Аврора отыскала переодетую в дорожную одежду Элизабет в ахтерлюке, где последняя в гордом одиночестве опустошала корабельные запасы вина. Со стороны могло показаться, будто эльфийка, самым наглым образом игнорируя запреты капитана, хлестала казённое вино и пьянела на радость себе, но на самом деле она выпивала строго по приказу. Элизабет с утра вынашивала план по устранению магического тумана, который до сих пор с завидным упорством сопровождал плывущий корабль, и, наконец, родила нечто, что называла «планом». Для осуществления своей задумки ей надо было накопить в организме достаточную дозу антимагических флюидов, коих всегда было предостаточно в виноградных ягодах и тех продуктах, где они служили сырьём, — вине и изюме. Она могла бы грызть чесночные дольки, ведь чеснок, как и виноград, являлся кладезем антимагических флюидов, но серокожка, поразмыслив как следует, пришла к выводу, что пить вино гораздо приятнее, чем есть чеснок, хоть и менее полезно для организма. Накопив достаточно флюидов, Элизабет собиралась «распылить» их над кораблём, тем самым уничтожив волшебный туман и лишив мерфолков маскировки.

Когда Аврора нашла мать, та наполняла уже третий кубок и на достигнутом останавливаться не собиралась.

— Здравствуй, дочка, — поприветствовала белокурую девочку эльфийка, поднимая наполненный до краёв кожаный кубок и затыкая шпунтом пузатый анкерок. — Так-так, что это? Ты опять испачкала своё платье?

— Прости, это вышло случайно, — Аврора надеялась, что удрализка не заметит размазанное масляное пятно на чёрном подоле, но, как всегда, ошиблась. — Иезекииль показывал мне котельную, а там…

— Вот сама и будешь отстирывать пятно. По-обычному, как прачки — с щёлоком, стиральной доской и щёткой. Будет тебе уроком… Куда подевалась Форсунка, она же вроде ни на шаг не должна от тебя отходить?

— Она наверху спорит с эльфом из-за ворона.

— С каким эльфом?

— С тем, который пришёл с другого корабля. Из Соты Альянса.

— Фридрих фон Контариус? — Элизабет вдруг вспомнила, с каким из мастеров она так и не успела познакомиться.

— Да! Он говорит, что ворон принадлежит ему, а Форсунка не верит и возвращать птицу не хочет.

— Похоже, Фридрих недостаточно убедителен, — улыбнулась Элизабет, отпивая вино из кубка. — Дай-ка угадаю: Форсунка требует денег за возвращение пташки, а благород отказывается платить?

— Ничего она не требует, она хочет оставить ворона себе и не соглашается ни на какие деньги. Она недавно сказала мне, что всегда мечтала о ручной птице. О вороне. Ворон — птица аристократическая, важная и умная, под стать Форсунке. Так сказала Форсунка!

Элизабет оторвалась от кубка и сладко причмокнула влажными, словно отполированными губами. Глянув на капли кровавого напитка, скопившиеся на донышке, удрализка вновь запустила кубок под шпунт.

— А ты что думаешь по этому поводу? — спросила учительница у ученицы. — Надо вернуть ворона хозяину, который потерял его, или же Форсунка справедливо завладела птицей, когда ухитрилась поймать её?

Поколебавшись с мгновенье, девочка ответила:

— Надо вернуть Тимофея Леопольдовича эльфу, потому что Тимофей Леопольдович его и только его! Я… Так думаю.

— Интересно. А ты говорила об этом Форсунке?

— Зачем? Если Форсунка не слушает эльфа, то меня и подавно не услышит. Ещё и посмеётся надо мной, и малявкой обзовёт, она всегда так делает. Без толку.

— А вдруг нет? Вдруг послушает тебя? Ты ведь даже не проверяла. Ну-ка, иди и потребуй от Форсунки вернуть ворона хозяину. Потом придёшь и расскажешь мне всё.

Девочка снова замялась, теребя в руках ручку ридикюля.

— Я попробую, — буркнула Аврора и убежала из помещения.

Элизабет сделала последний глоток из кубка и вытерла губы рукавом.

