Время приближалось к пяти часам вечера. Нарядная толпа выстроилась вдоль голливудского Sunset Boulevard. Все с нетерпением ждали прибытия суперзвезд. Люди стояли вдоль натянутых темно-красных бархатных шнуров, отделяющих толпу от знаменитого прохода в Bistro Spago, где вот-вот должно было начаться Oskar Party – событие, которого ждали целый год.

Вспышки фотоаппаратов и жужжание кинокамер, атмосфера нетерпеливого ожидания, восторженные возгласы, смех – все это создавало особую, «звездную» атмосферу, – это был настоящий голливудский шик, то, что впоследствии называли словечком glamour.

Вот оживление в толпе усилилось – начали прибывать лимузины. Люди выкрикивали имена любимых актеров, звезд экрана. Слышалось: «Привет, Кирк!» «Привет, Шон!» Эхом звучало: «Одри Хепберн!» «О боже, да это Элизабет!»

Ловкие распорядители указывали лимузинам дорогу, открывались дверцы, и оттуда выходили те, кто создал всемирную славу Голливуду.

На входе их встречал маленький лысый человечек в огромных очках. Он радостно пожимал руки, символически целовал в щечку прелестных дам. Для каждого были заготовлены острая шутка, веселое словцо. Это был главный распорядитель многолетних оскаровских party – суперагент Ирвин Пол Лазар.

* * *

«В Голливуде, где невозможно выжить без агента, представляющего актера, музыканта, сценариста или писателя, у каждого было два агента – он сам и Ирвин Лазар», – шутил Фрэнк Синатра, и в этой шутке была немалая доля правды. Ни один договор со знаменитостями, ни одна удачная сделка не была возможной без участия этого маленького человечка в огромных очках.

«Фрэнк называет меня «живой легендой», – смеясь, рассказывал Ирвин Лазар за одним из дружеских ужинов в кругу своих знаменитых на весь мир друзей. «Какая же я «легенда», когда мне всего 80 лет и я еще «пыхчу».

Ирвина Лазара называли «крестным отцом» звезд Голливуда. «Я помню их всех: Фрэнка Синатру, Джина Келли, Фреда Эстера, Джимми Стюарта, Кирка Дугласа, Лайзу Минелли, Майкла Дугласа, Майкла Джексона и других когда они лишь делали свои первые шаги на пути к славе. Все они для меня как дети, – говорил он, – многих я знаю десятки лет, а иногда и полстолетия.»

В списке клиентов Ирвина Лазара были крупнейшие писатели, музыканты, среди которых – Владимир Набоков, Ирвин Шоу, Уильям Сароян, Трумэн Капоте, Айра Гершвин, президент Америки Ричард Никсон. Этот список можно продолжать долго.

«Я не просто работал с ними, стараясь найти лучший контракт, – они все были моими друзьями. Мы, агенты, обычно не дружим с клиентами, но я никогда не отделял дружбу от работы. Вся моя жизнь была нескончаемым приключением, одним ярким праздником, я страшно любил то, что делал, можно сказать, я сам был творцом своего счастья», – говорил Ирвин. Друзья и клиенты в шутку называли его «Swifty», что можно перевести как «Шустрый» – таким он и был: быстрым, четким, невероятно организованным.

«Привет, детка, как дела?», – когда в телефонной трубке звучал его хрипловатый голос, сразу становилось теплее на душе. Все знали: если звонит Ирвин, значит удача улыбнулась, значит предстоит интересная работа, а еще – общение с ним самим, человеком, о котором рассказывали легенды, смешные и невероятные истории, которые начинались словами: «Вы слышали, недавно Ирвин…» а дальше следовал взрыв смеха, шуток – вот таким он был, этот коротенький, всегда изысканно одетый человечек.

«Мне всегда хотелось сказать, что Ирвина сделали на заказ. Сначала вылепили небольшую модель из лучших сортов человеческого материала, а затем у знаменитых портных и сапожников заказали самую дорогую одежду и обувь. Потом надели на его лысую голову огромные очки в черепаховой оправе, вдохнули в него неиссякаемый источник юмора и дружелюбия – и вот так получился Ирвин Лазар», – писал о легендарном суперагенте писатель Ирвин Шоу.

* * *

«Если вы откроете книгу Who’s Who in America, то прочтете, что я родился 28 марта 1907 года в Стэмфорде, штата Коннектикут», – пишет Ирвин Лазар в своей автобиографической книге. «Из всего этого правдой является лишь дата. Штат Коннектикут я выдумал – он был намного аристократичнее той дыры, где прошло мое детство».

Эта «дыра» называлась Brownsville – один из многочисленных пригородов огромного, шумного Нью-Йорка. Туда в 1906 году из еврейского местечка, которое находилось неподалеку от литовского города Вильно, приехал 23-летний Сэм Лазар. Он долго добирался до Америки. Его путь лежал через Германию, Англию, – прошло почти два года пока он увидел желанную статую Свободы и прошел таможню на Ellis Island – путь, столь типичный для иммигрантов начала двадцатого столетия.

Вrownsville, где Сэм Лазар начал свою американскую жизнь, был настоящим этническим гетто, языком общения был идиш. Иммигранты из Германии, Италии, Польши, России составляли основное население. Грязные немощённые мостовые, драки, поножовщина, серая обыденность жизни – вот чем был Браунсвилль в то время.

Сэм Лазар брался за любую работу и, отложив немного денег, вызвал свою молодую жену Стари в Америку. В 1907 году у них родился первенец, которого назвали Сэмюэлем.

«Мне не нравилось это имя, оно мне казалось слишком обыденным, а я стремился украсить серую жизнь, вырваться из браунсвилльских будней, и когда мне было 13 лет, я придумал себе другое имя – Ирвин, – оно звучало так красиво. Моя мать сказала, что хотела назвать меня Пол, это стало моим вторым именем. Вот так родилось мое имя Ирвин Пол Лазар», – говорил он.

Неподалеку от Браунсвилля кипела другая, – яркая, непохожая жизнь, ведь совсем рядом был Нью-Йорк. Нужно было только сесть в подземку, и поезд доставлял в Бруклин, а там было несколько небольших театров. Мать Ирвина украдкой давала мальчику деньги, сэкономленные на хозяйственных расходах. Ирвин открыл для себя новый мир, для него это было потрясением.

«Никогда не забуду как первый раз я отправился на Бродвей посмотреть шоу, – рассказывал Ирвин. Я надел пиджак, перешитый из старого отцовского, мама купила мне белую сорочку, отец дал мне свой галстук, и я чувствовал себя этаким денди. Для полного завершения облика я решил сделать модную стрижку. В парикмахерской я гордо сообщил, что иду на бродвейское шоу. Парикмахер сказал: «Вчера у нас был Луис Лэг, он играет главную роль в этом шоу. Хочешь, я сделаю тебе такую же прическу?» «Конечно», – ответил я, и он соорудил на моей голове огромный кок, набриолинил его так, что волосы у меня сверкали. Я также знал, что у нас в Браунсвилле местные пижоны делали маникюр, поэтому я решил сделать его и себе. Маникюрша покрыла мои ногти толстым слоем прозрачного лака, и в таком виде я, 15-летний коротышка, отправился в театр. Мне больше всего запомнилась не пьеса драматурга Мэксвелла Андерсена (моего будущего клиента), а то, как люди, сидящие рядом со мной на галерке, подталкивали друг друга и смотрели на меня. Дело в том, что я положил руки на колени, и мой роскошный маникюр светился в темноте, отражая огни на сцене».

Но посещение театра было недолгим праздником, жизнь проходила в Браунсвилле, среди драк, бандитских разборок, которые часто заканчивались поножовщиной. Ирвин прошел жестокую школу, имя которой-улица в гетто.

