Утро прошло в штатном режиме, Ваен прочел Тишке лекцию о необходимости сдерживаться, упирая на то, что если он не совладает с собой, пострадаю я и Дораш. Как ни странно, это возымело действие и первые пару часов я даже смогла заняться делами, правда, немного нервничала, все-таки четыре весьма энергичных юнца без присмотра, это страшная сила, но оставалось только уповать на благоразумие Дука.

Сейчас, поспешая в лавку юных оружейников, я с азартом настраивалась что-нибудь с ними поизобретать, ибо совесть грызла. Понимаю ведь, что стала уделять меньше внимания братьям — моим первым, не считая Киры, друзьям в этом мире.

Однако, совесть свою потешить не удалось — парни были заняты. Дядька Тулак «протрубил» общий сбор, темой было ни много ни мало, а изготовление алтаря Раштиту. Склока стояла знатная. Кому большую статую подавай, кому — маленькую, на входе в наш ряд ставить, или посередке, и еще куча не менее важных вопросов. А-ащщ!

Тит смотрел на это безобразие, прижимал к себе кузнечные клещи и чуть не плакал.

— Вама, скажи им, скажи скорей, что мне все равно, только пусть они перестанут, совсем силы не осталось…

И что сие означает? Обратная связь с богом, она и впрямь, обратная? Это всегда так, или только когда запасов силы вроде подкожного жирка, нет? Так, Нина, все потом!

Дук по-богатырски свистнул, и добившись внимания, указал на меня. Мужики загомонили вновь, кто-то требовал задвинуть меня подальше, кто-то предлагал выслушать. Дядька Тулак гаркнут что-то строгое и все заткнулись.

— Как я понимаю, против алтаря никто ничего не имеет? — хотелось кричать, но опыт подсказывал — тогда пришлую странную молодку слушать не станут совсем.

— Не имеет, не имеет, Нина, — учтивое обращение Тулака заставило примолкнуть роптавших, — что посоветуешь?

— Кто я такая, уважаемый Тулак, чтобы советовать этим сильным и умным мужчинам? Аниза вот просто любит Раштита. А вы? — Возмущенные выкрики были мне ответом. — Знаю-знаю, вы тоже его почитаете, как и я, ибо у каждого из нас есть в груди огонь!

— Да какой в тебе огонь, дурная ты баба! Ты хоть раз плавку видела? Огонь у нее.

Ха! А ты, олух, видал, как льют сразу двадцать тонн стали, как струя металла, толщиной в две руки, вырывается из доменной летки? Как металл бьет по параболе с высоты четырех метров и меняет свой цвет, от почти белого, до невыносимо алого. Как он ударяется в стенки кокиля, вздымая столб искр такой высоты и силы, что невольно хочется присесть и замирает сердце. Даже если стоишь в полной безопасности и видишь это не в первый раз! Завод очень способствовал расширению кругозора, да-да.

— У каждого свой огонь уважаемый. Кто скажет, что во мне нет огня? Дабы сталь сварить, али похлебку, надобен огонь в душе и огонь в печи.

— Дело говори, Нина, а то и впрямь, всю вашу похлебку разберут, — добродушная насмешка медника, обожаю его, сбила ненужный пафос.

— Я думаю, что нашему Раштиту все равно, большая статуя или маленькая, куда вы ее поставите, и какая она будет. Думаю, что, главное, это благодарность за подаренный нам огонь. И докажите, что я неправа!

— Так каким его делать? — в толпе одобрительно загудели.

— Да хоть вот таким, Тит, где ты там?

Тишка по-прежнему обнимался с клещами и улыбался так светло и искренне. Суровые мужики смутились, поймав себя на том, что улыбаются в ответ незнакомому пареньку.

Дук и Бак сегодня были не готовы предаваться творчеству. У них образовался неплохой заказик на столовые приборы. Ложки с длинными черенками находили все больше поклонников. Особенно довольны были трактирщики. Металл, это вам не фарфор, не бьется, легко моется, да ложка такая просто удобнее.

Все-таки, правильные они мужики, эти оружейники. Не перехватывали заказы у парней, давая им возможность заработка. Оружие изготовлять — это наука, в которой Баку и Дуку было отказано судьбой. Что поделать. Но зарабатывал же медник себе на жизнь, не мастеря смертоносных игрушек, и эти сироты смогут, главное, что им не мешали, а мешать не будут, в этом я уже убедилась. Эх, штамповку бы им освоить, который раз возвращалась эта крамольная мысль, но для штампов и матриц сталь нужна особенная и двигательная сила покруче мускульной. Нет, пока нет, пока не потяну.

