На полив огородик откликнулся бурным ростом. Эдак мне скоро еще грунт понадобится. Не собираются ли Дук и Бак снова за продуктами на равнину? Я бы присоединилась. И еды, и семян, и землицы бы припасла. Как же приятно строить планы, которые с уверенностью можешь воплотить. Вот приедет Кира…

А пока Тит наседал на меня, требуя и завтра идти в храм. Сегодня он подпитался как никогда прежде и жаждал закрепить успех.

— Тиш, ты же говорил, что везде меня слышишь. Вот и ступай с Дорашем, а если что-то проблемное будет, усыпляй клиента и связывайся со мной.

Дела на рынке делать надо. Их много. Помочь моим соратницам, пообщаться с братьями. И посмотреть, наконец, что подойдет для подарков семье Дораша. Но это завтра. Сегодня у меня важный ужин. Испытательный. Буду подавать капусту, которую исхитрилась заквасить тайком. А то на таком рационе и до цинги недалеко. Мясо да каша. Овощи — дорого, рыба — почти недоступна, солнца и того нет. Если моим понравится, надо ехать на равнину.

Понравилось. Умяли все, что было в жбанчике. Сначала недоверчиво принюхивались к содержимому миски, а оно мне, такой привередливой, казалось вполне симпатичным. Нарядная от морковки, пестреющая зеленью молодого лучка, поблескивающая глянцем орехового масла, хрусткая, капустка весьма удалась.

Ван удивленно расширил свои странные разноцветные глаза.

— Такого даже на дворцовых кухнях нет, — бормотал он, сглатывая кислинку.

— Вама, а можно мне такое в подарок для семьи? — Дораш не просил, договаривался, знал, что отказа не будет.

— Хорошая идея, выполнимая, а главное — полезная для здоровья. Тогда планы меняются, с утра забежим в храм, а потом, на рынок, нам предстоит большая закупка.

На сегодняшнее дежурство в храме было припасено вязание, ибо времени очень жаль. Только великому Рушату подношение занесу. Просто большой сэндвич, завернутый в тряпицу. Благодарила от сердца и словами и душевным порывом. Каюсь, на краю мысленного потока было сожаление, что великий не отведает той вкуснятины, которой я планирую наготовить с благословенного им урожая, чай не человек, а так хотелось похвастаться.

О, на лавке-то у моего солнцеликого подношение новое. Вчерашний кулек крупы от бабульки исчез, зато появился жизнерадостный яркий коврик. Что-то подобное я видела у давешней старушки, когда она заснула над своим рукоделием. Надо полагать, что опытная женщина все правильно оценила и с внуком теперь не так неплохо.

Через десяток связанных рядов придел вошла очень хорошо одетая женщина. Красивая такая, только лицо неприятно капризное. Надо же, совсем же молодая, а характер уже на морду вылез. Подношение на лавку выложила, мешочек орехов, да орехов в мешочке — только карман заполнить. Для такой справной горожанки скудноватенькое подношение, однако.

— Прошу светозарного даровать здоровье моей дорогой падчерице…

Дамочка все говорила и говорила, но мыслеобразы, которые транслировал Тишка настолько разнились с услышанным, что я скомандовала:

— Усыпляй!

Беременна. Единственное, что можно хорошего было сказать про эту падаль. Вторая жена зажиточного купца, она начала травить заневестившуюся падчерицу, как только узнала о своей беременности, потому что львиная доля имущества, наследие от первой жены, принадлежала именно девочке.

Постылого скаредного мужа еще как-то можно было терпеть и даже неплохо им манипулировать, но упустить из рук богатство красотка не хотела ни за что.

— Тиш, можешь определить, чем травят девочку? И от кого новый ребенок, от любовника? И как муж себя ведет, может, он жену мучает, а дочка его мачеху изводит?

Ответом был нервный смешок солнышка, который явно означал «нет» на все вопросы. Ну, хоть младенец законный.

Ваен, который нынче увязался с нами в последний момент, шипел, как кот, повстречавший собачью свору.

— Спалить паскуду в пепел, прости Нина, да жаль дитя нерожденное.

— Тит, а ты в будущее заглянуть можешь?

— Наверное, а зачем?

— Как зачем? — Дораш, не имея возможности выплеснуть гнев в движении, терзал свои волосы, — узнали бы, что случится и как!

