Портрет Иегуди Менухина, написанный Александром Штейнбергом

Письмо, полученное авторами от великого музыканта

…Музыкант осторожно открыл тяжелый черный футляр, в глубине которого лежала, тускло отсвечивая полированной поверхностью, скрипка. Он прижал ее к плечу, коснулся щекой и провел смычком по струнам. Казалось, инструмент лишь ждал этого мгновения. Скрипка ответила глубоким насыщенным звуком.

Сколько прекрасной музыки она таила в себе, как отвечала на каждое движение Музыканта!

Потрясенный зал внимал каждому звуку виртуоза. Скрипка и Музыкант. Они обрели друг друга. Зал стоя аплодировал ему, десятилетнему. Каждый запомнил его имя – Иегуди Менухин.

* * *

Воистину, рождение Гения – всегда загадка. Кто мог представить, что у Моше Менухина, чьи деды и прадеды рождались и умирали в Гомеле, родится сын, который станет мировой знаменитостью и прославит его фамилию? Но так было суждено, что Моше встретил в Тель-Авиве, куда он эмигрировал вместе с родителями, красавицу Марусю Шер. Молодые люди полюбили друг друга, однако обстоятельства разлучили их, и они снова встретились спустя некоторое время в Нью-Йорке.

Оба были евреями, оба родились в России, однако Моше происходил из ортодоксальной семьи, его отец был раввином, а Маруся родилась в Крыму, в семье караимов. Она страстно любила крымские степи, широкие морские пляжи, своеобразную кухню, к которой была приучена с детства. В семье часто говорили между собой по-татарски. Встретившись в Нью-Йорке, молодые люди решили не расставаться. Начинать жизнь всегда трудно, особенно когда неоткуда ждать поддержки или помощи, но вдвоем все трудности кажутся вполовину меньше, и молодые решили пожениться. Марусе было двадцать, Моше – двадцать три. Когда на свет появился их первенец Иегуди, это несколько осложнило жизнь молодой четы, поскольку появилась потребность в дополнительном заработке, и Моше отправился на поиски работы. Таким образом, семья оказалась в Нью-Джерси, а затем в Калифорнии. «Мне было четыре года, когда родилась сестра Хепшиба, и пять с половиной, когда наша семья окончательно сформировалась с рождением второй сестры, которой дали имя Ялта», – написал в своей автобиографической книге «Неоконченное путешествие» Иегуди Менухин. Имя «Хепшиба» в переводе с иврита означает «Желанная» – такой она и была для всей семьи, очаровательная, талантливая пианистка, Хепшиба стала настоящим другом для Иегуди. Вторую сестру назвали Ялта в память о городе, недалеко от которого была рождена мать Иегуди.

Дети были очень красивы и составляли прелестное трио, привлекающее внимание всех, кто их видел. Мать и отец Иегуди преподавали иврит, давали частные уроки. А отец, кроме того, готовил детей к Бар и Бат Мицве.

Каждое воскресенье родители водили детей в Музыкальный театр на дневные представления, и Менухин вспоминает, как он впервые услышал сольное выступление известного тогда скрипача Луи Персингера. «Скрипка поразила меня своим теплым, почти человеческим голосом. Именно «голосом». Мне казалось, что она пела, разговаривала со мной. Меня это потрясло до такой степени, что я стал просить родителей подарить мне «живую» скрипку на мой день рождения». Мальчик не знал, что настоящая скрипка стоит больших денег, и молодые родители не могли позволить себе роскошь купить настоящую скрипку ребенку – ведь это могло оказаться просто детским капризом. Поэтому они купили мальчику детскую игрушечную скрипку. «Никогда не забуду горькое чувство разочарования, которое постигло меня, когда я взял в руки долгожданную скрипку, – рассказывает Иегуди Менухин, – она оказалась сделанной из металла, с металлическими струнами. Она была холодной, когда я прикасался к ней, ее звук был чужим. Это было первое разочарование, постигшее меня в детском возрасте».