Странное это было чувство, спешила, хваталась за все подряд, рвала жилы, выжигая организм, гнала себя вперед и как на глухую стену налетела. Мне нечего было делать. Вот прямо сейчас — совсем нечего. Варная и Нитта справляются и без меня. Братья заняты так, что даже Тита и Дораша ненавязчиво из мастерской выперли прилавок сторожить. Обычно это делала Аниза, но она убежала к матери.

Тит после недавней встряски был особенно охоч до тактильного контакта, Дорашу тоже было не по себе.

— Вама, осторожно заговорил степняк, а мы можем погулять?

— Тебя что-то беспокоит?

— Он боится, что встретит соплеменников, — Тит, казалось, тоже напрягся, — и ему передадут приказ возвращаться.

А я, наивная, о такой возможности даже и не подумала, таскала парня за собой на рынок и не подозревала, что он так переживает. Вот ведь!

И чем же мне занять этих балбесиков? Эх, окажись я в подобной ситуации на Земле, уже с рассадой бы возилась. Хотя, что мешает теперь протопить ту комнату, в которой окно почти до пола. Заботами Ваена дров было в достатке. Вот и занятие. Хоть лук на перо выгоню. При мысли о пирожках с зеленым луком и яйцом мотивация выросла десятикратно.

Нет, ну как я буду жить без Дораша, а? Покладистый, рукастый, неленивый. Как-то так получилось, что он отстранил меня от обустройства моего комнатного огородика, едва уяснив задачу. И землю для прогревания он придумал занести, я не догадалась. Тит бегал, как наскипедаренный, выполняя то мои, то его поручения и не скрываясь кайфовал. То воду приносил, то, ведомый Сарой, разыскивал подходящие посудины. Так я узнала, что в доме, оказывается, есть подвал. Того и глядишь, тут второй этаж обнаружится, который я умудрилась прошляпить.

До ужина управились не заморившись. Шеренга плошек с луком на зелень, да некое подобие глиняного таза с укропом.

Даже три куста картошки посадила, точнее, закопала три картошины, будем надеяться, что не похоронила. На большее грунта не хватило. Ну да если моя задумка удастся, то и с такой малости больше мешка клубней возьму. Про этот метод, сажать картошку не в гряду, а в, допустим, дырявую бочку или земляной бурт, я слышала от своих бабонек, нарядчица в цеху была страстная огородница. Вся хитрость в том, что окучивание заменяется подсыпанием дополнительной земли. Бочки у меня не было, а вот мешки нашлись. Какая разница, чем удерживать землю от рассыпания, крепкий пластик или тряпка, правда же? С поливом будут сложности, но приедет Гунар и сделает эту тару непромокаемой, так заверила меня Сара. Для ненасытной до общения и новостей подруги пришлось комментировать каждое свое действие. Что, да как, да чего жду в результате.

Тит явно подслушивал, как я молча молюсь Рашиту, богу тверди, чтоб посодействовал во взращивании, скором и обильном.

— Лучше бы песню спела, глупая, — хихикнуло в голове.

Опять дурить милого сердцу степняка, эх. Устала уже шифроваться.

Хотя, на мое громкое заявление о том, что я с изнанки степняк только отмахнулся.

— Да в курсе я, почти сразу догадался, как Тит пришел. У нас в племени все знают историю человека с изнанки. Горные люди сказывали.

Так нас и застал Ваен, сидящих на полу среди старой посуды, заполненной землей и распевающих «Поле, русское поле».

После ужина Тишка был на редкость задумчивым, это настораживало. Я еще помню, чем заканчивались такие приступы сосредоточенности у Дашки, очередной опасной глупостью они заканчивались. Причем из самых лучших побуждений.

— Тии-иш, Тишенька, — от сиропной сладости в моем голосе можно было с ходу стать диабетиком, — скажи мне солнышко, что ты задумал?

Но ответил, как ни странно, Дораш.

— Он хочет лук побыстрее вырастить. Уж больно его заинтересовало, что ты там готовить собираешься из него, вама.

Тишка укоризненно посматривал на товарища, выглядело это умилительно, но за предупреждение я благодарна, да.