«Но я нисколько не жалею о том, что не вырос в роскошном особняке за высоким забором с гувернерами, я знаю всему цену, благодаря улицам Браунсвилля я стал тем кем я стал», – говорил Ирвин Лазар. С ним должны были согласиться многие представители его поколения иммигрантов, ставшие впоследствии знаменитыми. Это – импресарио Сол Юрок, писатель-юморист Хенни Янгмэн, композиторы Джордж Гершвин и его брат Айра, и многие другие, принесшие славу Америке, – все они из Браунсвилля.

Отец Ирвина считал, что четверо его сыновей должны получить образование. «Прежде всего у вас должна быть профессия, – говорил он, вы должны стать образованными людьми, иначе невозможно осуществить свою американскую мечту». Старшего сына Ирвина он хотел видеть адвокатом: «Ты всегда заработаешь на жизнь, ведь ты можешь заболтать и убедить кого угодно», – смеясь говорил отец.

Карьера адвоката не очень манила юношу, но он понимал, что отец прав, и Ирвин поступил в Brooklyn Law School. Деньги на обучение он зарабатывал днем, работая клерком в адвокатской конторе, а вечером постигал мудрости юриспруденции. Родители гордились сыном, увидев его на выпускной церемонии в мантии адвоката. Это был последний радостный день в жизни его матери. Тяжелая болезнь не обошла ее стороной, и вскоре она умерла. Это было страшное горе для Ирвина – ведь они были так близки духовно. Отец женился вторично, и Ирвин понял, что пришло его время уйти из родительского дома. Начинался второй этап его жизни, когда он сам должен был распоряжаться своей судьбой.

 

НАЧАЛО ПУТИ

Адвокатская контора, в которой служил Лазар, была одной из самых крупных в Нью-Йорке. Она принадлежала Милтону Пикману, невероятно энергичному человеку. Скопив приличное состояние, он решил расширить бизнес и примкнул к только что созданной Music Corporation of America, впоследствии получившей название MCA.

Эта корпорация представляла интересы крупнейших музыкантов, актеров, композиторов. Для Ирвина открылось новое поле деятельности, о котором он всегда мечтал. Он принялся за работу с большим энтузиазмом и вскоре о нем заговорили как о способном и надежном агенте, который отстаивает интересы клиентов и вообще «может многое».

Время было сложное – заканчивались бурные тридцатые годы. Страна постепенно оправлялась от шока Великой Депрессии, в больших городах главенствовала мафия, все эти многочисленные итальянские, ирландские и прочие «крестные отцы», звучали выстрелы, на смену подпольной торговле спиртным пришел наркобизнес.

Именно на тридцатые годы приходится расцвет индустрии развлечений, появились талантливые музыканты, многочисленные джазовые коллективы, развивается киноиндустрия.

Ирвину приходилось работать с самыми различными клиентами. Часто это были весьма подозрительные личности, нажившие капитал на буттлегерстве во время действия сухого закона в Америке. Ирвин вспоминает как они «протежировали» хорошеньких хористок и требовали от него сделать их звездами эстрады. Несмотря на все его доводы, что они не умеют двигаться, у них нет голоса, он слышал одно «но ты же агент, значит ты должен это сделать».

Наступивший 41-й год изменил жизнь Ирвина. В газетах появились тревожные заголовки. Люди их читали, качая головами – они не знали что им принесет начавшаяся война. Но в мире развлечений, на знаменитой 52-й улице в Нью-Йорке, этом центре джазовых клубов, все было иначе – там был вечный праздник. Казалось, даже воздух был соткан из звуков, которые доносились из небольших клубов, расположенных один за другим на 52-й улице.

На одном из концертов джаз-ансамбля, которым руководил знаменитый в то время Лэрри Клинтон, присутствовал генерал, занимавший важный пост в генштабе. После окончания концерта он был приглашен на дружеский ужин, где и познакомился с Ирвином. Они разговорились, и генерал предложил Ирвину служить в армии, заниматься организацией концертов для солдат. «Я с удовольствием согласился, – вспоминает Лазар, – я хотел быть полезным стране. Два моих брата уже служили в армии. Отец поддержал меня, он гордился своими сыновьями. Итак, 28 марта 1942 года я надел военную форму. Эту дату было легко запомнить – мне в этот день исполнилось 35 лет».

На складе генштаба Ирвину выдали военную форму. Она была не просто велика – в ней бы поместилось два Ирвина. Рукава доходили до колен, а его голова утонула в форменной фуражке.

Но он не растерялся и заказал униформу у дорогого нью-йоркского портного. Военная служба началась с тренинга. Ирвина отправили в военный лагерь. Он жил в бараке с сорока новобранцами. Для избалованного нью-йоркца, который привык жить в комфорте, в Madison Hotel, с ежедневной сменой простыней, армейский барак был не самым подходящим местом. После первой бессонной ночи, когда он отправился в душ и увидел, что под слабой струей воды моются восемь человек, а туалеты не имеют дверей, он решил поговорить с генералом. Но вдруг оказалось, что генерал, который так был любезен с ним в Нью-Йорке, стал недоступен. Ирвин послал ему письмо, и наконец добился приема.

– Послушайте, генерал, – сказал он, – я не могу спать в бараке и мыться под душем с десятком солдат.

– Вы должны привыкнуть. Не забывайте, – вы на службе в армии. У нас все находятся в одинаковых условиях, нет никаких привилегий.

– Я это хорошо понял, когда во время утренней переклички, сержант спросил: «Кто из вас умеет печатать на машинке?» Я поднял руку. Сержант сказал под общий хохот: «Окей, значит будешь чистить уборные». С тех пор я никогда не был добровольцем», – говорил Ирвин.

Постепенно он привык к новым условиям и прошел полный курс подготовки. В свои 35 лет он, наравне с молодыми новобранцами, выполнял все сложные упражнения. Ростом самый маленький, он всегда был последним в строю. Приходилось маршировать в жару по пять миль с полной амуницией за плечами. Сжалившись над ним, кое-кто из высоких, сильных парней пытались ему помочь нести этот груз, однако сержант запретил – это не полагалось по уставу. Тогда Ирвин нашел, как ему казалось, отличный выход: он нанял черный лимузин, который ехал за ними. После окончания учений он клал тяжелую амуницию в машину, садился рядом с шофером и ехал домой с полным комфортом.

Неделю спустя его вызвал полковник. Когда Ирвин зашел к нему в кабинет, там сидело трое военных. Полковник их представил – все они были из FBI.

– Почему за вами ехал черный кадиллак? – спросили они его.

– Он вез мою амуницию.

– Это неслыханно, в армии мы не позволяем использовать такси для того чтобы перевозить боевое снаряжение. Вскоре вы получите назначение на работу за границей. Что вы там будете делать?

– То же самое, только, может быть кадиллак будет другого цвета.

Как-то Ирвина приехали навестить его друзья по шоу-бизнесу. Слухи о том, что к этому «коротышке», как его называли, приехали звезды джаза, моментально разнеслись по гарнизону. Его вызвал сам генерал и спросил – правда ли, что он знаком со всеми знаменитостями. Скромно потупившись, Ирвин подтвердил.

– Я даю задание организовать для солдат концерт с участием всех звезд шоу-бизнеса, – генерал начал перечислять громкие имена самых известных в то время исполнителей.

Ирвин с радостью согласился. Это было намного интереснее тренировок, лазаний по канату, к которому он питал особую неприязнь.

Началась большая работа по подготовке шоу. Ирвин решил, что в нем, наравне со звездами, будут участвовать и наиболее способные солдаты. Идея всем пришлась по вкусу, начались репетиции. Энтузиазм с обеих сторон был огромный, командование выделило большие суммы денег на декорации, театральные костюмы, музыкальное сопровождение. Ирвин написал сценарий, и 20 ноября 1943 года состоялась премьера музыкального спектакля. Нечего и говорить о том с каким успехом он был принят. Зрители аплодировали, не жалея ладоней, на сцене разворачивалось несложное действие, но все было ярко, динамично, хорошенькие хористки украшали сцену.