Несмотря на первый грустный опыт, мечта о скрипке не покинула мальчика, и, наконец, свершилось долгожданное: бабушка с дедушкой прислали деньги, предназначенные на покупку скрипки внуку. Теплым сентябрьским днем Моше Менухин взял сына за руку, повел его к учителю музыки. Педагога никто не выбирал – просто увидели первое попавшееся объявление и пошли по адресу. Учитель оказался несколько странным на вид человеком: неряшливо одетый, насквозь прокуренный, он часто бывал под хмельком. О том, что такое обучение на скрипке, он имел весьма смутное представление, зато восполнял недостаток знаний громкими криками, пугавшими соседей и учеников. Однако у него было большое число знакомых музыкантов, и, увидев, что мальчик делает успехи, он решил показать Иегуди своим друзьям. Так началась настоящая школа игры на скрипке – учителем будущего музыканта стал замечательный скрипач Луи Персингер. Ученик знаменитого Эжени Исайя, первая скрипка Берлинской филармонии, Персингер был в восторге от своего маленького ученика. Сначала он занимался с ним два раза в неделю, затем постепенно увеличивал количество уроков, усложняя репертуар. Вскоре строгий педагог сказал, что юный музыкант готов для публичных выступлений. Концерт следовал за концертом – успех превосходил все ожидания. Поражала трудоспособность Иегуди – он играл по пять-шесть часов в день, не уставая, делая феноменальные успехи. Ему исполнилось девять лет, когда на семейном совете, а Луи Персингер к тому времени был очень близок к семье Менухиных, было решено отправиться в Европу с гастрольными выступлениями.

 

ПЕРВЫЕ ГАСТРОЛИ

Целью поездки в Европу было не только удивить Францию маленьким музыкантом, но также познакомиться с великими скрипачами Исайя и Энеску, которые в то время жили в Париже.

Поздней осенью 1926 года семья из пяти человек – трое детей и двое взрослых, с пятью чемоданами, погрузились на пароход, идущий из Сан-Франциско в Гавр. Оттуда – в Париж. Дорога, что и говорить, была нелегкой. Однако их поддерживало согласие великого Исайя послушать Иегуди, дать ему несколько уроков.

Париж встретил прибывших солнечным утром, красотой осени, каштанами на бульварах. Дом Эжени Исайя находился в живописной местности, дверь открыла миловидная молодая женщина, пригласила войти: «Вас ждут». В большом удобном кресле сидел величавый старик, игравший перед королевой Англии, чью игру мечтали услышать многие почитатели его таланта. На столике у его кресла лежала скрипка Гварнери. Он протянул ее Иегуди. «Сыграй мне что-нибудь, мой мальчик». Иегуди играл более часа, а когда он закончил, Исайя обнял маленького музыканта: «Ты доставил мне огромное удовольствие. Спасибо тебе».

«Эта встреча осталась в моей памяти на всю жизнь, – пишет Менухин, – я был благодарен старому музыканту за его добрые слова».

Следующая встреча была не менее знаменательной. Тем более что никакой предварительной договоренности не существовало, и отец сказал Иегуди: «Теперь, после встречи с Исайя, твоя судьба в твоих руках». Мальчик все время слышал о том, каким замечательным композитором и музыкантом был Джордже Энеску, и, зайдя к нему в артистическую комнату после концерта один, без родителей, десятилетний мальчик обратился к нему:

– Я хочу, чтобы вы были моим учителем.

– Но, молодой человек, я не даю частных уроков, – ответил Энеску.

– Вы должны меня учить. Разрешите мне поиграть для вас.

– Это невозможно, дитя мое. Завтра утром я покидаю Париж…

Но, по всей видимости, что-то обезоружило великого скрипача, очевидно настойчивость юного музыканта, его решимость, твердость намерений. В шесть утра следующего дня Иегуди вместе с отцом прибыл в гостиницу, где Энеску дал ему первый урок.

