. А ты? Ты несчастная женщина, пережившая два выкидыша и лишившаяся возможности иметь детей; ты в свою очередь пылинки с девочки сдуваешь, ревностно оберегаешь и заботишься о ней, обучаешь премудростям магии. Короче говоря, сюсюкаешься как со своей дочерью, которой у тебя никогда не было.

Элизабет, вопреки всему, заулыбалась, на её щеках появились миловидные ямочки, а в полуприкрытых глазах зажглись яркие огоньки.

— Верно, Шай’Зу, ты очень проницательная особа с хорошей памятью. Вспомнила, как я горевала в своих письмах по поводу бездетности, не так ли? Пойми, дело не только в психомагических способностях Авроры и моей исковерканной матке. Как правило, пейзанские дети воздержаны во многих предпочтениях, лишены эксцессов и не позволяют себе излишнюю фанаберию, вместе с тем любопытны, как кошки, наивны донельзя и плохо образованы. Они рождены для черновой работы, а потому им вовсе не следует быть учёными франтами. Кому нужен думающий рабочий, солдат или пейзанин? Эдак никому работать на полях и мануфактурах и воевать на поле брани не хватит времени, если каждый зачуханный солдафон или прыщавый мальчишка-разнорабочий будет сидеть и с глубокомысленной миной великого мыслителя растолковывать приказы начальства. А ещё хуже, если он будет действовать по-своему…

— Марго, уйми своё резонёрство, не отходи от первоначальной темы. Мне очень интересно наблюдать за тобой и Авророй. Я искренне желаю, чтобы вы были вместе.

— Благодарю, Шай’Зу. Серьёзно. Я безумно рада, что ты поддерживаешь меня. Когда Аврора случайно называет меня своей мамой, я… Я чувствую что-то такое в душе, что не могу описать словами. Но несчастная сиротка ещё не совсем привыкла ко мне и не забыла свою настоящую матушку. Аврора очень скучает по ней, и в ближайшее время я планирую сильно не навязываться. Пускай прошедшая трагедия слегка поблёкнет в воспоминаниях.

— Благоразумно, Марго. Ты правильно делаешь, с этим действительно стоит повременить. Читаешь её мысли?

— Время от времени, — призналась серокожка. — И Аврора знает об этом. Знает и не возражает, потому что ей нечего от меня скрывать. Она полностью доверилась мне, и я не намерена её разочаровывать. Я буду стараться изо всех сил.

— Хм… И что она думает, когда случайно называет тебя своей матерью?

— Она… — начала Элизабет и осеклась: девочка выбралась из вересковых зарослей и плюхнулась рядом с ней.

— Эльф просил передать, чтобы вы отстали от него, потому что он сам лучше знает, когда трогаться в путь! — отрапортовала звонким голоском Аврора.

— Ну и ладно, — сказала Элизабет то ли Авроре, то ли Шай’Зу. — Возница и стрелок просто не могут прервать начатую партию в карты, да?

— Да! Только не в карты, а в кости!

Эльфийка села, скрестив ноги, материализовала из воздуха гребешок и принялась заботливо расчёсывать длинные распущенные волосы своей ученицы. В лучах солнца они переливались, словно расплавленное золото.

— В таком случае я немного разомну ноги, — Шай’Зу нахлобучила на голову венок и поднялась. — Нет, и всё-таки здешние просторы необъятны! Так, пойду, посмотрю на вон тот чудной менгир на холме. Наверняка он поставлен в честь Матери-Природы.

— Будь внимательнее, Виолетта.

* * *

Порт Инга’Иниэль, отделённый от бескрайней морской акватории каменными волноломами и ощетинившийся мачтами и дымогарными трубами всевозможных судов, встретил трёх чародеек удушливой вонью рыбы и других морепродуктов. Центральные площади освещали электрические фонари, а наиболее приближённые к порту кварталы были целиком выстроены из резного камня по имперскому стилю. Почти на каждом флагштоке, обязательно присутствующем на самом видном месте любого городского квартала, трепыхался на ночном береговом бризе флаг города-порта — ультрамариновое полотно с кругом в виде толстой золотой цепи и адмиралтейским якорем посередине. Позади круга находились два скрещённых багра — признак того, что флот Содружества есть его главная гордость, которой всегда достаётся всё самое лучшее: увеличенное ассигнование, передовое вооружение, материальные ресурсы и кадры.

Содружество по праву считалось морской державой: практически вся его экономика держалась на многочисленных морских путях и первосортном флоте. В то время как большинство прибрежных княжеств, султанатов и королевств Сикца всё ещё использовало парусные и весёльные суда, эльфы не только избавились от этого, но и в последнее десятилетие, после начала глобальной научно-технической революции, перестраивали всю программу по кораблестроению в пользу паровых турбин, дизельных двигателей, гребных винтов и колёс, а также перспективных биотехнологий. Паровые фрегаты и корветы, тяжёлые крейсера, дредноуты, броненосцы, эсминцы, подводные лодки-черепахи были буквально созданы для того, чтобы господствовать на воде.

И сейчас один из паровых фрегатов, не один десяток лет ходивший по буйному Коралловому морю под именем «Чёрный олеандр», должен был принять на борт Элизабет, Аврору и Шай’Зу и в кратчайшие сроки доставить их в Трикрестийскую империю навстречу карьере эмиссаров.

* * *

Капитана первого ранга Сьялтиса девушки отыскали в одной из многочисленных фешенебельных рестораций Инга’Иниэля, от которой разило не только вездесущей рыбой и солью, но и корицей, шафраном, кунжутом, жарицей и другими дорогими специями, которых днём с огнём не сыщешь в рядовых забегаловках, где обычно просиживали штаны матросы и солдаты.

Сьялтис, как и ожидалось, был иллюмоном, высоким и статным, с загорелой янтарной кожей, выцветшими на солнце соломенными волосами и редкими серебристыми бровями. Носил он чёрный старомодный жюстокор военной кройки из чепрака редкой льдистой касатки, причудливо украшенный серебряными галунами, дробницами и позументом.

На круглом столике рядом с трапезничающим омарами и икрой капитаном лежала латаная кожаная двууголка с ярко-алым фосфоресцирующим плюмажем, позволяющим команде видеть положение капитана на судне в любое время суток и любую погоду.

Чародейки, отыскав по напутствиям случайных прохожих на улице и официантов в ресторане Сьялтиса, незамедлительно заняли свободные стулья за его столиком. Кроме Шай’Зу. Как выяснилось, стулья она тоже ненавидит, к тому же стоящий у входа туповатый швейцар долго не хотел впускать кентаврицу и удрализку в аустерию, объясняя свои вопиющие действия тем, что «на территорию «Schaffouen daen Aelse» нельзя входить с животными, особенно копытными». После того, как копыто Козочки ощутимо двинуло по заднице швейцара, он вмиг пересмотрел правила. Потирая надолго отпечатавшийся на коже след от подковы, эльф услужливо открыл перед ними двери и даже пожелал приятного аппетита, больше напоминающего пожелание подавиться или схлопотать несварение желудка.

* * *

— Не стоит, — гладко выбритое скуластое лицо Сьялтиса озарилось приветливой улыбкой, когда Элизабет стала пихать ему под нос удостоверение от Кнатча, — я узнаю вашу компанию из тысяч других. Согласитесь, не каждый день встретишь ходящих вместе дриаду, человека и рыжеволосую удрализку. Элизабет Морэй, Аврора и Шай’Зу, если мне не изменяет память?

Собеседницы поочерёдно кивнули головами.

— Будем знакомы, барышни, — продолжил иллюмон негустым басом. — Я Сьялтис Агоней, бессменный капитан дредноута «Адмирал Шевцов», издавна зарекомендовавшего себя как первоклассного защитника водных границ Содружества. Вы, наверное, спросите, дескать, а почему Миряна выбрала в качестве вашего транспорта устаревший паровой фрегат «Чёрный олеандр», а не мой дредноут? Ответ прост: она не желает, чтобы ваш отъезд из Содружества стал известен публике. В газетах уже раструбили, что, дескать, вся Сота Альянса в полном составе на пути в Трикрестию, и будет очень нехорошо, если кто-либо из журналюг узнает, что Миряна забыла на берегу двух членов Соты и в срочном порядке отослала их в погоню за остальными. В Коралловом флоте существует чёткий график для военных судов, и так просто взять и зафрахтовать бронированный и тяжеловооружённый корабль не может даже всемогущая Владычица… Кроме разве что «Чёрного олеандра». Он уже, так сказать, врос в землю корнями: так давно не выходил в плавание. Я назначен его капитаном по приказу Миряны, а часть команды «Адмирала Шевцова» передислоцирована на его борт. Сразу должен вас предупредить: «Чёрный олеандр» крепкий сукин сын, но он выглядит довольно-таки реликтовым на фоне современных военных кораблей. Парусное вооружение, паросиловая установка, устаревшие пушки, отсутствие артиллерии…

— Со стороны выглядит так, будто Владычица собралась угробить нас, посадив на эту посудину, — недовольно скривила стальные губы удрализка. — И вся эта хреновина только ради того, чтобы сохранить конспирацию и авторитет Миряны! А что так великодушно? Она бы сразу посадила нас на вонючий рыболовный траулер и отправила бы в плавание через огромное море!

— Давайте без сцен, барышня: на нас уже оборачиваются посетители. Вы недооцениваете этот парусник. В прошлом «Чёрный олеандр» был самым результативным кораблём флота Владычицы: быстрый, манёвренный, мощный и непотопляемый. Именно на борту таких красавцев я в своё время сколотил себе капитанский чин и авторитет. Миряна в своей депеше упомянула, что если я благополучно доставлю вас в Трикрестию и вернусь обратно, то получу чин контр-адмирала. Плох тот матрос, что не желает стать адмиралом, верно? Говоря другим языком, моя карьера целиком и полностью зависит от вас, барышни. Вот потому-то я буду оберегать вас как фарфоровые вазы с хрустальными ручками. Секунду, — Сьялтис зачерпнул десертной ложечкой последнюю пригоршню красной икры форели и отправил в рот, после чего допил вино из пузатого бокала со стрекозиной талией и, снова заскрежетав стулом, встал, явив безукоризненную осанку и высокий рост, достойные истинной августейшей особы. — Что ж, вы вовремя: сегодня в полночь намечается отправка торгового каравана в Трикрестию, и нам это событие как раз на руку. Пристроимся в кильватер крайней торговой посудине и пойдём вместе с колонной. Думаю, за неделю-полторы достигнем акватории имперских портов. Ступайте в порт, в Адмиралтейство, «Чёрный олеандр» готов принять вас на борт. Корабль стоит на якоре у причала под номером шесть, это близ конторы начальника порта, сразу за пакгаузами. Вы не ошибётесь: в военном секторе он единственный парусник, но категорически запрещаю вам заходить на борт других военных судов, в лучшем случае вас ждёт арест на пятнадцать суток. Но перед отплытием сподобитесь помыться в круглосуточной бане: по запаху, исходящему от ваших тел, я даже узнаю имя сивилозавра, что вас сюда привёз. А мне нужно отыскать рулевого, который опять куда-то запропастился вместе с зарплатой. Разрешите откланяться.

— До встречи, капитан! — воскликнула Аврора, любуясь рафинированным капитанским станом и его вычурной формой.

Иллюмон одёрнул натужно скрипящий жюстокор, пригладив волосы пятернёй, напялил на голову двууголку и удалился из ресторации, провожаемый кокетливыми взглядами и хихиканьем сидящих за соседними столиками длинноухих дам.

Элизабет же не хотела покидать столь соблазнительное место с пустым желудком, поэтому позволила себе немного раскошелиться на здешние деликатесы. А потом можно и в баню, в последний-то раз перед отплытием в империю.

* * *

Ночной порт с высоты птичьего полёта мерцал яркими точками бортовых корабельных фонарей, чадил дымом жаровен и труб и изредка, на доли секунды, освещался мощным кристальным прожектором старого и дряхлого Зубчатого маяка, выстроенного на вершине одноимённой скалы, вырастающей седой грядой из морской пучины за северо-восточным волнорезом. Инга’Иниэль уже давно впал в сладкую дрёму и досматривал третий сон, но жизнь в едва ли не самом главном порту Содружества не останавливалась ни на час. По причалам, пристаням, складам, пакгаузам и амбарам сновали разнорабочие, единороги-тяжеловесы, сивилозавры и крутороги, навьюченные разными грузами, тарахтели самоходные экипажи и грузовые автомобили, неустанно скрипели и трещали двигающиеся по рельсам многотонные краны, строем маршировали солдаты, орали неприличные песни пьяные матросы, которых тащили на борт выпившие с ними за компанию юнги. Было не продохнуть от богатого букета самых различных запахов, витающих в прохладном ночном воздухе порта, — от приторного аромата нежного белого шоколада до тошнотворной вони забродившей воловьей мочи и прогорклого рыбьего жира. Шай’Зу, непривыкшую к таким суровым реалиям жизни вне Зачарованных Пущ, уже тошнило в третий раз, она вынуждена была держаться поближе к шканцам, где зловоние более-менее перебивалось цитрусовым парфюмом Сьялтиса. Элизабет передвигалась с ароматизированной повязкой на пол-лица, а Аврора… Аврора даже и не чувствовала клубившуюся в порту вонь: в родной Усоньке она дышала этой специфической палитрой денно и нощно и настолько свыклась с ней, что после побега из горящего и захлёбывающегося кровью города долго не могла свыкнуться со свежим, распирающим до боли грудь лесным воздухом.

Нашёлся и многострадальный рулевой «Чёрного олеандра», как и ожидалось, совершенно недееспособный из-за слишком высокого уровня второсортного алкоголя в крови, а посему капитан Сьялтис лично встал за штурвал. После того, как лично располосовал кожу на спине рулевого витым кнутом и запер в порожнем отсеке трюма до утра.

Полный штиль пророчил неудачную ночь для выхода в море, однако отдельные парусные почтовые клиперы и каботажные судёнышки всё же умудрялись сниматься с якоря, во многом благодаря корабельным шаманам, зазывающим фордевинд. На полноценных чародеев хватало средств только у принадлежащих Содружеству военных судов и особо богатых негоциантов. Элизабет и сама когда-то плавала по Коралловому морю на барке одного толстосума по имени Долгоносик и занималась тем, что создавала попутный ветер и отгоняла смерчи, молнии и цунами во время бурь. Та ещё поездочка оказалась.

Торговый караван, состоящий из трёх разношёрстных купеческих судов и двух лёгких крейсеров, вовсю готовился к отплытию в Трикрестию. Заканчивались последние приготовления, по скользким и мокрым сходням вереницами перемещались матросы и юнги, из рук в руки передающие сундуки, туески, вьюки, деревянные ящики и герметичные камеры и перебрасывающие их на борт, где груз уже сортировали по трюмам под пристальным надзором их владетеля.

Элизабет на время плавания возложила на себя обязанности судового чародея, потому что, по словам Сьялтиса, прежний кудесник погиб с месяц назад во время нападения мерфолкских корсаров. Официально эльфийка сделала это добровольно и с большой ретивостью, на деле же капитану пришлось долго уговаривать упёртую дамочку послужить на благо ему и его команде. Элизабет великодушно согласилась, взамен потребовала переселить её и Аврору с Шай’Зу прямиком в капитанскую каюту, подальше от провонявших мочой, потом и дешёвым ромом кубриков шумных и нечистоплотных матросов и их хищных взглядов, направленных в основном на хрупкую и с виду беззащитную Аврору. Беспокоясь за свою адептку и её девичью невинность, Элизабет наказала той ни под каким предлогом не приближаться к морякам и солдатам и вообще не отходить от неё и Шай’Зу дальше, чем на пяток шагов. Но Аврору предупреждать и не надо было. После встречи с лесным маньяком она слишком хорошо узнавала эти неоднозначные взгляды, жесты и психические эманации и не спутала бы их ни с одними другими.

— Вот я и снова на этом многострадальном судёнышке, — недовольно ворчал Сьялтис, расхаживая по верхней палубе и трогая руками абсолютно всё, что находилось в поле досягаемости. — Чёрт знает что сделал с этим красавцем Адмиралтейский Круг… Музейный экспонат, а не боевая единица. В последний раз я стоял за штурвалом парусника полвека назад. Я и названия всех парусов не помню, а уж про реи и говорить не нужно… Надо было бы взять из штаба компоновочную схему пароходофрегата. Эй, Огнебород! Ну-ка, беги в штаб, захвати компоновочную схему этого малыша!

Широкий в плечах и бёдрах Огнебород, получивший такое говорящее прозвище за пламенно-рыжий волос, густо покрывающий добродушно-ребячливое лицо с крапинками давно ушедшей оспы, прытко перепрыгнул с корабля на пристань и заплутал в хитросплетениях коммуникаций порта.

* * *

Перво-наперво обвыкшийся в новой обстановке Сьялтис запросил попутного ветра для своего корабля, да покрепче, чтобы удерживать дистанцию в сорок саженей от кормы последнего крейсера каравана и не отставать. Из-за дефицита угля на складах порта и резкой смены обстановки «Чёрный олеандр» получил только часть твёрдого топлива, поэтому Сьялтис принял решение экономить уголь и использовать паровую машину только в экстренных случаях. Он считал, что способностей Элизабет хватит с лихвой, чтобы тягаться с силовыми установками крейсеров.

Аврора, упёршись побледневшими руками в деревянный планшир, рассматривала играющее бликами на отражённом свете от Луны море, на чёрные силуэты уходящих в тёмную беззвёздную пустоту кораблей. Фальшборт на фрегате был достаточно высоким для того чтобы девушка не горбилась, стараясь принять более удобную позу. Да и Шай’Зу было удобнее блевать с борта прямо в воду.

— Прошу, барышня, отойдите чуть левее, вы мне так все русленя замараете, — со сдержанной яростью попросил Сьялтис, когда кентаврица перегнулась через фальшборт в четвёртый раз.

— Давайте уже отчаливать, — вымученным полушёпотом потребовала Козочка, остекленевшим взглядом наблюдая за стекающими с корпуса струйками собственной рвоты.

— Здесь я командую, и мне решать, когда пора отваливать. А что касается вас…

Капитан увещевал дриаду удалиться в камбуз, где запах различной стряпни и специй должен был нормализовать её бедственное положение. В сопровождение он отдал своего квартирмейстера, который неожиданно для Авроры оказался человеком по имени Иезекииль Кхыш. На первый взгляд он ничем не отличался от привычных её взору людей, говорил и ворчал на всеобщем, отдавал приказы на эльфийском. Его мягкий приятный баритон ничуточки не искажал певучесть эльфийского языка, а сам он говорил без тени акцента, словно чистокровный благородный эльф-дворянин в десятом поколении. Голос квартирмейстера был под стать его внешности: мужчина средних лет, худощавый, но не тощий, со смольными волосами, прошитыми стёжками седины и собранными на затылке в короткий хвост. Его выбритое суховатое лицо с тонкими, плотно поджатыми губами, горбатым носом, впалыми щёками и седеющими тонкими бровями оживляли глаза — чуть прищуренные, с редкими ресницами, горящие негасимым желтоватым пламенем. Аврора впервые видела такие странные глаза, при взгляде в которые слабо проглядывалась какая-то необузданная животная дикость, совсем не свойственная флегматичной оболочке мужчины. А ещё странный холщовый мешочек, который квартирмейстер носил на шее. От мешочка нестерпимо пахло удушливой смесью самых разных трав — базилик, шалфей, эстрагон, анис, чеснок, мята… Со стороны выглядело, будто Иезекииль старался отпугнуть от себя нечистую силу, прячущуюся в тёмных уголках корабля, на деле же отпугивал лишь окружающих эльфов. Не исключено, что за нечистую силу он принимал именно их.

* * *

Выпрыгнувший из тьмы Иезекииль внимательно осмотрел блюющую дриаду и учтиво протянул ей правую жилистую руку, покрытую застаревшими рубцами:

— Очень жаль, госпожа дриада, что наше первое знакомство проходит при таких скверных для вас обстоятельствах.

— Первое знакомство решает многое, — пробормотала Шай’Зу, прикрывая рот. Когда Кхыш подошёл ближе с протянутой рукой, в её нос ударила ядрёная смесь ароматов трав. — Ох, Матерь-Природа, ну и запах. У тебя что, за пазухой растут плантации разных приправ?

— Вы преувеличиваете, — ничуть не смутившийся квартирмейстер поправил висящий на шее мешочек и, изловчившись, всё же ухватил древодеву под дрожащую руку. — Хм, любопытная у вас аура, госпожа дриада. Вы чародейка?

— Вот человек! — хохотнула Козочка и тут же зашлась булькающим кашлем. — Ох, это похоже на пытку… Неужели ты не знал, что любая дриада с рождения предрасположена к магии и поглощению Силы?

— Не знал, не знал, каюсь за такие непростительные пробелы в своих знаниях. Нам лучше удалиться в капитанскую поварню, там, с вашего позволения, и продолжим беседу.

* * *

— По местам! — зычным, пусть и слегка сиплым голосом скомандовал ставший за штурвал Сьялтис. — Сходни — прочь, швартовые — отдать, якорь — поднять, живее! На ванты, идём на всех парусах! Ты, магичка! — отложив мегафон, позвал он стоящую на полуюте Морэй. — Курс фордевинд, actutum, чтоб паруса были натянуты как кожа на барабане!

Слоняющийся по шкафуту мичман слово в слово прокричал команды кэпа. Матросы повскакивали с насиженных мест и, вцепившись крепкими жилистыми руками в выбленки вант, поползли наверх, к реям, к утянутым снастями парусам из угольно-чёрной грубой парусины. За неполную минуту скрипучие сосновые мачты покрылись чёрными полотнищами с изображением единорожьей головы.

— Можешь остаться здесь или отправиться спать в каюту Сьялтиса, только не уходи в дебри корабля, — шепнула удрализка своей адептке, после чего спустилась на уровень ниже, на шканцы, где стала позади широкой спины капитана и принялась с гипнотической пластикой взмахивать руками, зазывая и сгущая застывшие воздушные массы над судном.

Аврора с силой оттолкнулась от планшира и бесшумно удалилась в ют, в капитанские покои. Скоро возвратилась Шай’Зу. Кожа её была мертвецки бледна, а зрачки расширены, и явно не от недостатка света. Света в каюте было достаточно, он освещал её пёстрое, хаотическое убранство, напоминающее лавку старьёвщика или безумного коллекционера.

В дальних углах каюты из-под разноцветных кусков парусины выглядывали деревянные ящики с торчащей из щелей соломой и тяжёлые кованые рундуки и сундуки с навесными замками. На одном из таких, с плоской крышкой, расположилась дриада с мятно-эвкалиптовым венком на голове. Куртка её была расстёгнута и сброшена с одного плеча, открывала вид на покрытую влажными пятнами однотонную бархатную блузу, подаренную Морэй. В плечах, животе и талии две женщины были практически идентичными, а вот в плане бюста эльфийка даже с надетым бюстгальтером заметно уступала Козочке, посему блуза была узка пышногрудой дриаде. Оловянные пуговицы с усилием держались в петлицах, готовые вот-вот разорвать их и явить на свет прелести лесной жительницы. И, судя по торчащим сквозь тонкую ткань соскам, казус обещал быть более чем курьёзным, особенно на глазах у матросов и солдат. Но Шай’Зу было вообще не до своих грудей: она никак не могла избавиться от липко-мерзкого запаха в своём носу, которым успела надышаться на открытой палубе.

— Вижу, тебе не привыкать к подобному смраду, — вздохнула дриада и, подцепив пипеткой немного маслянистой жидкости из непрозрачной склянки, пустила её сначала в одну ноздрю, потом в другую.

Аврора, только-только начавшая обучаться органической химии, уловила лишь запах эвкалипта, остальные составляющие назального средства так и не смогла разобрать. Не потому, что не хотела, а потому, что не могла. Наверняка эвкалипт лишь выполнял роль сильного ароматизатора, не позволяющего распознать истинные ингредиенты. Или это венок был таким пахучим. Аврора быстро плюнула на это безнадёжное дело.

— В Усоньке глоток свежего воздуха на городских улочках было найти проблематичнее колодца, куда ещё никто не гадил и не плевал. Приезжие часто хворали от ин-то-кси-ка-ции лёгких и кислородного голодания и селились за городскими стенами, подальше от промышленных кварталов и порта, который больше походил на свалку. Я тогда сочувствовала этим неженкам, твердила, что за городскими стенами куда безопаснее, даже ходила и уговаривала их поселиться в городе. А оказалось всё с точностью до наоборот. Во время нападения мерфолков жители Усоньки оказались в клетке, которую сами себе же выстроили… Извини, я заболталась. Привыкла общаться с Лизой и ничего от неё не утаивать. Она говорила, что тебе можно верить.

— Значит, на твой город напали мерфолки, да? — Козочка свесила с сундука ноги и удобства ради положила голову на полочку рядом с миниатюрными моделями корабликов в бутылках. — Маргарита в письме рассказывала нам о несчастье, приключившемся с тобой и твоей семьёй.

— Напали… И убили всех, — вздохнула девочка и угрюмо замолчала.

— Мне очень жаль, — после неловкой паузы промолвила дриада.

— И мне, — Аврора взглянула на свою ладонь и пошевелила обрубком мизинца, спрятанным в напёрсток. — Ещё и палец какой-то поганый пират оттяпал. Иногда закрываю глаза и вижу, как он отделяется от моей руки и улетает прочь с кровавыми брызгами. Элизабет говорит, что пальцы мой хлеб. Чародейский хлеб. Что я должна оберегать их и всегда задумываться о защите. Элизабет спасла меня, и я обязана ей по гроб жизни. Она полностью доверилась мне, и я не разочарую её ни в коем случае. Я буду стараться изо всех сил.

— Гм, — крякнула Шай’Зу и отвернулась от раскачивающейся в гамаке девочки. Она слышала, как Аврора скидывает сапоги и, шурша епанчой, укладывается на жёсткую парусину.

— Прости, я устала и хочу спать.

— Спи на здоровье.

Дриада спать не хотела, чтобы хоть как-то скоротать досуг до полного выхода в море, принялась распускать длинные рыжие волосы и любовно расчёсывать их тисовым гребешком, то и дело заставляя пуговицы и петлицы блузы скрежетать от напряжения.

 

Аврорино горе

К утру Инга’Иниэль и земли Эльфийского Содружества остались далеко позади, о них напоминала лишь тонкая серая ниточка на стыке воды и неба. «Чёрный олеандр» шёл на всех парусах, держался чуть поодаль торговой колонны, но не выпускал её из вида. На фоне огромных стальных чудовищ, с островками рыжей ржавчины на корпусах, с крупнокалиберными длинноствольными артиллерийскими орудиями и чёрными от гари трубами, толстыми, как шерстяные ноги мамонта, пароходофрегат выглядел пришельцем из прошлых веков. «Чёрный олеандр», отдуваясь, напряжённо ворочал забортными колёсами, выпуская фонтаны хрустальных брызг, из которых весело смотрела на море призрачная радуга.

В случае нападения пиратов Сьялтис обязан был встать на защиту имущества и жизни торгашей, а, учитывая дурную репутацию моря и его обитателей, случайность этого скверного события была крайне высока. Но пока что всё было спокойно, даже погода и вода не подавали ни единого намёка на шторм. Элизабет, не сомкнувшая глаз за эту ночь, чувствовала себя бодрячком, во многом благодаря морскому воздуху, пропитанному солью и свежестью, и приятной компании в лице Иезекииля. Сьялтис в это время ворочался на укрытых парусиной бочках и никак не мог нащупать комфортную позу. Он бы с радостью соснул на собственном гамаке в каюте, но его уже успела прибрать к ручонкам Аврора, а удрализка запретила её сгонять. Пришедший в себя рулевой в данный момент стоял на своём должностном месте, вцепившись в спицы штурвала, и кривлялся, всхлипывал и постанывал от ночной экзекуции, учинённой Сьялтисом и его кнутом. В десятый, а может и в двадцатый раз он пообещал самому себе больше не пить перед отплытиями, но кто же знал, что эти три магички доберутся до Инга’Иниэля быстрее, чем его настигнет похмелье?

— Вы интересный человек, господин Иезекииль, — в который раз сказала Элизабет, выслушав очередную историю от бывалого моряка. — Помнится, вы упоминали в своих повествованиях Айсберговые Пустоши. Вы северянин, родом оттуда?

— Да, госпожа чародейка, в моих жилах течёт северная кровь, кровь Дома Снежной Вьялицы, самого влиятельного и многочисленного Дома Айсберговых Пустошей, — подтвердил расхаживающий по деревянному настилу Кхыш. Руки его были сцеплены за спиной, шёлковый платок на шее трепетал на ветру, создаваемом Морэй. — Я знаю, что совсем не похож на образ стереотипного северного жителя: во мне нет сажени роста, на вид я достаточно щуплый и слабый, гладко бреюсь, волос мой тёмен, глаз ярок, а голос по звучанию никак не походит на медвежье рычание, способное распугать стаю голодных волков. Что поделать? — он развёл руками и снова запрятал их за спину. — Наверное, именно поэтому я по молодости покинул неприветливые родные земли и решил попытать счастья на чужбине. Служба на эльфийском фрегате ещё сильнее исказила мою природу, не скажу, что в худшую сторону. Везде можно выудить плюсы. Конкретно здесь — знакомство с эльфами. Тепличных эльфов не встретишь в Айсберговых Пустошах в силу вашей неприспособленности к излишне минусовым температурам. Для большинства северян эльфы не более чем мифические существа с длинными ушами и смазливой внешностью.

— Неудивительно, — усмехнулась удрализка, делая пассы руками и зазывая новую порцию стоячего воздуха. — Когда я прибыла в Трикрестию, то едва пережила первую зиму. Я видела всеобщее унылое увядание природы, голые кусты и деревья, первые заморозки, лёд, толстой коркой покрывающий озёра и реки, видела снег, белыми хлопьями падающий с неба, и не верила своим глазам. В Вечноосенних лесах Содружества зимы куда мягче, часто минуют без снега и льда. Представляю лицо Шай’Зу, когда она окажется на моём месте.

— Ах, Шай’Зу, дриада, — уточнил Иезекииль с загадочной улыбкой. — Очень любопытное… Существо, если можно так выразиться. Когда я впервые взял её за руку, ещё в порту Содружества, то явственно почувствовал уколы в висок и лёгкое головокружение. В её рыжей головушке таится неплохая Сила. Но она, увы, совершенно не умеет ею пользоваться.

— Каким образом вы чувствуете подобное? Вы тоже Сосуд или, быть может, у вас есть искусственный детектор? Ваше кольцо на указательном пальце?

— Нет, я не маг, но я очень чувствителен к магии. А моё кольцо обычная золотая безделушка с рубином, оно не стоит и толики вашего внимания, госпожа Элизабет. Оно досталось по наследству от покойного отца. Я не сторонник чтить изветшалые семейные обычаи своего древнего рода, но без перстня я уже не мыслю своего существования. Его я обязан буду вручить своему сыну или дочери на смертном одре.

— У вас нет детей или, наоборот, их слишком много?

— Увы, я был знаком со многими дамами, но детей так и не завёл. Намереваюсь завершить своё последнее плавание в Трикрестии и уже никогда не соваться в море, хватит с меня большой воды. Я знаю, что капитан Сьялтис прекрасно обойдётся без меня на борту «адмирала Шевцова». Будучи на суше, стану подыскивать себе ту, с которой проживу остаток жизни в тишине и спокойствии. В открытом море, знаете ли, жены не сыщешь, разве что невод закинуть и сирену какую-нибудь морскую вытащить. Но я не люблю морепродукты, особенно в качестве жён.

— Сьялтис умудрился жениться. На человеческой женщине: я видела у него на руке обручальное кольцо.

— Я уже убедился, что вы очень наблюдательная женщина. Верно, капитан связан узами брака уже шестой год, его жена Елена растит двух прекрасных полуэльфиек. Я никогда не видел ни жену, ни детей, но уверен, что они счастливы иметь такого мужа и отца. Вы не знали? Многие взрослые эльфы предпочитают человеческих женщин, пусть они не так красивы, стройны и элегантны, как эльфийки. Человеческих женщин, в особенности из бедных крестьянских семей, проще добиваться, они с детства воспитывались наивными, нетребовательными, кроткими и забитыми домовыми мышками. Взгляните на Аврору, чтобы убедиться в правоте моих слов. Достаточно приехать к какому-нибудь крупному имперскому помещику, заплатить пошлину и расхаживать по деревням с лицом эстета, словно перед витриной. Понравится какая-нибудь круглолицая длинноногая крепостная крестьянка с голубыми глазами, румяными ланитами и тонкой выей — можешь выкупить её и забрать с собой, никто не будет перечить или возражать, напротив, отец девчонки ещё сверху скудного приданого накинет и пожелает любви и счастья.

— Я, конечно, не смею давать вам советы, господин Иезекииль, но почему бы вам не последовать примеру эльфов и не отыскать себе невесту среди крепостных, тихую, смиренную и забитую, под стать суровому северянину, любящему беспрекословное повиновение?

— О, моя дорогая чародейка, вы крупно ошибаетесь, впрочем, я и не удивлён. Вы очень мало знаете о быте и нравах северных Домов. Северянские женщины подобны дикой и неукротимой вьюге, ледяной и безжалостной, её невозможно подчинить себе, как невозможно подчинить своей воле вьюгу. И любовь между мужчиной-северянином и женщиной-северянкой не похожа ни на одну другую любовь. Представьте себе, госпожа чародейка, хорошее застолье в самом разгаре, когда половина гостей валяются под столами в грудах обглоданных костей и пустых бочонков пива, а вторая половина ещё держится верхом на стульях и горланит песни. Ты сидишь за столом, уткнувшись лицом в разделанного поросёнка, и пускаешь пузыри, и тут тебя хватают за шиворот дохи и нахально опрокидывают на пол. Ты открываешь глаза и видишь её — взъерошенную, грязную, заляпанную пивом и кровью, в разорванном от бедра до плеча мужицком камзоле. Она хватает тебя мускулистыми татуированными руками за грудки, встряхивает и со всей силы даёт по зубам кулаком, так, что у тебя голова едва не отрывается от шеи. Это значит, что ты ей понравился и она жаждет ухаживаний.

Элизабет широко улыбнулась, обнажив белоснежные ровные зубы.

— И тогда, — продолжал декламировать Иезекииль, расхаживая за спиной эльфийки, — и тогда, когда ты выбираешься из-под обломков стола и осколков блюд и тарелок, начинаешь за ней ухаживать со всей нежностью, трепетностью и ненавязчивостью: вырвешь клок волос, выбьешь зуб-другой, поставишь синяк под глазом или сломаешь ребро, а она в ответ, как и подобает девушке, идеально поставленным ударом расквасит тебе нос, размажет гениталии, выкрутит пальцы или оторвёт бороду. Конечно, столь безумно романтичная сцена заканчивается как в самых слезливых любовных балладах: ты и она, избитые, окровавленные, стонущие и едва держащиеся на ногах, падаете вместе на пол и засыпаете в горячих объятиях друг друга. А наутро, протрезвев, ты хватаешь её за грязные слипшиеся волосы и тащишь к верховному друиду, дабы старик поженил вас. Ну, или она тебя. Смотря кто из вас способен твёрдо стоять на ногах и членораздельно говорить.

— Ах, господин Иезекииль, какие альковные истории вы рассказываете, — томно вздохнула серокожка. — Честное слово, никогда ничего более романтичного не слышала, ваша история до глубины затронула мою сентиментальную душу.

— Ваш сарказм я понимаю, но отнюдь не одобряю. Вам бы послушать романтические баллады наших северных песенников, вот где до мельчайших подробностей раскрывается настоящий образ северянской любви — дикой, грубой и такой горячей, что подобная amor способна растопить даже тысячелетние торосы на северных взморьях и согреть теплом всю Айсберговую Пустошь. Но, увы, меня в молодости подобное не прельщало. Я всячески избегал застолиц, торжеств, праздников и иных обожратушек, всячески избегал этих взлохмаченных, грязных, пьяных девушек, ищущих своего единственного среди пьющих и снедавших парней. Отец был на меня зол. Мать была на меня зла. Бабки, деды, прабабки и прадеды были на меня злы. Даже мамонты, которых я пас поутру на проталинах, казалось, ненавидели меня. После смерти отца я получил долгожданную свободу и ушёл на юг, далеко, дошёл, вернее, доплыл до самого Содружества и с удивлением обнаружил, что эльфийские девушки, о которых я много чего по пути слышал, почти ничем не отличаются от северянских — такие же холодные, гордые, надменные, свободолюбивые стервы, вдобавок не любящие пить и драться, прямо как и я. Они напоминали мокрый фитиль, который надо заботливо высушить и зажечь. Я быстро сообразил, что эльфийки — мой идеал. Я встречался некоторое время с дочерью одного столичного ювелира. Она была бесчувственна и холодна, как айсберг, но я сумел высушить фитиль и запалить пламя страсти, и она растаяла, как восковая свеча. Она не позволяла себе подчиняться мне, а я не позволял себе подчиняться ей, хотя каждый из нас делал попытки укротить друг друга. Так мы и жили несколько лет в пассивном противоборстве, пока я не потерял к ней интерес и не бросил её. Так я считал. Она считала наоборот. Не было слёз, стенаний, ползаний в ногах и прощальных стихов, мы просто простились, по-мужицки пожали друг другу руки и больше не встречались.

— Каков парадокс: эльфы стремятся любить человеческих девушек за покорность и податливость, а человеческие мужчины хотят покорить эльфиек за неукротимый, норовистый нрав.

Иезекииль хотел что-то ответить, даже поднял вверх указательный палец с сияющим огненным рубином, но передумал. Вместо этого он вытащил из кармана бушлата кисет с табаком, потрёпанную трубку, наполовину промокшие серники и задымил. Вскоре подошла заспанная Аврора.

— Доброе утро, Аврора, — поприветствовала свою ученицу удрализка, когда та вышла из юта на открытую палубу. Девочка повернула голову на звук и закрыла предплечьем глаза, ужаленные ярким предутренним светом.

На Авроре было лёгкое свободное чёрно-белое платьице до щиколоток из щёлка и шифона, держащееся на шнурках, на тонкой лебяжьей шейке — вороная бархотка с приколотыми к ней розовыми жемчужинами. Больше украшений она не носила, не считая запяста-ключа на правой руке — того самого, что блокировал действие защитного барьера чародейской башни.

Схватив полы платьица в жмени, девочка сделала книксен, чем заслужила улыбку Элизабет и ответный поклон Иезекииля.

— Моё почтение, юная Аврора, в этом роскошном платье вы выглядите как принцесса, — отчётливо промолвил Кхыш, не вынимая искусанный мундштук трубки изо рта.

Аврора опустила руки и с удивлением посмотрела на галантного квартирмейстера. Здесь, на корабле, она сталкивалась лишь с грубостью и пошлыми шутками невоспитанных матросов.

— Ты всё правильно сделала, — продолжала улыбаться Элизабет, — как я тебя и учила. Воспитанной девушке, а тем более чародейке не положено пренебрегать этикетом и вежливыми манерами в любой компании. Как спалось?

— Хорошо, — лилейное лицо девочки всё ещё носило следы недавнего сна, а сама она была несколько квёлой и едва заметно покачивалась.

— Как себя чувствуешь? Тошнота, головокружение есть? Может, тебя укачивает?

— Нет, спасибо, я в порядке.

— Замечательно. Тебе действительно идёт это платье. Идём-ка в камбуз, насладимся местной кухней. Приём пищи по расписанию у матросов закончился, поэтому нам никто не помешает.

— Угу.

— Идите в капитанскую поварню, — подсказал очнувшийся от дрёмы Сьялтис. — В неурочное время готовка в общей поварне запрещена. Можете снедать из моего котла, я всё равно сегодня не завтракал. Также спешу сообщить вам, что доступ в машинно-котельное отделение строго закрыт для всех, кроме рабочих. Чтобы я вас там не видел, иначе до конца плавания просидите в трюме! Иезекииль, ты будешь за старшего, пока я отсыпаюсь в своей каюте.

— Как угодно, — махнул рукой северянин.

Серокожая эльфийка, в последний раз проверив механизм автоматизированного заклинания, приобняла Аврору за плечи и вместе с ней отправилась к трапу, уходящему на батарейную палубу. Перед этим Аврора успела умыться и теперь, сидя на закупоренной бочке с порохом и болтая голыми ногами, корпела над длинными пшеничными волосами. По соседству с ней, обмотанная прочными конопляными канатами и закованная в цепи, стояла тяжёлая двадцатифунтовая пушка, пялясь мёртвым холодным стволом в наглухо закрытую амбразуру. За орудием храпел один из канониров, опёршись о банник.

Спустя некоторое время через пень-колоду с верхнего трапа спустилась Шай’Зу. В такие моменты дриада проклинала создателей всех лестниц и трапов в мире. Но только не сегодня. Сегодня настроение у неё было преотличное, и такая мелочь как высокие ступени не могла его испоганить. Плавание хоть и было ей в диковинку, никаких неудобств вроде кинетоза или громкого шума она не ощущала, напротив, бескрайнее спокойное море влекло её привыкший к тесноте леса взор, а гигантские корабли казались ручными чудовищами, управляемыми умелыми руками матросов. Особенно её поразил авианосец «Адмирал Дауш’Энк», который рано утром колоссальной ониксовой горой проплыл мимо колонны. Его сопровождали пара гигантских черепах и молодая каракатица. И хоть верхняя палуба авианосца с посадочными полосами и спящими аэропланами и бипланами находилась намного выше палубы «Чёрного олеандра», всё же у кентаврицы остались неизгладимые впечатления после этой нежданной встречи посреди моря.

Взглянув на распущенные длинные волосы Авроры, спускающиеся до ягодиц, Козочка хмыкнула и изрекла:

— Шикарная у тебя шевелюра, девочка.

— Эта, как ты говоришь, шикарная шевелюра — результат неправильной дозировки ингредиентов при изготовлении декокта против алопеции, — ответила за ученицу удрализка. — Моя вина, признаю, не доглядела. В самом начале своего обучения Аврора мало того, что неправильно изготовила отвар из имбиря, корицы, масла авокадо, яда щитохвостки и ещё бог весть чего, так ещё и решила проверить его действие на себе. Результат, конечно, превзошёл все ожидания: её волосы буквально за пару часов удлинились едва ли не на сажень, пришлось мне перевоплотиться в брадобрея и отстричь лишнее. И не только на голове: под мышками, на ногах, руках и внизу живота тоже, — хохотнула эльфийка, помогая воспитаннице заплести двойную косу.

— Я попросила оставить волосы… На голове, — тихо вставила покрасневшая Аврора, довольно неуклюже заплетая вторую косу. — О таких волосах я только мечтать могла. Раньше, когда я жила в Усоньке, едва волосы опустятся ниже плеч, мне приходилось кромсать их, а потом продавать заходящим в город магам и шаманам. Они хорошо платили за такие вещи, но никакие деньги не принесут мне такого удовольствия, как длинные и прямые волосы. Просто приходилось хвататься за любую возможность подзаработать, ведь я была самой старшей среди своих братьев и сестёр и должна была их содержать. А сейчас, когда их не стало…

— Давай-ка я всё сделаю сама, а то ты будешь копаться до полудня, — поспешила перебить Аврору удрализка и начала живо заплетать другую косу. Когда девочка в ходе разговоров случайно или намеренно попадала в русло воспоминаний о погибшей семье, чародейка всегда спешила вытащить её на берег, чтобы скверная круговерть минувшей трагедии не давила на неокрепшую девичью психику.

Аврора вздохнула и смущённо опустила глаза в пол. Она стойко переживала ноющую в дальних чертогах души горечь от потери близких, во многом благодаря посильной поддержке Элизабет. За что была ей безмерно благодарна. Не сосчитать, сколько раз в детстве, в Усоньке, злые языки её уверяли в том, что эльфы, чародеи и рыжеволосые поголовно бездушные, жестокие и холодные существа, которым чужды любовь, сострадание и милосердие. Что они натуральные монстры, пособники Бездны, созданные лишь затем, чтобы нести сумятицу, хаос и смерть посредством чёрной богохульной магии. Аврора никогда никому не верила. И уже никогда не поверит.

Через пару минут вторая коса, ничем не отличающаяся от первой, упала толстым канатом на сгорбленную спину девочки. Элизабет вытерла капли пота со лба и встала с колен.

— Не сутулься, Аврора, иначе схлопочешь осаночный кифоз и будет у тебя уродливая осанка. Где тут капитанский камбуз? — спросила она у дриады как можно громче, стараясь перекрыть грохочущий плеск бортовых колёс и храп шумливого канонира, который теперь дрых, обнявшись с нарезным чугунным стволом пушки.

— Идём, я покажу, — рыжеволосая кентаврица поманила за собой эльфийку и человека. — Давеча Иезекииль Кхыш мне устроил небольшую экскурсию по палубам корабля, так что я приблизительно знаю их внутренности, со мной не заблудитесь. Иезекииль мне и всякие морские термины говорил, но я их не запомнила. А ещё я видела подводную разведчицу, она единственная женщина и рыбник на корабле. Зовут Форсункой.

— Форсунка? Это такая деталь двигателя? Ох уж эти рыбники, поголовно все странные личности. Ну, ладно, успеем ещё поближе с ней познакомиться, а сейчас я не прочь перекусить. Потом, Аврора, ты станешь на моё место и будешь давать тягу кораблю.

— Я? — личико девочки перекосилось от ужаса. — У меня не получится, я не умею создавать ветры…

— А тебе и не надо будет, я сделала это за тебя. Ты будешь только следить за тем, чтобы циркулирующие воздушные массы равномерно распределялись по площадям парусов и не дули мимо. Халтурщина, одним словом, зато местные матросы начнут уважать тебя. И ещё… Я не спала всю ночь и хотела бы хоть ненадолго сомкнуть глаза.

— Раз такое дело… Как скажешь, мам… Лиза. С этим я справлюсь.

— Справишься, — серокожка украдкой подмигнула Виолетте и улыбнулась. — Справишься, крошка.

* * *

Первый труп мерфолка колонна увидела близ берегов родного Авроре Камнекняжества: торговые барки намеревались зайти в порт владений князя Фаеграма, чтобы пополнить запасы пресной воды и провизии. Тело совсем юного мальчика-мерфолка колыхалось на чёрных волнах Кораллового моря лицом кверху. Червонная чешуя на его змеином хвосте полыхала жгучими отблесками заходящего за горизонт солнца, а переливчатые перья на предплечьях и висках трепыхались на слабом ветру. Причиной смерти малька послужили две стрелы — одна торчащая из левого вытекшего глаза, другая из шеи. Труп был совсем свежий и ещё не успел послужить кормом для рыб, хотя лицо и впалую грудь успели пощипать чайки.

Близ сильно вдающегося в море песчаного мыса колонна наткнулась на десятки мёртвых мерфолков — наг, тритонов, мальков и сирен. Золотистый берег был усеян изувеченными и выпотрошенными телами змееногих, их разорванными внутренностями, перевёрнутыми лодчонками, брошенными рыболовными сетями, неводами и острогами. У многих морских жителей были отрезаны головы и хвосты, а насытившийся алой кровью песок блистал крошечными багряными чешуйками. Местность кишела крикливыми чайками и крачками, толпами самых разных крабов, слетевшимися и сбежавшимися на падаль, нестерпимо воняло омерзительным трупным ядом и сладковатой мерфолкской кровью.

Аврора, привлечённая кошмарной панорамой, перестала следить за парусами, и вскоре зачарованный ветер ослаб настолько, что едва ощущался в парусах. Отбившийся от колонны «Чёрный олеандр», лениво вращая гребными колёсами, проплывал акваторию, некогда принадлежащую уничтоженной пиратами Усоньке. Многие матросы и солдаты бросили посты и, сгрудившись на верхней палубе и повиснув на вантах, рассматривали место кровавой бойни, изредка переговаривались и, заметив что-либо особо интересное, присвистывали и тыкали пальцами. Сьялтис запретил вылавливать трупы и уж тем более высаживаться на косу в поисках живых, вместо этого налёг на рулевое колесо и стал уводить фрегат куда подальше. Живых искать было бесполезно.

Вскоре «Чёрный олеандр» наткнулся на нечто, что заставило Аврору едва не лишиться чувств.

Недалеко от бухты, где до сих пор не остыли спалённые останки печально известной Усоньки, на воде плавала странная, сколоченная из сосновых брёвен сфера, утыканная железными кольями с насаженными на них мёртвыми мерфолками. К их расколотым головам, порезанным грудям и вспоротым животам гвоздями были прибиты дощечки с едва читаемыми в сумраке фразами «Это за Усоньку!», «Сдохните, подводные мясники!» и «Собачья смерть мерфолкским мразям!». Солёная вода вокруг сферы была густой, как желе, и чёрной от маслянистой крови, билась и пенилась о сосновые брёвна и доски и несла её дальше в море.

— В который раз убеждаюсь, что люди донельзя жестокие и мстительные создания, — процедил сквозь зубы Сьялтис, огибая смердящий, залепленный ненасытными чайками деревянный поплавок, ставший местом казни по меньшей мере двух десятков змеехвостых.

— Как по мне, местью тут даже и не пахнет, — ставший одесную Иезекииль с удовольствием вдохнул жуткий сладко-приторный смрад и чуть заметно улыбнулся.

— Аврора, тебе лучше уйти, — Элизабет взяла свою ученицу за локоть и повела её в ют.

— Они убили их… — шептала слабо сопротивляющаяся девочка, разглядывая пляшущий на пенистых бурунах моргенштерн. — А посмотри, сколько там, на берегу тел… Уму непостижимо. Дети, женщины… У них отрублены головы и хвосты, смотри, смотри, сколько крови и чешуи на песке… О боги. И кто после этого мясник?

— Идём-идём, незачем тебе смотреть на это.

Аврора с большой неохотой повиновалась. Позволила себе побороть рвущуюся наружу ненависть, заткнуть её поглубже в глотку и смолкнуть. Но ровно до тех пор, пока не оказалась в капитанских покоях.

— Аврора, пойми…

— Понять?! — серебряный колокольчик зазвенел как при пожарной тревоге. — Понять, чтобы оправдать?! Чтобы простить?! Не бывать этому! Мои родичи убили вовсе не пиратов, что своими мечам и огнём разграбили и спалили Усоньку, а обычных, мирных жителей подводных городов, таких же, как я, как моя матушка или братья с сёстрами! Тех, кто просто хотел жить ради себя и своих близких! Уничтожили, вырезали, прикончили! Кому они мстили?! И мстили ли? Нет! Они прикончили мерфолков, но не из-за мести, а из-за холодного расчёта, подло прикрываемого местью! Ты что, ослепла, не видишь, что они отрубили выловленным трупам хвосты и головы на сувениры и деликатесы! Не щадили ни детей, ни женщин, ни стариков, всех прикончили, да ещё и вдобавок прикололи их бездыханные тела к этой уродской мине и пустили в свободное плаванье в назидание остальным змеехвостым! Это ли справедливость?! Благородные побуждения? Жестокость, жажда наживы и идиотизм — вот, что объединяет нас с корсарами, а ещё лицемерие и циничность! Мы осуждаем безжалостных пиратов и при это сами купаемся в крови невинных!..

— Угомонись немедленно! — Элизабет стукнула кулаком по столу, заставив подпрыгнуть лежащие на нём зубчатые колёса, пружины, ручки и карты. Аврора упала на колени и, закрыв лицо руками, зарыдала.

— Мне стыдно за себя и свой род, — сдавленным голосом пробормотала белокурая девочка, глядя сквозь щёлочки между пальцами на эльфийку. — В который раз мне стыдно, что я родилась человеком? В сотый? В тысячный? Почему людей недолюбливают другие расы? Очевидный ответ — просто посмотри за борт и убедись в нашей мерзкой природе! Прости… Меня… Элизабет. Видят боги, я не хотела, чтобы это случилось.

— Ты не в праве ставить себя наравне с этими убийцами, Аврора, и уж тем более не в праве принимать на себя их грехи. Встань, крошка, хватит корить себя за свою природу. В конце концов, мы не выбираем, кем нам суждено родиться, и мы не выбираем, кем должны родиться другие. Ублюдков хватает в каждой нации, но судить по червивым очисткам весь урожай глупо и опрометчиво. Хватит рыдать, Аврора, ты выглядишь жалко. Ты должна быть сильной и сдержанной в эмоциях, иначе Сила в твоём разуме выйдет из-под контроля и уничтожит тебя. Достаточно, — Элизабет, присев на корточки, нежно вытерла блестящие полоски слёз на щеках девочки и крепко прижала её к себе, — обуздай волю своих чувств, иначе произойдёт непоправимое. Ты не желала зла этим несчастным, я знаю. Теперь постарайся успокоиться и забыть увиденное, не вынуждай меня стирать память. Я попрошу Шай’Зу посидеть с тобой, а сама выведу корабль прочь с этих вод.

Эльфийка с усилием отцепила от себя вздрагивающую от всхлипываний девочку и усадила её на один из ящиков, втиснутый между свёрнутым в рулон корсарским полотнищем и прибитым к половицам трельяжем. Напоследок погладив её по голове, Элизабет удалилась из каюты. Как только дверь бесшумно за ней затворилась, Аврора спрыгнула с короба и подбежала к дверям за гамаком, ведущим на балкон. «Чёрный олеандр» продолжал плыть, оставляя за собой расходящийся пенистый след. Сферический эшафот остался позади вместе с песчаной косой и пляшущими на волнах трупами, общипанными чайками, о них напоминали лишь чёрные силуэты, быстро поглощающиеся наступающей холодной тьмой ночи. Девочка дрожащей ладонью вытерла запотевшее стекло и отошла от закрытых на замок дверей.

Я сильная! — твёрдо сказала самой себе Аврора. — Я не сопливый ребёнок, который давится слезами по любому поводу! Я взрослая женщина! Так говорила Элиан Морэй, Оракул, а я верю ей!

Какой-то шорох позади. Шай’Зу. Дриада подошла со спины тихо, почти неслышно, что было удивительно при её комплекции. Положила тонкие, покрытые белёсыми волосками и чёрными, как уголь, татуировками руки на плечи Авроры, сцепила их на груди. Девочка поёжилась, дотронулась до нежной дриадской кожи своими белыми пальцами. Она была горячей, как раскалённый металл, эманировала сильной энергетикой, сочащейся из пор и из-под коротко стриженных ногтей. Аврора втянула голову в плечи и стиснула зубы.

— Поздно уже, — тихим нежным голосом проворковала дриада, наклонившись к уху Авроры, — тебе надо поспать, девочка. Приляг на гамак.

Аврора с понурой головой сбросила с ног сапожки, не расстёгивая пряжек, и послушно улеглась на предложенное Виолеттой ложе. Как только девочка забросила голые ноги на постель, дриада прилегла рядом прямо на пол и положила горячую, чуть ли не раскалённую длань к холодному лбу Авроры. Та моментально ощутила приятную теплоту, расплывающуюся от головы по всему телу, а холодная дрожь наконец-то испарилась.

— Посмотри на меня девочка, — голос Шай’Зу был тихий и уветливый, вместе с тем очень магнетический, такой, перед которым невозможно было устоять. Если бы Виолетта сейчас потребовала от Авроры пробежать голой по верхней палубе верхом на швабре, та бы незамедлительно стала бы искать швабру.

Но дриада ничего не говорила, только дотошно сверлила синим взглядом дрожащие зрачки Авроры. И чем дольше она в них смотрела, чем дольше её ладонь соприкасалась с челом, тем быстрее затухали пляшущие в большущих глазах Авроры яркие огоньки ужаса от увиденного. Наконец, Козочка отняла руку и, склонившись над пышущим жаром лицом Авроры, интимно вполголоса промолвила:

— Сейчас ты заснёшь, Аврора, а утром все твои страхи и тревоги улетучатся безвозвратно, даже самые потаённые, даже те, о которых ты никогда не догадывалась. Ты ещё слишком молода, чтобы видеть всюду только горе, страдания и лишения, ты — юное, беспомощное дитя, которое требует ласки и заботы. И в скором будущем ты получишь всё это в достатке. Это говорю тебе я, дочь Оракула. Ты веришь мне?

— Верю… — тихо шепнула белокурая девочка и смежила веки. — Но… Но я не дитя, я… Взрослая женщина. Я никогда не буду плакать, я… Никогда… Прости, у меня слипаются глаза и запл… Заплетается язык. Я хочу… Спать. Прости…

— Доброй ночи, — дриада поднялась и, отряхнув передние ноги, вышла из каюты, неслышно скрипнув дверью.

Аврора с трудом перевернулась на бок, потому что ни один член не слушал её мысленных приказов, скованный сладкой тягучей негой, которую отдала ей Виолетта. Каждая клеточка вдруг налилась свинцом и отяжелела, а остывший разум впал в сладкую дрёму. Упоённая чувствами девочка свернулась в калачик, сунула под голову кулак и погрузилась в спокойный и ровный сон без сновидений и кошмаров.

* * *

Аврора проснулась в своём измятом платьице. Руки и левая нога её свешивались с гамака и свободно болтались в пяди от пола, растрёпанные волосы узорчатой паутиной покрывали лицо, плечи и грудь, рассыпались отдельными локонами под лежбищем. Каюта была наполнена светом разгорающегося за оконцами дня. Влажный застоявшийся воздух пронизывали золотистые лучи, пробивающиеся сквозь прожжённые прорехи на неподвижных занавесках, и в них отчётливо кружились в безумном танце мелкие пылинки. В капитанском кресле, развёрнутом вполоборота, сидела Элизабет в светло-зелёном, плотно облегающем стройное тело платье с игривым разрезом до бедра, и, заложив ногу на ногу, разглядывала развёрнутую на столешнице карту Кораллового Моря, приколотую за уголки кнопками. Кроме двух чародеек, в каюте больше никого не было, но в помещении явственно ощущался кислый цитрусовый аромат, принадлежащий Сьялтису. Слышались крики чаек, шум и гам матросов, скрежет и лязг работающих механизмов, гул прибоя.

— Утро доброе, — удрализка услышала, что её адептка тихо застонала и заворочалась, и встала с насиженного места. — Мы сейчас в порту Ветропика, это в твоём родном Камнекняжестве. Надолго тут не задержимся, только починим кое-какие повреждения и восполним запасы рыжего угля, который капитану почему-то недодали в Инга’Иниэль. Ну а вообще… Вынужденная остановка в порту на второй день плавания — это не показатель силы и мощи эльфийского флота, что бы там ни говорила эта выскочка Миряна. «Чёрный олеандр» начинает меня немножко разочаровывать! Ох… Лучше бы полетели на дирижабле или дождались разрешения имперского миграционного надзора и телепортировались на территорию Трикрестии при помощи мощного портала. Это плавание кажется мне всё менее и менее безопасным… Идём, крошка, пора умываться.

Забрав шпагу и кошелёк, серокожая чародейка покинула каюту. Кобура с чёрным блестящим револьвером осталась лежать на столе, а в углу, на стопке каких-то плакатов, сидел её ранец, там магичка хранила бутылку с крошечной башней, комплект запасной одежды, патроны, тряпочку с полирующим раствором для натирания лезвия шпаги и ещё много чего. Аврора сползла с гамака и потянулась. Всё тело было наполнено необычайной лёгкостью, словно за спиной девочки выросли крылья и сейчас несли её под облаками. Лёгким пружинящим шагом, напевая под нос незамысловатую детскую песенку про хитрого кота и глупого мамонта, она направилась следом за учительницей. Пока девочка чистила зубы в кадке с водой, в её голове внезапно всплыли события вчерашнего дня. Мёртвые мерфолки, мина-эшафот, объятия Элизабет и слова Виолетты, после которых девочка впала в забытьё… И ничего, никаких чувств, только голые воспоминания и равнодушие. Поначалу Аврора даже испугалась такой неприкрытой бесчувственности со своей стороны, но по окончании чистки зубов уже твёрдо уверилась в том, что это правильно. Этим змеехвостым ничем нельзя было помочь, обратно их жизни не вернуть, а горевать над каждым трупом попросту глупая трата времени. Остаётся лишь надеяться на то, что их убийц постигнет справедливая кара, но это уже совсем другой разговор.

Шай’Зу была здесь, рядом, на шкафуте, стояла на переходном мостике, перекинутом через вал гребных колёс, и, сделав ладонь козырьком, осматривала бескрайнее Коралловое море, морщинистое от прохладного утреннего бриза. Правая рука её была перевязана от кисти до локтя, на пожелтевшей от времени корпии успело расплыться тёмно-бордовое пятно.

— Ночью разыгрался шторм, — пояснила Элизабет, с остервенением расчёсывающая свои блестящие рыжекудрые волосы. В утренних лучах солнца они напоминали полыхающий лесной пожар, особенно на фоне зелёного платья с белыми оборками. — Двух матросов, солдата и рулевого выбросило за борт накатившей волной, парочку эльфов пришибло сорвавшимися с цепей пушками. Шай’Зу проигнорировала мой совет укрыться на батарейной палубе, решила бороться со штормом вместе со мной. Лопнувший шкот порезал ей кожу и разорвал сухожилия на руке, но в целом ничего серьёзного. В конце концов, могло быть намного хуже. Судовой врач с моей помощью её подлатал, через пару дней станет как новенькая. Нет худа без добра: зато мы теперь местные спасительницы!

Аврора сплюнула остатки щиплющего язык, дёсны и нёбо зубного порошка и прополоскала рот.

— Шторм? Ночью? Ты в порядке?

— Да, в полном. Головная боль даёт о себе знать, но это побочный эффект от применённых заклинаний. Ну, ещё кровь может пойти носом.

— А Козочка? Почему ты не излечила её при помощи магии?

— Виолетта, как бы это сказать… Очень чувствительна к магии — своей и чужой. Магическое вмешательство обязательно бы спровоцировало ухудшение состояния раны. Подобная чувствительность обусловлена низким уровнем пользования собственной Силы: наша четвероногая подруга колдует редко и неохотно, и спящая внутри неё Сила совсем разленилась.

— А вот вчера Виолетта пришла ко мне…

— Это я попросила её успокоить тебя, — сухо промолвила Элизабет, растворяя гребешок в воздухе. — И она со своей задачей справилась на отлично. Ты спала как убитая, даже буря на море тебя не разбудила.

— Тьфу, Козочка назвала меня маленькой девочкой! — обиженно фыркнула Аврора, заматывая щётку в полоску ткани и отдавая эльфийке. — Я не маленькая девочка! Я взрослая! Взрослая женщина-чародейка, вот!

— Да, ты взрослая женщина-чародейка, Аврора, но порой даже во взрослых женщинах-чародейках просыпается маленькая девочка, слишком эмоциональная, чувствительная и капризная девочка, которую срочно надо успокоить и приласкать, иначе произойдёт непоправимое. И Виолетта с этой задачей справилась на отлично…

— Вниманию экипажа «Чёрного олеандра», — вдруг ожили громкоговорители, висящие на опутанных проводами мачтах. Искажённый голос, доносившийся из динамиков, принадлежал Сьялтису. — Любой член команды, желающий сойти на берег, должен согласоваться со мной и получить разрешение. Самовольное покидание корабля запрещено, сойдёте без разрешения — останетесь здесь навсегда. Все помнят историю с Османом, который решил, что капитан ему не указ? То-то же. На пассажиров этот запрет не распространяется. За разрешением спускайтесь в радиорубку, при себе иметь чёткую причину и приблизительное время отсутствия. Конец связи.

Аврора опустила голову, с сожалением оглядела своё изжёванное платьишко, напоминающее рубище узника, и вздохнула.

— Эх, платье такое красивое испачкалось…

— Не беда, — Элизабет пощёлкала пальцами, и платье девочки в мгновенье ока разгладилось и очистилось от пятен и пыли.

— Ого! — восхищённо пискнула та.

— Давай-ка на берег.

— Что я там забыла? Не хочу я никуда идти.

— Попаримся в человеческой бане, позавтракаем в нормальном ресторане, побродим по улицам. Сегодня daen Urdaanius, по-вашему «праздное воскресенье», еженедельное время ярмарок, балаганов и других увеселительных мероприятий для обычного люда. Найдём себе занятие, пока «Чёрный олеандр» не починят.

— Ну да, зазеваемся, и корабль без нас уплывёт в Трикрестию, вот тогда бесноваться на местных празднествах будем с ночи до утра.

— Судно не покидает гавань без своего груза на борту. Не хочешь идти — не надо, я отправлюсь в гордом одиночестве.

— Нет, я пойду с тобой! — перепугалась Аврора.

— Вот и замечательно. Не вздумай заплетать косы, сейчас позавтракаем и в баню пойдём, там вымоешь волосы с хвойным бальзамом. Научись правильно ухаживать за своей шевелюрой, крошка, иначе будешь отпугивать от себя окружающих. Думаю, безопаснее будет оставить здесь револьвер, ограничусь одной шпагой. Вряд ли произойдёт какая-нибудь пакость. Идём, взрослая женщина-чародейка, только нос вытри. И ещё кое-что, — Элизабет протянула ученице цепочный браслет с обсидиано-хризолитовым змеиным глазом. — Бери, и тогда я всегда буду знать, где ты находишься.

