Организм, понесший невосполнимые потери нервных клеток, требовал еды. Кухня была пуста, о нашем тяжелом разговоре не напоминало ничего, кроме, пожалуй, бумаг Ваена, так и оставшихся лежать на моем столике для рукоделия. Внутренние часы говорили, что сейчас ближе к полуночи, а сна — ни в одном глазу.
Имевшие место откровения что-то изменили в моем отношении к происходящему со мной и вокруг меня. И с этим стоило обстоятельно разобраться.
Автопилот протрезвел и вполне удачно руководил не в меру задумчивой хозяйкой. В следующий раз я осознала себя, обжёгшись разогретой кашей. За сервированным по полной программе столом, на минуточку. Вот это я нырнула вглубь себя, однако. Ничего не запомнила, что и как делала. Зато точно знала, что приняла решение. Точнее, несколько взаимосвязанных решений.
Первое, и самое важное, снять долг с Гунара и выполнить предназначение Николая Арефьева, которого отныне стану считать своим предком. Затем следует досконально разобраться с проблемами Киры, и в этом стоит положиться на помощь Ваена, следовательно, взамен или в качестве предоплаты он получит от меня всю поддержку, на которую только окажусь способна.
Да, Ваен, точнее, несоответствия в его поведении очень смущают, но причин, объективных причин для придирок, кроме долбоклюистой аристократической спеси, у меня нет. Все его поступки более чем достойны. В серьезный бой влез? Влез! По собственной инициативе, между прочим, не ожидая просьб и не выставляя условий. Клятву дал? Дал! Очень серьезную клятву для этого мира. А потому, Нина Николавна, смирись с тем, что мечта твоя о спокойной жизни только для себя любимой больше несостоятельна. Может, лет через пятьдесят, если повезет, ты опять к ней вернешься. А пока, за работу.
В следующий раз я очнулась от постороннего звука. Оказывается, это настойчиво окликал Гунар. Эк я опять задумалась.
— Нина, детка, как ты себя чувствуешь?
Прислушалась к ощущениям. Спать не хотелось, голова ясная, усталости особой нет.
— Неплохо, спасибо дядюшка. А вы почему не спите? Ведь поздно уже. — Гунар сидел в кресле и явно наблюдал за мной некоторое время.
— Не так уж и поздно, чуть за полночь.
Да ладно! Доверять своим внутренним часам не рискну, но мясо на завтрашнюю похлебку варится и пена с бульона снята; лук-морковка спассерованы в промышленных количествах, я так привыкла дома делать, сразу на две — три готовки; овсяная крупа томится на еще горячей печи, а сама я перебираю гречку на завтрак и уже, по ходу, заканчиваю. Это, что я все переделала за каких-то тридцать — сорок минут? Серьезно? И покушала еще…
На лице Гунара блуждала лукавая улыбка, наверное, ход моих метущихся мыслей от него не укрылся.
— Я смешная?
— Ты чудесная. И, да, немного забавная. Ты ведь не поняла, да?
А я, действительно, не поняла. Что не так-то?
— Время, Нина. Ты немного изменила ход времени. Разве ты раньше не замечала, как много успеваешь сделать, если сосредоточишься или задумаешься?
Пожалуй, замечала, одно вязание скоростное чего стоит. Но я полагала, что мне просто такое тело досталось, ну, с повышенной моторикой, про таких говорят в руках все горит. А вот поди ж ты.
— Так это что получается я время ускоряю? Или, наоборот, замедляю? — Гунар только хитро усмехнулся.
Никак не соображу, как это может сочетаться. Ведь, минут сорок прошло, как я из своей комнаты выползла. Чтоб столько лука пожарить много времени надо, и перемешивать постоянно не отходя. А у меня дел переделано, как минимум на два часа. Все непонятнее, однако.
А, без разницы, есть инструмент, значит, нужно научиться им пользоваться. Ну, не знала я, как работает деталька под названием «оперативная память», но это не мешало мне пользоваться компьютером.
— Даже не знаю, что тебе ответить, детка, позже сама разберешься. Ты себя как чувствуешь? Уставшей?
— Да нет, можно еще в бумагах Ваена поковыряться. Все равно надо подождать, мясу еще долго вариться.
Пока расчерчивала новые таблички, пересказала Гунару, что вычитала в записках Николая, то есть, Норда. Дядюшка совершенно сник, когда до него дошло, что его предок был мучительно несчастлив.
— Мне очень горько, что такой исключительный человек страдал среди нас, — старый маг действительно огорчен.
— Не совсем так, дядюшка, — и не было в этот момент ничего естественнее, чем отложить карандаш и погладить старика по руке, — он страдал больше оттого, что не смог принять действительность и приспособиться. Николаю казалось, что принимать новую жизнь, когда уже отдал ее, это предательство по отношению к исконному прошлому.