Мюзикл имел такой успех, что впоследствии был снят фильм, режиссером был сам Джордж Кьюкор.

Все армейские переживания плохо сказались на здоровии Ирвина. У него была обнаружена язва, и его демобилизовали. Теперь он был предоставлен самому себе, хоть и с язвой.

 

ГОЛЛИВУД ГЛАЗАМИ АГЕНТА

Буквально на следующий день обретенной и столь долгожданной свободы, Ирвину позвонил сам великий и знаменитый Сэм Голдуин. Да-да, тот самый, из MGM.

– Я слышал, что ты уже свободен и можешь приступить к работе. Так вот, не трать времени зря и соглашайся. Я предлагаю тебе пятилетний контракт и должность директора студии. О тебе очень хорошо отзываются, и ты будешь отличным продюссером. Я тебе предложу очень выгодные условия, – Сэм всегда говорил так, что у собеседника уже не оставалось возможности возражать.

– Звучит отлично, Сэм. Но дай мне время подумать, я еще не решил переезжать в Калифорнию.

– Нечего думать. Ты – тот парень, который мне подходит. Приезжай, и мы обсудим детали, – Голдуин положил трубку.

Однако его боссы из MCA предложили Ирвину еще более выгодные условия, которые он решил принять. Когда Сэм Голдуин узнал, что Ирвин отказывается у него работать, он, по своему обыкновению, впал в ярость.

– Я засужу всех вас, мерзавцы, и прежде всего этот MCA, а потом тебя, Ирвин.

– Но почему же, Сэм?

– За нарушение контракта!

– Но у нас же не было никакого контракта, это был просто телефонный разговор.

– Все равно, всех отдам под суд – он в ярости бросил трубку.

Все, как и ожидалось, закончилось хорошо, и вскоре, осенью 1947 года, Ирвин открыл собственное агентство Irving Paul Lazar Agency.

Он нашел собственную нишу – представлял и защищал творческие авторские права композиторов, сценаристов, хореографов, модельеров-словом, тех кто работал для Голливуда, создавая его славу.

Когда Ирвин прибыл в Голливуд, его познакомили с Джорджем и Айрой Гершвинами. У них было много общего – ведь Гершвины, так же как и Лазар, родились в Brownsville, они тоже были выходцами из иммигрантской среды. Они сразу подружились, и эта дружба длилась до конца жизни. Гершвины сразу взяли Ирвина под свое крыло, он стал завсегдатаем и постоянным участником их приемов. Они устраивали торжественные обеды дважды в месяц, и кто только не бывал в их гостеприимных домах: Джордж Кьюкор и Кэтрин Хепберн, Джуди Гарленд и Винсент Минелли, Анатоль Литвак и Дэвид Селзник с супругой Ирэн. Это были веселые, неистощимые на выдумки люди, за столом звучали шутки, остроты, затем Айра или Джордж Гершвин садились за рояль, играя новые или ставшие любимыми произведения… Расходиться совсем не хотелось, засиживались до рассвета.

Клиенты Ирвина становились его друзьями, его друзья становились его клиентами, Голливуд принял его, раскрывая перед ним свои тайны. Ирвин говорил, что он участвовал в создании многих голливудских фильмов. Так оно и было на самом деле. Ведь фильм начинается со сценария. Продюссеры требовали, чтобы в основе лежала увлекательная, захватывающая история. Однако читать объемные рукописи они не хотели. У каждого была своя манера «прочтения» сценария. Луис Мейер, вечно спешивший по важным делам, не имел возможности, да и не хотел читать рукописи. Это за него делала Лилиан Барнс, театральная актриса. Когда нужно было прочесть сценарий, Луис с полным комфортом садился за свой знаменитый стол, клал ноги на специальную подставку, а Лилиан с выражением читала. Эта маленькая худенькая женщина разыгрывала перед Мейером настоящие спектакли. Она плакала там где полагалось плакать и смеялась в тех сценах, которые предполагали веселье.

Ирвин, которого буквально заваливали сценариями, нашел собственный оригинальный способ знакомства с произведениями драматургов. Этому способствовало некое обстоятельство. Собравшись в Чикаго, уже в самолете, он обнаружил, что летит вместе с продюссером Чарльзом Фелдманом, которому он рекомендовал приобрести авторские права на один из сценариев.

– Расскажи мне основной сценарный ход, – попросил продюссер. Нужно ли говорить о том, что Ирвин понятия не имел о чем идет речь. Но он не растерялся, и сказал:

– Знаешь, я хочу немножко вздремнуть, а когда проснусь – расскажу тебе подробно. Ирвин часто летал, всегда пользуясь самолетами компании TWA, был знаком со многими стюардессами. Вот и в тот раз он увидел знакомую девушку, и пообещал уплатить ей сто долларов (по тем временам немалые деньги) если она прочтет половину сценария и перескажет содержание перед прилетом в Чикаго, а вторые сто долларов она получит когда дочитает сценарий перед приземлением в Лос-Анджелесе.

Стюардесса великолепно справилась со своей задачей, Ирвин пересказал слово в слово все что она ему рассказала. Сделка состоялась – продюссер был в восторге, уплатив за авторские права немалую сумму.

Работа со сценаристами и голливудскими студиями в 50-е годы была похожа на обычаи и нравы Дикого Запада – это была игра без правил. Каждый старался урвать кусок побольше, а сделать поменьше. Особенно трудно было работать с такими гигантами как Луис Мейер, Сэм Голдуин и Джек Уорнер.

Джек просто ни во что не ставил сценаристов. Он к ним относился как к обслуживающему персоналу во второразрядном отеле. Основой его теории было: чем меньше платишь тем лучше. Он не разрешал им даже пойти на обеденный перерыв, считая это пустой тратой времени. Голдуин был из той же категории работодателей. Он не мог видеть когда кто-то шел спокойным шагом по территории студии. «Вы движетесь слишком медленно», – говорил он, обгоняя идущих. Затем, прислушавшись к беседе, замечал: «Нужно говорить и думать только и исключительно о кино, а не о разных пустяках», – и убегал вперед.

Сценаристы тоже стремились получить побольше денег и побыстрее, к этой категории относился и знаменитый писатель Уильям Сароян. Сын армянских иммигрантов, он был лауреатом престижной Пулитцеровской премии.

Как-то Луис Мейер сказал Ирвину, что ему нужен новый сценарий. Так совпало, что в тот же день Ирвину позвонил Сароян – он всегда звонил, когда у него кончались деньги. Ирвин объяснил ему какой сценарий хочет Мейер, а потом сказал Мейеру, что лауреат Пулитцеровской премии только что закончил потрясающую историю. Он организовал их встречу, и Сароян эмоционально рассказал сюжет будущего сценария. Он так растрогал Мейера, что тот всплакнул.

– Потрясающе! – воскликнул Мейер, утирая слезы. – Я попрошу вас прийти завтра, я должен поговорить с вашим агентом.

– Сколько? – спросил Мейер Ирвина.

– Он хочет сто пятьдесят.

– Он их получит.

Довольный состоявшейся сделкой, Ирвин поспешил к главе расчетного отдела чтобы договориться о трехразовой выплате Сарояну огромного, по тем временам, гонорара. Таким образом он сразу мог получить пятьдесят тысяч долларов.

– Мне нужно сто пятьдесят сразу, наличными, и только стодолларовыми купюрами, – сказал Сароян.

– Ты сошел с ума, – сказал Ирвин, – такого не бывает, ни один банк не выдаст тебе сразу наличными такую сумму.

– Значит, я отказываюсь и продам сценарий кому-нибудь другому.

Ирвину стоило невероятных усилий выполнить желание Сарояна. Писатель получил желанную сумму в крупных купюрах. Однако на следующий же день он пришел к Ирвину.

– Дай мне тысячу долларов – я остался без копейки, все ушло на оплату долгов.