Девочка послушно надела браслет на запястье, после чего собрала непослушные белокурые волосы и стянула их эластичным жгутом. Напоследок она высморкалась в платок и по сходням вышла на каменистый причал, заставленный мотками рыболовных сетей и деревянными катушками конопляных и стальных канатов, связками фашин, досок и брёвен, блоками кирпичей, различными закупоренными ящиками и торбами, на которых сидели мальчишки с самодельными удочками. Утренний бриз приносил со спокойного унылого моря свежесть и приятную прохладу. Над голыми мачтами, антеннами, пароотводными и дымогарными трубами кораблей с криками носились стайки неугомонных чаек, сопровождающие рыболовецкие барки, лениво тянущиеся по водной глади и объятые пенистым шлейфом. Две чародейки достигли главного склада в порту — трёхэтажную деревянную конструкцию с гонтовым треугольным навесом, щетинившуюся широкими стрелами пузатых кранов. Полураздетые рабочие, обливаясь потом, ходили внутри гигантских шаговых колёс, похожие на ручных белок, и заставляли толстую стальную лебёдку поднимать и опускать тяжёлые контейнеры и бочки. Снующие внизу люди растаскивали грузы и тут же приносили новые на хранение. Работёнка у «белок» была не из лёгких.

— По крайней мере для них фраза «Кручусь на работе как белка в колесе» не является фразеологизмом, — прокомментировала деятельность рабочих Элизабет, неспешно идя к арке, символизирующей границу между портом и нижними кварталами Ветропика. — Да-а уж… Камнекняжество, несмотря на обилие полезных ископаемых, не слишком похоже на индустриальное государство. Ни заводов, ни смога, ни выхлопных газов, ни дизельмункулов, ни… Может, это даже и к лучшему?..

В первом же квартале Морэй и Аврору встретил помост с бродячим цирком, где эквилибристы, разодетые в разноцветные обтягивающие костюмы, принимали причудливые позы и одновременно играли на музыкальных инструментах. Несмотря на всю фальшивость их музыкального репертуара и достаточную неуклюжесть, сравнимую с танцем мамонта на льду, публики было предостаточно, а котелок для пожертвований быстро наполнялся звонкими монетами. Элизабет, проходя мимо сцены, не могла не заметить самую «талантливую» эквилибристку, у которой рабочий костюм был с таким глубоким вырезом, что невольно поражаешься, как два её «таланта» четвёртого размера не вываливаются наружу. Естественно, сонма зрителей состояла в основном из мужчин, улюлюкающих и хлопающих в ладоши, то и дело отпускающих шуточки касательно грудастой акробатки и радостно гогочущих над ними. Отдельные зубоскалы предлагали девице раздеться, «ради удобства и дополнительной гибкости». Но привыкшая к подобному отношению акробатка с потрясающим равнодушием игнорировала едкие шуточки, продолжала с разведёнными руками и растопыренными пальцами балансировать на тонком железном обруче, то и дело норовя с треском грохнуться на пол или, что ещё хуже, прямо в вспотевшие ручонки зрителей.

— Подожди меня здесь, крошка, я сейчас вернусь, — рыжеволосая эльфийка всё же отпустила свою воспитанницу и исчезла за полинявшими шатрами, натянутыми на вбитых в землю колышках.

Небольшая круглая площадь, стиснутая невзрачными лачугами крестьян и разнорабочих, была наполнена запахом рыбы — свежей, сушёной, вяленой, тухлой, в бочках и кадках, в аквариумах и развешенной над прилавками. Помимо рыбы, торгаши предлагали на разные лады икру, крабов, губки, мясо устриц и мидий. Рыботорговцы зорко следили за тем, чтобы кружащие в небе чайки и вездесущие коты не утаскивали их товар.

Аврора отвлеклась от поглаживаний пушистого котяры и, прислонившись спиной к снятому с колёс и поставленному на брёвна крытому фургону, стала наблюдала за циркачкой.

— Грош цена такому таланту, где основной составляющей выступают сиськи, похожие на коровье вымя, — девочка не могла скрыть своего негодования, смешанного, по правде говоря, с толикой простой женской зависти.

— Как я тебя понимаю, крошка, — согласилась вернувшаяся Элизабет. В руках она держала обмакнутые в карамель красные яблоки на деревянных палочках, одно из которых отдала ученице. — К сожалению, такие фортели встречаются повсеместно, даже в чародейской среде. Достаточно напялить полупрозрачное платьице с декольте до пупка и «забыть» надеть бюстгальтер, как сразу в глазах многих заказчиков увеличиваются твои способности и авторитет. И это жутко бесит порядочных и воистину компетентных магов, чего греха таить. Никогда себе не позволяла наряжаться в наряды, достойные шлюхи из солдатского борделя, и тебе категорически запрещаю. Если тебя и должны брать на работу, то не за красивые глазки или стройные ножки, а за способности — отточенное годами практики и теории мастерство.

Грохот и треск со стороны привлекли внимания двух чародеек. Акробатка, явно переоценив свои сомнительные акробатические способности, попыталась взбрыкнуть ножкой, как молодая кобылка, но не удержалась на обруче, рухнула на помост и, проломив своим весом дощатые половицы, исчезла в клубах пыли. Её истошный визг потонул в хохоте зрителей и криках коллег, прибежавших на выручку.

— И, как обычно, столь халтурные попытки заменить талант суррогатными сегментами оканчиваются посрамлением и позором, — закончила рыжеволосая эльфийка и откусила кусочек яблока. — Едва ли кто захочет пользоваться услугами чародейки, которая только и умеет, что вилять задницей и хлопать накладными ресницами. А на роль метрессы всегда можно выбрать кого-нибудь посолиднее.

После того, как карамельные яблоки были оприходованы, удрализка снова схватила Аврору за руку и повела по пыльным и душным улицам Ветропика, запруженным разнообразной скотиной и людом, жаждущим хлеба и зрелищ. Протискиваясь, в особо бедственных случаях помогая себе локтями и отпуская ругательства, которых бы не постеснялся любой гном-металлург, чародейка целеустремлённо куда-то шла, осматривая окрестности по-над головами в шляпах, чепцах, картузах и платках. Низенькая Аврора не видела ничего, кроме кафтанов, платьев, блуз, дох, шарфов, жабо, плащей и курток, поэтому старалась не отставать и не тонуть в плотном людском потоке. Голова у неё кружилась, но она продолжала семенить, наступая на чьи-то башмаки и туфли.

Когда чародейки проходили мимо сцены с жонглёром, ловко орудующим с разноцветными шариками, кто-то ущипнул Аврору за ягодицу. Белокурая девочка силилась развернуться и как следует проучить донжуана местного разлива, но Элизабет ускорила шаг, а её удары локтем по окружающим стали ещё яростнее. Судя по всему, её в толчее тоже умудрились пощупать за «выдающиеся» места, и теперь она готова была рвать и метать — запал подожжён, готовый рвануть всю бочку с порохом.

— Тише, пожалуйста! — попросила адептка, стуча запылёнными сандалиями по брусчатке. — Ай! Я не успеваю!.. Ах ты сукин… — она опять ощутила укол в ягодицу, теперь уже в другую.

От переизбытка ненависти она ловко извернулась и наугад ударила кого-то позади себя. Её костистый кулачок оказался перехвачен чьей-то грубой, скользкой рукой, на ощупь напоминающей кожу крокодила. Аврора обернулась и совершенно неожиданно увидела возвышающуюся над ней Форсунку. Никогда ещё девочка не видела рыбницу в такой близи, обычно при приближении кого-то из пассажирок Форсунка старалась побыстрее уйти, будто боялась незнакомок, и все попытки белокурой магички «поймать» Форсунку заканчивались тем, что рыбница с хихиканьем бросалась за борт и скрывалась на глубине.

Но сейчас подводная разведчица стояла прямо перед Авророй, закрывая собой утреннее солнце. В одной руке она сжимала кулак Авроры, в другом за шиворот замызганной куртёнки держала плешивого низкорослика с перекошенным рябым лицом. Тот болтал в воздухе коротенькими ногами с ороговевшими ступнями и изо всех силёнок пытался вырваться, но рыбница крепко держала добычу и не давала ей ускользнуть.

— Да? — спросила остановившаяся Элизабет, перекинув взгляд с невысоклика на разведчицу. Та отпустила Аврору и уже двумя руками вцепилась в хлипкого коротыша.

— Извинись перед девушкой за то, что прикасался к ней своими грязными ручонками, — требовательным, слегка налегающим на шипящие звуки голосом промолвила разведчица и встряхнула вскрикнувшего коротышку. Тот заёрзал, затрепыхался, как выбросившаяся на берег селёдка.

— Извини, извини! — его мелкие и по-детски невинные глазёнки смотрели куда угодно, но только не на Аврору. — Это вышло случайно! Рука сама скользнула!..

— Хорош, а теперь сгинь с глаз моих долой и больше не попадайся, — рыбница с размаху шмякнула о тротуар любителя полапать в тесной толпе женские ягодицы. — Увижу ещё раз — оттяпаю пальцы!

Многочисленные свидетели сего зрелища со свистом и смехом принялись кидать камни вслед незадачливому невысоклику, а тот, кое-как поднявшись на кривые ножки, заковылял в переулок, постоянно наступая на свой же длиннющий шарф и руками закрывая от камней плешь на голове.

— А ожог-то на башке у мудака магический, — задумчиво промычала Элизабет, покусывая ноготь указательного пальца. — Похож на отпечаток чьей-то ладони…

Церемонно отряхнув руки, Форсунка повернулась к эльфийке и человеку и с немного смягчённой интонацией продолжила:

— Гуляем, значица, госпожи чародейки? Правое это дело, на нашем корыте только на мышей и мух глазеть можно. Соблаговолите к вам присоединиться. Я ещё на борту ненароком услыхала, что вы планируете посетить ресторан и баню, и ваши планы чертовски удачливо совпали с моими. Заодно познакомимся.

— Немногие по своей охоте желают составить компанию чародейкам, — отвлёкшаяся от раздумий Элизабет ещё раз хорошенько осмотрела высокую подтянутую рыбницу с грязно-розовыми волосами, собранными в два нелепых пучка, напоминающих морских ежей. — Иным, знаешь ли, претит мысль общаться с нашим братом в неофициальной обстановке, и они предпочитают куда более привычную кодлу.

— Ну да, а есть типы, что променивают бренди на палёный самогон, а бабу на кобылу, — хохотнула рыбница. — Что поделать, если у кретинов кретинские предпочтения? Не хотите брать меня с собой? И всё же я настаиваю.

— Хорошо, — примирительно улыбнулась серокожка. — Раз ты ведаешь о наших планах, может, подскажешь, где тут приличная ресторация, а то я, честно говоря, заплутала в этом калейдоскопе мусора и грязи.

— О, это запросто! В Нищем районе вам, благородным госпожам, делать нечего, топайте прямиком в Богатый, там и людишки поприличнее, и энтот… Антураж, во! В Ветропике и приезжие, и местные в Богатом районе любят захаживать в харчевню с избитым названием «Белая акула», потому что это единственное в окрестностях приличное заведение. Не сравнится с завшивевшими кабаками, понатыканными на каждом углу Бедного района для матросни и прочего отребья. Будьте уверены, ежели вас в «Белой акуле» пырнут ножом или оскорбят, то это сделает не какой-нибудь жалкий оборванец или забулдыга-матрос, а хозяин ювелирной мастерской или жрец из местного храма, отмечающий пост. Тамошние карманники брезгуют воровать из кошельков спящих клиентов суммы меньше тысячи ферлингов, хозяин больше походит манерами на герцога, поножовщины происходят исключительно на серебряных столовых приборах, а ежели разобьют об вашу голову бутылку, то не с дешёвым ромом или рисовой водкой, а с карамельным вином «Фукро» десятилетней выдержки с виноградных островов Суанситил!

— Да уж, с такой-то рекламой тебе зазывщицей в «Белой акуле» работать. Видно, ты неплохо ориентируешься в городе.

— А то! «Адмирал Шевцов» в прошлом останавливался туточки пару раз, а мои прямые обязанности — проводить разведку, хоть в воде, хоть на суше. А тута, по большому счёту, и нет ничего, что могло бы понравиться мне, так, дерьмо одно. Я этот городишко знаю как свои пять пальцев, так что сегодня позвольте побыть вашим чичероне, госпожи чародейки! Только придётся пройти кордегардию и сдать оружие, потому что «Белая акула» находится в Богатом районе, а туды приезжим с оружием ни-ни!

— Я думаю, стража не заметит шпагу, если я переключу их внимание на небольшой… Залог, скажем так? Залог своего миролюбия.

— Угу, угу. Я провожу вас до кордегардии. Когда пройдёте её и дадите на лапу караульщику, просто идите вверх по улице, я вас нагоню. Я… Предпочитаю не расставаться со своим топориком и обходить кордегардию за версту.

— Я могу внести за тебя залог. И совсем это не взятка, милочка.

— Залог, значит? — хитро сощурила чёрные глаза Форсунка. — Что ж, твоё право, госпожа чародейка.

 

Из огня да в полымя

Рыбники, или по-другому «улла-усы», по своей природе разительно отличались от мерфолков и людоящеров, в первую очередь тем, что являлись живородящими млекопитающими. К тому же обладающими развитым волосяным покровом, уникальным для ящерорас. Парадокс заключался в том, что рыбники не имели ничего общего и с рыбами, их называли так с лёгкой руки широко известного во Второй Эре имперского барда-человека Стенваля, сложившего в молодости преисполненную трагизмом и чувственностью балладу «Рыбники и Алое море», где Стенваль впервые ввёл это слово для того, чтобы легче было подбирать красивую рифму и попадать в такт. Баллада пришлась по душе многим любителям поэзии и музыки и разошлась на устах других бардов, менестрелей и труверов далеко за пределы Трикрестийской империи, а через два века расу улла-усов стали официально именовать рыбниками. Лишь немногие закоснелые и консервативные кланы улла-усов отказались переименовываться в рыбников и сохранили прежнее название, дарованное, согласно стародавним ветхим былинам, самой богиней Эмельтэ, покровительницей всех океанов и его славных жителей.

Рыбники одинаково комфортно себя чувствовали как в пресных и солёных водах, так и на суше, во влажном прохладном климате умеренных широт, причём у рыбников, контактирующих с водой с повышенной солёностью, кожа была темнее и матовее. В процессе эволюции и долгой жизни вне воды из-за массового изгнания мерфолками жабры рыбников атрофировались и остались в роли рудиментов, поэтому улла-усы считались организмами с лёгочным дыханием. Эластичные лёгкие рыбников были достаточно вместительными, чтобы кислорода в них хватило на добрый час плавания под водой, а плотные мышцы и твёрдые кости обеспечивали погружение на недосягаемую для остальных рас глубину, увеличивающуюся пропорционально давлению водной толщи. Но всё же двоякодышащие рыбообразные мерфолки были куда более приспособлены к водной стихии, нежели рыбники, и посему считались полноправными хозяевами Мирового океана Сикца. С другой стороны, улла-усы прекрасно жили и на суше, преимущественно по берегам морей, рек и озёр, где занимались картографией, мореходством, сбором рассола и перегонкой брёвен, а ещё рыболовством, добычей устриц, ракообразных, трепангов, кукумарий, губок, водорослей и других подводных сокровищ. Коммуникабельные и свободные от воинствующего национализма рыбники охотно шли на контакт с иноземцами, торговали с ними и нанимались на различные работы, нередко сами покидали родные прибрежные деревеньки и отправлялись странствовать.

В отличие от ящеролюдов, череп рыбников и мерфолков больше напоминал человеческий. Крошечные ноздри улла-усов благодаря подвижным мышцам могли закупориваться и не пропускать внутрь воду. Также у рыбников было две пары век, как у рептилий, плотные мышцы обеспечивали большую физическую силу, когтистые пальцы были скреплены прочными перепонками, ящеровидный мускулистый хвост помогал «рулить» в воде, а выступающие из кожи костяные щитки на плечах давали дополнительную защиту. И ещё кое-какие особенности организма, о которых Форсунка при случае поведает своим новым знакомым.

Аврора, всю свою недолгую жизнь прожившая в Усоньке, успела немного познакомиться с представителями этой удивительной расы. Немногочисленные торговые караваны улла-усов изредка разбивали торговые ряды у каменных крепостных стен, потому что внутрь города их не пускали по приказу Ингнама и атамана ополчения. Градоначальник терпеть не мог рыбников, потому что они сами ничего не покупали, а только выменивали, тем самым не принося в казну ни гроша. Верно, рыбники вели во основном меновую торговлю, самым ходовым товаром у них были стеклянная тара и бумага с пергаментом. Мать Авроры, верная вековым традициям всеобщей ксенофобии, предвзято относилась к рыбникам, считая их пособниками мерфолков, всерьёз полагала, что морепродукты и украшения из ракушек, черепашьих панцирей и кораллов, что предлагают в своих лавочках ящеровиды, наполнены ядовитыми миазмами и несут в себе чары, вызывающие болезни, порчи и сглазы. Однажды Аврора, невзирая на запреты матери, заимела от одного старого рыбника перламутровые жемчужины, нанизанные на грубую шершавую нить и образующие симпатичное ожерелье, да только мать, узнав об этом, устроила ей знатную трёпку с розгами, смоченными в солёной морской воде, и отобрала «проклятое» украшение. Рубцы на спине девочки заживали ровно до следующего прихода рыбников. А рыбники захаживали очень редко. Не потому, что не хотели, а потому, что вынуждены. Аврора была возмущена до глубины души, когда однажды пришедший караван оказался разграблен ополчением Усоньки, а его хозяева-рыбники силами ополчения повешены на столбах вдоль загородных трактов. Она искренне не понимала всеобщей эйфории от казни безоружных торговцев и искренне ненавидела всех и каждого в городе. И в первую очередь себя.

* * *

По словам Форсунки, Ветропик, живущий благодаря прямому контакту с богатым и тёплым Коралловым морем, был разделён на два района. Ипат города называл их «Верхний» и «Нижний», хотя многие горожане и приезжие придерживались иных названий — «Богатый» и «Нищий» соответственно. Нищий район включал в себя старый, провонявший рыбой и алкоголем порт и его составляющие — доки, верфи, контору начальника порта и склады, рыболовецкие артели и полуразвалившиеся халупы краболовов и охотников за жемчугом. Чуть выше, у самого подножия холма, на котором непосредственно располагался Богатый район, теснились покосившиеся халупы бедноты, дешёвые трактиры, сомнительные бордели, вонючие скотобойни, не менее вонючие бараки рабочих, мясные и рыбные торговые ряды, захламлённые мастерские. Единственное здание в порту, более-менее приглядно выглядящее, принадлежало не старому и ворчливому начальнику порта, а неусыпной таможне — трёхэтажное, с покатой крышей, с резными лепнинами на фасаде, сложенными в непонятный рисунок, напоминающий женщину с раздвинутыми ногами.

Богатый район густился на стороне холма, обращённой к морю, он был обнесён высокой трёхсаженной каменной стеной, правда, кое-где обвалившейся, кое-где заколоченной досками и забитой матрасами. Форсунка пользовалась этими изъянами, чтобы проникать в Богатый район, предварительно не сдавая оружие и не уплачивая залог в кордегардии. За крепостными стенами начинался, собственно, сам Ветропик — не самый первый по комфортабельности и гостеприимству город в Камнекняжестве, но далеко не последний. Там располагались аляповатые особнячки местных богатеев — судей, аукционеров, жрецов из храма Марсория, ремесленников, негоциантов, банкиров, хозяев немногочисленных аустерий и рестораций, владелиц борделей и их многочисленных клиентов, а также всех прихвостней и дружков градоначальника. Как следует из вышеперечисленных профессий, Богатый район мог похвастаться зданием суда, аукционными домами, мрачным храмом Марсория, лавками и магазинчиками, ломбардами, банками, постоялыми дворами и гостиницами, вполне годными ресторациями, приличными борделями, а также ратушей — средоточием всей бюрократии и затхлой атмосферы. Дышалось здесь тяжело из-за сточных канав и гор мусора, а из-за тесных улочек и узких вытянутых зданий, выстроенных по столичному архитектурному стилю, было сумрачно даже в самую прекрасную погоду.

Единственным перешейком, официально соединяющим Богатый и Бедный районы, было четырёхэтажное здание кордегардии, под которой, в подвальных помещениях, располагались котельная, тюрьма и хранилище конфискованного оружия, а на верхних этажах казармы и покои главостража. По всему периметру крепостной стены дежурили стрелки, и любая попытка перебраться из Нищего района в Богатый, пренебрегая вратами кордегардии, каралась стрелой, бельтом или пулей промеж глаз.

* * *

Гладкий отполированный черепаший панцирь с надоедающей периодичностью постукивал по столешнице, укрытой накрахмаленной скатертью. Форсунка, поигрывая украшением, не сводила влажных чёрных глаз, лишённых радужных дужек и белков, с двух чародеек, сидящих по соседству. Моргала она редко и быстро, с характерным липким звуком, будто бы боялась, что после очередного мимолётного закрытия глаз эльфийка и человек исчезнут со своих стульев, как вызванные на спиритическом сеансе призраки, убегающие, когда колдун хотя бы на секунду отвлечётся. Голова её была наклонена набок, свисающие сосульки розовых волос покачивались над открытым плечом, увенчанным конусообразными костными наростами, словно парадными эполетами главнокомандующего. От уголков глаз рыбницы расходились длинные аквамариновые ленты причудливого узора, придающие треугольному лицу потешный вид. Но нужно было быть начисто лишённым чувства самосохранения, чтобы засмеяться или язвительно прокомментировать природную раскраску или нелепую причёску рыбницы: её пояс, составленный из толстых железных звеньев, был отягощён абордажным топориком с множеством засечек на обухе из железного дерева, а тускло сияющие в полумраке ониксовые когти на подвижных крючковатых пальцах готовы были в любую секунду разодрать глотку и выдавить глаза.

Но Аврора ничуть не боялась новой знакомой. После истории с пойманным невысокликом она даже зауважала рыбницу.

Форсунка оказалась очень словоохотливой дамочкой. Ещё больше рыбница разговорилась, когда принесённый слугой графин с карамельным мерфолкским вином наполовину оказался опустошён. Форсунка, развалившись на стуле, высасывала сладкий пахучий напиток прямо из горла и заедала его свёрнутыми в рулоны лентами замасленной ветчины. Её длинный, щетинившийся двумя рядами алебастровых шипов хвост мёртвой змеёй лежал на полу, об него постоянно спотыкались официанты и посетители, но Форсунка будто бы не замечала этого.

— Итак, Миряна и Василиса удумали разогревать хорошие отношения между эльфами и людьми, какова неожиданность, — густым, бархатным контральто говорила Форсунка, будто с невыразимыми усилиями вырывала звуки из затвердевшей гортани. — Конечно, паршивые людишки выживают из империи рыбников, дриад, аэронавтов, почему не дружить хотя бы с длинноухими? Тем более, что при упоминании о длинноногих сисястых эльфийках многие мужики начинают сучить лапками и исходить слюной, как собаки, которых дразнят костью с остатками мяса. Однако собака даже не подозревает, что эта кость может застрять в горле и послужить причиной скорой смерти. Василиса знает, что сотрудничать с эльфами опасно, но гораздо опаснее игнорировать их. Стоит отвернуться, как соседушки уже от ручного труда перешли к дизельной тяге, а клеромантию и примитивную теургию материализовали в высшую белую магию, повелевающую элементалями. Ещё немного — и ушастые захотят вспомнить былую славу своих дедов, которые как-то давным-давно собрались в многотысячную орду и выкинули паршивых людей с территории Вечноосенних лесов, оттеснили на такие задворки, как… Камнекняжество, где есть камень и железо, но глупые людишки не хотят его добывать потому, что, дескать, это затратное и опасное дело, а мы можем прожить и на рыбе одной. Не любят здеся вкладывать деньгу в дело, не приносящее прибыли на следующий же день.

— Это закон природы и всей истории Сикца — слабые вырождаются, сильные крепнут, — промолвила Элизабет, вяло ковыряя двузубчатой серебряной вилкой в остатках запечённого с яблоками и грушами жирного каплуна. — Эльфийское Содружество и Трикрестийская империя зародились и достигли золотого века лишь благодаря ассимиляциям, войнам, аннексиям и интервенциям, но это так, всего лишь маловажные детали истории. Они победили, а, как известно, историю пишут победители, пишут кровью побеждённых. На данный момент Содружество и Трикрестия — две влиятельнейшие сверхдержавы во всём надводном Сикце, им незачем собачиться между собой, когда вокруг полным-полно мелких княжеств, кукольных герцогств и марионеточных государств, где можно развлекаться сколько душе угодно. А сейчас… Сота Альянса, экстрадиция, какая-никакая взаимная эмансипация расовых меньшинств, сотрудничество во всех сферах, отсутствие видимых конфликтов, эмбарго и репрессалий, совместные научные проекты и изобретения. Невооружённым глазом видно, что Владычица души не чает в людях, а Василиса неравнодушна к эльфам.

— Сказочная идиллия в отношениях Миряны и Василисы, — едко усмехнулась розововолосая рыбница и, запрокинув голову, вытянула последние капли пряного вина. — Белые акулы, вынужденные охотиться в одной акватории, будут методично истреблять всех скатов, тюленей, тунцов и черепах, а когда начисто съедят всё, что съедобно, станут грызться друг с другом. Это, знаешь ли, закон природы и всей истории Сикца — слабые вырождаются, сильные крепнут, а самые сильные существуют в единичном экземпляре… Малявка, ты ведь родом из Камнекняжества, я так понимаю? — Форсунка вспомнила о существовании Авроры и обратила к ней льдистый агатовый взор.

— Откуда вы знаете? — белокурая девочка перестала ковыряться в зубах рыбьей костью и бросила её к остальным в блюдо.

— На корабле много ушей и глаз, и большинство из них принадлежит мне, — рыбница оголила ряды мелких алебастровых зубов и развернулась к собеседнице всем корпусом, спрятанным за лёгкой стёганой курточкой из тюленьей кожи, увешанной голыми рыбьими скелетами, панцирями черепах и гремящими ракушками. — Не подумай, что я специально подслушиваю ваши с Морэй диалоги, профессия у меня такая — всё про всех знать. А я очень люблю свою профессию. И тебя я тоже люблю, малявка, люблю за детскую наивность, честность и великодушие! Морской дьявол меня раздери, такими качествами не всякий человечишка может похвастаться!

Наклонившись к самому лицу Авроры, рыбница потрепала её холодными шершавыми руками по румяным ланитам. Девочка почувствовала исходящий от неё запах моря, алкоголя, ветчины и куража.

— Люди не любят тех, кто отличается от них хотя бы строением ушей, — хрипло пробормотала рыбница, щуря слезящиеся глаза без ресниц, — И, голову даю на отсечение, если бы во всём Сикце существовали только распроклятые люди, очень скоро они стали бы ненавидеть самих себя: из-за цвета глаз или роста, из-за оттенка кожи, пола или этноса. Такова уж ваша скверная природа, малявка, и это правило, которое лишний раз доказываешь… Ты. Ты, тем, что прямо сейчас с криком не отстраняешься от меня, не пытаешься убежать или кинуть в меня камень. Тем, что осуждаешь убийства своими родичами мирных мерфолков, а не злорадствуешь по этому поводу и мечтаешь прикупить накидку из их чешуи. Тем, что любишь всем сердцем свою училку, диковинного эльфа-дриаду… Любишь ведь, не мотай головой, как заводная кукла. От меня можешь ничего не скрывать, потому что я вижу тебя насквозь. Я не пресловутая магичка с умением зондировать чужие мозги, но мыслишки ты от меня не скроешь.

Исключение в лице тебя лишний раз убеждает меня в том, что люди премерзкие существа. Как и мерфолки. Малявка… И откуда ж ты только такая взялась? Может, ты божий агнец или мессия? Может, посланница Бездны? Да мне насрать, извини за беспардонность. Это в тебе не главное. Вот, что главное, — Форсунка, закусив нижнюю шершавую губу, постучала по плоскому рельефному животу кулаком.

Аврора подумала, что рыбница хотела указать на сердце, что было бы логичным конечным витком в данной ситуации, но промахнулась из-за лёгкого опьянения. Или же она сделала правильно, и сердце рыбников в самом деле находилось на месте человеческой печени. Но эти зачаточные мысли оборвались следующей репликой рыбницы:

— Слушайся свою училку, малявка, и твоё будущее будет предопределено в наилучшую сторону. И не позволяй другим навязывать тебе свои принципы и мировидение, зараз плюй в рожу и растирай кулаком или подошвой сапога. Слышишь меня?

— Угу-м, — хлюпнула носом Аврора, неотрывно смотря в бездонные, как чёрные омуты, глаза Форсунки. Та удовлетворённо улыбнулась и встала.

— Прошу меня простить великодушно, но мне надобно отлить. Не скучайте, я скоро вернусь в вашу наиприятнейшую компанию.

Пошатываясь, икая и то и дело хватаясь за спинки стульев и колонны, розововолосая девица целеустремлённо и по заранее выученному маршруту направилась в клозет. К её поясу был привязан внушительных размеров водонепроницаемый кошель, заманчиво звенящий при каждом неуверенном шаге хозяйки, однако никто из присутствующих в харчевне ворюг не решался рискнуть попробовать стянуть его. Рыбники определённо не те существа, с которыми хотелось бы конфликтовать, особенно пьяные рыбники, для которых даже косой взгляд со стороны оказывался вполне подходящим поводом для драки. Напротив, немногие особо подозрительные личности, закутанные в шарфы и платки и занимающие самые тёмные и дальние столики, поспешно отвернулись и старались даже не смотреть на бредущую к дверцам сортира Форсунку.

Аврора взглянула на рыжеволосую удрализку, обгладывающую упитанную поперчённую ножку каплуна. Та поймала пытливый взгляд девочки и решила, что надобно что-то сказать.

— Форсунка очень мудрая рыбница. Внемли её советам. Слушай свою училку. И люби её. Она уж точно тебя любит.

— Спасибо…

— За подобное не благодарят. Знаю, здесь не самое лучшее место для откровений, но скажу тебе кое-что: ты для не просто питомка или ученица, ты, Аврора… Кое-что большее.

— Ты тоже… Тоже для меня кое-что большее, Лиза.

— Я очень рада, — удрализка снова вцепилась зубами в жёсткое проперчённое мясо.

Скрипнули входные двери, и в помещение вошёл ещё один посетитель. При взгляде на него Аврора побледнела от злобы: тот самый плешивый полурослик, что часом раннее самым наглым образом щипал её за ягодицы, заявился сюда собственной персоной.

Он изменился. Карлик, громко шаркая новыми начищенными ботинками и глазея по сторонам, добрался до одного из пустующих столиков, к счастью, далеко от Авроры, и немедленно занял его. На его приплюснутой голове набекрень сидел бежевый берет с ястребиным пером, прикрывающий уродскую залысину. Берет был явно не по размеру, с ним сморщенное лицо низкорослика выглядело ещё более сморщенным, словно изюм, по которому прошёлся целый разъезд всадников на мамонтах. Но отнюдь не это заставило Аврору впиться руками в край стола и заскрежетать зубами от возмущения. Карлик щеголял в новенькой и чистенькой накидке, сотканной железной нитью из зеркальных чешуек мерфолков ярко-алого оттенка. Она обвела всю ресторацию ледяным, полным сдержанной ненависти взглядом и увидела то, что раннее отказывалась видеть, — наручи и наплечники, воротники и пояса, сумочки, ридикюли, ягдташи, бурдюки. Многие из посетителей «Белой акулы» кичились самыми разнообразными чешуйчатыми аксессуарами, ослепительно сверкающими, переливающимися кровавыми бликами и искрами в свете многочисленных газовых ламп залы, показывающими высокий статус и авторитетность своих зажиточных хозяев. И, конечно же, их индивидуальность и неповторимость.

— Разве не совпадение, что те самые убийства мерфолков пришлись аккурат к крупной городской ярмарке? — не по годам наблюдательная девочка остановила взор на конопатом лице Элизабет, пересекаемым спадающими со лба вьющимися рыжими локонами. — Чума на их пустые головы! Ты только глянь на этот маразм. Даже у этого мерзкого коротышки есть тряпка из чешуи мерфолков.

— Ах, это тот самый тип, что лапал тебя на улице? — эльфийка сдунула волосы за пределы горячего вспотевшего лица и искоса посмотрела на карлика, делающего заказ с такой чванливой миной, будто сидел на королевском пиру подле короля в роли жениха его тринадцатилетней прыщавой дочурки. — Видела ожог у него на голове, похожий на силуэт ладони? Это «магические волдыри», такие могут быть вызваны только пятой производной заклинания «Nymua’Oienyr», которую мы с тобой недавно разучивали. Кто-то раскалённой добела рукой от души влепил коротышке по башке, судя по отпечаткам тонких длинных пальцев — эльф. Эльфийка. Я думаю, мерзкий уродец щипал в плотной толпе какую-нибудь эльфийку, а та поймала его и дала волшебную оплеуху. Хм, хм. Но ожог совсем свежий, ему даже дня нет. Неужели в Ветропике или его окрестностях остановилась ещё одна длинноухая чародейка?

— И что? — безразлично пожала плечами Аврора. — Может, это не чародейка вовсе, а послушница из храма Марсория двинула ему.

— Нет, крошка. Primo, если бы это была послушница, проповедующая на улицах под эгидой здешнего храма, карлика уже давно бы повесили или сожгли на костре за осквернение девичьей плоти. Secundo, заклинание «Nymua’Oienyr» не может сплести «искусственный» маг — жрец или храмовник, потому что ему не хватит Силы осилить «чистое» заклинание, оно доступно для изучения только магу с врождённым даром, таким, как ты или я. Жречество — всего лишь жалкая, обрезанная пародия на настоящий дар. Ну и, tertio, никогда человеческий культ Марсория не примет поганого эльфа в свою паству, это для них сродни богохульству. А коротышку ударил точно эльф. То есть, эльфийка. Не думаю, что этот кретин намеренно лапал мужика.

— Значит, в Ветропике проживает или проездом ещё одна эльфийка-чародейка, прямо как ты. Наверное, идёт в эльфийские земли, домой. Допустим, карлик хотел полапать её, попался и получил на орехи. Если всё было действительно так, то ничему жизнь дурака не учит: и дня не прошло, а он попался Форсунке.

— Ты права, у дураков есть скверная привычка не выуживать жизненные уроки из своих ошибок. Форсунка пощадила и отпустила выродка, но у меня остался с ним счётец. Подозреваю, что это именно он ухитрился потрогать и меня за зад, когда я протискивалась сквозь толпу. Жалел, наверное, что до моих сисек не мог дотянуться, гнида. Ничего, скоро ему выпадет уникальный шанс познакомиться с нами чуточку ближе, тогда ему не то что ожоги придётся пережить, но и… Оскопление, хе-хе. А что же до чешуи… Откуда такая уверенность, крошка, что алая шелуха действительно принадлежит убитым намедни нагам?

— Я… Слышу, — Аврора облизала замасленные пальцы, пощёлкала, выбивая тусклые искорки, и прижала их к спрятанным за волосами вискам, чтобы усилить трансляцию. — Эта чешуя… Она помнит. Она не хочет молчать. Я отдалённо слышу истошные крики боли и предсмертные хрипы, детские вопли, чавканье топоров и бульканье пускаемой юшки. Я узнаю этот язык. Язык, обладатели которого выжигали Усоньку, но сейчас они кричат от боли, а не от ярости.

— Так-так. Сконцентрируйся. Ты чувствуешь какие-нибудь запахи? — удрализка отодвинула в сторону блюдо, положила локти на стол, а голову на скрещённые пальцы.

Аврора, не прерывая трансляции, раздула ноздри и с шумом вдохнула.

— Чую мерзкие запахи трупов и свежей рыбы. Вижу… Силуэты за твоей спиной. В их руках топоры, они монотонно поднимают и опускают их… Чавк-чавк. Отвратный звук разделки мяса… Не хочу на это смотреть. Не хочу видеть это зрелище. Я прекращаю трансляцию, извини.

— Извинять? — ощерила белоснежные зубы довольная Элизабет. — Порой ты удивляешь меня. Напротив, я хочу тебя похвалить! Ты молодец. Считывание таких тяжёлых психических сгустков энергии из неодушевлённых предметов — огромный прогресс для тебя. Приятно видеть, что наша учёба уже приносит такие плоды. Клянусь, то ли ещё будет. А сейчас опусти руки и немедленно прекрати перерабатывать поступающие энергетические сигналы, пока они не завладели твоим неокрепшим разумом и не свели тебя с ума. Небезопасное это дело.

— Как скажешь, Лиза.

Но было поздно. Аврора дёрнула локтями раз, другой, всё тщетно: кончики пальцев оказались словно примагничены и отказывались слушаться. Рокочущий гул голосов оживился, усилился, многочисленным эхом забился в мозгу. Из едва различимого шума, напоминающего шум приложенной к уху ракушки, голоса мёртвых, будто вырвавшись из загробного мира, разом переросли в ужасающую какофонию визга, плача, крика, ора и рёва. Похожий на дикого разъярённого зверя в клетке, галдёж забился, запульсировал вулканами болевых точек в мозгу чародейки.

Ni aiere! Ni aiere uf! — визжал тонкий девичий голосок, переходящий в нестерпимый, режущий стенки черепа фальцет.

Окружающий мир вместе с ресторацией и Элизабет треснул и рассыпался на осколки, вместо них пространство вокруг заволокла холодная беспросветная темнота. И призрачные руки. Руки, десятки рук, покрытых чешуёй, окровавленные, со сломанными пальцами и обломанными ногтями, жадно потянулись к Авроре из этой всепожирающей темноты. Они толкались, трепыхались, сжимались в кулаки, растягивались до невероятных длин, изо всех сил подтягиваясь к пустому столу. Девочка почувствовала, как её дрожащие ноги обхватили путы холодных мёртвых пальцев. Она взвизгнула от ужаса и зажмурилась. Ещё раз!

Рывок, затем ещё.

Проваливайте из моей головы!

Давай же, обрывай сигнал, ты можешь!

Я не могу! Не могу! — с ужасом пронеслось в голове Авроры. Она действительно не могла. Ей казалось, что она вот-вот лопнет, как до отказа наполненный воздухом рыбий пузырь, а сгустки энергии вырвутся наружу и оглушат всех в городе своим ором.

Ni altoer amulat! — умолял дрожащий мужской голос, изо всех сил цепляясь за разум чародейки, заполняя трепещущей от страха и горя энергетикой его закоулки.

Не сдавайся, ни в коем случае не прекращай сопротивляться!

Нестерпимое жжение внизу живота, тошнота, связывающая онемевшее горло узлом, ноющая боль в локтях и фалангах пальцев. Голоса перебивают друг друга, толкаются внутри головы, хотят быть услышанными. Бесполезно. Онемевшие пальцы продолжают вдавливаться в пульсирующие кровью виски.

Vene kila uf, kila! — вопил третий крик.

Прочь, уходите прочь из моей головы! — взмолилась девочка. Ещё немного, и её зубы станут крошиться от нечеловеческой силы, с которой смыкаются сведённые судорогой челюсти, а мелкие сосудики и сосуды лопаться по всему телу. Призрачные руки тем временем уже хватали её за плечи и талию, их леденящие кровь и плоть прикосновения явственно ощущались даже сквозь одежду.

Снова резкая вспышка боли, пронизывающая всё естество, ещё более жгучая, сильная и невыносимая. Слишком жгучая, сильная и невыносимая, чтобы терпеть.

Аврора вскрикнула, её руки вспорхнули куда-то вверх и исчезли, отнялись. Она почувствовала, как ноги выпрямляются, не чувствуя под собой опоры, а сама она падает куда вниз, на спину. Мёртвые грубые пальцы отпустили её и исчезли, исчез и холод, пронизывающий тело. Исчезло абсолютно всё…

Резкий спазм в локтях заставил Аврору вскрикнуть ещё раз, но крик потонул в какофонии визгов и криков. Гул отчаянных, умоляющих, не смирившихся мерфолков… А потом пришла и тишина, абсолютная пустота и вакуум.

Аврора раскрыла глаза и увидела перегнувшуюся через стол Морэй, держащую её за дрожащие бледные руки. Скрюченные пальцы вцепились в её мышиного цвета кожу едва ли не до крови. Эльфийка толкнула девочку на себя, и готовый упасть стул уверенно встал обратно на четыре ножки.

— Отпусти меня. Вот так, — удрализка потёрла серебристые кровоподтёки, оставшиеся после пальцев адептки. Аврора уронила отяжелевшую голову и с приглушённым стоном заворочала ею по заляпанной скатерти. — Ты меня напугала, крошка. Ты слишком слабохарактерна и безвольна. Твоим разумом едва не завладела мёртвая энергетика. Страшно представить, что было бы, если бы она всё-таки…

— Эй, ты, ведьма! — рычащий рёв со стороны заставил Аврору вздрогнуть и поднять голову.

К их столику, звеня посеребрёнными бляхами на стёганом кафтане, приближался худой и длинный, как жердь, тип с нафабренными усами и окровавленной повязкой на мокрых каштановых волосах. На нём, как на вешалке, сидело старомодное суконное ярко-жёлтое сюрко в чёрную шашечку, с тремя нагрудными чёрными грифонами, стоящими на задних лапах. Его рука сжимала рукоять палаша, выдвинутого из ножен наполовину. И непохоже было, что усач собирался его вложить туда окончательно.

— Ты что с девчонкой делаешь, я у тебя спрашиваю! — повторил он со смешным акцентом на всеобщем языке.

— Угомонись, герой! — серокожая эльфийка резким рывком поднялась, едва не опрокинув стул, и поднесла руки с растопыренными пальцами к груди. — Откуда ты вылез такой, спрашивается? Сивухи перепил, что ли? Проваливай отсюда, без твоих соплей разберёмся!

Странствующий авантюрист остановился в нескольких шагах от чародейки и глянул на Аврору, потирающую кулаками покрасневшие глаза. Затем окинул ненавистным взглядом смолкших посетителей, с нескрываемым интересом наблюдающих за разгорающейся сценой очередного конфликта на межрасовой почве.

— Глядите же, люди, до чего обнаглели остроухие ведьмы в наших владениях! — рука с побелевшими костяшками пальцев ещё сильнее сжала рукоять, но палаш продолжал оставаться в ножнах. — Средь бела дня, у всех на глазах они мучают наших детей, а вы сидите и слюни пускаете!

— Слишком опрометчиво, человек, бросаться такими обвинениями, — гремучей змеёй прошипела удрализка, почти не двигая стальными губами. — Мне ваши чахоточные и тифозные чада задаром не нужны, а эта девочка моя, ясно?

— Дураку яснее ясного, что до хворых детишек тебе нет дела, мегера, — фыркнул усач, и его усы затопорщились под покрасневшим орлиным носом. — Тебе для твоих энтих эксрепиментов надыть лишь здоровеньких, без изъянов, вот ты и ходишь, высматриваешь! Что вы пялитесь, люди? — ударил он ногой по стоящему рядом стулу, и тот с жалобным скрипом укатился в сторону сидящих за одним столиком четверых монахов в мышиных сермяжных рясах с капюшонами. Двое из них поднялись, гремя костяшками на поясах. — Позволите эльфке уйти вместе с захомутанной дитятей? А ну, давай, за волосы ведьму остроухую — и в яму, в яму!

— Дело говорит господин путешественник! — знакомый низкорослик в чешуйчатом плаще встал на стул, чтобы казаться выше и солиднее, и закинул полу на плечо. — С нас довольно! Мало того, что длинноухие давным-давно вытурили нас с южных земель, ломящихся от древесины, угля и руд, так ещё и, вишь, помаленьку утаскивают детей и насылают порчи, чтобы люд вырождался!

— Лучше бы молчал, коротышка, — встрял толстенький мужичок в перепачканном соусом фраке и с помятым цилиндром на круглой лысой голове. От него разило чесноком и пивом за много метров, а сам он выглядел как пропитый алкаш, который случайно нашёл более-менее приличную одежду на помойке и решил приодеться, но наручные механические часы гномьего сбора, выглядывающие из-под манжеты, и монокль в глазу говорили о его высоком статусе. — От вашего коротконогого брата проблем не меньше, а на эльфках хотя бы глаз радуется! Ну и что она сделала? Ребёнка у какого-то запаршивевшего нищего крестьянина выкрала или выкупила, у которого ещё десять таких же дармоедов? Да всё равно эта сопля померла бы в мучениях от дифтерии или скарлатины, одной меньше — одной больше! Сейчас что ни сезон — так начинается мор у нечистоплотных деревенщин, а им ведь делать нечего, побросали тушки детей в скудельницу или продали трупики некромантам и давай по новой баб своих трахать и детей клепать! А так эльфка хотя бы девку себе заберёт, заделает её своей любовницей… Или на поводок посадит и будет таскаться по эльфьим балам и раутам, всё одно будет лучше, чем в этой дырени прозябать!

— Не позволю! — оскалил кривые зубы авантюрист и всё же выхватил палаш, окончательно обозначив свои намерения. Клинок со свистом рассекаемого затхлого воздуха описал дугу над головой усача и уставился кончиком на Элизабет.

— Хватит! — поднялась и Аврора. Точнее, попыталась подняться: резкая вспышка боли в затылке заставила девочку упасть обратно на стул и схватиться за больное место. — А, чёрт!

— Ведьминский амулет! — завопил стоящий до этого истуканом монах в серой полинявшей рясе, узрев на тонком предплечье Авроры серебряный браслет с обсидиано-хризолитовым чармом в образе глаза. — Вот в чём дело! Сомнений нет, люди, невинное дитя действительно оказалось околдовано эльфийской ведьмой!..

— Да заткнись ты, фанатик хренов! — кто-то из другого конца зала швырнул в седовласого желтокожего старца полупустой кувшин с яблочным сидром. Нелепая глиняная штуковина, больше похожая на ночной горшок с ручками, пролетела над головой, которую старик едва успел пригнуть, всколыхнула его редкие серебристые волосы и с хрустом разбилась о лысого полуголого дылду, сидящего за столиком в компании таких же раздетых по пояс громадин, судя по мускулистым выбритым ручищам, плотогонов. Все пятеро с надрывом заорали, затрясли гигантскими кулаками и повскакивали со стульев.

Больше Элизабет ждать подходящего момента не стала. Обычно она намеренно старалась затянуть полемику, чтобы успеть подготовить атакующее, защитное или телепортирующее заклинание, сейчас же эти олухи, болтая друг с другом, сами дали ей неприлично много времени. Когда взоры посетителей и авантюриста в том числе приковались к точке приземления кувшина, жутко ревущей и выкрикивающей ругательства, эльфийка взмахнула руками и уронила на местного защитника юных дев от лап остроухих прибитые к стене лосиные рога. Развесистые лопаты с многочисленными отростками вместе с ржавыми скрюченными гвоздями и треснутой доской не слишком нежно приземлились прямо на перевязанную голову усача, грохнулись на пол, увлекая того за собой и вздымая тучи золотистой пыли. Путешественник взревел, выронил палаш и растянулся на животе, схватился побелевшими руками за расколотую во второй раз голову.

Боковым зрением Элизабет увидела вскакивающих с насиженных мест воинственно настроенных личностей, заметила блеск звенящих и шипящих в их руках мечей, кинжалов, булав, шестопёров и перначей, до этого мирно сидящих в ножнах, ухватах, за поясами и спинами. Похоже, не только она получила разрешение щеголять в Богатом районе с оружием. Некоторые из посетителей, то ли в приступе возбуждения и азарта, то ли в приступе идиотизма, ударами ног опрокинули свои столики, затопали сапогами и замычали, как коровы. Этого было достаточно, чтобы разворошить дремлющий в стенах ресторации бардак. Началась кутерьма, сопровождаемая лязгом, грохотанием, женскими и мужскими воплями, звоном разбивающейся посуды и сухим хрипением разрываемой ткани. Аврора с ужасом сползла под стол, Элизабет снова поднесла руки к груди, готовая выпустить сконцентрированную в ладонях Силу.

Облитые сидром плотогоны ринулись в сторону зала, откуда был запущен злосчастный кувшин, сметая на своём пути всех и вся; монахи, визжа, как деревенские девки, которых косари лишают невинности на сеновале, метались среди других посетителей, падали и снова поднимались. Одному кулаком саданули в гладко выбритый висок; монах, словно пьяный, пошатнулся, грохнулся на столик, скатился с него и навзничь рухнул на заплёванный грязный пол, где его тут же принялись лупить сапогами ярые антирелигиозники и прочие люди, ненавидящие здешних священнослужителей. Когда ещё выпадет возможность как следует с лихвой наподдать местным жрецам за их заносчивость и вседозволенность?

Усач со сползшей на глаза окровавленной повязкой, стоя на четвереньках, пытался встать, но навалившаяся на него сверху толстенькая пышногрудая мамзель с пшеничными кудряшками мешала похлеще раскалывающейся головы и онемевших рук.

— Убива-а-ають! — поросячьим визгом вопила толстушка, отпихивая от себя усача и силясь подняться.

В очередной раз её ударом приклада опрокинул вынырнувший из-за колонны мужчина, гремя разорванным в суматохе патронташем, перекинутым через грудь наискось. Вскинув двуствольное охотничье ружьё, он положил обмотанный тряпкой палец на спусковой крючок, намереваясь выстрелить прямо в лоб Морэй, но ударившая его по затылку глиняная кружка в последний момент сбила прицел. Вылетевшая из двух стволов дробь застряла в волокнах каштановой балки. Оглушительный грохот выстрела утонул в душераздирающем визге Авроры, и в воздухе почувствовался запах пороха.

— Беги, Аврора! — серокожая эльфийка, бросив колдовать, элегантно выхватила из ножен свою шпагу с полузакрытой рельефной гардой и голоменью, исписанной зачарованными эльфийскими рунами, и сделала «мельницу». — Живее, чтоб тебя!

Аврора будто ждала этой команды. Кашляя от облака порохового газа, она, похожая на убегающего от гончих зайца, сорвалась с насиженного места и с прыткостью резинового мячика ринулась к выходу. Жажда поскорее убраться из этого бедлама и сохранить жизнь была сильнее, чем кусачая боль и нестерпимый зуд. Аврора перепрыгнула упавшую под ноги служанку в разорванном платьице, в последний момент увернулась от здоровяка в сатиновой рубахе, готового арапником с размаху врезать несуществующему противнику промеж глаз, на четвереньках проползла под двумя соединёнными столами, на которых плясали другие стрелки, размахивая багинетами винтовок и стуча модными кожаными сапогами с вздёрнутыми носками по любому, кто пытался забрать к ним, и через раскрытое окно выпрыгнула прочь, прямо в ворох колючей соломы, на которой дремала пятнистая сука с кутятами. Псина, забыв про щенков, с воем бросилась в одну сторону, не менее напуганная Аврора в другую, к рассёдланным лошадям, ожидающих своих хозяев у коновязей рядом с ресторацией.

Следом из раскрытого настежь окна вылетела лютня из красного дерева с обломанными колками и разорванными струнами, а за ней тип в клетчатом кафтане и помятой шляпе с павлиньим пером, видимо, хозяин инструмента. Пищащие щенки рассыпались по дороге, одного раздавил своим весом бард с рассечённой скулой. Прибежавшая обратно сука с рычанием впилась в голую лодыжку певца, заставив того скорчиться и заверещать звонким натренированным тенором.

* * *

Тем временем лишь двое из пяти плотогонов смогли, наконец, настигнуть ту, что швырнула в жреца кувшином и попала в них, — ею оказалась возвратившаяся в харчевню Форсунка. Остальные потерялись в круговороте хаоса и шума.

Рыбница оказалась прижата к стене. Скривив окровавленную, залитую сидром морду, верзила с рёвом набросился на ящеровидку, схватил одной рукой её за плечо, другой рванул за пучок волос. Вынырнувший из-за квадратной спины второй плотогон размахнулся, чтобы проломить череп Форсунке.

Слишком медленно.

Рыбница с рысьей грацией вывернулась из крепких объятий верзилы, змеёй просочилась между ним и товарищем. Тот с размаху проломил дощатую стенку и от неожиданности упал на колени, в следующую секунду остро наточенное лезвие абордажного топора врезалось ему между жалобно хрустнувших лопаток, точно в позвоночник. Плотогон заскулил, как-то странно осунулся и повис на стене, как тряпичная кукла.

Раздув алые жаберные крышки на пухлых щеках, Форсунка смачно харкнула в лицо первому здоровяку, едва тот неуклюже повернулся к ней, сжимая в руке клок грязно-розовых волос. Последнее, что он видел, — сложенные трубочкой губы Форсунки, всклоченные, шелестящие жабры и чёрные блестящие глаза.

Ярко-зелёная вязкая субстанция при контакте с грубой, покрытой рытвинами кожей противно зашипела, стала с нестерпимым жжением разъедать редкую щетину, глазные яблоки и наружный эпидермис. Плотогон зарычал, принялся оттирать руками токсичные выделения, пожирающие лицо, но удар топором по низкому, лоснящемуся от пота лбу мгновенно успокоил его и заставил прилечь на пол рядом со своим навеки уснувшим дружком.

Форсунка обернулась и ещё шире раскрыла атрофированные жаберные крышки, исказив лицо кошмарной гримасой, достойной любого бестиария тварей Бездны. Спешащие на выручку к приятелям трое плотогонов остановились, как вкопанные, опустили руки, сжимающие оторванные ножки от стульев и столов. Рыбница, стиснув запачканный кровью абордажный топор ещё сильнее, с яростным шипением набросилась на плотогонов, и те, не выдержав, кинулись наутёк, толкаясь и крича. Не разбирая дороги и постоянно оглядываясь на рыбницу, они вихрем пронеслись по зале, сбежали через окна и двери, выбили ставни и дверь, оставили за собой след из раздавленных и стонущих людей.

Хозяин «Белой акулы», получив по загривку деревянным черпаком от собственной служанки, очутился на полу, на его гладко выглаженном фартуке запестрели следы от многочисленных сапог.

Форсунка выхватила у одного бледноватого трясущегося господина бокал с кровавым вином и залпом выпила его, опосля вскочила на стол и, перепрыгивая с одного на другой, добралась до Элизабет, с боем пробивающейся к выходу. Той приходилось парировать удары сразу трёх наседающих с разных сторон стрелков. Подоспевшая на помощь Форсунка сокрушающими ударами топора уменьшила число до одного. Удрализка ударным батманом отбила финт стального штыка, прицельно ткнула бесноватого противника остриём клинка в шею, точно в сонную артерию, и лёгким пинком в живот отправила стрелка в гущу дерущихся между собой джентльменов в модных жилетах с галстуками и полосатых штанах.

Взглянув на Форсунку с раздутыми жабрами, Элизабет невольно вскрикнула и даже по старой привычке перекрестилась. Рыбница тоже издала удивлённый писк, когда увидела струйки серебристой крови, текущие со лба и из левой ноздри удрализки.

— Это что, кровь? — Форсунка сложила жабры и нахмурила несуществующие брови. — У тебя серебряная кровь? Вот те на!

— Уходим! — крикнула, стараясь перекричать гвалт голосов, Элизабет и, вняв собственному совету, побежала к дверному проёму. Форсунка последовала за ней, прикрывая тыл.

Один из ошалевших посетителей, стоя прямо в проёме, сорванной с петель дверью колошматил всех направо и налево, не давая никому выбраться из этого ада. Чародейка взмахом руки и заклинанием психокинеза отправила его вместе с дверью в короткий полёт, закончившийся не слишком мягким приземлением на барную стойку, заваленную осколками разбитых бутылок и черепков. Она и Форсунка вылетели из ресторации, как пули, и… Оказались перехвачены стражниками Ветропика, сбежавшимися на неразбериху в «Белой акуле».

— А ну, держите этих курв, парни! — голосил главостраж, размахивая новеньким наганом. — Всех к чёртовой матери держите!

Элизабет почувствовала, как её нагибают, отбирают шпагу, скручивают руки за спиной и заламывают пальцы. Она вскрикнула, грязно выругалась по-гномьему, сделала рывок, раз, второй, лягнула копытами наудачу, и получила по голове чем-то тупым. Ставшие ватными ноги подкосились, и чародейка обмякла в цепких руках стражников, воняющих конским потом, железом и злобой. Улица, здания, лошади, бронированные фургоны с зарешечёнными окнами, толпа зевак, голубое небо и чёрная земля — всё поплыло перед её глазами, слилось в единый радужный пузырь и лопнуло, лишив сознания и чувств.

* * *

Аврора, прячась за фыркающими и вскидывающими землю копытами лошадьми, увидела своего старого знакомого — низкорослика, выпрыгнувшего из окна с выбитыми рамами. Его плащ был разодран в клочья и свешивался до земли карикатурными бесформенными кусками, а конопляная рубаха заляпана влажными пятнами, яблочной кожурой и шелухой от семечек. Шарф и сапоги коротыш безвозвратно утерял в общем хаосе, но, судя по всему, он был рад, что вообще выкарабкался без единой сломанной кости и выбитого зуба. Приземлившись на живот, карлик вскочил и что есть духу прыснул в тёмный переулок между ресторацией и домом модистки. Девочка — за ним. Какой бы экстремальной ситуация ни казалась, юная чародейка не желала упускать полурослика, не проучив его как следует и не узнав о месте приобретения чешуйчатого плаща. За свою наставницу она ничуть не беспокоилась.

А зря.

* * *

Карлик, постоянно оглядываясь назад, петлял в закоулках, воняющих помоями и заваленных различным мусором. Аврора, придерживая развевающиеся полы свободного платья, старалась не отставать. Их шаги гулким эхом отдавали в тесных застенках, сбитое дыхание напоминало пыхтение паровоза. В голове девочки крутились формулы двух заклинаний — Nymua’Oieny и Gottaqua. С помощью них она намеревалась поймать прыткого коротышку и выбить из него информацию.

Орудие возмездия. Я — орудие возмездия.

* * *

«Nymua’Oienyr» — жгучее пламя, формула третьего круга огненной стихии, основное атакующее заклинание для пироманта любого уровня. Позволяет преобразовывать психомагическую энергию в сгусток высокотемпературной плазмы любого объёма для самых разных нужд. Именно Nymua’Oienyr спас Аврору от насильника, превратив того в горку пепла и чёрных трухлявых костей. Тогда заклинание девочка составила кустарным, «дедовским» способом, по памяти прокричав слышанную от других жрецов и чародеев формулу. И, что самое интересное, она сработала, хотя до этого у девочки ничего не выходило, сколько бы она ни драла глотку: видимо, Сила, дремлющая в ней, всполошилась, когда почувствовала нависшую над ней опасность. Сейчас же Аврора полностью овладела всеми производными Nymua’Oienyr и могла добывать огонь для самых разных нужд в стольких количествах, в скольких желала.

«Gottaqua» — атрофический паралич. Заклинание, способное парализовать работу нервной системы жертвы и превратить её в тряпичную куклу в руках коварного чародея. Формула куда более сложная, нежели Nymua’Oienyr, да и область применения заклинания весьма узка, однако Gottaqua является одним из первых заклинаний, которое начинающие маги и магички выучивают под строгим надзором преподавателей во многих учебных заведениях Сикца — от низших духовных семинарий до имперских столичных университетов. Паралич способен нейтрализовать даже взрослого минотавра, если у чародея хватит Силы и психомагической энергии на его сотворение. Результат при удачливом раскладе превосходит даже самые оптимистичные ожидания: недюжинная мышечная масса быколюдов превращается в гору вяленого мяса, а стальные суставы в тонкие ивовые прутья. Не владеющая своими членами жертва оказывается полностью парализована и недееспособна, при непроизвольном падении может легко сломать различные кости или вывихнуть суставы. Словом, Gottaqua является одновременно и самым излюбленным, и самым ненавидимым чародеями заклинанием, ведь для их природы паралич означал серьёзный удар по нервной системе, отвечающей за сдерживание магического потенциала. Нередко незащищённые оберегами волшебники, парализованные своими коллегами Gottaqua, погибали от разжижения головного или спинного мозга, сопровождаемого взрывом и выплёскиванием Силы. Как правило, после такого от кудесника и его незадачливого противника оставались лишь ботинки с останками оплавленных ступней. В среде многих магов существовало негласное табу — никогда и ни при каких обстоятельствах не использовать Gottaqua супротив своих коллег по чародейскому цеху, какими бы вескими ни были на то причины.

 

Хочешь справедливости — добейся её сам

Низкорослик увидел, что его преследуют. Не мог не увидеть. В чём коротышей нельзя было упрекнуть, так это в их дьявольской выносливости и удивительной прыткости. Убегающий от Авроры карлик выскочил из переулка, как ошпаренный, и понёсся по многолюдной улице, с разбегу перепрыгивая лужи, клетки с курами, разложенные лотки, на четвереньках пробегал под брюхами лошадей и днищами повозок, ловко обходил бондарей, катящих бочки. Пятки его сверкали с ужасающей частотой, и если бы одна из торговок не стеганула половинчика живым угрём за то, что тот всё же опрокинул её бочку с сельдью, Аврора точно бы упустила его. Её саму кто-то от души ударил арапником по спине, но боль, по крайней мере, была не такой невыносимой, чтобы останавливаться и приниматься охать и ахать. Беглец же кувырками покатился по брусчатке, залитой пластом из грязи и навоза, вскочил и, подпрыгивая на одной ноге, ринулся в зияющую слева теснину между двумя амбарами с гонтовыми крышами. Аврора, перепрыгнув бочку и селёдки, искрящиеся в лучах солнца серебристыми чешуйками, шмыгнула в проулок.

На секунды облупившиеся, исписанные углём и мелом каменные стены амбаров, металлические стволы паровых труб и клапаны, покрытые капельками конденсата, озарились ядовито-зелёными розблесками. Испуганные крысы запищали, прыснули во все стороны. Магический разряд попал прямо в крестец беглеца, когда он намеревался перепрыгнуть очередной разломанный деревянный ящик с остатками названия какой-то торговой компании. Карлик, вскрикнув, упал на землю и кубарем покатился вперёд, пока не ударился о пустую бочку. Его и без того кривые ноги оказались вывихнуты неестественным образом, руки разведены в стороны, а сам он вдруг с ужасом почувствовал, что не ощущает тела ниже подбородка.

— Проклятье! — выругался он, злобно смотря на медленно приближающуюся Аврору, старательно обходящую лужи и завалы отходов. — Это опять ты, шалава!

Девочка, прихрамывая и держась за разрываемый болью правый бок, подошла ближе и присела перед карликом на колени. Дышала она тяжело и прерывисто, жадно ловя ртом скопившуюся в переулке вонь. Прошло не менее минуты, прежде чем она восстановила дыхание и перестала ощущать боль в мышцах и печени. Голубые глаза её неотрывно следили за низкоросликом, который валялся на спине в груде обглоданных собаками и крысами говяжьих и свиных костей и издавал нечленораздельные звуки посиневшими губами.

— Где ты нашёл плащ, падла? Отвечай немедленно! — Аврорины пальцы щёлкнули, и на их кончиках заиграли яркие струйки пламени, угрожая перекинуться на заляпанную одежду карлика. — Иначе заживо спалю! Ты думаешь, я шучу, да? Это магическое пламя, вмиг тебя сожрёт, пикнуть не успеешь!

— Здесь… Здесь, близ города! — пискнул коротышка, с трудом ворочая онемевшими руками и пытаясь встать. Его свинячьи глазёнки заворожено наблюдали за синими языками магического пламени, которыми вызывающе поигрывала чародейка: перекидывала с одного пальца на другой, уменьшала и увеличивала высоту огня, тушила и тут же зажигала новые язычки. — Проклятье, да ты ведьма! Опять ведьма попалась, что ж такое! Чур меня! Пропади ты пропадом, бестия, я ведь дотрагивался до тебя!..

— Да, я ещё не забыла, — личико девочки исказила жутенькая гримаса, и пламя насытилось холодной синевой, взметнулось до нижних заколоченных окон. Вся её кисть превратилась в сплошной факел, потрескивающий и изрыгающий искры. Перекошенное лицо заиграло отблесками огня и стало ещё более ужасным. — А теперь говори, где продают эту мерзость! Живее, иначе к этим костям присоединятся твои, чёрные и обгоревшие!

— За… За городскими воротами, у сторожевой башни, там… Там ещё совсем рядом конюшни, — залепетал коротыш, изо всех сил отворачиваясь от яркого пламени, лижущего рябые щёки и лоб. — Их там целая кодла, продают всякие товары из мерфолкской чешуи прям средь бела дня, наверняка взятку дали градоначальнику, чтобы разрешил! Покупателей у них хватает, зараз заметишь толпу. Оставь меня, пожалуйста, извини, что трогал тебя, не… Не сжигай меня только! А-а! Хочешь, возьми мой плащ, всё бери, заначку в штанине, только расколдуй меня-а! А-а, что с моими ногами?!

Аврора поднялась и, дунув на факел, затушила его окончательно. В переулке снова стало темно и прохладно, и отдельные крысы стали осторожно выглядывать из своих убежищ и попискивать. Помассировав похолодевшую руку, девочка презрительно фыркнула:

— Тратить на тебя свою Силу? Ты переоцениваешь себя. Ты и вши из заячьего тулупа не стоишь, коротышня. Заклинание паралича испарится через пару часов, будет очень больно, а пока полежи здесь, подумай о своём поведении, иногда нам всем полезно поразмыслить в одиночестве. И чтобы больше я тебя не видела, иначе точно подпалю тебе волосы на жопе, понял?

Пока учительницы не было рядом, девочка решила не стесняться в выражениях, которые сама от неё же неоднократно и слыхала. Элизабет строго-настрого запрещала своей ученице сквернословить и давала по губам за любое бранное словцо, даже случайное.

