В комнате было холодно. Не топили. И Евгению Павловичу не хотелось вылезать из своей норы. Сверху на одеяло были набросаны старое пальто, куртка, свитер и даже несколько рубашек. Он вспомнил, что ему приснился суд. И при словах какого-то клерка: "Встать! Суд идет!" - он подскочил и ударился головой. Вздохнул и нехотя выполз из-под вороха одежды. Пробежался по комнате, размахивая руками и пытаясь согреться. "Надо доставать печурку... - подумал Евгений Павлович. - Настоящие морозы настанут, и можно будет околеть... Топить придется паркетом... как в восемнадцатом…" Попрыгав для бодрости на одной ноге, натянул на себя брюки, потом свитер. Прошел в ванную. Повернул кран, успел поймать несколько капель холодной воды и смочил ими глаза. В трубе тихо и как-то по-доброму заурчало. Евгений Павлович достал из-под подушки бульдог и сунул его под ремень. Наволочка была уже изрядно несвежей. Подошел к зеркалу, потрогал седоватую щетину. "Опускаюсь... - подумалось ему. - Если вечером дадут свет, надо будет побриться... Или же набрать где-нибудь воды... Кажется, еще осталось одно лезвие..."
Он обмотал шею шарфом, надел куртку и побежал вниз по лестнице. "С такой мордой могут не пустить..." - подумал озабоченно. Была среда, и в Доме политпросвещения для ветеранов партии давали бесплатные обеды. Он шел вприпрыжку по бульвару. Ветер гнал опавшие листья. Ноги приятно отталкивались от плотно утрамбованной рыже-коричневой земли. Рыжину ей придавал десятилетиями втаптываемый битый кирпич. Чтобы не размокало и не было сильной грязи. Показалась площадь и светлое здание политпросвещения. Евгению Павловичу нравился этот дом. Символ ушедшей эпохи. По мысли создателей своей мощью, белым мрамором, большими окнами он должен был внушать благоговейное чувство уважения и трепета к политическому просвещению. Это был памятник самому себе. "Любопытно и страшно наблюдать таких уродов!" - подумал Евгений Павлович. На самом деле ничего страшного в нем не было, но думать так было приятно. Евгений Павлович уже не в первый раз протыривался туда, хотя по возрасту явно не подходил под категорию льготных едоков. Но главное, было войти. Потому что на раздаче работала Наташка, та самая малолетняя шлюшка, которую Евгений Павлович отпустил восвояси, когда работал по наведению общественного порядка. "За добрые дела воздается во все времена", - пришла ему на ум сомнительная мысль. Уже у самого входа он взял под руку какого-то дряхлого старика в серой каракулевой шапке-пирожке и вместе с ним прошел через заградительный кордон.
Старики и старушки оживленно толкались в длинной очереди, обсуждая меню и достоинства блюд. Вспоминали прошлые среды, сравнивали. Мнения расходились. Люди делились по степени оптимизма. На раздаче надо было снова предъявить документ. Наташка подмигнула Евгению Павловичу и налила от души щей. На второе была недурно пахнущая каша.
- На сливочном? - поинтересовался, скрывая улыбку.
- А как же! - не без ехидства ответила Наташка.
Нельзя было показывать, что они знают друг друга. У Наташки могли бы быть неприятности. "А вообще-то вряд ли, - предположил Евгений Павлович. - Пройдошливая девчонка... Наверняка спит с каким-нибудь местным начальством..."
Он с удовольствием отобедал и даже слегка опьянел, так как давненько уже сытно не ел. Демонстративно облизал ложку и сильно шмякнул ей по тарелке. B этот момент к нему неторопливо подошел ветеран.
- Не помешаю? - спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил: - А я-то вас сразу признал! Еще в очереди! Думаю, какой же вы ветеран?! Но вспомнил, как вы их тогда! И молчок! А обед неплохой сегодня. Можно сказать, просто шикарный!
- Да, славный, - вяло отозвался Евгений Павлович. - Спасибо! Вы нас тогда выручили! Редкость, чтоб с первого раза и точно в голову!
- Ну, это у меня от покойного родителя. А тому досталось от его родителя! У нас все в роду с первого раза и без промаха точно в голову! Ну, неужели терпеть?! Ведь шпана как распоясалась?! Сладу нет! А вам бы надо было еще разок из-за бака гранатой!
- Не было больше под рукой, - объяснил Евгений Павлович.