— Отвратительное пойло.

* * *

— Ну и что? — первым делом спросила удрализка у возвратившейся дочери.

— Форсунка отдала ворона Фридриху, когда я попросила её об этом.

— Вот видишь, всё вышло в твою пользу. А знаешь, почему?

— Потому что… Я поступала по справедливости?

Элизабет опустошила очередной кубок и икнула.

— Что? А, ну да. По справедливости. Ворон прнадл… — поперхнулась Элизабет и заплевала штаны карминовыми брызгами. — Что-то у меня язык заплетается. Думаю, семь кубков будет достач… Достачот… Семи кубков хватит, чтобы прогнать туман. Дочка, иди в трюм, я пошлю к тебе Шай’Зу. Она присмотрит за тобой, пока я буду возиться с завесой.

— Но я хочу быть с тобой! — возмущённо пискнула девочка. — Я буду тебе помогать, я чародейка.

— Молчи уж, чародейка, и без твоих соплей обойдусь. Наверху может стать очень опасно, когда пелена спадёт, я не хочу рисковать зазря.

— Ну… Ладно, как скажешь.

— Вот-вот. Спрячься, лучше схватись за что-нибудь устойчивое и ни на шаг не отходи от Виолетты. Поняла?

— Да, мама.

— Умница. Пошли.

У первого трапа мать и дочь разделились: Аврора, ловко перепрыгивая через две ступени, сбежала вниз, во тьму, туда, где раздавались храп и ржание Рысанки и приглушённый голос Трубенского — парень любил поболтать с самим собой за неимением более благодарных слушателей; Элизабет, с трудом переставляя копыта, взобралась на шкафут, туда, где было жутко холодно и ветрено.

— Похоже, лакать пойло можно и ради благой миссии, верно? — встретил эльфийку насмешливый голос Форсунки. Чародейка почувствовала, как её берут под локоть и придают шатающемуся телу более устойчивое положение. — Да уж, мамаша, знатно ты нализалась, даже не представляю, как ты будешь колдовать.

Зато Элизабет прекрасно знала. Она уже была готова: посмотрела в старые инкунабулы, припомнила одно полезное заклинание по устранению враждебных чар, довела технику жестов и знаков, а также произношение самой формулы до автоматизма. Самое последнее и самое приятное дело — накопление антимагических флюидов в организме путём распития винных напитков, — она оставила напоследок.

— Держите меня крепче: может случиться нехилая отдача, — потребовала Элизабет, подходя к фальшборту. — Шай’Зу, милочка, спустись в трюм и пригляди за Авророй. Форсунка, ты тоже.

— Нехай древобаба идёт приглядывать за малявкой, а я остаюсь. Я хоть и обещала тебе всегда быть подле девчонки, но не сейчас. Если тебя выбросит за борт, кто тебя спасёт? То-то же!

— Я ухожу! — Виолетта торопливо спустилась с трапа на нижнюю палубу и пропала.

— Давай! — прошипел над ухом Элизабет дрожащий от возбуждения голос Форсунки.

И удрализка принялась за ритуал. Затёкшие, будто налитые свинцом руки и ставшие ватными пальцы двигались с трудом — приходилось прикладывать усилия, чтобы получать нужные жесты. Но Элизабет упорно продолжала колдовать, концентрировала разум на поставленной цели, невидимыми, но очень острыми крючками вытаскивала из тела флюиды и смешивала их со своей Силой, чтобы получить нужный «антимагический выводитель». Потому что знала, что это необходимо, что никто, кроме неё, не справится с туманом.

— Staa’Louet… — Элизабет сделала последнее усилие, выдохнула последние остатки воздуха из лёгких и беспомощно повисла на руках Форсунки. Голова её кружилась до такой степени, что эльфийке казалось, будто она каталась на красных аттракционах из имперского парка развлечений несколько дней кряду.

— Унесите её от греха подальше! — приказал стоящий за штурвалом Сьялтис рыбнице. — Огнебород, марш в котельную, вели раскочегаривать котлы, дальше идём на угле!

