Приближался очередной отпуск. Мои друзья – Инна Немчинова и ее супруг Эдик предложили нам со Светой отправиться с ними за компанию на Кавказ на их машине. Инна – моя близкая приятельница, была страстной путешественницей и нашим неизменным штурманом, Эдик – большой автолюбитель. Машина, по тем временам, была надежная – «Москич-407» с двигателем от 412. Сели за разработку маршрута. Вариант, предложенный Эдиком, был невероятно обширен: и Ростовская область, и Северный Кавказ, и Дагестан, и Азербайджан, и Горный Карабах, и Нахичевань, и Армения, и Грузия, и чего там только не было. Мы пытались его сократить. Но натолкнулись на дикое сопротивление автора. После длительной борьбы маршрут был утвержден, и, следует признаться, в нем почти все осталось. Мы расписали его по дням без скидки на непредвиденные обстоятельства.

После этого началась новая борьба. Я объявил себя специалистом по упаковке багажа. Но когда Эдик выложил все, что он хочет с собой взять, я понял, что это нереально, так как он просто решил уложить в багажник вторую машину, разобранную на запчасти. После длительных баталий удалось уговорить его взять один скат, а не два, отказаться от таких громоздких частей, как элементы коленвала и рессор. Но мы прекрасно понимали, что лучше пожертвовать своими фраками и вечерними платьями, чем любой запчастью.

Наконец, за два дня до отъезда, все было уложено: запчасти, два чемодана, одеяла, палатка, надувные матрацы и всякая мелочь. В субботу ни свет заря наша «Антилопа» стартовала на юг. Двинулись мы на Ростов. Погода была чудесная. Было то счастливое время, когда съезды с дорог не ограничивались. Вечером ставили палатку. Эдик с Инной ночевали в машине, мы в палатке. За Ростовом взяли курс на Северный Кавказ: Карачаево-Черкессия, Тиберда, Дамбай, Северный приют. На Северном приюте тогда тоже свободно можно было расположиться. Бросили машину, поднялись на Клухорский перевал. Жара, а озеро замерзшее – красота. На Северном приюте жили три дня, и, как это ни странно, никто нас не гонял. Я написал несколько этюдов. Это место я очень полюбил, но в следующие посещения нас поднимали ночью и заставляли уезжать. Покинув этот благословенный «приют», мы двинулись дальше к Каспию. Махачкала, Дербент, Кубачи, колоритная архитектура, виртуозные чеканки, мечети, мусульманские кладбища, ночи, разрываемые воем цикад, утренние часы, испорченные множеством насекомых, обнаруженных в палатке. И, наконец, красавец Баку.

В Баку жил наш приятель Коля, украинец бакинского разлива. Так что мы лелеяли надежду наконец-то как следует выкупаться, натянуть парадную одежду и посетить хороший ресторан. Однако Коли дома не оказалось. Он был профессиональный спортсмен, а в летние месяцы водил туристические группы. Сейчас он, по предположению его маменьки, должен был находиться на озере Гек-Гель. Его родители приняли нас очень гостеприимно. Накормили различными блюдами азербайджанской кухни и уложили спать на кровати, что нам показалось невиданной роскошью.

На следующий день мы отправились осматривать город, а обедать решили в самом лучшем ресторане, который размещался в пьедестале памятника Кирову. Заказали коньяк «Бакы», разные салаты и закуски. Средства у нас были ограничены, так что мы все тщательно посчитали заранее, но официант тут же сбил все наши карты. Когда он принес поднос, мы были несколько удивлены – на стол переехали икра, балык, маринованный чеснок, какая-то зелень и прочие закуски.

– Мы же этого не заказывали! – воскликнул я.

– Заказывали, не заказывали. Я уже тридцать лет работаю официантом, так он меня будет учить, чем нужно закусывать коньяк «Бакы».

