Читать как следует я не умею. Но Агнес не поэтому была разочарована. Она ничего не сказала, а я тоже сидел молча рядом с ней на постели.

— Ты довольна? — спросил я.

— А ты доволен?

— Не знаю, — ответил я. Меня не устраивала написанная концовка. Она мне не удалась, она была неживой, в ней не было правды. Но я хотел, чтобы она была такой, вот я ее и написал. Это было словно решение, принимаемое в новогоднюю ночь, но уже в первые часы Нового года это решение оказывается невыполнимым, так, одни слова, благие намерения. — Концовка всегда дается трудно, — сказал я, — в жизни нет эффектных завершающих жестов, жизнь просто идет дальше.

— Это подарок, — сказала Агнес, — новогодний подарок.

Она попыталась посмотреть мне в глаза, а я обнял ее, чтобы ускользнуть от ее взгляда, и произнес:

— Теперь я переплету это вместе с другими страницами, и у тебя будет книжечка. Под названием «Агнес».

Когда она позднее пришла ко мне из спальни, я еще не приступал к сказанному. Я сидел в соломенном кресле и смотрел на вьюгу за окном.

— Что ты делаешь? — спросила она.

— Я думаю.

— Об истории?

— Да, — ответил я. Кинофильм снова запустился в моей голове.

В следующие дни мной владело беспокойство. И я будто заразил Агнес, ее состояние ухудшилось, простуда мучила ее сильнее. Она жаловалась на горло и сильные, отупляющие головные боли; целыми днями она почти не выходила из спальни. Я соединил концовку с другими листами в небольшую тетрадку. Но как только Агнес засыпала, я продолжал писать историю дальше. Я снова прочел весь текст, кое-что изменил, подправил и заменил концовку на «Финал-2», намеки на который, как я заметил, были уже в самом начале истории. Это была единственно возможная, единственно правдивая концовка.

Когда Агнес спрашивала меня, над чем я работаю, я отвечал, что над книгой о вагонах. Я часто уходил в себя, мне больше всего хотелось работать не прерываясь. У меня было такое чувство, будто я живу только в этой истории, будто все остальное не важно, нереально, словно время, потраченное на еду, на сон бессмысленно растранжирено.

Болезнь Агнес нервировала меня. Я все еще делал ей чай и приносил еду в постель, однако она явно чувствовала мое раздражение и была этим обижена.

— Тебе совсем не обязательно весь день сидеть со мной, — сказала она. — Сходи в библиотеку, если хочешь. Может быть, там Луиза.

— При чем тут это. Мне просто жалко, что ты так проводишь свободные дни. Я сам ненавижу сидеть дома.

— Но тебе и не надо сидеть. Я ведь не смертельно больная. Я совершенно нормально чувствую себя, если лежу в постели.

Я снова пошел к озеру, гулял в парке Гранта. Когда замерз, пошел в библиотеку. Луизы там не было. Я взял какой-то роман и час читал. Не дочитав до конца, сдал книгу.

— Тебя долго не было, — сказал Агнес, когда я вернулся.

— Ты ведь хотела побыть одна.

— Это не упрек, не будь таким обидчивым. Я сказала, что не имею ничего против, если ты выйдешь. Я не говорила, что хочу побыть одна.

— Ты спала?

— Нет. Смотрела телевизор.

— Я думал, тебе надо оставаться в постели?

— Я сидела, закутавшись в одеяло.

Я приготовил, и мы поели на кухне.

— Что мы делаем на Новый год? — спросил я.

— Не думаю, что успею выздороветь к празднику.

— Откуда ты знаешь? Ты что, не хочешь пойти со мной?

— Да нет, я бы хотела. Но я больна. Чувствую себя неважно. Ты был в библиотеке?

— Не ради Луизы. Я замерз на улице и не хотел сразу же возвращаться. Не хотел тебе мешать.

— Ты мне не мешаешь. Я только говорю, что тебе не обязательно весь день за мной присматривать. Я совершенно ничего не имею против того, что ты где-то бываешь. Так же как я ничего не имею против того, чтобы ты пошел на вечеринку к Луизе.

— В самом деле?

— В самом деле.

— Она знает много интересных людей. Это может пригодиться мне для книги.

— Мы ведь и не женаты.

— Это и для нас может быть полезно. Если я останусь здесь, мне важно завести знакомства.

— Не хочу спорить, — сказала Агнес, — я устала и больна.