Густая и непроницаемая мгла отступила, точно испарилась по мановению чьей-то гигантской длани. И сразу же стала видна неспокойная обстановка вокруг плывущего корабля, обстановка, ещё секунды назад казавшаяся вполне благоприятной для плавания.

Небо закрывал толстый слой рваных, почерневших туч, которые с исчезновением тумана разразились грозой. Коралловое море, морщинистое от ливня, взъярилось, вскипело. В нос «Чёрного олеандра» ударила волна, другая, третья, весь гальюн и бак оказались залиты холодной водой. Пенясь и бурля, солёные потоки с журчанием исчезали в дренажных отверстиях шпигата и изливались обратно в море, чтобы затем вновь собраться в высокую волну и вновь разбиться на мириады сверкающих брызг об обшитые железом борта. Ветер многократно усилился, завыл, завопил, как бы пророча беды и несчастья пароходофрегату. Чёрные паруса корабля со скрипом натянули удерживающие их брасы и шкоты. Матросы накинули непромокаемые капюшоны и зюйдвестки и принялись за работу с удвоенной силой.

Но не картина рвущего и мечущего шторма вселила в душу бывалого капитана тревогу: с востока шла целая флотилия коралловых кораблей во главе с флагманом.

— Противник по левому борту! — выкрикнул Сьялтис в рупор и стал бешено крутить штурвал: с противоположного борта прямо на «Чёрный олеандр» неслась гигантская волна-убийца, угрожающая потопить корабль.

Снующие внизу матросы, как по команде, вздрогнули, а затем порскнули в стороны. Канониры занимали позиции у пушек, юнги подволакивали ядра и откупоривали бочки с порохом. Очередная гигантская волна хватила по кораблю, пронеслась ледяным потоком через всю палубу. Послышались сдавленные, быстро удаляющиеся крики и стоны выброшенных в открытое море эльфов — беспощадная водяная круговерть утаскивала их на самое дно. Немногие укрылись за кожухом гребного колеса, схватившись за впаянные в металл скобы.

Сьялтис вытер промокшее лицо ладонью и, оглядевшись по сторонам, оценил сложившуюся ситуацию: исполинские волны бросали «Чёрный олеандр» из стороны в сторону, словно это был не гигантский трёхмачтовый корабль с водоизмещением почти в сто тридцать тысяч пудов, а бумажная лодочка, пущенная ребёнком путешествовать по лужице.

— Форсунка! — подозвал к себе иллюмон бестолково бегающую внизу рыбницу. Она уже оттащила Морэй на нижнюю палубу, передала её тело на попечение дриады и плотно задраила люк, ведущий вниз.

Форсунка, услышав своё имя из уст бывшего начальника, по привычке подчинилась и явилась незамедлительно, вскарабкавшись по поручням трапа. Она тоже промокла до нитки, но, в отличие от многих эльфов, это не вызывало у неё дискомфорта, даже напротив, холодная морская вода взбадривала рыбницу.

— Возьми на баке громоотводы и развесь их на мачтах! — крикнул ей Сьялтис, вцепившись в спицы штурвала четырьмя руками и не давая ему сбивать корабль с намеченного курса. — Ну, чего пялишься на меня?

— Да вот, вспомнила чего-то, как ты меня со срамом уволил.

Сьялтис со скрипом стиснул зубы и одарил стоящую перед ним рыбницу таким взглядом, будто вся ненависть, что копилась у капитана все эти дни, враз выплеснулась наружу, готовая испепелить любого и всякого, как кипящее масло. Рыбница заметила этот ненавидящий взор и не смогла удержаться от короткого смешка.

— Да ладно, эльф, я же пошутила. Не брошу в беде, хоть ненавижу и тебя, и твой корабль, и твоих матросов. Я мигом, глазом моргнуть не успеешь! — Форсунка никогда не отвечала по уставу.

Рыбница, перепрыгнув через поручни, перебежала на бак, вскрыла прибитую к столбу крошечную камеру и выудила наружу три громоотвода — по количеству мачт «Чёрного олеандра». Громоотводы военного образца разработаны с применением искусственно выращенных фокусирующих кристаллов, они были компактны и легки, так что их можно легко расфасовать по карманам и не занимать рук. Форсунка, не теряя ни секунды, прицепила миниатюрные прозрачные футляры к кольцам пояса и торопливо полезла на фок-мачту.