Пришлось смириться. Вообще, отношение к деньгам здесь было несколько своеобразным. Сдачи мелочью не давали. Требовать мелочь считалось неприличным. Мой приятель незадолго до этого побывал в командировке в Баку. В последний день перед вылетом, когда деньги остались только на проезд в автобусе, умопомрачительный запах привел его к мангалу, у которого колдовал армянин. Он клал на бумажную тарелочку две котлетки – люля-кебаб и говорил «два рубл». Виталий не смог удержаться, но решил сэкономить остатки своих средств. И, когда подошла его очередь, он сказал:

– Мне одну котлетку.

– Зачем, дарагой, ты думаешь невкусный? Бери как все – тебе понравится.

– Да нет. Я, знаете, не очень голоден.

– Как хочешь, дарагой, – он бросил на тарелочку один люля-кебаб и провозгласил стандартную фразу. – Два рубл.

– Я чувствовал себя идиотом, – рассказывал впоследствии Виталий, – при моих мизерных средствах я заплатил вдвое дороже других и остался голодным.

Посещение ресторана также наложило отпечаток на наш скромный бюджет. Последующие два дня в Баку мы занимались исключительно архитектурой и этнографией. График нас поджимал, и через два дня, осмотрев Девичью башню, творения Дадашева и Усейнова и прочие достопримечательности, мы отбыли в сторону Нухи – бывшей столицы Шехинских ханов. Дорога была не очень приятная – горы лысые. Когда темнело, на дорогу выходили шакалы и светили глазами, как фарами. В связи с этим ночевки особого удовольствия не доставляли.

По прибытии в Нуху мы выяснили, где размещается дворец Ширваншаха и отправились к нему. В нем велись реставрационные работы. Внутрь нас не пустили. Пошли искать начальника. Наконец, его нашли и началась бесконечная бесплодная беседа.

– Я член Союза архитекторов СССР. Вот членский билет. Мне и моим коллегам очень хочется посмотреть дворец Ширваншаха.

– Мусульманин?

– Нет. Но мы интересуемся азербайджанской архитектурой. Так что вы уж нам разрешите.

– Мусульманин?

– Да нет же, я говорю. Но мы архитекторы.

– Зачем женшин в брюках? У нас женшин в брюках не ходит.

– Да какую это играет роль? Они переоденутся перед тем, как мы зайдем.

– А второй твой человек мусульманин?

– Нет. Но он тоже интересуется азербайджанской архитектурой.

– Нэ пущу. Нэ мусульманин. Женщин в брюках. Мы делаем реставраций. Никто нэ должен ходить во дворец. Все.

Положение было дурацким. В это время из ворот вышел парень, как мы поняли, реставратор. Он услышал конец разговора, подошел к нам и обратился к старцу.

– Слушай, отец. Мы тоже не мусульмане. Мы, как ты знаешь, из Москвы, а тем не менее уже три месяца занимаемся у вас реставрацией, и никого это не волнует. Так что можешь их пустить.

– Нэ разрешаю.

– Ребята, что вы его слушаете! Здесь в соседнем здании представитель Министерства культуры – интеллигентная дама. Идемте, я вас познакомлю. Она вам все сама покажет. Дама, действительно, была интеллигентной, а дворец оказался довольно скромных размеров. Реставрационные работы были весьма трудоемкими, так как на всех потолках были фигурные карнизы в виде сталактитов. Лепка переплеталась с зеркальными участками – эдакая шкатулка. Когда мы поднялись на второй этаж, министерская дама начала объяснять нам нехитрую технологию:

– Здесь находился гарем. А здесь вот два балкона. Оба выходили на площадь. В день суда на площади собирался народ. Если у Ширваншаха перед этим была хорошая, ласковая жена, он надевал красные одежды, выходил на левый балкон и миловал. Если жена была неудачной, он надевал черные одежды, выходил на правый балкон и карал.

Скажем прямо, правосудие было крайне незатейливым и без лишних формальностей.

После посещения дворца мы отправились на базар, дабы пополнить недостающие запасы провианта. Пока наши дамы находились на базаре, мы разговорились с местным жителем, припарковавшимся возле нас. Вообще, наша машина вызывала неподдельный интерес, вернее не так машина, как номера, начинавшиеся на ЯЯ.