— А ты? Ты так не считаешь?
— Не считаю, — Гунар обрадовался, а меня просто распирало словами, — но я, дядюшка, все равно никак не могу примириться и злюсь, очень, очень злюсь. У меня была налаженная жизнь, я многого добилась и была вполне собой довольна. Впереди было около десяти, а то и больше, лет достаточно комфортной жизни. Без печек, лазанья по горам, примитивных мастерских и скудной еды, которую надо добывать прикладывая прорву непривычных усилий. Без непонятной магии и совершенно дикой морали.
— Но ведь у тебя впереди гораздо более долгая жизнь и молодое тело, чем же ты недовольна?
И что мне сказать этому весьма пожилому человеку, который долгих сто семьдесят лет ждал моего появления, чтобы выполнить обет, взятый на себя в юношеском порыве?
Как объяснить, что меня бесит и вымораживает эта ситуация, в которой я полностью лишена выбора? Что молодость, это, вроде как хорошо, но я уже пережила одну, не особо легкую, долгую и не слишком счастливую судьбу, от которой изрядно устала. А теперь придется начинать все сначала, да еще в абсолютно незнакомой реальности, а моральных сил прибавилось не слишком. Что я чувствую себя загнанной в угол, оказавшись без средств к существованию, зато с обязательствами божественного масштаба?
Но Гунар, кажется, понял невысказанное и отвел глаза. Самое правильное — свернуть с этой скользкой темы, тем более что есть еще одно обстоятельство, которое потревожило целостность моего мировоззрения.
— Дядя Гу, объясните мне про звезду. Ваен сказал, что это кровавый хрусталь. Почему кровавый? Потому что красный?
— Это не горный хрусталь в прямом смысле. Это красное стекло. Его научился делать Норд, когда подружился с горным народом. А кровавый, потому что для распознавания родственной магии была использована кровь моего предка.
Ага, понятно, Николай, работавший на стекольном заводе, припомнил, как делают рубиновое стекло и смог воспроизвести рецепт. Почему рубиновое, а не скажем, синее, тоже понятно, красноармейская символика требует, с магией крови маловразумительно, но неважно, а вот…
— А как вы нашли дом Сары? Он есть на вашей карте? — Не яндекс-карта же у него, в самом деле, которая с переменным масштабированием. — Тем более что я в тот момент была в отъезде.
— А поисковик настроен не лично на тебя, а на место, где было выделено максимальное количество сырой силы. Он не только с картой взаимодействует, может просто направление указать.
Ну да, в этом есть логика, если эта пулька-указатель тоже на крови предка замешана. Гу ласково на меня посматривал, всем своим видом поощряя к дальнейшим расспросам. Интересно, почему Сара еще не объявилась, она не упустила бы такой занимательный разговор, наверное, деликатничает и не становится видимой, чтобы не нарушать наше уединение со старым магом. Пожалуй, это хорошо, подустала я от постоянного внимания. Иногда мучительно хотелось побыть одной, но по нынешним временам — это роскошь.
— Чего мне ждать от посещения храма, дядя Гу? Это может быть опасным?
— Даже не знаю, что тебе ответить, детка, давно не выбирался из Гулей, мне там гораздо удобнее. Порядки в королевстве Хариг изменились за последние четверть века.
А-щщ! А почему бы просто не рассказать мне все как есть? Я же как несмышленый ребенок! Но, политинформацию, действительно, лучше отложить на потом. На завтра, точнее, уже на сегодня у меня две архиважных задачи: проба моего бизнеса и посещение храма.
Прав был предок Николай, есть что-то языческое в местной религии, в храм, оказывается, надо идти с дарами всем четырем божествам, пусть символическими, но все же. А где мне взять что-то подходящее, когда моим аборигенам кажется, что и так все понятно и объяснений не требует? Зато я, наконец, выяснила, как тут величают местное солнышко. Раштит. Мда, вот и еще одно доказательство параллельности этой и той, родной, реальности. Опять знаменитое Ра в именах богов-светил. Подарки для солнца и луны придумались с ходу, а вот что преподнести воде и земле?
Гунар еще некоторое время обучал меня сакральным жестам. Про луну все понято, контур горизонтально расположенного месяца, если рожками кверху, то символ прошения; если рожками вниз, а вверх — выпуклым пузиком, то знак благодарности. Та же логика у символа земли — треугольника. Острие вверх — благодарность, острие вниз — просьба. Вода тонкостями не заморачивается, волнистая линия и все. Хоть наискосок изображай. Сакральным смыслом знак наполняет сам человек. У солнца, как водится — круг. Только местное светило никто ни о чем не просит, ибо не в почете. Вот, чую высшим образованием, что это и есть мой клиент. Осталось только разобраться, почему Раштит в таком глухом игноре, и, похоже, уже давно, раз даже для Сары и Гунара так было всегда.