— А?! Да, госпожа, как вам будет угодно, госпожа! — энергично завертел головой карлик, гремя обглоданными костями. Аврора увидела, как на его штанах в районе промежности расплывается мокрое пятно, и с отвращением покинула закоулок.

Но, вспомнив что-то, девочка развернулась и торопливо направилась обратно. Невысоклик протяжно заскулил, увидев чародейку, за что получил пощёчину.

— Угомонись! — Аврора нависла над обездвиженным пленником, сорвала с него шапку и процедила сквозь зубы: — Твой ожог на башке напоминает отпечаток ладони. Кто тебе его поставил и за что? Говори, падла!

— Ведьма одна, черноглазая эльфка с чернявыми волосами, нездешняя, не та, с которой ты была в харчевне, — промямлил полурослик, — Бледнокожая, с алыми губищами и чёрными зенками, прямо настоящая вампирша, только без клыков. Скинсиса, поди. У неё ещё белый цветок на голове был. Приплыла из Содружества на корабле, я так думаю. Никогда здесь не видел. Вчера с ней столкнулся в порту, локтём случайно задел задницу, а она взъярилась и шлёпнула меня рукой по башке, как раскалённым ломом! Сука… А-а, это я не тебе!

— Ещё бы ты мне такое сказал, — едко усмехнулась белокурая девочка. — Прости, мне пора. Штаны смени потом, как очухаешься.

Поделившись столь ценным советом, начинающая магесса нахлобучила шапку обратно, удалилась и больше не возвращалась. Путь её лежал на «Чёрный олеандр», где она намеревалась найти союзников для борьбы с торговцами.

Орудие возмездия. Я — орудие возмездия.

* * *

— Эй, очнулась? — голос Форсунки был спокоен и в какой-то степени вял, доносился как будто из закупоренной бочки.

Слабый толчок в бок. Элизабет со свистом вдохнула воздух, провонявший мочой, плесенью и сыростью, и окончательно пришла в себя. Голова звенела, как церковный колокол в службу. Протерев лицо рукой и с трудом разлепив глаза, эльфийка осмотрелась.

— Нас заперли в темнице.

— Вижу, мозги тебе ещё окончательно не отбили, — Форсунка вытянула длинные стройные ноги и пошевелила пальцами, соединёнными светло-бирюзовыми перепонками с голубоватыми прожилками. Сопревшая солома, укрытая тряпьём, тихо зашелестела под двумя узницами.

Но они были в темнице не одни. В коридоре, от которого отделяли тесную камерку железные ржавые решётки, щедро полыхали факела, зажатые в ухватах на толстых каменных колоннах, и в этих жалких порциях света, что попадали к ним, чародейка узрела трёх обмотанных в нелепые рваные одежды существ, сжавшихся в самом дальнем углу на таком же хлипком матрасе, подальше от разлитых на ледяном каменном полу луж мочи и рвоты. И крови.

В трубах, идущих под потолком, шумел пар, где-то далеко капала вода, и однообразное эхо гуляло по камерам городской тюрьмы, изредка прерываемое тихими перешёптываниями существ и храпом, доносившимся из другой ямы.

— Ой-ёй, — удрализка села повыше и прислонилась спиной к ледяной стенке, выложенной неотёсанными серыми булыжниками. — Всё-таки повязали, сволочи. Сколько мы уже торчим здесь?

— Хрен знает, по ощущениям целый месяц прошёл, — качнула головой Форсунка. — Неплохо тебе так приложили по темечку коромыслом, до самой тюрячки копытами по земле возюкала. Кинули нас с тобой к энтим ворюгам, платьишко твоё порвали, пытались за сиськи мацать, но я была в здравом уме, защитила… — она показала иссиня-чёрные синяки на предплечье. — А вона, у входа, зубы валяются чьи-то в крови. Кому-то всё-таки съездила в челюсть, в темноте не разглядела.

— Пропади всё пропадом, — эльфийка прикрыла бюстгальтер разорванным лифом платья и проверила, на месте ли её украшения — кольцо с цеховой печатью и ожерелье-ключ. Конечно же, они были на месте, вряд ли кто смог бы снять их с её тела, преодолев магический барьер. — Надо отсюда выбираться. Я должна… Должна отыскать Аврору. Я видела, как она выпрыгнула в окно, надеюсь… Убежала на корабль, к Виолетте. Она может найти нас.

— Какая ты неунывающая, госпожа чародейка, даже в полной заднице увидишь лучик света, — грустно улыбнулась Форсунка и понурила голову. — В таком случае твоей Козе надо поспешить: нам с тобой недолго тут осталось солому мять. Здешние законы суровы даже к людишкам, чего говорить о эльфах и рыбниках. Завтра с утреца…

— Что? — навострила дрожащие от сырого холода подземелья уши Элизабет.

— Что, что? Петлю на шею и колодку из-под ног на глазах у всего городишки. Да ещё и завтрак зажмотят наверняка… Вот потеха-то будет — проклятых нелюдей казнят! Небось, сам градоначальник припрётся поглазеть на сие зрелище, ещё и главостражу деньгу выпишет или медальку.

— Чёрт бы всех побрал! — заворочалась на тюфяке эльфийка, принимая более удобную позу. — Быть такого не может! За что нас вообще сюда бросили?

— Да хрен знает. В ресторане такой кавардак стоял, что начальник стражи решил не морочить себе голову и всех, кого успел выловить, пересажал за буянство и нарушение общественного порядка. А, и ещё за незаконное использование холодного и огнестрельного оружия в Богатом районе. В соседней темнице мои знакомые здоровяки сидят, то и дело грозятся пробраться ко мне и задушить. Зря я их тогда не зарубила. Сейчас молчат — уснули, наверное. Да и того горе-усача в шашечку я видела, протащили мимо за шиворот. На голове у него стало на одну шишку больше, ха-ха.

— А Аврора? Аврору не видела, не тащили её?

— Нет, не тащили, успокойся. Удрала, наверное, шельма.

— Это обнадёживает.

— Ничуть. Грустно всё это, госпожа чародейка. Может, магией подсобишь? Заколдуй стражников и вели отпустить нас. Или, там, сожги тут всё к чёртовой матери, а заодно и весь Ветропик. Мерзкое захолустье.

— Поглядим, — уклончиво ответила серокожка, массируя одеревеневшие кисти. — Если ничего путного сама не придумаю, придётся совершать побег. Сдохнуть в этой дыре после всего того, что я на своём веку пережила, — неуважение к себе и к своей смерти. Я бы лучше согласилась умереть и восстать из мёртвых по велению Шаишасиллы и навсегда стать её разлагающейся марионеткой.

— Не, это уже перебор какой-то… Эй, вы, хлюпики, — окликнула она существ в противоположном углу камеры, — сколько мы тут торчим, не в курсе?

— Оставьте нас в покое, ведьмы, — хрипло промолвил один из «хлюпиков», шмыгая носом и сильнее закутываясь в грязные отрёпки, — мы обычные карманники, приличное ворьё, не чернокнижники. Не подходите к нам, иначе и нас с вами в сговоре обвинят.

— А, да ну вас в жопу, мудаки, — махнула рукой рыбница. — Точно, Элизабет, ты же ведьма, тебя вешать не будут, тебя на костре сожгут! Утром, значица, припрутся петухи из храма, заберут тебя и начнут готовить костерок погорячее, а меж делом какой-нибудь малолетний послушник успеет оттащить тебя в молельню и потрахать втайне ото всех, перед этим отрежет тебе язык, чтобы не болтала…

— Заткнись, Форсунка, — со сдержанной ненавистью процедила сквозь зубы эльфийка.

— …Потом привяжут тебя к столбу, — как ни в чём не бывало продолжала рыбница, клокоча от распирающего утробу смеха, — омётов соломы, тряпья накидают, пучок чабреца и зверобоя не забудут на шейку повязать, один из фанатиков кинет горящую головёшку, а другой будет читать свои кзарцизмы, а ты в это время…

— Захлопни хлебало, Форсунка!

— …А ты в это время будешь мычать и заливаться слезами, вполне возможно, от страха обоссышься или кучу навалишь. Зеваки будут кидать в тебя камни и навоз, смеяться и хлопать в ладоши, а когда от тебя останется один вонючий прах, храмовники запихнут его в свинцовый сосуд, запаяют, в пушку сунут и отправят в самую пучину Кораллового моря, чтобы ты никогда больше не выбралась с того света, чтобы отомстить. Отыщет твой свинцовый сосуд какой-нибудь морской дьявол и сожрёт его. Все знают, что морские дьяволы привыкли жрать всякое дерьмо.

— Ты кончила?

— Нет. Есть другой вариант событий: когда жрец уже будет готов подпалить соломку, ты перестанешь маскироваться и обратишься в уродского беса с рогами или голого суккуба с шестью сиськами, перережешь всех людишек на площади, выпьешь их души, после начертишь кровью убитых детей пентаграмму прямо на мостовой и убежишь обратно в Бездну, где в наказание Демонобогиня превратит тебя в губку, которой будет до скончания времён подтираться после посещения Демоносортира.

— Ещё слово… — скривила стальные губы чародейка. — Ещё одно слово, клянусь… И ты сама превратишься в губку, которой я буду подтираться.

— Ладно, ладно, не серчай на меня, я же пошутила. Ты не бес и не суккуб. Для беса слишком красива, а для суккуба — уродлива! Но что если первый вариант повторится?

— Не мели чепухи. Чёрт… Шпагу умыкнули, твари. И кошелёк. Пусть только попробуют присвоить себе хотя бы монетку, я их…

— Скверно. Ладно, хоть кошель мой не стырили, иначе потом ищи-свищи его… Эй. Ты же эмиссар Содружества, член Соты, потребуй, чтобы тебя выпустили. И меня заодно прихвати.

— Без той бумажонки от Миряны я хрен с горы, да и то… Сомневаюсь, что эта верительная грамотка будет действовать и на территории Трикрестии в подобных случаях. Эх… Подарила Авроре амулет, чтобы всегда знать, где она, если потеряется, а наоборот сделать забыла. Не представлялся даже, что… Учительница тоже может потеряться.

— Век живи — век учись…

— Дураком помрёшь, — мрачно закончила удрализка и отвернулась от рыбницы. Та вздохнула и перевернулась на бок.

Молчание было невыносимым, как и пребывание в подземелье.

— Я должна отыскать Аврору.

— Да-да, знаю. Отыскать свою названую дочурку.

— Неважно, названая она или нет! Тебя это никоим образом не касается, рыбница! — занервничала эльфийка. — Бедная Аврора сейчас где-то бегает одна-одинёшенька без моей защиты, это очень опасно, особенно в таком засранном городишке, как этот! Проклятье, всё тело ломит, а в башке один сумбур…

— Эмельтэ, возьми и посмотри, где она, ты ж сама болтала про какой-то там амулет.

— Ох… Не могу… Не получается высечь даже магическую искру, а ты мне вещаешь о полноценной волшбе. Пальцы словно одеревенели. Ощущение такое, будто я сунула их в жидкий азот.

— Нужно написать весточку Сьялтису, — через некоторое время уже спокойно промолвила удрализка. — Пусть приходит и высвобождает нас. Вносит залог, договаривается или угрожает — мне плевать.

— Тогда выпроси у стражи радиостанцию, телефон и телеграф. Или почтовую вульку. Тебя-то, может, он и освободит, и учтиво поинтересуется о здоровьице, а вот с меня хлыстом шкуру спустит, — буркнула Форсунка. — Сьялтис меня ненавидит, а все остальные на корабле меня не очень-то жалуют, хотя не счесть, сколько разов я ихние плешивые шкуры спасала от мерфолков, предупреждая о засадах и облавах.

— Почему же столь несправедливо к тебе относятся?

Рыбница перевернулась на спину и села повыше, наравне с Морэй.

— На «Адмирале Шевцове» баб нет совсем, не считая меня. Четыре сотни душ, и все мужики — потные, вонючие, грязные и постоянно матерящиеся. Представляешь, каково это — месяцами плавать в корыте с такой приятной компанией? Когда я только появилась на борту — года три назад, я даже не подозревала, в какое говно вляпалась. Дурная баба, чего с меня взять, наслушалась сладких сказок от Содружества, расхваливающего свой дрянной флот на все лады, и решила счастья попытать. Всё равно моя прошлая банда распалась на куски. А что, водичка рядом, паршивых мерфолков можно косить почём зря, опять же, вы, эльфы. Поглазеть была охота на ваши длинные уши. Многие говорили, что вы к чужакам относитесь куда терпимее, чем паршивые людишки и мерфолки. И верно ведь: в первом же плавании компания самых борзых и любвеобильных матросов зажала меня в крюйт-камере и прям между ящиками со снарядами, прям на полу, пустила по кругу, как шлюху какую-то. Оттрахали во все щели, а потом бросили, спасибо хоть не прибили.

— По интонации и физиономии не скажешь, что ты была против, — хмыкнула эльфийка, в полутьме разглядывая лицо рыбницы, на котором расплывалась загадочная улыбка.

— Я была в бешенстве, — сладко зажмурилась рыбница. — Ненавидела всех и каждого во всём Сикце, всем одинаково желала мучительной смерти и вечно кипящего котла в Бездне. Оклемалась только через три дня и стала ещё злее.

— Боюсь представить, что ты сделала со своими любовничками.

— Мне даже руки не пришлось марать: Сьялтис сказал, что все четырнадцать матросов сошли с ума и поубивали друг друга. Они жили в отдельном кубрике всей компашкой, там их и отыскал он на следующее утро. Поубивали друг друга, я ж говорю, последнего лихорадило с неделю, пока не сдох. Судовой чародей Незабудка — вода ему пухом, — сказал, что это были, хм… Как же там… Спонтанный приступ невменяемости и тяжёлые галлюцинации, возникшие после того, как они меня оттрахали.

— Выходит, самки рыбников действительно в определённые периоды своей жизни на внешних половых органах выделяют концентрированный яд? — немного удивилась эльфийка. — Это случаем не связано с менструальными циклами?

— Какие ещё… Менструальные циклы? Месячные, что ли? Эмельтэ, ну и выраженьица. Нет. Эта ядовитая канитель длится постоянно, хе-хе. Сколько себя помню, каждую неделю ковшами выскрёбывала эту вонючую слизь между ног. Незабудка потом предупредил всех на корабле, чтобы они сторонились меня. Он провёл свои опыты-шмопыты, ковырялся у меня в… Ну, ты понимаешь. А потом изрёк с умным видом, что при вагинальном и анальном сексе обеспечен стопроцентный летальный исход моего партнёра, если он не рыбник, имеющий ин… Им… Иммунитет. А оральный секс тоже нежелателен, ибо любой взятый в рот член я могу случайно растворить в щёлочи, сочащейся из глотки. Во как. Эти фразочки прочно засели в моей голове и нередко спасали меня и тех, кто хотел «испытать новые ощущения с рыбницей». Большая часть зараз отваливала со своей любовью, но находились очень упёртые самоубийцы. Один паршивый человечишка всю жизнь мечтал подохнуть, занимаясь любовью, я и исполнила его последнюю мечту с радостью.

— Удивительно! — оживилась серокожка. Её стоящие торчмя уши задрожали от возбуждения, а хвост забился между ногами. — Изучала я анатомические атласы по отдельным расам Сикца, но вот исследование или вскрытие настоящего рыбника, увы, никогда не проводила. Поэтому скептически относилась к отдельным… Особенностям ваших организмов, описанным в чужих трудах. Невменяемость и галлюцинации, говоришь? Похоже, твой организм выделяет нейротоксичный яд. Нет, удивительно! Никогда ничего подобного от других рыбников не слышала! Значит, самцы рыбников имеют иммунитет к яду самок. Хм. Разреши задать неделикатный вопрос.

— Валяй, — усмехнулась Форсунка.

— Если имел место вагинальный секс с семяизвержением, ты разве не должна была забеременеть? Или набор хромосом у рыбников и эльфов слишком разный, чтобы появилось потомство?

— Мерзавцы предохранялись, да только не спасло это их…

— Должен вам сказать, — вдруг подал голос самый крайний «хлюпик», с недавнего времени с интересом прислушивающийся к диалогу эльфийки и рыбницы, — должен вам сказать, что на самом деле количество хромосом не влияет на образование зигот. Гораздо важнее отличия в положениях генов между хромосомами особи. Поэтому отличные друг от друга виды редко скрещиваются, а если и скрещиваются, то не имеют потомства, ибо при мейозе половых клеток на выходе получается неприспособленная лабуда.

— Ну, значит, я исключение из правил, — подпёрла кулаком голову полуэльфийка-полудриада.

Шум из глубин коридора заставил её смолкнуть. Послышался скрежет ключа в замочной скважине и скрип двери. На разлитую по полу полоску света легли четыре вытянутых тени, три из которых были в капеллинах с разлатыми полями. Воришки и неизвестный генетик, больше похожий на нищего попрошайку, заёрзали, сжались ещё сильнее, превратившись в сплошной серый ком. Четверо стражей, больше похожих на классических держиморд из лесных бандформирований, остановились у камеры чародейки и рыбницы. У двоих из них, держащихся позади, в руках были плети с девятью тонкими стёгаными хвостами, у третьего бердыш с обломанным выше середины ратовищем. Четвёртый, что без капеллины, был лыс, раздет по пояс и шёл без оружия, однако его кулаки размером с голову Элизабет выглядели не менее угрожающе.

— Эта? — удрализка увидела, что парень с бердышом тыкал пальцем именно в неё, и чуть слышно чертыхнулась. Сил, чтобы встать и уж тем более колдовать у неё не было, оставалось лишь смириться. Вряд ли эти кретины пришли пожелать ей доброго вечера и подать аперитив к ужину.

— Эта, — кивнул полуголый, потирая жилистые кисти с вытатуированными рунами на толстых коротких пальцах. — Открывай.

Юнец с бердышом, тощий и высокий, как каланча, с режущим слух скрипом отворил дверь и вошёл первым. Связку проржавевших ключей он сунул за пазуху сермяжного мундира и кинул испепеляющий взгляд на трёх ворюг. Те скукожились ещё сильнее, хотя, казалось, сильнее было некуда.

— А ну-ка, парни, поднимите ушастую, — властно кивнул в сторону Элизабет лысый. От него нестерпимо несло луком и потом.

Двое тюремщиков с плётками схватили Морэй под мышки, поставили на разъезжающиеся ноги и грубо припёрли к стенке, наступив на хвост и копыта измазанными в грязи и навозе сапогами. Эльфийка рванулась, но без толку: держали её железными тисками. Форсунка попыталась встать и заступиться за чародейку, но тупое лезвие бердыша, приставленное к груди, заставило её сменить планы и ещё сильнее вжаться в солому.

— Не рыпайся, и до тебя очередь дойдёт, — страшно шепелявя, прошипел дрыщ. Рыбница, прекрасно видевшая в темноте, увидела стекающую по треугольному подбородку струйку крови и поредевшие зубы охранника и едва сдержалась, чтобы не выпустить смешок. Теперь понятно, кому она в прошлый раз выписала нехилую зуботычину.

— Что, ведьма длинноухая, как у нас тебе в городе живётся? — прохрипел лысый, в упор смотря на Морэй и потирая мясистый кулак. — Может, пожаловаться хочешь на несправедливость какую-нибудь? Может, права эльфов или волшебников ущемляют где-то? А? Нет?

Та не удосужилась отвечать, прекрасно понимая, что ответа не ждут. Вместо этого серокожка, собрав во рту слюну, смешанную с кровью, харкнула прямо в довольную морду лысого. Но тот прытко успел увернуться, и кровяная слюна низринулась в общую вонючую лужу, разлитую на каменном полу.

— А головушка твоя как, нормально? — вновь принялся мерзко ухмыляться гунявый детина. — Эк я приложился по ней тогда своей стрелялой, зараз вырубилась, курица!.. Ну-ка поглядим, что там у тебя есть…

Лысый, схватив запачканное, лоскутами свисающее платье за разорванный в клочья лиф, окончательно сорвал его с тела чародейки вместе с бюстгальтером и бросил ворюгам. Те испуганно попятились от тряпки, отталкиваясь ногами.

— Не смей! — взвизгнула Элизабет, чувствуя его прикосновения. Держащие её стражники с довольными рожами загоготали, рассматривая серебристые груди эльфийки, пестревшие яркими веснушками. Мерзко улыбнулся и стоящий над рыбницей охранник, перекладывая бердыш в другую руку. Беззубый рот делал его похожим на гоблина.

— Мосластая ты какая-то, ведьма, — самодовольно усмехнулся лысый, сильнее стискивая волосатой ручищей побелевший грудок, — то ли дело наши бабы, и шлёпнуть есть куда, и подержаться есть за что! А у тебя и сисек нет, так, курячьи грудки какие-то, нормальному мужику и потискать нечего.

Остальные охранники гулко расхохотались от слов приятеля. Элизабет сдунула с лица мокрые, слипшиеся от запёкшейся серебристой крови рыжие волосы и впилась глазами в довольную обритую морду с редкими зубами.

— Глазёнки-то зелёные, колдунские, — перестал лыбиться лысый, но грудь не отпустил. — И волосы рыжие… Тьфу, скверна. Истинная ведьма, я ж говорю! Ну, чего вылупилась?

— Да вот, — выдохнула полушёпотом эльфийка, — хочу в глаза твои посмотреть перед тем, как забрать их себе.

Лысый выпустил плоть эльфийки и с размаху врезал ей в челюсть, да так, что её голова откинулась назад, стукнулась затылком о стену и упала обратно на грудь. Эльфийке показалось, что внутри головы разорвалась шрапнель, размазав мозг по всей черепной коробке и пустив обильное внутреннее кровотечение. Ловя ртом воздух, она несколько секунд рассматривала свою захарканную кровью грудь, затем лысый схватил её за щёки и припёр голову обратно к стене.

— Вздумала лаяться, сволота ушастая? Я таких хлипких эльфов, как ты, с одного удара пачками валил, а тебя могу запросто посадить на одну ладонь, а другой прихлопнуть, как навозную муху. И никакая магия тебя не спасёт, слышишь? Уши-то, вона, длиннющие какие! А коли не веришь, я и показать могу.

Коротко размахнувшись, он саданул эльфийку в солнечное сплетение. Элизабет, согнувшись в три погибели, уставилась затуманенным взором на собственные колени, но двое охранников живо вернули её в первоначальную позу. Удрализка стояла на дрожащих ногах лишь благодаря им. Она готова была лишиться чувств, но продолжала тупо смотреть перед собой и беззвучно кривить залитые расплавленным серебром губы.

— А ты крепче, чем кажешься, падла, — подбоченился лысый, выпятив волосатый живот. — Вижу, придётся бить тебя в полную силу.

Согнув мускулистую, маслившуюся от пота руку в локте, он замахнулся ещё раз, целясь в голову, прямо в переносицу. Но удара нанести не успел.

Форсунка, воспользовавшись отвлечением дрыща, взвилась, как пружина, врезала ему под дых ногой, разорвав когтями широкий кушак, бежевый мундир и впалый живот, и выхватила выскользнувший из скрюченных пальцев бердыш. Лысый с занесённой рукой упал сразу же с рассечённым наискось лицом и принялся орать, как полоумный.

Оставшиеся два охранника бросили Морэй, которая съехала по стене и повалилась на бок, и накинулись на стоящую на коленях рыбницу, вытаскивая из-за поясов корды с узкими отполированными клинками. Одного Форсунка сбила с ног хвостом, порвала икры и подколенные связки шипами, второму плюнула прямо в скалящееся лицо шипящей вязкой кислотой. На всё про всё ушло менее двух секунд. Вскочив на ноги, разведчица раскидала воющих и кричащих в болезненной агонии истязателей и голову каждого с хрустом проткнула лезвием бердыша. Для лысого рыбница выписала два укола — в лоб и кадык, окончательно превратив его лоснящийся котелок в лопнувший арбуз. Форсунка не жалела сил и обильно смаковала их с распирающим грудь ражем.

— А ты крепче, чем кажешься, падла, — с ненавистью прошипела рыбница и отбросила окровавленный бердыш в сторону. — Надеюсь, тебе понравится в Бездне!

Упав на колени, она пошарила руками в потёмках и вскоре, найдя что-то, довольно заурчала.

— Эй, Лизбет, как ты? — подняла голову Форсунка, затыкая окровавленную руку за пазуху куртки.

Рыжеволосая эльфийка, калачиком свернувшись на соломе, тихонько постанывала и яростно била хвостом. Тело её покрылось гусиной кожей и дрожало от холода и боли в груди, животе и челюсти, зубы стучали, расшатанные мощным хуком лысого, а в голове была сплошная каша, в которой перемешались все мысли и эмоции, какие только существуют.

Ящеровидка вытащила у дрыща связку перемазанных багряной кровью и содержимым порванного желудка ключей и отворила дверь камеры, затем вернулась к лежащей на тюфяке Морэй.

— Давай помогу, — чешуйчатая девица схватила чародейку под мышки и кое-как подняла. Эльфийка обхватила подругу за шею одной рукой, другой схватилась за булькающий живот. Поддерживая её падающее тело, рыбница вышла в коридор и заковыляла к лестнице, ведущей куда-то вверх, туда, откуда пришёл лысый с дружками.

— Я… Я… — хрипела Элизабет, то и дело прерываясь на кашель и рвотные позывы. — Спасибо… Я…

Схватившись за живот, удрализка согнулась, и её обильно стошнило под ноги.

— Правильно, заблюй этим уродам тут всё, нехай оттирают!.. Проклятье, сюда спускаются.

Возникшие из темноты стражники были вооружены винтовками, которые незамедлительно направили на бежавших пленниц.

— Ты, ящерица, ни с места!

Форсунка узнала последнего материализовавшегося из тьмы человека — главостража Ветропика — по перу черношейного журавля на плотно обтягивающей голову шапочке.

— Далеко собрались, дамы? — спросил пропитым насквозь голосом небритый мужчина, разглядывая фигуристый стан эльфийки. — Это ещё что за цирк? Совершать побег в одних трусах — неуважение к страже, эльфка.

— Гляди-ка, Ольхтанд.

— Так-так, Твердолоб и его дружки собственной персоной, — главостраж отвлёкся от лицезрения голого тела и повернул голову в сторону ямы, где на полу в разных позах лежало четыре трупа с разворочёнными лицами и другими частями тела. Позади них мелко дрожали воришки, похожие на яйца гигантоскорпиона, из которых вот-вот вылупится молодняк. — Гм, гм. Выбросьте их в трупник от греха подальше. А этих в кордегардию немедленно, к ним посетитель, — главостраж махнул в сторону Форсунки и Элизабет и, заложив руки за спину, ушёл наверх. Воспользовавшись моментом, рыбница быстро сунула что-то за пазуху куртки, перепачкав её чужой кровью.

* * *

Расположенная этажом выше кордегардия мало чем отличалась от тюремной ямы, разве что тут было немного светлее благодаря парочке окон и мух с тараканами было куда меньше. В горячем от пара воздухе отвратительно пахло потом, кожей, смазочным маслом, железом, чьими-то портянками — обычными запахами подобных заведений, где денно и нощно вели неусыпную стражу бесстрашные караульные. Или виртуозно делали вид, что вели, всё свободное время дуясь в кости, карты и игру в три напёрстка.

Элизабет сидела в углу, за столиком, положив всё ещё гудящую голову на столешницу и накрыв её руками. Рядом лежали ножны с серебряной шпагой и кожаной перевязью и кошель, возвращённые из сундука с изъятыми у подозреваемых вещами. Форсунка стояла по соседству с пустыми стойками для оружия, прислонившись спиной к набитому соломой и перевязанному ремнями чучелу-гуманоиду, утыканному обломанными болтами. В данный момент она была занята тем, что считала мух, ползающих по вялящимся под потолком воблам и трескам.

— В мои обязанности входит обеспечение порядка на улицах Ветропика и слежка за соблюдением всех действующих законов, — покряхтывал главостраж, расхаживая перед зарешечённым двустворчатым окном, — две госпожи были задержаны во время беспорядков, имевших место быть в ресторации «Белая акула». Более двух десятков сломанных и вывихнутых рук, ног, носов, рёбер, пальцев и плеч, неисчислимые порезы, синяки и ушибы, трёх человек, включая хозяина, затоптали насмерть, ещё пятерых прикончили подручными средствами. Изъято много единиц холодного и стрелкового оружия, в том числе нелегального. Эльфка и ящеровидка выступают в качестве подозреваемых, равно как и три дюжины иных посетителей, отловленных при попытке сбежать. В данный момент устанавливаются личности зачинщиков хаоса, уже найдены…

— Я тебе в десятый раз говорю, олух, что зачинщиком выступил тот мудацкий усач в шашечном балахоне, — с неизменной интонацией промолвила рыбница, наблюдая за кружащей у левого уха главостража мухой. — Он ни с того ни с сего стал обвинять чародейку Элизабет в том, что её законная ученица на самом деле — краденная крестьянская девочка, хотя эта девочка взошла на борт нашего фрегата вместе с учительницей ещё в порту Эльфийского Содружества двумя днями раньше, при этом она не выглядела как жертва, которую насильно держат в кандалах или мучают гипнозом. Проклятый идиот первым вытащил железяку и стал размахивать ею, за что получил лосиными рогами по башке, вот тогда и началось всеобщее безумие. Вы, люди, совершенно не умеете контролировать свои эмоции, стоит лишь дать повод, и вы накинетесь всё крушить и громить вокруг, как ненормальные. Мою подругу чуть не закололи штыками стрельцы, а её ученица лишь чудом смогла убежать из таверны. Где она сейчас, а, главостраж?

— Никаких детей и подростков мои ребята не задерживали, — отнекивался мужчина. — А вот описанный усач действительно присутствовал, голова у него разбита. Сейчас он молчит, как партизан, и показаний не даёт, но зато нашлись свидетели, которые утверждают, что именно вы, барышня, послужили запевалой заварушки, когда швырнули кувшин с пойлом в священнослужителя и попали в компанию плотогонов. Вы хоть понимаете, что это прямое покушение на жизнь жреца из храма Марсория? Да у нас этих напыщенных индюков на паланкинах носят, ручки целуют при встрече, до земельки кланяются, боятся слова лишнего сказать и в глаза посмотреть. Если дело придать большой огласке, вас склюют с потрохами!

— Враньё это всё, ничего я ни в кого не швыряла!

— Ну да, наверное, те пятеро свидетелей из ресторации сговорились и оклеветали вас.

— Не исключаю, — нагло ухмыльнулась рыбница. — Вам, людям, лишь бы поиздеваться над нелюдями, иначе жизнь прожита зазря.

— Зря вы так, — качнул головой мужчина, и журавлиное перо упало ему на левый глаз, — я-то к нелюдям нормально отношусь, лично к вам даже обращаюсь на «вы», но закон един для всех — людей и нелюдей, нищих и принцев.

Послышался короткий, но очень едкий смешок, принадлежащий кому-то из сидящих в помещении стражников. Ольхтанд обвёл недовольным взглядом своих подчинённых.

— Учтите, что эльфийка, которую вы незаконно задержали, лапали и избивали в яме — известный чародей, действующий под эгидой Владычицы Миряны Первой, — наконец, решился подать голос капитан Сьялтис, обмахивая вспотевшее красивое лицо двууголкой. — Вы хотите проблем, главостраж Ольхтанд? Вы сейчас в шаге от них. Устроить международный скандал с вашим участием — дело пары пустяков, а вот последствия будут намного, намного тяжелее.

— Да я чего? Я ж ничего! — смуглое лицо Ольхтанда покрылось испариной, и он оттянул воротник полотняной рубахи. — Это всё Твердолоб и его дружки, это они самовольно снялись с постов и отправились избивать нелюдей. Если бы я знал об их намерениях… Я бы не допустил такого никогда! Естественно, я немедленно выпускаю из-под стражи эту вашу важную чародейку и… Приношу ей глубочайшие извинения от своего лица и лиц своих идиотов. Но вот ящеровидку я не выпущу, даже не просите! Плевать, кто она — ещё одна кукла-марионетка Владычицы или сама Владычица. Отрицать её вину под напором доказательств и улик бессмысленно, пускай или выплачивает штраф в сорок тысяч ферлингов, или полгода батрачит в каменоломнях. И лучше бы ей, чесслово, заплатить и катиться на все четыре стороны: жрецы, если всё вскроется, из мести обвинят её ведьмой или упырихой и сожгут на костре. Я им-то выбалтывать ничего не собираюсь, сам не люблю храмовников, но-о…

Сьялтис напялил двууголку обратно и повернул голову к окну, лишний раз продемонстрировав безукоризненный королевский профиль, достойный чеканки на золотых монетах.

— Сорок тысяч ферлингов, чтобы ублажить местный закон? — слабо улыбнулся он. — Учитывая нынешний курс валют, это приблизительно три тысячи эльфийских круний — три моих месячных жалованья. В этот раз ты переплюнула саму себя, Форсунка.

Рыбница фыркнула и отвернулась.

— Капитан, вы принесли мне хоть какую-нибудь одежду? — поинтересовалась удрализка, поднимая голову. — Не пойду же я по городу в одних трусах.

Иллюмон порылся в заплечном мешке и бросил на стол сложенное в стопку помятое чёрное блио с вышитой каймой, которое отыскал в ворохе чародейских вещей в своей каюте. Он, как эльф, который неоднократно вытаскивал Форсунку из различных узилищ, подозревал, что освобождённой узнице понадобится переодеться в чистые одежды, но не ожидал, что её успеют раздеть до нижнего белья. Форсунка на её месте, как более опытная арестантка, не только никак не теряла свои куртку и штаны, увешанные всякой дрянью, но и умудрялась из тюремных ям стащить целую груду ненужного тряпья.

Эльфийка встала, рывком головы запрокинула рыжую гриву назад. Подняв руки, она с зевком потянулась и выгнула спину, отчего непокрытые груди приняли очень соблазнительные формы. Сьялтис тактично отвернулся к окну. Форсунка склонила голову набок и прищурилась. Ольхтанд выплюнул соломинку и лихо сплюнул прямо на пол. Остальные стражники забегали глазами, лихорадочно ища в помещении что-нибудь поинтереснее, нежели голая удрализка, и за неимением такового снова переключались на неё.

Элизабет живо набросила на голое тело лёгкую воздушную тогу и перевязала её в талии широким поясом с металлическими пластинками и узорчатыми фестонами, спускающимися по бёдрам до колен. Распустив длинные рукава, эльфийка материализовала из воздуха маленькое зеркальце с гребешком, и стала расчёсывать влажные рыжекудрые локоны. Локоны распрямлялись вслед движениям гребешка и тут же сворачивались обратно в огненные спирали. Перед приходом капитана чародейка окатилась ушатом холодной воды, учтиво предоставленным главостражем, и смыла немного грязи, пота и крови со своего измученного тела.

— Штраф за Форсунку я заплачу в полном размере, — промолвила Элизабет, разглядывая в зеркале шатающийся передний зуб и чёрный, как вороная сталь, синяк под левым глазом. — Платой будет моё вам прощение, господин Ольхтанд. Я великодушно прощаю вам физический и моральный ущерб, что нанесли мне ваши кретины-подопечные, пока я торчала в этой клоаке Сикца.

— Но…

— Что «Но»? — искоса взглянула на главостража чародейка. — Хотите что-то возразить мне? Подумайте десять раз перед этим. Похоже, вы не понимаете, что играете с огнём. Мне врезали по голове прикладом оружия, волокли сюда по земле и стёрли копыта, дали по челюсти, едва не подарили сотрясение мозга, отбили внутренности и в довесок разорвали платье и облапали. Это платье стоило дороже, чем обмундирование для всей вашей городской стражи, а что же до морального ущерба… Со мной так по-скотски никогда не обходились! И ваши лживые извинения для меня ничего не значат, можете засунуть их себе в задницу! Значит так: немедленно отпускайте Форсунку и ищите Аврору, мою ученицу. Если не найдёте до захода солнца — пеняйте на себя! Если с неё хотя бы волосок упадёт — пеняйте на себя! Я вообще-то не колдунья, как меня окрестили ваши дружки, но ради вас я могу ненадолго перевоплотиться в её амплуа и разнести в пух и прах не только вашу траханную кордегардию, но и весь траханный Ветропик! — последние слова удрализка прокричала, брызгая слюной, и финальным штрихом с силой топнула копытом по каменной мозаике, пустив трещины.

— Успокойтесь, барышня, — встрял Сьялтис, смотря в застеклённое окно, — я прямо сейчас вижу Аврору, она идёт аккурат к нам. Прекратите угрожать, в самом деле, поумерьте воинственный пыл, не забывайте, что я отвечаю за вашу безопасность и безопасность дриады. Ведёте себя не самым подобающим образом.

И действительно, послышались гулкие тяжёлые шаги, потом до тошноты знакомый запах мешочка Иезекииля, и вскоре в кордегардию вошла целая процессия, возглавляемая Авророй. Девочка, у которой лицо и длинные распущенные волосы были заляпаны сажей, пылью и грязью, первым делом бросилась к Морэй и крепко обняла её.

— С тобой всё в порядке, крошка? — эльфийка присела и взглянула в ясные глаза адептки. — Ну, вроде да… Где ты умудрилась так запачкаться?

— Я нашла их, нашла! — звонко выкрикнула Аврора и указала на двоих низкорослых гномов, прячущихся за узловатыми ногами Козочки. — Это они убили мерфолков и сшили из их чешуи сумки и одежду! Видишь? Они не люди, они гномы! Они во всём признались!

— Потрудитесь объяснить, что здесь происходит? — Ольхтанд всё же вернул себе дар речи и самообладание. Вниманием его завладела только Козочка, что копытом силилась раздавить ползающего по полу чёрного таракана. — Дриада? Древобаба? Настоящая? Здесь? Вы серьёзно?

— Серьёзней некуда, господин главостраж, — Иезекииль отделился от толпы, сжимая в руках самозарядный эльфийский карабин. Квартирмейстер попёр прямо на Ольхтанда, и тот, сражённый крепким букетом запахов специй и трав, невольно отступил назад, стукнулся об Форсунку. Рыбница оттолкнула мужчину и угрожающе зашелестела жабрами. — Около часа назад силами экипажа «Чёрный олеандр» была задержана группа гномов-мясников со своим скарбом — одеждой, поясами, сумками, головными уборами, сшитыми из красной чешуи выловленных и убитых намедни гражданских мерфолков, жителей прибрежной акватории Кораллового моря. «Чёрный олеандр» случайно зафиксировал место казни более чем полсотни мерфолков к югу от Ветропика, на песчаной отмели, среди них были мальки, наги, тритоны и сирены. Желая подставить людей в ближайших городах, гномы пустили по воде эшафот с трупами и недвусмысленными надписями. А продажа изделий из чешуи не столько способ заработка, сколько лишнее доказательство людской жестокости и глумления над трупами их сородичей. В лагере гномов ребята обнаружили стеклянные банки, наполненные формалином, в котором плавали отрезанные головы мерфолков, выколотые глаза и отрубленные кисти рук, а ещё десять ящиков неиспользованной чешуи кровавого оттенка. Гномы при попытке их задержать оказали сопротивление и были убиты за исключением двух, коих мы и привели к вам. Господин главостраж, убедительно просим: верните им взятку, что получили за своё молчание, и проведите беспристрастное расследование.

— Да как вы смеете! — воскликнул Ольхтанд, снова оттягивая воротник кафтана и разевая рот, как рыба. — Я впервые вижу этих торгашей, впервые узнаю об их товарах и убийствах змеехвостых! Где они вели торговлю? В городе?

— За городскими воротами.

— Эта территория не находится под моей юрисдикцией, — горделиво задрал нос главостраж, очевидно, хвалясь знанием слова «юрисдикция». Однако никто из присутствующих не обратил на это внимания. — За пределами Ветропика каждый волен торговать любым товаром, хоть кровью девственниц, хоть ихором богов. Вот про убитых мерфолков и подставу людей уже поинтереснее. Эти затраханные гномы, живущие в Гелианском нагорье, похоже, решили подложить нам нехилую свинью. Надеюсь, вы не разнесли в клочья их торговые лотки и шатры? Я бы хотел взглянуть на отрезанные головы и ящики с чешуёй. Если то, что вы утверждаете, правда, я немедленно доложу градоначальнику и самому князю. Давно пора показать обнаглевшим гномам почём фунт лиха, эдак они и эльфов против нас ополчат когда-нибудь… Да. Госпожа дриада, это ведь правда? — Ольхтанд выглянул из-за Иезекииля и поймал пытливым взглядом Шай’Зу.

— Как ни горестно это признавать, но слова Иезекииля Кхыша чистейшая правда, — насупившись, проворчала рыжеволосая кентаврица. — Своими глазами видела и трупы, и головы, и алую чешую. Гномы вступили с нами в драку, не желая показывать подноготную, пришлось многих успокоить стрелой промеж глаз. Двое сдались и рассказали про то, как с группой наёмников ставили сети и закидывали неводы, отлавливали приплывающих на звон липового кораллового колокола мерфолков и безжалостно казнили их. Они сами тебе обо всём расскажут, человек. Тебе будет интересно.

— Отношения с мерфолками у нас не ахти какие, — признался Ольхтанд, задумчиво потирая колючий подбородок, — то и дело жди, когда змеехвостые поднимутся со дна и вырежут тут всех, как в несчастной Усоньке, вот мы и трясёмся. Но жить-то надо на что-то, верно ведь? Массовое убийство полсотни мерфолков на нашей земле — отличный повод исчерпать наши нейтральные отношения с ними, не находите? Скверно дело, очень скверно. Будет нелегко объясниться перед змеехвостыми, но, похоже, выбора у нас нет иного, кроме как устроить показательный суд над этими бородатыми ублюдками и казнить их. А ещё лучше отдать их легиону, нехай тритоны сами линчуют их, они в этом деле доки. Я не зря обратился к вам, госпожа дриада. Чесслово, впервые вижу живую древобабу, но слышал ещё от бабки легенды, дескать, ваша сестра никогда не врёт и говорит только правду. Я вам верю. Серьёзно. Ты веришь ей, Коротконожка?

— Верю, — кивнул головой сидящий на скамеечке стражник с повязкой на правом глазу. — Очень… Приятно познакомиться, госпожа древобаба… Простите, древодева.

— Угу, мне тоже, человек, — сухо промолвила дриада, поглаживая перебинтованное предплечье.

— Хватит языком чесать, иди к морю и кликни сюда какого-нибудь мерфолка, скажи, мол, так и так, разговор есть. Нельзя допустить, чтобы змеехвостые отыскали трупы родичей, решили, что это мы их кокнули, и пошли на нас войной. Приказ ясен?

— Так точно, — Коротконожка кашлянул в ладонь, встал, снял с крючка стальную шапель, ножны с палашом, запястный блочный арбалет и удалился из кордегардии, предварительно ударившись головой о притолоку и выругавшись.

— Ян, собери свою шантрапу и пройдись по городу. Увидишь на ком-нибудь товары из мёртвых алых мерфолков — изымай немедля, можешь применять силу и угрозы. Нельзя, чтобы змеехвостые видели, как мы насмехаемся над их трупами. Все вещи тащи тоже сюда, утопим в жиже от греха подальше.

— Будет сделано, — ушёл и второй стражник, забрав свои шапель и пищаль.

— Давайте сюда этих гномов-убийц, чтоб им пусто было.

Шай’Зу лягнула по задницам пленников и заставила их выкатиться на середину помещения. Смущённо закрывая лица заляпанными кровью платками, заросшие длинными бородами коротышки рассматривали каменную мозаику на полу и о чём-то перешёптывались на своей речи, энергично шевеля крыльями вытянутых горбатых носов. И непохоже было, чтобы выцветшая и покоцанная каблуками сапог мозаика настолько их привлекала своей причудливостью или оригинальностью исполнения, что они отказывались отрывать от неё свои взгляды.

— Соломинка, Боб, гномов в яму.

Мелкорослый и пузатый Соломинка и долговязый худосочный Боб, бросив жаркую партию в карты, одновременно вскочили со своих стульев и вытянулись по струнке.

— А с Твердолобом и остальными что делать? — пропищал Соломинка, вытирая потные руки о бежевый мундир.

— Я же приказал — сбросьте в трупник. Спишем на… Драку, закончившуюся летальным исходом всех участников. Снова.

Не слишком вежливо схватив пленников за курчавые шевелюры, охранники утащили их вниз и закрыли за собой двери. Из представителей городской стражи остались Ольхтанд и молоденький младший сержант, сидящий закутанным в мундир в углу и с интересом посматривающий на незваных посетителей. Иногда его взгляд останавливался на Ольхтанде, и интерес моментально сменялся неприкрытым отвращением, а губы пересекала кривая усмешка.

— Сердечно благодарю за проделанную работу, дамы и господа, — чопорно поклонился на все стороны главостраж и присел за письменный стол, заваленный разорванным и недействительными депозитными квитками. — Я бы принял вас к себе на службу, ей-богу, нехай вы нелюди, вы работаете результативнее, чем все мои никчёмные подчинённые, вместе взятые. За Твердолоба и его прихвостней можете не волноваться — горевать по ним никто не собирается, особенно нелюди, проживающие в Ветропике. Говоришь, это ты раскрыла гномов? — Ольхтанд взглянул на Аврору, которой эльфийка вытирала лицо своим рукавом. — Аврора, верно? Это ты приходишься ученицей эльфке?

— Вы про Морэй? Хо, я для неё не просто ученица, я — нечто большее!..

— Помолчи, Аврора, — оборвала её излияния чародейка и выпрямилась. — Слава всем богам, с тобой всё хорошо. Идём на корабль, расскажешь мне о своих приключениях. А потом спать. Хочу, чтобы этот кошмарный день кончился как можно скорее.

— Будешь много знать — скоро состаришься, Ольхтанд, — с улыбкой промолвила Форсунка и вышла вслед за Козочкой. Ольхтанд одарил её напоследок самым недружелюбным взглядом, на который был способен.

Последним, как подобает капитану, кордегардию покинул Сьялтис и, особо не следя за своей походкой, вразвалку поплёлся вслед за подчинёнными. Настроение у него было не ахти какое. Вот ведь выдалось плавание! То мёртвые мерфолки, то Элизабет в тюрьме, то Аврора со своими криками «Я нашла убийц, их надо арестовать!». На суше теперь страсти кипят похлеще, чем в море. И плевать на людей и мерфолков, пусть они хоть зубами друг другу глотки перегрызают, но… Так уж вышло. Если бы не инициатива Авроры и поддержка Иезекииля, Сьялтис и пальцем бы не пошевелил ради безопасности людей, напротив, подлатал корабль и как можно скорее покинул Ветропик, пока обозлённые легионеры не принялись тут бесноваться. К тому же в городе нигде нельзя купить хотя бы пуд хорошего рыжего угля, здешние барыги заламывают цены, будто торгуют чистым золотом.

* * *

— Эй, Лизавета, — Элизабет услышала за спиной приглушённый голос Форсунки, — притормози-ка, у меня для тебя кое-что есть.

Серокожка сбавила темп шага и позволила ящеровидке догнать себя. Довольная, как сытый мамонт, Форсунка зашагала вровень с чародейкой, а когда их обогнали остальные, включая Сьялтиса, схватила руку Морэй и что-то вложила в неё.

Это были окровавленные глазные яблоки с остатками мышц и нервов. Красные змейки прожилок окружали застывший в неподвижности зрачок с тускло-серой дужкой.

— Форсунка… — голос чародейки звучал укорительно.

— Что? Хотела забрать его глаза — забирай! Вдруг пригодятся!

— Что там? — спросила любопытная Аврора. — Ой… Это что, чьи-то глаза? Ужас какой!

— Ничуть не ужас. Такое добро лишним никогда не бывает, а у домовитой бабы всё в хозяйстве пригодится! Только спрячь их пока что, а то увидит кто, как эльфка идёт по улице с чьими-то зенками в руках, так пиши-пропало.

Элизабет, вздохнув, щёлкнула пальцами другой руки, и глаза Твердолоба испарились. Окровавленную руку чародейка вымыла в треснувшем корыте, откуда пили разгуливающие прямо среди дороги свиньи.

— Идём, крошка, на корабль. Там ты мне всё расскажешь.

 

Банный день

Аврора распустила длинные, пахнущие дымом белокурые волосы и резкими движениями головы рассыпала их по спине и плечам. Сьялтис всю ночь намеревался бодрствовать на шканцах и руководить починкой такелажа, и его гамак был пуст, поэтому Аврора могла занять его. Рядом, в глубоком капитанском кресле, дремала Элизабет, закинув ногу на ногу и подперев голову треножником из пальцев, на сундуке расчёсывала свои непослушные лисьи волосы Шай’Зу. Форсунка сидела на голом полу, прислонившись спиной к трельяжу, внутри которого что-то позвякивало и погромыхивало. Находящийся в этой сугубо женской компании Иезекииль с угрюмым лицом разбирал навигационные карты на столе капитана, постоянно кряхтел и почёсывал подбородок. Тяжёлый аромат трав заглушал остальные запахи в каюте.

— Что ж, дамы, чувствую, вам не терпится избавиться от меня, так что я, пожалуй, исполню вашу немую просьбу, — взяв под мышки несколько рулонов и хьюмидор с сигарами, квартирмейстер покинул каюту.

Действительно, после его ухода женщины заметно оживились и разговорились. Молчала только Аврора, отвернувшись ото всех к окну. Она уже крепко спала, потому что притомилась от дневных приключений.

— Значит, вас двоих бросили в тюрьму, — лицо Виолетты выражало какую-то неестественную торжественность, а её синие глаза искрились живыми блёстками в тусклом свете стоящего на столешнице кенкета. — Марго, я ведь десяток раз предупреждала, чтобы ты сидела на корабле и носа наружу не высовывала. Приспичило тебе, видите ли, откушать и в баньке попариться, как «цивилизованному эльфу». Лучше бы отобедала вяленым мясом и потёрлась обмылком в бадье, как «варварская дриада». Добром твои планы не кончились, как видишь. Мы с Авророй еле-еле узнали, где ты находишься, пришлось допрашивать чуть ли не полгорода на пути к гномам. Ох, натерпелась я в этом городе, каждый встречный человек считал своим долгом хотя бы пальцем прикоснуться к моей нижней части тела. Как обезьянки, честное слово. И после этого они называют дриад необтёсанными и сиволапыми животными…

— Мы с Форсункой очень ценим ваши заботу и самопожертвование, дамы, и кланяемся вам до землицы за оказанную услугу, — зыркнула из-под опущенных ресниц чародейка и опустилась ещё глубже в кресло. — Неплохую мне экзекуцию устроили тамошние охранники, надолго воспоминания не поблекнут в памяти. Спасибо Форсунке, что прибила этих мразей, иначе бы они кардинально изменили строение моего скелета и подправили расположение внутренних органов.

— Спасибо тебе, что избавила меня от каменоломен, — улыбнулась рыбница. — А то действительно, с жрецами шутки плохи. Сгноили бы меня здесь за милую душу. Теперь даже покидать «Чёрный олеандр» боязно, вдруг эти храмовники поджидают меня с тенётами в тёмном переулке и верёвочки крутят для шибеницы или дыбы.

— Брось, это уже паранойя. Как я люблю молвить, нет худа без добра: коли мы не пошли бы валандаться в город, не узнали бы о том, что убийцы мерфолков продают недалеко свои товары. Кто знает, может, благодаря Авроре Ветропик не ощутит вкус мерфолкской стали и хватку морских дьяволов ещё какое-то время. А так убили одним выстрелом сразу четырёх зайцев: во-первых, Аврора успокоилась, потому что убийцами наг оказались не люди, а гномы. Крошка слишком близко к сердцу принимает человеческую ксенофобию, она вдоволь насмотрелась на неё, когда жила в Усоньке. Удивляет, как под напором общественности у неё хватило силы воли и духа не стать такой же закоренелой расисткой. Более того, сохранить в сердце милосердие и доброжелательность. Ведь Аврора захотела арестовать гномов и подвергнуть их показательному суду, а не втихомолку перерезать горло или спалить вместе с товарами, упиваясь жаждой мести и крови. Я бы на её месте скорее всего выбрала второе, ибо я… Далеко не такая, как она. К сожалению.

— Нам стоит многому поучиться у малявки, — поддакнула рыбница, забавляясь с вытянутыми алебастровыми шипами на хвосте. На некоторых из них ещё осталась засохшая ржавчина спёкшейся крови, брызнувшая из разодранных в клочья ног стражника Ветропика.

— Во-вторых, Аврора приятно удивила меня, когда стала нащупывать энергетические сгустки на одеждах из чешуи мерфолков и расщеплять их на звуки, запахи и образы. Скверно то, что она самостоятельно не смогла прекратить переработку поступающих сигналов, пришлось вмешаться мне. Она кричала и вырывалась, чем привлекла много ненужного внимания. Тогда-то и взбеленился местный рыцарёнок, решив, будто я гипнотизирую похищенную девочку. Его примитивный умишко и молодецкая запальчивость сыграли с ним злую шутку, теперь, в лучшем случае, ждёт его неделька-другая в вонючей тюряге.

— Благородные порывы, жаль, не к месту, — покачала головой дриада. — Именно поэтому прежде чем во что-либо совать любопытный нос, надо тщательно присмотреться к ситуации и сделать элементарные логические выводы.

— В-третьих, сидя в яме, я успела разузнать у Форсунки немного интересных фактов о её удивительной расе, о которых ранее не знала или отказывалась верить, и намерена не останавливаться на достигнутом. Мозги мне, по счастью, не отбили до конца, думаю, осилю свой собственный труд о физической природе рыбниковской расы. С твоей посильной помощью, Форсунка.

— Только не пиши про тех матросов, которые… Ну, ты поняла. А так почему бы и нет?

— В-четвёртых, Аврора вызнала у карлика подробности про эльфийскую чародейку, которая якобы прибыла сюда по морю из Содружества, опередив «Чёрный олеандр» на день. Описание её внешности весьма сумбурное и неточное, известно лишь, что она скинсиса и только. С такими скудными данными я не могу определить личность магички.

— И сдалась она тебе? — проворчала Форсунка.

— Я никогда не отказывалась от встреч со своими коллегами по чародейскому цеху, а тут тем более эльфийка, соотечественница, как-никак. Обычно эльфийские чародеи кучкуются в Вечноосенних лесах в своих похожих на тюрьмы коллегиях, гильдиях и орденах, попивая вино, почитывая гримуары и древние фолианты и просиживая штаны на лекциях, собраниях, встречах, званых вечерах и симпозиумах, и предпочитают не выходить дальше крытой террасы или саун. Очень странно было бы увидеть в этом захолустном городишке подобную личность, да ещё и без многочисленной свиты и различных слухов, обязательно следующих за ней как на привязи. Сразу видно, приезд длинноухой чародейки особо не афишируется. Странно всё это…

Наступило молчание, прерываемое хрустом расчёсываемых волос Козочки. Аврора чуть слышно сопела, по-детски положив под голову кулак.

— Эх, так в баню и не попали сегодня, — с горечью промолвила удрализка через некоторое время. — Завтра отправимся, точно говорю.

— Опять? — вздохнула Козочка. — Не хватало вам с Авророй и там смуту разводить. Конечно, прекрасно, что она такая способная девочка, но её уровень внутреннего контроля оставляет желать лучшего. С ней надо держать ухо востро и постоянно развивать в ней волю и крепость духа различными травами, медитациями, физическими и духовными нагрузками, эликсирами, иначе последствия будут весьма неприятными. Это такая прописная истина, что и распинаться нет желания.

— Я основательно возьмусь за учёбу и воспитание по приезде в империю, — пообещала чародейка. — Надеюсь и на твою посильную помощь, Виолетта. Раз для тебя всё вышесказанное избитый и очевидный трюизм, ты мне не откажешь.

— Хм, — хмыкнула древодева и отложила в сторону гребешок. — Из меня магичка как балерина из мамонта… Ладно, Марго, если ты просишь… Аврора уже доказала, что заслуживает того, чтобы я относилась к ней благосклонно и с долей симпатии. Будет досадно, если она вырастет закоренелой ксенофобкой и шовинисткой и станет ненавидеть своих же радетельниц.

— У её паршивых родственничков был шанс посеять в душе малышни ростки этого самого расизма, — тихо промолвила рыбница, любуясь блестящими волосами дриады. — Увы, ростки не прижились, отмерли, потому что почва оказалась не благодатная. Она расценила их как сорняки и немедленно отсеяла, убила в зародыше. Нет, нет, девчонка судит по делам, а не по цвету кожи, строению ушей, количеству рук и ног или наличию хвостов, что, кстати, должно считаться нормальным явлением среди паршивых людей, а не из ряда вон выходящими случайностями. Так же и с паршивыми мерфолками…

— Сказывается всеобщее воспитание народных масс, точнее, их полное отсутствие, — устало закрыла глаза удрализка. — Рыба гниёт с головы, как говорится. В Трикрестии что императрица Василиса, что серафим Теремирей даже не задумываются воспитывать в пейзанах, коих львиная доля населения, не то что радушие по отношению к чужакам, но даже банальную терпимость или апатичность. Чего уж говорить про Камнекняжество или другие людские государства помельче размерами и потенциалом. Образованные люди понимают, что благополучная жизнь Сикца, как работа слаженного механизма, состоит в сплочённости и сотрудничестве всех его жителей: писатели, музыканты, художники и другие творческие личности с удовольствием изучают культуру и духовную жизнь иных рас, историки — историю, чародеи — магию и её проявления, коммерсанты — хитрости торговли и способы получения прибыли, а инженеры обмениваются опытом по части технических наук. А чем, спрашивается, могут заинтересоваться босые и нищие пейзане? Обменом блох в тулупах или способами выживания под гнётом помещиков? Для пейзан другие расы — чужаки, пришельцы, странные существа с иным цветом кожи, с другими ушами, количеством рук и ног и хвостами. Неизвестность порождает страх и недоверие и запросто перерастает в ненависть.

— И иногда среди паршивых крестьян рождаются такие личности как Аврора, — добавила Форсунка. — Помарки ихнего общества, которые остро нужно исправить, подавить и науськать быть такими как все, а то, не дай боги, станут притчей во языцех, начнут перевоспитывать всех и вся… Ладушки, давайте уже заканчивать кудахтать, равно курицы-наседки, пора на боковую. Я с вами сегодня перекантуюсь: Кхыш и Агоней прокурят все палубы своими вонючими сигарами, не уснёшь потом.

Элизабет протянула руку и затушила прыгающее пламя кенкета. Эльфийка, с ногами забравшись в кресло, слушала как Шай’Зу постукивает копытами о сундук, стараясь принять более комфортную позу. Как ворочается на полу Форсунка, скребя шипастым хвостом и когтями деревянные половицы. Как глухо потрескивает и поскрипывает корпус стоящего на якоре фрегата и как шумит ночной прибой за бортом. Вслушиваясь в этот мелодичный контрапункт, чародейка не заметила, как погрузилась в спокойный и ровный сон, преисполненный мутными, неразборчивыми сновидениями.

* * *

Утро выдалось ненастным, холодным и ветреным, не предвещающим ничего хорошего для работ в порту. Небо насуплено хмурилось, запеленатое в плотное покрывало серых туч, бушующее Коралловое море штурмовало пенящимися волнами высокий каменный мол, сковывающий портовую часть Ветропика, и стоящие на рейде баркасы под флагами Камнекняжества. Ветер с надсадным скрипом раскачивал грузы на лебёдках кранов, словно маятники в часах, играл, как на струнах, снастями такелажей, трепал спущенные паруса и флаги, срывал шляпы с голов людей и глухо завывал в проходах между высокими контейнерами.

Ремонтные работы на «Чёрном олеандре» были прекращены во избежание несчастных случаев и чрезвычайных происшествий. Сьялтис лишь приказал снабдить стеньги мачт молниеотводами и накрыть бочки с порохом на верхней палубе кусками брезента, чтобы ливень не подмочил. Матросы взялись конопатить четыре спасательных баркаса, мерно покачивающихся за бортами на лебёдках шлюпбалок.

После оплаты аренды доков и таможенных издержек отстаивался в порту и эльфийский торговый караван, он намеревался переждать бурю в доках со своим кортежем. Ветропиковый порт и Нищий район заметно заполнились эльфами разных мастей, рыщущими по рынкам и лавочкам в поисках различных товаров и выгодных сделок. Поскольку начальник порта запретил вмешиваться в природные условия «дьявольской» магией, судовые чародеи и шаманы маялись без дела, наблюдая за картиной зарождающегося шторма.

На ступенях причала, свесив ноги в мутную и зелёную, как раствор купороса, воду, расположились полуголые ребятишки со своими кустарными рыбачьими принадлежностями и ведёрками с водой. Особо смелые постоянно крутились вокруг остроухих матросов-эльфов, с важным видом расхаживающих по причалу и раздающих подзатыльники особо наглой мелкоте.

Капитан Сьялтис также пребывал на берегу, сидел, сгорбившись, на перевёрнутой пустой бочке, беззаботно болтал ногами и держал в руках изрядно потрёпанное, дрожащее на ветру письмо. И, читая его, глупо улыбался и часто поднимал глаза на небо. Внимательно наблюдающая за ним с борта фрегата Элизабет была уверена, что иллюмон в который раз перечитывает весточку от жены, проживающей в Трикрестии… Или Содружестве. Скорее всего первое: письмо было написано на красной бумаге, а такой материал был не очень распространён в эльфийских землях. От созерцания довольного капитана её оторвала подкравшаяся сзади Козочка:

— Эй, Маргарита!

— А, чёрт! — поджала хвост удрализка. — Чего тебе?

Дриада неторопливо зашла с правого бока и облокотилась о фальшборт.

— Я тут подумала и решила пойти в городскую баню вместе с тобой, — выложила она свои планы.

— С чего вдруг такая охота? Если волнуешься за меня или Аврору, то не стоит: сегодня я не планировала наживать приключений на свой хвост. Хватит с меня вчерашнего, до сих пор всё тело ломит, даже обезболивающий отвар не помогает. Возможно, не помогает потому, что к его созданию приложила руку Аврора.

— Что? — девочка подошла к радетельнице. — Отвар не помогает? Странно. Наверное, я добавила слишком мало шпорника. Или арники. Постоянно их путаю.

— О Боже…

— Зачем я вообще я учусь готовить отвары, декокты и мази? — спросила Аврора. — Это удел стареньких бабушек-травниц и начинающих алхимиков! Я чародейка, я могу лечить себя и других магией!

— Молчи уж, чародейка.

Дриада чуть слышно фыркнула и продолжила:

— Дело не в тебе, не в Авроре, не в Форсунке, а во мне. Мне надо привыкать к жизни вне родового леса и не корчить из себя забитую испуганную овечку, что отбилась от гурта и теперь бестолково мается по окрестностям, боясь собственной тени. Я знала на что шла, когда покидала Зачарованные Пущи под прощальные трели флейт сестёр и их всхлипывания. В моих руках находится судьба всех имперских дриад, можешь себе представить? Угнетённых и страдающих в своих лесах-резервациях наших с тобой сестёр. Василиса, серафим, их инспираторы, лизоблюды и креатуры не должны застать меня врасплох и обезоружить своими коварными фортелями и подстрекательствами, поэтому я решила привыкать к общению с людьми прямо с сегодня. Люди очень коварные и подлые создания, но им меня не обуть на четыре ноги, — с улыбкой подмигнула удрализке древодева.

— Вот как? Хорошо, вот только я планировала снять баню только для меня, Авроры и Форсунки. Мы, напротив, хотели бы побыть подальше от других людей и их излишнего внимания.

— Нестрашно, Марго, общение с тобой и Авророй мне очень приятно. Тогда я после бани немного поброжу по Ветропику и пообщаюсь с его жителями, всё равно Сьялтис намерен задержаться здесь ещё на день, говорит, что на море будет бушевать буря почище той, что застала нас позапрошлой ночью. И верно, погодка-то не ахти какая собирается. Но всё равно… Здесь, на море, очень красиво. Никогда не видела столько воды. Только представь, что она скрывает в себе: целые города и империи мерфолков, совершенно иные организмы, собственные луга, поля, пастбища и леса из кораллов, водорослей и актиний. Это ли не самое настоящее чудо, Марго? Никогда не понимала мать, несмотря на моё безграничное уважение к её мудрости. Не понимала искренне, почему она запрещает дриадам покидать родовой лес и изучать окружающий их необъятный мир. Сколько всего дриады могли почерпнуть, сколько повидать, сколькому научиться, всего лишь выйдя за пределы Зачарованных Пущ, а они вынуждены проживать долгие жизни в этом крохотном лесе на границе Содружества.

— Элиан намного мудрее, чем ты думаешь, Шай’Зу. Мир за пределами родового леса на самом деле до краёв наполнен несправедливостью, злом, чумой и смертью, и лишь полная изолированность от него помогает немногочисленным дриадам выживать и оставаться такими, какими нас всех когда-то создала Матерь-Природа. Со временем ты избавишься от розового флёра на глазах, и тогда Сикец предстанет перед тобой во всей своей «красе», — удрализка пальцами изобразила кавычки и глубоко вздохнула. — Я говорю это, потому что уже пережила подобный период. В Сикце Добро не только не уравновешивает Зло, но чаще всего оказывается в меньшинстве.

— Значит, нужно встать на чашу вместе с Добром и попытаться перевесить Зло, не так ли?