Нам, нынешним читателям, трудно представить, что в 40-50-х годах крупные сделки в Голливуде на десятки и сотни тысяч долларов заключались без долгих процедур, адвокатов, заполнения многочисленных бумаг. Если стороны приходили к согласию, достаточно было устного договора, крепкого рукопожатия. Данное слово нельзя, невозможно было нарушить, ибо под угрозой была репутация, а это было превыше всего.

Сэм Голдуин, один из основателей MGM, не получил никакого образования. Его английский был далек от совершенства, он говорил с очень сильным акцентом, никак не мог сладить с глаголами, многочисленными идиомами, поэтому его высказывания вызывали улыбку. Многие записывали его изречения, называя их «голдуизмами».

Ирвин Лазар знал об этом недостатке Босса и при первой встрече начал с ним говорить на самом примитивном английском. Звучало это примерно так:

– Ты любишь книги, Сэм? – спрашивал Ирвин. Книги – это хорошо. Пусть тебе кто-нибудь почитает, а мы потом поговорим. Окей?

В таком духе Ирвин вел с ним беседу некоторое время пока Голдуин однажды не спросил Ирвина: «Послушай, какое у тебя образование?» Тот сказал, что закончил Law School престижного университета. «Но ты как-то очень странно разговариваешь», – сказал Голдуин. Это положило конец примитивному английскому.

Сэм обладал удивительной интуицией. Он мог ничего не знать и не слышать об авторе сценария, неправильно произносить слова, путать имена, но у него было безошибочное чутье на успех, которое его никогда не подводило. Задумав новый проект фильма, он обратился к Ирвину:

– Мне нужна книга, которая привела бы всех в трепет, я заплачу столько сколько ты скажешь, Ирвин. Прошу тебя, сделай это как можно быстрее.

Ирвин знал, что известный сценарист Макс Шульман только завершил книгу «Round the Flag, Boys!», она была очень забавной, насыщенной добрым юмором, – как раз то, что искал Голдуин. Он рассказал об этом Сэму, тот пришел в восторг и попросил никому не показывать книги, не говорить о ней. По телефону было договорено, что Сэм покупает ее за триста тысяч долларов. Ирвин сказал об этом писателю, его агенту, и они обо всем договорились по телефону. Сделка была завершена.

Спустя два дня Ирвину позвонила Фрэнсис, жена Сэма Голдуина:

– Мы не покупаем книгу, которую ты дал Сэму.

– Фрэнсис, что значит «не покупаем?» Ты это уже купила.

– Нет. Это мои деньги, а не Сэма. Мне эта книга не нравится. Я ее не покупаю. Good-bye.

«Я был потрясен, – говорит Ирвин, – Фрэнсис раньше никогда не вмешивалась в дела своего мужа, всегда была дружелюбна ко мне. У меня не было другого выхода, и я позвонил Сэму».

– Будет так как сказала Фрэнсис, – сказал Сэм.

На следующий день Ирвин взял пять экземпляров этой книги и показал их боссам пяти голливудских студий. Он так преподал ситуацию, что между студиями разгорелась борьба за право работать над этой книгой. Самое лучшее предложение поступило от студии Fox.

Через неделю после случившегося Ирвину позвонила секретарь Фрэнсис и пригласила его на обед. Ирвин передал своему секретарю, что, к сожалению, он очень занят. Так же он ответил и на последующие приглашения. Он отказался разговаривать и с Голдуином, когда тот сам позвонил к нему в оффис. Голдуин чувствовал свою вину, он был человеком слова, и понимал, что произошедшее может бросить тень на его репутацию.

В самый разгар конфликта в оффис к Ирвину позвонил очень известный адвокат, который в то время работал в Париже.

– Я тут, на студии, в гостях у Сэма Голдуина. Приходи повидать меня.

– Нет, я не приду.

– Сделай мне любезность, приди!

Ирвин сел в свою небольшую машину и поехал по направлению MGM. По дороге он проезжал дилершип где продавались автомобили марки Rolls-Royce. Он остановился, пораженный. В стеклянной витрине стоял только что выпущенный на рынок автомобиль модель Silver Cloud – «Серебряное Облако». Это был роскошный автомобиль, его представляли как машина «для очень успешных людей».

Маленький Ирвин питал страсть к большим автомобилям, а «Серебряное Облако» было длиной пять с половиной метров. Роллс-Ройс манил к себе сверканием металла, фар, серебром покрытия. Увидев интерес покупателя, продавцы предложили отличную цену. Ирвин вышел потрясенный.

Разговор в кабинете Голдуина начал их общий друг, адвокат.

– Мистер Голдуин искренне сожалеет о случившимся, он ни в коем случае не хочет потерять дружбу с вами, мистер Лазар, и хотел бы изменить ситуацию.

– Я не представляю себе как это можно сделать, – сказал Ирвин не глядя в сторону Сэма. – Мистер Голдуин поступил очень плохо. Он нарушил сделку, не сдержал слово и поставил меня этим самым в очень неловкую ситуацию. Если бы я не продал книгу студии Fox, это была бы катастрофа. То, что сделал Сэм – это непоправимо.

– Ты прав, Ирвин, – вдруг рявкнул Сэм. Я повел себя как самый последний сукин сын. Но я могу это исправить. Тогда Ирвин посмотрел на него.

– Каким образом?

– Я хочу купить тебе подарок.

– Какой подарок может залечить нанесенную рану?

– Ну скажи, чтобы ты хотел? И тогда Ирвин решился:

– Я только что видел Rolls-Royce…

– Он твой! – Голдуин нажал кнопку звонка, к нему вошел секретарь.

– Боб, поезжай с мистером Лазаром и купи ему тот чертов Rolls-Royce, какой он захочет.

Глаза у бедного Боба вылезли наружу, он не ожидал такого от своего скуповатого Босса. Но слово было сказано, все присутствующие пожали друг другу руки, и Ирвин стал обладателем роскошного автомобиля. Правда, его почти не было видно за рулем, но какое это имеет значение, когда ты находишься в «Серебряном Облаке».

 

АЛЛО, МЫ ИЩЕМ ТАЛАНТЫ

«Ты должен разбить всех в пух и прах, ты станешь моей правой рукой, мы вместе перевернем Голливуд вверх дном», – Луис Мейер быстрыми шагами ходил по огромному кабинету, затем подбежал к Ирвину, посмотрел на него внимательно, ожидая его реакцию.

– Как мы сможем это сделать? – перешел тот сразу к делу.

– Мы начинаем эпоху мюзиклов! – вскричал Мейер восторженно, – он любил новые идеи, окружал себя талантливыми людьми.

– Я прошу тебя в дополнение к твоей основной работе искать талантливых артистов для творческой группы Артура Фрида. Я предвкушаю огромный успех! – вскричал Мейер и, не в состоянии остановиться, продолжил свой бег по кабинету.

Артур Фрид начал свою карьеру в MGM в качестве ассистента продюссера Виктора Флеминга в мюзикле «The Wizard of Oz», известного у нас под названием «Волшебник Изумрудного Города». Эта работа принесла ему известность, и с тех пор его имя стало синонимом золотой эры мюзиклов студии Metro-Goldwin – Mayer.

Творческий талант Артура Фрида помог раскрыться и стать настоящими звездами Голливуда Джуди Гарленд, Джину Келли, Фрэнку Синатре, Мики Руни и многим, многим другим.

Блестящий продюссер, Фрид был также и автором слов многочисленных музыкальных номеров в ярких мюзиклах, составивших славу Голливуда. Даже сейчас, спустя более полувека, мюзиклы «American in Paris», «Gigi», Showboat», Singin’ in the Rain» и другие, смотрятся с удовольствием. Мы восхищаемся музыкой Джорджа Гершвина, танцевальным искусством Джина Келли, пением и артистизмом Фрэнка Синатры, режиссурой Винсента Минелли. Фильмы – мюзиклы «An American in Paris», «Gigi» получили Оскара, Фрид был назван лучшим продюссером.

