В тот же день, к вечеру, не успел Эмиль войти в свой кабинет, как дежурный офицер сообщил ему, что его искал майор Николау из Архива Милиции; он просил, чтобы капитан Буня позвонил ему, как только придёт на работу. Эмиль вспомнил, что просил Николау найти ему досье всех людей, замешанных в «дело Беллы Кони». «Быстро работает наш майор», — улыбнулся Эмиль, набирая его номер. Телефон был занят. Майора «разрывали на части», как он обычно жаловался. Многие годы работая на одном и том же месте, он стал правой рукой тех, кто хотел поближе познакомиться с делами, казалось, уже канувшими в вечность. Благодаря своей исключительной памяти, долгой практике и особенно — редкостной страсти к своему делу, майор сам стал чем-то вроде ходячего архива.

Всегда готовый помочь своим сотрудникам — что доставляло ему подлинное удовольствие — Николау не просто добывал для них сухие данные. Он делал на полях многочисленные пометки, в которых наблюдательность переплеталась с иронией. И всё же у этого замечательного майора было своё слабое место: он постоянно ворчал, уверяя, что все его варварски эксплуатируют, не жалеют и пр. Это был небольшой реванш за те головоломные загадки, которые задавали ему эти «осквернители архивов», как он называл их, когда был сердит, или эти «заблудшие археологи», как он же называл их в шутку.

Видя, что по телефону его не найти, Эмиль решил спуститься в подвал, забитый архивными папками.

— Эка! Тебя только здесь не хватало! — проворчал, увидев его, Николау.

— Мне передали, что вы меня искали, — попробовал оправдаться Эмиль.

— Искал, как же… соскучился я о тебе! Может, я хотел поблагодарить тебя за то, что ты навязал мне эту обузу? Слыханное ли дело — разыскивать карточки, заведённые на типов, которые двадцать лет тому назад бражничали по бухарестским кабакам? Прекрасное занятие! Где я их найду? Или ты думаешь, что они ждали тебя все эти двести сорок месяцев, то есть семь тысяч триста дней, для того, чтобы ты за одну неделю пролил свет на это запутанное дело, обнаружив убийцу? Смотри, молодой человек, не зазнавайся! Конечно, после «дела Оленя» ты стал знаменитостью…

Эмиль покорно пережидал, пока пронесётся буря. Так и случилось. Майор вдруг резко изменил тон:

— Всё с той хорошенькой сотрудницей работаешь?

— Всё с ней, — ответил Эмиль, чуть краснея.

— Да, так о чём ты меня просил? Данные о «деле Беллы Кони?» Да, я помню, оно наделало тогда много шуму. Я здесь же работал. Много подозрений, много разговоров — и никаких результатов. Если бы расследование продолжали, что-нибудь непременно бы выплыло. Но тогда было столько событий! Выборы, голосуйте за Солнце, полицию начали реорганизовывать… И страсти, вызванные смертью танцовщицы постепенно улеглись, а папка с делом прибыла ко мне. Но зачем я тебе всё это говорю? Тебя, наверное, тогда ещё и на свете не было, уважаемый коллега…

Вдруг Николау резко прервал свою болтовню.

— А вы сами что думаете об этом деле? — поспешил Эмиль воспользоваться паузой.

В Главном управлении говорили, что этими «паузами» — казалось бы, случайными, — Николау пользовался специально для того, чтобы проверить реакцию собеседника.

— О каком деле? — спросил Николау так, словно только что свалился с неба.

Эмиль, прекрасно знавший его «игру», спокойно напомнил:

— О деле Беллы Кони.

— Ах, да, «дело Беллы Кони». Много воды утекло, много пыли осело… Я — ничего не думаю… Кто я такой? В конце-концов вы начнёте спрашивать моё мнение обо всех преступлениях, совершённых в городе за последние двести лет!

— Вы всё же считаете, что это было преступление? — насторожился Эмиль.

— Нет!.. Просто Бёлле Кони вдруг страшно захотелось умереть. Так что ты у меня просил? Ах, да, карточки… Хм… вот они… у меня здесь целая папка. Погляди, не пригодится ли тебе что-нибудь, — продолжал Николау, вручая Эмилю пожелтевшую папку. С «делом Оленя» ты справился, посмотрим теперь… Только не требуй от меня отпечатков пальцев на кофейной чашечке двадцатилетней давности, — пошутил он.

Но Эмиль твёрдо решил вытянуть из Николау всё, что можно. То, что он упомянул кофейную чашечку, доказывало, что он помнит некоторые детали, связанные со смертью танцовщицы.

— Значит… вы об этом случае ничего не помните? — как бы между прочим спросил Эмиль.

