К утру стало холодно и неудобно. Эх, опять я во сне скинула одеяло и подушку на пол. Вот уйду на пенсию и налажу, наконец, сон. Все, давно пора встать, организм требует внимания к своим нуждам, сова я там или не сова. Не открывая глаз попыталась спустить ноги с кровати и отбила пятки. Боль вынудила окончательно проснуться и открыть глаза, взгляд уперся в подернутые пеплом, но еще яркие угли в зеве камина. Вдох-выдох, вдох-выдох.

Значит, не приснилось. Вчерашние события, сначала разрозненно, а потом уже более упорядочено всплывали в памяти. Вспомнила все, кроме одного. И почему я вчера радовалась этому злосчастному попаданству? Грязно, голодно, холодно, хочется пить и совсем не хочется разбираться со спящей за спиной амазонкой. Вспыхнуло неоправданное ничем раздражение, ведь если бы она не стянула с меня плащ, я бы не мерзла и еще спала, а не сидела на полу с задравшейся юбкой разглядывая странные штанишки, заправленные в грубые тканевые носки до колен. Этот удивительный предмет удерживался на ноге крест-накрест завязанными тесемочками. Из задворок памяти выплыло слово «опорки». Почему опорки? Это ведь обувь, кажется? А где моя обувь? Вчера так и не удосужилась посмотреть, скинула, укладываясь, и все.

А чего я ожидала? Какая обувка могла быть у служанки в таверне? Нормальные башмаки, крепкие, подошва из очень толстой кожи. Ну и что, что на галоши похожи? Вчера по брусчатке топала, и ничего, никаких неприятных ощущений. Бежала — не свалились. Отличные башмаки, других пока все равно нет. Вот с юбкой повезло меньше. Старенькая, серо-бурая, ужасная, но теплая. Жакет из той же ткани, а под жакетом расшитая странной символикой блуза, перехваченная, кожаным ремнем-полукорсетом. Так вот что мешает мне сидеть!

Моя возня разбудила Киру, она заворочалась, медленно просыпаясь, потом подхватилась сразу на ноги и заозиралась, с настороженной дичинкой в глазах.

— Доброе утро, девочка, — здороваясь, тоже поднялась и, не дожидаясь ответа, потребовала, — помоги-ка это снять, пожалуйста.

Ну не знаю я, где у этого кожаного бесполезного извращения застежка! Амазонка зашипела было «как ты смеешь», но быстро все вспомнила. Да и я не позабыла, что с ней надо вежливо, но твердо.

Корсет удерживался банальными крючками и шнуровкой. Непростая вещь: гладкая, совсем не затертая, узорчатая тисненая кожа, изнутри мягкий теплый подклад, а за подкладом что-то прощупывается. Кира быстро нашла потаенку. Несколько монет, затертое письмо и хитро сложенный длинный узкий лист плотной бумаги, украшенный печатями и вензелями, гласил, что подательница сего, Ниана Коррэш, вдова Арона Коррэша, двадцати шести лет от роду, долги своего покойного супруга выплатила и перед казной обязательств больше не имеет. Итак, моя предшественница — вдова.

Не знаю, повезло ли реципиентке, а мне — однозначно да. Затертое письмо было прощальным. Почивший супруг сообщал бедняжке — жене, что в надежде на обогащение нанялся магом сопровождения на большое судно. Уходит в море на заработки и просит его простить на случай, если он не вернется. Между датой на письме и датой на документе три года.

— Коррэши — старый род, — прошелестело сверху.

Ага, вот и наша бесплотная подружка объявилась. Мне казалось, что вчера, после подкормки синенькой энергией она была поплотнее, или это дневное освещение так влияет?

— Доброе утро, Сара. Что ты о них знаешь? — Очень актуальный вопрос, потому как столкнуться, тем более, объясняться с «родственничками» мне совсем не хотелось.

— Старый род, богатый на магов, но не слишком знатный. — Сара спустилась пониже, подчиняясь моему требовательному жесту, ну неудобно мне стоять задрав голову к потолку. Кажется, фамилия Корреш произвела на нее впечатление.

— Если муж Нианы был магом, то почему он был бедным? — Я, конечно, не знаю возможностей здешних магов, но мне почему-то казалось, что владение магией — это верный источник дохода, так, по крайней мере, это преподносилось в книжках про попаданцев.

— А почему ты говоришь о себе, как не о себе? — Сара впервые проявила иную, отличную от злобы, эмоцию, ей было любопытно.

— Ты же подслушивала вчера нас с Кирой, неужели не поняла? — Пока собирали топливо по ближайшим комнатам, я урывками рассказывала о себе, выполняя обещание.

— Не подслушивала, стану я слушать всякий бред! — призрачные одежды колыхнулись, сообщая о недовольстве хозяйки.

— Я из другого мира, Сара, и это не бред, а реальность. Кириарнисса мне верит.

— Бред! Это просто старые легенды о пришлых с изнанки мира, хотя врешь ты складно, — ну, не верит и не надо, зато говорить стала наша прозрачная дамочка куда осмысленней. И на контакт идет. Это вчерашнее кормление так повлияло или когнитивные функции восстанавливаются в ходе общения? Надо будет расспросить про эту «изнанку мира», но сейчас о насущном.

— Сара, покажи нам, пожалуйста, где в твоем замечательном доме можно умыться и сделать прочие важные утренние дела?

Казалось, что такой простой вопрос привел нашу фантомную хозяйку в ступор. Она замерла, всем своим видом демонстрируя непонимание. С чего бы?