– Вы из Ялты или из Ярославля?

– Нет, мы из Киева.

– А что же значит ЯЯ? Это специальные номера?

– Нет, это старые киевские номера (звучало анекдотично).

В это время появились наши дамы с метровыми азербайджанскими огурцами и прочей снедью. Единственное, что им не удалось достать – это хлеб.

Наш новый знакомый сообщил нам, что хлеб нам все равно не продадут – запрещено. «Что же делать?» «Пошли со мной, мине дадут». Я пошел с ним. Он подошел к первой же бабе, что-то сказал, она открыла мешок и вытащила пару лавашей.

– Почему у вас так строго с хлебом?

– Панимаешь, дарагой, – ответил новый знакомый. – Прислали нам прошлый год новый началник милиций, наш, азербайджанец, но шибко гордый. Так ему то не так, да это не хочет. Какой-то штрафы – у нас так не делают. Передупредили один-первый раз, передупредили второй раз. Нэ понимает. Ловили вечером, раздели голым и пустили домой. У нас позор – это хуже, чем бьют. Думаешь – он понял? Нэт. Первый предупреждений нэ понял. Взял себе охрану – три человек. Словили всех четыре вместе – раздели совсем голые. Позор. Еще сильнее сделал охрану. В третий раз сделали голым на этот площадь, начал понимать. «Сушай, говорит он, – все, нэ надо штраф, торгуй, как хочешь, только, шоб я нэ видел». Сразу такой добрый стал. А лаваш есть у каждый баба, только он в мешке держит.

– А где тут у вас столовая или ресторан? Хочется горячего поесть.

– А, ты шашлиг хочешь? Столовая ты есть нэ будешь, ресторана нэт. Поезжай по этой дороге от базара на юг. Едешь 12 километр – увидишь шашлиг. Там самый лучший шашлиг во всей Нуха.

– Но на карте вообще такой дороги нет.

– Зачем тебе карта. Хорошие люди за свой деньги дорогу строил, чтобы было где немножечко кушать.

Мы распрощались со словоохотливым аборигеном и отправились в горы по неведомой дороге. И была та дорога действительно 12 километров. Там она и кончалась. А в конце стояла хибара на курьих ножках. Возле нее бегало несколько овец. Внизу был мангал и какой-то закуток, завешенный серой тряпкой, а над ним открытая веранда. Мы поднялись наверх. Один стол был накрыт – за ним сидело шестеро мужчин, которые сразу умолкли при нашем появлении и стали нас разглядывать с большим удивлением. Появление в подобном заведении женщин здесь рассматривалось как случай, выходящий за все допустимые рамки приличия.

Хозяин принес таз с водой, помыл стол, принес и выложил перед нами зелень, хлеб в тарелке, порезанный крупными кусками.

– Шашлиг уже жарится на мангал. Свежий шашлиг, только-только бегал. Захочешь еще – вон другой шашлиг бегает. Ест хороший молодой вино.

От вина пришлось отказаться. Мы молчали и чувствовали себя крайне напряженно. Приходило на ум – неизвестная дорога, 12 километров от города, никого вокруг, тихонько прикончат, и никто не узнает.

Наконец, появились шашлыки. Нашим соседям надоело нас разглядывать, и они вернулись к своим занятиям. Выпили коньяк и продолжили игру. Я сидел к ним лицом и видел, как шла игра, но ничего не мог понять. Я попросил Эдика, чтобы он незаметно поглядел, так как не верил своим глазам. Собственно, сама игра мне была понятна, но ставки были какие-то сверхъестественные.

Играли они в игру, которая называлась у нас «чмен». Суть этой игры заключалась в том, что вы вытаскивали из кармана рублевую или трехрублевую купюру, на которой всегда был шестизначный номер. Ваш партнер, предположим, говорил «первая и четвертая». Подсчитывали сумму первой и четвертой цифры и сумму всех остальных, отбрасывали десятки, и если цифра у партнера была больше, он забирал у вас купюру, а если меньше, то давал вам аналогичную. Игра крайне несложная – «в деньги на деньги».