— Очевидная истина, Виолетта, но есть серьёзная проблема: в силу своего нежелания вникать в суть чаще всего мы даже не догадываемся, на какой чаше находится Зло, а на какой Добро, и в большинстве случаев занимаем совершено иную сторону, противоречащую нашим планам, нашему мировоззрению; а потом, когда Зло, к которому мы примкнули, происходит, с горечью раскаиваемся и рвём на голове волосы. Мы ошибаемся, и лишь за счёт наших ошибок Зло до сих пор перевешивает Добро… Однажды, когда мне было шестнадцать лет и вот уже как год я бродила по Сикцу, я очутилась в Трикрестии. Приковыляла в крошечный выселок, где обустроились коротыши, миролюбивые и беззащитные низкорослики, живущие парой огородов и рыболовством. Староста пожаловался мне, что в глубине ближайшего леса живёт колдунья и насылает на них порчи и сглазы, устраивает нашествия диких кроликов на огороды и распугивает рыбу в озере, в общем, всячески мешает нормально жить и работать. Жители, все как один, твердили о ведьме, и я, как самая последняя дура, согласилась прикончить тварь и вернуть в выселок покой и мир. Просто пошла в лес, позондировала его, нашла и спалила её землянку, поросшую волчьими кустами и паслёном. Вместе с ведьмой. Я харкалась хлопьями пены от неистовства и жажды разделаться со Злом. Когда землянка занялась жарким пламенем, ведьма выскочила наружу. Волосы её полыхали, как самый яркий факел, кожа, не успевшая сгореть, покрылась жёлтыми волдырями. Огонь-то был магическим, горел жарко и жёг беспощадно. Я догнала убегающую ведьму и между нами завязалась драка. Я победила: обезглавила её, потом тело сбросила в трясину, на корм вурдалакам, а голову насадила на ветку. Никому не пожелаю такой победы.

— М-м, кажется, догадываюсь, что было потом, — задумчиво промычала дриада, сверля Элизабет блестящими сапфировыми глазами.

— Ты очень догадлива, впрочем, как и всегда. Потом я вернулась обратно к полуросликам, упиваясь радостью и ощущением справедливости, и с ужасом увидела, что меня обманули: староста хутора оказался доппельгенгером, маскирующимся под личиной коротыша, на него вела охоту та самая ведьма. Ведьма, которая на самом деле оказалась охотницей за нечистью, членом Белой Гильдии — предтечей Ордена Инквизиции, что подкарауливала в здешних землях некоего демона-двойника уже два месяца. Остальные жители деревни тоже слишком поздно поняли, как их жестоко обманывали. Со смертью охотницы доппель решил, что подстерегающая его месяцами опасность миновала, и поэтому задумал напоследок порезвиться и уйти восвояси, никем не преследуемый и не разыскиваемый. Половину из жителей хутора монстр успел убить, прежде чем я раздавила его сброшенным с выступа огромным валуном, другая половина разбежалась по окрестностям. Зализывала раны после той битвы с месяц, но до сих пор не зализала главную, ту, что в душе. Я совершила непростительную ошибку и до сих пор замаливаю за неё грехи и прошу прощения… У охотницы. Но прощенья её никогда мне не видать, какой бы великодушной она ни была при жизни. Я послужила в угоду Злу, сама того не ведая. Это был слишком жестокий жизненный урок для меня, наивной и простодушной дуры, желающей всем добра и счастья. Тогда я усвоила первое правило жизни вне Зачарованных Пущ: Добро на самом деле может оказаться Злом, а Зло — Добром. Я так и не узнала, кем была убитая мною инквизиторша, но её кровь до конца жизни останется на моих руках, — чародейка тряхнула кистями и сжала кулаки. — Дриадам опасно покидать свои леса и бродить по Сикцу. Дриады слишком наивны и добры — именно такие и становятся на чашу Зла, потому что Зло коварно и изменчиво, как суккуб. Чтобы противостоять Злу, надо быть такими же коварными и лукавыми суккубами.

— Но разве в этом случае мы смеем именоваться частью Добра? Добро должно быть чистым и непорочным, — нахмурилась древодева. — Впуская в себя пороки и грехи, мы…

— Мы изучаем Зло, чтобы противостоять ему, — закончила Элизабет. — Каждому из нас в жизни суждено сделать много Зла, а потому, чтобы его перевесить, необходимо делать Добро, неважно, какое, главное, чтобы оно приносило пользу тебе и окружающим и работало во благо. Совершённого не изменить, но его можно перекрыть, затереть, искупить свои грехи не молитвой, а делом. Таков Сикец за пределами Зачарованных Пущ, Виолетта. И этот порядок действует уже очень давно. Ты говорила, что знала, на что себя обрекала. Нет, ничего ты не знала. Но сейчас, надеюсь, ты кое-что поняла. Твой дальнейший выбор — вкусить плоды Зла и понять, готова ли ты бороться с Ним или с радостью примкнёшь к Нему.

— Что бы ни случилось, — Шай’Зу заглянула во влажные глаза Элизабет, — что бы ни произошло, я никогда не стану на сторону Зла. Ты веришь мне? Посмотри мне в глаза и ответь. Пожалуйста, поверь мне, я действительно… Действительно…

— Я верю тебе, Шай’Зу, верю… Всё, хватит. Заболтались мы тут, идём, у меня уже всё тело зудит. Аврора!

— Да, да. Мне очень жаль, что доппель…

— Мне тоже.

* * *

Замешкавшаяся Аврора примкнула последней к Морэй, Шай’Зу и Форсунке, догнала их близ кирпичных пакгаузов. Здесь детей было предостаточно, они щебечущей стайкой бегали под ногами рабочих, выслушивали оскорбления и ругательства и громко смеялись над их неуклюжестью и жалкими попытками поймать и проучить. Иногда какому-нибудь пронырливому мальцу удавалось стащить из проезжающего мимо крытого фургона круг сыра, арбуз или вяленый мамонтовый хобот, и тогда самый старший из гурьбы, отмеченный многочисленными шрамами на коленках и локтях, делил добычу между всеми, оставляя, естественно, самый большой кусок себе. После этого мальчишки и девчонки рассаживались в каком-нибудь закутке и принимались уплетать лакомства, ненадолго оставляя рабочих в покое. Редко сами рабочие подкармливали детей, чтобы только те хоть на пару минут угомонились, но чаще угощали ударами плетей, тумаками, подзатыльниками и пинками под зад — это, как правило, было продуктивнее и не требовало добавки.

Один рябоватый белобрысый мальчишка в коротких штанах и рваной рубашонке нараспашку пристал к Элизабет.

— Тётя чародей, покажите фокус! — канючил малец, глухо стуча мокрыми голыми пятками по мокрым камням причала.

— Отвали, сопляк, мне некогда!

— Ну покажите, чего вам стоит!

— Сказала же: «Отвали»!

— Не отвалю! Вы судовой чародей, я знаю, вы умеете зазывать бури и грозы, спускать с неба молнии и накатывать волны! Ну пожалуйста!

Развернувшись, эльфийка одарила приставучего мальчишку критическим взглядом и сказала с необычайно деланым дружелюбием:

— Хочешь чародейских фокусов, пацан? Хорошо. Могу показать парочку, но зритель в единственном лице глубоко оскорбляет мою ранимую творческую натуру. Вот приведёшь хотя бы десяток таких же сопляков, как ты, тогда бесплатно покажу и молнии, и бурю, и летучие корабли! Понял меня? Считать до десяти хоть умеешь, горе горемычное?

— А то, я мигом! — мальчик кинулся бежать обратно на причал, где отдыхали и ловили рыбу его сверстники.

— Идём в город, живо!

— Марго… — протянула Козочка.

— Что? — невинно захлопала ресницами эльфийка, утаскивая за собой слабо сопротивляющуюся Аврору. — Хочешь развлекать их — вперёд, а я пас!

— Почему нельзя было отказать? Зачем было обманывать мальчика? Эх, Марго-Марго. Дриады не лгут другим, внушая липовую надежду, это страшный грех.

— Я отыщу тебя через месяц-другой, Виолетта, и перескажу эту фразу, — нахально улыбнулась Элизабет, — посмотрим, какая у тебя будет реакция.

Козочка недовольно поджала губы, но предпочла промолчать.

* * *

В частые минуты, когда Элизабет без лишней смущённости обнажалась перед своей ученицей, чтобы переодеться, искупаться в ванной или нанести на кожу крема и лосьоны, Аврора исподтишка любовалась её формами и считала их для себя недостижимым идеалом. Дриадская природа и благословение Матери-Природы подарили эльфийке-полукровке изумительные формы, прекрасные зелёные глаза и роскошные огненные волосы. Девочка полагала, что ни у кого во всём Сикце нет такого прекрасного стана, как у её учительницы. Элизабет, почитывая щекотливые мысли адептки, лишь снисходительно улыбалась и говорила, что её фигура весьма и весьма далека от идеала, который представляет себе Аврора. Аврора, хоть и всецело доверяющая своей радетельнице, относилась к этим словам скептически.

Пришедшая из Зачарованных Пущ Козочка поначалу вызвала смешанные чувства у Авроры. Девочка действительно плохо ведала, по каким критериям можно было бы оценивать такую специфическую красоту, в которую тесно и столь явственно вплелась животная составляющая. В юдолище Блаттион, во время привалов, когда Мивка отдыхал с дороги и набирался сил, Шай’Зу от вида необъятных просторов и чувства полной свободы впадала в восторженно-возбуждённое исступление и принималась со смехом и визгами носиться по утопающим в вересках полям, вставать на дыбы, взбрыкивать ножками, прыгать и демонстрировать такие аллюры и трюки, которым бы позавидовали лучшие скакуны и цирковые лошади Сикца: иноходь, галоп, галоп на месте, пассаж, левада, балансе, курбет, лансада, пиаффе — не только Аврора, но и даже Элизабет дивилась способностям и знаниям Виолетты. Дриада была легка, изящна и грациозна, как пугливая серна, её мощные мышцы во время ристания ходуном ходили под липкой от пота шкурой, а движения длинных стройных ног в зависимости от желания способной хозяйки были мягкими и плавными, отрывистыми и жёсткими, спокойными и чёткими. Она была прекрасной и сильной, каждым своим движением в безмолвии требовала, чтобы ею восхищались. И Аврора восхищалась, искренне и очень бурно. И даже один раз пожалела, что не родилась дриадой.

И вот в парилке городской бани Ветропика Аврора увидела нагую Форсунку, на первый взгляд грубую, невоспитанную, весьма заурядную и совсем непривлекательную рыбницу с военного корабля, и к своему величайшему удивлению вынуждена была признать, что Форсунка, несмотря на нелепый выбор в одежде и не менее нелепую причёску, обладала сногсшибательной фигурой, которую не могли испортить ни россыпи костяных наростов на крутых бёдрах и крепких плечах, ни серо-зелёные соски и практически «нулевая» грудь, ни перепонки между длинными когтистыми пальцами, ни длинный хвост, утыканный шипами. Напротив, на теле рыбницы всё это смотрелось очень гармонично, прямо-таки идеально. А распустив и как следует вымыв коротко стриженные волосы, Форсунка стала как две капли воды похожа на мраморных обнажённых наяд, которым до сих пор поклонялись жрецы многих культов по всему Сикцу как идеалам женской красоты. Правда, вряд ли мифические наяды носили на лопатках иссиня-карминовую, словно выведенную венозной кровью татуировку в виде скрещённых разводных гаечных ключей, заключённых в шестерню. Форсунка говорила, что это профессиональное клеймо некой неофициальной организации механиков-мотористов, а ещё призналась, что она отлично разбирается в самых разных механизмах, будь то электрическая зажигалка или дизельный двигатель шагохода «Витязь-3М».

— Прекрати уже, ради Эмельтэ, пялиться на меня, маленькая развратница, — с деланой суровостью молвила рыбница, когда ощущала на себе слишком долгий взгляд Авроры. На самом деле Форсунка была очень польщена тем, что её тело вызывает такой интерес у девчушки, но она старалась это скрыть под строгими минами и недовольными комментариями.

— Прости, — в который раз Аврора становилась пунцовой и переключалась на своё отражение в воде, пахнущей хвоей.

Форсунка, сидя на краю бассейна, баламутила ногами воду и натирала грубую кожу густой жидкостью, выдавливаемой из прихваченного с пароходофрегата кожаного тюбика. Аврора даже не догадывалась, что это за косметика и из чего она приготовлена, но когда рыбница смывала прозрачный слой крема, её роговые щитки, составляющие наружный кожный покров, оказывалась настолько отполированными, что в них можно было смотреться как в зеркало.

Форсунка, Аврора, Шай’Зу и Элизабет уже несколько часов безвылазно сидели в бане, обустроенной в просторном подвальном помещении под гостиницей, и коротали время за сплетнями, спорами и разговорами на самые разные темы. Рыбница болтала про мерфолков и их жестокость и алчность, про жестокость и алчность людей, про море и его обитателей; Шай’Зу говорила редко, в основном, когда тема общей беседы уходила в сторону природы и несправедливого отношения к ней многими расами; а Элизабет постоянно твердила, что «раньше было лучше — и небо голубее, и трава зеленее». Аврора молчала, поглощённая уходом за своими волосами по наставлениям радетельницы: мыла их с целебным шампунем, расчёсывала зачарованным гребешком и ножницами избавлялась от лишних прядок.

Козочка после первого посещения парилки и близкого знакомства с берёзовыми вениками и горячим паром пообещала самой себе никогда больше туда не возвращаться, и в основном пребывала в бассейне, расслаблялась в прохладной воде с благовониями. Плавала она хуже топора, но, к счастью, до этого дело не доходило: её копыта запросто доставали до дна, при этом вода плескалась на уровне ключиц. В очередной раз выкарабкавшись из бассейна, дриада легла прямо на скользкие керамические плиты, окатилась чистой прохладной водой из ушата и стала выжимать длинные волосы.

Элизабет лежала на деревянном лежаке рядом со столиком, на котором стояли открытая бутылка со сладким вином в ивовой оплётке и три бокала, игралась с хвостом и вытирала влажными салфетками потевшее лицо. Отдав владельцу бани из своего кармана несколько негранёных изумрудов и рубинов, чародейка забрала бассейн и парилку в свой личное пользование на шесть часов. Она полагала, что этого времени вполне хватит, чтобы отдохнуть, вымыться и поближе познакомиться с рыбницей, но в случае нужды готова была заплатить сверх нормы.

Аврора встала на парапет, сбросила с худого тела махровое полотенце и неуклюже плюхнулась в воду, забила руками по воде, стала фыркать и кашлять. Козочка недовольно цокнула языком и закрыла лицо рукой, чтобы спастись от брызг.

— Да уж, малявка, — хохотнула Форсунка, ровняя пилочкой когти на руках, — с твоей грацией может поспорить разве что умственно отсталый тюлень, поражённый параличом.

Аврора протёрла глаза и недовольно взглянула на рыбницу. Та, подровняв коготь на мизинце, отложила пилочку, спрыгнула в бассейн, мягко, быстро и без единого плеска ушла под воду. Девочка почувствовала колыхание водной массы вокруг себя, увидела под зеленоватой хвойной плёнкой, затягивающей поверхность воды, вытянутое размытое пятно, с удивительной ловкостью и быстротой плавающее вокруг неё. Рыбница, сделав два круга, неслышно вынырнула позади девочки и схватила её за талию. Аврора вскрикнула.

— Не пищи, топить не собираюсь. Вижу, на воде ты держаться можешь вполне сносно, — выдохнула Форсунка, сжимая её, как тростинку. — Плавать умеешь? Или только за течением перемещаться, а, ха-ха?

— Умею я плавать, — буркнула Аврора, выплёвывая изо рта мокрые пшеничные волосы и выуживая их из ушей. — С детства каждый день в море плавала, любого мальчишку могла обогнать, заплывала даже за Клык Виверны, а там, между прочим, глубина в две сажени!

— Хвалю, если не привираешь.

— Не привираю я!

Аврора высвободилась из слишком тесных объятий рыбницы и отплыла от неё на некоторое расстояние. Форсунка снова исчезла под водой, проплыла пару кругов и вынырнула перед девочкой.

— Ай!

— Ха-ха-ха! — грубо рассмеялась розововолосая ящеровидка, хватая Аврору за нос. — Ой, смешная ты, малявка, без улыбки на тебя не глянешь!

Хозяйничающая на её теле нагловатая рыбница заставила Аврору вскипеть от возмущения. Отбросив смущение и хорошие манеры, девочка стукнула Форсунку по кистям и, ударив ладонью по воде, обдала рыбницу брызгами. Форсунка, обнажив мелкие ровные зубы, расхохоталась ещё сильнее, обхватила девочку за плечи и, прижав к себе, с головой окунулась в воду. От неожиданности Аврора едва не захлебнулась и сильнее прижалась к груди ящеровидки.

— Форсунка, что ты как маленькая? — укоризненно промолвила Элизабет, когда рыбница вынырнула из воды в туче мутно-салатовых брызг вместе с кашляющей и фыркающей Авророй. Та, получив свободу, доплыла до парапета, подтянулась и в изнеможении упала на плиты. — Как ты, крошка?

— Нр… Нрамальна! — застонала Аврора, переворачиваясь на спину и жмурясь от яркого света плавающих под потолком магических сфер. — Кха-кха, ой!

Рядом с ней плюхнулась Форсунка. Её начищенная тёмно-зелёная чешуя отсвечивала и нестерпимо слепила глаза.

— Крошка, будь паинькой, накинь полотенце и сбегай наверх, возьми ещё вина, только не вздумай его пить, иначе всыплю по первое число, — попросила серокожка, делая последний глоток из бокала.

— Ты и так выжрала целую бутылку, куда тебе ещё? — негодующе проворчала рыбница.

— Отстань, Форсунка, у меня в теле ломит каждая косточка, а вино — самый лучший целебный эликсир, который только придумал Сикец. Иди, крошка.

Аврора, замотавшись в кусок влажной махровой ткани, покинула баню.

По дороге в ресторацию, в антре гостиницы, она увидела её пожилого хозяина, которому Элизабет платила драгоценностями и который вёл очень эмоциональную беседу с тремя до боли знакомыми типами, облачёнными в серые рясы с капюшонами и поясами. Спрятавшись за керамическое кашпо, девочка стала подслушивать их разговор.

— Нам известно, что рыбница и ведьма в данный момент находятся здесь! — кричал раскрасневшийся седовласый толстяк, тот самый, в которого вчера швырнула кувшином Форсунка. Его толстая верхняя губа была рассечена, а левый глаз красовался плохо заживлённым фингалом. Нетрудно было догадаться, о ком он со столь яркой эмоциональностью расспрашивал у бледного, как снег, хозяина. — Рыбница обвиняется в покушении на жреца из храма Марсория, а ведьма в богохульстве и использовании чёрной магии! И ты, аспид, сейчас скрываешь у себя их обеих.

— Не укрываю я никого, — с плохо скрываемой дрожью в голосе мямлил старик, теребя в руках краешек рубахи, — просто стараюсь не нарушать покой клиентов…

Второй жрец без лишних слов замахнулся посохом и хрустальным сферическим навершием ударил хозяина гостиницы по выпяченному животу. Тот охнул от резкой волны боли, пошатнулся, готовый рухнуть на пол, но стоящая позади служанка вовремя спохватилась и поддержала осевшего на зад старика, метнув в сторону священнослужителей полный концентрированной ненависти взгляд.

— Проваливайте из гостиницы, изверги, — прошипела чернявая девушка сквозь стиснутые зубы. — Убирайтесь, или я позову охрану. Они наёмники, беспринципные и вечно жаждущие драки, и им плевать, под каким божком вы, навозные жуки, ползаете. Мигом вас скрутят в бараний рог.

— Так-так, какие крамольные речи рождают уста такой прекрасной девы, — елейно осклабился монах с подбитым глазом. — Я чувствую зарождающуюся в этом месте haeresis, которую необходимо выжечь с корнем. Мы уйдём, госпожа, но очень скоро вернёмся, и не одни, а в сопровождении инквизиторов, которые, к слову, ещё более беспринципные и жаждущие драки, чем ваши так называемые «наёмники». Даю вам последний шанс выдать ведьму и рыбницу и тогда, быть может, я забуду о нашем вынужденном диалоге…

Дальше слушать было без надобности. Аврора, пятясь и поддерживая спадающее полотенце, незаметно покинула вестибюль и просочилась обратно в баню, где Элизабет, стоя на коленях, водила руками над бассейном.

— Я тебе в сотый раз говорю, — твердила стоящая рядом Форсунка, — что нельзя воду превратить в вино, это невозможно, никакая магия на такое не способна! Да даже пресловутый серафим Теремирей так не умеет, а ты-то куда лезешь?

— Погоди, глупышка, — с самодовольной улыбкой бормотала серокожка, — сейчас всё будет, ты только не отвлекай меня! И-и-и… Вот, пожалуйста!

— Тю! — рыбница обмакнула в странно побагровевшую воду бассейна палец и облизала его. — А на вкус как говно!

— Н-да? И много ты говна пробовала на своём веку?

— Достаточно, ведь я ела то, что ты готовишь!

Козочка прыснула от смеха, её грудь потешно заколыхалась, искрясь капельками воды.

— А, да ну вас всех в жопу! — эльфийка ударила по воде хвостом и обрызгала лицо. Проведя языком по верхней губе, она глубокомысленно изрекла: — Хм, а вкус и вправду отвратительный. Что же это я наколдовала? Уж не…

— Эй, эй! — Аврора едва не поскользнулась, но кое-как удержалась, схватившись за эрегированный фаллос каменной скульптуры. — Там! Там пришли храмовники, они ищут тебя и Форсунку! Ой, сейчас сюда спустятся! Они хотят вас схватить и… И… Сжечь на костре!

— Ну всё, кончилась банька! — с горечью в голосе застонала удрализка. — Эх, не могли, что ли, поискать нас ещё пару часиков. Чёртовы фанатики, никакого покоя от них.

— Наконец-то я закончу начатое, — Форсунка хрустнула пальцами и шеей. — Эти плешивые выродки слишком долго испытывали моё терпение, а оно у меня небезграничное. Сейчас я поднимусь и выпущу им кишки.

— Давайте только без радикальных мер, договорились? Оставайтесь здесь, я всё улажу, — вдруг подала голос Козочка и, покрыв груди полотенцем и прихватив из сумки волшебное зеркальце, удалилась наверх.

Элизабет обратила действие последнего заклинания вспять, вернув прохладную, пахнущую хвоей воду обратно в бассейн, и разлеглась на лежаке, стала пялиться в мозаичный блёклый потолок и задумчиво покусывать ноготь на указательном пальце. Рыбница заняла лежак по соседству. Аврора, заметив, что сжимает в руке мраморное мужское достоинство, брезгливо отстранилась и на всякий случай вымыла руку в бассейне.

— Может, хоть приоденемся? — тихо спросила Аврора. — Вдруг жрецы спустятся и увидят нас голыми.

— Жрецы никогда не дотронутся до голой женщины без её разрешения, — улыбнулась удрализка. — Пускай арестовывают нас силой мысли, я бы хотела на это посмотреть. А если серьёзно, то Шай’Зу вразумит понтификов, скажет, что мы чисты и невинны, как скромные и набожные послушницы. Вот увидишь. Порой она бывает очень убедительной. Впрочем, чего это я перед тобой распыляюсь, ты ведь знаешь об этом не понаслышке, хе-хе.

Аврора сделала вид, будто пропустила последнюю фразу мимо ушей. Плескаться в бассейне и париться в парилке ей вдруг расхотелось: вода стала нестерпимо холодной и грязной, пар нестерпимо горяч, а температура нестерпимо высокой. Девочка не могла отделаться от переживания насчёт ушедшей Виолетты. Кто знает, как на неё отреагируют храмовники? От их печально известного самомнения и безграничной жестокости всего можно было ожидать. Они могли разглядеть в дриаде демона, лишь взглянув на её рога или рыжие волосы. Могли приказать страже схватить её или своими силами забить палками и посохами, а ведь Козочка оставила свой лук здесь, вместе с попоной и колчаном. Да и вряд ли ей хватило бы прозорливости и силы духа загипнотизировать жрецов, пользующихся благословением Марсория. Нет, нет, и всё-таки Аврора сильно тревожилась по этому поводу. Она хотела было пойти наверх, но Элизабет остановила её.

Сиди, крошка, тебя там только не хватает.

Верно, не хватает! Я видела, как они разговаривали с хозяином. Эти чокнутые сумасшедшие могут покалечить или арестовать Шай’Зу, а мы в это время будем торчать здесь!

Сядь, пожалуйста, Шай’Зу не нуждается в данный момент в твоей заботе. Сядь!

Аврора вздохнула. И села.

И, кстати, где вино, что ты должна была принести?

Аврора вздохнула ещё громче, погрузила лицо в сморщенные от воды ладони.

Козочка вернулась спустя десяток минут с улыбкой до ушей.

— Не понимаю, почему этих, как вы говорите, храмовников не любят в городе. Милейшие люди, очень обходительны и вежливы, а уж на какие извинения способны — заслушиваешься!

— Гипноз? — лениво предположила эльфийка. — Иллюзия? Месмеризм?

— Не угадала, — отрицательно качнула головой дриада. — Правда. Голая, прозаическая и банальная правда, но преподнесённая с нужной стороны. Я прибегаю к гипнозу только в экстренных случаях. Этот случай далеко не экстренный. Больше ни к тебе, ни к Форсунке храм Марсория претензий предъявлять не будет, ты официально признана белым магом, а Форсунка типичной деревенской дурочкой, на которую грех надувать губы.

— Ну и ладно, — фыркнула рыбница, — главное, что фанатики отвалили, а там нехай думают обо мне что хотят. Знаете, мне уже надоело тут сидеть, давайте закругляться. Готова поспорить, что большая часть гостиницы ненавидит нас за то, что мы торчим в бане сам-четверт уже шестой час и никого не пускаем.

— Как время быстро летит, — вздохнула Козочка, надевая лиственную куртку на голое тело. — Я ведь ещё планировала пошататься по городу, поболтать с людьми. Верно, пора сворачивать удочки, как любят говорить дриады в моём лесу. Марго?

— Да, да, я уже одеваюсь… Шай’Зу, а где блуза, что я тебе подарила?

— Марго, спасибо, конечно, за заботу, но больше не презентуй мне одежду, которой сама пользуешься, — вместо ответа посоветовала дриада. — Или грудь отрасти, а потом предлагай.

— Увеличить грудь для умелой чародейки — пара пустяков, чаще всего баронессы, княжны, принцессы, дюшесы и дворянки, которых Матерь-Природа обделила большими размерами, пользуются подобными услугами. Увеличение груди — самый популярный заказ у зажиточных барышень. Но себе я ни-ни: табу такое! Меня устраивает и мой природный второй размер. Кстати, Шай’Зу, а у тебя грудь натуральная?

— Натуральная! — с неким возмущением промолвила дриада. — И от неё, если хотите знать, сплошные проблемы, особенно во время галопа!

— Да? Может, махнёмся сиськами? — вдруг предложила Форсунка, а затем, сделав ладони лодочкой, поднесла их к плоским грудям и зазывно пошевелила пальцами. Виолетта угрюмо промолчала.

Она зашнуровала куртку, одёрнула её, смахнула пылинки и невесть откуда взявшиеся гусиные перья. Аврора помогла Козочке накинуть попону и приторочить сайдак с сумами, после потуже затянула подпругу и перевязала пясти новым бандажом.

— Силёнок тебе не занимать, как я посмотрю, хотя на вид достаточно щупленькая, — удовлетворённо хмыкнула кентаврица, делая пробные шаги. — Недурно. Чувствуется некий опыт работы с лошадьми.

— Я ухаживала за лошадьми, — призналась девочка. — Своих лошадей у нас в семье отродясь не было, но я немного подрабатывала помощницей конюха Михея в городских конюшнях. Он заставлял меня убирать навоз, вычищать денники, менять воду в корытах. Михей называл это «испытательным сроком». Потом доверил ухаживать за лошадьми, я их чистила, купала, расчёсывала, помогала менять подковы, а Михей рассказывал, как седлать и стреноживать лошадей, как ими управлять, чем отличается трензельная узда от мундштучной, а дамское седло от пардаккарского. Лошадей было не так много, но после работ в конюшне я валилась с ног от усталости. Я кое-чему успела научиться, прежде чем…

— Хватит, Аврора, — перебила ученицу Элизабет.

— …Прежде чем Михей умер и конюшни оказались совсем заброшенными, — закончила девочка и искоса взглянула на удрализку. — Он был уже стареньким, как и многие лошадёнки. После прошлогодних обжинок я вернулась в конюшню, а Михей сидит на скамеечке, прислонившись спиной к стенке, и смотрит куда-то далеко, на небо, на звёзды. Я даже не сразу поняла, что он умер. Грустно было, когда после похорон конюха всех лошадей забили, а конюшню снесли. Совсем в Усоньке лошади перевелись с тех пор, одни ослики да волы остались. И несколько паровых экипажей. Пришлось искать другую работу.

— Верно, весёлого мало, — согласилась Козочка. — Но умение разбираться в лошадях никогда лишним не бывает. Не знаю, что у вас на уме, но я сейчас возвращусь на корабль, перекушу, отдохну и отправлюсь обратно в город.

— Будь осторожна, Шай’Зу, — предупредила Элизабет эльфийка, — бродить в городе небезопасно, особенно тебе. Хочешь, я составлю тебе компанию?

— Как хочешь. С тобой мне действительно будет куда спокойнее.

— А мне надо заскочить к Ольхтанду, — буркнула Форсунка, развешивая на куртке черепашьи панцири, рыбьи скелеты, ракушки и иные морские аксессуары. — Забыла у этого черта вчера свой абордажный топор. Казённое имущество, между прочим, Сьялтис пригрозил, что, если не верну служебное оружие, вычтет его стоимость из моей зарплаты в этом месяце, а у меня там и так сущие гроши из-за различных штрафов. Как меня тошнит от этого четырёхрукого, но безмозглого эльфа… А ведь ещё в адмиралы метит!

 

Морские деликатесы

Едва покинув территорию постоялого двора, чародейки, дриада и рыбница узнали свежие новости, будоражащие умы горожан: главостраж Ольхтанд уже заканчивал последние приготовления к публичной казни двух гномов-торговцев, оплативших убийства более чем полсотни мерфолков с целью раздобыть их органы, чешую и части тела и, что более важно, дискредитировать людей и окончательно разжечь костёр конфликта между ними и алыми мерфолками. Подслушивая разговоры людей, любопытная Форсунка узнала, что посмотреть на казнь пришло, вернее, приползло и несколько алых змеехвосток, в числе которых какая-то важная шишка, едва ли не патриций.

— Эй, айда на майдан, поглядим, как гномов в расход пустят! — предложила Форсунка. — Всегда приятно видеть, как Зло получает по заслугам, нехай и от другого Зла.

* * *

Центральная площадь Ветропика, именуемая также Висельной, даже в немногочисленные праздничные дни выглядела как заброшенное деревенское кладбище, полное упырей и зомби, точнее, полное нищих, похожих на упырей и зомби: достаточно было прогуляться по коротенькой аллейке, полюбоваться жирными откормленными крысами, голыми и чёрными вязами, дубами и клёнами, разросшимися до уродливых чудовищ терновыми кустами, не забывая при этом тщательно обходить выбоины и ямы, встречающиеся на каждом шагу, чтобы хорошее настроение улетучилось прочь, оставив в душе лишь чувство безысходности и неземной тоски. Над главными воротами, откуда брала начало аллея, торчали длинные железные колья с нанизанными на них преступниками, уже превратившимися в уродливые скелеты, замотанные в полинявшие на солнце, заскорузлые от крови и дождя тряпки. Дежурившее у ворот чёрное воронье, питающееся останками казнённых, разбавляло городской гул хриплым карканьем.

Особенный шарм площади добавляли обрамляющие его здания: с одной стороны мрачный, напоминающий демоническую церковь храм Марсория, обнесённый полуразрушенной, облупившейся кирпичной стеной с ржавыми и жутко скрипящими вратами, с другой трёхэтажная ратуша, больше похожая на саркофаг, выкопанный из земли спустя тысячу лет после погребения. Над покатой крышей ратуши, привязанный к дымовой трубе, висел воздушный шар, размалёванный во все цвета радуги и выполняющий развлекательную функцию. В ясные дни он смотрелся вполне симпатично, но вот по ночам и в пасмурную погоду выглядел как вычерченный кровью грешника портал, из которого вот-вот должны были хлынуть полчища демонов Бездны. И сегодня всякий, кто обращал взор на трепыхающийся на ветру воздушный шар, невольно содрогался и спешил опустить глаза.

— Так вот она какая — человеческая цивилизация, — горько усмехнулась Шай’Зу, тоскливым взором окидывая чёрные корявые силуэты вязов, обступающие замусоренную аллею. — Люди мнят себя Творцами, но их творения не более чем уродливые эрзацы, слепленные из осколков уничтоженного мира, созданного Матерью-Природой. И в этой грязной вонючей клетке из мёртвого камня, металла и помоев люди предпочитают жить, нет, не жить — выживать. Знаю, пора мне уже прекратить обращать внимание на человеческую глупость, но с каждым днём она изумляет меня всё больше и больше. Воистину, нет предела человеческой глупости. Могут измениться очертания материков, могут развалиться самые прочные империи и королевства, могут произойти ещё сотни войн, а глупость будет жить и процветать. Ибо она бесконечна, как и само время.

— Точно-точно, — согласилась гулко шлёпающая по брусчатке босыми ногами рыбница, — люди запираются в своих проклятых городах, застраиваются высокими каменными стенами, барбаканами, башнями и вышками. И знаете, почему? А чтоб огородиться от природы — от диких зверей, гроз, дождей, снега, от драконов и гидр, но самое главное — от самих себя. Людишки всерьёз считают, что так они обеспечивают себе полную безопасность, ибо город для них — единственное место, где мужики могут спокойно пахать, бабы спокойно рожать, а спиногрызы спокойно расти.

— А меж тем в тесных, вонючих, замусоренных городах сезонами свирепствуют убийственные эпидемии чумы, туберкулёза, оспы, холеры и других инфекционных заболеваний, уносящие жизни тысяч мужчин, женщин и детей, больше, чем нападение самого свирепого дракона или гидры, — подхватила Элизабет, сжимая руку Авроры. — Люди сами себя губят и, что самое вопиющее, не замечают этого. И глупо их в этом убеждать, ведь для них нет других авторитетов, кроме них самих.

— Тут во сто крат хуже, чем в Усоньке, — плаксиво пожаловалась Аврора. — Центральные кварталы, куда мы ходили в баню, выглядят более-менее приглядно, а это… Просто ужас какой-то. Или это я уже отвыкла к подобным пейзажам, побывав в Содружестве. Вот там… Действительно красиво. И деревья, и воздух, и дикие животные. Неужели в Трикрестии всё такое же мрачное?

— О, крошка, ты крупно ошибаешься, — мечтательно улыбнулась удрализка. — Вот увидишь столицу Трикрестии, старинную, чистую, опрятную, пребывающую в вечной торжественности, увидишь древние белоснежные храмы и церкви, дворец серафима и замок-дирижабль императрицы, потом неделю будешь ходить с круглыми глазами. Я гарантирую это. Всем вам гарантирую.

— Умеешь ты заинтриговать, — вздохнула Козочка и ударом копыта шуганула особо смелую крысу, сжимающую в лапах какую-то добычу. Крыса, на прощанье мотнув голым хвостом, юркнула в сточную канаву и пропала.

Венцом общей картины унылости и тлена служил прогнивший насквозь эшафот, на досках и брёвнах которого вечными пятнами засохла кровь и рвота многочисленных преступников. На фоне грязно-серой колокольни храма чернела П-образная шибеница на две персоны. Палач заканчивал возиться со второй петлёй. Элизабет заметила, что прочная витая верёвка была слишком короткой, следовательно, Ольхтанд хотел, чтобы повешенные гномы умирали не от разрыва шейных позвонков, быстро и безболезненно, а от асфиксии, долго и мучительно, на радость горожанам и мерфолкам.

Мерфолков эльфийка увидела сразу, как только продралась сквозь плотную толпу зрителей поближе к эшафоту — их алая маслянистая чешуя буквально светилась на фоне тусклых и серых одежд горожан. Аврора тоже краем глаза заприметила змееногих — нагу и трёх вооружённых тритонов, судя по всему, телохранителей.

* * *

Половой диморфизм у мерфолков был весьма ярко выражен: у наг — женщин-мерфолков — присутствовали маленькие груди, присущие людским или эльфийским женщинам, но в действительности они были не молочными железами, а двумя воздушными пузырями, которые могли растягиваться и увеличиваться в размерах, запирая жизненно необходимые порции кислорода. Молочных желёз у мерфолков отродясь не было: они не являлись млекопитающими животными, как, к примеру, рыбники. Каждый сезон у мерфолков проходил нерест, результатом которого оказывались целые выводки мальков.

Тритоны же, самцы-мерфолки, выше пояса выглядели как полноценные мужчины: их воздушные мешки были весьма малы по сравнению с нагскими и заключены внутрь грудной клетки, посему растягиваться могли без деформаций мышц и кожного покрова. Тритоны, как и подобает самцам, по размерам превосходили самок, имели более грубые черты лица и два плавника на спине, больше похожих на распростёртые нетопыриные крылья, но были практически лишены природных украшений на голове, будь то гребни, щупальца, костные выросты, рога или перепончатые паруса. И у наг, и у тритонов змеиные хвосты оканчивались гетероцеркальным, то есть ассиметричным плавником. Самки могли похвастаться плавниками с пышными лопастями, где верхняя лопасть, существенно крупнее нижней, часто разрасталась в настоящее произведение искусства. Среди наг ухоженный хвостовой плавник был едва ли не самым важным показателем социального статуса: наги побогаче и поавторитетнее носились со своим плавником как с писанной торбой: регулярно полировали и чистили его, смазывали специальными бальзамами и мазями, украшали перьями, водорослями, актиниями, морскими звёздами и сушёными морскими коньками и ревностно оберегали от губительных солнечных лучей и ушлых алхимиков, для которых мерфолкский плавник был излюбленным ингредиентом для многих зелий. А ещё от поваров, торговцев, моряков, охотников, скорняков, таксидермистов, чародеев, королей, их жён и дочерей — ото всех, кого могла заинтересовать данная часть тела. Лишиться своего хвоста для наги — значит, поставить на себе несмываемое клеймо позора, не говоря уже о получении статуса инвалида и смехотворной грошовой пенсии.

Под водой мерфолки, будучи лишёнными возможности общаться вербально, общались силой мысли, их способность переговариваться без слов посредством телепатических импульсов была уникальна и не имела магической природы. Редко кто слышал речь мерфолков, ещё меньше было тех, кто знал фонетические, синтаксические, грамматические и иные аспекты их языка. На суше жители океанов, если у них была охота поболтать с сухопутными существами, говорили на всеобщем, и их раздвоенные языки делали речь слегка шепелявой, неприятной на слух, порой неразборчивой, а потому мерфолков постоянно приходилось переспрашивать.

Если послушать легенды старых понтификов в подводных храмах, то богиня Эмельтэ после создания рыбников столкнулась с гневом других богов — Всеотца и Матери-Природы. Верховный Отец и Госпожа Природа обвинили молодую покровительницу морей в том, что её дети-рыбники настолько сильно напоминали уже живущих на Сикце людей и эльфов, что налицо были все признаки плагиата, если бы такое слово существовало в ту далёкую Эру. Возмущённая облыжными поклёпами, Эмельтэ задумала сотворить совершенно новую форму разумной жизни и сделать её доминирующей в поистине бездонных океанах Сикца. Тридцать дней и тридцать ночей вечно молодая и вечно прекрасная Морская Владычица, оправдывая статус Творца, создавала образ будущих мерфолков.

Уже через полвека, в середине Нулевой Эры, численность мерфолков перешла за отметку в десять тысяч и в водах тёплого Икверого моря возник крупный город Ниаванаадалаг, в будущем ставший столицей подводной империи.

* * *

Нага, скрестив руки на непокрытой сдутой груди, наблюдала за неуклюжим палачом, её толстый длинный хвост, свёрнутый в два кольца, подрагивал, топорщился овальными, блестящими от жира чешуйками. Маленькую, гордо посаженную на тонкой вые голову венчало два серповидных, загнутых дугой гребня, похожих на рога. На вид наге было лет сорок, особенно её возраст выдавали перья, растущие на предплечьях и на месте ушных раковин, — тёмно-багровые, изрядно потемневшие от солёной воды Кораллового моря.

Стоящие позади треугольником тритоны выглядели гораздо старше, несли на себе рифлёные доспехи, выточенные из кораллов, коими было богато одноимённое море. Кораллы для своих нужд мерфолки чаще всего добывали на северных атоллах, в тёплых лагунах которых располагали подводные промышленные кварталы. Помимо кораллов, змееногие использовали кожи акул, гиппокампусов, гигантских змей, усатых китов, кракенов, панцири черепах и морских дьяволов, а также уникальный материал — пинелиновую сталь, что по прочности могла конкурировать со скуу’вракским анминитом. Пинелиновую руду мерфолки добывали в подводных шахтах в самых тёмных и холодных пучинах моря. Как потом из руды выплавляли сталь и ковали различные предметы — до сих пор оставалось загадкой для многих наземных рас, ведь даже огонь чисто магического происхождения, без которого немыслимы были работы кузниц и плавилен, не мог гореть в водной среде. Мерфолки же самодовольно ухмылялись и говорили, что «их раса никогда не зависела от огненной стихии, и даже если в один прекрасный день дарованный смертным в начале Нулевой Эры божественный огонь исчезнет во всём Сикце и больше не появится, мерфолки этого даже не заметят».

Невооружённым глазом было видно, что важная нага едва не засыпала от скуки и постоянно зевала, прикрываясь перепонкой между пальцами. Если кто-то из горожан имел безрассудство приблизиться к наге хотя бы на расстояние вытянутой руки, тритоны угрожающе шипели и сильнее сжимали трёхпалыми кистями личное оружие. Все трое тритонов были вооружены замысловатыми протазанами, у которых длинное древко обвивал морской змей с точащим из раскрытой пасти остроконечным лезвием из отливавшего морской синевой пинелина. Челюсти змея выполняли роль ушек протазана и были усеяны остро заточенными клыками. Обычно стража, вооружённая подобным колющим оружием, приставлялась к действительно важным мерфолкам. Нага, если судить по помпезному хвостовому плавнику, усеянному разноцветными полупрозрачными перьями летучих рыб, и пышной сегментной юбке с ракушковым подолом, была консулом или иным высоким должностным лицом. Такие господа редко выползают на сушу, и встретиться с ними шанс очень невелик.

— Я, пожалуй, пойду на корабль, — шепнула Козочка на ухо Элизабет, — ну её, эту казнь, к тому же тут до тошноты отвратительно находиться.

— Понимаю.

— Я тоже уйду, — промолвила Аврора, — не хочу тут быть. Я лучше побуду с Шай’Зу.

— Уверена? — посмотрела на свою ученицу эльфийка.

— Уверена! — пискнула девочка и упёрлась кулачками в бока. — Я присмотрю за Шай’Зу, не бойся.

— Что ж, ступайте, а мы с Форсункой ещё немного задержимся. Нам нужно забрать у Ольхтанда её топор. Иди, крошка.

Аврора поспешила покинуть городскую площадь, чтобы, не дай боги, не встретиться взглядом с чёрными и блестящими глазами волоокой наги. Когда она в последний раз поддалась подобной гипнотизации и потеряла бдительность, то лишилась мизинца. Она помнила любимую поговорку бывалых рыбаков Усоньки: «При встрече с мерфолком отведи взгляд в сторонку». Опасно было не то что смотреть в их бесплотные, лишённые белков и радужных оболочек глаза-антрациты, но даже бросать мимолётные взгляды: вмиг увязнешь в этих глазах, как в густой смоле, и твой разум поглотит неизбывное бессилие, опасно граничащее с натуральным гипнозом. Аврора помнила и глаза Форсунки, большие, влажные, чёрные, очень похожие на глаза мерфолков, но у рыбницы они были непроницаемыми, холодными и бесстрастными, такими, в которые можно было без опаски заглядывать, чтобы иметь прямой зрительный контакт. И изредка в них разгорался добродушный игривый огонёк, особенно когда Форсунка невинно «шутила» над юной Авророй, а потом обхохатывалась над её реакцией.

— Куда ты так спешишь, девочка? — Аврора услышала позади удивлённый голос Козочки и значительно сбавила шаг. Эшафот и нага остались позади, впереди петляла полупустая городская улица, стиснутая безвкусными двухэтажными особнячками с мансардами и однотипными резными фасадами, увитыми трассами паровых труб. За ними в пасмурное небо высились серые и скучные многоэтажные кирпичные дома, ещё больше удручающие своим однообразным внешним видом.

— Не хочу, чтобы та нага смотрела мне в глаза, — несколько смущённо призналась Аврора, будто стыдилась своей фобии.

— Знаю, у тебя не самые лучшие воспоминания, связанные с мерфолками, но всё же не стоит теперь бояться их, как огня, — дриада догнала девочку и зашагала рядом. — К тому же алые наги должны благодарить тебя за поимку убийц их родичей.

— Спасибо, как-нибудь обойдусь без их благодарностей, — вздёрнула носик юная чародейка. — Хватит уже о мерфолках, пожалуйста. Посмотри вокруг — на улицах ни души. Сейчас почти все горожане запрудили центральный майдан, чтобы поглазеть на казнь. С кем ты собираешься общаться, кроме меня?

— Для начала я намеревалась отобедать и немного передохнуть на корабле, к тому времени гномов должны уже казнить, а народ разогнать. Тогда и прогуляюсь по Ветропику, но буду держаться подальше от Богатого района. Отвратительно там находиться. Отвратительнее, чем в Нищем.

— Странно, — покачала головой Аврора, — мне казалось, ты вчера по горло насытилась общением с людьми, когда они окружали тебя, тыкали пальцами, передразнивали твои фразы и смеялись над твоим произношением.

— Пускай смеются, чем больше я их слушаю, тем глубже избавляюсь от нежелательного прононса, а что касается прикосновений — это действительно неприятно, но что поделать, если вы, люди, такие любопытные? Кажется, если вы не попробуете что-то наощупь, то не поверите до конца своим глазам. Вам крупно повезло, что моя кожа не выделяет ядовитые миазмы, а прикосновения к шкуре не обращают в камень и не воспламеняют волосы. Иначе бы треть города ходила с обугленными головами, треть навеки застыла в каменных оболочках и ещё треть лежала бы замертво, а оставшиеся горожане уже подняли бы меня на вилы и рогатины.

Аврора фыркнула, закрывшись рукой. Пропустив дриаду вперёд, девочка неуклюже оседлала её, поправила ставшее неудобным платьице, и легонько стукнула пятками по бокам оленьего тела.

— Прошу прощения? — Козочка взбрыкнула задними копытами, но Аврора держалась уверенно.

— Покатай меня! Я видела, как ты скакала в юдоли Блаттион, это было здорово! — кудесница обхватила талию древодевы и положила голову ей на плечо. — Ну пожалуйста, хотя бы до порта!

— Аврора, я думала, ты уже взрослая девочка…

— Я взрослая женщина, а все взрослые женщины любят ездить верхом, ведь это так по-взрослому! Ха-ха!

— Ладно, твоя взяла. Только не лягай меня в бока и не сваливайся, договорились? Во втором случает Марго прикончит меня, а в первом — я тебя, — дриада хрустнула шеей, поочерёдно отряхнула ноги, стремительно сорвалась с места и галопом поскакала по пустой улице, выбивая частое стаккато копытами о серую брусчатку.

Аврора, придерживая одной рукой развевающиеся на ветру косы, а другой обхватив живот Шай’Зу, звонко расхохоталась, хоть бьющий в лицо ветер слезил глаза и сбивал дыхание. Немногочисленные прохожие с криками разбегались в стороны, завидев всадницу, а Шай’Зу, пробегая мимо, с воинственным кличем хлестала их хвостом. Встреченная за крутым поворотом торговка от ужаса выронила из рук корзину со спелыми яблоками. Шай’Зу, ловко переставляя ноги и не сбавляя бешеной скорости, умудрилась не раздавить ни один сочно-красный плод и поскакала дальше. Разгневанная женщина схватила катящееся мимо яблоко и швырнула его в дриаду, но не попала.

— Ай, повозка! — пискнула Аврора и, пригнувшись, спряталась за спину дриады.

Та, не сбавляя скорости, бежала прямо на медленно бредущую бестарку, заполненную зерном и накрытую куском рогожи. Тащащий бестарку ослик протяжно заржал и поджал уши, когда Шай’Зу, уже готовая с разбегу столкнуться с препятствием, в последний момент затормозила, присела и, распрямив сильные задние ноги, выдала такой каприоль, которому могла позавидовать любая цирковая лошадь. Пожилой возница охнул и втянул голову в плечи, когда поджатые передние ноги дриады сбили с его седых кудрявых волос дырявый картуз. У Авроры перехватило дух, на секунды ей показалось, что Козочка вот-вот взлетит, как самый настоящий пегас. Чувствуя, что дриада начинает опускаться, а она продолжает по инерции лететь, наездница с визгом вцепилась в плечи древодевы и сильнее обхватила ногами бока. Удержалась, не вылетела.

Выйдя из баллотады буквально в пяди от земли, Козочка ловко приземлилась на все четыре копыта позади остановившейся бестарки и бодрым галопом припустилась дальше, разбивая копытами трухлявую брусчатку и разбрызгивая лужи. Объятый трепетом ослик заржал ещё громче и непроизвольно навалил кучу.

— Ах ты, шлюха, совсем ошалела! — услышала Аврора крик перепуганного до смерти возницы, и к гомерическому хохоту дриады добавился её звонкий серебряный смех.

За следующим поворотом, близ лавки цирюльника, Шай’Зу попыталась остановить группа дежуривших стражников. Сгрудившись в плотную стенку, четверо блюстителей порядка встали прямо на её пути, вскинули пики и алебарды, правда, не очень уверенно. Калёные наконечники мелко дрожали, то и дело опускались и скребли мостовую. Дриада протаранила хлипкий заслон выбросом концентрированной Силы из рук, и тщедушные стражники, сражённые — по правде говоря, — слабым психокинетическим барьером, в обнимку с оружием покатились по земле, звеня металлическими бляхами на мундирах. Одного, самого мелкого, в бежевом мундире, который был явно не по размеру, отбросило на стог сена, другой впечатался в стену каменного здания неизвестного назначения и рухнул в загон с отарой блеющих овец. Вспугнутые животные взбесились, заблеяли ещё громче, но смех дриады перекрыл их дружный хор. Немногие горожане с изумлением глазели на древодеву и всадницу, а те, продолжая радостно гоготать, скрылись в арочном пролёте. И буквально сразу же оттуда раздался истошный девичий визг и кудахтанье кур.

— Держишься ещё, девочка? — с трудом выдавливая слова, спросила Шай’Зу.

— Дер-дер-держусь! — пискнула чародейка и сильнее впилась в плечи дриады. — Ай, осторожнее!

Но дриаду незачем было предупреждать: она прекрасно замечала встающие на пути препятствия без посторонней помощи. Козочка с разбегу перепрыгнула стоящие в ряд три деревянных ящика и клетку с кудахтающими курами, едва успела увернуться от бросившейся под копыта девчушки в кружевном капоре. Если бы передние копытца кентаврицы опустились хотя бы на пол-локтя дальше — несчастная девушка оказалась с раздавленным черепом даже несмотря на то, что успела закрыться руками. А так девица лишь отделалась лёгким испугом и лицезрением грязно-белого брюха древодевы, опоясанного подпругой прочной попоны.

Тихо и мирно сидящие на карнизах особняков голуби всполошились, с громким хлопаньем взлетели в воздух и пропали за черепичными крышами и дымоходами. Бродячие собаки и коты с воем разбегались в стороны, путались под ногами прохожих, заставляли тех падать и браниться.

А вот и знакомая кордегардия, обшарпанная и угрюмая, как старый тролль. Сидящий на стульчике рядом с раскрытыми воротами привратник со сползшей на глаза капеллиной едва успел вскочить и отпрыгнуть в сторону, чтобы избежать столкновения с древодевой, но столкнулся с группой послушников-паломников из храма Марсория, бредущих на Дымчатую гору. Молоденькие храмовники, бросив котомки и связки со свитками, с визгами и воплями рассыпались по кварталу, а Шай’Зу перепрыгнула пустой стул, преспокойно миновала раскрытые врата и удрала в Нищий район. Гарнизон крепости был так ошеломлён мимолётным появлением кентаврицы и её гогочущей, как гусыня, всадницы, что никто из стражей не догадался пустить в дриаду стрелу или бельт. Да и, собственно, к чему это было бы? Задержание и обыск относились лишь к тем, кто пытается попасть из Нищего района в Богатый, а не наоборот.

— Козодой! — пищал, извиваясь на земле, привратник. — Козодой, я видел кентавриху! Прям на меня неслась, чуть не сбила! Чтоб мне провалиться, если вру!

— Не кентавр, а дриада, чернь, — высунулся из окна второго этажа плечистый бородатый мужик с белыми нашивками на бежевом мундире. В руке он держал раструб телефонной трубки, из которой доносились чьи-то крики. — Ну, видел ты дриаду, и что? На надгробии твоём высечь теперь это достижение? Оставь её в покое, балда, она какая-то важная фифа из Содружества, Ольхтанд запретил её трогать, а у нас и без неё дел невпроворот! Ну, какого хрена валяешься на земле и орёшь, будто в жопу раненный? Поднимай свою задницу и следи за воротами, иначе вылетишь из городской стражи!

Вняв столь мотивирующим словам коменданта кордегардии, «балда» поднял свой тощий зад и тут же снова опустил его на стульчик рядом с раскрытыми воротами. Всё ещё дрожащими руками достал трубку, кисет с табаком и закурил.

Шай’Зу, оказавшись на прямой дороге, спускающейся прямо к портовой арке, собрала остатки сил, из галопа перешла в карьер и понеслась, словно необузданный ветер в чистом поле. Аврора звонко заверещала, чувствуя, как начинает медленно, но верно выскальзывать из несуществующего седла. Вспотевшие пальцы изо всех сил держались за прыгающие плечи древодевы, а ноги в беспорядке елозили по бокам. На мгновенье Авроре даже показалось, что её платье унесло ветром и она скачет абсолютно обнажённой.

Закончилось галопирование кентаврицы резкой фалькадой и противным скрежетом копыт о брусчатку. Аврора, не удержавшись при столь внезапном торможении, вылетела прочь и пребольно стукнулась крестцом о землю. Но девочка в первые секунды даже не обратила на это внимания: некогда было. Она продолжала визжать и хохотать, даже когда рухнула на четвереньки, не в силах встать из-за резкой спазмы в пояснице.

— Ха-ха-ха, ой! — Аврора зашлась хриплым кашлем и бульканьем, предвещающим рвоту. — Ой-ёй!

— Прости, девочка, если… Если бы я не остановилась так резко, сейчас бы нас… Отскребали от арки лопатами, — подошедшая дриада дышала тяжело, жадно ловила раскрытым ртом воздух и хрипела, как загнанная лошадь. Уголки её губ обильно запенились, а сами губы сделались ярко-алыми. — Неплохой моцион… Давненько так не расслаблялась. Ну, чего ползаешь, как таракан? Давай помогу.

Сильные руки Шай’Зу схватили Аврору за талию и с лёгкостью поставили на ноги. Девочка, сделав пару неуверенных шагов, обнялась с придорожным фонарным столбом и с разворота уселась на дырявую бочку, заботливо кем-то оставленную. Когда картинка перед помутневшими глазами из раздвоенной слилась в единую, тошнота отступила от горла, головокружение прошло, а боль внизу спины поутихла, Аврора промямлила:

— Это бло… Было здорово.

— Тут не поспоришь, — дриада смахнула хлопья пены и улыбнулась, правда, несколько вымучено. — Видела, какую я каприоль выдала, когда перемахнула биндюгу? Ха-ха, Матерь-Природа, прости меня, но я не ожидала, что эта замысловатая фигура получится, но вот с крупадой, как мне показалось, я несколько оплошала: слишком поздно выбросила задние ноги, чуть не заехала мужичку по затылку. Надеюсь, он не шибко на нас серчает. А ещё та торговка яблоками, стражники, барышня в чепце, кошки с собаками… Ох-ох, нет, и всё-таки зря я послушала тебя, девочка.

— Это было здорово! — громче повторила Аврора и соскочила с бочки. — Никого же не раздавили и не убили, просто немного поскакали по городу! Кто виноват, что горожане здесь такие пугливые? Сразу видно, что и тут, как в Усоньке, лошадок нет совсем, одни ишаки, волы и мулы. Увидеть на улице всадника на лошади — это всё равно, что увидеть дракона или кракена.

— Ну, какая-никакая логика в твоих словах есть, — согласилась дриада. — Однако не каждый день увидишь скачущую по улицам дриаду с визгливой девчонкой на горбу.

— Вовсе я не визгливая! Ты сама визжала громче, чем отара овец, когда к ним плюхнулся стражник!.. Пф-ф, ха-ха-ха! Ха… На самом деле это не смешно ни капли. Достанется нам от главостража, в яму точно посадит. Ха-ха-ха!

— Я уверена, он простит двух дурочек.

* * *

Гномы мучились долго. Неприлично долго. Настолько долго, что многие зрители уже принялись упрашивать палача прикончить карликов, лишь бы те отмучились поскорее. Но парень продолжал с невозмутимым лицом стоять, опёршись о огромный топор и ковыряя пальцем в ухе. Лишь после того, как алая нага опустила большой палец вниз и отвернулась, палач достал из складок чёрной мантии кинжал, похожий на ритуальный, и, схватив крайнего гнома за рукав, всадил узкий кривой клинок точно в сердце висельника по самую рукоять, пробив рваный грязный тулупчик из овечьей шерсти и пустив кровь. Приземистое бочкообразное тело карлика затрепыхалось в петле и скоро обмякло, принялось раскачиваться из стороны в сторону, словно маятник в часах. Второй гном в это время уже висел с заваленной набок головой, — он скончался без помощи палача. Послышались облегчённые вздохи и шаги уходящих горожан. Площадь пустела в безмолвии, люди, одни хмурые и понурые, другие довольные и посмеивающиеся, растекались по змеевидным улочкам, чтобы вернуться к обычной жизни.

Палач, вытерев клинок о тулуп мертвеца, взял с пола упавший топор и стал о чём-то беседовать с подошедшим Ольхтандом. Элизабет осмотрелась: Форсунка успела завязать разговор с алой нагой. Сплюнув застоявшуюся во рту слюну, эльфийка подошла к двум дочерям Эмельтэ.

— Не приближайс-ся, эльф! — прошипел крайний тритон и угрожающе вскинул ушастый протазан. Элизабет остановилась, положила руку на рукоять шпаги.

— Она со мной, тупая рыбина… — прошипела сквозь стиснутые зубы рыбница, и легионер послушно отступил. — Элизабет, это Ли… Линииндилуашаг, прокуратор провинции Сиалакашака, той самой, что прилегает к шельфу Камнекняжества. А это Элизабет из клана Морэй, чародей-эмиссар Соты Альянса.

— Аве, Линииндилуашаг, — удрализка без запинки произнесла мудрёное имя наги, чем заслужила её уважительный взгляд. — Не знала, что диктатор Абарлаархакан назначает управителями целых провинций наг. Сколько себя помню, в магистратуры и высокие должности не пускали женщин. Видно, много чего изменилось за год Светлой Воды.

— Диктатор Абарлаархакан правит мерфолкской империей с начала года Светлой Воды, но уже успел зарекомендовать себя ярым реформис-стом, — чарующим бархатистым голосом промолвила нага, поглаживая шелестящие перья на предплечье. Её голова была повёрнута к Морэй, но определить точное направление взгляда не представлялось возможным ввиду отсутствия зрачков. Именно поэтому мерфолков редко когда можно было застать врасплох — казалось, они обладают круговым зрением и видят обстановку даже за своей спиной.

— Говорят, сенат провозглашал Абарлаархакана диктатором на ограниченный срок уже четыре раза.

— Да, Абарлаархакан является первым в долгой истории империи dictator perpetuus, поскольку четвёртое назначение на должнос-сть диктатора автоматически становится пожизненным, — Линииндилуашаг ещё шире раскрыла глаза и убрала улыбку с чешуйчатого лица. — Благодаря его с-своевременному вмешательству были подавлены мятежи в северном взморье близ границ с Трикрестийской империей. Имперские моряки жаловались, что взыгравшая в северной акватории Кораллового моря буря, вызванная стычками легиона и повстанцев, была настолько жестокой, что практически с-стёрла с лица Сикца несколько деревень рыбников.

— Ах, теперь, значица, так называют прибрежные рейды мерфолкских бригад, после которых остаются лишь пепелища и обгоревшие трупы моих сородичей? — не преминула с нахальным видом поинтересоваться Форсунка.

— Попридержите язык за зубами, Форсунка, иначе вы можете очень быстро лиш-шиться его, — Линииндилуашаг одарила охальную рыбницу испепеляющим взглядом и снова обратилась к Морэй: — Элизабет Морэй, член Соты Альянса, опоздавшая на рейс эсминца «Щитоносец» вместе со с-своей ученицей и спутницей-дриадой, можно поговорить с вами наедине? Я рас-сполагаю информацией, которая вас-с заинтересует.

Эльфийка навострила опущенные уши и с опаской огляделась по сторонам. Взглянув на раскачивающиеся трупы висельников и кружащих над ними чёрных воронов и кричащих чаек, она сказала:

— Встретимся в порту, на борту корабля. Уверена, вы знаете, какого. Идём, Форсунка, вернём твой топор.

* * *

С незапамятных времён и до сих дней дриадский лук считался идеальным оружием и настоящем произведением искусства. Луки и стрелы были одним из немногих достоинств древодев, перед которым безропотно преклоняют головы все остальные расы, включая талантливых лучников-кентавров. Любой человек, эльф или гном, более-менее интересующийся стрельбой, грезил заиметь в своё личное пользование композитный лук древодев. Но своё личное оружие дриада оберегала паче родной дочери и старалась никогда не расставаться с ним. Единственный способ обзавестись дриадским луком — вырвать его из мёртвых рук бывшей хозяйки, но и тут вора и убийцу ждало бы разочарование: наложенные чародейками-дриадами защитные чары в отместку за убийство лучницы принимались самым чудовищным образом деформировать лук, буквально за пару дней превращая его в потрескавшееся, сморщенное убожество.

Когда на свет появляется маленькая дриада, Мать Рода приказывает дочери-лучнице изготовить для новорождённой малютки настоящий дриадский лук, по мощности превосходящий не только многие луки и арбалеты, но даже ненавидимое дриадами огнестрельное оружие. И дочь-лучница ретиво принимается за дело. В самых глубинах родовых лесов растут зачарованные клёны, именуемые «дриадскими». Когда наступало время воспользоваться дарами леса, мастерица-лучница приходила в зачарованную кленовую рощу и спиливала одну из ветвей того дерева, что нашёптываниями приманивал к себе дриаду — это значило, что живущий в чреве дерева Древой готов был поделиться частичкой своей оболочки ради младшей сестрёнки. Срубленная ветвь затем тщательно обрабатывалась и неделями размачивалась в составе, куда входили кристально чистая вода и навоз пегасов, после этого заготовку просушивали, а после нагревали на магическом огне и обрабатывали на станке, придавая форму будущему луку.

Превосходство дриадского лука над другими композитными луками также исходило из необычных материалов, которые при изготовлении использовала мастерица-древодева. Помимо древесины дриадского клёна, лучница использовала выточенные роговые пластины мантикор для обработки внутренней стороны лука, а для внешней — пучки сухожилий, которые она расчёсывала целыми днями, ровно до тех пор, пока они не становились почти прозрачными. Лучница не жалела сухожильного клея при тяжёлой работе. Искусная ремесленница ревностно следила, чтобы лук в конечном итоге получился мощным, компактным, дальнобойным, гибким и неприхотливым к различным климатическим условиям и влажности. Чтобы взявшая его в руки молодая дриада никогда не забывала, что она — единственная защитница леса и своих сестёр, непоколебимая скала, о которую разбиваются накатывающиеся извне волны браконьерства и незаконной вырубки.

Готовый лук мастерица-лучница обклеивала тонким слоем коры теневика, отличающейся своими витиеватыми и неповторимыми узорами, а затем Мать Рода самолично накладывала на оружие чары и прятала его в наиболее сухую и тёмную пещеру в глубине леса. Там дриадский лук маялся несколько лет, пока его будущая обладательница обучалась стрельбе. Мать подрастающей дриады милостиво одалживала дочери свой лук и обучала её правильно захватывать и натягивать шёлковую тетиву, чтобы та не резала кожу и пальцы, бить часто и без промаха и изготавливать стрелы. Сила натяжения дриадского лука достигала ста семидесяти фунтов, и для того чтобы натянуть прочную тетиву, приходилось прикладывать недюжинную физическую силу. Но дриады были отнюдь не хлипкими соплячками, их силёнок было достаточно, чтобы пустить стрелу на расстояние до двухсот саженей и, что самое главное, с наименьшей погрешностью. В стародавние времена ни один человеческий или эльфийский лучник не мог побить такой рекорд.

В семь-восемь лет дриада получала своё вожделенное оружие, а ещё налуч, тул, краги, кольцо-цилиндр и сипер — это считалось вступлением во взрослую жизнь и было сродни великому празднику. Юная лучница включалась в отряды разведчиц и вместе с сёстрами принималась патрулировать опушки родового леса. Она уже была достаточно обучена, чтобы со ста шагов попасть точно в крестец или глаз непрошенному гостю, решившему поживиться ценной древесиной или экзотической дичью.