Вот с этими людьми и работал Ирвин Лазар, привлекая самых ярких и талантливых звезд шоу-бизнеса к работе с Артуром Фридом. Благодаря его усилиям, в труппе начали работать блестящие хореографы, сценаристы, костюмеры, музыканты, актеры.

«Нам было потрясающе интересно работать, Фрид давал возможность всем проявлять себя в творчестве, он не ставил жестких условий, не ограничивал ни в чем», – говорил Джин Келли, рассказывая о работе в мюзикле «Singin’ in the Rain». Забавная деталь: Артур Фрид очень тепло относился к своим коллегам по работе, часто обращаясь к ним: «малыш». Лишь одного человека он не решался так называть. Это был его кумир-композитор Ирвин Берлин.

Он приходил в оффис в Фриду с внушительной папкой подмышкой.

– Что там у тебя, Ирвин? – ласково-вкрадчиво спрашивал Фрид.

– Нет смысла говорить об этом, Артур. Это – музыка к новому фильму, которую я только что закончил. Но я не собираюсь ее продавать. Я хочу ее немножко попридержать, – отвечал Берлин, включаясь в диалог и преследуя свои цели.

– Я прошу тебя, дай мне только взглянуть, – говорил Фрид, и начинал поглаживать волосы, что было явным признаком того, что он нервничает.

– Нет, Артур, я могу только напеть одну песню, – отвечал Берлин и начинал мурлыкать что-то невнятное.

– Сколько ты хочешь, Ирвин? – спрашивал Фрид.

– Миллион долларов.

– О кей, я даю тебе миллион. Ну а сейчас я могу услышать пару песен?

– Не-ет, – выпевал Берлин.

– Но я же только что купил всю папку.

– Я еще не готов показывать, – говорил Ирвин.

– Дай мне послушать только один номер, вот рояль, сыграй.

Было известно, что Берлин может играть только на своем, специально сделанном инструменте, который простым движением рычага может транспонировать мелодию.

– Но ты же знаешь, Артур, не хуже меня, что я не играю на чужом инструменте, – сказал Берлин. Я тебе напою. Он начинал петь на ухо Фриду, так тихо, что никто другой не мог услышать мелодии. Больше одной песни он не напевал.

– Мне это подходит, Ирвин, – восклицал Фрид. Теперь расскажи – о чем этот фильм?

– Видишь ли, Артур, это – история моей жизни. Я бы хотел, чтобы хороший сценарист написал весь фильм, и это будет хит сезона!

Артур бежал на второй этаж, к Л. Б. Мейеру, согласовывал с ним основные детали и, победоносно улыбаясь, возвращался к Берлину.

– Обо всем договорено, можно начинать работать. Как ты думаешь, – обращался он к Лазару, – кого можно пригласить в сценаристы? Тот предлагал Артура Лоурентса, который писал сценарии «West Side Story» и «Gypsy».

– Но меньше чем за двести пятьдесят он не согласится.

– Мы даем ему триста, – воскликнул Фрид. Тут же позвонили сценаристу, и сделка состоялась. Вот так, без оформления бумаг, в процессе беседы, решались важнейшие вопросы. Все было на простом доверии и закреплялось крепким рукопожатием.

Те, кто работали с Ирвином Берлином, который начинал свою головокружительную карьеру как «поющий официант», – (см. книгу «Лики великих») знают, что помимо композиторского таланта, он обладал чутьем бизнесмена и всегда очень выгодно продавал свои творения. Более того, он так был уверен в том, что проживет долгую жизнь, что просил распределять свой гонорар на годы. «Почему бы тебе, Ирвин, не растянуть выплату своих денег по доллару на миллион лет?» – подтрунивали над ним друзья, которых он надолго пережил.

В конце 60-х знаменитое издательство Simon amp; Schuster собралось публиковать двухтомник его песен. Берлин сам представлял себя, у него не было агентов. «Я не хочу никому платить, я сам себя представляю», – повторял он.

Но, поскольку речь шла о книге и об авторских правах, Ирвин Лазар решил, что настало время предложить Берлину совместную работу.

– Ирвин, – начал Лазар, – ты очень известный композитор, ты слишком крупная фигура для того, чтобы самому вести переговоры с издательствами. Как ты думаешь, – я хороший агент?

– Самый лучший, – сказал Берлин.

– Окей. Разреши мне быть твоим агентом. Я возьму всего лишь пять процентов от суммы, деньги – не главное. Я хочу быть представителем Ирвина Берлина, для меня это важнее денег, это – вопрос чести и престижа.

– Это звучит убедительно но скажи мне честно, если бы ты был на моем месте, ты бы взял агента?

– Нет, – признался тот.

– Вот это и есть мой ответ.

Ирвин с полным правом говорил, что он сделал много фильмов для MGM. Да, он не был продюссером, не писал сценарии, но он стоял у самых истоков, у самого начала работы. Без его энергии, деловой хватки не были бы возможны такие голливудские шедевры как фильмы My Fair Lady, An American in Paris, Camelot, Gigi, Brigadoon и многие другие. Эти фильмы получали самые высокие награды, в них своим талантом сверкали звезды, над их созданием работали лучшие продюссеры, сценаристы, хореографы, дизайнеры интерьеров и костюмов. Всех их привлекал к работе, составлял контракты, уговаривал, убеждал, маленький человек в больших очках – Ирвин Пол Лазар.

 

ГЕРШВИНЫ, ГОЛДУИНЫ И ДРУГИЕ ЗНАМЕНИТОСТИ

Когда Ирвин только прибыл в Лос-Анджелес, он проводил большинство своих вечеров в великолепном доме Ли и Айры Гершвин в Беверли Хиллз. Окруженный картинами французских импрессионистов, Айра, талантливый брат гениального Джорджа Гершвина, любил рассуждать об искусстве. Он ходил из комнаты в комнату со своей неизменной сигарой, рассыпая повсюду пепел и громко шутил, смеялся, импровизировал – он был великолепным рассказчиком и собеседником.

Гершвины жили на North Roxbury Drive – это было почти такое же популярное место как для нью-йоркцев Central Park. Неподалеку от них жили знаменитости: Джек Бенни, Эдди Кэнтор, Чарли Чаплин, продюссеры Дэвид Селзник, Луис Мейер, Джек Уорнер. У каждого был роскошный дом, с огромной распашной лестницей, парадным входом. Вечером у кого-нибудь из них был прием. Приходили декольтированные дамы в вечерних туалетах, мужчины в смокингах, играла тихая музыка, взбивали коктейли, начинался очередной вечер.

Дом Гершвинов отличался от других домов непринужденной атмосферой. Это был, скорее, европейский дом, Гершвины не устраивали пышных приемов, их девизом было: «Если вы проезжаете мимо и у нас горит свет – загляните на огонек». И на огонек «заглядывали» постоянно самые интересные люди, у них всегда собиралась интеллектуальная элита Голливуда. Их объединяло общее прошлое: в основном, это были выходцы из иммигрантских семей.

Ирвин и Гершвины вместе путешествовали по Европе. Любимыми городами были Венеция, Париж, Лондон-они посещали музеи, художественные галереи, привозили из путешествий незабываемые впечатления и произведения искусства. Так была собрана знаменитая артколлекция Гершвинов, приобретшая огромную ценность с течением времени.

Совсем иная атмосфера господствовала в особняке у Голдуинов. Сэм никогда не тратил времени на, как он полагал, «пустые разговоры». Он приглашал только «нужных» и «полезных» людей, с которыми можно было делать большой бизнес. К живописи он не питал особых симпатий. Однако и у него была отличная коллекция картин французских импрессионистов, несколько полотен Пикассо, Дега, а над камином висел лихой рисунок Тулуз Лотрека. Фрэнсис Голдуин знала как нужно поставить дом, чтобы привлечь нужных людей, произвести благоприятное впечатление. Вдоль стен в библиотеке стояли дубовые шкафы, в них поблескивали теснёными переплетами серьезные книги, в которые никто никогда не заглядывал, туда дворецкий приносил предобеденный дринк, коктейли.