Да погоди, погоди ты, сволочь! — думала рыбница каждый раз, когда серое небо озарялось ослепительными розблесками зарниц и на горизонте, буквально на доли секунды, вспыхивали трещинки молний. — Сейчас, ты только в меня не ударь!

Цепляясь ловкими сильными пальцами за специальные пазы, вырубленные в стволе мачты, за бугеля, верёвочные шлаги, перепрыгивая с реи на рею и борясь с остервенелым дождём, Форсунка достигла марсовой площадки. Ловко вскарабкавшись на неё по путенс-вантам, разведчица столкнулась с дежурным смотрящим.

— Не догонят, паскуды! — кричал, брызгая слюной и попавшими в рот дождевыми каплями эльф, вглядываясь через маленький бинокль в прыгающие по волнам коралловые судёнышки мерфолков. — Эй, Форсунка, давай в последний раз, перед смертью, потрахаемся прямо здесь?

— Пошёл ты! — Форсунка с трудом поборола в себе желание выбросить нагло ухмыляющегося эльфа вон с марса.

Вместо этого она нетерпеливо отмахнулась от вперёдсмотрящего и полезла ещё выше, на самую вершину фок-мачты, туда, где остервенело трепыхался чёрный лоскуток, наискось пересекаемый двумя белыми параллельными линиями — флаг Адмиралтейского Круга Содружества. Там же она буквально наощупь обнаружила камеру, куда поглубже втолкнула футляр с кристаллом.

Спрыгнув вниз, рыбница ухватилась за брас. Машинально в её голове всплыло название прочного каната, соединяющего фок-мачту с грот-мачтой.

Фор-брам… Фор-брас… Фор-бом-брам… Да к чёрту эту хрень!

Форсунка мотнула головой, словно хотела вытрясти из неё все ненужные мысли. Сильные руки за секунды перенесли хозяйку на среднюю мачту, где она таким же образом лишилась второго футляра-громоотвода. Оставалась последняя мачта. Оставалось ещё немного сил. Рыбница с усилием выдохнула и откашлялась. Сидеть близ громоотвода было смертельно опасно, и поэтому она, не передохнув и минуты, перемахнула на бизань-мачту.

Грот-брам… Грот-бом-брам… Да к чёрту, к чёрту!

Ладони её, покрытые в отличие от остального тела нежной чешуёй, горели и пылали. Наконец, работа была сделана на отлично. Форсунка спрыгнула на пустующий марс бизань-мачты: дежурившего солдата на её глазах сдуло резким порывом ветра, и несчастный эльф канул в воду и больше не появился.

Первая молния ударила в фок-мачту. На секунды «Чёрный олеандр» осветился резкой вспышкой, в воздух взметнулся сноп искр и фокусирующий кристалл пустил сокрушающий разряд молнии в сторону, прочь от фрегата. Взвизгнул от ужаса ещё державшийся на марсе фок-мачты вперёдсмотрящий. Вдруг вспомнив его слова, рыбница, продолжающая тесно и страстно обниматься с мачтой, оглянулась через плечо: в самом деле, разыгравшаяся на море буря не только не помогала пиратам догнать беглецов, но и с завидным упорством мешала им. Гротескные скорлупки, сверкая отполированными бортами и стволами пневматических пушек, шли далеко позади, старались бороться с дождём, ветром и волнами, но Коралловое море с чудовищной яростью набрасывалось на своих жителей, топила их и рвала на куски. Для большой воды не существовало никаких авторитетов, она не проявляла милосердия к «своим» и не старалась насолить «чужим»; лишь тот, кто силён духом и телом, тот, у кого крепкое судно и верная команда, способен был укротить большую воду. И Сьялтис, прекрасно знакомый с беспринципными нравами большой воды, стоял, как влитой, у штурвала, железным голосом отдавал приказы и упрямо боролся с яростью моря, в общем, каждым своим движением и словом доказывал своё право именоваться капитаном первого ранга, укротителем большой воды.