Впоследствии они стали большими друзьями – юный скрипач и знаменитый композитор. Жизнь Джордже Энеску была непростой. Вундеркинд, он уже в пять лет давал сольные концерты. В его жилах текла молдавская, румынская, еврейская кровь. Он был удивительно талантлив, был блестящим композитором, скрипачом. «Наши уроки с Энеску были непохожи ни на чьи занятия, – рассказывает Иегуди Менухин, – я не могу назвать это уроками, это было вдохновение. Энеску был настоящим рыцарем скрипки. Это было его божество, его жизнь. Его мало интересовали мирские блага. Если бы он был нищим – все равно играл бы на скрипке. Деньги ему нужны были лишь для того, чтобы покупать прекрасные старинные инструменты. У него была замечательная коллекция Страдивари, Гварнери, Амати. Когда он показывал мне, как играть пиццикато или глиссандо, бывало так, что он, увлекаясь, почти забывал обо мне: играл, подпевая самому себе, его глаза горели, лицо пылало. О! Я никогда не забуду своего дорогого Маэстро!»

Парижские гастроли стали великолепной школой для юного скрипача, но признание публики и овации не вскружили ему голову, наоборот, он понял, как важно достичь уровня настоящего мастера. Вместе с семьей Иегуди посещал симфонические концерты, спектакли Гранд-опера, музыкальные театры, это было больше чем любая консерватория. Уже с юного возраста Иегуди окунулся в напряженную жизнь профессионального музыканта.

 

«МУЗЫКА – МОЯ ЖИЗНЬ»

Так – говорил Иегуди в интервью парижским журналистам, и все последующие годы доказали верность этих слов. Уклад и стиль жизни семьи Менухиных полностью изменился, все было подчинено графику гастролей. Отец Иегуди стал его импрессарио, менеджером. Гастроли были расписаны далеко вперед, и семья переезжала из города в город, из страны в страну. Небольшой номер гостиницы в Нью-Йорке был выбран как штаб-квартира, сюда приезжали отдохнуть на недолгое время, и опять – в путь. Джордже Энеску подсказал отцу Иегуди, что нужно создать инструментальный дуэт – фортепиано и скрипку, Хепшиба и Иегуди. Брат и сестра исполняли сложнейшие произведения. Они покоряли публику – оба молодые, красивые, прекрасные музыканты. «Лучший подарок, который мне преподнесли родители, – это мои сестры», – говорил Иегуди. Они были очень дружны, всегда вместе – неразлучная троица: брат и две сестры.

Пролетали годы в напряженных трудах, гастрольных поездках, выступлениях. Франция, Бельгия, Англия, Германия, повсюду Иегуди встречал горячий прием. Гастрольные туры сменяли друг друга. Старше, опытнее становился молодой музыкант, сложнее и разнообразнее репертуар. «Это были прекрасные годы, – читаем в его книге, – наполненные волшебной музыкой, встречами с интереснейшими людьми, городами, странами». Но одна встреча оказалась знаменательной… Это было в октябре 1937 года.

… Он увидел ее за кулисами Королевского Альберт-холла в Лондоне после окончания концерта, когда он играл вместе с Мельбурнским симфоническим оркестром. Она стояла – высокая, стройная девушка, улыбаясь так радостно, что невозможно было не ответить ей столь же радостной улыбкой. Белый наряд оттенял загар, рыжие волосы широкой волной ниспадали на плечи.

«Разрешите вас представить друг другу», – сказал сэр Бернард Хейнц, дирижер Мельбурнского симфонического оркестра. «Нола, моя племянница. Иегуди Менухин».

– Ну, его-то можно и не представлять! Я в восторге от его игры. Никогда в жизни не слышала ничего подобного, – воскликнула Нола. Рядом с ней стоял ее брат Линдсей, такой же высокий, красивый. Познако мившись, все четверо – Иегуди, Хепшиба, Нола и Линдсей – отправились гулять по ночному Лондону. Стояла прекрасная летняя ночь, все были молоды, самому старшему – Иегуди было двадцать два, Ноле – девятнадцать…

Он готов был влюбиться, и это произошло. Да и, наверное, это было так естественно – влюбиться в красивую девушку, мечтать о ней, посвящать ей прекрасную музыку, стихи. Во время лондонских гастролей молодые люди старались не расставаться. Но настало время отправляться на гастроли в Голландию.

«В первый же вечер после концерта я позвонил Ноле. Она была удивлена столь поздним звонком. Спросила о причине, а я, не раздумывая долго, сделал ей предложение. Она было отказалась, объясняя отказ тем, что мы мало знаем друг друга. Однако я настаивал. Я ссылался на примеры из своей жизни, убеждал, упрашивал, и, в конце концов, получил согласие». Примерно в это же время Хепшиба объявила о своей помолвке с Линдсеем, а Ялта – с молодым человеком по имени Уильям Стикс из Сен-Луиса.