Голдуин был пунктуален как швейцарские часы, вечерний прием начинался в 7.30, в 8 все переходили в dining room.

Опоздавших к началу обеда – это случалось редко – ждало их место, но им доставалось лишь то, что в данный момент было на столе, – супруги были скуповаты.

Ирвин Лазар забавно рассказывал о том, как Фрэнсис решила сделать Сэму сюрприз на его 70-летие. «Было задумано, что мы, все его друзья, соберемся в назначенное время. Во всем доме будет темно, и лишь когда Сэм выйдет, зажгутся все огни, и мы с веселыми криками, поздравлениями, подарками, выскочим на середину их огромной гостиной. Сначала так и было. Мы все приехали пунктуально в 7.00, зашли в дом, и, пока Сэм переодевался в вечерний костюм, спрятались под большой лестницей. В доме было темно, мы перешептывались как дети, готовясь к сюрпризу. Время приближалось к 7.25, мы знали, что ровно в 7.28 Сэм начнет спускаться по лестнице.

Наши сердца бились взволнованно, мы буквально отсчитывали секунды. Во всем доме стояла абсолютная тишина. Вот послышались шаги Сэма, он вышел в небольшой холл и начал спускаться. Шаг, еще шаг – в тишине они были слышны особенно четко. И вдруг… дом потряс звук, который мог бы сокрушить Empire State Building. Сэм был уверен, что в доме никого нет, и позволил себе некоторую вольность.

Нужно ли говорить о том, с каким диким хохотом, визгом и шумом мы выскочили из-под лестницы, дав волю долго сдерживаемым эмоциям! Некоторую неловкость момента заглушил наш дружный хор, исполнивший Happy Birthday!»

Роскошный особняк Уильяма Гетца, главы студии Fox привлекал знаменитостей Голливуда. «Билл», – как к нему обращались друзья, был красивым, сильным, остроумным и предприимчивым человеком. Он родился в 1903 году в бедной семье еврейских иммигрантов, которые приехали в Америку и поселились в Филадельфии в конце 19-го века. Кроме Билла в семье было еще восемь детей, он был самым младшим.

Когда ему исполнился 21 год, он отправился покорять Голливуд – кино стало его страстью с раннего возраста. Именно там, в Голливуде, он сделал блестящую карьеру, стал продюссером. На талантливого молодого человека обратил взор сам Л. Б. Мейер, и сделал все, чтобы его старшая дочь Эдит заинтересовалась Биллом Гетцом.

Выдав дочь замуж за Билла, Мейер говорил, что теперь у него есть еще и сын. Вскоре они стали деловыми партнерами.

Дом супругов Гетц в Holmby Hills был центром голливудской элиты. Он был намного больше дома Голдуина и служил идеальным образцом того, каким должен быть самый роскошный дом. Вышколенная прислуга, замечательные повара, которых Эдит пригласила из Парижа, огромный бассейн, богатая библиотека – Эдит знала как вести дом.

Билл и Эдит инвестировали огромные средства в собирательство картин. В их картинной галерее были наиболее интересные холсты и скульптуры французских импрессионистов, а также Пикассо, Модильяни, Сутина, Пьера Боннара, и других знаменитых художников.

Еще одним увлечением Билла Гетца были скаковые лошади. Одна из них в 1950 году выиграла престижное Santa Anita Derby и впоследствии была названа одной из самых знаменитых лошадей в истории скакового спорта. (Ходили слухи, что эпизод, описанный Марио Пьюзо с отрезанной лошадиной головой имел место в действительности, – это была любимая лошадь Гетца).

Ирвин Лазар стал завсегдатаем вечеров в доме Гетцов, он сотрудничал с Биллом, а Эдит называла Ирвина своим сердечным другом, у которого всегда можно получить дельный совет. Получить приглашение на прием в доме Гетцов – означало быть принятым в голливудскую элиту. После окончания обеда Билл обычно нажимал некую невидимую кнопку, расположенную в стене гостиной, полотно Тулуз Лотрека медленно поднималось вверх и пряталось в потолке, вместо картины появлялся огромный экран, и гости смотрели еще не вышедший на экраны фильм.

Часто гости Гетцов, среди которых были Фрэнк Синатра, Джуди Гарленд, Фред Эстер, Мики Руни и другие, начинали петь, пародировать друг друга, Джордж Гершвин садился за рояль… Это были самые великолепные, незабываемые впечатления! Звезды экрана были в своем кругу, их творческих порывов ничто не сдерживало, там воистину царило искусство.

Однако было бы преувеличением сказать, что у этих людей, которых считали избранными, не было переживаний, страданий. Голливуд создавал звезд, в то же время полностью разрушая личности. Далеко не каждый мог вынести испытание славой. Печальная судьба блистательной Джуди Гарленд, «королевы мюзиклов», как ее называли, – один из ярких примеров. Она была общей любимицей, но в обычной жизни никак не могла найти верный ориентир.

Один из вечеров в доме Гершвинов закончился тем, что Джуди, которая весь вечер была чем-то страшно взволнована, вышла из гостиной и направилась в туалетную комнату. Ирвин последовал за ней. Дверь была заперта. Почуяв неладное, Ирвин начал стучать, просить ее открыть. Ответом было молчание. Так продолжалось около двадцати минут. Затем дверь попросту вскрыли, и взору нарядных гостей представилось ужасное зрелище: на полу, истекая кровью, лежала Джуди. Она пыталась перерезать себе вены. Прибывшая немедленно ambulance забрала ее в знаменитый Cedars of Lebanon Hospital, где многие кинозвезды проходили лечение от наркотической и алкогольной зависимости.

Ирвин не раз выручал Джуди из очень сложных ситуаций. К тому времени она разошлась с Винсентом Минелли, в 1951 году студия разорвала с ней контракт. С Джуди было очень трудно работать на съемочной площадке. Злоупотребление наркотиками, алкоголем привели к постоянным срывам ее нервной системы, ее внезапные смены настроений мешали работе. Джуди запуталась в своих финансовых делах, постоянно нуждалась в деньгах, продавала все, что могла принести хоть какой-нибудь доход, в том числе и записи своих концертов, выступлений.

Сидней Лафт, который стал ее мужем в 1951 году, был настоящим другом, делал все возможное, чтобы Джуди могла работать, сошла с наркотиков, но его усилия были тщетны.

Джуди рассталась и с ним, у них было двое детей – Лорна и Джой. Лайза, дочь от брака с Минелли, не ладила со своими сводными братом и сестрой, в доме всегда стоял крик, дети наблюдали как мать постепенно погружается в трясину наркозависимости.

Джуди Гарленд умерла в 1969 году, всего две недели после того как ей исполнилось 47 лет. Ее похоронили в Нью-Йорке, двадцать две тысячи человек пришли проститься с любимой кинозвездой. Она оставила ярчайший след в киноискусстве. Можно смело сказать, что второй Джуди Гарленд уже не будет.

 

ЭТО ГОЛУБОГЛАЗОЕ ЧУДОВИЩЕ – ФРЭНК СИНАТРА

«По совету друзей я посетил клуб Rustic Cabin в Нью-Джерси, – рассказывал Ирвин Лазар, – там пел очень худой, некрасивый и не умевший держаться на сцене парень. Но голос меня поразил, я понял, что передо мной – настоящий талант, перед которым большое будущее. Его имя Фрэнк Синатра было мне незнакомо. Я дал ему свою визитку, и с этого дня началась наша дружба, которая насчитывает больше двадцати пяти лет».

Нужно сказать, что дружить с Фрэнком было непросто. Он был человеком чрезвычайно эмоциональным, часто непредсказуемым. Ирвин сделал для него очень много. Он был первым, кто «раскрутил» мало кому известного тогда паренька, познакомил его с Томми Дорси, с оркестром которого Синатра выступал долгое время.