Элизабет не обошла подобная процедура. В детстве эльфийка без промаха сбивала муху, сидящую на ветке дерева в пятидесяти шагах, но после ухода из Зачарованных Пущ стрелецкое мастерство быстро забылось без практики. Серокожка в плане нападения и зашиты полагалась только на магию: она была более неприхотливой, не задерживала и не занимала много места. Изредка на зачарованную шпагу и револьвер. Её кленовый лук, оклеенный сухожилиями и костными пластинами, украшенный золотыми рогами, со снятой тетивой висел в кабинете над напольным зеркалом как напоминание о беззаботных детских годах, проведённых в родных чащобах. Эльфийка даже в мыслях не могла позволить себе продать это чудо стрелецкого ремесла и на все подобные предложения не слишком вежливо посылала покупателей.

* * *

Шай’Зу осторожно вытащила свой лук из сайдака и проверила силу натяжения шёлковой тетивы.

— Воистину, дриадский лук в наши времена настоящая редкость, увидеть его может далеко не каждый, чего уже молвить о приобретении, — Иезекииль не мог не прокомментировать действия древодевы. Кхыш без особой осторожности бросил деревянные ящики на пирс к остальным, хотя наклейка на их крышках ясно гласила, что обращаться с товаром внутри следует осторожно.

— Поверь, человек, наличие одного лука ничего значит, главное — мастерство, — Козочка натянула струну и вернула её в первоначальное положение. — Можно иметь хоть десяток дриадских луков, но какой в них смысл, если не умеешь ими достойно пользоваться?

— Безусловно, госпожа Шай’Зу, и я бы с удовольствием посмотрел на вашу стрельбу.

— Неужели ты не видел, как я вчера стреляла гномов?

— Хм, я, помнится, упрашивал вас не вмешиваться и охранять Аврору.

— Нет, человек, я должна была вмешаться. Вам нужна была помощь, а моя позиция на возвышенности оказалась идеальной. Если бы не моё вмешательство, наши потери были бы куда крупнее, чем два зарубленных матроса. Я едва успела прикончить одного подленького гнома, который хотел швырнуть тебе томагавк в спину.

— Верно, гномы никогда не отличались честностью и уважением к сопернику в поединках. Ежели дело было так, благодарю от всей души, вытаскивать томагавк и собирать позвоночник по кусочкам не очень приятное дело… Интересная крага.

— Это сипер, — Шай’Зу ремешками зафиксировала желобок на правом предплечье поверх бинтов и ухватила рельефную рукоять лука, выточенную под стать сжимавшим её пальцам. — Моя крага не так давно порвалась и оказалась безвозвратно утеряна. Дриады для пущей дальности стрельбы пользуются короткими и лёгкими стрелами, человек, и, чтобы растянуть тетиву, необходима дополнительная направляющая длина, которая достигается вот такой вот костяной канавкой.

— Интересное кольцо.

— Не такое интересное, как твоё. Это специальный перстень, захватывающий тетиву и защищающий палец от удара при спуске, — Шай’Зу унизала большой палец левой руки костяным колечком, по форме напоминающим цилиндр. — Матушка обучала меня захватывать струну большим пальцем и удерживать его указательным и безымянным.

— Стреляете вы и вправду по особой технике, отличной и от человеческой, и от эльфийской. Вы ещё и левша, хм. Странно, что ваша матушка не переучила вас.

— С какой стати она должна была меня переучивать? — набычилась древодева. — На всё воля Матери-Природы, если она захотела, чтобы я родилась с развитой левой рукой, значит, такова моя судьба, а переучивать — значит, идти против воли Создательницы.

— Не знал, что дриады такие фаталистки.

— Эй, человек, хочешь увидеть моё стрелецкое мастерство? — мигом остыла Шай’Зу. — Тогда становись в очередь!

Мужчина оглядел толпу галдящих ребятишек, которую успела собрать дриада, и решил уточнить:

— Желаете продемонстрировать детям свои умения стрелять из дриадского лука? И какова причина? Для плезиру или за деньги?

— Деньги меня не интересуют, человек, — дриада вытянула из колчана стрелу — короткую, с выточенной внутри стержня канавкой и обильно оперённую узкими вытянутыми перьями яркой расцветки.

Производство одной такой стрелы занимало у дриады целый день, поэтому к растрате снарядов лучницы-кентаврицы подходили очень экономно. Бить — так в цель, да так, чтобы цель не убежала со стрелой в заднице или плече. Яркое оперение помогало дриаде отыскать свою стрелу, в какие бы заросли та ни улетела, и забрать обратно. Отдельная наука состояла в том, чтобы вытащить снаряд из трупа и при этом не оставить внутри костяной наконечник.

Иезекииль увидел наконечник стрелы, зажатой между указательным и безымянным пальцами, — тройной и зазубренный, созданный для того чтобы без проблем дробить кости, рассекать мышцы и превращать внутренности жертвы в винегрет. Древодевы знали толк в предоставлении первосортных истязательств, и речь шла не только о зубчатых стрелах: о жестокостях жительниц лесов по отношению к своим врагам знали на каждом континенте Сикца. Попасть в плен к древодевам означало не только неминуемую гибель, но и долгие, мучительные и изощрённые пытки, такие как сжигание заживо в берестяной клетке, кастрация и перемалывание костей тяжёлыми копытами, четвертование, разрывание на куски корнями деревьев, служба мишенью для стрел подрастающих дриад или кормом ручным мантикорам. Существовала примета: если дриады принимались пленить и истязать расхитителей природных богатств родового леса, а их изуродованные трупы вывешивать на опушках, значит, чаша терпения Матери Рода оказывалась переполненной. И долго потом даже самые безрассудные и отчаянные грабители обходили родовой лес за тридевять земель. До тех пор, пока Мать Рода не успокоится и не станет более добродушной, если такое слово вообще можно было употребить в контексте отношения главной дриады к браконьерам, звероловам, лесникам и иже с ними.

Дриада ловко перевернула в ладони зазубренную стрелу и ткнула подушечкой большого пальца в наконечник. Тот с лёгким щелчком разделился на три крошечных острых крючка.

— Нравится малышка? — с издевательской улыбкой спросила кентаврица, зубами скрепляя крючки в единое целое. — Одной стрелы достаточно, чтобы жертва умирала долго и мучительно и не в силах была вытащить её из мясной каши без посторонней помощи. Это на всякий случай, вдруг у меня рука дрогнет и не выйдет прикончить жертву с первого раза. Именно поэтому тот, кто убегает от меня, молится, чтобы моя рука не дрогнула. Я-то потом нагоню, из гуманности перережу горло, чтобы не мучился, но последние секунды жизни жертва будешь вспоминать даже на том свете.

Квартирмейстер почесал вдруг начавшую зудеть область между лопатками.

— Но это на особые случаи. Обычные ясеневые стрелы с простым наконечником и сплошным древком легки в изготовлении и убивают не хуже крючковатых. Вот такие, — Шай’Зу запрятала стрелу с секретом обратно, вытянула обычную, утыканную невзрачными серыми перьями и обернулась к публике: — Эти подойдут для нашей маленькой шалости! Ну что, дети, хотите увидеть, как стреляет дриада?

Ребячливый гул усилился, мальчишки и девчонки заколотили ногами о бочки и ящики, на которых расселись, захлопали в ладоши в предвкушении наступающего спектакля.

Вернувшиеся в порт Аврора и Шай’Зу к своему великому изумлению обнаружили, что оборванный мальчишка, обманутый ранним утром Морэй, за несколько часов успел собрать детвору едва ли не со всего Ветропика и продолжал терпеливо ждать обещанного чародейкой шоу. Дриада решила подменить свою коварную подругу, чтобы не расстраивать детей и заодно явить себя маленьким людям с благой стороны.

Иезекииль из любопытства присел на один из ящиков и подпёр руками голову. Аврора поднялась, порылась в лежащем неподалёку дырявом мешке и вытащила несколько кокосовых орехов. Все из них были надтреснуты и пусты, сквозь трещины виднелась порченая розовая плоть.

— Барышня, ради всех существующих богов, постарайтесь не пострелять матросов на пертах и вантах и дырявить паруса, — предупредил с борта «Чёрного олеандра» капитан Сьялтис. — В открытое море стреляйте, в портовой акватории всё равно нет мерфолков!

— Как скажешь, капитан, — дриада вложила стрелу в канавку сипера, подняла лук и натянула стрелу до уха. Кивнула.

Аврора, разбежавшись, подпрыгнула и бросила первый кокосовый орех. Мохнатая костянка поднялась высоко в небо, но выше крыши главного склада долететь не успела: пущенная дриадой стрела раскрошила порченый кокос на крупные скорлупки, и те, низринувшись в грязную портовую воду, пустили по ней круги и пропали.

Маленькие зрители одобрительно завизжали, захлопали в ладоши.

— Считаю нужным вам сказать, — несколько скучноватым тоном промолвил Кхыш, водя мыском непромокаемого сапога по скользким камням, — что стрельба по летящим целям вплоть до размеров А-2 входила в программу обучения любого имперского лучника. Дети, я вижу, остались довольны, но меня вы не впечатлили.

Рыжеволосая кентаврица опустила лук и одарила квартирмейстера таким холодным взглядом, что, казалось, даже его северянская кровь сейчас заледенеет в жилах. Иезекииль встал, одёрнул чёрный бушлат и продолжил:

— Ни в коем случае не умаляю ваши таланты, госпожа Шай’Зу, не стоит смотреть на меня таким изничтожающим взглядом. Госпожа Аврора, позвольте одолжить у вас три костянки.

Девочка, отбросив косы за спину, вытащила из мешка три кокоса и бросила их Иезекиилю. Тот поймал мохнатые орехи и принялся с улыбкой жонглировать ими. Но недолго.

— Продемонстрируйте нам свою удаль, госпожа Шай’Зу, — Иезекииль подбросил на ладони один из кокосов. — Для дриады сбить три летящих цели не стоит особых усилий, зато вы потешите своих многочисленных зрителей.

Козочка разом вытащила из колчана три стрелы, одну зажала зубами, другую стиснула мизинцем и безымянным пальцами, третью вложила в сипер. Подняла лук. Натянула тетиву до краешка плотно сомкнутых губ, коснулась серыми перьями стрелы холодной щеки. И кивнула.

Иезекииль, размахнувшись, запустил в море два кокоса разом и следом отправил третий. Сил у него было побольше, чем у Авроры, — костянки короткой шеренгой взвились высоко в небо, казалось, выше грот-мачты «Чёрного олеандра». Раздался сухой треск отпущенной тетивы и свист стрелы, через мгновенье первый из кокосов оказался пробит насквозь и разломлен напополам. Второй кокос дриада сбила в наивысшей точке полёта, третий стрела настигла уже у самой воды, когда, казалось, было уже поздно. Скорлупки плюхнулись в мутную воду и исчезли. Дети, вскочившие со своих мест, увидели, что лучница попала точно в цель, и заверещали пуще прежнего. Аврора даже закрыла уши, иначе бы оглохла от мальчишеских и девичьих фальцетов. Дриада опустила лук и потёрла занывшее от удара тетивой перебинтованное предплечье. Лицо её, несмотря на кусачую боль, ликовало.

— Признаю, ваш талант стрелять из лука выше всяких похвал, — квартирмейстер легко поклонился дриаде и отбросил упавшие на сверкающие глаза волосы назад.

— Я только разминаюсь. Что, больше фантазии нет испытания подкидывать?

— Вот как? — улыбнулся мужчина и сунул покрытую заросшими рубцами руку за пазуху бушлата. — Вижу, азарт в вашей душе лишь разгорается. Мне нравится такая запальчивость в женщинах. Специально для вас и для маленьких зрителей я предлагаю испытание куда сложнее, чем предыдущие.

Северянин вытащил из-за пазухи деньгу достоинством в одну крунию — самый мелкий как по номиналу, так и по размерам денежный знак эльфийского монетного двора. Одну такую монетку Иезекииль мог запросто накрыть подушечкой большого пальца. С аверса посеребрённой монеты на происходящее вокруг взирал отчеканенный портрет самой первой Владычицы и одновременно основательницы Эльфийского Содружества — скинсисы Шаин’дек’Авели Даим. Иезекииль подбросил звонкую монету и ловко поймал её.

— Решка. Должно сработать. Минуточку, — Кхыш развалистой медвежьей походкой забрался на борт фрегата и перебежал на ют, в самую дальнюю точку корабля. Древодева развернулась вполоборота и упёрлась копытами в каменистую мозаику причала.

Серебряная монета блеснула в руке Иезекииля, когда он поднял её над головой, над треуголкой, украшенной белоснежным пышным пером, какие носят высшие чины на судах эльфов.

— Внимание: смертельный номер! Сейчас премногоуважаемая госпожа Шай’Зу с шестидесяти шагов стрелой выбьет из рук Иезекииля Кхыша эльфийскую крунию! — зычно крикнул голосом конферансье в цирке квартирмейстер, вспугнув сидящих на реях чаек. Матросы и солдаты обратили свои взоры сначала на своего спятившего квартирмейстера, затем многозначительно переглянулись и уставились на дриаду.

Шай’Зу могла бы отказаться стрелять — и её бы поняли. Могла бы начать отговаривать квартирмейстера от столь безрассудного поступка или пойти и нажаловаться отошедшему капитану Сьялтису про излишнюю непокорность подчинённых. Но не стала. Даже мысли такой не промелькнуло в её голове. Дриада краешком глаза оглядела притихших детей, бросила взгляд на скрипящий флюгер на крыше одного из складов и решительно вытянула стрелу из колчана. Северянин выпрямил руку и сильнее впился тонкими проворными пальцами в рубчатый гурт монеты. Он не шутил. Идти на попятный от также не собирался. Рука его не дрожала, в горящих ярко-жёлтыми искрами глазах стояла решимость и непоколебимость.

Шай’Зу, не сходя с пирса, присела на передние копыта, подняла лук и натянула тетиву. Аврора и ребятня перестали моргать, некоторые даже затаили дыхание и не двигались. Одна девчушка с короткими каштановыми волосами охнула и закрыла большие карие глаза заляпанными в саже ручонками. Матросы сделали последние ставки.

Прицеливалась лучница недолго — едва пыльные серые перья коснулись пересохших губ, как лучница мягко отпустила тетиву. Темноволосая девчонка ойкнула, глядя в щёлочку между пальчиками. Мгновение — и остро заточенный костяной наконечник стрелы пробил серебряную монету аккурат в районе чуть прищуренного глаза Шаин’дек’Авели Даим. Пущенная стрела вместе с монетой угодила в кормовой прожектор фрегата и разбила его вдребезги. Осколки стекла со звоном рассыпались по деревянному настилу дека, сидящий внутри металлического корпуса магический шар выскользнул на волю и улетучился, подхваченный порывом ветра.

Дриада опустила лук. Аврора услышала, что она с шумом выдохнула, хотя что-либо услышать было практически невозможно: ребятня подняла такой гвалт, что, казалось, его было слышно на другом конце Ветропика. Громче всех визжала и хлопала по покрасневшим коленкам девочка с каштановыми волосами. Её круглые карие глаза с неподдельным восхищением глядели на Шай’Зу и её красивый лук. Рыжеволосая кентаврица словно почувствовала на себе взгляд девочки и, облизав губы, широко улыбнулась…

* * *

— Успокойся, дочка, всем свойственно ошибаться.

— Но не пятый раз подряд! — маленькая дриада опустила тяжёлый материнский лук и обиженно надула губы. Застрявшая в вершке от намалёванной мишени на груди трупа стрела словно дразнила её трепыхающимися на ветру полосатыми перьями, а мёртвые губы повешенного на суку браконьера как бы застыли в дерзкой улыбке. — Ох, мне никогда не попасть в этот крошечный кружок, только стрелы извожу понапрасну!

— Не получится в пятый раз, получится в шестой, главное — ни в коем случае не опускать руки, — Элиан ласково погладила дочь по короткой, усыпанной едва заметными пятнышками шёрстке на спине и подала ей новую стрелу. — Не плачь, Шай’Зу.

— Я же просила не называть меня Шай’Зу, — пуще прежнего надулась девочка. — Глупое прозвище от глупых сестёр. Я Виолетта Морэй, дочь Элиан Морэй родом из Млаас Ауфа, из Зачарованных Пущ!

— Верно, Виолетта, и как дочь Элиан ты обязана научиться стрелять из лука, чтобы она гордилась тобой. Давай ещё раз. Подними лук, вложи стрелу в сипер, захвати тетиву большим пальцем, а его захвати указательным и средним. Твоя рука должна быть твёрдой и не дёргаться, иначе цель ты никогда не поразишь даже если подойдёшь к мишени вплотную. Вот так, умница. Натягивай струну.

— Тяжело! — захныкала юная лучница, напрягая мышцы.

— Знаю, дочка, знаю, но о стимуляторах забудь, они — яд. Глаза оба открыты. Рука тверда. Задержи дыхание. Давай, отпускай.

Шёлковая тетива, несмотря на потёртую крагу, ужалила левое предплечье. Шай’Зу зашипела. Но не от боли.

— Уже лучше, — голос матери был мягок, в нём не было ни нотки осуждения или злости. — Прямо в правое лёгкое, смерть в мучениях уже обеспечена. Давай-ка ещё разок.

— Ничего у меня не выйдет, я бездарь! — маленькая дриада готова была разреветься с досады. На её пухлой правой щёчке, усеянной веснушками, отпечатался след от тетивы.

— Не надо так говорить, дочка, прошу тебя, — мать присела на мягкий ковёр из сочной травы и обняла дочь, поцеловала её в горячий лоб. — Помни, чему я тебя учила: не целься слишком долго, рука быстро устанет, тогда промахнёшься и впустую истратишь стрелу. И не ёрзай, будь спокойнее. Твоя жертва не будет стоять на месте и ждать, пока ты прицелишься. Важно не выдавать своего места положения, чтобы не оказаться обнаруженной, а ты скачешь как горная козочка.

— Опять ты называешь меня Козочкой! Не Козочка я!

— Не пищи, дочка, не нервничай. Утри слёзы. Натягивай стрелу до уха и одновременно прицеливайся, как только перья коснутся мочки — отпускай плавно, без резких рывков. Правую руку продолжай держать у уха, не опускай и не поднимай её, иначе собьёшь левую, держащую лук. Как твоё предплечье, болит?

— Ерунда, — Шай’Зу шмыгнула носом, натянула лук и отпустила тетиву намного раньше — как только шелестящие перья стрелы коснулись потрескавшихся, обветренных губ. Раздался чавкающий звук, смешанный с хрустом, и полураздетый изуродованный труп закачался, пронзённый седьмой стрелой.

— Молодец, — Элиан потрепала дочь по распущенным рыжим волосам. — Я горжусь тобой… Шай’Зу.

— Мама!

 

Сентиментальная экспонента

— Это было здорово! — рискнула пискнуть Аврора уже после того, как возвратившийся капитан Сьялтис, побагровев от злости, схватил швабру и разогнал ребятишек. — Элизабет всегда говорила, что дриады стреляют лучше всех на свете!

— У меня был учитель, который верил в меня несмотря ни на что, — скромно промолвила Козочка, пряча лук в резной футляр. — Надеюсь, Иезекииль доволен, что остался жив и здоров.

— Не вижу, чтобы он был доволен, — с улыбкой заметила Аврора.

Капитан, избавившись от въедливой ребятни, отчитывал своего квартирмейстера за неповиновение приказам, то и дело замахивался на него и топал тяжёлым сапогом с кучей пряжек. Иезекииль с завидной невозмутимостью стоял перед начальником и молча выслушивал нелицеприятные речи, направленные в свой адрес и адреса близких родственников. Досталось и дриаде, правда, совсем малость.

— Подмети эти чёртовы осколки и топай на склад покупать новый фонарь за свои деньги, а потом упрашивай Элизабет впихнуть туда новый светящийся шар! Как можно добиться от команды железной дисциплины, если квартирмейстер — лицо, служащее им мерилом, позволяет себе ослушиваться капитана и устраивать пострелушки прямо на борту?! Я не намерен терпеть подобные выходки от своих подчинённых! С этого момента я на правах капитана лишаю тебя звания квартирмейстера, и по приезде обратно в Инга’Иниэль ты покинешь мою команду навсегда!

— Я уволен? — уточнил Иезекииль, снимая должностное перо с треуголки.

— Да, именно, уволен, но прежде чем ты окажешься таковым, почини разбитый прожектор! — закончил свою гневную тираду иллюмон и опять пропал на нижних палубах.

Иезекииль посмотрел на перо белоснежного грифона и, улыбнувшись, небрежно выбросил его за борт.

— Браво, браво, Виолетта, — из-за полуразваленного пакгауза вышла Элизабет в сопровождении Форсунки. Серокожая эльфийка с улыбкой до ушей театрально хлопала в ладоши. — Элиан неплохо тебя вымуштровала, а твоё коротенькое воспоминание, м-м… Такое милое.

— Марго, — надула губы Козочка, — разве я давала тебе разрешение читать свои мысли?

— Прости великодушно, Шай’Зу, порой это выходит совершенно случайно. У Элиан появился ещё один серьёзный повод гордиться такой талантливой дочерью. Иезекииль был уверен, что ты попадёшь точно в цель.

— Неважно, был он уверен или нет, важно, что я была в этом уверена. Как прошла… Казнь гномов? Надеюсь, они не сильно мучились?

— М-м, нет, ничуть, — маленько приврала удрализка. — Не видели трущуюся здесь алую нагу с кортежем, она должна встретиться со мной?

— Мерфолки? — уточнила Козочка. — Нет, я не видела в порту никаких мерфолков.

— Зачем наге приползать сюда? — спросила Аврора. — Что она здесь забыла?

— Ровным счётом ничего, крошка, но у неё есть какие-то важные сведения для меня.

— Какие ещё… Важные сведения?

— Спроси у Форсунки, — насмешливо фыркнула радетельница. — Ведь это она подслушивала наши с тобой разговоры и выбалтывала их шпионам мерфолков, околачивающимся вокруг фрегата.

— Я не выбалтывала, а делилась информацией, — строго нахмурилась рыбница. — Если хочите думать, что я такая-сякая предательница и болтунья, не умеющая держать язык за зубами, то думайте на здоровье. А ещё можете дуться на меня, мне всё равно. Я в первую очередь старалась ради вас, ради вашей троицы. Вот увидите, эта змеюка Линииндилуашаг расскажет вам кое-что очень важное, что-то, что, быть может, спасёт ваши шкуры. А вашими шкурами интересуются очень мерзкие личности.

— О чём это она? — Шай’Зу перекинула непонимающий взор с рыбницы на Элизабет и обратно.

— Потерпи, Виолетта, Линииндилуашаг должна вскоре появиться. Я и сама не прочь всё вызнать, да только Форсунка всячески извивается и молвит обиняками.

— Ты застала меня врасплох, Лиз, это подло с твоей стороны. Я сама не уверена в своей информации, — ящеровидка всё ещё злилась на чародейку. — Когда ваша троица впервые взошла на борт «Чёрного олеандра», выискалась одна поганая проблема, которую мы с Иезекиилем, к счастью для вас, уладили. Кхыш посоветовал мне молчать и узнать побольше информации, я в свою очередь дала наводку прокуратору, а шпики прокуратора должны были всё разнюхать. Та-а… Зачем кому-то из вас верить мне, суме перемётной, засранному штрейкбрехеру?

— Успокойся, Форсунка, — серокожая эльфийка дёрнула ящеровидку за руку. — Угомонись. Подожди, не уходи так быстро. Что ещё за поганая проблема и зачем её скрывать от меня, если она имеет ко мне непосредственное отношение?

— Спросите это у Кхыша или змеехвостки, я не мастерица красиво повествовать.

— Тогда ещё один вопрос. Ответь, мерфолки ведь с твоей помощью узнали про своих убитых родичей в ту же ночь после обнаружения «Чёрным олеандром» места казни?

Рыбница предпочла не отвечать на этот вопрос, но чёрных маслянистых глаз не отвела. Лицо её было каменным и непробиваемым, руки скрещены на груди, ящеровидный хвост лежал у босых ног мёртвой змеёй и не выдавал эмоций хозяйки.

— Про убитых мерфолков ты им рассказала, не так ли? — продолжала допытываться удрализка, хотя знала, что Форсунка не ответит. — Я прекрасно видела в ту ночь, как ты покидала борт фрегата и не появлялась слишком долго. Так долго, что даже Сьялтис начал беспокоиться, а ведь он, как ты сама выражалась, тебя ненавидит. Хочешь, я расскажу, что ты делала? Ты поплыла прямиком к прокуратору Линииндилуашаг с докладом и всё с ярчайшими приукрашиваниями рассказала ей. Про трупы мальков и наг, про отрезанные хвосты и головы и выпотрошенные брюхи, про мину-эшафот с надписями о мести, выведенными кровью змеехвостых. Умоляла прокуратора поднять центурии, расквартированные в провинции, и окончательно вырезать людские города по берегам Кораллового моря, несмотря на заключённый пакт о ненападении с князем Фаеграмом. Ты жаждала крови, людской крови и мерфолкской. Избежать массовой резни удалось лишь потому, что казнённые на берегу змеехвостые были обычными, ничего не значащими плебеями, на которых плевать патрициям и другим благородным господам? Линииндилуашаг, присутствовавшая на казни истинных убийц, была такой кислой, что на ней грибы мариновать можно. Скучно ей было, к чему отрицать очевидное? Оторвали от важных дел прокуратора и заставили отправиться на сушу, и всё ради того, чтобы показать, что проблемы плебеев в мерфолкской империи якобы волнуют высших господ. Вот так твой план провалился, Форсунка. У тебя не вышло стравить мерфолков и людей, стравить тех, кого ты ненавидишь больше всех в жизни.

Ящеровидка стоически выдержала атаку чародейки и не проронила ни слова. Ни звука. Ни одна чешуйка не дрогнула на её поблёкшем лице. Хвост продолжал лежать у ног, не подавая признаков жизни. Аврора, выглядывая из-за Элизабет и тесно прижимаясь к её бедру, силилась подловить рыбницу, украдкой смотря ей в глаза, но те казались мёртвым антрацитовым полотном, расстеленным над бездонной и пустой пропастью.

— Ты молвила, что нам многому стоит поучиться у Авроры, Форсунка, — вновь заговорила Элизабет. — Так вот, поучись у неё умению прощать.

— О нет, — необычно приглушённым голосом заговорила ящеровидка, и жилка под её глазом нервически задёргалась, — нет, Лиз. Ты меня совсем не знаешь. Я умею прощать, ведь я очень великодушна. Но я устала это делать. Серьёзно, мне это осточертело. Всю свою жизнь, с тех пор, как я оказалась у Кровотоков, я только и делаю, что прощаю каждого мудака, который гадит мне в душу и издевается надо мной. Что, не замечали их никогда, таких мудаков, для которых прощение — это признак слабости и малодушия? Да вы!.. Вы даже представить себе не можете, скольких мразей я простила за все их мерзостные поступки! А ты, Лиз, ещё хочешь от меня раскаяний? Требуешь их? А тебе-то какое дело до меня, моих проблем и моих планов? Может, ты будешь указывать мне, кого кохать, а кого ненавидеть, а я буду послушно подстраиваться под твои прихоти? Иди-ка ты куда подальше. Вона, воспитывай лучше свою дочурку, глядишь, она созреет не такой, как я, — злой и жестокой Форсункой. А лично я жалею только об одном, о том, что эта змеюка Линииндилуашаг не послушала меня. Да-а… Всё, мне надоело, отвалите от меня, — Форсунка шипастыми плечами растолкала Морэй и Шай’Зу и быстро направилась на «Чёрный олеандр».

Чародейки видели, как ящеровидка, игнорируя сходни, с разбегу запрыгнула на руслень корабля, забралась по туго натянутым вантам на палубу и скрылась за гигантским кожухом, закрывающим гребное колесо. Перед этим она украдкой взглянула на Аврору, и та, не выдержав, отвела голубые глаза в сторону.

Трое магичек обменялись многозначительными взглядами. Никто из них не хотел говорить первой, но в то же время все понимали, что в подобной ситуации пребывать в безмолвии не выход. Аврора напряжённо думала. Тягостное молчание прервала Элизабет:

— Я немного знаю о прошлой жизни Форсунки, но могу с уверенностью сказать, что она явно не сладкая патока, тем не менее, это не отменяет того факта, что эта рыбница пыталась спровоцировать кровавую баню по всему побережью Камнекняжества. Я просто пыталась добиться от неё раскаяния, а не обличающего пасквиля о самой себе… А ведь ещё говорит о себе как о дурной девке! Вряд ли дурная девка додумалась бы до такой коварности.

— Кто такие Кровотоки? — осторожно спросила Виолетта.

— Знакомое слово, но я, увы, совершенно не помню, при каких обстоятельствах его слышала. Есть повод освежить память.

— Я… Я должна с ней поговорить… — неуверенно начала Аврора, отстраняясь от учительницы. — Можно?

— Правильно, иди, поговори, успокой её, а нам с Шай’Зу надо кое-что обговорить с Линииндилуашаг, кстати, она уже здесь. Пошли, Виолетта. Виолетта, не ходи с ней, нам надо всё разузнать у наги. Если она примется юлить, у нас вдвоём будет больше шансов раскусить её и вывести на чистую воду. Я хочу знать, о какой опасности идёт речь. Ступай, Аврора. Вы поймёте друг друга, ступай. Только… Будь осторожна с этой рыбницей. Иногда она бывает невыносимой. Хорошо?

— Угу-м, — автоматом пискнула девочка, даже не расслышав слова Элизабет.

* * *

Белокурая девочка вплыла, как призрак, в полутёмную крюйт-камеру, пахнущую пылью, мышиным помётом и сухим порохом, и притворила за собой дверь. Обычно жутко скрипящая от проржавевших петель, она не издала ни звука, будто бы боялась испортить момент. Форсунка сидела напротив, на полу между двумя пороховыми ящиками, согнув стройные ноги и обхватив колени руками.

— А, это ты. Зачем ты пришла, малявка? — голос её был на удивление спокоен, а глаза снова превратились в бесстрастные ониксы, сверкающие в полумраке.

— Потому что ты позвала меня.

— Что ж, я действительно хотела, чтобы ты навестила меня. Я хочу признаться тебе кое в чём, но нехай это останется между нами, лады?

Аврора, подумав с мгновенье, опустилась перед рыбницей на колени и утвердительно кивнула головой. Форсунка подползла поближе к девочке и села в такую же позу.

— Я страшно завидую тебе, малявка. Не потому, что твои родители погибли, а потому, что в твоей жизни появилась Лиз, которая не бросила тебя в трудную минуту. Она добра, как сестра милосердия, и любит тебя. А меня это очень удивляло. Пойми, я видела много зла в своей жизни, и не смотри, что мне всего двадцать семь. Человек и эльф в моём понимании мира постоянно враждуют, ведь они так непохожи друг на друга. Люди и эльфы — надменные, эгоистичные и алчные петухи, которые цапаются, лишь только увидят друг друга. Так я вижу вас. А вы… Нет, и всё-таки вы странная парочка. Вы любите друг друга, оттого и мучаетесь. Мучаете друг друга и самих себя. И делаете вид, что не замечаете этого. Вы странные, вы любите друг друга странной любовью.

Аврора, внимательно выслушав рыбницу, облизала пересохшие губы и вдруг залилась румянцем.

— Слушай, я… Хочу, чтобы Элизабет называла меня своей дочерью, а я её своей мамой, — застенчиво прошептала она, бегая глазами по коленкам Форсунки. — Но почему тебя это так волнует? У тебя была похожая ситуация, ведь так? Я хочу, чтобы ты рассказала мне о своих горестях. Я готова выслушать тебя. Поначалу будет тяжело, но скоро это очень поможет, обещаю.

— Ну уж нет, малявка. Не пытайся перевести стрелки разговора, сейчас мы говорим о тебе и Лиз. А что же до меня, то скажу лишь одно: никого в этом мире не заботят твои проблемы и горести и бесполезно с кем-то ими делиться. Одной половине откровенно говоря насрать, а вторая лишь порадуется твоей несладкой участи. Это взрослый мир, малявка, в нём нет места состраданию, доброте и жалости, а ты уже должна была это понять. Так что нет, ничего я тебе не буду говорить. Да и вряд ли истории из моей жизни тебе понравятся.

— Ну… Хорошо. Понимаю. Я понимаю тебя. И мам… Лиза понимает тебя. Но ты не должна держать в себе какие-либо ужасные воспоминания, тебе нужно поведать о них кому-то, чтобы душевная рана затянулась. Рубец останется, это да, но жалить будет уже не так сильно. Сейчас мы выслушали тебя, и мы очень сочувствуем твоей нелёгкой судьбе. Я сочувствую тебе, Форсунка.

— Спасибо, малявка. Мне приятно это слышать. И прекрати заговаривать мне зубы. Я тебя, шельму, знаю.

— А вот однажды мам… Лиза рассказа мне о смерти своей матушки, я её внимательно выслушала, а потом она добавила, что от этого ей очень полегчало.

— Да называй ты её уже своей матерью, честное слово, хватит такие глупые физиономии делать и словами давиться!

Аврора потупила взор.

— Я… Не могу. Я знаю, что моя семья мертва и её уже не вернуть, а Лиза — единственная отрада в моей жизни, но… Я понятия не имею, как она отреагирует на моё признание. Вдруг она поднимет меня на смех или, не дай боги, отчитает или накажет? Тогда уж лучше сбежать и не возвращаться, чем дальше учиться при ней. Я считала, что для неё всего лишь ученица, ведь она согласилась не отдавать меня в приют лишь тогда, когда увидела во мне Силу. Сказала, что буду учиться у неё, а я что? А я согласилась, не раздумывая. Совсем не хотела идти в приют к знакомой Лизы, чувствовать себя никому не нужной сиротой рядом с другими такими ненужными сиротами.

Лиза два раза спасла мне жизнь, и я никогда этого не забуду. Последний раз был самый страшный — когда я уже готова была болтаться в петле в эльфьем городе. Мам… Лиза отдала за мою жизнь кучу денег и забрала у палачей. Так стыдно было, что из-за меня Лиза лишилась стольких денег, но она сказала, что это ерунда, что у неё есть куда больше на счёте в каком-то банке. Или банках, не упомню уж. А потом пошло-поехало… Когда я впервые увидела её, там, в лесу, я очень испугалась её рыжих волос, зелёных глаз, копыт, хвоста, серой кожи. В Усоньке постоянно говорили, что это типичный набор демона — суккуба иль ведьмы, что крадут маленьких заблудившихся девочек и потом ставят на них ужасные опыты. Я не верила россказням… До того момента. Но Лиза оказалась не ведьмой, а обычной чародейкой. Но… Вдруг опять что-то перевернулось во мне, когда я случайно проникла в её лабораторию, куда она меня не пускала. Там жутко пахло спиртом, формалином, лекарствами и травами, на столиках были разложены блестящие ножи, распаторы, скальпели, пилы и иглы, ещё мышиные и лягушачьи трупики с вывалившимися органами, на полу валялись скомканные салфетки, перепачканные кровью и сукровицей. Я убежала оттуда, и с тех самых пор мной овладел настоящий страх. Даже хотела сбежать, но Лиза не выпускала меня из башни, только вместе с собой, и я боялась сильнее и сильнее. Ночами не могла уснуть, потому что чудилось, будто Элизабет подкрадывается ко мне со скальпелем, чтобы перерезать горло. Не могла есть, что готовила Лиза, потому что казалось, будто в еду что-то подмешано. Старалась не смотреть ей в глаза, разговаривала редко, постоянно разбивала её пробирки и колбы, портила образчики… Не специально — руки дрожали. Она сначала жутко бесилась, а меня трясло от страха как при лихорадке. Когда я узнала, что Лиза читает все мои мысли, то едва не поседела от ужаса. Я же ведь… Как же так? Я же не одна из её книг, которую можно раскрыть и водить пальцем по строкам! Лиза устроила мне «серьёзный» разговор, чтобы обсудить мои страхи. Объясняла свои опыты над мышами и лягушками, рассказывала о назначении тех или иных инструментов, молвила про лабораторное оборудование. На середине разговора я взяла и заснула, а когда проснулась, то перестала бояться её и её лаборатории. Просто взяла и перестала. Надысь я узнала, что Лиза тоже сирота, да и про своих детишек она никогда не рассказывала, хотя я спрашивала. И про… Мужей тоже. Неужели она одинока? Она ведь такая добрая и заботливая. И красивая… Почему такая несправедливость?

— Понятия не имею, — призналась рыбница. — Я лишь знаю, что Лиз ждёт и не дождётся, когда ты наречёшь её своей матерью. Сама она никогда не назовёт тебя дочерью, пока ты не сделаешь первый шаг. Сама. И знаешь, почему? А потому, что тоже боится, боится, что ты сама поднимешь её на смех или, что хуже, разочаруешься в ней. Да, мелюзга, Лиз читает твои мысли, но это совсем не значит, что она видит тебя насквозь. Человеческая непредсказуемость никогда не будет изучена до конца. Слышишь меня? Прекрати бояться и послушай моего совета.

— Лиза говорила, что ты очень мудрая рыбница и что я должна внимать твоим советам.

Тень усмешки пала на лицо рыбницы.

— Ага… Мудрая как драконья жопа. Преувеличивает твоя мамка маленько. Ваши сомнения и страхи похожи на игру в гляделки. Вы смотрите друг другу в глаза и ждёте, пока кто-нибудь моргнёт и проиграет. И ты, малявка, уже кучу раз опасно близко смыкала вежды. Да моргни ты уже, чтоб тебе пусто было! Тошно смотреть на вас окружающим. Всё… Поди прочь. Поди к Морэй. Оставь меня, мне… Не стоит попадаться на глаза эльфке и дриаде после своего идиотского выступления. Стыдно мне. Были бы уши — уже горели бы ярче бортовых огней ночью, честное слово.

— Подожди… Ты говорила про какое-то происшествие после нашего с Лизой и Шай’Зу прихода на корабль.

— Это тебя не касается, мелюзга, молоко на губах не обсохло, чтобы интересоваться делами взрослых, — беззлобно прошипела рыбница и отвернулась.

— Ну и ладно, не больно-то и интересно. Я… Тогда… Я пойду. Я… Пойду, — Аврора, шурша платьем, выпрямилась и, постоянно спотыкаясь на ровном месте, вышла из крюйт-камеры.

Форсунка, отряхнув штанину от пороховой крошки, с кряхтением поднялась и поковыляла следом. Пускай она и пожелала не встречаться с Элизабет, ей было до жути интересно хоть одним глазком глянуть на сие зрелище. Хоть у кого-то, пусть и не у неё, в жизни всё сложится столь чертовски удачливо. Ещё бы, не каждый день становишься свидетелем такой трогательной картины. Форсунка была уверена, что Аврора не отступит, не оплошает, а Элизабет, наконец, сбросит непрозрачный занавес и предстанет в глазах девочки той, о которой она так мечтает.

Только бы без соплей и голосистых рыданий, терпеть такое не могу, — думала Форсунка, поднимаясь по трапу на шкафут.

* * *

— Прошу меня прос-стить за опоздание, возникли кое-какие сложности с перемещением по городу, — Линииндилуашаг с сухим шершавым звуком подползла к удрализке и дриаде и властным жестом велела тритонам не подходить слишком близко. — Вы уже здесь, прекрасно, подниматься на борт корабля нет нужды… Святая Эмельтэ, вы только гляньте, какого отвратительного качества вода в акватории порта. А это что плавает? Обгаженные трусы, н-да?

— Линииндилуашаг, — вяло промолвила Элизабет, потирая собранный в складки лоб, — пожалуйста, давайте сразу к делу. О какой опасности идёт речь?

— С удовольс-ствием, тем более, я дос-статочно торчу на суше и хочу побыстрее сгинуть в морской пучине. Дело касается вас, вашей Соты Альянса. Вами сильно интересуются опасные личности, принципалами которых выступают очень могущественные господа. Не у каждого смертного есть такие опасные прес-следователи, я вам скажу.

— Можно без таинственного флёра? За нами охотятся? А-а! — вдруг протянула Элизабет и в задумчивости куснула ноготь. — Ну конечно. А ларчик-то просто открывался! Кто-то не хочет, чтобы Содружество и Трикрестия встали на путь союза. Кто же это? Завистники, националисты? Может, демоны из Ундагилаша?

— Именно, вездесущие демоны, проживающие в Ундагилаш-ше, бывшей территории Форгезии. С тех пор как герцог Вальтер фон Типтих в тайне от кайзера заключил соглашение с Шаишас-силлой и превратил огромную территорию с-своих владений в частичку Бездны, прош-шло десять лет. Кайзер, не выдержав такого потрясения, скончался, а сама Форгезия так и не оправилась после подлого предательства верноподданного. Земли Ундагилаша ос-сквернены злом и утопают в яде и ненависти ко вс-сему живому, а рождающиеся на его территории демонические выродки отравляют жизнь не только Форгезии, но и Трикрес-стии, которая имеет с ними сухопутную границу. Как думаете, почему Василиса Третья в последние десять лет вдруг подобрела и с-стала бойко налаживать отношения с Эльфийс-ским Содружеством? Трикрестийская империя разваливается изнутри: её гложет ненасытный Орден Инквизиции, подпольные революционные комитеты и набирающие былую силу мафиозные кланы. Василисе нужны мощные с-союзники, которые готовы примкнуть к ней в борьбе и с-с внешними, и с внутренними врагами. А Эльфийское Содружество — идеальный кандидат. Искус-ственные монстры, магия дриад, ресурсы, капиталовложения, военные инструкторы… Объединившись с эльфами, дриадами и эльфофеями, имперцы с-смогут не только расправиться с коллаборационистами, но и, наконец, ворваться в Ундагилаш, казнить Вальтера, уничтожить демонические алтари и церкви и навсегда покончить с присутствием Шаишасиллы в Первом Мире. Само с-собой, Демонобогиня Шаишасилла больше всех заинтересована в том, чтобы Трикрестия и Содружество никогда не объединились и не уничтожили её маленький мирок в Сикце. Ес-сли это произойдёт, Демонобогиня растеряет своё влияние в Первом Мире, лишится поклонников, и все её честолюбивые планы по уничтожению нас, смертных, канут в лету.

— Матерь-Природа! — воскликнула Виолетта и сделала ритуальный жест-оберег. — Демоны хотят уничтожить нашу Соту! Вот тебе на!

— Обожди паниковать, Виолетта, — спокойно промолвила Морэй. — А что, госпожа Линииндилуашаг, у вас есть какие-либо конкретные доказательства ваших слов? Или вы желаете, чтобы мы поверили вам на слово?

— В таком случае я бы в вас сильно разочаровалась, госпожа Морэй. Доказательства ес-сть. Уничтожение Соты поручено конкретному лицу, и это лицо уже готовится с-ставить вам палки в колёса. Некто Луций Максимилиан Форкас, знаете такого? Он бывший офицер имперской армии, который оказался подвергнут дурному влиянию демонов из Бездны. В первой жизни был результативным капитаном, пилотировал военный дирижабль воздушной разведки «Голубая ртуть», а затем с-соверш-шенно неожиданно вместе с ним и вс-сей командой предал начальство и с-самовольно улетел в земли Ундагилаша, где ос-стался служить под началом Вальтера. Предательство в рядах имперской армии карается с-смертью, а уж предательство в пользу извечных врагов-демонов… Да. Демон очень настойчиво ищет вас, Элизабет и Виолетта, ищет везде, где только можно, ищет и остальных ваших коллег, а его агенты настолько пронырливы и любопытны, что пришлос-сь… Пустить пару-тройку в расход, в том числе и на корабле «Чёрный олеандр». Наш-ша информаторша Форсунка не рассказывала, как прикончила доппельгенгера, что вместе с вами взошёл на борт в порту Инга’Иниэль под личиной рулевого?

— Она предпочла, чтобы об этом поведали вы. Видимо, думала, что мы не поверим ей… Хм, рулевой-оборотень, значит? Похоже, Сьялтис так и не нашёл в ту ночь настоящего рулевого. Уму непостижимо! Эти твари ближе, чем я могла предполагать. А сколько их ещё может быть среди матросни и солдатни? Надо проверить всех эльфов на борту…

— Рыбница и её знакомый человек уже с-сделали это без вашей инициативы. Единственного пробравшегося на борт фрегата демона они выбросили за борт, прежде чем он причинил кому-либо неудобства, так что вы в безопасности… До некоторых пор. В самом начале рас-следования наш архишпик предположил, что Форкас и его прислужники охотятся за вашей ученицей, чтобы выкачать из её пока ещё с-слабого тела Силу и напитать ею Падшую, чем, впрочем, и занимается большинство демонов Ундагилаша, желающих вернуть былую славу своей богине. Но нет, Форкас-с, судя по с-стратегии и методам, направляется чёрной дланью Шаишасиллы по другому пути. В последний раз, около трёх ночей тому назад, его разведчиков видели в Скуу’Враке. С-с разведчиками я разобралась, напичкав их дезинформацией через ИСТШ.

— Хм, — почесала затылок Элизабет. — Ваши… Шпионы достаточно «шпионистые», чтобы им доверять?

— Профессионалы своего «шпионистого» дела, — заверила прокуратор Сиалакашака, приложив руку к груди.

— А вы достаточно откровенны со мной, чтобы я доверяла вам, госпожа нага?

— Моё дело предос-ставить найденную информацию, дважды перепроверенную и проанализированную, ваше — принять её или отринуть. Я с-свои условия договора выполнила.

— Мы вам верим, нага, — вмешалась Шай’Зу, — хоть мы и не знакомы должным образом.

— Друг другу мы незнакомцы, это верно, госпожа Шай’Зу, но у нас есть общая знакомая, для которой важно было докопаться до истины. После убийства демона-оборотня она попросила меня посодействовать, подкрепив просьбу солидным гонораром, и я не могла отказать, — улыбнулась мерфолк. — Я давно сотрудничаю с разведчицей «Адмирала Шевцова» Форсункой, она достаточно импульсивная и невоспитанная особа, но информацией делится исправно. Вынуждена делиться, пускай и ненавидит нас. Мне, например, очень интересно было послушать про грандиозные планы Миряны Первой, про Соту Альянса, про вас, дриаду и Аврору. Бедная девочка, по правде сказать. Слушая повествование Форсунки о нелёгкой судьбе малышки, наш архишпион даже пустил слезу, образно говоря, естественно. Могу попытаться вас утешить тем, что банда пиратов, разгромившая Uson’kaa, Ус-соньку, уже поймана силами легиона и с-сброшена в бездонную Аугурскую впадину с приличным грузом на хвостах. Мне пришлось объясняться перед князем Фаеграмом за вероломные действия преступников, но, к с-счастью, мы достигли наиболее благоприятного выхода из этой конфронтации. Я даже в какой-то степени утешена, что девочка нашла с-себе замену матери в вашем лице, Элизабет.

— Отныне надо держать ухо востро, — огляделась по сторонам Козочка, будто видела ветропиковый порт в первый раз. — Демоны… Нет более мерзкого и неугодного Матери-Природе существа, чем алчный и жестокий демон, отринувший путь жизни и света и посвятивший себя вечной и кровавой службе Бездне. Само их нечестивое присутствие в Сикце заставляет дриад трястись от гнева. Если этот Форкас явится, я прикончу его своей стрелой, прежде чем он раскроет рот, и на одну отвратительную тварь станет меньше.

— Ваш нас-строй очень оптимистичен, госпожа дриада, наверное, потому, что вы не знаете, кто такой Форкас на самом деле. У него есть с-собственный дирижабль и отменная команда. В иерархии Бездны он занимает, конечно, не первую, но и далеко не пос-следнюю позицию. Сам факт того, что он действует скрытно, с-слаженно, чётко и с-самостоятельно вдали от Вальтера и Ундагилаша, говорит о его таланте командира, живом уме и сильной воле. Вашему кораблю лучше сниматься с якоря и немедленно отправляться в человеческую империю. Насквозь пронизанная сетями агентурной паутины Верховного Императорского Разведывательного Отдела Генеральной Бригады народно-ос-свободительной армии Трикрес-стийской империи, она несколько остудит неуёмный пыл прес-следователя.

— Примем к сведению, Линииндилуашаг. Как только море успокоится…

— Оно успокоится, как только я отдам приказ, а это произойдёт очень-очень скоро. И пос-следнее: будьте более выборочными в плане доверительных отношений. Никогда не знаешь, кто из твоих знакомых окажется подлым предателем. Нашего прошлого диктатора заколола с-стилосами группа сенаторов, которым тот безмерно доверял.

— Ну и страсти у вас под водой кипят, — покачала головой древодева.

— Угу, глаза б мои не видели весь этот цирк. Однако я уже достаточно тешу вас-с своими речами. Не хочу, чтобы моя чешуя на хвосте стёрлась и поблёкла от контакта с грубым камнем здешних дорог, а отсутствие воды сушило глаза и губы. Передайте Форсунке моё прощание и скажите, что продолжать сотрудничать с мерфолками очень выгодно для обеих сторон. А вам я желаю удачи.

— Прощайте, Линииндилуашаг. Мы у вас в долгу.

— Долг уже оплачен, госпожа чародейка, выбросите его из головы и сосредоточьтесь на демоне. Если вы уничтожите падшую тварь, то сделаете доброе дело не только для себя, но и всех нас, всего Сикца. У нас есть свои причины недолюбливать Ундагилаш: Вальтер уже больше пяти лет отравляет Ледовитое море, где расположена одна из провинций мерфолкской империи, а сделать мы ничего не может из-за орудий береговой обороны на берегу. Помните, что с каждым убитым демоном Шаишасилла теряет частицу своего скверного духа. La innye! — алая нага элегантно развернулась и, живо работая сильным хвостом, уползла прочь вместе с конвоем.

— Ну надо же, и ни одного слова по поводу казнённых убийц плебеев. Сразу видно, что эта тема ничуть не заботит разум наги. Неудивительно.

— Может, она попросту не хочет обсуждать эту тему с тобой, — предположила Виолетта. — Ты-то вообще не имеешь к убитым мерфолкам никакого отношения.

— Ну да, конечно. В общем, causa finita. Надо найти Сьялтиса и…

— Нет, надо найти Форсунку и… Обсудить с ней все её проблемы в более спокойной обстановке, — оборвала Элизабет дриада и строго взглянула ей в глаза.

— Что? Да, да, обсудить… Но ведь к ней пошла Аврора, разве нет? Эти двое найдут общий язык и без наших кислых мин. Кстати, где они?

— Форсунка вон, стоит на палубе и смотрит на нас, а Аврора, хм… Ах, да вот же она.

— Как дела, крошка? — удрализка почувствовала, что её настойчиво дёргают за фестон пояса, и повернулась к белокурой девочке. — Опять платье запачкала, грязнуля? Ну, чего молчишь?

Аврора, отпустив шерстяной фестон, подняла ясные голубые очи и впилась взглядом в нефритовые глаза эльфийки. Удрализка, поняв немой позыв, наладила связь и принялась слушать.

— Так-так, что я слышу? — спустя полминуты она присела перед своей адепткой на корточки и слабо улыбнулась. — Вот как, ты хочешь этого?.. Ах, и этого тоже? Неужели? Ну, дорогая моя, такого сюрприза я точно не ожидала.

— Лиза, я…

— Нет, погоди. Ты уверена в том, что хочешь называть меня своей матерью?

— Да, я уверена! — чуть ли не крикнула Аврора, и, словно испугавшись, втянула голову в плечи.

— Мне придётся совершить акт удочерения, и после него мы станем одной семьёй. Ты хочешь этого?

— Да, хочу, — уже спокойнее, но не менее уверенно ответила девушка. — Хочу видеть тебя, Лиза, своей матушкой, хочу начать жизнь с чистого листа, хочу, чтобы ты никогда меня не покидала и всегда была рядом, хочу… Хочу, чтобы ты называла меня своей дочерью. И ты тоже этого хочешь, я знаю. Я… Я… — Аврора вдруг всхлипнула покрасневшим носом и закрыла лицо руками, не в силах, сдерживать рвущиеся наружу эмоции.

— Не плачь, дочка, чародейкам не пристало лить крокодиловы слёзы, — рыжеволосая удрализка нежно отняла руки Авроры и вытерла текущие из ясных голубых глаз блестящие слезинки. — Контролируй свои эмоции. Ты молодец. Это большее, о чём я могла мечтать. Хочешь, по приезде в Трикрестию я… Удочерю тебя, а? Ты ведь бывшая пейзанка, по сути, вольная птица, документов при тебе нет никаких, я придумаю что-нибудь. Подумай, пожалуйста, ещё раз и реши окончательно. Взвесь все «за» и…

— Согласна я, согласна! — Аврора кинулась на шею Элизабет и крепко обняла её. Слёзы хлынули из её глаз потоком, а покрасневшие уши пылали.

— Аврора, прекрати плакать, — эльфийка ласково погладила девочку по пшеничным волосам. — Я принимаю твоё решение, всё будет хорошо. Нам пора уходить отсюда. Скоро плавание закончится, сейчас, только шторм пройдёт, и мы тронемся в путь.

И действительно, после ухода прокуратора надвигающийся шторм как рукой сняло: угрюмые серые тучи растаяли в небе, как последние сугробчики грязного, замызганного снега в марте, надвигающаяся с северо-запада плотная стена дождя с яркими трещинками молний и рокочущими раскатами грома рассеялась, испарилась, а вместе с ней утих завывающий кусачий ветер. Коралловое море враз утихомирилось, прекратило испытывать молы на прочность и заиграло бликами лучистого солнца, освободившегося от прочных оков непогоды. Повеяло свежестью и приятной прохладой, что в условиях загаженного порта было сродни глотку чистой родниковой воды в выгребной яме.

Стаи неугомонных чаек, сверкающих белыми брюшками, продолжали кричать и кружить над портом и городом в поисках съестного. Слышались крики и чей-то фальшивый вой, напевающий матерную матросскую песню. Со всех сторон раздавался скрежет и лязг механизмов, стук молотка о металл, дребезжащее жужжание работающей пилы, хриплое мычание пригнанных рабочими на погрузку быков, телят, коров и тёлок. Над портом взвились султаны чёрного дыма, и первые корабли, задержанные по графику из-за непогоды, спешили покинуть причалы и шлюзы. Порт напоминал очнувшийся после грозы муравейник, в котором каждый муравей был занят каким-либо важным делом.

— До чего истасканная мелодрама, — вполголоса проворчал мичман Огнебород, бывалый бард и поэт, когда Элизабет и Аврора, держась за руки, прошли мимо с весёлым смехом и шушуканьем и скрылись в юте. — Обездоленная сирота находит новую семью, пфе. Такое может произойти только в унылой реальной жизни, но не в поэзии. Попробовал бы в моём родном Блаттионе какой-нибудь безбородый песенник сложить балладу с подобным финалом, его бы заплевали.

— Огнебород, тут не твой засратый Блаттион, — напустилась на рыжебородого мичмана рыбница. — Дай хоть порадоваться за них, бес окаянный, и так в жизни одно сплошное дерьмо крутится!

— Ты в порядке, Форсунка? — озабоченно поинтересовалась Козочка, кладя руку на её плечо, но так, чтобы не пораниться о шипы.

— Я-то? О, прекрасно. Теперь прекрасно. Дала слабину — больше такого не повторится, отвечаю. Позитив Элизабет и её дочурки столь заразителен, что я чувствую себя просто превосходно, несмотря на то, что продолжаю влачить жалкое существование на этом корыте в компании с… А, неважно. И мне… Очень жаль, что я хотела столкнуть лбами легионеров мерфолков и людей Ветропика… Ага!

— Почему ты не сказала, что вместе с Иезекиилем убила доппельгенгера, который шпионил за Марго? Почему молчала всё это время, хотя с тысячу раз могла рассказать нам об этом?

— Мы и не знали, что он шпионит именно за эльфкой. Мы лишь предполагали, а кому нужны домыслы? Домыслы, как сказал старый чёрт Иезекииль, потворствуют панике. Хрен поймёт, что на умах у этих мерзких тварей. Мы с Кхышем решили держать нашу совместную операцию втайне даже от Сьялтиса, пока тщательно всё не расследуем. Когда двумя днями раньше ночью взыграл шторм, я и Кхыш взяли и выбросили доппеля в море, там эта мразь и утопла. Сьялтис, когда после поверки узнал о потере рулевого, чуть все ногти на четырёх руках не сгрыз с досады. И всё-таки, как прошла беседа с Линииндилуашаг? По вашим лицам было видно, что её информация здорово удручила вас.

— Не знаю насчёт Марго, но мысль, что нам на пятки наступают демоны, меня здорово подбадривает. Если мне своей стрелой удастся отправить парочку падших тварей обратно в поганую Бездну, буду считать, что жизнь прожита не зря.

— Наживать столь могущественных врагов — это настоящий талант, к слову, — возник будто из ниоткуда Иезекииль, пахнув шафраном, анисом, розмарином и другими терпкими травами. — Демон, госпожа Шай’Зу, — это вам не мерфолкские пираты, не гномы-мясники и уж тем более не трусливые браконьеры или трапперы, которые бросаются врассыпную, едва завидев силуэты древодев среди деревьев. В ваших словах явственно чувствуется излишняя самоуверенность, обычно рождающаяся из неведения. Поверьте, никто на борту корабля не хотел бы вступить в открытое противостояние с питомцами Шаишасиллы, ибо для этих тварей существует две цели — хаос и разрушения, полная противоположность гармонии и созиданию Матери-Природы и многих других божеств Сикца. Для Падшей Архангелицы мы, жители Сикца, — люди, эльфы, гномы, мерфолки, дриады — не более чем реликты, пережитки прошлого, которые надо выдавить вместе с верой в своих Создателей. А, значит, от демона не дождёшься банального милосердия, только медленную и мучительную смерть. И для преследования своих неизменных целей коварная Шаишасилла вот уже не одну Эру использует различных тварей, которых, если верить легендам, впервые создала на Стыке Времён из кипящей лавы, вечного огня Бездны и своей безграничной ненависти ко всему живому, когда Сикец едва не рухнул в Геенну Огненную по вине людей и их непомерных амбиций. Если порождения Клоаки в самом деле разыскивают вашу компанию и появление доппельгенгера не случайно, нужно немедленно сниматься с якоря и отправляться в путь. В открытом море демоны не столь прытки и смелы, как на суше, и у нас есть шанс если не сбросить, то прилично затормозить преследователей. Прошу меня простить, мне надо отыскать своего бывшего начальника. Хватит уже без толку колыхаться на волнах, пора сворачивать ремонтные работы и уходить в полный парус.

Но прежде чем «Чёрный олеандр» поднял паруса и снялся с якоря, на борт совершенно внезапно пожаловала ещё одна гостья — черноокая эльфийка-скинсиса со смолистыми волосами. К её ухоженным, пахнущим лимоном волосам была приколота свежая белоснежная лилия.

 

Большее зло

— Меня зовут Линуан Аф, — тонким мышиным голоском представилась черноволосая скинсиса первым, кто попался ей на борту фрегата, — Иезекиилю, Форсунке и Шай’Зу. — Я — стихийный маг, бакалавр Великого Дома Чародеев.

— Очень приятно, госпожа Аф, — кивнул головой Кхыш, сверля незнакомку взглядом. — Моё имя Иезекииль, я… Квартирмейстер пароходофрегата «Чёрный олеандр», ходящего под флагом военного флота Эльфийского Содружества. Поскольку капитан в данный момент отсутствует, вы можете говорить со мной. Но сперва вопросы буду задавать я.

— И, конечно же, вы спросите, как я посмела взойти на борт военного парового фрегата без разрешения? Элементарно. Вот, пожалуйста, — белокожая скинсиса порылась в своём маленьком ридикюльчике и выудила оттуда сложенный пополам лист бумаги. — Ознакомьтесь с данным документом и немедленно извинитесь передо мной!

Северянин раскрыл потрёпанный клочок бумаги и пробежался глазами по угловатым рунам, небрежно начирканным чёрными чернилами. Заголовком письма служило слово «Договор».

Он бегло прочитал только первый абзац, но этого хватило с лихвой. Черноокая эльфийка оказалась новым корабельным чародеем при Сьялтисе, магом-бакалавром из Великого Дома Чародеев, посланным Адмиралтейским Кругом для прохождения обязательной трудовой практики на военном судне. Едва только Иезекииль переварил эту информацию, как в его голове родилось с десяток вопросов касательно этой молодой девушки. Ещё раз взглянув на скрепу и печать Адмиралтейского Круга внизу договора, он свернул бумагу и спрятал её во внутренний карман бушлата.

— Учитывая, что члены Великого Дома Чародеев в большинстве своём капризные и избалованные дети, я даже предположить не могу, чем уже успел заслужить вашу обиду, — развёл квартирмейстер руками и спрятал их за спину.

— Ах, не можете предположить?! — в чёрных глазах скинсисы заплясали язычки ненависти, а её мелкие зубки заскрипели. — Вы и ваш чёртов капитан бросили «Адмирала Шевцова» в порту, а сами укатили в Трикрестию на другом корабле, и это тогда, когда у меня горят все сроки! А, каково это, господин квартирмейстер?! Проклятые предатели! Мне пришлось совершить немыслимое: зафрахтовать первое попавшееся человеческое корыто на подводных крыльях и пускаться в погоню за своей работой и меж делом терпеть домогательства мерзкого старикашки-капитана и его вечно пьяной команды! А на следующий день капитан, которому я так и не дала, окончательно выжил из ума и сказал, что ему надоело терпеть на своём борту проклятого эльфа, а потом пинками высадил меня в этом мерзопакостном захолустье без средств к существованию! Матерь-Природа, да я в жизни не испытывала большего унижения, чем за эти три дня! Проклятые предатели! — снова повторила скинсиса, только ещё более злобно. — Уж не знаю, с какой стати вы остановились здесь, но я требую извинений и свободной каюты, где я смогу отлежаться перед тем, как возложу на себя обязанности корабельного чародея! И мне плевать уже, какую я характеристику заслужу, работая здесь, но знайте, что моя характеристика о вас уже заведомо негативная!

Иезекииль смахнул с бушлата капельки слюны, которыми обильно брызгала Линуан во время последней особо пламенной речи, и спокойно промолвил:

— Вы, госпожа чародейка, утверждаете, что посланы на наше попечение гроссмейстером Мерсером Адэрейсом и Адмиралтейским Кругом? В таком случае капитана Сьялтиса обязаны были загодя предупредить о вашем приезде. Никаких распоряжений свыше, касающихся нового корабельного чародея, он не получал и, следовательно, не ожидал вашего приезда.

— Неудивительно! — снова пропищала мышиным голоском скинсиса, уперев кулачки в узкие бёдра. — Я ни капли не удивлюсь, если выяснится, что гонец, посланный вам с сообщением о моём выезде, оказался убит и ограблен какими-нибудь отморозками! Это всё отвратительная работа эльфийской милиции, чтоб ей пусто было! Из дома порой выйти страшно, чего уже говорить о пустынных большаках и дорогах! А ещё крысы из Государственной Гильдии Транспортных Путей хороши — вручили мне какой-то маломощный автомобильчик, а не шагоход или аэроплан! Я требую…

— Я прекрасно услышал с первого раза, что вы требуете, — оборвал её Кхыш, церемонно ковыряясь в ухе. — Но из ваших требований мы удовлетворим лишь требование предоставить вам свободную каюту. Извиняться за подобное ни я, ни капитан не собираемся, поскольку не считаем себя виноватым. «Чёрный олеандр» вынужден был сняться с якоря и отчалить в империю незамедлительно по приказу самой Миряны Первой, Владычицы Содружества, ну а тот, кто не успел взойти на борт, — виноват сам.

— Я не намерена больше терпеть ваше общество, — изменила тактику чародейка-бакалавр. — Немедленно отведите меня к капитану, где бы он ни прятался от меня!

— Действительно, пускай капитан Сьялтис с вами разбирается, — квартирмейстер поманил за собой новоприбывшую чародейку, и они вдвоём покинули квартердек. Рыбница и дриада ещё долго слышали её возмущённый писк и характерный стук каблучков высоких сапожек с бряцающими пряжками.

— Как думаешь, — обратилась Форсунка к кентаврице, — какова вероятность того, что эта шалава ещё один демон-перевёртыш?

— Я думаю, — нахмурилась древодева, — что тебе, Форсунка, следует отзываться повежливее о незнакомцах. Кто тебе дал право оскорблять за глаза эту девушку? Что-то при ней ты не больно возникала. Ты и меня за спиной оскорбляешь?

— Ну да, — пожала плечами разведчица и сплюнула в воду. — Но это было давно, в далёкие-далёкие времена, когда ты и Лиз с малявкой впервые взошли на борт фрегата. Сейчас я свыклась с вами и сама кому угодно врежу, если он посмеет обозвать тебя или эльфку. Однако эта демонша натуральная шалава — визжит, кричит, кривляется, ручонками машет, ножками топает. Будет ещё вшивый доппель на нашего Кхыша бочку катить!

Покрасневшая от ярости Виолетта хватила кулаком по планширу и исступлённо прошипела прямо в нагло ухмыляющееся лицо Форсунки:

— С чего ты вообще взяла, что она перевёртыш? У тебя нет никаких доказательств. Она же поведала нам свою историю. Её остаётся лишь пожалеть, не каждому выпадает такое скверное приключение.