Нола потеряла мать, когда была совсем ребенком, и в семье Менухиных нашла тепло и любовь. Она была счастлива. Две молодые пары провели несколько недель на острове Сорренто, а по возвращении в Лондон в узком семейном кругу отпраздновали две свадьбы.

Вскоре у Иегуди и Нолы родилась дочь. «Это было потрясающее чувство, когда я ее увидел и понял, что я – отец», – пишет Менухин в своей автобиографической книге.

Однако, к сожалению, семейная жизнь оказалась тяжелым испытанием для молодых людей. Непросто быть женой концертирующего музыканта, это Нола поняла слишком поздно. В семье начались разлады, частые ссоры. Для Нолы главное в жизни были развлечения: автомобильные прогулки, шумные вечеринки. Все чаще она отдавала детей (вскоре родился мальчик) нянькам, а сама устремлялась туда, где было весело. Разводом закончился и брак Хепшибы. Она писала в письме к брату: «Наверное, очень плохо, что для нас духовное начало всегда важнее земных наслаждений. Для моего мужа и твоей жены основная цель жизни – шумное веселье, а для нас – книги и музыка. Ну что же, каждый идет своей дорогой. И все равно я верю: все самое лучшее у нас с тобой впереди!»

 

ДАЙАНА

Иегуди и Хепшиба оба тяжело переживали неудачи в семейной жизни, но расписание гастролей не позволяло предаваться грусти и унынию: необходимо всегда было быть в форме, вводить в репертуар новые произведения, оттачивать прежние. Шла вторая мировая война. Поездки, выступления заполняли жизнь. Много раз Иегуди играл перед американскими солдатами, отказываясь от гонорара, передавая его на благотворительные цели.

Весна 1945-го принесла не только желанную победу в войне, но стала для Иегуди началом новой жизни. В доме общих друзей – лорда и леди Вестминстер, Иегуди увидел очаровательную девушку. Высокая, темноволосая, она казалась воплощением изящества. «В ней все слилось в единую гармонию, – читаем мы в книге Менухина «Неоконченное путешествие», – ум, глубина чувств, интеллигентность. Ее душа была так же прекрасна, как и ее лицо. Весь вечер я любовался ею, слушал, каждое слово было мне интересно. Она была балериной. Балет был ее страстью, танец – выражением всех чувств. Одаренная пианистка, она с раннего детства занималась музыкой, подавала большие надежды, но танец победил. Я всегда был большим поклонником балета. Одно из самых ярких детских впечатлений – Анна Павлова, танцующая «Вальс» Шопена. Она потрясла меня тогда, еще ребенком. И вот когда я увидел Дайану, я понял – моя детская мечта вернулась ко мне. Я нашел ее, дождался. Пусть нелегок был путь, пусть долог. Однако я пришел к своей Мечте».

Чувства оказались взаимными. Они поженились тогда же, в 1945 году, пронеся свою любовь через десятилетия, передав ее детям и внукам. Однако неумолимое гастрольное расписание не разрешает остановиться надолго, и сразу же после свадьбы Иегуди отправляется на гастроли в Чехословакию, на фестиваль «Пражская весна». Это была его первая поездка в Восточную Европу, первый контакт с «коммунистическими лидерами». Там же, на музыкальном фестивале, почетным гостем которого он был, Иегуди познакомился с чиновниками советского Министерства культуры, и они, со всей непосредственностью и широтой русской натуры, предложили ему сейчас же, из Праги, лететь на гастроли в Москву. Это было невозможно: нужно подготовить репертуар, отобрать из огромного количества лишь то, что можно показать в Москве. Обсудить все с Дайаной, сыграть концерты, на которые были задолго проданы билеты…

– Знаете ли вы, что у нас, в Советском Союзе есть замечательный скрипач Давид Ойстрах? – спросил его один из чиновников.