«Чёрный олеандр» продолжал упрямо идти на север, прямиком в залитый серостью горизонт, где из-за плотной стены дождя граница между бушующим морем и нагромождением туч была размыта до такой степени, что ничего невозможно было разобрать.

Форсунка позволила себе немного передохнуть, а затем, свесив голову с марса, заметила на юте взявшуюся откуда-то Элизабет, заметила её развевающиеся огненные волосы и яркие голубые вспышки, проскакивающие между пальцами: чародейка, невзирая на хлестающий в лицо ливень, на сильную качку и волны, грозящие смыть любого смельчака за борт, занималась тем, что мощными барьерными заклинаниями разбивала огромные валы, обрушивающиеся на корабль. Как только какая-нибудь ушлая волна-убийца подкрадывалась к пароходофрегату, стоящая на коленях эльфийка разворачивалась в её сторону, истерически махала мокрыми руками, разбрызгивая ручьями текущие по коже дождевые капли, и ставила оберег-волнорез, самоотверженно забирающий на себя всю силу удара.

Форсунка не стала больше испытывать удачу и ждать, когда кристалл сфокусирует электрический разряд прямо в неё, и с проворностью обезьяны по стонущим от ветра бизань-вантам спустилась на квартердек, спрыгнула рядом с эльфийкой.

— Протрезвела? — с несколько натянутой улыбкой поинтересовалась разведчица у серокожки.

Та в ответ шикнула, отпихнула от себя рыбницу хвостом, мол, не отвлекай, не пирожки здесь продаю, а дрессирую водную стихию.

— Давай-ка я тебя подержу, чтобы тебя в море не смыло, ты мне здоровенькой нужна! — Форсунка нырнула за спину удрализки, обхватила её за талию и поставила на копыта. Рыбница почувствовала, как хвост Элизабет обвивается вокруг её левой лодыжки, а сама чародейка ещё теснее прижимается к ней. — Да ты не ссы, и не такое эта посудина переживала!

«Чёрный олеандр» продолжал плыть по заданному курсу, корпусом прорезая себе путь через высокие валы: когда фрегат находился на пике пенистого гребня, его кормовая часть с бушпритом и тараном полностью выглядывала из воды, и, перевалившись через фальшборт, можно было увидеть шипастую нижнюю часть тарана, созданную для проделывания страшных дыр ниже ватерлинии вражеских судов.

— Погодка нынче прескверная, — спокойно сказал Иезекииль, стоящий ошую Сьялтиса.

— Да плевал я на погодку, Кхыш, меня больше тревожат корсары, что сидят у нас на хвосте! Главное — добраться до патрулируемых вод Трикрестии, где границу бороздят имперские линкоры. Как бы на нас не напал ещё один левиафан или кракен. У пиратов было достаточно времени, чтобы привести ещё несколько ручных монстров на замену пойманного «Щитоносцем» левиафана.

Бывший квартирмейстер огляделся по сторонам, придерживая срывающуюся с головы треуголку, и пожал плечами:

— Вести бой с морскими чудовищами в неблагоприятных условиях тайфуна будет проблематично.

— А то я сам не знаю! Ты глянь кругом — рвёт и мечет под добрых восемь баллов, шквал, гигантские волны-убийцы, чёрное небо и чёрная вода… Хоть картину садись и пиши! Давненько я в такие передряги не попадал. Только бы… Выдюжить. А кто знает, сколько буря продержится? Час, два, может, сутки или даже недели? У меня тут барометр истерит, точно девка!