— Эх ты, горе горемычное, — махнула рукой Форсунка. — Я знаю, что ты всю жизнь прожила в лесу в обществе сестёр, где честность, открытость и доверие процветали и благоухали. Но сейчас ты здесь, за пределами своего леса, в грешном и порочном Сикце, где подобные качества не только не помогают, но даже вредят. Учись относиться ко всем с подозрением, Козочка. Учись скрывать свои эмоции и не мели языком направо и налево. Будь скрытной и умей отказывать. И, самое главное, научись лгать без задней мысли! Иначе быстро найдётся какой-нибудь ублюдок, который окрутит тебя вокруг пальца и бросит у разбитого корыта. Я говорю тебе это потому, что сама не раз обжигалась.

— Благодарю за столь важные советы, — скрестила руки на груди дриада. — Я добавлю их в копилку советов, которыми никогда не воспользуюсь. Если что и вернёт Сикец в первозданное состояние, так это честность и доброта. Пословицу впору припомнить одну: «Начни с себя и увидишь, как мир преобразится». А золотое правило нравственности? «Относись к окружающим так, как хочешь, чтобы они относились к тебе». А ещё: «Не делай другим того, чего не хочешь себе». Если рыбник или кто-либо другой будет относиться ко мне с уважением, если он честен, добр и открыт в беседах со мной, он может смело надеяться на такое же отношение с моей стороны. Если он лжёт, крючкотворствует, дерзит или относится ко мне как к животному, то его не ждёт ничего, кроме презрения и ненависти. Все наши отношения можно растолковать одним-единственным словом — взаимностью.

Рыбница фыркнула и уже хотела вставить едкий комментарий, но вдруг почувствовала знакомый травяной запах, свербящий в носу.

— Хватит прятаться, Кхыш, вылезай, не подслушивай нас.

— Даже в мыслях не было, — ссутуленный северянин вынырнул из-за древодевы и облокотился о фальшборт. — Вы мне нравитесь день ото дня, госпожа Шай’Зу, честно. Вы цените в окружающих то, за что многие их презирают, и это ставит вас на голову выше. Однако Форсунка в какой-то степени права, альтруистичность и излишняя наивность могут сыграть с вами злую шутку. В наше неспокойное время опасно даже протягивать кому-либо руку помощи, ибо за эту руку могут хорошенько укусить. И всё же я не хочу, чтобы вы разочаровывались в своей праведной этике. Вам бы немного подогнать свои суждения под наши реалии и организовать собственное учение в империи, привлечь людей в паству проповедями о морали, нравственности, дружбе, справедливости, глядишь, хоть немного, но всё же заставите их взглянуть на жизнь по-иному…

— Иезекииль, хватит чушь нести, — оборвала бывшего квартирмейстера рыбница. — Лучше скажи, доппель эта эльфка или нет?

Северянин смахнул бегущие по лбу струйки пота и кашлянул в платочек.

— Девушка молодая, энергичная, подающая большие надежды чародейка… Была.

— Что ты хочешь сказать? — сощурилась Шай’Зу.

— Доппельгенгер, в простонародье перевёртыш или скрытень, обладает исключительной способностью принимать облик любого разумного существа, будь то эльф иль огр, стар иль млад, — чрезвычайно нудным менторским тоном принялся декламировать бывший квартирмейстер. — Но трансформировать своё податливое тело для скрытня — самая лёгкая часть коварного плана. В отличие от обычной мимикрии, доппельгенгер влезает в саму сущность сознания жертвы. Вы имеете представление о структуре сознания? Доппельгенгер нет. Ему нет дела до структуры сознания, идеализации образа и мысли или решения загадки существования иного измерения действительности. Низшие перевёртыши в силу своей примитивности не разбираются в философии разума, но это не мешает им залезть в сознание любого разумного существа и вытащить из него мысли, фантазии, привычки, характер, страхи и надежды, радости и горести, а то и любовь к кому-нибудь или врождённые болезни. Представьте, каково это с философской, психологической или религиозной точки зрения? Невероятно! Таким образом перевёртыш лучше вживается в роль, что позволяет ему строить козни во много раз эффективнее. Тот, у которого демон «одалживает» сознание, увы, умирает. Как ни прискорбно, но Великий Дом Чародеев и в частности гроссмейстер Мерсер Адэрейс могут заказывать панихиду по своему погибшему бакалавру. То, что вы видели, то, что с вами минутами раньше разговаривало, — мастерски маскирующийся доппельгенгер.

— Как же так? — охнула Козочка. — Разве можно сознание или душу взять и проглотить? Они же не хлебная лепёшка или яблоко, они… Они нематериальны!

— Сознание, как и душа, материально, госпожа Шай’Зу, хотя Орден Инквизиции считает еретиками тех, кто смеет говорить подобное. Все наши мысли, впечатления, воспоминания, желания или страхи видны доппельгенгеру как на ладони, и от его скверных чар не защищён никто. Раскрыть перевёртыша трудно, особенно когда он сидит в личине другого существа уже достаточно долго. Не каждый инквизитор-ветеран сможет разглядеть следы скверны и угадать в подозреваемом скрытня без должных экзорцизмов. Но от меня не ускользнёт ничего. Я не инквизитор, не охотник за нечистью, благословлением Всеотца и молитвами не пользуюсь, я самый обычный безработный тунеядец и безбилетник. Нужны лишь крупица внимания, острый нюх и толика знаний гоэтии, чтобы понять, что перед тобой доппельгенгер. Тут самое важное — не позволить демону выдать, что ты его раскусил, иначе демоническая тварь вырвется наружу и постарается прикончить тебя. Здесь надо действовать осторожно, планируя каждый шаг и каждый виток развития событий. Я обращаюсь к вам, госпожа Шай’Зу, поскольку беспокоюсь за вас.

— Твоя забота мне ни к чему, человек.

— И очень зря. Я вижу, вы порываетесь пойти и убить доппельгенгера, но делать этого категорически не советую.

— Тише вы, разорались! — прошипела Форсунка, озираясь по сторонам. — Сюда идёт демон, ведите себя естественно, иначе он вскроется и нападёт!

Линуан Аф, которую за много аршинов опережал въедливый в мозг мышиный писк и кислый лимонный запах, поднялась на шкафут в сопровождении Сьялтиса. Судя по пунцовому лицу иллюмона, новоиспечённая корабельная чародейка уже успела сыграть симфонию на его нервах. Стараясь держаться спокойно, капитан поднялся на шканцы и велел немедленно ускорить ремонтные работы. Огнебород повторил приказ начальника матросам на баке и вновь завалился дремать на обложенные брезентом деревянные ящики.

— Интересно, Кхыш, это новый доппель или тот, которого мы с тобой выбросили за борт в прошлый раз? — спросила ящеровидка, сидя верхом на чугунной пушке. — Если тот самый, у него наверняка на нас зуб имеется.

— Не думаю, — вздохнул бывший квартирмейстер. — Шторм застал нас близ берегов Камнекняжества, это верно, но я склонен думать, что доппельгенгер утонул. Наша Линуан Аф с большой долей вероятности является другим перевёртышем. Скрепы, коими подписан договор чародейки, подлинны, печать тоже, а её история хоть и не совсем логична, но имеет право на существование.

— И что нам теперь делать? — спросила Шай’Зу, стараясь смотреть не на демона, а в тихое и спокойное море. — Знаю, знаю. Надо оповестить Сьялтиса и команду. Здесь больше сотни солдат, уж с одним перевёртышем справятся. Нельзя держать капитана в неведении, мы должны быть готовы к возможным нападениям приспешников Шаишасиллы. Пусть Сьялтис организует оборону, там, патрули, дежурства.

— Обязательно оповестим, но только после устранения доппеля, — подмигнул Форсунке Иезекииль. — Если в закутках корабля зашелестят разговоры, демон насторожится, а если вспыхнет настоящая паника, он может сбросить маскировку и напасть. Капитан Сьялтис Агоней, конечно, хороший лидер, солдат и моряк, но, как бы это помягче выразиться… Слишком боится демонов из Ундагилаша. Я никоим образом не осуждаю эльфа, всё-таки Шаишасилла сотворила демонов именно затем, чтобы при виде них смертные трепетали от ужаса. Необходимо срочно и без лишнего шума прикончить доппеля, пока он не добрался до тебя, Виолетта, или Элизабет. Но сперва надо оповестить чародейку и её ученицу, пусть держат под рукой какое-нибудь заклинание на случай нападения скрытня. С вашей посильной помощью мы с Форсункой одолеем демона и лишим вашего преследователя ещё одной пары глаз.

— Благое дело, — согласилась древодева. — Я к Марго.

* * *

— Доппельгенгер, значит? — серокожая эльфийка отвлеклась от расчёсывания золотистых волос Авроры и подняла влажные нефритовые глаза на Виолетту. — И рулевой был доппельгенгером. У меня на доппелей имеется особый зуб, и я с превеликим удовольствием прикончу эту мерзкую тварь. Говоришь, он ещё и принял облик убитой молоденькой магички из Дома Чародеев? Это, пожалуй, самое печальное. Будь уверена: эта тварь не убежит живой с корабля!

Стараясь не потревожить дремавшую с мечтательной улыбкой на личике девочку, Элизабет встала, натянула на руки митенки и зашнуровала их.

— Говоришь ещё, Кхыша уволили? — с улыбкой спросила чародейка. — Ну надо же, в разговорах со мной этот северянин заикался об уходе с работы, а тут конец карьеры его настиг сам. Это после вашего стрельбища, устроенного на борту корабля? Да уж, не исключаю, что хитрец Кхыш сам спровоцировал начальника, а ты ему маленько помогла.

— Никому я не помогала. И вообще, как ты можешь думать о чём-то кроме доппельгенгера? Я, например, выбросить его из головы не могу. Терпеть рядом с собой отродье Бездны выше моих сил, но Иезекииль запретил пока что трогать его.

— С каких пор он тебе указывает, что делать?

— Его слова не лишены смысла, опасения небеспочвенные, а требования вполне рациональные. Не знаю, что он задумал, но я хочу ему помочь. А ещё я хочу… Предложить ему кое-что.

— Так. И что же?

— Если он отныне лишён своей должности, может быть, он согласится… Сопровождать меня в Трикрестии. Стать моим… Советником. Или кто там сопровождает эмиссаров на чужбине? В общем, стать одновременно и моим попутчиком, и гидом, и советчиком, и помощником в людских землях. А, как думаешь? Он согласится работать за… Бесплатно? У меня и заплатить ему даже нечем.

— Не узнаем наверняка, пока сами у него не спросим. Но, малость зная Кхыша, могу предположить, что он «почтёт за честь сопровождать госпожу Шай’Зу»!

* * *

Когда Иезекииль возвратился на корабль с новой линзой и с горем пополам починил прожектор, капитан Сьялтис окончательно разжаловал его и приказал отчаливать. Торговый караван из Содружества уже выходил в открытое море, но при помощи новой судовой чародейки «Чёрный олеандр» живо нагнал последний крейсер и пристал к его кильватерному следу. И вновь капитан Сьялтис стал арьергардом маленькой флотилии.

Доппельгенгер трудился в поте лица: Сьялтис нещадно трепал демона, будто специально хотел помучить его за прошлый особо эмоциональный диалог. Липовая скинсиса с большим трудом следила за многочисленными парусами пароходофрегата и к закату валилась с ног от усталости. Элизабет и Аврора, гуляя по верхней палубе, зорко следили за порождением Бездны и втихомолку посмеивались над ним. Форсунка уже несколько часов отсутствовала, бороздя бескрайние воды Кораллового моря, а Иезекииль в пустой плотницкой предавался непринуждённой беседе с Козочкой, пока плотник и маляр продолжали латать корабль.

* * *

— Почту за честь сопровождать госпожу Шай’Зу на её тернистом пути карьеры эмиссара, — северянин кротко поклонился дриаде и пятернёй зачесал распущенные волосы назад. — Предлагаю обозвать свою неофициальную должность «советником эмиссара Содружества». Уверен, мы с вами сработаемся. Человеческая природа вам чужда, но с моей помощью вы преодолеете неясности и распутаете все узелки в людских душах.

— Спасибо. Спасибо, Иезекииль, — поблагодарила бывшего квартирмейстера Шай’Зу.

— О, в общении со мной вы впервые назвали меня по имени, я весьма польщён, — снисходительно улыбнулся советник эмиссара Содружества.

— Считай это первой ступенью на пути к моему полному доверию. И довольно излишней куртуазности, я не маленькая принцесса, а ты не благородный рыцарь, потому обращайся ко мне на «ты» и прекрати кланяться.

— Это элементарные правила этикета, которые должен знать любой мужчина, Шай’Зу. Но, раз тебя это напрягает, я упрощу свою манеру поведения.

— Вот и отлично. Так… Что насчёт доппельгенгера? С каждой минутой, проведённой с ним в такой близости, порождает в моей душе шквалы ненависти! Я ведь терплю, Иезекииль, но моя терпимость сильно уступает жажде расквитаться с тварью за убитую девочку-чародейку. Когда мы уже начнём действовать? Когда демон сам нападёт со своими союзниками? Ты что, не понимаешь, что он может быть наводчиком?

— Прекрасно понимаю. Но он не моя забота, он забота Элизабет. Не считаю нужным совать нос в чужие дела, особенно когда моё вмешательство может серьёзно навредить. Элизабет сказала, чтобы ни я, ни Форсунка, ни тем более ты не вмешивались в этот конфликт. Она хочет поймать доппельгенгера и допросить его, я уверен, с её навыками и умениями ей ничего не стоит это сделать. Хотя я склонен думать, что демон недолго тут планирует задерживаться. Когда он вдоволь насмотрится на эльфийку, он по-тихому улизнёт…

— Ну уж нет! — ударила кулаком по верстаку дриада, и её конопатое лицо перекосилось от гнева. — Только через мой труп! Я задушу эту демоническую гадину собственными руками!

— Не горячись, Шай’Зу.

— Я Виолетта! Это моё настоящее имя, если ты до сих пор не знал. Виолетта Морэй, дочь Элиан Морэй.

— А я Иезекииль Кхыш по прозвищу Убейволк из древнего и почитаемого Дома Снежной Вьялицы.

Быстро угомонившаяся дриада снова легла на брюхо и промолвила уже более спокойно:

— Говорящее прозвище.

— Прозвище для того и даётся, чтобы одним ёмким словом охарактеризовать его носителя с правильной стороны. Знаешь, мы с тобой в какой-то степени похожи. Догадываешься, чем?

— Даже не представляю, — возвела очи горе рыжеволосая лучница и придвинулась к Кхышу поближе. — Чем же?

— В нас обоих есть нечто… Звериное. Разница лишь в том, что в тебе это нечто выражается визуально и постоянно, а в моём внутренне и периодически. Взгляни на мой перстень, который так тебя интересует в последнее время, — Иезекииль присел перед лежащей дриадой и протянул ей правую руку, изуродованную заросшимися рубцами. На указательном пальце жадно блеснул кровавый рубин, заключённый в золото. — Семейная реликвия моего Дома, древняя вещица, древнее любого ныне живущего эльфа. Выглядит, конечно, красиво, но красота эта коварна и обманчива, как и то, что она скрывает.

— И что же она скрывает? — спросила Козочка, с любопытством разглядывая играющий тусклыми бликами гранёный минерал.

Северянин отнял руку, дыхнул на рубин и заботливо потёр его о грубую ткань бушлата.

— Моё alter ego, — ответил мужчина и подмигнул лучнице.

Та готова была поклясться, что на мгновенье ярко-жёлтые глаза Иезекииля из человеческих превратились в звериные.

* * *

Когда курс ветра сменился на фордевинд, капитан Сьялтис смилостивился и отпустил Линуан Аф, с которой уже семь потов сошло, в свою каюту. Скинсиса-демон, стараясь не привлекать к своей персоне лишнего внимания команды, юркнула на нижние палубы и немедленно заняла свои скромные покои, раннее принадлежащие Незабудке. Демон тихо закрыл за собой дверь на замок и защёлкнул два шпингалета, после чего облегчённо выдохнул и тыльной стороной ладони вытер взмокшее лицо. Вполголоса он проклинал Сьялтиса и весь корабль в целом, а ещё своего начальника Форкаса, называя его «недоумком рогатым».

Доппельгенгер и понятия не имел, что Иезекииль его раскусил в первые же минуты после знакомства. Также демон даже не догадывался, что прямо сейчас за ним внимательно наблюдает находящаяся с ним в закрытой каюте Элизабет. Чародейка пару часов назад вызнала, где находятся хоромы мнимой магички, при помощи Форсунки и её бесценному умению взламывать замки проникла туда и, используя нехитрое заклинание, набросила на себя завесу невидимости.

Выйдя на середину каюты, доппельгенгер сбросил маскировочную вуаль и предстала перед Элизабет в истинном облике. Демон был высоким, но очень костлявым юношей с трупным фиолетово-серым цветом кожи, мёртвыми чёрными глазами и иссиня-чёрными волосами, перехваченными на затылке в короткий хвост. При жизни он был человеком, после перерождения им и остался.

Упав на колени, юноша-демон сорвал с головы белоснежную лилию и стал доставать из дамского ридикюля маленькие подсвечники с единственным гнездом в форме птичьей лапы и чёрные восковые свечи. Элизабет, с ногами забравшись на топчан, с интересом глазела на демона, и чем больше тот расставлял чёрных свечей в ритуальных подсвечниках, тем явственнее искушённая в демонологии и чёрной магии удрализка осознавала замыслы доппеля.

Как вариант, доппельгенгер хотел начертить Знак Эпсилон и пентаграмму, посредством тёмного ритуала открыть портал и дать безопасный коридор своему начальнику Форкасу. Должно быть, демоны уповали на внезапность и молниеносность, в крайнем случае, на многочисленность, раз у них хватало смелости изнутри напасть на корабль, где дежурила целая бригада солдат, вооружённых карабинами, пистолетами, полуавтоматическими винтовками и гранатами. Элизабет больше склонялась к иному витку развития событий: доппельгенгер, создав портал, намеревался вырубить её и Виолетту и вместе с их бездыханными телами улизнуть с пароходофрегата прочь, прямо в лапы к Луцию. Зачем Форкасу нужны были члены Соты Альянса живьём — вопрос другой. В любом случае, удрализка решила помешать перевёртышу претворить свои коварные планы в жизнь. Она хотела поймать доппеля живым и с пристрастием допросить её насчёт шефа и его помыслов.

Юноша, закончив расставлять свечи, выудил из складок угольно-чёрной рваной мантии ритуальный кинжал с кривым лезвием и с вымученным шипением надрезал бледную кожу на предплечье. Обмакивая два пальца в быстро набегающее пятно крови, демон начал вычерчивать на деревянном настиле кровавый Знак, как вдруг кто-то тронул его за плечо.

Реакция доппеля была быстрой. Быстрой, но не мгновенной. Секунду спустя черноволосый демон оказалась пригвождён к полу. Элизабет, сидящая верхом на пленнике, с размаху врезала ему в челюсть, от чего доппельгенгер взвизгнул и в бессильной злобе заскрипел зубами. Его руки, прикованные к полу, перепачканному чёрным воском и кровью, отчаянно пытались вырваться и впиться в нефритовые глаза Элизабет.

— Ты, запаршивевший кретин, мерзкое исчадие Бездны, неразумное существо, о чём ты думал, когда приходил сюда, а? — процедила сквозь стиснутые до скрежета зубы чародейка. — Для чего ты пришёл сюда, спрашиваю? Тебя послал Форкас? Зачем? Убить эмиссаров Содружества, верно ведь? Отвечай!

Демон беззвучно скривил губы и закатил глаза, очевидно, пожелав немного покривляться перед эльфийкой. Его белые зубы с алыми дёснами то показывались, то исчезали, а кадык нервически дёргался. Взбешённая Элизабет, опутав одно из предплечий пленника хвостом, освободила руку и сразу же ребром ладони вдарила по кадыку доппельгенгера.

— Ах ты, паскуда!.. — прохрипел демон на всеобщем и принялся вырываться с удвоенной силой. Без толку.

— Отлично, значит, ты не немой. Тогда будь паинькой, ответь на мои вопросы. Клянусь, если сделаешь это, я убью тебя быстро и безболезненно. В противном случае твою смерть я могу растянуть долго и мучительно, уж поверь, я имею в этом богатый опыт. Ну как, что выбираешь?

— Ты ещё смеешь ставить меня перед выбором, эльфка? — демон от переизбытка ненависти захлёбывался ядовитой злобой. — Твои жалкие потуги устрашить меня ничтожны и смешны. Дети Шаишасиллы не боятся боли и страданий, потому что вся их жизнь одна сплошная боль за свою преданную смертными Создательницу и вечное страдание во имя мести. Убьёшь меня — я выберусь из Бездны и найду тебя. Найду, где бы ты ни пряталась, и отомщу.

Однако эта, казалось бы, внушительная угроза вызвала у серокожки лишь безразличный смешок.

— Правда? А теперь посмотри на это, — с этими словами Элизабет достала из кармана куртки бесформенную друзу мелких полупрозрачных кристаллов, напоминающих кварц. При виде друзы доппель замычал, а его чёрные глаза захлопали как ставни на порывистом ветру. — Гляжу, ты знаешь, что это за кристаллы? Это дриотий, в простонародье душекамень, чрезвычайно мощная и полезная штукенция, если знать, как ею правильно пользоваться. Кристаллическая решётка дриотия имеет уникальную магическую структуру и существует одновременно в нескольких Мирах и, к твоему несчастью, Бездна попадает в список этих Миров. И вот за эту самую решётку я и намерена упечь навеки твою жалкую, злобную, чёрную душонку! О-о, тварь бесовская, ты не представляешь, что тебя ждёт в этой микроскопической тюрьме. Дело даже не в страданиях и боли — мне просто нравится избивать демонов, это весьма обыденное желание у смертных. Но когда я говорила про твою смерть, я имела в виду не костёр, дыбу, виселицу или клетку, о нет! Твоя смерть будет длиться вечно вот в этой крошечной штучке. Ты будешь в моей собственной Бездне, тварь, и я буду твоей госпожой! Смотри, сколько тут много кристалликов дриотия! Скоро они все будут твои! Неплохой домишко для твоей паршивой душонки, не находишь? Вот этот, самый маленький кристаллик размером с ноготок, можно будет использовать как сортир, а этот, побольше, как опочивальню! А, как тебе? Как тебе, спрашиваю?! Не нравится? Говори, зачем Форкас преследует нас? Ну же, моё терпение не безгранично!

Доппельгенгер уронил голову на пол и, тяжело дыша и затравленно вращая глазами, что-то зашептал на эльфийском. Элизабет наклонилась поближе. Её серебряный кулон на цепочке, специально надетый для дополнительной защиты от нежити, приблизился к мёртвым синим губам доппельгенгера. Воспользовавшись моментом, он молниеносно вцепился в него зубами и, дико взвизгнув от нестерпимо жгущего кожу металла, рванул на себя и стал заваливаться набок. Потерявшая равновесие чародейка выпустила друзу дриотия, повалилась на юношу, от которого несло могильной сыростью, и сильнее впилась в его руки. Она билась и кричала, но демон, неистово извиваясь и продолжая рвать зубами прочную серебряную цепочку, подмял под себя рыжеволосую серокожку и, с хрустом в позвонках запрокинув голову, ударил её лбом в челюсть. Элизабет взвыла, захлебнулась воздухом, её рука перестала отвечать и отпустила руку доппеля. Черноволосый юноша вскочил и отпрыгнул в сторону, но хвост эльфийки, продолжавший рефлекторно мёртвым канатом стискивать окровавленное предплечье, заставил демона неуклюже развернуться на пятке и удариться и без того пораненным о зубы Морэй лбом о бимс. Голова юноши загудела, как паровозный гудок, даже жгучая боль в разъедаемых серебром губах на секунды притупилась. Он в дикой злобе отпрянул назад, и опять натянутый до предела хвост заставил его с разбега удариться о переборку, да так, что доски, обшитые анминитовой сталью, жалобно скрипнули, а на отполированных листах осталась лунка от головы доппеля и кровавое пятно.

Доппельгенгер стал искать что-то, чем можно было бы отсечь распроклятый хвост, иначе убегать придётся, волоча за собой и эльфку. А пока перевёртыш пытался отвязаться от хвоста, его хозяйка кое-как поднялась, сплюнула кровь и, взвизгнув от бешенства, накинулась с кулаками на юношу. Демон, не желая давать фору удрализке, тоже пошёл в атаку и первым делом использовал своё основное оружие.

Элизабет расцарапала противнику лицо и пребольно укусила за палец, да так, что демон завыл, а в глазах на мгновение всё померкло. В ответ дав Элизабет наотмашь пощёчину, перевёртыш сбил её с ног и схватился запачканной рукой за пыльную коленку. И тут же с его дистрофичным телом произошли поразительные изменения: исчезла уродливая и рваная мантия из чёрной тяжёлой парчи; тощие ноги пополнели, удлинились, обросли мохнатыми раструбами и копытцами; мертвецки серая кожа приобрела более тёмный оттенок и залоснилась от пота; израненное, забрызганное кровью лицо до неузнаваемости изменили выразительные и узкие черты, заиграли пятнышки ярких веснушек; иссиня-чёрная копна волос исчезла, вместо неё на плечах и спине рассыпались вьющиеся огненно-рыжие волосы… Элизабет, отталкиваясь копытами, с криком боли и удивления отползла в сторону. Округлившиеся от изумления глаза бестолково пялились на трансформацию доппельгенгера. Последней на теле демона появилась одежда — кожаная куртка с серебряными кнопками на манжетах и обтягивающие штаны с бахромой.

Элизабет-2 с коротким смешком запрокинула голову вместе с волосами назад, смахнула сочащуюся из треснутой губы серебристую кровь и, мерзко улыбнувшись, накинулась на пытающегося встать подлинника. Демон ударил чародейку копытом в живот, от души дал по рёбрам и в завершении отдавил бешено елозивший по полу хвост. А после коварный перевёртыш с блаженным чувством исполненной мести подбежал к двери, сорвал ударами локтя шпингалеты, выбил копытом замок и убежал прочь.

— Ах ты, падла! — выругалась серокожка, хватая ртом воздух.

Ценой неимоверных усилий она поднялась на дрожащие, разъезжающиеся в стороны ноги, но разогнуть спину мешала дикая боль в кишках. Припадая к полу и то и дело опускаясь на четвереньки, удрализка выскочила вслед за демоном и захромала налево, туда, куда тот соизволил удрать. Всё её естество было пронизано жаждой убийства, частично заглушающей рваную боль, а на глаза упала кровавая пелена ярости и злобы.

Иезекииль Кхыш многое ведал о природе демонов и их способностях и с гордостью мог называться докой в области демонологии. Да, он ведал многое, но не всё. Советнику эмиссара Содружества было невдомёк, что доппельгенгеру совсем необязательно убивать жертву, чтобы завладеть её душой и телом. Фактически, доппель не высасывал сознание, а лишь «зондировал» его содержимое при самом обычном телесном контакте, даже если этот контакт ограничивался прикосновением к коленной чашечке. Именно из-за своих уникальных способностей доппельгенгеры числились в инквизиторском рейтинге самых опасных демонических порождений и занимали позиции выше змееподобных нексусов и коварных инкубов и суккубов.

Убегающий доппельгенгер паниковал. Вместе с внешностью Элизабет на него обрушилось всё её сознание, и пролетающие перед глазами картины прошлой жизни, фантазий, мечтаний и страхов эльфийки затуманивали собственный разум и мешали сосредоточиться. Несколько раз перевёртыш сталкивался с матросами, механиками, кочегарами и солдатами, один раз по неосторожности даже с Иезекиилем. Бывший квартирмейстер моментально понял, что произошло, и потому бойко направился вслед за беглянкой, попутно поднимая с пола сбитых ею эльфов.

Демон тем временем сделал тщетную попытку прорваться в машинно-котельное отделение, но дверь туда была прочно заперта и не поддавалась. Прибитая к дверям табличка гласила «Посторонним вход запрещён!» Тогда доппельгенгер поскакал дальше искать лазейку, где можно было бы затаиться и сотворить приличный портал, ведущий подальше от корабля, — с приобретёнными способностями Элизабет это было сделать не так сложно. Оттолкнув очередного встреченного на пути канонира-артельщика, демон спустился по трапу в трюм, где неожиданно наткнулся на светловолосую голубоглазую девочку-человека.

Это она! — пронеслось в голове у доппеля, и он пошатнулся и упал на колено.

— Матушка, что с тобой?! — воскликнула Аврора и, вырвавшись из цепких рук дриады, бросилась к своей радетельнице.

Доппельгенгер узнал и дриаду. Ещё бы не узнал: через глаза Элизабет он видел, через её уши слышал, как кентаврица с перекошенным от гнева лицом клялась прикончить его своими руками. Медлить было нельзя, каждая потерянная секунда была на вес золота. Как только руки Авроры дотянулись до перевёртыша, он с яростным визгом схватил девочку за распущенные волосы и, намотав их на кулак, рванул её к себе. Другой рукой он выхватил складной охотничий нож, который чародейка прятала в секретном кармане за пазухой куртки. Про него он тоже теперь знал.

— Не приближайся, дриада! — перевёртыш выпрямился и приставил лезвие ножа к горлу схваченной Авроры. Та пискнула и негромко застонала, захлопала больше от удивления, нежели от страха большими голубыми глазами. — Предупреждаю: ещё шаг, и девчонка забрызгает своей кровью всю палубу!

— Если тебе нужен пленник, демон, возьми меня, — стараясь сохранять спокойный тон, предложила древодева. — Ты же за мной охотишься, не так ли? Отпусти девочку. Отпусти её и возьми меня, слышишь?

— Козочка!.. — пискнула Аврора, с трудом двигая одеревеневшими губами.

— У меня предложение получше! — гнусно скаля жемчужные зубы, прошипел доппель. — Будь хорошей девочкой, Виолетта, создай мне безопасный портал к моему идиоту-начальнику, и я отпущу мою любимую дочурку целой и невредимой! Координаты я подскажу.

— Да ну? — Виолетта разглядела, что нож к горлу девочки был приставлен тупой стороной. — Что-то я тебе не верю. Знаешь, почему? Потому что я хорошо тебя знаю. Ты не лишишь жизни своё самое любимое существо.

Демон, поколебавшись с мгновенье, зафыркал, широко раздул ноздри. Аврора пискнула громче, потому что перевёртыш сильнее вдавил лезвие в её горло.

— Живо, Коза!

Козочка до хруста в пальцах стиснула кулаки. Ещё никто и никогда не обзывал её Козой! Козочка ещё куда ни шло, но Коза…

— А если я откажусь? — зловеще процедила она, делая акцент на каждом слове, будто по очереди вынимала их из мешка и ставила в ряд.

— А если откажешь…

Но Шай’Зу так и не узнала, что будет, если она откажется выполнять требование демона. Позади демона из прохладного сумрака трюма возник догнавший его Иезекииль. Полезное умение квартирмейстера появляться в самых неожиданным местах спасло хныкающую от страха Аврору. На цыпочках подбежав к Элизабет-2 со спины, человек напрыгнул на неё и первым делом скрутил руку, держащую нож. Аврора, почувствовав, что железная хватка демона ослабела, с визгом отскочила и рухнула прямо в объятия Шай’Зу.

В тесном проходе между громоздящимися ящиками, тюками, бочками и сундуками завязалась потасовка между северянином и демоном. Иезекииль врезал липовой удрализке под дых и кулаком разбил ей во второй раз серебристые губы, но пропустил удары по ушам. Пока дриада силилась отцепить от себя перепуганную Аврору и помочь советнику, доппельгенгер оттолкнул от себя человека и убежал наверх, на батарейную палубу, оставляя за собой полупрозрачный фиолетовый шлейф.

— Он колдует! — взвизгнула дрожащая от гнева дриада, прижимая к себе Аврору. — Останови его, Иезекииль! В его руках вся Сила и все знания Маргариты, он может потопить корабль одним щелчком!

— Сию же секунду! — Иезекииль, впрочем, выкроил секунду и отвесил чопорный поклон.

По счастью, северянина не так просто было ошеломить или вырубить. Классический приём с оглушением, используемый в партизанских войнах для нейтрализации часовых, не сработал. Кхыш в два прыжка преодолел трап и уже наверху столкнулся с настоящей Морэй. Эльфийка, согнувшись в три погибели, ковыляла на шканцы, откуда слышались чьи-то крики и визги, леденящий душу звон корабельного колокола.

— Убью, убью! — охала удрализка, то и дело прерываясь на кашель и стоны.

— Позвольте-ка подсобить! — Иезекииль сгрёб чародейку в охапку и вместе с ней взлетел на открытую палубу.

— Что… Что с Авророй? Где она?

— С ней всё хорошо, она с Виолеттой.

Внимание его привлекла плотная толпа, сгрудившаяся на фордеке. Матросы в тельняшках и солдаты в мундирах нараспашку кричали и трясли кулаками и карабинами, над их головами маячил ярко-красный плюмаж Сьялтиса. Кто-то бил в рынду, кто-то колотил свайками по чугунным дулам пушек, кто-то визжал фальцетом, как малолетняя девчонка. Суматоха стояла страшная, разбавлял её вой сильного порывистого ветра, хлопающего паруса и со скрипом натягивающего шкоты, и плеск гигантских колёс. «Чёрный олеандр» превратился в одну большую плавучую сумятицу.

Причина сумятицы выяснилась, когда Иезекииль, ловко орудуя Морэй и её больно бьющими копытцами, пробился сквозь тесное кольцо из эльфов: на небольшом пятачке, широко в стороны раскинув руки и ноги, лежал доппельгенгер в своём природном облике, а над ним стояла промокшая до нитки Форсунка в разорванной куртке, с абордажным топором в одной руке и стальной свайкой в другой. Судя по всему, своим неадекватным поведением он привлёк внимание возвратившейся с дозора рыбницы, и та, не тратя время на раздумывания, врезала липовой удрализке по голове. И, похоже, именно из-за внезапной потери сознания сидящий в её облике доппельгенгер развоплотился у всех на глазах и вызвал суматоху.

— Опусти меня, — прошептала Элизабет, и северянин поставил её на разъезжающиеся копыта. Поддерживая подругу за локоть, он подвёл её к демону, у которого на лбу, частично закрываемая слипшимися от запёкшейся крови волосами, выскочила шишка. — Убила? — затуманенный взор удрализки упал на рыбницу.

— Кажись, нет, — безразлично пожала плечами та, — но приложила я ему хорошенько!.. И-и… Вообще-то я думала, что это была настоящая ты! Прости: решила, что ты немного спятила, раз носишься, как угорелая, по палубе и что-то выколдовываешь. На этот случай у меня приказ простой — немедленно вырубить источник возможной опасности.

— Ты молодец, Форсунка, — удрализка с трудом поднялась и с облегчением выдохнула.

— Хм… — Иезекииль толкнул мыском сапога безвольно лежащую руку демона-саботажника. — Скрытень смог скопировать сущность Морэй, но та осталась живой и в добром здравии… По-видимому, ундагилашские демоны эволюционируют.

— Так, успокойтесь! — орал Сьялтис, расхаживая по периметру пятачка. — Прекратите бить склянки и колотить по пушкам, идиоты! Возвращайтесь на свои посты, живо, здесь нет ничего интересного, ну! Огнебород — за штурвал становись, держись прежнего курса!.. Госпожа Элизабет, потрудитесь объяснить, откуда на борту корабля взялся демон? Вы что, занимались призывом прямо здесь? Вы с ума сошли!

— Эмельтэ, да заткнись ты уже! — замахнулась на него Форсунка, и её лёгкая курточка окончательно лопнула и разошлась по швам.

Кожаные лоскуты тут же оказались подхвачены буйным ветром и унесены за борт. Рыбница чертыхнулась и прикрыла руками крошечный, едва видимый бюст. Многие матросы, обернувшись, с довольными рожами засвистели, заулюлюкали, захлопали в ладоши, некоторые остряки пошутили насчёт «нулевого размера», чем заставили Форсунку посинеть от злости. В одного из самых громких шутников она метнула свайку, и та угодила ему в одно самое что ни на есть уязвимое место, именуемое в интеллигентской среде «мужским достоинством».

* * *

С востока медленно подкрадывалась ночь, окрашивая затянутое редкими облаками ониксовое небо чёрными непроницаемыми тонами. На тёмном полотне, растянутом над синим морем, вспыхивали мириады ярких искорок далёких звёзд, над караваном расплылся призрачный силуэт Луны — вечной спутницы Сикца, с Начала Времён плывущей по бесконечному небосклону. На западе, далеко-далеко за горизонтом, на фоне пышных золотых облаков растекались кровавые пятна заходящего солнца — последнее напоминание об очередном уходящем дне. Порывистый ветер, хозяйничающий на море днём, поутих, пенистые буруны и бушующие волны совсем исчезли с морской глади, а прозрачный ночной воздух окреп и посвежел. Караван медленно шёл по неизменному курсу, и теряющиеся в наступающем сумраке чёрные силуэты кораблей изредка перезванивались мелодичными ударами в рынды и долгими гудками.

Пока избитый рыбницей доппельгенгер сидел в пустом трюме связанный по рукам и ногам под надзором двух стрелков, капитан Сьялтис в кают-компании по душам беседовал с Элизабет, Виолеттой, Иезекиилем и Форсункой. Точнее, не беседовал, а довольно громко и эмоционально отчитывал их за скрытность и излишнюю самодеятельность, которые подвергли опасности не только корабль, но и его экипаж. Иллюмон никак не мог свыкнуться с мыслью, что его утонувший рулевой, которого он лично притащил на борт, на самом деле был ещё одним доппельгенгером. Эльфа не на шутку возмущало, что его подопечные скрывали от него такую важную информацию. Капитан Сьялтис смотрел на эльфийку, дриаду, человека и рыбницу как на нашкодивших детей, а те, понурив головы, безропотно выслушивали нелицеприятные речи в свой адрес. Закончил своё выступление капитан тем, что без жалости уволил и Форсунку. Он также велел ей убираться прочь с корабля, не дожидаясь прихода в Содружество, но Морэй потребовала отказаться от столь радикальных мер. Форсунка в ответ показала бывшему начальнику средний палец, правда, когда тот отвернулся и принялся разглядывать карту Сикца, приколотую к переборке.

— Ещё раз замечу подобную выходку — прикажу солдатам протащить твоё тельце под килем, Форсунка, — не оборачиваясь, промолвил капитан. Наверное, он увидел отражение нахальной рыбницы в начищенном до блеска медном котелке. Ящеровидка опустила руку и только вздохнула.

Так рыбница лишилась своей должности подводной разведчицы, но поначалу, сказать по правде, не шибко этому огорчилась. Она сильнее горевала по разорванной куртке и своим собранным на морском дне сувенирам-побрякушкам, которые растащили любопытные матросы. Попытки вернуть их успехом особо не увенчались, зато пара юнг разбогатело гематомами и выбитыми зубами. А ещё у Форсунки отняли казённый топорик и запретили на время плавания вообще дотрагиваться до холодного оружия тяжелее свайки.

— Значит так, — капитан принялся расхаживать перед столом, заложив нижние руки за спину, а верхние скрестив на груди, — значит так, я немедленно отказываюсь сопровождать торговый караван, и дальше мы идём в гордом одиночестве. Не хватало, чтобы торговцы и эскорт пострадали во время возможного нападения демонов. Элизабет, вы снова назначаетесь на должность судового чародея, это даже не обсуждается. Ступайте на шканцы и подкиньте пару узлов к скорости «Чёрного олеандра». Нужно догнать головной корабль и сообщить его капитану о моём решении, после наш корабль должен обогнать караван и дальше идти в одиночку. А теперь р-разойдись! Да, и обо всех своих планах и диверсиях демонов докладывайте лично мне, вам понятно? Идиоты скрытные… — сплюнул капитан и, надев двууголку, удалился из каюты.

— Почему демон развоплотился, когда его стукнули? — спросила Козочка. — Я думала, что заставить оборотня принять естественный облик могут только мощные Знаки.

— Потому что демон едва-едва пережил трансформацию и ещё не успел подстроить своё сознание под сознание жертвы, — ответил почёсывающий затылок Иезекииль. — Его неадекватное поведение, привлёкшее внимание Форсунки, обуславливалось не слишком комфортным ритуалом перевоплощения, а также паникой и новоприобретёнными психомагическими способностями. Неудивительно, что мнимая Элизабет вела себя как психопатка. Меня больше удивляет то, что доппельгенгер смог впитать в себя сущность жертвы, не прибегая к её убийству и вытягиванию из мёртвого тела души.

— У трупа отобрать сознание куда проще, чем у живчика, но так просто он бы меня не одолел, — заохала Элизабет, прижимая к ноющему животу руки. — Твою же мать… Мой план казался мне безупречным… Пока я не начала претворять его в жизнь.

— Что с доппелем будем делать? — спросила Форсунка, усаживаясь в кресло и кладя ноги на стол. — Снова утопим?

— Нельзя его выпускать, — сказала с озабоченным лицом удрализка, — эта тварь украла моё сознание и всё ведает не только обо мне, но и о всех вас. Особенно меня беспокоит Аврора, ведь я знаю о ней буквально всё. Ни в коем случае нельзя отпускать демона. И убивать тоже. Убьёте его — он снова окажется в Бездне, где отсидится и вернётся в Ундагилаш с исчерпывающей информацией. Нет, нет… Сделаем то, что я изначально планировала — запихнём чёрную душу доппельгенгера в кристалл дриотия, оттуда он не выберется никогда.

— Ах, дриотий, — покачал головой Иезекииль. — Интересный кристалл, весьма интересный. Но разве он настолько мощный, что сможет запереть в себе душу демона? Ваша идея, госпожа Элизабет, сопряжена с большим риском. Но иного выхода я не вижу, разве что попытаться стереть память пленнику или хорошим ударом по голове сделать его немного… Недалёким.

— Если идея с дриотием провалится, по прибытии в Трикрестию я сдам демона Инквизиции, в пыточных камерах Ордена от демона не оставят и воспоминания. Основная сложность будет в том, чтобы во время плавания сохранить жизнь перевёртышу, а, учитывая, что на корабле вместе с ним находится Шай’Зу… Кстати, где она? — удрализка огляделась по сторонам и заметила, что в кают-компании, кроме неё, Кхыша, Форсунки и беззвучно вошедшей Авроры, никого не было. — Так, ла-адно. Идея с дриотием отменяется. Вообще всё отменяется. Остаётся надеяться, что после Чистилища и возвращения в Первый Мир доппельгенгер растеряет всю память и не сможет ничего выболтать своему Dominus.

— С чего ты взяла, что дриада отправилась убивать доппеля? — спросила рыбница. — А если и пошла, то далеко уйти не смогла бы. Догони её и останови! Не сделаешь этого — будет очень, очень плохо!

— Позвольте мне, — северянин, отряхнув бушлат от пыли, удалился из помещения и захлопнул за собой дверь.

— Аврора, — Элизабет подозвала к себе девочку и нежно обняла её за плечи, — прости. Прости, что не оказалась рядом в те ужасные мгновения. Это целиком и полностью моя вина.

— Нет, не…

— Как ты себя чувствуешь, дочка?

— Когда… Когда я поняла, что это не ты, я… Я слышала, как Иезекииль говорил, будто доппель убивает тех, в кого он превращается… Я очень испугалась за тебя, мамочка. Иезекииль ошибся. Но он спас меня: подкрался со спины, заломил руку твоему… Двойнику и оттолкнул меня к Козочке. Она хотела помочь Иезекиилю, а я, глупая, вцепилась в неё и никак не хотела отпускать. Мне было страшно. Я думала, что снова потеряла матушку, и от этого разревелась, как маленькая девочка. Даже немного стыдно было, особенно когда Козочка сказала, будто я плаксивая. А я вовсе не плаксивая, вот! Козочка сказала, что ты жива, что с тобой всё хорошо, и я поверила. И перестала плакать.

— Ты молодец, — эльфийка потрепала девочку по щеке. — Я горжусь тобой. Ты сильная девушка. Обещаю, что никогда не отдам тебе этому паршивому демону, как бы тот ни силился. Ты — самое ценное, самое дорогое существо, что осталось в моей жизни. Ты мне веришь?

— Да, мама, — Аврора вновь потянулась к удрализке, и та, присев, заключила её в горячие объятия. — Ты… Ты тоже моё самое ценное существо.

— Очень хорошо, дочка, — не могла не улыбнуться Элизабет.

Получив свободу, она обратилась к рыбнице:

— Есть небольшой разговор, Форсунка. Есть время поговорить?

— Я всё равно теперь сижу без работы, — розововолосая разведчица отложила в сторону перьевую ручку, которой ковырялась в зубах, и встала из-за стола. — Ты специально решила оставить меня здесь, чтобы поболтать по душам? Я-то, вообще, могу хоть сейчас бухнуться за борт и уплыть подальше отсюда. Жаль только Кхыша оставлять среди этого сброда: мы с ним друзья не разлей вода!

Элизабет неторопливо прошлась по каюте и села в освобождённое Форсункой кресло. Подкидывая на ладони взятое со стола зубчатое медное колесо, удрализка промолвила:

— Аврора, ступай и организуй нашему судну крепкий ветер. Я рассчитываю на тебя, дочка. Прозондируй оставшиеся сигнатуры заклинания, который использовал доппельгенгер, изучи осадок и сплети своё заклинание. Ну, беги. А мне ещё надо переговорить с Форсункой.

Когда Аврора убежала из каюты, Элизабет откинулась на спинку кресла и заложила руки за голову. Рыбница терпеливо стояла в стороне, наклонив голову и рассматривая свои голые ступни.

— Обожди убегать, Форсунка, сначала выслушай моё деловое предложение. Твой стиль боя немного грубоват, но выносливости и силёнок тебе не занимать; кроме того, небось, ты и огнестрельным оружием пользоваться умеешь?

— Умею, — рыбница закинула одну ногу на столешницу и для пущей удобности упёрлась кулаком в свинцовое пресс-папье. — Не хочу хвастаться, но я отлично разбираюсь не только в пушках, но движках. Дай мне разводной ключ, и я разберу и заново соберу личный дирижабль Василисы Третьей. А что такое?

— Хочу предложить тебе должность при себе. Будешь телохранительницей моей дочери. Меня ты уже однажды спасла от хороших побоев, поэтому я знаю, на что ты способна. Не будем заключать никаких трудовых договоров и связывать себя другими официальными документами, только сотрудничество на обоюдном согласии. Ты будешь присматривать за Авророй, а я буду платить тебе.

— Как-то ты быстро уверилась в моей бесконечной преданности тебе и твоей дочери, не находишь?

— Форсунка, твоей коварной натуре не обмануть меня. Уже не обмануть. Я вижу тебя насквозь, дорогуша.

— Ч-что ты имеешь в виду? — запнулась выпавшая в осадок обычно невозмутимая рыбница.

— А то, что я вызываю у тебя живую симпатию. Ну, понравилась тебе полуэльфка-полудриада, с кем не бывает? Ты не первая девушка, которую я охмуряю, сама того не ведая. Клянусь, никаких любовных чар и афродизий, только моя природная обаятельность. Ты же не будешь упрекать ангела за крылья, да?

— С чего… Ты вообще взяла, что я втюрилась в тебя? — оправившаяся после минутного замешательства рыбница снова нагнала на лицо самодовольную улыбку, а её антрацитовые глаза маслянисто заблестели в свете мигающей лампы-кенкетки.

— Достаточно было прочитать твои грязные мыслишки. Твои развратные фантазии такие изощрённые, что удивили даже меня. Меня ещё никто и никогда не привязывал вниз головой к вантам корабля.

— Очень смешно! — с обидой в голосе прошипела Форсунка. — Как ты вообще дошла до такой низости, как чтение чужих мыслей? И что, понравилось, как я кувыркалась с тобой, эльфка? Хочешь воплотить мои фантазии в жизнь? Хрен тебе! В своих мыслях я могу хоть десять раз на дню долбить в задницу Владычицу резиновым хером, но это не значит, что я влюбилась в неё по уши!

— Чтение чужих мыслей — безусловно, занятие аморальное и нарушающее все законы о неприкосновенности личной жизни, но что поделать, если я никак не могу отказать себе в удовольствии покопаться в разуме интересующего меня существа? Если ты, Форсунка, не испытываешь ко мне никаких чувств, кроме звериного плотского влечения, то, увы и ах, нам действительно лучше распрощаться. Я считала тебя своей… Подругой, по меньшей мере. А я для тебя, оказывается, всего лишь секс-игрушка с экзотической внешностью.

— Погоди пургу гнать! — рыбница резким жестом заставила Элизабет замолкнуть и после заговорила сама: — Да, эльфка, ты мне нравишься. К слову, от тебя сходит с ума большая часть нашей команды, даже этот ублюдок Сьялтис, хотя он старается всеми правдами и неправдами скрыть это. Но! Но это не значит, что я вижу тебя исключительно как секс-игрушку. С мужчинами у меня никогда не получалось не то что строить отношения — даже нормально потрахаться, и я постепенно охладела к ним. А ещё эта проклятая служба… Я единственная баба на «Адмирале Шевцове»… Ну, ты в курсе. Меня не первый месяц окружают одни мужланы, которые то и дело щипают меня за задницу, норовят наступить на хвост и отпускают в мой адрес похабные шуточки. Разве в таких гадских условиях можно найти какого-нибудь затраханного романтика, который будет петь тебе серенады под балконом или водить в полночь по набережной? Всё, что мне досталось от здешних уродов, — это избиение и изнасилование, о котором я уже имела радость сообщить тебе. Единственный, кто здесь вызывает у меня симпатию, — это Кхыш, но он игнорирует меня как объект для воздыханий и относится ко мне как к подруге.

Твоё появление оказалось для меня неожиданностью. Такая подчёркнуто вежливая, такая любящая свою дочь, такая распрекрасная полудриада с длинными стройными ножками, хитрыми зелёными зенками и вьющимися рыжими локонами сведёт с ума любого. Твоей красоте не помеха даже серая кожа и эти нелепые мохнатые копыта.

— Ах, я безмерно польщена такими щедрым комплиментами, — широко улыбнулась Элизабет, внимательно глядя в непроницаемые глаза рыбницы. — Значит, ты ищешь того, кто станет петь для тебя серенады и звать на полуночные набережные променады, а? Боюсь, я не занимаюсь такими амурными делишками: предпочитаю более грубую, более топорную романтику. Долгие годы, прожитые на Альгустане, воспитали во мне звериную ипостась, так что от скромной, застенчивой дриады ничего не осталось. Рекомендую тебе присмотреться к Виолетте…

— Да погоди ты! — снова повысила голос Форсунка. — Эмельтэ, прекрати! Ох, зря я начала откровенничать с тобой, но уже ничего не поделать… Хочешь, чтобы я стала телохранительницей малявки? Я согласна! Хоть сейчас могу поклясться тебе в безграничной верности! Только давай забудем о нашем последнем разговоре?

— Э, нет, я его уже никогда не забуду! Более того, я хочу знать о тебе больше. Присаживайся на лежанку Сьялтиса и будь так любезна ответить на пару моих каверзных вопросов.

Пришлось Форсунке, скрепя сердце, покорно сесть на гамак. Она не хотела отвечать на расспросы любопытной полудриады, но её обезоруживающий, полный сладкой неги тон подействовал куда эффективнее, чем раскалённые щипцы или иглы под ногтями.

— Как звучит твоё настоящее имя, Форсунка? Мы ведь не просто начальница и подчинённая, мы, в первую очередь, подруги, поэтому я хочу обращаться к тебе по имени, а не по кличке. Да и Авроре негоже постоянно кликать тебя Форсункой.

— Меня зовут Айя-Ей-Йя, — после секундной паузы просипела посиневшая надутым лицом разведчица.

— Айя. Ей. Йя, — раздельно произнесла чародейка, теребя спадающий на грудь огнистый локон. — Прекрасно. А я Элизабет Маргарита София Августа Морэй.

— Я знаю…

— Ну да, долгие беседы с Линииндилуашаг не прошли даром: ты знаешь обо мне, Авроре и Виолетте неприлично много. Слушай, Айя, а что это за интересную татуировку ты носишь между лопатками? Когда я жила в Трикрестии, в Вечнограде, то слышала о неких Кровотоках, которые промышляли разбоем, убийствами и грабежами на северо-западе империи, прямо на границе с Форгезией. В газетах часто мелькали фотографии с кровавых мест происшествий, где безымянные, но очень жестокие бандиты-Кровотоки оставляли знаки, очень похожие на твой партак. Ты, случаем, никак не связана с той преступной группировкой? Говори откровенно, пожалуйста, ведь я не собираюсь осуждать или отказываться от тебя в любом случае.

— А что, для тебя это настолько неочевидно, что ты хочешь услышать ответ лично от меня?

— Отвечай, Айя: да или нет? Третьего не дано.

— Да.

— Вскоре после моего отъезда из Трикрестии Василиса Третья и форгезийский кайзер объединили силы и разбили твою шайку, после чего последовала череда показательных казней главарей и наиболее влиятельных бандитов. Беря во внимание твоё доброе здравие, а также военную службу в Альянсе, рискну предположить, что твоё наказание ограничилась тюремным сроком и последующей депортацией сюда, к эльфам?

— Не-а. Я была всего лишь шестёркой, к тому же несовершеннолеткой, поэтому военная жандармерия ограничилась полугодовой службой в ихних рядах — начальник полиции приставил меня механиком к полицейскому автопарку. Я-то, вообще, частенько устраивала налёты на глупых людишек вместе с другими бандюганами, но перед злобными прокурорами смогла отбрехаться… Заявила, что занималась починкой и сборкой тех драндулетов, на которых раскатывали ударные группы Кровотоков. Ну, это действительно было так: у меня был свой байк, который я собрала по кускам, найденным на свалках. Ты бы видела этого красавца: двухцилиндровый движок от военного трицикла «Белая ведьма», почти новые гидравлические амортизаторы, альмагезийский лиодиевый аккумулятор…

— Ну ладно. А как ты, в конце концов, оказалась в Альянсе? Ты же не отсюда родом, так?

— Нет, не отсюда. В Альянс попала незаконно, тайно проникнув на транспортный дирижабль какой-то эльфьей торговой корпорации. Без проблем просидела весь полёт в грузовом отсеке, а по прибытии в порт выбралась наружу через проделанную дыру в обшивке и убежала куда глаза глядят. Короче говоря, скоро я опять предстала перед господами полицейскими, только они со мной не цацкались, как имперцы: заперли в изоляторе, колотили каждый день, иногда вытаскивали наружу и травили волкодавами. У меня было два пути — это военная служба или тюрьма. Я выбрала военную службу. Мой испытательный срок истёк два месяца назад, но я осталась до поры до времени у Сьялтиса. Куда мне ещё идти оставалось? Тут хотя бы кормят и гроши платят, к тому же большая вода близко. И ещё эти скользкие мерфолки, будь они прокляты. Они тоже непыльную работёнку подкидывали, и я одно время рассчитывала наладить связи с наиболее могущественными змеехвостыми, шпионя за Сьялтисом. Он особо со мной не секретничал, но для меня никогда не было проблемой заскочить в его пустую каюту и порыться в бумагах от Адмиралтейского Круга.

Теперь я могу с чистой совестью порвать все отношения с этими морскими гадюками, ведь ты моя новая начальница и, в случае чего, прикроешь меня. Я высажусь с тобой в Трикрестии и постараюсь держаться подальше от Кораллового моря. Пускай Линиин… Прокураторша ищет себе других шпиков, а у меня это уже в кишках сидит. Ну что, допрос закончен? Я могу идти?

— Да, ступай. Оставь меня одну. Мне надо ещё раз всё обдумать.

 

Проделки Виолетты

Иезекииль вместо того, чтобы спускаться в трюм в поисках жаждущей мести древодевы, спокойно перекурил на баке, подышал свежим воздухом, проверил устойчивость поручней на переходном мостике, по старой профессиональной привычке оценил качество чистоты орудий батарейной палубы, а затем неторопливо отправился в плотницкую, где целыми днями пахло свежим деревом, дымом, лаком и железом. Как он и ожидал, дриада находилась там: лежала на полу, положив локти на верстак и подперев голову кулаками, и наблюдала, как медленно плавала золотая пыль в свету крошечной масляной лампы из позеленевшей от времени латуни.

— Элизабет и Форсунка были уверены, что ты уже ломаешь шею нашему доппельгенгеру.

— Поэтому отправили тебя остановить меня?

— Нет, то была сугубо моя инициатива. Ведь я знаю, что ты никогда подобного не сделала бы.

— Я не дура, Иезекииль, чтобы так подло подставлять Марго. Я знаю, что души демонов после потери телесной оболочки насильно возвращаются обратно в Бездну, как стекающие к горлышку воронки капли. Убьём перевёртыша — считай, что Форкас отныне знает всё, что знает Маргарита. Обо мне, о тебе, об Авроре и Форсунке. Список его жертв враз мог бы пополниться нашими именами. Я даже рада, что Аврора задержала меня во время драки между демоном и тобой, иначе я бы точно прикончила мерзкую тварь в порыве гнева.

— Давно хотел поинтересоваться насчёт маленького, терзающего моё неуёмное любопытство вопроса, — Кхыш сел за верстак напротив дриады и очистил столешницу от стружки, оставшейся после строгания. — Изъясняешься ты грамотно, говоришь складно и осмысленно, умеешь читать, писать и считать, что не дано даже многим крестьянам… Это огромные успехи для женщины, практически всю свою жизнь прожившей в диком лесу.

Яркая чёрточка пламени дрогнула, когда кентаврица чуть слышно фыркнула. Кхыш подпёр голову кулаком, предвкушая очередное откровение о таинственной жизни дриад.

— Самая большая ошибка считать дриад Содружества полудикими лесными зверями, — самодовольно улыбнулась Козочка и щелчком пальцев скинула с верстака последнюю деревянную завитушку. — Не знаю, как обстоят дела у имперских и других иноземных дриад, но мои сёстры часто ведут меновую торговлю с расположенными вблизи городами, посёлками, деревнями и хуторами, если тамошние эльфы благосклонно к ним относятся. Сёстры приносят на продажу добытые травы, перья, ягоды, меха, кожу, мясо, рыбу, грибы, кость, сделанные своими руками украшения и амулеты, а взамен охотно берут чернила, бумагу, индиго и различные книги — учебники по многим дисциплинам — от грамматики и арифметики до астрономии и натурфилософии, хрестоматии, атласы, альманахи разных жанров. Наша сестра хоть и не заканчивала тривиумы и квадривиумы в столичных университетах, но и неразумным примитивом её назвать язык не повернётся. А я, между прочим, читала такие произведения, как «Сборник компоновочных схем паромункулов» Индредяйла Хотте, «Житие архангелов в Новое Время» Алексия Новородного, «Звёзды — отражение иных измерений» Николаса да Терлано и «Светлое будущее паровых механизмов» Штеннбахха. Вот ведь неожиданно, правда, что вышедшая из леса дриада зачитывалась подобной литературой?

— Признаю, немного неожиданно. Алексия и Николаса я читал ещё на суше, а вот двух других авторов — увы… Хм. Полагаю, корпя над фолиантами и изучая легенды, былины, романы, биографии, путеводители, атласы и иное чтиво, ты мечтала покинуть родной лес и отправиться путешествовать?

— Верно, мечтала. И не только я — пол-леса слушало, как Мать Рода читает письма Элизабет, и слушательницы втайне завидовали ей и её порой невероятным приключениям. Но именно мне выпал уникальный шанс стать дриадой-эмиссаром и уйти к Марго, чтобы составить ей компанию. Можно сказать, я вытянула счастливый билет, и я до сих пор не жалею о этом, несмотря на россказни Марго о Зле и Добре, на предвзятое отношение со стороны многих людей и лишение возможности вновь увидеться с сёстрами по Пущам. Ничто не станет на пути к истинным целям моей миссии — защите имперских дриад от всепожирающего людского гнёта. Я верю, что в состоянии направить течение проблемы в нужное русло, где бурный поток ненависти превратится в тихий и спокойный ручей понимания и взаимопомощи. Если эльфы и дриады живут в атмосфере дружбы и терпимости, то почему нельзя примирить дриад с людьми? В конце концов, все мы созданы по образу и подобию своих Богов, а Боги вряд ли хотели когда-либо, чтобы их дети враждовали между собой.

— Благую миссию ты возложила на свои плечи, с этим не поспоришь, вот только… Люди далеко не эльфы, и Бог у нас не милосердная и всепрощающая Матерь-Природа. Но не отчаивайся и не разочаровывайся в своих планах, даже маленькая деталь может заставить огромный механизм работать вспять, надо только найти нужное место и занять его. Я уже говорил, что ты мне нравишься, Виолетта? Честное слово, никогда в жизни не встречал женщины вроде тебя, и я сейчас даже не про твою дриадскую природу.

— Ну что ж, Иезекииль, — снова заулыбалась Козочка, — с тех пор как ты стал моим советником, мы волей-неволей будем сближаться, так что у нас будет время узнать друг друга ещё лучше.

— Отлично, значит, мы не заскучаем в ближайшие времена, — довольно потёр руки советник.

* * *

Ольхтанд по вечерам, как обычно после проверки постов и караула у врат, сидел в своих апартаментах при горящем камине и занавешенных окнах и поверхностно изучал накопившиеся за день протоколы происшествий и несчастных случаев, произошедших в многострадальном городе. Сегодня главостраж не стал изменять сложившимся традициям и, прихватив с собой из местного питейного заведения бутылку с водкой на жжёном сахаре, уселся почитывать протоколы. От этого приятного занятия его отвлёк молодой младший сержант, буквально ворвавшийся в кабинет главостража.

— Начальник порта докладывает, что эльфийский торговый караван час назад благополучно покинул территорию порта, — отрапортовал запыхавшийся паренёк и с хрипом расстегнул верхнюю пуговицу на бежевом мундире.

— Скатертью дорога, — лениво протянул Ольхтанд, раскачиваясь на стуле с гранёным стаканом в руке. — А этот корабль, с которого… С которого эти дриада и эльфка? Тоже утёк?

— Похоже, что да, потому что в портовой акватории эльфийских кораблей не осталось. Уплыл, да и бог с ним. Вам ли не знать, что в Ветропике нелюдей не приветствуют.

Главостраж кивнул, затем, перестав мучить скрипящий стул, отложил полупустой стакан, взял со стола кипу бумаг и принялся листать аккуратно заполненные протоколы происшествий, имевших место быть в Ветропике в последние особо бурные на ярмарки и события дни. Периодически он доставал какой-нибудь лист и изучал его куда пристальнее, чем остальные, а после кидал в другую стопку. Сержант продолжал стоять перед начальником и, покусывая губы, переминался с ноги на ногу.

— Так-так, а это что? — строго сдвинул редкие чёрные брови Ольхтанд и, отложив протоколы, взял один из той стопки, которую он старательно выкладывал минутой ранее. — Лучше расскажи мне про того полурослика, которого ты и твои ребята нашли на свалке с обглоданными руками, ногами и лицом. Как его там… Анталлио?

— Так точно, Анталлио Веспуччо, мелкий суконщик, живёт, точнее, жил здесь, в Ветропике, в Богатом районе, но промышлял в Нищем. У него была своя лавка, где он торговал сукном и тканями, после смерти остался сын, который уже прибрал к рукам скудное хозяйство папаши. Он-то и опознал мертвяка. Нашли карлика ввечеру вчерашнего дня, но не на свалке, как описано в записи, а в узеньком закоулке между продовольственными амбарами в Змеином квартале. Хотя, говоря по правде, там и была настоящая свалка. Сивоглаз установил, что смерть карлика наступила от кровопотери вследствие многочисленных укусов бродячих собак, коих в Ветропике великое множество. Шавки знатно погрызли коротышку и наверняка обсосали бы его до костей, если бы мои ребята не наткнулись на тело. Пришлось парочку псин укокошить выстрелами, чтобы отпугнуть других.

— Нажрался, поди, да и заснул в мусоре, а голодные псины тут как тут, — пробурчал себе под нос Ольхтанд, бегая глазами по строкам протокола, где упоминалась причина смерти. — Или сынулька подсуетился, надоело работать на батю, решил себе всё заграбастать…

— Никак нет, — возразил сержант, — жрец-то наш, Чеслав, сказал, что карлика кто-то парализовал магическим заклинанием и бросил подыхать в безлюдной переулке. Выходит, дикие собаки грызли беднягу, грызли, а он даже пошевелиться не мог, даже крикнуть. Во-от… Карлика точно чародей замочил.

— Глупец этот карлик, — резюмировал Ольхтанд. — Собачиться с чародеями даже князь Фаеграм опасается, да что там, даже Василиса иль Миряна… Полурослику, видать, жить на белом свете надоело, и он решил помереть как можно ярче. Я даже не хочу знать, какой магик его прикончил.

— То есть?

— Дело закрыто, — Ольхтанд разорвал пополам протокол и, скомкав половинки, бросил их в жарко пылающий за закопчённой решёткой камина огонь. — Видишь эту стопку, которую я только что собрал? Это протоколы, где нелюди выступают потерпевшими. Их все ждёт такая же незавидная участь. Этот жирный скряга Феликс, который имеет наглость именоваться ипатом Ветропика, запрещает расследовать убийства нелюдей, если ты до сих пор не знал. К тому же, если убийца коротыша и вправду чародей, копать под него я не желаю. Очень опасно копать под магиков и портить им репутацию. Понимаешь меня, Жак?

— Понимаю, — кивнул сержант.

— Молодец. Да и вряд ли сынулька этого Анталлио будет горевать о погибшем, — пожал плечами главостраж. — Не исключаю, что именно он и нанял какого-нибудь заезжего магика, дабы тот расправился без шума и пыли с батей.