Это тоже был приём, изобретённый сотрудниками майора. Притворяясь, что понимают его и сочувствуют его огорчениям, они покорно проглатывали его мелкие придирки, а потом начинали задавать вопросы, окольным путём выведывая немало ценных данных, которые Николау выкладывал после некоторого сопротивления.

Это было небольшое удовлетворение, которое майор получал за огромную помощь, которую он оказывал своим сотрудникам. По правде говоря, Николау и сам знал их «игру» и с удовольствием шёл в ловушку. Поэтому, мрачно нахмурившись, он продолжал:

— Ничего не помню!

— Жаль… — сказал Эмиль, казалось бы, смиряясь. — А я хотел задать вам несколько вопросов.

— Задал бы двадцать лет тому назад! — взорвался Николау. И добавил иронически: — Ах, да, я и забыл, ты ведь тогда только что родился… Да, кстати, отчего ты занялся именно этим делом? Почему ты, чёрт возьми, не оставляешь мертвецов в покое? Убийце осталось всего несколько дней, и он сможет совсем успокоиться. Наверное… дней десять-пятнадцать… а ты хочешь отобрать у него этот единственный в своём роде шанс! — продолжал майор вполушутку-вполусерьез. И вдруг резко вернулся к вопросу Эмиля: — Что я об этом думаю? В газетах появилась гипотеза, что убийцей был один из пяти претендентов на постель танцовщицы. Извини за грубость, но дело обстояло именно так… Но, в конце концов, почему это не мог быть один из шести или семи, верно?

— Что вы знаете о следователе?

— Как же его звали… Погоди, дай вспомнить. Пауль Михэйляну… Что я знаю?.. Почти что ничего… Очень хороший следователь, великолепный! Его считали одним из лучших комиссаров полиции. Тонкая интуиция, богатое воображение и способность к глубоким выводам. Но на этом деле он сорвался! Или, может быть, был вынужден отказаться от него, когда узнал, что виновный — важное лицо. Недаром же он вскоре вышел в отставку… Не знаю, что он делает сейчас. Я его хорошо помню. Да, да, это был способный полицейский следователь. В то время я тоже работал с ним несколько месяцев… Он был довольно-таки известным, в печати часто говорили об его разоблачениях. Специальностью его были уголовные преступления. Кажется, уйдя из полиции, он работал в разных местах. В последний раз, когда я о нём слышал, он был чем-то вроде юрист-консультант на нефтеобрабатывающем комбинате в Брази… Ну, хватит! Нечего болтать, ты ведь у меня не один, — оборвал себя Николау.

— Ухожу! И… большое спасибо!

— Обрати внимание на то, что один из заподозренных умер. Может быть, как раз он-то и был убийцей! — крикнул ему вслед Николау.

«Да, только этого не хватало!» — думал Эмиль, поднимаясь по лестнице к себе в кабинет. И пожурил себя: — «Нет, это и в самом деле чересчур… с чего это я решил поймать убийцу через двадцать лет после совершения преступления, когда он, может быть, уже привык к мысли, что ускользнул от кары… Через двадцать лет… Как у Дюма…»

Продолжая раздумывать всё о том же, Эмиль вдруг поймал себя на мысли, что ему было бы очень жаль, если бы оказалось, что убийца умер и таким образом ускользнул от наказания. «Во всяком случае, нужно восстановить справедливость», — попытался он оправдать свой интерес к этому делу.

Вернувшись в свой кабинет, Эмиль сел за стол, немного ослабил узел галстука, к которому никак не мог привыкнуть, и решил до прихода Аны полистать полученные от Николау бумаги.

Из пяти человек, двадцать лет тому назад заподозренных в преступлении, живы были четверо:

1. Филип Косма, 62 года. Вдовец, дочь замужем за доктором. После 1948 года работал в государственном секторе, в сети общественного питания. Был простым официантом, затем, благодаря своему трудолюбию и опыту, стал директором — сначала в ресторанчике «Грэдиница», затем в «Чине» и наконец — в «Лидо». Два года назад вышел на пенсию. Несколько месяцев тому назад снял маленький ресторанчик на улице Штефан чел Маре и превратил его в прекрасное заведение, в чём сказался его талант хорошего хозяйственника. Благодаря репутации «аристократа» своего цеха, безупречному обслуживанию клиентов и слабости к людям искусства он привлёк в это скромное заведение несколько видных представителей бухарестской богемы. Во главе этой маленькой группы стоит Георге Негинэ, кинорежиссёр, украшающий заведение своей массивной фигурой и гайдуцкими усами; место «секретаря» занимает прозаик Стелиан Кроатул, он же Вульпашин. Девиз заведения: «Ура — и на вокзал!» — так как после его закрытия главарь, в сопровождении всей «банды», переходит в вокзальный ресторан, открытый до утра. Филип Косма любит болтать с этими посетителями, нередко откладывающими плату «до лучших дней», рассказывая им о Бухаресте прошлых времён. Следует запомнить одну его важную черту: всё время, пока он был материально ответственным лицом в государственных учреждениях общепита, его поведение было безупречным. На его карточке Николау сделал следующее замечание. «Кажется, смерть танцовщицы его очень взволновала. Любовь? Или что-то другое?»

