Манюськин прочел на столбе объявление: "Пропала собачка, белая, маленькая, мордочка остренькая, ушки стоят, хвост колечком. Сообщившего место нахождение ждет вознаграждение!" В угоду рифме составитель пошел на некоторые грамматические издержки. Равнодушным послание не оставляло. "Уж, не про моего ли добермана речь? - обеспокоено подумал Манюськин про своего кота. - Я его тоже нашел, можно сказать, на помойке. Правда, считай, уже год как прошел... Ну и что? Ведь и объявление, по всему видно, несвежее... Эх, горе-то, какое!.. Не отдам... и все!" - сгоряча решил Манюськин.

То, что манюськинский кот напоминал собаку, было бесспорно. Куда бы Манюськин не прятал от него еду, кот, тщательно обнюхивая каждый ушной закоулок, всегда ее находил. "Правда, хвост у моего не совсем... как бы это поточнее выразиться... "колечком"... Только когда спит, свернется клубком..." - продолжали мучить сомнения Манюськина. Кот любил точить когти о стены, вызывая жуткий рев и законное негодование Иван Иваныча. Манюськин этой привычке котика не препятствовал, памятуя, как Иван Иваныч пытался с ним бороться, затыкая ухо ватой.

Дома Манюськин долго и горестно смотрел на ничего не подозревающего добермана, тщательно вылизывавшего свою шерстку. "Чистоплотный... скотина... - подумал уважительно Манюськин. - Ладно, зайдем, будто бы прогуливались, ну и заскочили, мол, узнать, нашелся ли песик... А если признают? Тогда что?! Что ж, пусть сам выбирает, с кем ему жить. Надо уважать права животного на самоопределение! Ничего не поделаешь!" – постановил он. Сделал из бельевой веревки ошейник с поводком и потащил своего упирающегося меньшого брата по указанному адресу. Их встретила крупная женщина бальзаковского возраста.

- Мы, видите ли, шли мимо, ну и заглянули... м-м-м... на огонек, тьфу черт! Что это я такое говорю! Мы по объяв... - не успел закончить Манюськин.

- Мой! - закричала дама так, что слегка задрожали стены. Схватила кота и с силой прижала к пышной груди. Тот стал мяукать, вырываться и царапаться.

"Не признал!" - констатировал с торжеством Манюськин.

- Позвольте, уважаемая! Мы, собственно, зашли узнать, не нашелся ли ваш... э-э... пуделек? Как его, пардон, кстати величали?

- Пампусик! Пампос де Кавельярди! Сейчас, сейчас я вас отблагодарю! - в сильнейшей экзальтации произнесла женщина.

- А к каковской породе принадлежал ваш... м-м-м... Пампусик? - допытывался Манюськин.

- Какой же вы, право, непонятливый! К кавельярдской, разумеется! - нетерпеливо пояснила дама, на мгновение отпустила кота, достала из декольте пухлую пачку долларов и отсчитала несколько бумажек. - Держите, любезный! Пятьсот баксиков, держите!

Кот в испуге жался к манюськинским ногам.

- Извините! - отодвинул Манюськин протянутую руку. - Здесь какое-то недоразумение! Мой-то ведь - чистокровный доберман! Извините-с, мы пойдем! Нам некогда!

Подхватив кота, он стал пятиться к выходу. Открыл спиной дверь и бросился вниз по лестнице.

- Подождите! Куда же вы?! Конечно, этого мало! Я дам больше! Я дам, сколько надо! - донесся до него отчаянный вопль.

"Знаю я таких бабенок! Пропала! Хвост колечком! Небось, затискала бедное животное до смерти! Вот и вся ихняя любовь! - попытался заглушить уже на улице Манюськин невесть откуда возникшую жалость. - Ведь для них животное - лишь игрушка!"