Но вся необычность той игры, которую я наблюдал, заключалась в том, что ставки были огромными. Играющий доставал не купюру, а банковскую пачку пятидесяток или сотенных. Партнер называл цифры, они брали верхнюю купюру и считали по ней. В результате либо играющий отдавал эту пачку, либо его партнер отдавал ему аналогичную.

Я забыл о страхах. Игра вызывала жесточайшее любопытство. Я пытался прикинуть, какие суммы выигрывает каждый из них, и сам не мог поверить в результаты. Никакие нарциссы, гранаты, коньяки и прочая спекуляция в масштабах города Нуха не могли бы обеспечить такой разгул. В полнейшем недоумении мы покинули это заведение. Игроки не обратили на нас внимания – уж слишком они были увлечены игрой. Чтобы двинуться дальше на Ханлар, нам пришлось вернуться в Нуху и переехать на другую дорогу.

Выехали мы довольно поздно. Солнце зашло за горы. Отроги гор были все такими же лысыми и неприветливыми. Стемнело. На дорогу стали выходить шакалы. У нас по дороге было еще два населенных пункта. На них была вся надежда, так как на самой дороге не было ни съездов, ни даже какого-нибудь уширения. Когда мы, наконец, добрались до первого населенного пункта, нас встретили собаки, да не просто собаки, а кавказские овчарки – огромные, с желтой свалявшейся шерстью, злые и агрессивные. Они шли стаей, ноздря в ноздрю с машиной, не отставая ни на метр. Мы молились, чтобы не дай Бог не отказал двигатель, и чтобы ни одна из них не попала под колеса. Второй населенный пункт оказал нам аналогичный прием. Людей не было – одни собаки. Уже было два часа ночи. И тут на горы села туча. Слева стена, справа обрыв и видимость один метр. Я шел впереди машины и показывал знаками – чуть правее, чуть левее. Скорость один километр в час. Не выдержав, Эдик взмолился:

– Любое уширение дороги, и мы должны остановиться.

Наконец, такая площадка появилась. Мы хотели ставить палатку, но дамы наотрез отказались. Основной аргумент: «вас сожрут шакалы, а мы отсюда уже никуда не выберемся». Пришлось ночевать, сидя в машине.

Проснулись часа через два от истерического Светкиного крика: «Эдик, летим! Останови машину, жми на тормоза!» Сначала мы не поняли в чем дело. Я точно помнил, что подложил камни под все колеса. Потом доехало. Начало светать, туча шла через машину. Машина дрожала. Было полное впечатление, что мы, действительно, летим. Успокоились, поспали еще часа два. Наконец встали, начали разминать затекшие конечности, мыться. Рядом оказалось небольшое ущелье. Пастухи – юные азербайджанцы привели овец и устроились в кружок вокруг нас. Для них это было интересное зрелище, а когда мы начали чистить зубы, то они с энтузиазмом зааплодировали.

Приведя себя в порядок, мы двинулись на Ханлар. Во-первых, там, как нам сказал наш нухинский знакомый, можно дешево купить хороший коньяк, а, во-вторых, оттуда начинался подъем к озеру Гек-Гель, где мы надеялись найти Колю.

Приехали в Ханлар мы в мрачную пасмурную погоду. Моросил мелкий дождик, размывая и без того ужасную дорогу. Первым делом мы выяснили, где находится коньячный завод. Ворота завода были заперты. На проходной сидел мрачный пожилой азербайджанец в огромной кепке. Напротив завода был магазинчик типа сельской лавки: сигареты, коньяк, сахар, штаны, соль, рубашки. Возле магазина стояло несколько человек. Наше появление вызвало интерес. Мы к ним подошли:

– Здравствуйте!

– Салям алейкум! Откуда будете? Комиссия?