– Не только знаю, но давно мечтал познакомиться с ним и услышать его игру, – ответил Иегуди. Они встретились в ноябре 1945 года – два великих Музыканта своего времени, два сына еврейского народа – Давид Ойстрах и Иегуди Менухин. Дружба, начавшаяся в 1945 году, продолжалась тридцать лет, до самой смерти Ойстраха в Амстердаме в 1975 году.

 

МОСКВА – БОЛЬШАЯ ЗАГАДКА

Впечатления Менухина от первого посещения Москвы были столь ярки, что музыкант посвятил этому значительную часть своих воспоминаний: «Меня очень сердечно принимали в Москве. Я был символом союза между двумя великими державами – Америкой и СССР. Только что закончилась война, и отношения между двумя странами были теплыми. На аэродроме меня встречало довольно много людей, среди них был и Давид Ойстрах. Рядом с ним стоял широкоплечий человек, которого мне представили как сотрудника Госконцерта. Он отрекомендовался по фамилии, назвав себя мистер Шнеерзон. Я обрадовался, услыхав фамилию.

– О! – воскликнул я. – Эта фамилия встречается в семье моего отца. Должно быть, мы родственники. Он так быстро отказался, что я понял: настаивать дальше и искать общие корни бесполезно.

Я попросил найти моих дальних родственников по материнской линии. Мне пообещали, хотя я их так и не увидел. Мое пребывание в Москве, которое планировалось как двухнедельное, было сокращено до пяти дней. Поселили меня в «Метрополе», дали роскошный номер с окнами, выходящими на Кремль. Меня поразила роскошь моего временного жилья, а также огромная ваза с черной икрой посреди стола. Это неприятно контрастировало со всем окружающим – ведь война только что закончилась, еще повсюду были видны ее следы. Люди были одеты ужасно, они стояли в бесконечных длинных очередях. Чего они ждали? И вот однажды я вышел из своего номера раньше обычного, чтобы не встретиться с моим гидом, и пошел бродить по улицам Москвы. Увидев очередь, я решил встать в нее и ждать, что же принесут. Спросить мне было не у кого – меня бы никто не понял, я стоял молча, ожидая чего-то. И вот, наконец, принесли. Это был черный хлеб. Люди платили деньги, уходили, бережно неся его как большую драгоценность. Я думал: зачем мне черная икра в номере, зачем эта показная плюшевая роскошь? Ведь весь мир знает: только что закончилась война… Я пошел дальше в поисках подарка для Дайаны. Зашел в книжный магазин, и среди множества книг, посвященных пятилетнему плану, нашел настоящее сокровище: прекрасно изданный альбом «Наш балет» – книгу, посвященную русскому балетному искусству. Не имея ни рубля в кармане, я протянул продавцу доллары. Это вызвало неожиданную для меня реакцию, продавец начал выталкивать меня из магазина, он кричал мне что-то, но я не мог понять, что именно. Из всего я понял лишь одно слово: «провокатор». Я вернулся в свой отель, рассказал обо всем случившемся гиду, который меня ждал в моем номере, и он помог мне разрешить эту проблему.

И еще было одно обстоятельство, которое меня огорчило. Дело в том, что перед отъездом из Америки в Москву я спросил своего давнего друга, замечательного русского виолончелиста Григория Пятигорского: не хочет ли он передать что-нибудь своим друзьям или родственникам. И Гриша мне сказал: «Вот уже много лет я посылаю своему отцу, который живет в Москве, деньги, подарки, посылки. Все они возвращаются назад. Несмотря на все мои старания узнать, в чем дело, я не получил никакого ответа. Прошу тебя, Иегуди, найди моего отца, узнай причину возврата посылок».

Я пообещал сделать все, что в моих силах. Мне помогли новые друзья, и однажды, вернувшись днем после репетиции, я увидел в вестибюле гостиницы старого, очень бедно одетого человека. Вглядевшись в его лицо, я уловил черты Гриши Пятигорского. Да, это был его отец, он меня ждал. Подойдя ко мне, он заговорил взволнованно: «Вы привезли мне привет от моего сына? У меня нет сына! За все эти годы я не получил от него ни строчки, он забыл обо мне. Разве это сын?»

– Он не забыл о вас! Он написал вам множество писем, прислал много денег, посылок. Они все вернулись назад.