В 1939 году Фрэнк женился на Нэнси Барбато, она была его первой любовью. В 40-м году у них родилась дочка Нэнси.

В 1941 году Синатра был признан лучшим певцом года и решил начать собственную сольную карьеру певца, отказавшись от оркестра Дорси. Компания MCA, в которой Ирвин Лазар занимал долгое время ведущее положение, предложила молодому певцу неслыханный по тем временам гонорар – 60 000 в год. И тут Ирвин оказал ему огромную поддержку. Он познакомил молодого певца с Айрой и Джорджем Гершвинами, Ирвином Берлином, Артуром Фридом, другими влиятельными персонами в мире шоу-бизнеса. Синатра стал его клиентом. Ирвин организовывал его фан-клубы, обеспечивал полные залы, поддержку зрителей. Бурная личная жизнь Синатры, его связи с итальянской мафией, – все это создавало вокруг него некий ореол, который еще больше сопутствовал успеху талантливого артиста. Отчасти его даже можно считать прототипом молодого итальянского певца из романа Марио Пьюзо «Крестный отец».

В 1946 году он заключил контракт с MGM, снимался в киномюзиклах, его пластинки расходились десятимиллионными тиражами, на его концерты было невозможно достать билеты. Толпы поклонниц осаждала Фрэнка. Когда он пел, каждой казалось, что он поет для нее одной, – так мягко звучал его баритон, так выразительна была его певческая неповторимая манера.

Конечно, Фрэнк не был примерным семьянином – о его скоротечных романах ходили самые невероятные слухи. Нэнси, его жена, видела своего знаменитого супруга крайне редко, однако достаточно для того, чтобы родить сына, которого назвали так же как и его славного папу, а впоследствии родилась дочь Тина. Семья переехала из скромного жилища в роскошный особняк, однако Фрэнка трудно было удержать дома.

Конец сороковых был трудным временем для певца – у него начался творческий кризис жанра. Романтичные лирические песни, исполнением которых так прославился «The Voice» – «Голос», – это было имя, которое ему дали поклонники, – уходили в прошлое, на смену им пришла музыка в стиле кантри. С первого места в хит-парадах он был вытеснен на пятое. Более того, его контракт с MGM был расторгнут, в возрасте 34 лет Фрэнк стал человеком прошлого, на его карьере был поставлен крест, о нем говорили в прошедшем времени.

К тому же в начале 50-х после сильной простуды у певца образовались узлы на связках, и он потерял свой самый большой дар – Голос. Фрэнк находился в страшной депрессии, пытался покончить жизнь самоубийством.

К счастью, голос восстановился к 1954-му году, и зазвучал еще глубже. Его исполнительская манера стала более зрелой и по-прежнему неотразимой.

«Джентльмены предпочитают блондинок… но женятся на брюнетках», – говорят американцы. Именно так – Gentlemen Prefer Blonds – назывался голливудский фильм, в котором блистала «Главная Блондинка» – Мэрилин Монро. На премьере этого фильма и произошла роковая (для обоих) встреча – Фрэнка Синатры и «Главной Брюнетки» Голливуда Авы Гарднер.

Ее называли «самым прекрасным зверем на свете», сравнивали с античными изваяниями. Увидев ее кинопробы, Луис Мейер воскликнул: «Она совершенно не умеет играть, она не умеет двигаться, но Боже, как она прекрасна!» – и подписал семилетний контракт. Голливуд сделал из нее легенду. О ней мечтали все мужчины, она была невероятно сексапильна, – настоящая «роковая женщина».

Ко времени встречи с Синатрой Ава дважды побывала замужем. Первым мужем кинодивы был голливудский актер Мики Руни, затем недолгое время она была замужем за известным кларнетистом, руководителем одного из знаменитых в то время jazz-band Арти Шоу. Слухи об их бурном романе стали циркулировать на всех страницах желтой прессы. Нэнси моментально узнала имя своей соперницы. Поднялся страшный скандал, – поклонники отвернулись от своего прежнего кумира. Раздавались возмущенные голоса: как католик мог нарушить священные узы брака, предать чудесную жену, оставить троих детей ради гламурной кинозвезды?!

Чтобы затушить скандал, Аву отправили в Испанию. Там она встретила мужественного тореадора Марио Кабре. Эта встреча была для нее роковой – Ава со всей силой своего темперамента бросилась в омут любовного романа. Слухи об этом донеслись до Америки. Синатра срочно вылетел в Испанию спасать свою любовь. Он привез ветреной возлюбленной роскошное ожерелье, состоящее из изумрудов и бриллиантов. Этот довод оказался убедительным, и Ава оставила пылкого тореадора, вернувшись в Америку. Нэнси, поняв безуспешность борьбы, дала развод, и Фрэнк буквально на следующий день расписался с Авой. Однако этот факт ничуть не изменил обоих. Их семейная жизнь была по-прежнему бурной: скандалы, сцены ревности, дикие попойки и загулы стали нормой. Фрэнк говорил Ирвину Лазару, своему агенту: «Я боюсь, что убью ее но не из-за ненависти, а из-за любви». «Это был сумасшедший взрыв страсти, сравнимый разве что с Хиросимой и Нагасаки», – как сказал один из его прижизненных биографов.

Однако сильная страсть не мешала Фрэнку изменять Аве с голливудскими красотками. Она знала о его увлечении Лорен Бейкол, Анитой Экберг, Мэрилин Монро – в который раз жизнь обманула ее…

Разойдясь с Фрэнком, Ава уже не вышла замуж. Любовники, каждый последующий моложе предыдущего, сменяли друг друга, годы брали свое. Неумеренное потребление алкоголя, лекарственных препаратов подточили организм, и некогда прекрасная женщина превратилась в инвалида. Она долго и тяжело болела. Фрэнк Синатра не оставил в беде свою прежнюю любовь. Он истратил на ее лечение десятки миллионов долларов. Ава Гарднер скончалась в 1990-м году в Лондоне в возрасте 67 лет.

На похоронах Синатру не видели, но говорили, что у входа на кладбище долго стоял черный лимузин, потом оттуда вышел человек в черном плаще и темных очках, в силуэте которого узнали знаменитого певца…

Но это все будет значительно позже, а пока вернемся в 50-е годы. Прекрасная «роковая женщина» Ава Гарднер оставила безутешного Фрэнка Синатру ради очередного тореадора, с которым она познакомилась во время съемок в Испании. Фрэнк решил сменить жилье и Ирвин Лазар предложил ему поселиться в тех же апартаментах, где и он снимал просторную и удобную квартиру. Они стали соседями и много времени проводили вместе.

Фрэнк тяжело переживал разлуку с Авой. Однажды, когда Ирвин возвращался поздним вечером домой, он увидел, что дверь в квартиру Фрэнка приоткрыта. Ирвин без стука, на правах близкого друга, зашел и увидел страшную картину: Фрэнк стрелял из пистолета по портретам Авы Гарднер, которые были повсюду развешаны по стенам, а на полу валялась пустая бутыль из-под виски. Ирвину пришлось нелегко – в ярости Фрэнк был неуправляем. Лишь через несколько дней он постепенно пришел в себя.

Однако со временем боль разлуки улеглась, и у Фрэнка наступил светлый период. Лазар помог ему восстановить контракт с MGM, и Синатра сыграл роль итальянского солдата в фильме From Here to Eternity – «Отныне и во веки веков», – название в русском прокате. Фрэнк блестяще справился с ролью, подкупив всех искренностью, актерским мастерством. Киноакадемия по достоинству оценила его труд, представив к награде Оскар.

Итак, Фрэнк Синатра в тридцать девять лет одержал самую крупную победу в своей жизни, получив награду Академии, теперь для него была открыта и драматическая карьера. Ну а пение, эстрада – это была его законная территория. Его мужественный теплый голос заставлял сильнее биться сердца людей. Его называли «Золотым Голосом», он каждую песню превращал в драму из трех актов. О нем говорили, что он может спеть телефонную книгу да так, что все будут заворожены. Он сливался с песней, говоря, что самое важное – интерпретировать песню, вложить в нее не только голос, но, прежде всего, душу.