– Нет, мы туристы. Едем на Гек-Гель. Говорят, у вас в Ханларе хороший коньяк?

– Да, коньяк в Ханларе замечательный.

– А где его можно купить?

– Вот, пожалуйста, дарагой, ходи в магазин, бери любой. Хочешь «Бакы», хочешь «Гек-Гель». Какой хочешь, такой пей.

– А не в магазине можно купить? Например, на заводе.

– Ты чего-то путаешь, дарагой. На завод работают люди, стоят бочки, делают коньяк, потом его забирают в бутилка, кладут в ящик и дают в магазин. На заводе делают, в магазин продают. Разве у вас не так?

– У нас тоже так. Но нам сказали, что тут можно купить с завода.

Тут к нам подошел пожилой человек и отвел немного в сторону.

– Ты откуда приезжал?

– Мы из Киева.

– Ви точно не комиссия, а то плохо будет.

– Да нет, мы туристы.

– Хороший город Киев, большой город Киев, а вы люди с Киева какой-то странный. Чего кричишь, как сумасшедший. Приехал себе, подошел спокойно, спросил все что хочешь, про дорога, про погода. Потом говоришь: «Хочу выпить, но денег мало. Что советуешь». Мы бы угостили. Ты же на Кавказ приехал, дарагой.

– Да нам бы коньяк купить.

– Так бы и сказал. Эй, Абдулла. Это к тебе приехал ЯЯ из Киев.

Подошел Абдулла, молодой, очень смуглый человек с усами в промасленной кепке, и сразу спросил:

– Сколько брать будешь?

– Да вот у нас тут кухлик литра на четыре.

– Я сейчас иду на завод, я там все время работаю. А ты за мной не ходи, даже туда и не смотри, как будто ты меня не знаешь. Через 15 минут я выезжаю на большой машина через этот большой ворота и медленно еду по этот дорога. Ты садишься в свой машина и тоже едешь по той дорога. Когда я нажимал сигнал, ты остановился.

Действительно, через 15 минут из ворот выскочила полуторка и, побуксовав у входа, ринулась в ту сторону, откуда мы приехали. Абдулла через пять минут остановил машину и выскочил с криками:

– Стой, стой! Уже приехал! Извини, сигнал опять не работал. Бери посуда.

Улица, на которой мы находились, слабо была приспособлена для конспирации, но Абдуллу это не смущало.

– Ты знаешь, у нас очень строго. Потому я так далеко ехал, – сказал он и начал вытаскивать из-под рубахи грелки. – Давай пробовать будем.

– Нет, не можем, мы за рулем.

– Подумаешь, за рулем! А я что, не за рулем? У нас милиция сама пьет и всем разрешает. Хороший коньяк, юбилейный. Тут 4 литра. 4 рубля за литр. Давай 15 рублей.

Мы не стали вдаваться в неточности его арифметических расчетов. Коньяк пришлось-таки попробовать. Он, действительно, оказался отличным.

– Если понравится – пиши. Я сделаю посилка. Есть еще очень вкусни гранат.

Мы обменялись адресами и немного навеселе двинулись в сторону подъема на Гек-Гель.

Здесь мне бы хотелось сделать небольшое отступление. С Абдуллой я, действительно, впоследствии одно время переписывался. В связи с тем, что я представился Шурой, а письмо подписал Александром, он свои послания начинал эпически: «Дорогой Александру и Шура». Он считал, что у меня двойное имя. Его просьбы были несложными. «Пришли мне абмундировань для мой прумянник 12 лет». Заказы его «прумянника» я удовлетворял, и в ответ получал посылки с коньяком. Коньяк был разлит в большие бутылки от шампанского. Чтобы бутылки не разбивались, он между ними прокладывал гранаты. Среди приятелей, прознавших о таком контакте, эти бутылки вызывали большой ажиотаж. У моего отца эта посылка вызвала некоторые сомнения. Поскольку он не знал о содержимом бутылок, он все время интересовался: «Зачем тебе такое количество шампанского? Разве приближается какой-то юбилей?»