2. Актёр Джордже Сырбу. 58 лет. Трижды разведён. Бездетный. Проживает на улице Брезояну. С 1948 года играет в Городском театре; считается одним из его лучших актёров. Преподаёт в Театральном институте, где ведёт класс. Хороший преподаватель, хороший актёр, выпестовавший целую плеяду молодых талантов. Прекрасный чтец, сам пишет стихи, часто выступает по телевидению. Хорошо зарабатывает.

Примечание Николау:

«О нём говорят многое. Например, что он бабник… (а сколько их, таких!..) Делает вид, что он не от мира сего, чтобы избавиться от повседневных забот. См. его книгу “За кулисами”. Всё же внимание! — человек странный. Но не больше того…»

3. Серджиу Орнару. Бывший капитан кавалерии, 65 лет. Женат, на пенсии. Живёт в домике на озере Снагов. В 1948 году ещё служил в армии. Участвовал в вооружённом восстании и проделал всю антигитлеровскую кампанию 1944–1945 гг. Впоследствии имел неприятности, был уволен из армии, а через три года взят снова, с восстановлением во всех правах. Сейчас занимается рыбной ловлей — это его хобби. Двое сыновей: один — доктор в городе Питешть, второй — инженер в Брашове.

Примечание Николау:

«Честный человек. Любил женщин, вино и стихи. Товарищи по полку называли его “лирическим наездником”. Затем, подчёркнуто: Был жестокий ревнивец и такой “лирик”, что… мог убить Беллу Кони…»

4. Бывший депутат Джелу Ионеску. 58 лет. Женат, одна замужняя дочь, актриса провинциального театра. Несколько лет находился под арестом за нелегальное хранение золота. В настоящее время адвокат в одной из коллегий Бухареста.

Примечание Николау:

«Хороший адвокат, но не слишком честный. Не думаю, что имел смелость совершить преступление… Впрочем, кто знает?..»

5. «Ускользнувший», Оресте Пападат. Умер несколько лет тому назад; бывший крупный богач, владелец земли и доходных домов. На полях его досье Николау отметил: «Жена Пападата ещё жива и проживает на площади Росетти, в здании бывшей гостиницы “Флорида”, теперь — студенческого общежития. Это здание было собственностью Пападата и после национализации ему оставили две комнаты, в которых он жил с женой. Сын и дочь уехали в Грецию осенью 1948 года».

Среди бумаг Эмиль обнаружил небольшую написанную красным карандашом записку: «Внимание: женщины! Не забывай — они мстительны!»

Это замечание несколько сбило его с толку. Николау просто шутил или записка имела определённый смысл? По правде говоря, отнюдь не исключено, что жена одного из друзей Беллы Кони… «Но ведь в таком случае число подозреваемых сразу же удваивается! Ну и путаница!..» — вздохнул Эмиль. И его вдруг охватило страстное желание бросить всё и заснуть до того самого дня, когда истечёт давностный срок, и он сможет сообщить об этом по начальству…

Но Николау давал ещё несколько сведений — о главных свидетелях:

1. Ирина Добреску, в замужестве Нягу. В год смерти танцовщицы ей было 25 лет. Бывшая камеристка актрисы. В настоящее время живёт на улице Десяти столов, возле Пожарной каланчи. Трое детей. До 1955 года работала на текстильной фабрике, затем вышла на пенсию по болезни. Муж — мастер-осветитель в театре Джулешть, довольно хорошо зарабатывает.

Примечание Николау:

«Показания бывшей камеристки довольно-таки сомнительны… Внимание!..»

2. Елена Фаркаш. В момент смерти танцовщицы — 38 лет. Бывшая костюмерша в театре «Альхамбра», в настоящее время — мастерица по изготовлению париков в Национальном театре. Замужем, четверо детей. Старшему больше 30 лет. Она живёт на улице Глинки, в квартале Флоряска. Частным образом изготовляет вместе с дочерью парики и очень хорошо зарабатывает.

«Внимание! Елена Фаркаш ненавидела Кони!».

3. Василе Нягу, муж Ирины Добреску. Бывший электрик в театре «Альхамбра». Обвинялся в краже, впоследствии обвинение было снято. Из уборной танцовщицы исчезли драгоценности. Среди других, Белла Кони подозревала и Нягу.