— И всё-таки это неправильно, — осмелился вставить Жак. — Я хоть и перевёлся к вам из отряда пограничников неделей раннее, но уже успел заметить, что этот Феликс и его дружки предвзято относятся к нелюдям. И это в наш век, когда весь Сикец стремится жить дружно и сплачиваться перед трудностями. И вы что? Потворствуете им. Что же это за выборочное правосудие такое?

— Какое уж есть, — развёл руками Ольхтанд. — Лучше уж таковое, чем совсем никакое, верно?

— А ещё этот Твердолоб… Ведь вы видели, как он и его прихвостни отправились тогда издеваться над эльфкой и ящеровидкой. Мы с вами видели. Вы даже не остановили их, а потом, когда вас прижали, отрицали всё и молвили, что ничего не знали. В результате вашего бездействия Твердолоб, Тоусен, Крыса и Ящер убиты и сброшены в трупник к умершим преступникам, а их семьи остались без кормильцев.

— Какие семьи? — кривая усмешка пересекла смуглое лицо главостража. — На свете не найдётся ни одной бабы, которая бы позарилась на этих недоумков. Я даже рад, что они подохли так, как им и подобает, — от рук ненавидимых ими нелюдей. А если ты пытаешься меня в чём-то упрекнуть, то вот тебе мой ответ: прикуси язык. Да, я видел, что Твердолоб и компания спустились в тюремные камеры, но даже предположить не мог, что они отправились за эльфкой и рыбницей. Я не обязан следить за каждым своим идиотом, а их помыслы — это их помыслы, меня не касающиеся. Какие претензии ты пытаешься мне навязать? Эльфка жива, ящеровидка жива, обе уплыли прочь и даже не совершили на меня покушение; Твердолоб, Крыса и другие очистки гниют в земле, а у Ольхтанда опять началась напряжённая и тяжкая жизнь главостража… Что там с трупом эльфийки, который отыскал конный разъезд день назад за городом?

Жак кашлянул в кулак и изрёк:

— Девушка — эльф-скинсиса, предположительно двадцати пяти лет от роду. Следователь Реми предположил, что она была чародейкой, судя по сине-золотой мантии. Мы уже связались с начальством Великого Дома Чародеев и выяснили, что, действительно, убитая девушка их бакалавр, стихийный маг. Звали её Линуан Аф…

— Достаточно, — нетерпеливо махнул рукой главостраж. — Меня интересует, что произошло дальше, в морге. Что там болтают про труп и его исчезновение?

Жак снова кашлянул, а его гладко выбритое лицо выбелилось, как стенка новенькой мазанки.

— Обстоятельства поистине мистические. По показаниям единственного свидетеля, ассистентки патологоанатома, убитая Линуан неожиданно «ожила» прямо на столе. Патологоанатом, проводивший исследование, умер от разрыва сердца, а та самая ассистентка поседела от ужаса. Обезглавленный труп эльфки на своих двоих покинул секционную, предварительно забрав голову, и… Пропал. Голова трупа, отделённая от тела, разговаривала, точнее, кричала что-то бессвязное и требовала, э-э… «Вернуть ей ридикюль». А после в соседнем помещении стражники нашли вычерченную на потолке пентаграмму, такие рисует демоническое отродье, когда хотят создать портал… Куда-нибудь. Вы представляете? Убитая эльфка оказалась настоящей демоншей! А ведь все знают, что демонов нельзя убить. Нам всем повезло, что тварь сгинула по своей воле.

Главостраж, отложив протоколы, налёг всем корпусом на столешницу и как-то странно, с мольбой взглянул на Жака.

— Совсем сгинула? — сорванным голосом просипел он.

— Хм… Вроде бы да. Испарилась, словно её и не было. Нигде в городе ходячий труп не видели. Думается мне, что в полку Шаишасиллы прибыло. Священники из храма Марсория уже освятили морг и поставили защитный оберег. Сейчас Никола пытается вновь связаться с Великим Домом Чародеев и поведать случившуюся ситуацию.

Ольхтанд осел на стул и стал тупо смотреть перед собой. Голова его слегка покачивалась, словно мужчина старался растрясти застывшие в мозгу мысли.

— Беда… Беда, — только и выдавил он, тяжело вздохнув.

* * *

Элизабет, удобно устроившись на плоской крышке кабестана, разглядывала аквамариновые кристаллики дриотия. Света на верхней палубе «Чёрного олеандра» было немного, но даже при нём удрализка видела, что друза фосфоресцирует мягким голубоватым сиянием и едва заметно помигивает. Рядом с ней, облокотившись о башенку с рындой, стояла Аврора и теребила в руках трофейный ридикюль сгинувшего доппельгенгера. Форсунка первой нашла волшебную вещицу и хотела было присвоить её себе, но, узнав, что сумка заколдована, отдала её девочке-чародейке от греха подальше. Элизабет тщательно прозондировала аксессуар, проверила его чары и материал и дала добро. Так Аврора стала обладательницей фактически бездонного ридикюля, куда уже определила зачарованный гребешок, ножницы, складной нож, спиртовку, кристаллический фонарь, блокнот, перьевую ручку, коробок со спичками, кусок мыла, баночку с зубным порошком, зубную щётку и другую бытовую мелочь.

Задрав голову, Аврора пристально рассматривала бледный диск Луны, висящий в чёрном ночном небе аккурат над плывущим судном. В сегодняшнее полнолуние небо было чистым, как стёклышко, а Луна выглядела особенно величественной и устрашающей. Залитая серебристым светом верхняя палуба, казалось, заиндевела.

— А вправду говорят, что из-за Луны на Сикце возникают приливы и отливы? — тихо спросила девочка, теперь рассматривая Полярную звезду, по направлению к которой бойко двигался паровой фрегат. — Больше похоже на сказку.

— Вправду, — ответила не сразу чародейка и спрятала друзу во внутренний карман куртки. — Невероятно, не правда ли, что Луна, находящаяся от Сикца в сотнях тысячах километрах, оказывает на него такое явственное воздействие? Я как-то начинала читать трактат «Oha daen Nimy’la» эльфийского географа, астронома, геолога и натуралиста Гуето’Наз; там скрупулёзно было описано, как фазы Луны и Солнца влияют на природу отливов и приливов, а ещё про природу землетрясений и извержений вулканов, про другие интересные вещи… А потом архивариус отнял у меня трактат и дал мне по шее: я ведь взяла его без спроса, а он терпеть не мог, когда кто-то без спроса брал его книги, считай, его самых родных существ. И сколько я не упрашивала старикашку дать мне почитать «О Природе», он так и не сдался. Да-а… Отчитывал меня как малолетку, а ведь мне было уже больше сорока лет. Впрочем, по сравнению с его возрастом я действительно была соплячкой. Интересно, где он сейчас?.. Надеюсь, держится ещё Старикашка, может, увижу его в Вечнограде живого и здорового.

— Да он уже наверняка умер от старости, — сложила руки на груди Аврора. — Когда ты его в последний раз видела?

— Когда покидала Вечноград с котомкой на плече. Это было… Боже, это было двадцать лет назад. Как время быстро летит.

— Вот видишь, двадцать лет прошло. И сколько сейчас твоему архивариусу? Сто?

— Намного больше, — улыбаясь, промолвила эльфийка. — Но он живучий сукин сын. Архивариус был сам как Золотая библиотека — его память непогрешима, а знания велики, ему никаких трудов не составляло хлебать собственноручно сваренные эликсиры долголетия и жить припеваючи. И ты ещё упрекаешь меня в том, что я учу тебя алхимии и травничеству? Хоть Старикашка и выглядел как убелённый сединами старец с бородой по пуза, по библиотеке носился как мальчишка, норовил полапать меня за задницу, постоянно кричал, бранился, прыгал с лестницы на лестницу, как горилла, и, что удивительно, всегда знал, в каком из десятков тысяч стеллажей и многоэтажных шкафов находится нужная литература. Удивительная личность, для меня было в радость с ним, кхм… Работать, да.

— И как же его звали?

— К своему стыду, совершенно не помню, я в шутку называла его «Старикашкой», а он меня «Остроушкой». Но имя типично имперское, типично человеческое. Было бы замечательно, если бы Старикашка всё ещё просиживал штаны в библиотеке. Он тебе такие гримуары по магическому ремеслу отыщет в своих владениях — зачитаешься! У меня же нет и толики его бесценных знаний, да что там, даже Великий Дом Чародеев не мог похвастаться многими имперскими инкунабулами, над которыми архивариус трясся, как над родными детьми. В первые годы моей карьеры схолиаста Старикашка смотрел на меня как на врага народа, не позволял даже бросать взгляды на стеллажи с книгами и всегда при работе стоял у меня над душой и почти носом лез в мои манускрипты. А потом ничего, обвыкся, даже похваливать меня начал, но его занудные рацеи об уходе за книгами, о соблюдении правил приличия в библиотеке и о бесчисленных запретах меня вымораживали. Однажды я с ним подралась. Просто взяла и подралась. Ему не понравилось, что я расставила две сотни книг на полках шкафа в алфавитном порядке, и он велел мне переставить их в обратном. Ну, я и сорвалась, набросилась на него с кулаками. И знаешь, что? Он победил. Старикашка, оказывается, не только гримории и алхимические сборники читал, но и самоучители по разным единоборствам. Он повалил меня на пол, скрутил руки за спиной, связал ноги моим же хвостом, заткнул рот кляпом и оставил так лежать на всю ночь. К утру я укатилась в самый дальний угол библиотеки, где он меня и отыскал. Я потом две недели с синяком под глазом и рассечённой скулой ходила… Глупая история, честно говоря.

Аврора чуть слышно хохотнула, но быстро оправилась, вновь скучающим взором проводила пару матросов, которые, судя по усердно расстёгиваемым на штанах пуговицам, спешили посетить гальюн.

— Когда мы уже приплывём в Трикрестию? — тихо спросила девочка.

— Скоро, обещаю. Раньше нас задерживал торговый караван, а теперь мы идём на всех парусах. Ветер нам благоприятствует и без моей помощи, море тихо и спокойно, да и пиратов никаких не видно, что не может не радовать. Глядишь, остаток путешествия пройдёт без сюрпризов.

— А если на нас нападут демоны? — не отставала Аврора. — Не на море, так в империи? Опять какой-нибудь доппель превратится в меня или кого-нибудь ещё и убьёт тебя или Козочку? Или возьмёт и запечатает твою душу в такой же кристалл дриотия?

— Не волнуйся, дочка, никто меня не убьёт и не запихнёт в дриотий. Поздно уже, иди спать. Я ещё немного посижу тут… Ночной воздух полезен перед сном. Иди в каюту к Сьялтису и занимай его нары.

— Сьялтис грозился, что если увидит меня ещё раз в своей койке, то прогонит!

— Прогонит — получит по шее, — отрезала Элизабет. — Ступай.

Аврора, оттолкнувшись от миниатюрных колонн, поддерживающих перекладину с медной рындой, отбросила длинные косы за спину и, шлёпая босыми ногами по влажной от недавней уборки палубе, убежала в тёплые помещения. Её место спустя считанные минуты заняла Форсунка, разодетая в блузу, на время предоставленную чародейкой взамен порванной куртки. С тех пор как рыбницу лишили работы, она маялась без дела, не зная, чем себя занять. Она тоже с нетерпением ждала окончания плавания, ведь именно по приезде в империю Элизабет обещала Форсунке походить по дорогим бутикам, где рыбница намеревалась прибарахлиться…

— Только рассчитывай цену, Айя, когда будешь закупать это своё «барахло», ведь я не бездонный мешок с деньгами, — автоматом ответила на мысли ящеровидки чародейка, хотя та даже намёка не дала на вербальную беседу. Форсунка недовольно взглянула на серокожку и пнула лежащую у ног свайку.

— Будь так любезна, госпожа чародейка…

— Просто Элизабет.

— Будь так любезна, просто Элизабет, не копошись у меня в башке, а то я куплю себе камушек волшебный, чтобы ты с носом осталась.

— Это какой-такой камушек волшебный? — с интересом спросила эльфийка. — Уж не родохрозит ли?

— Не скажу, — буркнула розововолосая ящеровидка и отвернулась.

— Родохрозит, точно, можешь не отводить глазки. Спешу тебя разочаровать — все эти россказни про его антимагические свойства пришли в Сикец из несуществующей битве при Кираххэ, в которой якобы сцепились красные эльфы и удрализы. Их армии так жестоко и беспощадно бились в поле за городом, что аж никаких свидетелей не осталось, а записи в хрониках самолично стёрлись, не в силах нести на себе столь тяжкую ношу о событиях кровавой сечи.

— Не слыхала я никогда ни о какой битве при Кираххэ, я лишь слыхала о родохрозите, который, если его носить на шее, блокирует всякие колдунские импульсы, посылаемые ведьмами и чернокнижниками, чтобы нести порчи и проклятья. А ещё одна деваха утверждала, что родохрозит может убить слабого колдуна.

— Вот с этим не спорю, — улыбнулась Элизабет. — Родохрозитом можно убить не только колдуна, главное — найти камушек потяжелее и вдарить по голове посильнее. Тогда не только колдун ноги протянет.

— Всё шуточки шутишь? — помрачнела рыбница ещё больше.

— Обожаю шутить шуточки, это второе моё любимое занятие после обучения Авроры.

— Ага, ага, вижу я, как ты её учишь! — вдруг оживилась Форсунка. — Ты поднялась на борт «Чёрного олеандра» два дня назад, и за все эти дни я вот ни разу не видела, чтобы ты хоть чему-то обучала малявку. Малявка иногда читает книжки и сама что-то пытается чаровничать, а ты только и делаешь, что ешь, спишь, слоняешься по палубам и ветерок нагоняешь. Хреновая из тебя училка, как я погляжу.

Элизабет, уставившись на улыбающуюся рыбницу колючими зелёными глазами, молчала. Молчала до тех пор, пока у Форсунки с лица не сползла довольная ухмылочка. Не выдержав взгляда чародейки, Форсунка отвернулась.

— Пока я и Аврора находимся на борту судна, мы не учительница и ученица, а обычные пассажирки, — слегка хриплым голосом промолвила удрализка и спрыгнула с кабестана. — Говоришь, Аврора сама пытается колдовать, пока я не вижу? Вот шельма, ведь строго-настрого наказывала не заниматься самообучением во время плавания! Хорошо, спасибо за сигнал, я проучу её за непослушание.

— Ну вот, подставила малявку… — с сожалением шепнула рыбница, утирая вздрагивающие ноздри.

— Обучаться магии, а особенно Авроре, опасно на «Чёрном олеандре» хотя бы потому, что он сделан из дерева и движется посреди гигантского моря, где до самой близкой суши сотни километров, не меньше. А Аврора ещё толком не умеет контролировать выбросы Силы, достаточно одной крохотной осечки, чтобы «Чёрный олеандр» превратился в факел или глыбу льда. Как тебе перспектива колыхаться на волнах до скончания времён в образе уродливого айсберга? Вот поэтому я и не занимаюсь обучением девочки, хотя, безусловно, желаю этим заниматься со всей ретивостью. Понятно? Тебе понятно, Айя?

— Понятно, — поморщилась рыбница. — Потерпи, осталось недолго глазеть на кислую рожу Сьялтиса. Ещё день-два — и по носу появится земля империи. Знаю я этот маршрут, плавала по нему уже. Сьялтис хочет высадить вас в Наутилусе. Отвратительный городишко.

— Мне кажется, для тебя любой населённый пункт априори отвратительный, если в нём проживает хотя бы один человек или мерфолк.

— А вот не надо, на сей раз я говорю истинную правду! Хуже дыры ни в сказке сказать, ни пером описать! Наутилус — это фактория, основанная давным-давно эльфьими торговцами, маклерами, компрадорами и другой купеческой нечистью. Эти вшивые остроухие хуже людишек! Люди хотя бы не юлят и напрямую заявляют, что ненавидят тебя и весь твой род, а эти торгаши мило улыбаются, жмут руки, рассыпаются в сладких словесах, а сами спят и видят, кабы тебя захомутать, сделать своей рабыней, продать и отправить батрачить на полях и плантациях. Однажды один из торгашей напоил меня, и я чуть не подписала какой-то контракт, по которому должна была бороздить оралом поля какого-то поганого землевладельца. За конягу меня принял тягловую, сволочь такая! Ну, ничего, когда я протрезвела на следующий день и припомнила вчерашние события, то вернулась и выдавила торгашу глаза. Надеюсь, после моего жизненного урока он исправился и перестал объегоривать глупцов.

— Я уверена в этом.

* * *

Ночь прошла спокойно, даже в какой-то степени уныло. Элизабет проснулась поздно, в двенадцатом часу, и ещё долго сидела в капитанском кресле с закрытыми глазами, вслушиваясь в приглушённые звуки, просачивающиеся сквозь балконные двери незримыми нитями. Удрализка чутко ловила эти нити и сматывала их в общий клубок цельной картины: на воду сбрасывали шлюпы, где-то что-то металлически гремело, дрожало, матросы топали ногами по настилу и возбуждённо перекрикивались…

Тонем, что ли? — с усмешкой подумала рыжекудрая серокожка, ворочаясь в кресле. — А где крен? А, наверное, тонем по всей площади днища равномерно… Так, ладно, пора вставать. Пора… Ну, ещё пять минуточек — и всё.

Спустя час чародейка вышла на верхнюю палубу. Быстро оценив погоду, она набросила на голое тело открыто-смелое летнее платьице, больше напоминающее утреннее неглиже, и охватила шею дорогим и безумно красивым изумрудным колье взамен пострадавшего в ходе вчерашней схватки с доппелем серебряного медальона.

Сьялтис, стоящий на шкафуте и раздетый по пояс, действительно руководил сбросом шлюпов. «Чёрный олеандр» простаивал с полностью убранными парусами, воздух горячился, расплавляя в своих жарких волнах белый диск солнца и редкие завитки перистых облаков. Жара стояла неимоверная. Ни малейшего дуновения ветерка не порождало тихое, застывшее недвижимым гуляшом море.

— Штиль? — спросила Элизабет у Форсунки и Иезекииля, стоящих по другую сторону шкафута от Сьялтиса.

— Точно, в полосу штиля вляпались, — икнула рыбница, дыша терпким духом дешёвого вина. — А поскольку ты дрыхнешь, значица, ветра от тебя не дождаться, поэтому Сьялтис решил не сидеть без дела и велел устроить охоту на пупырчатых акул… А меня не взял, засранец вислозадый! Сказал, что я уволена и не имею права проситься в команду! Чтоб его каракатица сожрала, паскуду!

— Зачем охотиться на пупырчатых акул? — недовольно спросила вертящаяся рядом Виолетта. — Разве у нас не хватает продовольствия? Или Сьялтису понадобились свежие трофеи, чтобы потом бахвалиться ими перед другими капитанами? Совершенно глупая и никчёмная затея.

— Когда вы, барышня, отведаете суп из плавников пупырчатой акулы, вы поймёте, что нет ничего вкуснее на белом свете, — сладко улыбался в предвкушении предстоящей охоты иллюмон. — А печень пупырчатых акул — настоящий деликатес, достойный стола самой Владычицы. Проблем с продовольствием у нас нет, это верно, но зато есть потребность утолить охотничий азарт. Во время каждого плавания по открытому морю я и моя команда выкраиваем несколько часов на охоту — это наша старая традиция. Так что прекратите ворчать и горевать о незавидной судьбе рыбин — их гигантская популяция совсем не пострадает, если лишится пары-тройки особей. Приберегите свои занудливые реприманды для китобойных компаний и рыболовецких артелей в империи.

Обиженная Козочка церемонно всхрапнула, затопала копытцами о настил и отвернулась, облокотившись о планшир, стала смотреть в противоположную сторону, где на фоне тёмно-синего полотнища морской глади курились в призрачном дымке очертания далёкого островка.

Матросы, сверкающие оголёнными торсами, глянцевыми от липкого пота, приносили с нижних палуб вёдра, наполненные разрезанными на куски бараньими тушками, плавающими в крови, и укладывали их в шлюпы, которые затем спускали на воду. Огнебород в раскоряку прибежал с целой тушей молодого барашка на спине и с разбегу прыгнул в уже опускающийся челнок.

Сьялтис забрался в последний вельбот, тяжело уселся на среднюю банку и жестом велел его спускать. Плоскодонная лодчонка глухо шлёпнулась о водную гладь, разбрызгав веера хрустальных брызг; маломощный мотор глухо зарокотал и неторопливо понёс эльфов подальше от пароходофрегата.

Стоящая рядом с Виолеттой Аврора краем глаза заметила, что дриада принялась нервически дёргать пальцами недвижимых кистей. На кончиках мягких белых пальцев кентаврицы стали вспыхивать огоньки красных оттенков — сначала нежно-розоватые, плавно переходящие в киноварь, за киноварью потекли резко-кровавые оттенки, багровые, чёрные…

— Что ты делаешь? — шёпотом прошептала белокурая чародейка, подходя ближе и облокачиваясь о раскалённый солнечными лучами планшир.

Козочка отвлеклась от колдовства и посмотрела на Аврору. Та в свою очередь глазела на её резко прыгающие пальцы, продолжавшие рьяно рвать воздух.

— Не туда смотришь, Аврора, совсем не туда.

— А куда смотреть? — подняла любопытные голубые глаза начинающая магесса. — Я просто… Смотрю, как ты колдуешь. Что за заклинание ты применяешь?

— О, это очень полезная формула, девочка. Но ты, увы и ах, ей никогда не обучишься.

— Почему это? — серебристый голос Авроры наполнился сожалением и сдержанной завистью.

— Потому что ты не дриада. Не пялься на меня так, ты привлекаешь внимание матери.

— Виолетта, — Элизабет прислонилась спиной к фальшборту и положила локти на планшир, — что ты творишь? Могут быть жертвы. Много жертв. Включая Сьялтиса. Ему ещё кораблём управлять, не забывай этого.

— Недооценивай мои способности, Марго. Сьялтис выживет.

— Что? Что она делает? — повысила голос обеспокоенная Аврора.

— Она колдунствует, — с едкой ухмылкой Форсунка вынырнула из-за спины Авроры и навалилась боком на жалобно стонущий фальшборт. — Правда, дриада, что за дела?

— Красные магические искры — результат сложной формулы, воздействующей на психику высших существ, — тоном знатока вставил заглядывающий за плечо древодевы Иезекииль. — Подозреваю, это — заклинание призыва. Судя по насыщенному багряному цвету — призыва какого-то крупного объекта, возможно, кракена или левиафана.

— Заткнитесь, пожалуйста, мне надо сосредоточиться, — раздражённо шикнула Виолетта.

Её кисти сделали круговое движение, и пальцы с хрустом согнулись в кулаки и через секунду разжались, выпустив клубы алого дыма. Дым, вопреки всем существующим законам природы, свернулся в некую призрачную вервь и шипящей змеёй устремился по корпусу «Чёрного олеандра» вниз, под воду. Вода приняла магическую субстанцию без плеска и брызг.

— До левиафана мне не дотянуться, — вымученно улыбнулась дриада и скупыми движениями гудящей головы оглядела немногочисленных зрителей. — А вот до кракена вполне. Сьялтис и его разбойники получат хороший жизненный урок… Если выживут.

— Если твой кракен разорвёт Сьялтиса на куски — я отдам тебе все свои деньги, драгоценности и невинность, — скороговоркой промолвила рыбница, оборачиваясь назад и проверяя состояние матросов на лодках.

— А кто корабль дальше поведёт? — спросила клокочущая от безудержного смеха Элизабет. — Я?

— Кхыш!

— Боюсь, это уже не в моих полномочиях, — скромно промолвил бывший квартирмейстер. — Виолетта, тебе не кажется, что это слишком радикальные меры? Не то чтобы мне не нравилось смотреть, как ты убиваешь, пусть даже и чужими руками, пардон, щупальцами, но Сьялтис и его ребята не заслужили участи расплатиться жизнями за жизни пары-тройки пупырчатых акул. В конце концов, жизни эльфов стоят куда дороже, чем жизни акул.

— Проклятье! Просто заткнитесь и смотрите, — Виолетта загасила все вспышки, выскакивающие на пальцах, и круто развернулась, чуть не сбив дородным оленьем туловом Элизабет.

Остальные последовали её примеру. Форсунка протиснулась сквозь сонму эльфов поближе к противоположному борту.

Пять небольших челноков успели отдалиться от пароходофрегата метров на сто и напоминали самодельные бумажные лодочки, которые дети запускали в лужи. Зоркая Виолетта, приставив к бровям козырёк ладони, наблюдала за тем, как с лодок сбрасывали куски мяса и кровенили воду содержимым вёдер. Эльфы, стоящие на баках, держали наготове дульнозарядные гарпунные пушки. Именно они стали первыми жертвами поднявшегося со дна морского кракена.

Матросы, солдаты, юнги и пассажиры «Чёрного олеандра» увидели вынырнувшие из воды толстые, как стволы молодых вязов, щупальца, сплошь облепленные причмокивающими пухлыми присосками. Четыре щупальца мощными ударами отправили стрелков за борт, следом за ними появилось ещё семь щупалец, взявшие челноки в неровное, ходящее ходуном и бурлившее кольцо.

— Мать вашу за ногу! — сорванным дискантом вскричал молодой штурман-иллюмон Отто. — Готовь гарпуны, парни, я — за штурвал! Ты!.. Ты! — он подбежал к Элизабет и, желая привлечь её внимание, поглощённое зрелищем на море, непроизвольно прыгающей рукой схватил её за левую грудь, выглядывающую из-за неглубокого выреза. Впрочем, покрасневший до кончиков остроконечных ушей штурман убрал руку в ту же секунду, а Элизабет с возмущённой миной спрятала выскочившую остроконечную грудь обратно под ткань. — Ох, Матерь-Природа, извините… Извините! Ветра, ветра: капитан за бортом! Ставь паруса, все, что есть!

— Виолетта, ты видишь? Из-за тебя меня самым наглым образом облапали и теперь заставляют работать, — нарочито плаксивым голосом бросила Элизабет дриаде, одновременно с этим складывая пальцы в нужный для воздушной стихийной магии Знак.

Виолетта молчала, не сводя горящих синих глаз с танцующих на воде щупалец кракена. Один из вельботов смог вырваться из окружения и на всех мощностях хлипкого мотора плыл к медленно разворачивающемуся фрегату. Матросы, чудом оставшиеся в лодке после приличной качки, вдобавок усиленно работали скрипящими в уключинах вёслами. Рывком выскочившее из мутной воды щупальце опустилось сверху поперёк челнока и с хрустом разбила его надвое. Матросы с воплями бултыхнулись в прохладную воду, зафыркали, с плеском забили всеми четырьмя руками, стараясь отпугнуть проворные щупальца, носящиеся где-то внизу, под водой, готовые в любую секунду схватить потерпевших крушение за ноги и утащить прямо в пасть хозяина.

Когда же «Чёрный олеандр» подошёл к месту нападения, кракена и след простыл: чудовище ушло так же неожиданно, как и появилось. Пока плавающих за бортом эльфов вылавливали и расставляли сушиться на шкафуте, Виолетта равнодушно лежала в сторонке и проверяла состояние стрел в колчане. За каменной физиономией древодева прятала приторно-довольную улыбку и искоса посматривала на дрожащих рыбаков, которые, перебивая друг друга, возбуждённо обсуждали нападение морского монстра.

Сьялтиса подняли на борт последним. Загорелый, крепко сбитый и широкоплечий иллюмон выжал линялые соломенные волосы, сплюнул за борт, потом на борт и уселся прямо на настил, прислонившись широкой спиной к фальшборту. Вытер уже успевшее высохнуть сумрачное лицо, сплюнул в третий раз, поднялся и направился на шканцы.

— Потери?

— Кажись, нема, — пожал плечами Огнебород, облизывая солёные пухлые губы. — Если ты про парней… А так — четыре челнока, четыре гарпунных пушки, мясо…

Сьялтис, болезненно поморщившись, пошёл дальше.

— Продолжаем путь, — хрипло крикнул он в мегафон, стоя за штурвалом рядом со штурманом. — На подготовку даю десять минут. Через десять минут чтобы все стояли на шкафуте при форме.

* * *

День минул в беспрестанной болтовне: нападение кракена дало пищу для многочисленных разговоров матросов и солдат, и «Чёрный олеандр» до позднего вечера напоминал растревоженный улей, полный докучливого жужжания пчёл. К счастью для порядком уставшей Элизабет, ночь прошла спокойно, без вопиющих происшествий, а ближе к рассвету следующего дня непроглядная пелена холодного тумана опустилась на море и окутала скользящий по ледяной воде корабль. Мгла была настолько плотной и непроницаемой, что сосновые стволы мачт выше верхних марселей терялись в клубившемся облаке густого марева, и посему оценивать обстановку на воде вокруг корабля оказывалось невозможным. Коварная Форсунка, выслушав просьбу Сьялтиса, наотрез отказалась разведывать здешние воды, мотивируя отказ недавним увольнением, и никто, даже Элизабет, не смог её убедить вжиться в роль разведчицы ещё раз. То была её маленькая месть за подлый абшид.

«Чёрный олеандр», зарифив половину парусов и включив кормовые и носовые прожекторы, упрямо шёл дальше на север, и капитан Сьялтис, стоя на корме, осматривал вычерченные на фоне хмари окрестности через бинокль и то и дело сверялся с компасом. До берегов Трикрестии ещё было далеко, можно не опасаться подводных скал, мели, рифов и других препятствий, однако в подобных туманах очень любили прятаться мерфолкские корсары и их водяные зверушки.

 

Расставить точки над «i»

— Слышите? — тихо спросила стоящая рядом с удрализкой Аврора. — Где-то каркает ворона.

— Откуда взяться вороне в открытом море? — не отнимая бинокль от глаз, пробормотал Сьялтис. — Максимум — чайки или крачки, и то близ земли, близ портов, но только не здесь, на открытой воде. Не мели чепухи, барышня.

— Каркает! — упёрлась белокурая девочка. — Ворона! Точно каркает! Матушка, слышишь?

Чародейка слышала. Сначала ей показалось, что это или слуховая галлюцинация, или искажённый туманом посторонний звук, например, плеск воды или скрип мачт, которых с воцарением на палубах тишины стало неприлично много. Но нет, откуда-то спереди, пусть и размыто, доносилось хриплое «Кар-р-р! Кар-р!», приближающееся с каждой секундой. Можно было разобрать даже хлопанье невидимых крыльев. Элизабет раскрыла рот, чтобы подтвердить слова дочери, даже набрала воздух в лёгкие, но в этот момент, выпорхнув из клубящегося над судном тумана, на грот-рею неуклюже сел чёрный вран. Птица захлопала гигантскими крыльями, встопорщила мокрые иссиня-чёрные перья, свесила голову, увенчанную антрацитовым клювом и алыми глазами-бусинами, и гортанно захрипела:

— Кр-рух-ух! Кар-р!

Эльфы, задрав головы, глазели на незваного гостя, который, будто бы чувствуя на себе многочисленные взгляды, демонстративно раскачивался на рее и орал на все лады. Не следовало мнить себя искушённым орнитологом, чтобы сообразить, что угольно-чёрная крупная птица с клиновидным хвостом и сверкающими рубиновыми глазами не была ни чайкой, ни крачкой, ни водяным драконом.

— Час от часу не легче, — покачал головой капитан. — Откуда здесь взялось это вороньё?

— Потерялся, — предположила Элизабет, выступая вперёд, за мерно покачивающийся штурвал. — Может, здесь где-то потерпело крушение судно, на борту которого находился ворон, вот он и… Летает всё это время без передышки?

— В этом случае крушение произошло недавно, раз ворон до сих пор жив и здоров. А если кораблекрушение действительно имело место быть, назревает закономерный вопрос: из-за чего оно произошло?

— Хм. Корсары?

— Не исключено, но я не чувствую ни пороховых газов, ни запаха гари, на воде нет ни обломков корпуса, ни рваных парусов, ни трупов, ни горящего топлива. Радисты не поймали ни одного сигнала СОС. Нет ничего, что свидетельствовало бы о жаркой морской битве. Или птица потерялась с уже уплывшего восвояси судна, или это судно утащил на морское дно кракен или левиафан. Знаю я этих тварей, они любят поиграть с кораблями, будто те детские плюшевые игрушки, а не гигантские многотонные махины. Скверно было бы наткнуться в этой сметане на какую-нибудь водяного змия-переростка, ой, скверно…

Вран, почистив клюв о дерево, сорвался с реи и с быстро удаляющимся улюлюканьем скрылся в белокипенном мареве. И вновь над фрегатом нависла угрюмая, свинцовая тишина, обрываемая лишь самим кораблём — скрипом, плеском, стуком и другими производственными звуками. Через некоторое время с грот-мачты неожиданно спустилась Форсунка с взъерошенным вороном в руках. Выпрыгнув из рабочей беседки плотника, рыбница взобралась на полуют и уселась прямо на настил, принялась забавляться с выловленным вороном, который оказался ручным. Чёрная птица была на удивление спокойна и не пыталась выколоть глаз или отхватить кусок мяса с тела своей новой подруги. Любопытная Аврора, бросив руку матери, заспешила наверх, к Форсунке, чтобы поближе разглядеть пернатого гостя.

А вдруг этот ворон и есть то самое Чёрное Крыло, о котором мне говорила Элиан? — промелькнула внезапная мысль в голове девочки, когда она увидела копошившегося в руках рыбницы ворона. — Или… Нет? Но как обычный ворон может мне помочь найти своё место в Трикрестии? Приведёт к нему за ручку? Нет, нет, и всё-таки это не то Чёрное Крыло… А жаль. Будем искать дальше.

И снова затишье, тяжёлое, невыносимое, давящее на уши незримой, но очень угнетающей массой. Со стороны могло показаться, будто все на борту корабля — от кэпа до юнги — общаются между собой и отдают приказы силой мысли. Именно так испокон веков и передвигались по воде пиратские корабли наг — в зловещем безмолвии, обрываемом изредка лязгом оружия и склизким шелестом трения чешуйчатых хвостов о начищенные до блеска коралловые палубы.

— Разрешите доложить, капитан! — на шканцы забрался радист «Чёрного олеандра», молодцеватый эльф-удрализ в сине-белом форменном бушлате с меховым воротником и фуражкой, и бодро взял под козырёк.

— Докладывай.

— Получено сообщение от эскадренного миноносца «Щитоносец».

— «Щитоносец»? — переспросила заинтересовавшаяся словами радиста Элизабет. — Сьялтис, это же тот самый имперский эсминец, на борту которого остальная Сота Альянса. Они уплыли в Трикрестию на несколько дней раньше, чем мы. Мы их нагнали!

— Так точно, корабль под флагом Трикрестийской империи, — подтвердил серокожий радист, вертя в руках расшифрованную радиограмму. — Нами был принят сигнал, но это не сигнал бедствия. Это предупреждение для всех судов, проплывающих в этом квадрате. «Щитоносец» утверждает, что где-то здесь орудуют мерфолкские пираты. Имперский эсминец получил пробоину ниже ватерлинии и погнутые винты в битве с левиафаном и сейчас срочно проводит ремонтные работы.

— Знаете точные координаты нахождения «Щитоносца»?

Радист пожал плечами.

— Проблемы с навигацией из-за тумана. Этот туман… Люди с «Щитоносца» предупреждали о нём. Эсминец где-то в этом квадрате, наверное, впереди, ведь он также двигался на север. И мерфолки… Нужно быть осторожнее, капитан. Приказы будут?

— Да! — ответила за капитана рыжеволосая удрализка. — Телеграфируй им, что их разыскивает эльфийский пароходофрегат «Чёрный олеандр», что на его борту остальная часть Соты Альянса. Если мы отыщем «Щитоносец», он не должен принять нас за противника.

Радист-удрализ вопросительно взглянул на Сьялтиса. Тот утвердительно кивнул головой и крикнул в рупор:

— Эй, на марсе, смотреть в оба! Ситуация «Красно-зелёная полоса»!

Огнебород задрал голову и, как попугай, повторил приказ капитана, смакуя его с сочными ругательствами. Сам Сьялтис, вновь прильнув к оптическому прибору, стал всматриваться в туманную завесу более пристально. Возможность наткнуться в молочном мареве носом к носу с мерфолками или левиафаном его ничуть не радовала, особенно после того, как часть пушек с пароходофрегата была снята из-за гребных колёс. С тех пор как эти движители были установлены на корабль, Сьялтис видел в них одни проблемы: мало того, что колёса крупногабаритные, так ещё и издают порядочный шум, по которому паровой фрегат легко можно вычислить даже в кромешной тьме. Капитан выругался про себя. А ведь его на адмиралтейской верфи ждёт и не дождётся «Адмирал Шевцов»…

— Прямо по курсу корабль! — спустя полчаса поисков загорланил откуда-то сверху вперёдсмотрящий.

Сьялтис оторвался от компаса и через окуляры бинокля увидел материализующиеся из мглистой дымки очертания неизвестного судна. Мимолётная тревога быстро испарилась, когда стало понятно, что это не пираты-змеехвостки и даже не пресловутые морские призраки. Изломленная серая громада, в несколько раз превышающая габаритами пароходофрегат, мирно покачивалась на синих волнах, её прожекторы были выключены, а раскупоренные стволы 125мм сверхдальнобойных орудий «Искра» пялились в небо. Уже можно было различить снующих по палубе отдельных моряков, одетых в чёрно-золотые бушлаты и белые бескозырки. По кормовому флагштоку легко можно определить, что этот эскадренный миноносец принадлежал Василисе Третьей. На борту «Щитоносца» облупившейся краской было выведено его имя.

— Эй, на баке, семафорь поживее!.. Хм, взгляните, Элизабет. Корабль дал небольшой крен, — Сьялтис скользнул взором по надстройкам «Щитоносца», исследовал его вооружение, задержался на якорных канатах, антеннах радиотелеграфов и трубах. — Судя по всему, команда эсминца приняла решение заделать пробоину своими силами, не дожидаясь прибытия буксира. Так, а это что там?

Из молочной мглы вычерчивался ещё более диковинный силуэт: две неработающие гигантские моторизированные клешни; одна из них, зависнув над баком, сжимала в смертельных тисках выпотрошенную тушу многоголовой чешуйчатой твари. Поверженный левиафан тихо покачивался в такт ленивым волнам, его пять голов с разинутыми пастями с глухим звуком перестукивались, а длинные красные языки трепетали на лёгком ветру. Матросы, вооружившись бензопилами и лучевыми резаками, карабкались по складным лестницам, готовые рубить головы на трофеи.

— Изловили всё-таки левиафана, — одобрительно хмыкнул Сьялтис. — Н-да, неплохая охота выдалась. Не понимаю, на что рассчитывал змеёныш, атакуя военный эскадренный миноносец, да ещё и вооружённый механическими клешнями, созданными именно для вылавливания из воды всяких морских гадов? Жаль, пропадёт туша: эсминец — это вам не китобоец, здесь добычу не разделаешь и ворвань не растопишь. А левиафан — скотинка редкая и довольно опасная. Эх, помню, служил я боцманом по молодости в Икверовом море. Да-а, тоже тогда на левиафана наткнулось наше судёнышко. Так мы его и без клешней изловили, про нашу команду даже в газетах писали, а мерфолки грозились каждого найти и утопить…

— Послушайте, капитан, — сказала Элизабет, уже порядком утомлённая воспоминаниями иллюмона, — мне и Виолетте нужно попасть на борт этого эсминца. Необходимо срочно оповестить остальных членов Соты, что за нами охотятся демоны. После этого вы будете абсолютно свободны и пойдёте обратным ходом, правда, без моей помощи.

— Проблема не в этом, барышня. Нужно дождаться ответной радиограммы. Если капитан «Щитоносца» даст добро, то почему бы и нет? Я бы не отказался ещё раз вблизи взглянуть на мёртвого левиафана. А там… Расстанемся с вами, и то хорошо.

Словно услышав слова кэпа, на шканцы возвратился радист-эльф, неся в руках уже другое сообщение.

— «Щитоносец» телеграфирует: состыковаться с «Чёрным олеандром» и забрать себе на борт остальных членов Соты вместе с их багажом, — звонким голосом отрапортовал удрализ.

— Решено, будем пришвартовываться, — Сьялтис стал живо перебирать спицы штурвала и менять курс пароходофрегата. — Элизабет, собирайте свои манатки, пора переселяться.

— Придётся вам подождать, пока я соберусь, — рыжеволосая эльфийка, шурша полами скромного блио, неторопливо удалилась в кормовую надстройку.

Матрос на баке закончил посылать сообщение с помощью оптического телеграфа, тем самым окончательно поведав команде эсминца о планах своего капитана. Ответ не заставил себя долго ждать — можно было спокойно идти на сближение. «Чёрный олеандр», заведя нос по ветру, проворно зашёл с правого борта «Щитоносца» и спустил оставшиеся паруса. Матросы-эльфы, не теряя времени, живо подтянули «Чёрный олеандр» баграми и кошками и перекинули сходни. Сьялтис вместе с Иезекиилем и офицером-бригадиром отправились на борт эсминца, чтобы обговорить некоторые детали с его капитаном.

* * *

Пока Сьялтис, Иезекииль, офицер-бригадир и начальство «Щитоносца» заседали в кают-компании эсминца, Элизабет и Шай’Зу со своим небогатым багажом быстро передислоцировались на борт имперцев. Едва они ступили на палубу эсминца, как путь им преградил лейтенант, высокий и стройный, как мачта-однодерёвка.

— Притормозите-ка, эльфы…

— Я — дриада! — отрезала Козочка.

— А я — человек! — подхватила Аврора.

— А я — рыбница! — сказала Форсунка.

— Да и я не люблю, когда меня называют эльфом, — закончила Элизабет, дотошным взглядом исследуя форму лейтенанта и его погоны с тремя звёздами.

— Вас что, четверо? — слегка смутился мужчина. — Капитан Шаутов упоминал только двух новых пассажиров.

— Нас пятеро, — холодным тоном поправила моряка Виолетта. — Я и Элизабет — мы участницы Соты Альянса, затем Аврора, дочь и ученица Элизабет, её телохранительница Форсунка и мой советник Иезекииль Кхыш. Он сейчас на встрече с вашим капитаном. Какие-то проблемы, человек?

— Проблемы-то? — крякнул лейтенант и одёрнул промокший бушлат с золотыми петлицами и пуговицами. — Нам тут зайцы не нужны, знаете ли. У меня приказ пропустить только Элизабет и Виолетту Морэй, то есть вас, рыжая сударыня, и вас, дриада. С вашими спутниками нехай разбирается капитан. А ещё потрудитесь сдать оружие, холодное и огнестрельное. И приготовьте для досмотра свои торбы и верительные грамоты.

— Не так быстро, солдатик, — пригрозила пальцем Элизабет. — Сначала моя дочь и Форсунка. Не примете их на борт — мне здесь делать тоже нечего. Я буду разговаривать только с кэпом, но не с тобой. А до этого чтобы никто из вас не притрагивался ко мне и моим спутницам, — удрализка льдистым взглядом обвела собравшихся вокруг матросов и солдат в бескозырках.

Многие из них сразу же потеряли интерес к незнакомкам и отправились дальше по своим делам, остальные отошли на безопасное расстояние и принялись в полголоса вести беседы. Лейтенант с места не сдвинулся, только насупил брови и сильнее сжал винтовку в руках, покрытых шершавыми цыпками.

Капитан Шаутов и капитан Сьялтис вернулись через долгих полчаса, пожали друг другу руки, и последний без каких-либо комментариев ушёл на «Чёрный олеандр», продолжающий тесно прижиматься к борту эсминца, как при навале. За ним покинул борт имперского эсминца и офицер-бригадир. Оба пребывали в какой-то напряжённой задумчивости и даже не обратили внимания на бывших пассажирок, прозябающих на «Щитоносце».

— Итак, — к Элизабет и остальным подошёл Иезекииль, как всегда невозмутимый и спокойный. Лейтенант кашлянул и зашмыгал носом, учуяв крепкие ароматы его травяного мешочка, — итак, дела у «Щитоносца» обстоят худо: недавнее нападение левиафана закончилось для него вспоротым днищем и погнутыми гребными винтами. Рыбники-ремонтники сейчас срочно заделывают пробоину и чинят винты, а матросы откачивают насосами попавшую внутрь корпуса морскую воду. Занятие это слишком долговременное, а потому мы с капитаном Шаутовым посоветовались и решили забрать к себе остальных членов Соты и вновь плыть дальше в Трикрестию в одиночестве. Ваша передислокация откладывается. Возвращайтесь обратно на «Чёрный олеандр» и ждите остальных коллег — они сейчас собирают свои пожитки.

Элизабет, переглянувшись с Козочкой и Форсункой, только пожала плечами.

— Такой здоровый корабль, бронированный, железный, с дизельными движками, с пушками, а какая-то змеюка покусала за обшивку и всё, точно скорлупка теперь по волнам мается. Тоже мне, петушиные технологии, — посетовала рыбница.

— Иди-иди давай! — поторопил её насупленный лейтенант. — А не то и тебя запряжём пробоину заделывать! Ишь ты, выискалась здесь. Все вы, рыбники, болтать мастера, только работать ни хрена не заставишь.

— Уж простите великодушно, сударыни, — подошедший капитан Шаутов снял фуражку, оголив коротко стриженную серебристую седину, и добродушно улыбнулся, хотя в его резких движениях чувствовалась неприкрытая нервозность, — но, вот, понимаете, сами видите, что мы тут застряли надолго. Сейчас отдадим вам, понимаете, остальных ваших Сотовцев, и плывите дальше с богом. А мы постоим ещё немножечко.

— Ничего страшного. Удачи вам, — сказала напоследок Шай’Зу.

Элизабет и Шай’Зу, стоя на шканцах, наблюдали за тем, как с эсминца на фрегат переходили их сотоварищи по Соте со своим негустым скарбом. Первым на шкафуте «Чёрного олеандра» очутился Лео Циска вместе со своим потрёпанным кожаным саквояжем.

— А вот и Лео, — Виолетта толкнула Элизабет в бок. — Помнится, Миряна говорила, будто именно он формальный лидер Соты Альянса.

— Посмотрим, насколько он компетентен.

Наверху, в небе, зашумело, переливчато зашелестело, и на борт «Чёрного олеандра» спустилась рыже-гнедая красавица-пегаска в белых чулках, с такими же белыми ноздрями и белым, напоминающим четырёхконечную звезду пятном на лбу. Распущенный и подрезанный мочалистый хвост кобылицы бешено трепыхался, когда та зависла в метрах от шкафута, словно раздумывая, опускаться или нет. Наконец, сидящий в седле верховой сотворил какие-то манипуляции, и летающая кобылица легко, словно пушинка, опустилась подкованными раковинами копыт на влажный настил, гулко зацокала, зафыркала, чуя новые, доселе незнакомые запахи. Элизабет даже со своего места видела перекатывающиеся под гнедой шкурой валуны стальных мускулов; видела, как дёргается каждая выступающая жилка; как кобылица, поворачивая голову, взирает на происходящее вокруг рубиновым ромбическим зрачком.

Наездник оказался женщиной — это Морэй определила только тогда, когда та, резво перекинув ногу через луку украшенного стальными шпеньками седла, спрыгнула и повернулась к ней лицом.

— Красивая лошадка у Лидии, — безошибочно угадала незнакомку Виолетта.

По мокрым сходням на пароходофрегат забежал ещё один эльф-красник, таща на сгорбленной спине набитый припасами сидор и плотно сбитую скатку с плащом-палаткой, в одной руке неся чёрный чемоданчик со стальными наугольниками и застёжкой-молнией, а в другой — свёрнутую попону. Красник живо перебежал к Лидии, передал ей чемоданчик, попону и невесть откуда вытащенный второй сидор.

И Лидия, и её товарищ красовались в военной форме Красного воинства — отдельной армии Эльфийского Содружества, которая целиком и полностью состояла из красников и базировалась в южных землях, на территории Красноэльфска. Лидия носила блёклый, наглухо застёгнутый китель цвета хаки, несильно выпирающий в районе грудей, такого же цвета галифе, заправленные в высокие военные сапоги, грубую кожаную портупею с пистолетной кобурой на бедре и фуражку с вычищенной, горящей огнём кокардой, приколотой к красному околышу. Её спутник носил пилотку, гимнастёрку и шаровары, выдавая тем самым своё низкое звание. Судя по всему, он служил при Лидии в качестве прислуги, готовой в любое время суток ретиво выполнить любой начальствующий приказ.

— Женщина-военный, — улыбнулась Шай’Зу. — Бывает же такое.

— Лидия Шкирняк — генерал-майор, — уточнила Элизабет, с прищуром высматривая детали на генеральском кителе. — Я читала её книги, успела также кое-что узнать от матросов. Одна из немногих женщин-красниц, которая удостаивалась такого высокого чина и высшего звания «Герой Эльфийского Содружества». У неё искусственный глаз и шрам на лице. И всё-таки для меня очень странно видеть её в составе Соты. Ушлые красники в прошлом веке уже показали всему миру, как неоднозначно они относятся к империализму, монархии, религии, классовому расслоению, капитализму и другим вещам, без которых сегодняшнюю Трикрестию нельзя представить. Тем более, что большинство бежавших из Красноэльфска буржуев осели на землях Василисы и здравствуют до сих пор. Ох, не верится мне, что Лидия была включена в Соту Альянса только по желанию Миряны.

— Марго, будь проще, не ищи всюду какой-либо тайный заговор, — посоветовала подруге насупившаяся древодева.

Лидия и Сьялтис обменялись воинскими приветствиями, после чего разошлись. Красник-прислуга, строго понукаемый не по-женски раскатистым контральто Лидии, потащил за прочный чембур упирающуюся кобылицу на нижние палубы. Гнедая пегаска вздрагивала всем мощным, разгорячённым телом, не слишком приятно хлопала красного эльфа огромными пушистыми крыльями, звонко игогокала и норовила встать на дыбы. На помощь коноводу пришло несколько матросов, и общими усилиями взбешённую кобылицу запихнули в просторный трюм.

Последним «Чёрный олеандр» почтил присутствием мастер-учёный Фридрих фон Контариус. Учёный-эмиссар, в отличие от своих предшественников, шёл согбенно, угрюмо, смотря в пол ввалившимися от усталости глазами, и тащил за ручку просторный кофр на колёсиках. Вслед за мастером-учёным прибежало странное чёрное существо с портпледом на горбу. Оно бежало на четвереньках, широко размахивая пышным, как щётка, хвостом. Контариус сотворил несколько неопределённых жестов, и таинственный зверь юркнул вместе с багажом на нижние палубы.

— Гомункул?

— Очень может быть. Про Контариуса я тоже кое-что слыхала, — сказала Элизабет. — Известная личность в Содружестве и ряде других стран, включая и Трикрестию. Очень разносторонний благород, вроде бы именно он спроектировал и руководил постройкой «Десницы Владычицы». Говорят, будто им владеет маниакальное желание уничтожить Ундагилаш и всю нежить в нём.

— По-моему, в данный момент им владеет только минорная элегия.

— Неудивительно. Такие важные шишки, да ещё и благородные эльфы, не привыкли к тесным вонючим кубрикам и постоянной качке. Да и близость с Лидией наверняка Фридриху радости не приносит, все знают, какие отношения у красников и благородов.

— Коли так, для чего Миряне включать в состав Соты двух извечных врагов? Это, как минимум, нелогично.

— А понятия не имею! Идём, познакомимся со своими коллегами.

* * *

Как думали Виолетта и Элизабет, Лео Циска оказался человеком, в котором не было ни капли эльфийской крови. Циска уже успел занять одну из пустующих пассажирских кают, где сидел за низеньким столом и при дрожащем свете свечного огарка что-то увлечённо писал на бумаге. Когда к нему вошли Элизабет и Шай’Зу, мастер-дипломат бордо поднялся, выпрямился, распрямил плечи и чуть приподнял посаженную на морщинистой шее голову. Его лицо — с завитыми усиками, с бородой клинышком, с сетками морщин у живых карих глаз, с чуть горбатым носом и ямочкой на подбородке, — выражало дружелюбное приветствие. Нос его был осёдлан пенсне в роговой оправе, именно благодаря ему страдающий от близорукости Циска распознал в незваной гостье чародейку Элизабет, но до поры не видел Шай’Зу, прячущуюся во мраке, там, куда не проникал тусклый свет свечи.

— А-а, госпожа Элизабет Морэй, — человек поклонился и за это время успел ловким движением поправить съехавший набок фуляровый галстук с изящной брошью из червонного золота. — Неужели худое зрение не обманывает старика? Не ожидал, что наша встреча произойдёт посреди моря по воле случая. Рад, очень рад познакомиться с вами. Моя девочка в своё время все уши мне прожужжала рассказами о вашей персоне.

— Ваша… Девочка? — приподняла лисью бровь удрализка.

— Для всех она Миряна Первая В’Таг, Владычица, Всемогущая Дщерь Вечноосенних лесов, повелительница всея эльфов, а для меня просто девочка, — улыбнулся мастер-дипломат. — Да-а… Я ведь помню её ещё совсем крохой. Хорошая была девочка, да и сейчас она хоть куда. Наконец-то решила послушать совета старика и начала бойкое сближение с Трикрестией. Всегда интересно, госпожа Элизабет, быть свидетелем написания истории, но гораздо интереснее самим принимать участие в её написании. Мы с вами, с Лидией и с Фридрихом… Да-а. Чувствует сердце старика, что грядут глобальные перемены в Сикце. А вы? Вы чувствуете это?

— Чувствую, — кивнула головой удрализка. — Лео, позвольте вам представить пятого, незапланированного члена Соты Альянса. Её зовут Виолетта…

— Морэй, — закончила кентаврица, выходя из-под савана сумрака.

Лео Циска вновь поклонился и поправил галстук, но его желтоватое лицо не покидала искорка изумления.

— А я-то думал, что меня уже ничем не удивить, — мастер-дипломат дрожащей рукой снял пенсе и стал протирать отливавшие голубизной линзы платком. — Я прожил в Содружестве больше пятидесяти лет по человеческому календарю, был знаком со многими представителями эльфийских народов, интересовался лингвистикой, историей и географией, собирал фольклор, узнавал из первых уст множество легенд, былин, традиций, песен и обычаев, но, говоря откровенно, никогда в жизни не видел в глаза настоящую дриаду. Покидая Содружество, я с горечью чувствовал в душе безграничную пустоту, которую всю жизнь мечтал заполнить безграничными знаниями о дриадах и их культуре. Неужели боги не забыли старого Лео Циска и всё же решили смилостивиться над ним, над его внутренними терзаниями? Присаживайтесь, госпожа дриада, — мастер-дипломат придвинул к Виолетте свой стул, но вдруг сообразил, что дриада на нём не уместится.

— Спасибо, но она не пользуется стульями, — Элизабет сама заняла предложенное место, развеяв неловкость старика, и закинула ногу на ногу. — Я слышала о вас. Похоже, вы тот самый монах-отшельник, который был неизменным спутником Владычицы в детстве, отрочестве и юности. Если так, я готова воздать вам должное: Миряна выросла весьма и весьма приятной девушкой. Она действительно достойное продолжение молодой династии В’Таг.

— А-а, — снова с улыбкой протянул седой старец и указательным пальцем почесал клиновидную бородку. — Выходит, сударыня чародейка знает меня лучше, чем я её. А может быть, нет, а? Как думаете?

— Подозреваю, что большинство знаний обо мне, которые вам кто-либо поведал, либо ложь, либо гнусная ложь. Меня не очень-то жалуют в Содружестве, знаете ли.

— Будьте уверены, моя девочка никогда бы не посмела клеветать и обличать вас, Элизабет, или кого-либо ещё. Она прекрасно знает, что старик Лео не терпит лжи во всех её проявлениях. Да-а… Грядут великие времена. Так о чём это я? — задумчиво почесал мастер-дипломат затылок, будто что-то усердно вспоминал. Тут его взор упал на дриаду, что-то перебирающую в одной из своих сумок. — Верно-верно, сударыня Виолетта. Если я правильно понимаю, то вы дочь Матери Рода Элиан Морэй, Оракула.

— Так, значит, всё-таки кое-что ты обо мне и других дриадах ведаешь?

— Certes, я частенько интересовался Сёстринством у третьих лиц, у тех, кто хотя бы раз в жизни имел счастье поближе примкнуть к вашей богатой и таинственной культуре и готов был поделиться знаниями со страждущими.

— То есть, у Миряны В’Таг.

— Не только, не только, — Лео сел за стол и закрыл книгу, которую до прихода сестёр кропотливо заполнял своим убористым почерком. Книга была снабжена плетёным ляссе и прочным переплётом, на форзаце, окаймлённый витиеватым узором, был изображён чёрный силуэт полуженщины-полуоленя, в котором легко угадывалась типичная дриада. — Знаете, что это?

— Книга, — усмехнулась Шай’Зу, считая, будто Лео уверен, что его новая знакомая, «вышедшая из дикого леса», несведуща в столь простых понятиях.

— О-о, это не просто книга, это мои метафорические вериги, в которые я сам себя когда-то заковал из-за излишней самоуверенности. Неисчислимое число раз я проклинал себя и тот день, когда решился сесть за этот трактат, «Трактат о дриадском племени» — мой последний и до сих пор незавершённый литературный труд, который я тяну уже второй десяток лет на себе и никак не могу его закончить. Не могу потому, что связан с ним тремя прочными цепями — принципом делать всё начатое до конца, профессиональной этикой писателя и клятвой, данной самому себе. Как видите, из шестисот запланированных страниц заполнены только три десятка — это весьма и весьма печальная реальность. Я не привык разводить в своих трудах воду, брать факты с потолка и выдумывать несуществующих экспертов-консультантов, для меня писать проверенную и перепроверенную информацию, полученную из первых уст, — дело принципа. Планируя вместе с моей девочкой структуру, задачи и состав Соты Альянса, я очень надеялся завлечь в наши ряды полудриаду-полуэльфийку Элизабет Морэй, о которой так много слышал. К моему великому счастью, моей девочке это почти удалось сделать, но, беда, в последний момент Миряна поведала мне, будто вы неоднозначно дали понять, что вас не интересует место в Соте Альянса. Я покидал земли Содружества, будучи в глубокой кручине, и уже не надеялся когда-либо закончить свой труд.

— Но сейчас я привела вам чистокровную дриаду прямо из леса, так сказать, с пылу, с жару, и она станет вашим бесценным коллегой-консультантом, — закончила Элизабет, покачивая ногой.

Лео обернулся и с ребячливой хитринкой выглянул из-под седых бровей.

— Именно, Элизабет, за что вам отдельное спасибо. Но для начала я на правах голоса и фронтмена Соты должен провести определённый обряд инициации и окончательно объявить вас и Виолетту членами Соты. Позвольте торжественно вручить ваши знаки отличия. Не забудьте надеть их, когда сойдёте в имперском порту, и уж точно не забудьте про них при первом знакомстве с Василисой.

— Для кого-то и не первом… — шепнула Элизабет Виолетте.

— Ась?

— Нет-нет, продолжайте, мастер-дипломат.

Циска роздал эльфийке и дриаде футляры с прозрачными крышками, сквозь которые были видны покоящиеся на бархатных подушечках знаки отличия — отлитые из чистого серебра выпуклые единорожьи головы, и вновь занял место за столом. Пламя, играющее на заплывшем свечном огарке, понемногу затухало, поэтому человек достал из походной сумки непочатую восковую свечу, водрузил её на место предыдущей и зажёг. И тут Элизабет и Шай’Зу поджидало неожиданное открытие: Лео не воспользовался ни спичками, ни зажигалкой — он прошептал в усы простенькую формулу «Nymua’Oienyr», и на кончике его сухого указательного пальца вспыхнуло яркое голубое пламечко. Мастер-дипломат оказался чистокровным чародеем.

— Удивлены? — старик дунул на палец, и яркая чёрточка огня потухла, испарилась без дыма и следа. — Я тоже был удивлён, когда впервые добыл ignis таким способом. Но больше всего мне было обидно: порой бывало, что мне приходилось писать в кромешной тьме, потому что не было никакой возможности высечь искру и зажечь лучину, а, оказывается, достаточно было шепнуть заклинание и наслаждаться чистым и ярким светом. Да-а… Вот так проживаешь всю жизнь, не ведая, что ты Сосуд. Какая злая шутка судьбы. И это была ещё одна причина, по которой я жаждал поближе познакомиться с Элизабет: я надеялся, что умудрённая опытом и знаниями чародейка выкроет для старика пару минут своего драгоценного времени и обучит его каким-нибудь магическим премудростям, помогающим в обиходе.

— Э-э… Договорились, — пожала плечами удрализка. — Но только когда прибудем в Трикрестию. На борту заниматься с неподготовленными Сосудами очень опасно.

Лео кротко хмыкнул, выказывая тем самым своё согласие. Его глаза, наполненные нежностью и вожделением, смотрели на Шай’Зу.

— Ладно, человек, — дриада состроила угрюмую мину и надула губы. — Но условимся кое о чём: ты будешь писать только правду и ничего кроме правды. Писать только то, что я тебе буду диктовать, писать слово в слово. По завершении каждой главы ты будешь давать мне перечитывать свои записи, и если хотя бы одна строка не будет соответствовать тому, что я говорила на самом деле, — я буду отрезать тебе палец. Любая ложь — палец долой, никаких компромиссов! Это мои условия. Согласен?

Дриада не шутила. Её серьёзность была видна невооружённым глазом во всём — в её целеустремлённом взоре, в вызывающей позе, в голосе, даже в частоте дыхания и стуку копыт о пол.

— Согласен, — не раздумывая, ответил мастер-дипломат. Его живые карие глаза всё ещё смотрели на Козочку ласково и в какой-то степени смеялись над её недоверием и мнительностью. — Напрасно вы щерите зубки и прижимаете ушки, Виолетта, старика вам не провести. Но я безумно рад, что вы согласились подсобить, я высоко ценю вашу доброжелательность. Ещё один вопрос: я официально имею должность мастера-дипломата, хотя я не столько дипломат, сколько лингвист и этнолог. Элизабет титулована мастером-чародеем, Лидия Васильевна мастером-полководцем, а Фридрих фон Контариус мастером-учёным. А в качестве кого выступаете вы, а-а?

— Мастер-естествоиспытатель, — сразу же ответила дриада и важно упёрлась кулаками в бока. — По совместительству патронесса имперских дриад и первый эмиссар эльфийского Сёстринства в Трикрестии.

— Так и запишем, — старик достал из недр чёрного сюртука миниатюрную книжечку и сделал на её страницах несколько пометок, после чего запрятал обратно. — Да-а… Перемены. Прогресс. Мы ещё с вами успеем познакомиться поближе, а сейчас вам советую познакомиться с Лидией Васильевной и Контариусом, если вы до сих пор этого не сделали. А мне нужно уладить кое-какие дела с капитаном.

Циска расфасовал по карманам сюртука брегет с серебряной крышкой, металлическую зажигалку, фуляровый платок, рулон бумаги, перьевую ручку и перчатки, поправил скособоченный галстук, взял прислонённую к переборке элегантную трость с костяным набалдашником и раструбом на конце, напялил на голову цилиндр и стал ещё более похож на старомодного напыщенного аристократа. Пропустив вперёд себя эльфийку и дриаду, мастер-дипломат вышел и захлопнул за собой дверь.

* * *

— Трубенской! — властное и покровительственное, пресекающее любые возражение контральто Лидии Шкирняк отдавало неприкрытой сухой хрипотцой, характерной для заядлого курильщика.

— Я! — отозвался мужчина-красник откуда-то из-за пегаски, что беспокойно фыркала и зло прядала ушами с мохнатыми кисточками.

— Стреножь, обвяжи крылья Рысанке и смотри, чтобы она не стянула верёвки зубами!

— Так точно!

Лидия, её спутник и пегас находились в трюмах, где когда-то разыгралась короткая битва между Иезекиилем и доппельгенгером, закончившаяся трусливым побегом последнего. Сейчас мастер-полководец и мужчина-красник пытались унять норовистую Рысанку, паникующую от ещё теплившегося в уголках трюмов демонического духа. Крылатая кобылица вскидывала воздух передним копытом, мотала головой и пыталась расправить разлапистые, густо оперённые крылья, но малые габариты трюма мешали ей это сделать. Вместо этого она нещадно хлестала своих хозяев по хмурым, сосредоточенным лицам.

— Если бы я успел привязать Тучку, глядишь, не вырвалась бы, не улетела прочь, — причитал красник, перекидывая верёвку через спину Рысанки и хватая конец под её брюхом, чтобы затем вновь повторить эту операцию.

— Вот если бы да кабы… — со сдержанной яростью проворчала Лидия, возясь с газовым фонарём. — Раньше надо было соображать, Трубенской, тогда бы Тучка не сгинула под картечью мерфолков.

— Эх, хорошая была пегасочка…

Лидия, расправившись с фонарём, повесила его на согнутый гвоздь, подслеповато помаргивая, задымила папиросой. Носком сапога она откинула угол расстеленной на полу попоны, нагнулась и раскрыла одно из отделений спрятанного под попоной новенького сидора.

— Так, а где ещё один ухналь? — прошептала Лидия, яростно кусая папиросу. — Трубенской! Здесь двадцать три подковных гвоздя, где ещё один?

— Не могу знать, товарищ генерал-майор, — вздохнул ординарец, вытирая запотевшую жилистую шею расшитой утиркой.