А с того, что она забыла, пришла неожиданная догадка, она, бедняжка, забыла, что у живых есть потребности весьма утилитарного свойства.

— Сара, дружочек, там очень нужно в туалет, — господи, я разговариваю с ней, как с идиоткой! Нашла способ укрепить контакты, молодец, Нина! Наверное, «потребности» в голову стукнули.

— Ты сердишься, — заявило это воплощение гостеприимства, — мне так не нравится!

— Прости, дорогая, я сержусь на себя, потому что проявила нетерпение. Прости. Но нам действительно, срочно нужна туалетная комната.

Сара всплеснула кружевными рукавами в жесте, который читался, как «ну, конечно же, как я не сообразила», и поплыла в сторону выхода, да так резво, что нам с Кирой пришлось поднажать, чтобы не потерять ее из виду.

По пути я приметила некоторые изменения в обстановке, но обдумывать пока не получалось, мы добрались до светлой комнаты размером с мою квартиру. Спальня, на что недвусмысленно указывало наличие большого подиума, выполнявшего роль ложа. Комната была похожа на музейную экспозицию, красиво и безжизненно.

Кира, молчаливая моя, уже открывала дверь, на которую ей было указано. Ни за что бы сама не догадалась, даже если бы знала о ее существовании, настолько хорошо дверца была замаскирована. А за дверцей были вожделенные удобства. Даже ширма, прикрывающая стульчак от прямого взгляда, была цела. За нее и юркнула Кира, она-то лучше разбирается в местном комфорте. Зато я заметила вполне узнаваемую чашу для умывания, а из стены торчала не менее узнаваемая трубка водовода с рычажком открывания. Неужели водопровод? Неужели Сара смогла сохранить его в рабочем состоянии? Неужели мы сможем освежиться? Про полноценное мытье разговора нет, холодно, тем более, что ванны, корыта, бассейна, да любого предмета, позволяющего это сделать, не наблюдалось.

Есть вода! Есть! И не просто вода, а теплая вода! Я чувствовала себя настолько счастливой, что даже не дала себе труд задуматься об этом феномене. Умывание и возможность напиться привело и меня, и Киру в хорошее настроение.

— Вы радуетесь, — объявила хозяйка уверенно, — почему?

— Потому что нам нравится быть умытыми. Погоди, погоди, дорогая, ты чувствуешь наши эмоции? — Очевидно же, что да, но хотелось подтверждения, которое и последовало. У Сары были на диво выразительные жесты.

— Ты сильно радуешься, Кира радуется меньше. Она грустит.

Вот же ж, я балда! Совсем забыла, что девочка потеряла работу и считает, что у нее все плохо. Из-за разницы в росте заглянуть в лицо высоченной амазонке не составило труда, как она ни отворачивалась. В тёмно-синих глазах клубилась тоска.

— Кириарнисса, — я постаралась использовать интонацию, с которой выгоняла мужиков из курилки, — мне нужна теплая одежда. Предложения есть?

Мда, с требовательностью я, по ходу, переборщила, вона как бедняжка во фрунт вытянулась. Голосочек-то в этом теле, будь здоров, однако. Впредь надо бы попридержать. Ткнулась амазонке в кожаное плечо лбом, в молчаливой просьбе простить за невольную резкость, заглянула снизу в глаза, мол говори, я жду ответа и тихо порадовалась, что тревога из этих странных раскосых глаз ушла.

— Можно купить плащ, а можно сходить в таверну забрать ваш старый, ведь была же у вас одежда?

Вот это номер, с чего вдруг амазонка мне «выкает»? Неужели командный тон ее так пригнул? У девочки явные проблемы. Надо будет поговорить с ней.

— Кирочка, а ты думаешь, мои вещи из таверны можно выручить? Было бы здорово, денег больно жалко на покупку новых. — Уяснив конкретную цель, амазонка приободрилась, а я все еще стояла рядом, прижимая ее локоть к себе, дескать, вот смотри, какая я маленькая, чего ты испугалась?

— Сото, старый брыщ, конечно, отпираться будет, но попробовать можно.

Сото, это хозяин таверны? Тот, который выкинул несчастную служанку зимнюю ночь на верную гибель? В душе вспенился такой гнев, что бесплотная Сара отшатнулась, уловив мой настрой.

— Кира, я думаю, что Сото перед тобой очень виноват, очень! Тебе так не кажется?

— В глазах амазонки вспыхнуло понимание, по ярким губам зазмеилась улыбка, а рука поправила клинок. — Нет-нет, дорогая, убивать никого не надо, а вот стребовать виру за моральный ущерб, полагаю, будет правильно. И никто тебя не осудит, даже те, кто стоит над Сото, правда ведь? В кабаке наверняка много еды, вот пусть и поделится. Старый брыщ.

Не знаю, почему, но была убежденность, что то, на что я толкала не в меру послушную девочку правомерно, слово это старинное еще вспомнилось, вира и аналог в чужом языке нашелся. Очень интересно. Не знаю, что такое брыщ, но очень похоже на прыщ.

Сара величественно плыла впереди, указывая нам путь к выходу, а меня вдруг посетила тревога, которую не стоило подавлять, иначе гадкие домыслы просто меня сожгут. Амазонка уже собиралась шагнуть со ступеней, но я придержала.

— Кир, ты ведь не бросишь меня? Вернешься?

Кириарнисса сурово глянула сверху вниз, хлопнула по плечу, да так, что я присела, развернулась и потопала сажеными шагами к живой изгороди, в которой еще зиял узкий проход. Не знаю, что сделала Сара, но ветки раздвинулись, обнажая красивую широкую калитку.