— Тиш, хотя бы один вариант будущего, где у этой стервы получилось, как она хотела, посмотреть можешь?

— Гох и Рушат не советуют. Или хотя бы вам говорить не велят.

— Все плохо, — через минуту объявил Раштит.

Твое ж волшебное число «пи»! Ухватить бы суку за патлы, выволочь за завесу да в ноги мужу бросить. В темноватом приделе вдруг резко посветлело, полыхнула золотом скудная мозаика, от неожиданности дамочка распахнула молитвенно прикрытые очи. Это Тит показывал происходящее ее глазами. Я всеми фибрами ощущала восторженный ужас отравительницы. Интересно, эта энергия Титу в зачет пойдет? Из-за неуместного крохоборства чуть не упустила главное. Кажется, кое-кто принял мои кровожадные мечтания, как руководство к действию.

Бликующая солнечным золотом статуя мягко шагнула с постамента, плавно переместилась к посетительнице, прямо сквозь чепец ухватила за прическу и обернулась к нам, дескать, правильно? Глаза немного припекло и я сморгнула. Ну, вполне сойдет за согласие. И дальше по сценарию, мелькнувшему в моем воображении. Завеса распахнулась и все, кто был в зале увидели, как бронзово-золотой Раштит тащит волоком известную жителям нашей окраины женщину. За волосы. Традиционно для раннего утра в общем зале толпилось десятка два человек, которые как по команде обернулись на подвывание жертвы божественного неудовольствия. Можно понять их растерянность, едва ли эта завеса когда-либо распахивалась на полную.

— Только ребенку не повреди, только не повреди…

Судя по тому, как жмурились, отворачивались и заслоняли глаза присутствующие, было понятно, что и им досталось от огненного взора. Вот и хорошо, пусть за гнев примут, не надо им знать, что Раштит всегда так воздействует. А Тит подволок полуобморочную красотку к приятному такому мужчине, еще совсем не старому. И как невесомую подтянул прямо к сапогам супружника. Ох и будет же у нее скальп болеть!

— Жену сам накажешь, — послушно повторял за мной солнцеликий, — дитя твое, не сомневайся. Дочку приведешь завтра, и позови к ней целителя. Скажи — молочай.

Мужик, дернувшийся было поднять жену, медленно выпрямился, глянул в лицо явившемуся, невиданное дело, богу и как рухнет ничком. За ним посыпались остальные, кто ниц, кто просто на колени, но склонились все. Стоять остался только ребенок лет пяти. Парнишка пялился на чудо с такой яркой улыбкой, что Тит подхватил малышонка на руки, и явно подражая мне, чмокнул в нос. Детский смех слился с испуганным воплем его матери.

На рынок мы брели подавленными. И мне и Ваену, взрослым и бывалым, тошно от соприкосновения с такой неприкрытой подлостью, а уж что говорить про Тишку, у которого никак не получалось в себя прийти. В шоке мой боженёнок. Даже продолжительные обнимашки не помогли. А у меня, такой, блин, умной, не находилось слов, чтоб его приободрить. Зато у Дораша нашлись.

— Тишка, не все люди такие, вчера троим помогли, сегодня купца этого и дочку его выручили. Чего ты раскис-то.

— Боюсь. — Тит кутался в свой плащ, все выше поднимая плечи, словно пытался стать меньше. — Боюсь, что не угадаю и помогу, кому не надо. Почему быть человеком так трудно?

— Хороший вопрос, — Ваен приобнял божество, как обычного паренька, — но богом же быть не легче?

— Ага, — шмыгнул веснушчатый нос, — либо скучно до одури, либо страшно до того, что хочется, чтоб опять скучно.

— А чем вам человеческое не угодило, и по какому поводу, собственно траур? — Наконец-то я собрала мысли в кучку, — Мерзавку наказали, девочку от потравы, а отца ее от горя, спасли. Хорошо? Хорошо! С богоявлением, может, и перебор вышел, но и это на пользу. Люди узнали, что Солнцеликому не все равно. Вот скажи, Тиш, ты энергии получил?

— Угу, — боженёнок вдруг оживился. — Больше всего от того ребеночка.

Ну вот и повеселел, ну вот и славно. Но, осадочек, как говорится, остался. Вот тебе и урок Нина, хочешь богу угодить, радуйся искренне.