– Так что же это за власть?! Почему они не передали мне ничего из того, что прислал мой сын? Они не имеют ни жалости, ни сердца. Посмотрите, что они сделали со мной!

Он был в отчаянии, плакал и кричал очень громко. Эта сцена произошла в вестибюле «Метрополя». Стоявшие рядом музыканты просили его: «Пожалуйста, не кричите так громко, давайте уйдем отсюда! За нами следят». И правда, к нам очень спокойно подошли два крепких молодых человека, взяли отца Гриши под руки и куда-то повели. Больше я его не видел».

Иегуди Менухин, слушая советскую музыку тех лет, был поражен тем, как трактуется образ Ленина в музыкальных произведениях. «Ленина трактуют как Иисуса Христа. То, что они называют ораторией, полностью взято из классических месс Баха. Полный состав оркестра, хор, перед ним стоит некто и трагическим голосом вещает жизнь и деяния Ленина, затем идут арии, гимны, потом поет весь хор. Я не знал как реагировать, когда увидел следующую сцену: Ленин, который пел тенором – это была опера, – пришел на фабрику, подошел к молодой работнице, а она, смущаясь и пылая от счастья, подарила ему розу».

Таковы были первые впечатления Менухина от Советского Союза. Однако все увиденное не могло заслонить уважения и любви к прекрасным советским музыкантам, с которыми он состоял в дружбе несколько десятилетий. Он всегда чувствовал себя в долгу перед своими собратьями – музыкантами из СССР и Израиля, и всячески им помогал. Когда Израиль был провозглашен государством, Менухин перечислил значительную сумму для Израильского симфонического оркестра. Он был очень дружен с главой государства Хаимом Вейцманом и его женой Верой. Каждый год Иегуди Менухин играл с Израильским оркестром, что было очень важно для престижа молодого коллектива.

Легкий и общительный человек, Иегуди дружил с замечательными людьми своего времени. Среди его друзей выдающиеся музыканты Давид Ойстрах, Бенджамен Бриттен, Сибелиус, Барток, Кодаи, Гленн Гульд, Пабло Казальс, Мстислав Ростропович.

 

И ОПЯТЬ РОССИЯ…

Невозможно подсчитать количество увиденных городов, людей, с которыми приходилось встречаться знаменитому музыканту, но, несмотря на бесконечные гастроли и огромный успех в различных странах и городах мира, его всегда тянуло в Россию. При первой же возможности он летел в Москву. Его всегда сопровождали самые близкие ему женщины – Хепшиба и Дайана. Так было и в годы хрущевской оттепели, в год, когда был опубликован рассказ Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Менухины посетили несколько советских городов: Одессу, Кишинев, Киев, Минск, Львов и, конечно же, Москву и Ленинград. Однако его пребывание в Советском Союзе оказалось нежелательным для мадам Фурцевой – тогдашнего министра культуры. Она, как и другие функционеры, не могла простить Менухину его речи на открытии Международного симпозиума музыкантов, который состоялся в октябре 1971 года. Произнесенная на русском языке, переведенная на множество других языков, страстная речь Иегуди Менухина заставила обратить внимание мировой общественности на то, что в Советском Союзе существует наказание за инакомыслие, что евреям не дают возможности поступать в вузы, что запрещают произведения Пастернака, Солженицына, Шостаковича. «Они не могли мне этого простить, – пишет Менухин. – Они меня ненавидели, но ничего не могли со мной поделать. Мое имя, моя страна защищали меня. Ни «Правда», ни «Известия», ни одна газета не упомянула о моем докладе, однако вечером того же дня в доме Ойстраха мне дали послушать «вражескую» радиостанцию. Все радиоголоса цитировали меня. Об этом говорили и за кулисами театров. Я чувствовал прикосновение дружеских рук, видел благодарные взгляды, какие-то незнакомые люди давали мне трогательные сувениры, я был счастлив им помочь».

После выступления на Международном конгрессе Иегуди Менухин улетел в Америку, но на аэродром не пришел никто из чиновников Министерства культуры, что было необычно для проводов музыканта такого класса.

Менухин сделал очень много для того, чтобы мир узнал замечательного советского музыканта Мстислава Ростроповича. В 1974 году в Париже состоялась встреча Фурцевой и Менухина.