Деда я вопросами измотала. Пора отпустить его отдыхать, да и самой надо поспать, завтра ведь не придется. Может, попробовать личное время… э-ээ… скрутить, чтоб выспаться и встать раньше всех. Правильно, Нина, не можешь разрешить проблему, постебайся над ней, этот принцип всегда помогал мне жить.
Самое прикольное, что у меня получилось. Я прекрасно выспалась, спроворила утренние дела, отправила Киру в мастерскую и опять взялась за гроссбух Ваена, что-то не давало мне в нем покоя помимо арифметической наглости того, кто его сочинял. Вот оно!
— Ваен, ты говорил, что у тебя два рыболовных судна? Речных? Морских?
Наш настырный гость… нет, наш друг, Нина, наш друг, привыкай думать только так, посмотрел на меня с привычным сарказмом, но, видимо, одернул себя, вспомнив, что эта странная особь не местная.
— Это без разницы, посадка высокая, есть и парус и весла.
— Просто я вдруг поняла, что на нашем рынке не торгуют рыбой, а озеро — вот оно, и море, говорят, недалеко.
— Сейчас не сезон, рыбы мало. А ту, что есть, скупают на нужды знати.
— Что, прям до последней рыбешки? Жаль, я бы с удовольствием рыбки отведала. Ну что ж, подождем, когда будет сезон.
— Можешь и не дождаться. В теплый сезон рыбу по суше везти накладно, на чарах сохранности разоришься.
— А вверх по реке?
— А по реке опасно. Кочевники.
Что делают эти кочевники с судами на реке, сегодня узнать мне не довелось, мы увлеклись заполнением таблиц. Я диктовала, а дорогой друг писал. Заодно сочинили некое подобие справочного прайса. Договорились, что Ваен соберет сведения о действующих ценах и мы продолжим.
Наши отношения основательно изменились, гость перестал высокомерно кривиться, вел себя как с равной. Но я видела, что без привычной маски ему не по себе.
Первый день похлебочного бизнеса принес разочарование, правда, парни считали, что все нормально, а та треть нераспроданного супа очень их порадует на ужин. Убойный аргумент, да. Впрочем, уже после второго покупателя я сообразила, что такая форма обслуживания просто неудобна. Люди приходили со своими посудинами, но без ложек. Значит завтра будет крем-суп, такой, чтобы было можно пить и лепешка для сытости. Я ведь уже видела эту проблему у медника, только за треволнениями вчерашнего вечера забыла. Значит, будем улучшать.
Теперь пора озаботиться дарами в храм.
Да что же это за мир такой! Приличной свечки не купишь. Да и не нужны они здесь. Магические светильники недороги и служат долго. Пришлось быстренько сочинять лампадку, Кира мне в помощь.
На подступах к храму уже многолюдно. Опять я сглупила, надо было днем сюда наведаться, чтобы оглядеться. А сейчас, в сумерках, рассмотреть это уникальное строение не получалось никак. Снаружи храм был похож на римский Колизей, только конусообразный и закрученный улиткой. Между изящными резными пилястрами просматривались эффектно стилизованные знаки стихий, и так по восходящей спирали, пока не вливались в исчезающий в сумеречном небе шпиль. Света первой звезды было недостаточно, чтобы рассмотреть получше, а ночного светила сегодня не было. Новолуние.
Ну вот я и вошла в святилище местных богов. Красиво. Но, не грандиозно. Наш Исаакий покруче будет. Интересно, это мне телевизорным цинизмом удивлялку отшибло, или я уже не способна воспринимать реальность? Ишь, не грандиозно ей. Внутренний зал имел форму шестигранника. Две грани — вход и выход, а четыре другие, кажется, в церквях это называется притвор, собственно божественные обители, отделенные от проходного пространства завесами.
Толпа делилась на потоки, образуя три, почти равных по плотности, очереди. В сектор, над которым парил узнаваемый солнечный круг, желающих не было. Вот из-за завесы появилась грустная бабушка и засеменила, спеша пристроиться к следующей очереди. Все-таки, солнышко не совсем игнорят, интересно, много ли даров ему оставлено?
Кира попросилась пройти к Раштиту первой, да я и не против, хотелось осмотреться. А завеса-то непростая. Дымно-черная с оранжево-малиновыми просверками, имитирущими солнечные лучи. И не ткань вовсе, а какая-то силовая субстанция вроде моей синенькой, только уж очень инородная.
Вот это да Нина, ты внезапно стала чувствительной к природе энергий! Ну-ну.
За энергетическую черту я заходила с уже зажженной лампадкой, это Кира взглядом зажгла.