— Тиш, а ты можешь?

— Раньше думал что могу все, а теперь не знаю. — Раштит выглядел растерянным. — Ты уже когда-то пробовал, да? И не получилось?

Тишка страдал от чудовищной нехватки общения и при этом совсем не умел общаться, коммуникативных навыков ноль. Связного рассказа и ждать не стоило. Потихоньку, слово за слово, мы выяснили, что однажды, в неведомо далеком прошлом, люди ну уж очень досаждали ему своими просьбами о солнечной погоде, что-то про урожай говорили, жаловались, что поля залило. Ну боженённок и наподдал, чтоб отстали. И получилась масштабная такая парилка. Естественно, погибло все, вплоть до травы. В общем, бедствие, голодуха и мор. Потом была еще пара подобных ошибок и люди потихоньку стали забывать дорогу к солнечному богу.

Было видно, что солнцеликий наш тяготится этими воспоминаниями. Недаром, недаром в первые два дня я твердила ему:

— Спроси себя, а что потом, потом делай.

Все-таки, это не обычный избалованный пацан, в нем идет какая-то внутренняя работа. Ведь не пошел, исполненный лучшими намерениями и подчиняясь порыву, губить мой лук.

И возникал вопрос, что за олух оставил на хозяйстве необученного энтузиаста. — Тиш, а твои родители почему тебя…

— Они не успели.

— Погибли? — почему-то мы все так подумали и обменялись тревожными взглядами.

— Нет, заснули. Создали этот мир. потом нас и заснули, энергия вышла.

Бред сивой кобылы! И похмелье плешивого мерина! Четверка младших богов, или как там самоназвание этой расы энергетических вампиров, объединилась и создала мир. Создала и прилегла отдохнуть, оставив подобие себя в малой форме взращивать человечество и накапливать энергию. Холодная Сиштира, старшая из пары светоносных близнецов, горячего братца не любила, завидовала, она ведь только отражение, балансир или противовес, как угодно. Если есть жар, надлежало быть и холоду. Луна должна была уравновешивать солнце, но не делала этого, позволяя Раштиту творить одну глупость за другой. Яркий, взрывной Раштит постепенно утратил доверие людей и соответственно, подпитку. Закон сохранения энергии, везде закон, та молитвенная сила, которую выплескивали люди, распределялась между тремя остальными небожителями, так что никто не возражал. У них-то, земного Рушата и водного Гоха все получалось как надо. Даже ветреная Сиштира получала свою долю заслуженно, ибо отвечала не только за воздушное пространство, ей молились о здоровье. И вымаливали иногда. По крайней мере, моровых эпидемий, по утверждению Ваена и Сары не было очень давно.

Чертовски хотелось побиться головой о твердое, чтобы осела мысленная баломуть. Сквозь офигение пробился голос Тишки.

— Ты меня теперь бросишь, да?

— Сдурел? — первым желанием было отвесить затрещину этому непутевому боженёнку, за то, что такую гадость обо мне подумать посмел, вторым желанием было, как там, дома, Дашка говорила? Обнять и плакать.

Полагаю, зря Тишка нам об этом рассказал, очень зря, теперь каждый из нас четверых, и я, и Дораш, и Ваен, и даже Сара, обречен гореть на костре из собственных иллюзий.

— Я больше никому не скажу, — шелестело едва слышно у меня в голове, — мне плохо, когда вы такие.

Слов у Тишки явно не было, да уж, мы сейчас такие — удрученные и подавленные. Жалкие. И мне это не нравилось, в конце концов, это что первое разочарование, или второе? Сколько раз ты разочаровывалась, Нина? В людях, в родном государтве, в себе самой? Пережила тогда, переживешь и нынче. Раз мы теперь повязаны этим знанием, то обняться, пожалуй, хорошая идея. Стоило подумать, как нечто, сияющее золотыми кудрями, стиснуло, прижалось, засопело в висок. Ваен и Дораш подступили к нам смущенно и неуверенно, зато обнимали вполне чувствительно для моих ребер. Этот мир так и норовит погнуть мне кости.

— Все будет хорошо Тишка, завтра мы пойдем в ближайший храм.

— Зачем? Хочешь меня вернуть?

— На работу, милый на работу. Тебя не смущает, что ты немножко прогуливаешь? Выполнишь парочку молений для пробы и все. Это ведь возможно? Силы есть?