– Зачем вы на московском конгрессе говорили о Солженицыне и Шостаковиче? – спросила она. – Вы встречались с Солженицыным?

Менухин вовремя вспомнил, что нельзя говорить о встречах с писателем, поскольку он тогда жил на даче Ростроповича.

– Нет, – ответил он, а гранддама продолжала: «Ростропович – очень больной человек, он не может участвовать в международных конкурсах».

Менухин тут же позвонил из дому в Москву Галине Вишневской и спросил, как себя чувствует Слава. «Слава?!» – переспросила Галина. «Он в прекрасном здравии, час назад звонил из Грузии, он там на гастролях. Кто тебе сказал, что он болен?»

Менухин послал телеграмму Брежневу, в которой написал, что в случае отмены гастролей Ростроповича на Западе, ему, Менухину, придется также отказаться от выступлений, и весь мир узнает о лжи советского министра культуры.

На следующий день была готова виза для Ростроповича, и музыкант вылетел в Париж.

«Когда я встретил Славу в аэропорту, он бросился ко мне, мы обнялись, он заплакал. На следующий день после репетиции, мы пошли гулять парижскими улицами. Слава напоминал школьника, которого отпустили после сурового наказания. Он смеялся, шутил, радовался парижской весне, знакомым. Это был замечательный день».

* * *

…Джордже Энеску протянул мальчугану маленькую скрипку. «Она твоя! – сказал великий музыкант. – Бери ее и играй. Никогда в жизни не продавай и не отдавай ее. Она принесет тебе счастье».

Так и случилось. Великий музыкант современности, настоящий гражданин-патриот, сын своего народа, Иегуди Менухин стал гордостью Америки.

 

Другие книги серии «Лики великих»

«Жизнь в борьбе и фресках. Бен Шан»

«Русская муза парижской богемы. Маревна»

«La Divina – Божественная. Мария Каллас»

«Виртуоз от Бога. Исаак Стерн»

«Загадка доктора Барнса. Доктор Альберт Барнс»

«История великих коллекций. Пегги Гуггенхейм»

«Династия филантропов. Мозес и Уолтер Анненберг»

«Творец за дирижерским пультом. Леонард Бернстайн»

«Его называли «живой легендой». Владимир Горовиц»

«Еврейский певец негритянского народа. Джордж Гершвин»

«Он песней восславил Америку. Ирвинг Берлин»

«Король джаза. Бенни Гудмен»

«Великий скиталец – покоритель звуков. Артур Рубинштейн»

«Еврей из Витебска – гордость Франции. Марк Шагал»

«Из Смиловичей в парижские салоны. Хаим Сутин»

«В граните и в бронзе. Яков Эпштейн»

«Прометей, убивающий коршуна. Жак Липшиц»

«Первая леди американской скульптуры. Луис Невелсон»

«Пластика ожившего дерева. Леонард Баскин»

«Путь к славе и гибели. Марк Роцко»

«Из туземных хижин в музеи мира. Морис Стерн»

«Певец земли израильской. Рейвен Рубин»

«Мастер пластики и его Маргарита. Уильям Зорач»

«Великий портретист из Ливорно. Амадео Модильяни»

«Музыка, воплощенная в камне. Эрик Мендельсон»

«Последний импрессарио. Сол Юрок»

«Великий шоумен из маленького штеттл. Эл Джолсон»

«Шоу, любовь и… сигары. Джордж Барнс»

«И жизнь, и песни, и любовь… Эдди Фишер»

 

Об авторах

Елена Аркадьевна Мищенко – профессиональный журналист, долгие годы работала на Гостелерадио Украины. С 1992 года живет в США. Окончила аспирантуру La Salle University, Philadelphia. Имеет ученую степень Магистр – Master of Art in European Culture.

Александр Яковлевич Штейнберг – архитектор-художник, Академик Украинской Академии архитектуры. По его проектам было построено большое количество жилых и общественных зданий в Украине. Имеет 28 премий на конкурсах, в том числе первую премию за проект мемориала в Бабьем Яру, 1967 год. С 1992 года живет в США, работает как художник-живописец. Принял участие в 28 выставках, из них 16 персональных.