— Ах, нашла… Укатился, подлец…

Она покопалась в недрах вещмешка ещё немного, затем выудила красующийся воронёной сталью самозарядный пистолет, нажала на спусковой крючок. Гулко щёлкнув, хорошо смазанный затвор замер в открытом положении, давая знать хозяйке, что магазин пуст. Шкирняк задумчиво засопела, поддела ногтём затворную задержку, тем самым вернув затвор в начальное положение, отложила пистолет в сторону, освободившейся рукой достала полупустой магазин, второй — коробку с боевыми патронами. Неторопливо, одну за одной, красница стала посылать пули в магазин.

— Шесть… Семь… Восемь…

— Здравствуйте, — с верхнего трапа спустились Элизабет и Виолетта.

Рысанка тотчас почуяла рядом древодеву. И хоть пегаска всю жизнь прожила среди красников, которые выходили её, растили, заботились и дрессировали, и никогда не видела древодев, Рысанка, повинуясь заложенной в неё предшествующими поколениями диких пегасов-предков памятью, сразу же поняла, что появившаяся древодева — её хозяйка, её богиня, которой следует беспрекословно повиноваться. Огненно-гнедая кобылица мгновенно утихомирилась, понурила голову, опустила уши и смиренно позволила Трубенскому пленить крылья прочными верёвками. Забывшая обо всём Шай’Зу принялась любовно ласкать пегаску, и та невольно подалась к ней, покорно уткнулась ей в живот тёплыми сахарными ноздрями.

— Ну диво, — только и сказала Шкирняк, резким движением ладони вставляя полный магазин в рукоятку пистолета и дёргая затвор.

Элизабет, имеющая привычку дотошно рассматривать новые лица, не обделила пристальным вниманием и эту женщину-красницу.

Внешне Лидия, как и любой красник, мало чего имела общего с эльфами и больше походила на людей. Главный признак, по которому можно было в любую погоду, в любое время дня и ночи вычислить эльфа, а именно длинные и заострённые хрящи ушных раковин, на красников отчасти не распространялся — их ушные хрящи были не такими выдающимися и остроконечными, были более округлёнными, из-за чего их действительно на первый взгляд можно было спутать с людьми. Таковыми уж произошли красные эльфы — они были потомками обычных людей и вымерших протоэльфов, но человеческие гены в их теле доминировали над эльфийскими. Именно из-за своей «полукровности» многие из родичей-эльфов, а в особенности благороды, считали красников неполноценными собратьями, а то и вовсе относились к ним как к людям, в которых нет ни капли эльфийской крови. На этой зыбкой почве в былые времена в Содружестве произошло минимум три войны, в ходе которых красные эльфы с оружием в руках отстаивали своё право жить и чтить память предков — и людей, и протоэльфов. Извечная вражда между красниками-полукровками и чистокровными благородами была известна даже в отдалённых землях Сикца, причём катализаторами конфликта всегда выступали именно благороды.

Лидия Шкирняк была уроженкой южных областей Красноэльфска — то было невооружённым глазом видно по её смугловатой, грубой коже, узковатому разрезу глаз и чёрными, остриженным до плеч волосам с прямым пробором. Её суровое, непроницаемое лицо казалось вырезанным — не вылепленным, — из какой-то твёрдой породы — камня или гранита, а в каждом, даже мимолётном движении чувствовались резкость, стремительность, даже некоторая нетерпеливость.

— Рада познакомиться, — Лидия спрятала заряжённый пистолет в пустующую кобуру, вынула изо рта папиросу и крепко помяла в чёрной и грубой ладони протянутую ладонь Элизабет.

Удрализка, приблизившись к краснице на расстояние вытянутой руки, не могла не заметить, что её немного раскосые глаза были подвержены гетерохромии — правый отливал небесной голубизной, в то время как левый пылал ярким изумрудом. Элизабет сразу поняла, какое из глазных яблок инородное — с зелёной дужкой, то самое, через глазницу которого наискось тянулся застарелый белёсый рубец. Удивительно было то, что искусственный глаз полностью функционировал и являлся частью организма, а не обычным протезом. Сразу видно, что без вмешательства регенерирующей магии здесь дело не обошлось. Элизабет и сама когда-то практиковала подобные вещи, но вот выращивать глазные яблоки ей не приходилось: слишком эта процедура для пациента долговременная, болезненная… И дорогостоящая.

— Рада познакомиться, товарищ Элизабет Морэй, — повторила Лидия, не отпуская руки чародейки и продолжая гипнотизировать её разномастными глазами. — Доводилось о вас слышать от Лео Циска.

— Взаимно, — кивнула головой та. — Взаимно, Лидия Васильевна. Для меня большая честь бок о бок работать с вами в Соте. Я читала ваши биографические книги, читала про оборону высоты сто шесть, про вашу службу командиром батальона, про вашу революционную общевойсковую тактику, про все ваши ратные подвиги… А ещё я знаю вашу детскую кличку — Лилия.

Неожиданно на лице Лидии выступил румянец, а сама она улыбнулась — и губами, и глазами. Эта улыбка тотчас преобразила весь её облик: Элизабет на мгновенье показалось, что перед ней стоит не умудрённая годами женщина-боец, а молоденькая девчушка из соседнего дома, озорная и взбалмошная. Исчезли бывшие угрюмость и серьёзность, даже рубцеватый шрам, проходящий через левый глаз от крылышка миниатюрного носа до виска, будто разгладился и испарился. Улыбка меняла Лидию Васильевну до неузнаваемости, молодила и украшала её лучше, чем любая косметика, которой она, кстати, не пользовалась.

— Приятно слышать искреннюю похвалу от собеседника, но вот про Лилию я совсем не ожидала ничего услышать, — продолжала расцветать в улыбке Лидия. — Имею безграничное уважение к вашему чародейскому ремеслу, товарищ Элизабет, ведь ваша братия когда-то вернула мне вытекший глаз. Уверена, мы с вами крепко подружимся, ведь дружба — залог жизнедеятельности нашей Соты. Товарищ дриада, — позвала мастер-полководец Шай’Зу.

— Приятно познакомиться, эльф. Я, к сожалению, про тебя книг не читала, но обещаю на досуге ознакомиться, — древодева погладила Рысанку по холодным ноздрям. Кобылица жадно тянулась шамкающими губами к рукам Виолетты — за долгие годы она привыкла к хозяйке-краснице и её частым угощениям. Порыскав в сумке, Шай’Зу скормила пегаске кусок серого сахару и вновь стала ласкать её. — Хорошая девочка, добрая… Красники знают толк в лошадях.

— Наш народ всегда любил лошадей, что обычных, что единорогов с пегасами, а сама я с детства в седле. Эта лошадь — десятая в моей жизни… Трубенской, чего это ты спрятался? Думаешь, раз я тебя не вижу, значит, я забыла о твоём существовании?

— Слушаю! — вышедший на свет лампы парень лихо стукнул каблуками сапог и взял под козырёк. Смуглокожий паренёк с чёрной кучерявой шевелюрой и смолистыми обсосанными усами был молод и полон энергии, по всей видимости, исполнял обязанности или коновода, или денщика. Или и того, и другого, что было гораздо очевиднее.

— Вольно, Трубенской, — дала отмашку командир.

Парень перенёс вес тела на одну ногу, сунул в рот кончик прокуренного насквозь уса и изумлённо-лукаво взглянул на дриаду, играющую телячьи нежности с Рысанкой. Никак не могла оставить Трубенского одна зудящая в мозгу мыслишка: Рысанка за полгода так и не привыкла к его руке, а дриада с первого же захода покорила её «холодное» сердце!

— Элизабет, можно с вами поговорить наедине? — улыбка исчезла с лица Лидии, и красница вновь приобрела строгий, поистине командирский вид. Она подняла фуражку, заботливо оттёрла обшлагом кокарду и нахлобучила её на голову.

— Виолетта…

— Да, да, ступайте, я найду тебя, Марго, — не поворачиваясь, кинула древодева.

* * *

«Чёрный олеандр» продолжал плыть с половиной парусов, прокладывая путь через плотную туманную завесу и ощупывая воду овалами прожекторов; в их дрожащих лучах туман молочно желтел. На верхней палубе было прохладно и влажно, о чём никак не успокаивались вслух напоминать друг другу матросы и солдаты. Многие из них шмыгали носами, с мокрицей кашляли, то и дело шумно высмаркивались и сплёвывали зелёную слюну. Зенитные пулемёты и раскупоренные пушки пялились в море, готовые по первому же приказу открыть шквальный огонь.

Шкирняк и Морэй остановились на шкафуте, под паутиной вант.

— Благодарю, но я не курю, — отказалась серокожка, когда Шкирняк вытащила металлический, с выгравированным на крышке гербом Содружества портсигар и протянула его собеседнице.

Мастер-полководец не настаивала, закурила сама. Элизабет поделилась магическим огнём.

— Ответьте на вопрос, Лидия: я явственно вижу, что ваше лицо было когда-то подвергнуто косметической операции, которая стёрла ваши боевые шрамы… Кроме одного; того, что проходит через искусственный глаз. Для чего вы решили оставить его?

— Знаю, прозвучит глупо, но я оставила его из-за слёзной просьбы уже покойного мужа, — хрипло пробормотала Лидия, кусая зубами белую палочку с вспыхивающим огоньком на конце. — После войны я стала широко известной в Красноэльфске особой: меня постоянно фотографировали, снимали на плёнку, лепили скульптуры и даже ставили памятники с моим профилем. Комитет по культурному прогрессу решил кардинально улучшить мою внешность, пострадавшую во время Красной войны. Они пригласили магиков из Великого Дома Чародеев, дабы те омолодили меня, избавили от уродливых шрамов и вернули потерянный глаз. Те умельцы-волшебники действительно знали толк в своей работе, и очень скоро на меня с зеркала глядела не морщинистая, седая и одноглазая старуха, а очень симпатичная девчушка, какой я себя помнила ещё до военного лихолетья. А вот шрам на глазу мой муженёк запретил трогать, так как, видите ли, он его очень возбуждал. Я, когда вкусила долгожданной гражданской жизни и неожиданной славы, стала легкомысленной и глупой дурой и, послушав мужа, наотрез отказалась убирать этот шрам. Пускай. Я уже настолько привыкла к нему, что не представляю жизни без него. Но хватит трепаться не по делу. Хочется поделиться с вами кое-какими догадками, товарищ чародей. Я долго контактировала с эльфами, имеющими Силу, и вылепила о них впечатление как о дельно мыслящих и дальновидных личностях.

— Я вся во внимании, — навострила дрожащие от прохлады уши эльфийка.

— Ситуация, что застигла эсминец «Щитоносец» в этих водах, была, мягко сказать, критична: этот густой и плотный туман, который, я думаю, вы уже все заметили, есть не что иное, как маскировка, в которой прячутся мерфолкские наёмники. Непроглядная мгла позволяет бандитам нападать с самых неожиданных сторон, а их бесшумные, лишённые парусов подводные суда неуловимы, словно призраки. Среди нас оказались первые потери: пегас Тучка моего ординарца Максима была убита в последнем абордаже.

— То есть нападений было несколько?

— Два, — уточнила Лидия, стряхивая скопившийся на папиросе пепел за борт. — И оба раза корабли и сами нападающие были разные. Первым морским боем нас связало два корабля морских разбойников, а во втором участие уже принимали целых пять посудин. Шаутов и его люди, к слову, показали себя настоящими профессионалами, впрочем, они защищали не столько нас, сколько самих себя. Уверен, если бы мерфолки потребовали нашу выдачу взамен на безопасный коридор до империи, Шаутов, не задумываясь, согласился. Последняя попытка захватить «Щитоносец» стоила мерфолкам многих и многих жизней, их плавательные ракушки оказались изрядно потрёпаны, а левиафан пойман и освежёван. Поэтому наёмники ушли на дно и напустили туман, чтобы остановить нас, собраться с новыми силами и атаковать вновь.

— Наёмники? — переспросила Элизабет. — Не пираты?

— Пораскинув мозгами, я пришла к выводу, что кто-то нанял морских головорезов, дабы те уничтожили Соту Альянса, да не где-нибудь, а в территориальных водах Трикрестии. Уж кто-кто, а корсары никогда не берут на абордажи военные суда: в их трюмах нет ни товара, ни выручки, только боезапас и уксус, которые для мерфолков и их подводных судов никакой пользы не несут. На свете есть одна, гм, страна, для которой союз между эльфами и людьми сулит преогромные беды — это…

— Ундагилаш, — закончила Элизабет.

— Да, именно! — обрадовалась Лидия такой догадливости со стороны собеседницы. — Представьте себе: сильнейшая магия дриад, помноженная на праведную силу Ордена Святой Инквизиции и щедро сдобренная технологиями имперских механиков и эльфов-биотехнологов, — да с такой мощью можно высаживать десант прямо в чертогах Рейхстага Вальтера фон Типтиха. Кому выгодно прикончить членов Соты Альянса — доверенных лиц и креатур Владычицы, а потом с великой долей вероятности обвинить в этом Василису Третью и её окружение и подтолкнуть Миряну к международному конфликту? Здесь даже причину придумывать не стоит: о людском ксенофобстве барды песни слагают, а матери-эльфийки пугают им непослушных детей.

У многих стран Сикца руки чешутся уничтожить Ундагилаш, вымести из него скверну и ходячих трупов и заселить вновь, но вот беда — мёртвое королевство, как ни парадоксально звучит, живёт, а милитаристическая политика Вальтера и древняя магия Шаишасиллы угрожает не только соседствующим с королевством мелким княжествам и графствам, но и Трикрестии с Форгезией, — продолжала красница, не сводя проницательных разноцветных глаз с напряжённого лица Элизабет. — Трикрестию, к слову, от Ундагилаша отделяет один-единственный перевал в Горгоновых горах, через который Орден Инквизиции организовывал два Великих Похода с целью очистить огнём и мечом мёртвое королевство от яда и чар некромантии. Изучали историю империи? Оба Похода, как известно, с треском провалились ещё на подходах к вечно заснеженному перевалу: «немёртвое» войско Вальтера постаралось, а все эти проигрыши — серьёзные удары по престижу имперской Инквизиции и авторитету серафима. Орден не распространялся о результатах Походов несколько лет, но невозможно вечно держать правду за семью замками — где-нибудь она и всплывёт, прорвётся. Можете себе представить, что творилось среди инквизиторов и ангелов, когда эта неприятная информация оказалась рассекречена и пущена в массы? Какой позор на их головы! А какие тогда разразились страшные скандалы между Василисой и Орденом — даже не верится! Дело дошло почти до секуляризма, отделения церкви от государства и лишения Ордена всех командорий, баллеев и комтурств, а самого архангела Теремирея чуть не отправили обратно к Всеотцу, хотя тот уверял, что сам ведать не ведал о Походах, что, дескать, Походы были тайно организованы инквизиторами, то есть самими людьми.

Возможно, мы с вами застанем Третий Великий Поход, кто знает? И, возможно, к этому Походу уже примкнут эльфы, дриады и эльфофеи, а ещё кайзеровские войска из Форгезии. И будет этот Поход отлично спланирован, идеально подготовлен, официально одобрен серафимом, Владычицей, императрицей и кайзером. Вальтер фон Типтих, конечно, труп, усаженный на трон Шаишасиллой, но частица его скверной души в каждом из мертвецов королевства, и каждая из этих частиц понимает, чем чреват союз между эльфами и людьми. Например, дриады — носительницы светлой магии, дарованной от Матери-Природы, Богини Жизни и Благоденствия — вполне могут разрушить тёмные чары, сковавшие тронутые порчей чёрные земли Ундагилаша, а уже после того, как древняя магия Демонобогини перестанет отравлять почву, воду и воздух королевства, по его владениям смогут пронестись армии людей и эльфов, сметая на своём пути всех и вся. Пока люди притесняют имперских дриад и скалят зубы на эльфов из Содружества, а высокомерные эльфы стараются не замечать копошащихся под ногами людей — Вальтер может жить спокойно. Точнее, разлагаться спокойно. Но как только на карте Сикца появится эльфийско-человеческая конфедерация, Типтиха ждёт вечный упокой и небытие. В его же интересах не допустить объединения Владычицы и императрицы.

— Интересная версия, — вдруг раздался хорошо знакомый Морэй и незнакомый Лидии голос Иезекииля, и бывший квартирмейстер вновь появился словно из ниоткуда, вынырнув из-за спин проходящих мимо матросов. Свежий морской воздух наполнился травяными ароматами.

Лидия сделала последнюю затяжку и, выдохнув клубы серого дыма, выбросила догорающий окурок за борт.

— Представьтесь, — требовательно сказала пунктуальная красница.

— Ах, прошу прощения за свою бесцеремонность. Иезекииль Кхыш, советник эмиссара Содружества Виолетты Морэй.

— Дриады? — Лидия вспомнила, кому принадлежали эти имя и фамилия. — Дриада тоже член Соты? Ну, диво. Я думала, она на корабле как талисман или что-то в этом роде.

— Мастер-естествоиспытатель, — вставила Элизабет. — Хе-хе, талисман… Уверена, так Виолетту ещё никто не оскорблял.

Лидия охотно пожала изуродованную руку Иезекииля.

— Лидия Шкирняк. Будем знакомы. Коли уж сама дриада доверяет вам, товарищ Кхыш, мне ни секунды не приходится сомневаться в ваших помыслах.

— Благодарю. Вы делились своими подозрениями с кем-нибудь из ваших коллег по Соте?

— Делилась. Без толку. Лео, похоже, не интересуется ничем, кроме своих письменных трудов, а Фридрих… В принципе, причина та же самая. Они пытались разубедить меня, уверяли, что мои предположения не более чем бред сивой кобылы, но я… Чувствую, что здесь что-то не так.

Лидия вынула портсигар, открыла его. Пружинная пластина надёжно стискивала сбитые в шеренгу папиросы. Иезекииль не отказался от предложения подымить. Элизабет снова поделилась огнём.

— Прекрасно понимаю, — Иезекииль взглянул на чародейку и сделал зазывный жест рукой. — Госпожа Элизабет, думаю, вам стоит рассказать товарищу Лидии о том, что с нами приключилось в плавании.

— Да, кстати, — вдруг спохватилась удрализка, хлопнув себя по лбу. — Ваши подозрения отнюдь не беспочвенны, Лидия. Дело в том, что не так давно я встретила одну нагу…

 

Девятый вал

Аврора отыскала переодетую в дорожную одежду Элизабет в ахтерлюке, где последняя в гордом одиночестве опустошала корабельные запасы вина. Со стороны могло показаться, будто эльфийка, самым наглым образом игнорируя запреты капитана, хлестала казённое вино и пьянела на радость себе, но на самом деле она выпивала строго по приказу. Элизабет с утра вынашивала план по устранению магического тумана, который до сих пор с завидным упорством сопровождал плывущий корабль, и, наконец, родила нечто, что называла «планом». Для осуществления своей задумки ей надо было накопить в организме достаточную дозу антимагических флюидов, коих всегда было предостаточно в виноградных ягодах и тех продуктах, где они служили сырьём, — вине и изюме. Она могла бы грызть чесночные дольки, ведь чеснок, как и виноград, являлся кладезем антимагических флюидов, но серокожка, поразмыслив как следует, пришла к выводу, что пить вино гораздо приятнее, чем есть чеснок, хоть и менее полезно для организма. Накопив достаточно флюидов, Элизабет собиралась «распылить» их над кораблём, тем самым уничтожив волшебный туман и лишив мерфолков маскировки.

Когда Аврора нашла мать, та наполняла уже третий кубок и на достигнутом останавливаться не собиралась.

— Здравствуй, дочка, — поприветствовала белокурую девочку эльфийка, поднимая наполненный до краёв кожаный кубок и затыкая шпунтом пузатый анкерок. — Так-так, что это? Ты опять испачкала своё платье?

— Прости, это вышло случайно, — Аврора надеялась, что удрализка не заметит размазанное масляное пятно на чёрном подоле, но, как всегда, ошиблась. — Иезекииль показывал мне котельную, а там…

— Вот сама и будешь отстирывать пятно. По-обычному, как прачки — с щёлоком, стиральной доской и щёткой. Будет тебе уроком… Куда подевалась Форсунка, она же вроде ни на шаг не должна от тебя отходить?

— Она наверху спорит с эльфом из-за ворона.

— С каким эльфом?

— С тем, который пришёл с другого корабля. Из Соты Альянса.

— Фридрих фон Контариус? — Элизабет вдруг вспомнила, с каким из мастеров она так и не успела познакомиться.

— Да! Он говорит, что ворон принадлежит ему, а Форсунка не верит и возвращать птицу не хочет.

— Похоже, Фридрих недостаточно убедителен, — улыбнулась Элизабет, отпивая вино из кубка. — Дай-ка угадаю: Форсунка требует денег за возвращение пташки, а благород отказывается платить?

— Ничего она не требует, она хочет оставить ворона себе и не соглашается ни на какие деньги. Она недавно сказала мне, что всегда мечтала о ручной птице. О вороне. Ворон — птица аристократическая, важная и умная, под стать Форсунке. Так сказала Форсунка!

Элизабет оторвалась от кубка и сладко причмокнула влажными, словно отполированными губами. Глянув на капли кровавого напитка, скопившиеся на донышке, удрализка вновь запустила кубок под шпунт.

— А ты что думаешь по этому поводу? — спросила учительница у ученицы. — Надо вернуть ворона хозяину, который потерял его, или же Форсунка справедливо завладела птицей, когда ухитрилась поймать её?

Поколебавшись с мгновенье, девочка ответила:

— Надо вернуть Тимофея Леопольдовича эльфу, потому что Тимофей Леопольдович его и только его! Я… Так думаю.

— Интересно. А ты говорила об этом Форсунке?

— Зачем? Если Форсунка не слушает эльфа, то меня и подавно не услышит. Ещё и посмеётся надо мной, и малявкой обзовёт, она всегда так делает. Без толку.

— А вдруг нет? Вдруг послушает тебя? Ты ведь даже не проверяла. Ну-ка, иди и потребуй от Форсунки вернуть ворона хозяину. Потом придёшь и расскажешь мне всё.

Девочка снова замялась, теребя в руках ручку ридикюля.

— Я попробую, — буркнула Аврора и убежала из помещения.

Элизабет сделала последний глоток из кубка и вытерла губы рукавом.

— Отвратительное пойло.

* * *

— Ну и что? — первым делом спросила удрализка у возвратившейся дочери.

— Форсунка отдала ворона Фридриху, когда я попросила её об этом.

— Вот видишь, всё вышло в твою пользу. А знаешь, почему?

— Потому что… Я поступала по справедливости?

Элизабет опустошила очередной кубок и икнула.

— Что? А, ну да. По справедливости. Ворон прнадл… — поперхнулась Элизабет и заплевала штаны карминовыми брызгами. — Что-то у меня язык заплетается. Думаю, семь кубков будет достач… Достачот… Семи кубков хватит, чтобы прогнать туман. Дочка, иди в трюм, я пошлю к тебе Шай’Зу. Она присмотрит за тобой, пока я буду возиться с завесой.

— Но я хочу быть с тобой! — возмущённо пискнула девочка. — Я буду тебе помогать, я чародейка.

— Молчи уж, чародейка, и без твоих соплей обойдусь. Наверху может стать очень опасно, когда пелена спадёт, я не хочу рисковать зазря.

— Ну… Ладно, как скажешь.

— Вот-вот. Спрячься, лучше схватись за что-нибудь устойчивое и ни на шаг не отходи от Виолетты. Поняла?

— Да, мама.

— Умница. Пошли.

У первого трапа мать и дочь разделились: Аврора, ловко перепрыгивая через две ступени, сбежала вниз, во тьму, туда, где раздавались храп и ржание Рысанки и приглушённый голос Трубенского — парень любил поболтать с самим собой за неимением более благодарных слушателей; Элизабет, с трудом переставляя копыта, взобралась на шкафут, туда, где было жутко холодно и ветрено.

— Похоже, лакать пойло можно и ради благой миссии, верно? — встретил эльфийку насмешливый голос Форсунки. Чародейка почувствовала, как её берут под локоть и придают шатающемуся телу более устойчивое положение. — Да уж, мамаша, знатно ты нализалась, даже не представляю, как ты будешь колдовать.

Зато Элизабет прекрасно знала. Она уже была готова: посмотрела в старые инкунабулы, припомнила одно полезное заклинание по устранению враждебных чар, довела технику жестов и знаков, а также произношение самой формулы до автоматизма. Самое последнее и самое приятное дело — накопление антимагических флюидов в организме путём распития винных напитков, — она оставила напоследок.

— Держите меня крепче: может случиться нехилая отдача, — потребовала Элизабет, подходя к фальшборту. — Шай’Зу, милочка, спустись в трюм и пригляди за Авророй. Форсунка, ты тоже.

— Нехай древобаба идёт приглядывать за малявкой, а я остаюсь. Я хоть и обещала тебе всегда быть подле девчонки, но не сейчас. Если тебя выбросит за борт, кто тебя спасёт? То-то же!

— Я ухожу! — Виолетта торопливо спустилась с трапа на нижнюю палубу и пропала.

— Давай! — прошипел над ухом Элизабет дрожащий от возбуждения голос Форсунки.

И удрализка принялась за ритуал. Затёкшие, будто налитые свинцом руки и ставшие ватными пальцы двигались с трудом — приходилось прикладывать усилия, чтобы получать нужные жесты. Но Элизабет упорно продолжала колдовать, концентрировала разум на поставленной цели, невидимыми, но очень острыми крючками вытаскивала из тела флюиды и смешивала их со своей Силой, чтобы получить нужный «антимагический выводитель». Потому что знала, что это необходимо, что никто, кроме неё, не справится с туманом.

— Staa’Louet… — Элизабет сделала последнее усилие, выдохнула последние остатки воздуха из лёгких и беспомощно повисла на руках Форсунки. Голова её кружилась до такой степени, что эльфийке казалось, будто она каталась на красных аттракционах из имперского парка развлечений несколько дней кряду.

— Унесите её от греха подальше! — приказал стоящий за штурвалом Сьялтис рыбнице. — Огнебород, марш в котельную, вели раскочегаривать котлы, дальше идём на угле!

Густая и непроницаемая мгла отступила, точно испарилась по мановению чьей-то гигантской длани. И сразу же стала видна неспокойная обстановка вокруг плывущего корабля, обстановка, ещё секунды назад казавшаяся вполне благоприятной для плавания.

Небо закрывал толстый слой рваных, почерневших туч, которые с исчезновением тумана разразились грозой. Коралловое море, морщинистое от ливня, взъярилось, вскипело. В нос «Чёрного олеандра» ударила волна, другая, третья, весь гальюн и бак оказались залиты холодной водой. Пенясь и бурля, солёные потоки с журчанием исчезали в дренажных отверстиях шпигата и изливались обратно в море, чтобы затем вновь собраться в высокую волну и вновь разбиться на мириады сверкающих брызг об обшитые железом борта. Ветер многократно усилился, завыл, завопил, как бы пророча беды и несчастья пароходофрегату. Чёрные паруса корабля со скрипом натянули удерживающие их брасы и шкоты. Матросы накинули непромокаемые капюшоны и зюйдвестки и принялись за работу с удвоенной силой.

Но не картина рвущего и мечущего шторма вселила в душу бывалого капитана тревогу: с востока шла целая флотилия коралловых кораблей во главе с флагманом.

— Противник по левому борту! — выкрикнул Сьялтис в рупор и стал бешено крутить штурвал: с противоположного борта прямо на «Чёрный олеандр» неслась гигантская волна-убийца, угрожающая потопить корабль.

Снующие внизу матросы, как по команде, вздрогнули, а затем порскнули в стороны. Канониры занимали позиции у пушек, юнги подволакивали ядра и откупоривали бочки с порохом. Очередная гигантская волна хватила по кораблю, пронеслась ледяным потоком через всю палубу. Послышались сдавленные, быстро удаляющиеся крики и стоны выброшенных в открытое море эльфов — беспощадная водяная круговерть утаскивала их на самое дно. Немногие укрылись за кожухом гребного колеса, схватившись за впаянные в металл скобы.

Сьялтис вытер промокшее лицо ладонью и, оглядевшись по сторонам, оценил сложившуюся ситуацию: исполинские волны бросали «Чёрный олеандр» из стороны в сторону, словно это был не гигантский трёхмачтовый корабль с водоизмещением почти в сто тридцать тысяч пудов, а бумажная лодочка, пущенная ребёнком путешествовать по лужице.

— Форсунка! — подозвал к себе иллюмон бестолково бегающую внизу рыбницу. Она уже оттащила Морэй на нижнюю палубу, передала её тело на попечение дриады и плотно задраила люк, ведущий вниз.

Форсунка, услышав своё имя из уст бывшего начальника, по привычке подчинилась и явилась незамедлительно, вскарабкавшись по поручням трапа. Она тоже промокла до нитки, но, в отличие от многих эльфов, это не вызывало у неё дискомфорта, даже напротив, холодная морская вода взбадривала рыбницу.

— Возьми на баке громоотводы и развесь их на мачтах! — крикнул ей Сьялтис, вцепившись в спицы штурвала четырьмя руками и не давая ему сбивать корабль с намеченного курса. — Ну, чего пялишься на меня?

— Да вот, вспомнила чего-то, как ты меня со срамом уволил.

Сьялтис со скрипом стиснул зубы и одарил стоящую перед ним рыбницу таким взглядом, будто вся ненависть, что копилась у капитана все эти дни, враз выплеснулась наружу, готовая испепелить любого и всякого, как кипящее масло. Рыбница заметила этот ненавидящий взор и не смогла удержаться от короткого смешка.

— Да ладно, эльф, я же пошутила. Не брошу в беде, хоть ненавижу и тебя, и твой корабль, и твоих матросов. Я мигом, глазом моргнуть не успеешь! — Форсунка никогда не отвечала по уставу.

Рыбница, перепрыгнув через поручни, перебежала на бак, вскрыла прибитую к столбу крошечную камеру и выудила наружу три громоотвода — по количеству мачт «Чёрного олеандра». Громоотводы военного образца разработаны с применением искусственно выращенных фокусирующих кристаллов, они были компактны и легки, так что их можно легко расфасовать по карманам и не занимать рук. Форсунка, не теряя ни секунды, прицепила миниатюрные прозрачные футляры к кольцам пояса и торопливо полезла на фок-мачту.

Да погоди, погоди ты, сволочь! — думала рыбница каждый раз, когда серое небо озарялось ослепительными розблесками зарниц и на горизонте, буквально на доли секунды, вспыхивали трещинки молний. — Сейчас, ты только в меня не ударь!

Цепляясь ловкими сильными пальцами за специальные пазы, вырубленные в стволе мачты, за бугеля, верёвочные шлаги, перепрыгивая с реи на рею и борясь с остервенелым дождём, Форсунка достигла марсовой площадки. Ловко вскарабкавшись на неё по путенс-вантам, разведчица столкнулась с дежурным смотрящим.

— Не догонят, паскуды! — кричал, брызгая слюной и попавшими в рот дождевыми каплями эльф, вглядываясь через маленький бинокль в прыгающие по волнам коралловые судёнышки мерфолков. — Эй, Форсунка, давай в последний раз, перед смертью, потрахаемся прямо здесь?

— Пошёл ты! — Форсунка с трудом поборола в себе желание выбросить нагло ухмыляющегося эльфа вон с марса.

Вместо этого она нетерпеливо отмахнулась от вперёдсмотрящего и полезла ещё выше, на самую вершину фок-мачты, туда, где остервенело трепыхался чёрный лоскуток, наискось пересекаемый двумя белыми параллельными линиями — флаг Адмиралтейского Круга Содружества. Там же она буквально наощупь обнаружила камеру, куда поглубже втолкнула футляр с кристаллом.

Спрыгнув вниз, рыбница ухватилась за брас. Машинально в её голове всплыло название прочного каната, соединяющего фок-мачту с грот-мачтой.

Фор-брам… Фор-брас… Фор-бом-брам… Да к чёрту эту хрень!

Форсунка мотнула головой, словно хотела вытрясти из неё все ненужные мысли. Сильные руки за секунды перенесли хозяйку на среднюю мачту, где она таким же образом лишилась второго футляра-громоотвода. Оставалась последняя мачта. Оставалось ещё немного сил. Рыбница с усилием выдохнула и откашлялась. Сидеть близ громоотвода было смертельно опасно, и поэтому она, не передохнув и минуты, перемахнула на бизань-мачту.

Грот-брам… Грот-бом-брам… Да к чёрту, к чёрту!

Ладони её, покрытые в отличие от остального тела нежной чешуёй, горели и пылали. Наконец, работа была сделана на отлично. Форсунка спрыгнула на пустующий марс бизань-мачты: дежурившего солдата на её глазах сдуло резким порывом ветра, и несчастный эльф канул в воду и больше не появился.

Первая молния ударила в фок-мачту. На секунды «Чёрный олеандр» осветился резкой вспышкой, в воздух взметнулся сноп искр и фокусирующий кристалл пустил сокрушающий разряд молнии в сторону, прочь от фрегата. Взвизгнул от ужаса ещё державшийся на марсе фок-мачты вперёдсмотрящий. Вдруг вспомнив его слова, рыбница, продолжающая тесно и страстно обниматься с мачтой, оглянулась через плечо: в самом деле, разыгравшаяся на море буря не только не помогала пиратам догнать беглецов, но и с завидным упорством мешала им. Гротескные скорлупки, сверкая отполированными бортами и стволами пневматических пушек, шли далеко позади, старались бороться с дождём, ветром и волнами, но Коралловое море с чудовищной яростью набрасывалось на своих жителей, топила их и рвала на куски. Для большой воды не существовало никаких авторитетов, она не проявляла милосердия к «своим» и не старалась насолить «чужим»; лишь тот, кто силён духом и телом, тот, у кого крепкое судно и верная команда, способен был укротить большую воду. И Сьялтис, прекрасно знакомый с беспринципными нравами большой воды, стоял, как влитой, у штурвала, железным голосом отдавал приказы и упрямо боролся с яростью моря, в общем, каждым своим движением и словом доказывал своё право именоваться капитаном первого ранга, укротителем большой воды.

«Чёрный олеандр» продолжал упрямо идти на север, прямиком в залитый серостью горизонт, где из-за плотной стены дождя граница между бушующим морем и нагромождением туч была размыта до такой степени, что ничего невозможно было разобрать.

Форсунка позволила себе немного передохнуть, а затем, свесив голову с марса, заметила на юте взявшуюся откуда-то Элизабет, заметила её развевающиеся огненные волосы и яркие голубые вспышки, проскакивающие между пальцами: чародейка, невзирая на хлестающий в лицо ливень, на сильную качку и волны, грозящие смыть любого смельчака за борт, занималась тем, что мощными барьерными заклинаниями разбивала огромные валы, обрушивающиеся на корабль. Как только какая-нибудь ушлая волна-убийца подкрадывалась к пароходофрегату, стоящая на коленях эльфийка разворачивалась в её сторону, истерически махала мокрыми руками, разбрызгивая ручьями текущие по коже дождевые капли, и ставила оберег-волнорез, самоотверженно забирающий на себя всю силу удара.

Форсунка не стала больше испытывать удачу и ждать, когда кристалл сфокусирует электрический разряд прямо в неё, и с проворностью обезьяны по стонущим от ветра бизань-вантам спустилась на квартердек, спрыгнула рядом с эльфийкой.

— Протрезвела? — с несколько натянутой улыбкой поинтересовалась разведчица у серокожки.

Та в ответ шикнула, отпихнула от себя рыбницу хвостом, мол, не отвлекай, не пирожки здесь продаю, а дрессирую водную стихию.

— Давай-ка я тебя подержу, чтобы тебя в море не смыло, ты мне здоровенькой нужна! — Форсунка нырнула за спину удрализки, обхватила её за талию и поставила на копыта. Рыбница почувствовала, как хвост Элизабет обвивается вокруг её левой лодыжки, а сама чародейка ещё теснее прижимается к ней. — Да ты не ссы, и не такое эта посудина переживала!

«Чёрный олеандр» продолжал плыть по заданному курсу, корпусом прорезая себе путь через высокие валы: когда фрегат находился на пике пенистого гребня, его кормовая часть с бушпритом и тараном полностью выглядывала из воды, и, перевалившись через фальшборт, можно было увидеть шипастую нижнюю часть тарана, созданную для проделывания страшных дыр ниже ватерлинии вражеских судов.

— Погодка нынче прескверная, — спокойно сказал Иезекииль, стоящий ошую Сьялтиса.

— Да плевал я на погодку, Кхыш, меня больше тревожат корсары, что сидят у нас на хвосте! Главное — добраться до патрулируемых вод Трикрестии, где границу бороздят имперские линкоры. Как бы на нас не напал ещё один левиафан или кракен. У пиратов было достаточно времени, чтобы привести ещё несколько ручных монстров на замену пойманного «Щитоносцем» левиафана.

Бывший квартирмейстер огляделся по сторонам, придерживая срывающуюся с головы треуголку, и пожал плечами:

— Вести бой с морскими чудовищами в неблагоприятных условиях тайфуна будет проблематично.

— А то я сам не знаю! Ты глянь кругом — рвёт и мечет под добрых восемь баллов, шквал, гигантские волны-убийцы, чёрное небо и чёрная вода… Хоть картину садись и пиши! Давненько я в такие передряги не попадал. Только бы… Выдюжить. А кто знает, сколько буря продержится? Час, два, может, сутки или даже недели? У меня тут барометр истерит, точно девка!

«Чёрный олеандр» покорил седьмой или восьмой вал и вновь рухнул вниз, да так глубоко вонзился бушпритом в водную массу, что весь бак на секунды исчез в чёрной воде. Ползающие на четвереньках матросы едва успели ухватиться за прибитые к настилам скобы, лишь немногих нерасторопных иллюмонов поглотил водяной поток и унёс на дно. Как только корпус фрегата выровнялся и встал горизонтально, эльфы опять приступили к работам. Всюду раздавалось чавкающее хлюпанье попавшей в сапоги воды, снующие внизу вымокшие с ног до головы эльфы ругались и кричали. Кричал Сьялтис, стараясь удерживать курс и отклоняясь в стороны только тогда, когда была угроза переворачивания фрегата из-за очередной волны-убийцы. Когда подобная волна приближалась к «Чёрному олеандру», высокая и чёрная, как ониксовый дракон, капитан разворачивался к ней носом, и корабль совершал гигантский прыжок на пенистом гребне. Именно в эти моменты Иезекииль оценивал обстановку позади фрегата.

На его глазах молния ударила прямиком во флагманский корабль мерфолков, вырвала из его кораллового корпуса фонтаны ярких искр, и в небо взметнулось пламя. Острое зрение советника эмиссара Содружества заприметило несколько горящих змеехвосток, бросившихся за борт, иных попросту сдуло, как тряпичных кукол, только сверкнули блестящие побрякушки в хвостах. Объятый пламенем флагман целиком погрузился в воду, где его сотряс мощный взрыв, поднявший в воздух бурлящий столб и фонтан брызг.

Нет флагмана — нет и флотилии, — решил Кхыш и больше не оборачивался назад. О своих наблюдениях он доложил Сьялтису.

— Надеюсь, мерфолки плюнут на погоню и с позором уплывут, — сказал иллюмон. — А заодно заберут свою зверушку. А мы-то уж как-нибудь переживём.

Шторм на море продолжал яростно бесноваться. Ощущение было такое, что морские и небесные боги решили немного повздорить между собой и в качестве железных аргументов в ходе ссоры били друг в друга молниями, хлестали ливнями и баламутили море; а в основном доставалось смертным, которые имели несчастье оказаться прямо в разгаре бытового конфликта богов. «Чёрный олеандр» кренился в стороны так сильно, что, казалось, его мачты ложились горизонтально. Очередная молния жгучей змеёй ужалила паровой фрегат в бизань-мачту и отразилась обратно.

— Гигантская волна по левому борту, капитан.

— Проклятье! — выругался Сьялтис, вновь налегая на штурвал.

Однако чёрная гора водяной массы, готовая обрушиться на корабль, неожиданно захлестнулась, столкнулась с незримой преградой и разбилась на мириады острых осколков, окропивших верхнюю палубу. Схватившиеся было за спасительные скобы матросы ринулись обратно на свои посты.

— Магический барьер, — хмыкнул Иезекииль.

— Ну, значит, чародейка ещё держится наверху.

* * *

Непредсказуемый нрав Кораллового моря и на сей раз показал себя во всей красе: спустя полчаса непрерывной борьбы «Чёрного олеандра» с яростным штормом большая вода, наконец, подумала, что пора утихомириться и оставить смертных в покое. Видимо, она решила, что смертные с честью прошли её суровое испытание. В считанные минуты шквальный ветер поутих, высокие чёрные валы отступили, уступив место пенистым горбатым бурунам, а громоздящиеся на небосклоне тучи вместе с ливнем и грозой остались позади. Сьялтис решил, что корабль попал в самый центр циклона, и эта мнимая тишина вот-вот оборвётся также резко, как и началась, но прошло десять минут, пятнадцать, а море продолжало оставаться спокойным. Наступал ранний вечер, и чернеющее небо вспыхивало искорками далёких звёзд. Заходящее за линию горизонта солнце кровавой полосой растекалось на западе, раскрашивая спокойную гладь моря в тёплые тона.

И только Элизабет ничего из этого уже не видела: в последние минуты шторма эльфийка потеряла сознание: невозможно было что-то взять так, чтобы это где-то не убыло. Элизабет прикоснулась к резервному запасу магии, чтобы сберечь корабль и команду от беспощадной водной стихии, и поплатилась за это. Последним, что чародейка слышала, перед тем как упасть в обморок, были ехидные слова Форсунки: «Стара ты уже для такого, мамаша, стара!» Элизабет сделала бы всё на свете, только чтобы очнуться хотя бы на секунду и врезать рыбнице, но липкая холодная тьма окутала её разум и лишила сознания.

 

Целительное самобичевание

Чародейка потихоньку приходила в себя. Сначала она пошевелила пальцами левой руки, потом хвостом. Они слушались плохо. Ощутила, что лежит в нижнем белье. Тошнота хватала за горло и нестерпимо сводила желудок. Вскоре затуманившееся сознание прояснилось, а шум, гуляющий в голове, поутих. Серокожка разлепила веки и приподняла голову. Первые секунды ей казалось, что она проснулась в спальне собственной башни, на мягкой перине роскошной двуспальной кровати с шёлковым балдахином, а вся эта история с Сотой Альянса, с Миряной Первой, Форсункой, Иезекиилем и «Чёрным олеандром» всего лишь тревожный сон, неожиданно завершившийся во время морского шторма…

Но нет. Эльфийка находилась в небольшой каюте, на сухой и тёплой кровати, которая, впрочем, на её мягкое ложе совсем не походила. На столике у изголовья кровати стояла маленькая лампа-кенкетка и миска, из неё выглядывала плитка чёрного шоколада, составленная из одинаковых квадратиков. Элизабет уронила голову на мокрую от пота подушку и попыталась подвигать затёкшей правой рукой. Ничего не вышло: рядом с ней, тесно прижавшись, спала Аврора, её голова как раз лежала на руке матери и не давала пошевелить ею. Элизабет вздохнула, убрала с вспотевшего лица рыжие волосы и снова смежила веки.

Значит, всё-таки не сон… Уж не знаю, рада я или огорчена этому открытию…

Спать она не хотела, хотя была глубокая ночь — это было заметно по звёздчатому полотну, которое виднелось сквозь наглухо задраенный иллюминатор.

Значит, выбрались, — проскочила в её мозгу мимолётная мысль, и от этой мысли Морэй стало ещё теплее и комфортнее, почти так же, как в родной кровати. Она перевернулась на бок, обняла и теснее прижала к себе спящую Аврору. Та причмокнула губками и уткнулась носом в конопатую щёку удрализки.

Но приятная тишина продлилась недолго. Скрипнула дверь, и в помещение кто-то вошёл. Шай’Зу, точно. Её легко было узнать по частому стуку копытцев, хотя дриада, когда желала, могла двигаться совершенно бесшумно. Она будто почувствовала, что Элизабет пришла в себя, поэтому решила проведать её.

— Твоя жертвенность достойна похвалы, — шёпотом сказала кентаврица, усаживаясь перед ложем чародейки и запуская перебинтованную руку в сумку на боку. — К счастью, корабельному медику не составило труда тебя откачать, но ты порядком нас напугала. Особенно девочку, — Шай’Зу кивнула на спящую Аврора, которая с негромким мычанием перевернулась на спину, широко раскинув руки в стороны.

— Что случилось с кораблём? — с трудом проговаривая слова, спросила удрализка.

— Наш-то фрегат крепок, выскочили из шторма. Попали мы, правда, в полосу слабого ветра, тащимся на паровой тяге, хотя я честно пыталась создавать ветры и дуть в паруса, но… Я не так хороша в стихийной магии, как ты. Аврора тоже не смогла сплести нужное заклинание из-за дрожащих рук, и Сьялтис велел ей присмотреть за тобой. Так что капитан ждёт тебя, ждёт, когда ты очнёшься и снова заступишь на пост. Он велел накормить тебя изумрудной икрой, потому что доктор сказал, что она повышает гемоглобин в крови. У тебя случилась гипоксия из-за излишнего перенапряжения организма, ты упала в обморок. Если бы не Форсунка, тебя бы точно смыло за борт, как… Некоторых эльфов. Очень жаль их. Но ты всё равно спасла множество жизней, когда решила возвратиться наверх. Я горжусь тем, что у меня такая боевая подруга, и хочу быть похожей на тебя!

Дриада выудила из недр сумки странный сундучок с завинчивающейся крышкой, потом достала складную десертную ложку. Внутри сундучка оказалась та самая изумрудная икра — настоящий деликатес, пюреобразная кашица, добываемая из летучих головёшек. По приказу Сьялтиса матросы сбросили на воду шлюп и после часовых попыток выловили несколько таких шустрых рыбин, только чтобы снабдить ослабевшую чародейку необходимыми витаминами. На этот раз Виолетта не только не вставляла палки в колёса рыбакам, но и самолично загарпунила одну головёшку.

Шай’Зу принялась с материнской заботливостью кормить Морэй, постоянно приговаривая:

— Кушай, кушай, девочка, кушай, маленькая…

Элизабет ела молча, но душа её трепетала от нежной любви к Шай’Зу. Никого в жизни она в данный момент так не любила, как дриаду и жавшуюся к ней Аврору. А после трапезы кентаврица напоила Элизабет собственным отваром и принялась рассказывать с подробностями, потому что Аврора проснулась и теперь просто лежала с открытыми глазами, положив голову на свободно вздымающуюся грудь матери.

— Мерфолки нас так и не догнали — сгинули во время шторма, зато мы видели левиафана, он несколько раз поднимал из воды свои крокодильи головы и наблюдал за нами. Страшная зверюга, я о них читала в различных бестиариях. Наши матросы похватали остроги, багры, сети, пистолеты с винтовками, уже хотели бить змею, но Фридрих отогнал его прочь каким-то древним текстом. Без кровопролития, без ненужных жертв, просто проговорил в рупор несколько строк на неизвестном мне языке, и левиафан послушно уплыл прочь. Удивительно, не правда ли, как сила слова может оказаться полезнее силы оружия? Это тебе не гигантскими клешнями вылавливать и душить животных, а потом разделывать их на куски.

Элизабет молча кивнула головой, а её зрачки расширились. Она отметила про себя, что нужно как можно скорее познакомиться с этим мастером-учёным и самой разузнать про мистический текст. Не исключено, что Фридрих знает язык драконов и умеет разговаривать с низшими существами… Хотя называть левиафана «низшим» было бы оскорбительно для этого коварного и непредсказуемого зверя.

— Поздно уже… — протянула Козочка, и Аврора непроизвольно вздрогнула. — Отдыхайте, а я пойду. Не буду вас тревожить, только передам Сьялтису, что Марго пришла в себя. Капитан тебе передал немного кураги, изюма и шоколада, я оставила миску на столике рядом с кроватью. Ещё я намазала тебя мазью от пролежней… На всякий случай.

Эльфийка кивнула, и Шай’Зу удалилась из каюты.

— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросила Аврора, не поднимая головы.

— Хорошо, дочка. Уже хорошо. Ты не плакала?

— Нет.

— Молодец. Нечего хныкать, в море и так достаточно рассола. Как говорится, слезами делу не поможешь, слезами лишь усугубишь. Который час?

— Не знаю… Я случайно разбила твои песочные часы. Прости.

— Пустяк, куплю новые, механические, ещё лучше песочных. Как там… Форсунка и Иезекииль?

— Форсунка спит, а Иезекииль… Он никогда не спит. Он странный, очень странный.

— Да-а… Странноватый дядечка. Но Шай’Зу, похоже, он симпатичен.

— Иногда я его боюсь, — продолжала откровенничать девочка, поигрывая рыжей кисточкой эльфийского хвоста. — Боюсь его глаз. Они не злые, нет, но они видели много зла и теперь, как зеркало, отражают это зло. Козочка тоже видит это, потому и проводит с ним столько времени наедине. Она хочет очистить глаза Иезекииля от осколков зла, что попали в них давным-давно.

— Интересное наблюдение, — хмыкнула чародейка, задумчиво покусывая ноготь на указательном пальце. — Иезекииль говорит, что я и Виолетта очень проницательные женщины, но он лукавит. Мы совсем не знаем этого человека. Мы лишь догадываемся. Во всяком случае, я. Хм, да-а… Как же хочется поскорее оказаться в Трикрестии, в Вечнограде, в этом старинном и прекрасном городе. Я устрою тебе настоящую экскурсию, дочка, покажу тебе Аллею Ангелов, Белый дворец, дворец императора, Церковь Серафима, зоопарк, императорский драконник… Это будет здорово, обещаю. Теперь нам уже никто не помешает.

— Демоны, — шепнула Аврора. — Они мешают. Они всем мешают. Это цель их существования — мешать Первому миру жить и развиваться. В этом их предназначение, они мстят смертным за то, что они сделали с их Демонобогиней, и будут мстить до тех пор, пока в Первом мире не затухнет последний огонёк жизни.

Вместо ответа удрализка легонько шлёпнула девочку по затылку. Аврора приподняла голову и протёрла слезившийся глаз кулачком.

— Дочка, не позволяй своей Силе говорить твоими устами, — строго сказала эльфийка. — Сопротивляйся. Пойми, с Силой нельзя дружить, ею можно только управлять. Если твоё сознание не окрепнет, а психика надломится от стрессов и депрессий, Сила, не раздумывая, воспользуется этим. Предсказатели и вещуны, обладающие Силой, умеют давать Ей фору, чтобы прорицать будущее; но их уровень внутреннего контроля очень и очень высок, он позволяет прорицателям прекращать деятельность Силы и заковывать Её обратно в вериги контроля до того, как Она окончательно сведёт их с ума. С этим надо что-то делать, дочка, иначе ты рискуешь схлопотать паранойю, переходящую в шизофрению, сумасшествие или диссоциативное расстройство идентичности, то бишь раздвоение личности, когда одной личностью будешь ты, а другой — Сила. В этом случае твоё поведение может быть непредсказуемо и с великой долей вероятности очень агрессивно. Поставь позитивное мышление в приоритет, разрабатывай простенькие аффирмации и тверди их себе в минуты отчаяния, забудь о том, что ты жертва, развивай внутренний локус контроля и работай над собой. Никто из нас не идеален, а потому каждому есть, куда расти. Даже мне. И, ради Матери-Природы, никогда не плачь и не думай о том, что твоя жизнь кончена. Не бывает безвыходных ситуаций, есть ситуации, выход из которых может не устраивать, но он есть. Ты сильная девушка… Женщина. Да, ты — сильная женщина, ты — чародейка.

— Быть чародейкой — сплошные беды, — недовольно проворчала Аврора, всё ещё чувствуя покалывания в висках. — Это ли дело, когда твои губы принимаются двигаться против твоей воли и нести полную околёсицу?

— Ну, насчёт околёсицы я бы поспорила. Силе открыты для взора многие и многие скрытые от нас тайны, и она, как полоумная тщеславная тётка, не умеющая держать язык за зубами, хочет со всеми нами поделиться этими тайнами. И чародейство — это не беды, а дар. Величайший дар от богов. Нужно лишь им правильно распоряжаться. Называть Силу проклятием может только гнусный завистник или полный идиот. Так… Дай-ка мне… Подняться.

Аврора спрыгнула с топчана и помогла подняться матери. Серокожка в первые секунды пошатывалась и боролась с рвотными позывами — ощущение было знакомое, такое, словно удрализка выпила два литра виски. Ещё подобное тошнотворное ощущение она чувствовала вчера днём, когда читала антимагическое заклинание, стараясь разогнать туман. Кое-как Морэй добралась до двери и в изнеможении повисла на дверном косяке. Вновь перед глазами всё пошло кубарем, и даже стоящая перед ней с глубоко озабоченным лицом Аврора принялась как-то дико растягиваться и троиться вместе с полом, стенами, трельяжем…

— Куда же ты, матушка? — плаксивым голоском спросила белокурая девочка, продолжая стискивать её холодную, как лёд, руку. — Тебе всё ещё плохо, ты шатаешься и вот-вот свалишься, ещё ударишься головой. Пожалуйста, ляг обратно!

— Да… Ты права. Зря я вскочила, будто мы тонем. Сейчас… Помоги-ка мне.

Аврора вновь помогла матери занять кровать и прилегла с ней рядом. Элизабет тяжко вздохнула и крепко обняла дочь, чувствуя внутри разгорающийся озноб. Зубы её застучали частую дробь, а вся каюта стала словно растаивать, как в печи, и окрашиваться в ядовитые оттенки красного. Эльфийка устало закрыла глаза и стиснула зубы. Рассечённая доппельгенгером верхняя губа проснулась и больно куснула.

— Дочка… Будь паинькой, возьми из моего саквояжа такую пузатую бутылочку с… Зелёной газированной жидкостью. Там ярлык на эльфийском, ты не прочтёшь… Первая руна похожа на рогатку, вторая на плавный зигзаг.

— Я сейчас! Ты только никуда не уходи! — Аврора поднялась, отпустила руку матери и пропала из её поля зрения за дверью.

Пока девочка искала лекарство, удрализка сложилась в позу эмбриона и с усилием стиснула стучащие зубы. Холодный пот прошиб дрожащее тело Элизабет, а мозг запульсировал множеством болевых вулканчиков. Секунды ожидания тянулись бесконечно, они словно растягивались в часы, лишь бы доставить чародейке страдания и боль, вызванные резким подъёмом и бурной мозговой деятельностью после пробуждения.

Похоже, побочные эффекты от зелья Виолетты, — решила Элизабет, смахивая с горячего лба струйки ледяного пота. — Вот дура, надо же было так… По-идиотски… Вскакивать.

Но корить себя было уже поздно, оставалось только прервать лихорадку насильственным путём, выпив эликсир. Эликсир, который вот-вот принесёт Аврора. Сейчас, осталось только немного подождать, немного перетерпеть…

А если не принесёт? А если разобьёт? — вдруг заговорила Сила. Её голос напоминал голос самой Элизабет, только более низкий, такой низкий, что иногда переходил в надсадный хрип. — Не исключай такой поворот событий! Путь девочки займёт от силы минуту, а в минуте шестьдесят секунд, и каждую секунду она может выронить и разбить склянку с лекарством! А если девочка перепутает эликсир и вместо панацеи напоит тебя ядом? Что ты будешь чувствовать, когда будешь умирать, зная, что тебя отравила собственная дочь, причём случайно, а не намеренно? А что будет чувствовать девочка, стоя над твоим хладным трупом? Хочешь, я покажу тебе?

Чёрт побери, — не на шутку взбеленилась чародейка, — заткнись! Заткнись, я тебе слова не давала!

Не указывай мне!

Вот я тебе сейчас устрою!

Жгучее желание приструнить обнаглевшую Силу заставило Морэй с размаху хлестануть себя по щеке. Потом ещё раз, и ещё, пока щека не вспыхнула. В душе эльфийки вдруг разгорелся дикий азарт. Элизабет с остервенением принялась мутузить себя же, сначала рукой, потом уже кулаком. На шестой или седьмой удар удрализка, не рассчитав силы, так вмазала самой себе по носу, что скатилась на пол и протяжно заскулила от ноющей боли.

— Да что же это я делаю? — прошипела Элизабет, потирая нос. — Сама себя огорошиваю! Эдак сломаю что-нибудь, а потом…

Отняв пальцы от ноздрей, она увидела стекающую с них серебристую кровь.

— Поздравляю, Лиз, ты опять захотела проучить Силу и опять избила себя же. Тебе впору самой лечиться, а не раздавать советы направо и налево.

Эльфийка взобралась обратно на кровать, скрестила ноги и прислонилась спиной к переборке. Так сидела она с закрытыми глазами, раскачиваясь из стороны в сторону, словно маятник, и старалась выровнять сбившееся дыхание. Кровь продолжала хлестать из ноздрей и тонкими струйками стекать по подбородку, где, собираясь в капли, падала на собранную в складки простыню и растекалась светло-серыми пятнышками. Но чародейка и не пыталась останавливать кровотечение: её ноющее тело сковала сильная слабость, а руки беспомощно были раскиданы по простыне и отказывались слушаться хозяйку.

— Вот, возьми, — рядом послышался робкий голосок Авроры, и Элизабет почувствовала, что в её перепачканную кровью руку вкладывают что-то круглое и холодное. — Я нашла твоё лекарство. У тебя кровь. Дай-ка вытру.

Пока удрализка через великую силу откупоривала пузырёк и опустошала его содержимое, Аврора, вытащив из волшебного ридикюля пачку бумажных платков, усердно вытирала её бледное вспотевшее лицо и тонкую шею со сверкающим изумрудным колье.

— Спасибо, дочка, мне уже лучше, — сипло прошептала чародейка, бросив пустую склянку в угол каюты. — Спасибо… Что нашла правильное лекарство и не разбила его по дороге.

— Как же я могла? — покачала головой девочка, забираясь с ногами на топчан к матери. — Я десять раз перепроверила цвет эликсира и руны «Y» и «S», о которых ты говорила, а когда бежала обратно, то держала бутыль обеими руками, чтобы не выскочила! Почему у тебя кровь носом идёт?

— Да так… Подралась сама с собой.

— Зачем?! — охнула Аврора.

— Хотела убедиться в том, что не права. И убедилась. Не спрашивай больше ничего. У тебя в сумочке случаем ваты и пероксида водорода нет?

— Чего водорода?

— Перекиси.

— Сейчас гляну.

Элизабет скатала из ваты два тампона и, смочив их в перекиси, сунула в обе ноздри и задышала через рот. Всю эту операцию по остановке кровотечения она проделала самостоятельно — её самочувствие после принятия панацеи нормализовалось, улетучились головокружение, тошнота, недомогание и хандра. Ослабленный организм вошёл в нормальное русло и заработал как слаженный механизм, а Сила опять стушевалась и накинула маску безмолвия.

— Что ж, всё не так уж и плохо, — густым низким голосом промолвила Элизабет. — Хотя это плавание надолго отпечатается в моей памяти. Я думаю, что к рассвету на горизонте появятся земли Святородного архипелага, а в полдень мы сойдём на берег. Скоро у нас под ногами опять будет твёрдая почва и мы опять обратимся в учительницу и ученицу.

Аврора впервые после начала шторма улыбнулась. Долгие часы безделья угнетали её похлеще любой тяжёлой работы. Она не умела ни брать рифы, ни чистить пушки, ни крепить шкоты, ни даже бить в рынду согласно расписанию: Элизабет запрещала дочери вести какую-либо деятельность на корабле, кроме разве что слежки за стихийным заклинанием, зазывающим ветра, но это была не работа, а так, сплошная халтура — всего-то пара формул и беспрестанное наблюдение. И даже самостоятельно колдовать было нельзя! После того, как Аврора без разрешения разучивала заклинание заморозки, мать устроила ей знатный нагоняй. И как она только об этом узнала, ведь Аврора никому об этом не рассказывала и заблаговременно сняла всевидящий амулет? Чудеса! Но всё-таки Элизабет опосля трёпки похвалила дочурку за успехи в изучении криомантии.

— Угощайся, — серокожка взяла с тумбы миску с сухофруктами и шоколадом и, отломив пару квадратиков и взяв горсточки изюма и кураги, отдала остальное Авроре.

— Спасибо!

* * *

Вопреки предсказаниям Форсунки, Сьялтис держал курс отнюдь не в Наутилус. Не делал этого по одной простой причине — Наутилус оказался закрыт из-за эпидемии головоколючки, о чём сообщили стоящие на рейде катера, проводящие визитацию иностранных судов и кораблей. «Чёрный олеандр», идя вдоль изрезанной и обрывистой береговой линии, доставил пассажиров в имперский приморский город Турец, расположенный немного западнее Наутилуса в укромной бухте, окружённой живописными островками, утопающими в зелени, — шхерами. Сьялтис лавировал между кусочками суши и постоянно ругался на гребные колёса, из-за которых пароходофрегат был не таким мобильным и проворным. И всё-таки будущий контр-адмирал блестяще справился с возложенной задачей, и уже к шести вечера «Чёрный олеандр», уладив все формальности, занял один из шлюзов имперского города.

Основная задача была выполнена: Сота Альянса в полном составе прибыла на новое место работы, пускай и с пересадками. Согласно плану Лео Циска, теперь Сота должна расположиться в какой-нибудь гостинице и ждать транспорт, который заберёт их из Турца.

О, это был удивительный город, самый удивительный из всех, что когда-либо видела Аврора. Складывалось впечатление, будто Турец целиком и полностью выстроен из металла, бетона и кирпича самых разных расцветок. В мрачном порту орудовали гигантские шагающие краны, вооружённые мощными клешнями и магнитами, а привычные взору волы, ослы и лошади заменяли шагоходы, автомобили и мотоциклы самых разных форм и размеров. За нагромождением складов, пакгаузов, диспетчерских вышек и мастерских виднелся сам город, состоящий из многоэтажных зданий различного назначения, соединённых крутыми мостиками. На востоке, среди однотипных жилых домов, виднелись поблёскивающие в лучах заходящего солнца маковки церкви, похожие на гигантские луковицы, насаженные на стержни из белого камня.

Турец совсем не был похож на Ветропик и уж тем более на скромную Усоньку, где самое высокое здание, составленное из серых скучных камней, высилось всего-то в три этажа и заканчивалось давно прохудившейся крышей. Не стоило и говорить о таких вещах, как телеграфные и телефонные столбы, жёлтые будки таксофонов, моторизированные механизмы, радиовышки, фонарные столбы…

— Бывай, Форсунка, — Сьялтис попрощался с уходящей вслед за Авророй рыбницей. — По прибытии в Содружество я вычеркну тебя из списка своей команды. Надеюсь, твоя новая работа, наконец, понравится тебе, и ты прекратишь халтурить и отлынивать от своих прямых обязанностей.

— Да-да, я тоже тебя люблю, — не оборачиваясь, бросила Форсунка.

В руках она крутила стеклянную бутылку, которую выловила из воды Кораллового моря сегодня утром. Внутри бутыли болталась свёрнутая в рулон потрёпанная бумажонка. Но нет, это был не тернистый маршрут, ведущий к какому-нибудь пиратскому кладу, закопанному на необитаемом острове. Это было обычное послание от Трикрестийского Мореходного Братства, которые уже два века с дотошностью старушки исследовали пути течений в безбрежном Мировом Океане. Капитан моторного судна, с которого почти три месяца назад была сброшена бутылка с посланием, просил того счастливца, что выловит её из воды, сообщить точную дату и координаты удачной рыбалки в такую-то контору ТМБ такого-то города. Форсунка жутко расстроилась такой «дрянной» добыче и даже хотела выбросить послание обратно в море, но Аврора сказала, что так делать нельзя, что надо передать послание адресату и, возможно, получить за это причитающуюся награду. Форсунка, скрепя сердце, согласилась как-нибудь навестить почтовое отделение и выслать бутыль обратно её владельцам.

* * *

— О, Матерь-Природа! — качала головой Козочка, сходя с пароходофрегата на твёрдую землю. — Невероятно! Вы только посмотрите: нигде нет ни живого деревца, ни растеньица, ни даже сорняка, только камень, кирпич, железо и… Бетон. А смог, который изрыгают эти машины? Я вижу, как передо мной колышется воздух, настолько он загрязнён! Я ожидала увидеть что-то подобное, но чтобы всё вот так было запущено… Даже в страшном сне не могло привидеться!

— Увы, Виолетта, такова эпоха индустриализации, которую уже на полном ходу проходит Трикрестия, здесь либо ты покоряешь природу, либо она тебя, — Иезекииль снял с головы треуголку и принялся обмахиваться ею: в порту стояла страшная жара. — В этом нет ничего удивительного. Катастрофического — да, но никак не удивительного. Созданный при императрице Совет Экологов пытается бороться с загрязнением воздуха, почв и воды, но пока его деятельность ограничивается лишь оценкой катастрофы и разработкой будущих планов действия. Неудивительно, ведь Совет создан в начале этого года и ещё не преодолел порог младенчества. Пока что его никто не воспринимает всерьёз. Даже сама Василиса. Турец — крупный индустриальный город, здесь находится Варенцовский танкостроительный и Кузнецовский автомобильный заводы. Отсюда в армию империи поступают танки, дрезины, тараны, бронеавтомобили и различные детали.

Дриада возмущённо фыркнула и неожиданно для себя зябко поёжилась, невзирая на липкую духоту. Этот город уже заслужил её искреннюю ненависть, однако Козочка с трудом, но поборола в себе кусачую боль.

Теперь это мой дом, — эта мысль в её голове прозвучала как мрачный приговор.