- Надо, чтоб было! А то случись что, и можно запросто сгореть по глупости! Соседка, правда, тогда сильно ругала за горшок. Это же ее цвет-то был! Но главное - это зрение! Кто первый заприметит, тот и верх возьмет! И следователь тогда тоже удивился, - с удовольствием вспомнил старик. - У меня и зубы все свои! Вон! - Он оскалился и несильно ими пощелкал, видимо, берег. - Только двух не хватает и то по глупости!
- Феноменально! - искренне восхитился Евгений Павлович.
- И чего следователь к вам привязался?! Я все думал, думал. Ну, никак до меня не доходит! Я ему так прямо и выложил! А он мне говорит: самая высшая сила, отец, это правда! А самая высшая правда - это закон! Я долго после этого ломал голову и пришел к выводу, - тут он сильно понизил голос, - что скоро нам всем придется перейти на нелегальное положение, - обвел рукой обедающую публику. - А вы я вижу уже?
Евгений Павлович уклончиво покачал головой и слегка помычал, подумав: "Не без твоей помощи, старый осел!"
- Мне-то просто, - не унимался старик. - Я значок, - он показал на лацкан пиджака, - переколю на обратную сторону и порядок!
- Ну, вам-то нечего бояться! - успокоил его Евгений Павлович.
- Кто знает! - старик хитро улыбнулся. - Можете не беспокоиться. Я - молчок!
- Я в вас не сомневаюсь! - ответил Евгений Павлович.
Ветеран с достоинством удалился. К Евгению Павловичу подошла Наташка, поставила на стол соль и, еле шевеля губами, произнесла:
- Подожди на заднем дворе!
Он вышел, обогнул здание. Во дворе сидели на корточках какие-то серые оборвыши и жгли газеты. Хотели согреться. Но тепла от бумаги не было. Вскоре появилась Наташка. Она вытащила пачку американских сигарет. Протянула Евгению Павловичу:
- Винстон!
- Все шикуешь! - сказал он, вытягивая сигарету. - И выглядишь отменно!
- Да, брось ты! - отмахнулась довольная Наташка. – А сигареты Илья прислал!
- Илья? - изумился Евгений Павлович.
- Да, Илья! А чего ты удивляешься? Мы с ним до отъезда встречались. Вот и сейчас в гости приглашает, - небрежно заметила она.
"Ну и ну! Кто бы мог предположить..." - подумал он, а вслух произнес:
- Мне вот не посылает!
- И тебе бы прислал, но он адреса твоего не знает. Слушай! Чуть не забыла! Любка-то ждет ребенка! От Вальки!
- Не понял!
- Ну, тогда! Ну, чего непонятного-то! Это же Валька тебе тогда камнем закатал! Вспомнил?
- Если б раньше узнал, из-под земли бы достал твоего Вальку! - с наигранной угрозой произнес Евгений Павлович.
- Он не мой… Даже шрам стал еле заметный, - Наташка коснулась его лба и гордо добавила: - Обещал жениться!
- Дура твоя Любка! А Валька - подонок и щенок! - осуждающе сказал Евгений Павлович. - И когда только у вас ума прибавится? Видимо, никогда!
- Да ладно тебе! Опять воспитывать начал!
Вспомнив, что съел по Наташкиной милости обед и курит ее сигареты, восхищенно произнес:
- А выглядишь ты, конечно, великолепно! Что есть, то есть!
Наташка порозовела от удовольствия.
- Ты тоже неплохо, - сказала она, замявшись. - Хотя что-то слегка... полинял. Ну, ладно, побегу! Заходи!
Она сунула ему в карман пачку сигарет и побежала.
- Эй! - крикнул ей вдогонку Евгений Павлович. - Забери! Ты что?!
Но Наташка, обернувшись, только махнула на прощание рукой.
Евгений Павлович, не торопясь, тихонько мурлыкая себе что-то под нос, шел по Цветному бульвару. Справа среди домов затерялся тот самый, где он родился. А точнее, куда прибыл после рождения. Но никаких сентиментальных воспоминаний это в нем не вызвало. Витрины магазинов зияли темными провалами. Прохожих почти не было. Евгений Павлович, регистрировал происходящее вокруг, стремясь запомнить каждую мелочь, а также отдельные нюансы своего восприятия и возникающего при этом настроения. Дойдя до конца бульвара, он свернул направо и пошел вверх по Садовой. В кинотеатр "Форум", который почему-то был открыт, бочком, стараясь не привлекать к себе внимания, протискивались отдельные личности. Евгений Павлович зашел внутрь. Крутили американские фильмы. Билеты стоили фантастически дорого. Контролерша в короткой безрукавке, отороченной кроличьим мехом, внимательно проверяла билеты. Пропустив очередного зрителя, она пристально всмотрелась в Евгения Павловича. Приветливо заулыбалась. Это была соседка по балкону. Еще когда он жил на старой квартире вместе с родителями. Она, тогда еще сравнительно молодая женщина, работала на стадионе, и Евгений Павлович, будучи студентом, иногда пользовался этим знакомством.