«Чёрный олеандр» покорил седьмой или восьмой вал и вновь рухнул вниз, да так глубоко вонзился бушпритом в водную массу, что весь бак на секунды исчез в чёрной воде. Ползающие на четвереньках матросы едва успели ухватиться за прибитые к настилам скобы, лишь немногих нерасторопных иллюмонов поглотил водяной поток и унёс на дно. Как только корпус фрегата выровнялся и встал горизонтально, эльфы опять приступили к работам. Всюду раздавалось чавкающее хлюпанье попавшей в сапоги воды, снующие внизу вымокшие с ног до головы эльфы ругались и кричали. Кричал Сьялтис, стараясь удерживать курс и отклоняясь в стороны только тогда, когда была угроза переворачивания фрегата из-за очередной волны-убийцы. Когда подобная волна приближалась к «Чёрному олеандру», высокая и чёрная, как ониксовый дракон, капитан разворачивался к ней носом, и корабль совершал гигантский прыжок на пенистом гребне. Именно в эти моменты Иезекииль оценивал обстановку позади фрегата.

На его глазах молния ударила прямиком во флагманский корабль мерфолков, вырвала из его кораллового корпуса фонтаны ярких искр, и в небо взметнулось пламя. Острое зрение советника эмиссара Содружества заприметило несколько горящих змеехвосток, бросившихся за борт, иных попросту сдуло, как тряпичных кукол, только сверкнули блестящие побрякушки в хвостах. Объятый пламенем флагман целиком погрузился в воду, где его сотряс мощный взрыв, поднявший в воздух бурлящий столб и фонтан брызг.

Нет флагмана — нет и флотилии, — решил Кхыш и больше не оборачивался назад. О своих наблюдениях он доложил Сьялтису.

— Надеюсь, мерфолки плюнут на погоню и с позором уплывут, — сказал иллюмон. — А заодно заберут свою зверушку. А мы-то уж как-нибудь переживём.

Шторм на море продолжал яростно бесноваться. Ощущение было такое, что морские и небесные боги решили немного повздорить между собой и в качестве железных аргументов в ходе ссоры били друг в друга молниями, хлестали ливнями и баламутили море; а в основном доставалось смертным, которые имели несчастье оказаться прямо в разгаре бытового конфликта богов. «Чёрный олеандр» кренился в стороны так сильно, что, казалось, его мачты ложились горизонтально. Очередная молния жгучей змеёй ужалила паровой фрегат в бизань-мачту и отразилась обратно.

— Гигантская волна по левому борту, капитан.

— Проклятье! — выругался Сьялтис, вновь налегая на штурвал.

Однако чёрная гора водяной массы, готовая обрушиться на корабль, неожиданно захлестнулась, столкнулась с незримой преградой и разбилась на мириады острых осколков, окропивших верхнюю палубу. Схватившиеся было за спасительные скобы матросы ринулись обратно на свои посты.

— Магический барьер, — хмыкнул Иезекииль.

— Ну, значит, чародейка ещё держится наверху.

* * *

Непредсказуемый нрав Кораллового моря и на сей раз показал себя во всей красе: спустя полчаса непрерывной борьбы «Чёрного олеандра» с яростным штормом большая вода, наконец, подумала, что пора утихомириться и оставить смертных в покое. Видимо, она решила, что смертные с честью прошли её суровое испытание. В считанные минуты шквальный ветер поутих, высокие чёрные валы отступили, уступив место пенистым горбатым бурунам, а громоздящиеся на небосклоне тучи вместе с ливнем и грозой остались позади. Сьялтис решил, что корабль попал в самый центр циклона, и эта мнимая тишина вот-вот оборвётся также резко, как и началась, но прошло десять минут, пятнадцать, а море продолжало оставаться спокойным. Наступал ранний вечер, и чернеющее небо вспыхивало искорками далёких звёзд. Заходящее за линию горизонта солнце кровавой полосой растекалось на западе, раскрашивая спокойную гладь моря в тёплые тона.

И только Элизабет ничего из этого уже не видела: в последние минуты шторма эльфийка потеряла сознание: невозможно было что-то взять так, чтобы это где-то не убыло. Элизабет прикоснулась к резервному запасу магии, чтобы сберечь корабль и команду от беспощадной водной стихии, и поплатилась за это. Последним, что чародейка слышала, перед тем как упасть в обморок, были ехидные слова Форсунки: «Стара ты уже для такого, мамаша, стара!» Элизабет сделала бы всё на свете, только чтобы очнуться хотя бы на секунду и врезать рыбнице, но липкая холодная тьма окутала её разум и лишила сознания.