Примечание Николау:

«Василе Нягу + Ирина Добреску (камеристка, которая станет его женой) + исчезновение драгоценностей = проверить… подумать…»

Наконец, на отдельном листочке — несколько сведений о дочери танцовщицы. После смерти Беллы Дойна Коман жила у женщины, которую считала своей матерью и к которой относилась, как дочь. В день драматического события Дойне едва исполнилось два года. Имя женщины, которая вырастила Дойну, Николау выписал заглавными, буквами: ФЛОРИКА АИОАНЕЙ. «Почему бы это? Какой особый смысл таило в себе это имя, написанное иначе, чем другие?» Эмиль глядел на записку, как на шифрованный документ: он знал, как серьёзно относились его коллеги к заметкам майора Николау, на первый взгляд вполне безобидным — казалось бы, случайным размышлениям или простым капризам.

Эмиль позвонил в буфет и заказал две чашечки крепкого кофе. И вовремя: не успел он повесить трубку, как в кабинет вошла Ана.

— Отдохнула? — спросил Эмиль.

— Не слишком. Я ведь занята: ищу преступника, — ответила девушка садясь на стул.

— И нашла?

— Да! Это один из пятерых, — уверенно ответила Ана.

— Или из десятерых, — возразил Эмиль.

— Откуда же ещё пятеро? — удивилась Ана.

— Мстительные жёны пятерых поклонников, — усмехнулся Эмиль, вспомнив пометки Николау.

— Да! Ты прав. А я об этом и не подумала! — вздохнула Ана.

— Представь себе жену, которая, заметив, что отношения её мужа с танцовщицей угрожают её семейному очагу, решилась убить соперницу.

— Женщины обычно используют яд. Это более утончённо.

— Особенно если не умеешь стрелять, — вставил Эмиль.

Между тем принесли кофе.

— Значит, принимаемся за работу! — предложила Ана. — Начнём с тщательного изучения дела.

— У меня другое предложение, — возразил Эмиль. — Прежде чем читать дело, нужно познакомиться с главными героями, так или иначе связанными с событием. Другими словами — начнём расследование заново, соберём новые данные, сравним их с данными досье и сделаем выводы.

— Но эти люди, скорее всего, просто-напросто не впустят нас в дом, считая, что мы гоняемся за привидениями. Да и кто ещё что-нибудь помнит по прошествии двух десятилетий?

— Напротив, я думаю, что в головах наших героев через столько лет сохранились лишь самые важные подробности. К тому же, именно за давностью событий никто из них больше не будет уклоняться от ответов и что-нибудь скрывать.

— Никто, кроме убийцы.

— Конечно, — согласился Эмиль. — И всё же люди, кое-что знавшие, молчали тогда, не желая впутывать свои имена в скандальную шумиху, поднятую печатью. Теперь, когда о деле забыли, а их воспоминания прояснились, для сдержанности больше нет оснований.

— Может быть, ты и прав… С чего мы начнём?

— Пойдём по тому же пути, по которому шёл и первый следователь. Начнём с показаний Ирины Нягу, урождённой Добреску. Она живёт возле Пожарной каланчи.

— А почему не начать с самого следователя? — спросила Ана.

— То, что он думал двадцать лет тому назад, я знаю из досье, а о сегодняшнем мнении я спрошу его под конец, чтобы не подпасть под его влияние.

— Будем пить кофе или сразу отправимся?

— Выпьем кофе, — галантно предложил Эмиль. — А ты, между тем, посмотри фотографии камеристки, — добавил он, вынимая из досье фотокарточку, с которой смотрела молодая девушка с тонкими чертами лица.

Ана медленно потягивала кофе, разглядывая фотографию. Правда, она уже видела снимки бывшей камеристки в газетах. И те и другие говорили о том, что Ирине нравилось позировать — и в прямом и в переносном смысле этого слова. Переняв обычаи того мира, в котором она жила, она тоже стала играть — и не без успеха.

Ана вспомнила, что одна из газет того времени поместила целых три фотографии Ирины Добреску в трёх разных, хорошо обдуманных позах. На одной из них — камеристка, обнаружившая труп, на второй — она же, в отчаянии плачущая над хозяйкой, а на последней — улыбающаяся репортёру.

— Николау предлагает обратить на неё особое внимание, — сказал Эмиль.

— Почему? — удивилась Ана.

— Не знаю… Кража или что-то в этом роде, в которую она была замешана вместе с её теперешним мужем.

— Прекрасно! Разберёмся на месте, — решила Ана, поднимаясь.

Они вышли из кабинета и, поймав такси, прибыли по назначению.