- Сколько лет, сколько зим! – воскликнул он с деланным энтузиазмом. - Вы нисколько не изменились! По-прежнему, как огурчик и на боевом посту!
- Да, да… Я тебя сразу признала, сразу! Сколько воды утекло! Мой-то Павел Сергеевич уже пять лет, как помер!
- Да что вы! А такой крепкий был мужчина!
- А я в музее билеты проверяла, потом в театре работала, пока не закрыли, а теперь вот здесь! – и, переходя на шепот, добавила: - Платят неплохо, фирмачи доплачивают! Иногда даже сгущенку дают! Сгущенка - это вещь!
- Да, сгущенка - это вещь, - подтвердил Евгений Павлович и, потрогав ребристую рукоятку револьвера, добавил: - Но и бульдожка - тоже вещь!
- Бульдожка? - переспросила бывшая соседка и, помолчав, рассудительно произнесла: - Собаку сейчас не прокормить! Сами еле живы!
- Это, конечно, верно, - согласился Евгений Павлович.
Eмy захотелось немного погреться у чужой мудрости и услышать что-нибудь еще такое же основательное. Поэтому он спросил:
- Как вы думаете, возможна ли реставрация монархии? Причем самодержец, чтобы непременно был членом КПСС?
- Да так оно и было все время! Что-то я не поняла!
- Нет! По-настоящему, со званием. Самодержец всея Руси!
- Какая ерунда! - отреагировала старуха. - Это кто же, аппаратчики мечтают?
- Может и они! Но я слышал от ветеранов на дармовом обеде, - ответил он.
- Просто рехнулись с голодухи! - объяснила бывшая соседка. - Ты проходи, садись на свободное место! - предложила она.
- Да я вроде не собирался, - замялся в нерешительности Евгений Павлович.
- Проходи, проходи! А потом подойди, поговорим, вспомним. Только обязательно подойди, не забудь!
В зале был полумрак и немного народа. Евгений Павлович сначала хотел пройти и сесть в первом ряду. Там можно было бы сползти немного с сидения и смотреть, полулежа, свободно вытянув в пустующее впереди пространство ноги. А к тому, что чрезмерно близко экран, можно было бы быстро привыкнуть. Но глаза все же стоило поберечь, и он занял место в середине зала. Вскоре свет совсем погас. Начался фильм, боевик. Когда-то в незапамятные времена, лет эдак тридцать назад, Евгений Павлович, еще учась в школе, также смотрел в "Форуме" американский фильм. "Великолепная семерка". Первый боевик, проникший после начала оттепели. Очередь в кассу тогда была фантастической длины. Все были в радостно-приподнятом настроении в ожидании зрелища и обмануты не были. Сейчас тоже был неплохой боевик, но радостного возбуждения не было. "Может, стоит осмотреть из первого ряда?" - подумал он. Но пересаживаться было лень. Вдруг какой-то шорох, встревоженный шепоток пронесся по залу. Кто-то промчался шумно по проходу к дверям и сразу же назад.
- Кинотеатр окружен... - вздохнули негромко сзади.
Евгений Павлович, было, рванулся с места. Но неожиданно надвинулось ощущение неотвратимости конца. Усталость и полное равнодушие охватили его. Он вынул бульдог, тихо положил его на пол и оттолкнул ногой. Устроился поудобнее в кресле и откинул назад голову. Со щемящей жалостью к себе он вспомнил своих друзей, которые успели унести ноги. Картинки прошлого вяло скользили, не задевая и сменяя друг друга... Пруд, сильно заросший осокой. Две девушки раздеваются на берегу. Он еще мал, они не для него. Пиявка присосалась к плечу!.. Евгений Павлович приоткрыл глаза. Мелькали последние кадры. Главный герой уходил от погони. Ловко постреливая, он вскочил на подножку уходящего поезда. Евгений Павлович сполз с кресла в проход, стал судорожно шарить вокруг руками, ладони собирали грязь. Наконец рука нащупала револьвер. В зале вовсю расцветала паника. Кто-то всполошено громко закричал. Евгений Павлович полз по-пластунски по проходу. Вот-вот должны были дать свет. В его распоряжении еще оставалось несколько секунд.