В течение нескольких месяцев журнал «Time» называл его «одним из наиболее замечательных, сильных, драматических, печальных и порой откровенно пугающих личностей, находящихся в поле зрения публики». Для этой оценки были все основания.

Синатра был непредсказуем, его окружала скандальная аура дружбы с крупнейшими мафиози, среди которых был сам Аль-Капоне. Фрэнк дружил с президентами, он любил сильных мира сего и сам обладал большой властью. Даже его внешний облик напоминал боссов мафии. Журнал Time дал великолепный портрет знаменитого певца: «Синатра, безусловно, внешне похож на общепринятый стандарт гангстера образца 1929 года. У него яркие, неистовые глаза, в его движениях угадываешь пружинящую сталь, он говорит сквозь зубы. Он одевается с супермодным блеском Джорджа Рафта – носит богатые темные рубашки и галстуки с белым рисунком… согласно последним данным, у него запонки стоимостью примерно 30 000 долларов. Он терпеть не может фотографироваться или показываться на людях без шляпы или иного головного убора, скрывающего отступающую линию волос».

Его романы с голливудскими кинозвездами шокировали публику, но, вместе с тем, добавляли особый аромат к его и без того не безупречному облику. Его последней супругой стала Барбара Маркс, она была моложе певца на 14 лет.

Казалось, время не было властно над Фрэнком Синатрой – он одерживал все новые победы, стал поистине национальным героем, получив в 1984-м году из рук президента Рейгана самую высокую награду страны – Президентскую Медаль Свободы.

 

КРУТОЙ ПАРЕНЬ – ХЭМФРИ БОГАРТ

Поднятый воротник пальто, надвинутая почти на глаза велюровая шляпа, непроницаемое лицо и неизменная сигарета в уголке рта – таким был имидж Хэмфри Богарта, легендарного голливудского киноактера. Он стал культовой фигурой благодаря ролям «крутых парней» – детективов, гангстеров и отщепенцев.

Про Хэмфри говорили, что он, в отличие от других голливудских мачо, мог оставаться «крутым» даже не доставая пистолет. Он не «бил» конкурентов своими физическими данными – у него не было роскошных мускулов и бицепсов, он сводил с ума легионы поклонниц своим имиджем. Всегда суров, циничен, насмешливо-холоден, он курил сигареты одну за другой, вел бурный образ жизни и его любимой фразой было: «У меня нет доверия к тем, кто не пьет».

Редкий фильм на студии Warner Brоth. обходился без участия Богарта. Каждые два месяца студия выпускала фильм с участием «Боги» – как его звали многочисленные друзья и поклонники. Большинство этих фильмов были погонажной кинопродукцией, их лепили по единому шаблону. Да и названия вполне отвечали содержанию: «Школа преступления», «Кутилы и мошенники» и еще что-нибудь в этом же роде. Богарт не без насмешки описывал как он врастал в эти роли: «Я кривил нижнюю губу, слова цедил сквозь зубы, шляпу надвигал на самые глаза, поднимал воротник пиджака и засовывал правую руку в карман, словно хватаясь за пистолет. В таком виде прятался за углом или карабкался по крышам до тех пор пока мне не надоело играть злодеев». Однако даже и в этих второсортных картинах он выделялся на общем фоне. Его скупые движения, выразительное лицо и особенно глаза – довершали образ.

Но вот в 42-м году ему улыбнулась актерская удача, он снялся в фильме «Касабланка», в главной роли Рика Блэйна. Фильм получил несколько Оскаров, был назван лучшим фильмом Голливуда. Это добавило романтические штрихи к экранному образу актера, он вошел в зенит своей славы.

«Крутой парень» на экране, Богарт и в жизни был очень неудобным человеком. Прямой, резкий, он с легкостью наживал себе врагов. Одним из них был могущественный хозяин студии Warner Brothers Джек Уорнер. Они находились в постоянной плохо скрываемой вражде. Но они были нужны друг другу, – Боги был суперстар, и Джеку приходилось терпеть циничные шуточки и пьяные дебоши Хэмфри.

Не повезло Боги и с женами. Он был женат трижды, и всякий раз это заканчивалось громким скандалом. Кто бы мог подумать, что его, самого Хэмфри Богарта, может бить женщина, жена? Тем не менее, так оно и было. Его третья жена, пышнотелая блондинка Мэйо Мето, попросту избивала своего супруга. Он прятался от нее под стол и кричал оттуда: «Все о’кей, дорогая, сейчас мы обо всем договоримся!» После громких ссор, которые переходили в битву, Мэйо напивалась до бесчувствия и засыпала.

Но вот однажды режиссер Ховард Хоукс привел на студию молоденькую актрису Лорен Бейкол. Она следовала за ним по пятам, с восторгом оглядываясь вокруг – она чувствовала себя как в сказке. В это время кто-то позвал Хоукса и он, встретив Хэмфри, перепоручил ему познакомить Лорен со студией.

Это было началом их романа. Лорен было всего 19 лет, разница в возрасте составляла больше двадцати лет, но это никак не отразилось на их отношениях. Еще больше они сблизились во время съемок фильма по одноименному роману Хемингуэя «Иметь или не иметь».

Богарт играл роль Моргана, американца, грубого морского волка с золотым сердцем. Героиня Лорен Бейкол-Мари. Она была неотразима. Он был воплощением мужественности. Идеальная пара. Начался роман, который невозможно было скрыть. Они вместе завтракали, ужинали, попросту не могли расстаться, часами говорил по телефону. Богарт впервые встретил нормальную, любящую женщину, которая прощала ему его слабости и просто любила его.

Все было бы замечательно, если бы не зловещая тень его боевой подруги – «драчуньи» – как ее называли – Мэйо. «Вы не боитесь стать калекой?» – спрашивала Лорен, намекая на крутой нрав неугомонной супруги. Увы, это не было шуткой – Мэйо устраивала дикие сцены, а в Голливуде относились очень строго к адюльтерам. Но всему приходит конец, и наступил счастливый день, когда они оба – она в розовом, а он в сером – обменялись, наконец, золотыми кольцами и сказали «да!» священнику.

Лорен была настоящим сокровищем для Боги. Спокойная, уравновешенная, она терпеливо сносила его попойки, бесконечных друзей. В их роскошном доме Лорен устраивала званые вечера, к ним приходили звезды Голливуда. В 49-м году родился их первенец – Стив, а через три года – малышка Лесли. Хэмфри был наконец-то счастлив, хоть и любил поворчать. Он несколько стеснялся окружающей его роскоши, никак не мог привыкнуть к тому, что у него прекрасная семья и двое детей.

Ирвин Лазар познакомился с Хэмфри Богартом в доме у Гершвинов и сразу же проникся к нему симпатией. Богарт, несмотря на свой «звездный» статус, был очень прост в общении, он не любил говорить о своей работе в кино, часто отпускал едкие остроумные замечания.

Правда, его не всегда просто было понять – он прикуривал одну сигарету от другой, его часто мучил страшный кашель, он хрипел, слегка шепелявил, но то, что он говорил, было интересно. Особенно он высмеивал тех, «новых» звезд Голливуда, которые выбились из низов и вдруг стали богатыми.

«Сначала они покупают собак, как правило, двух больших для хозяина и болонку для хозяйки. Она видит себя этакой прелестной штучкой в розовом пеньюаре с беленькой игрушечной собачкой на руках. Затем звезда покупает огромный дом с бассейном – ну а как же – ведь нужно проводить летние party. Дом перестраивается, делается еще роскошнее и больше, наполняется слугами, и, обязательно – дворецким в смокинге и галстуке-бабочке. Что делать с дворецким они не знают и побаиваются его».

Именно Хэмфри Богарт дал Ирвину Лазару прозвище Swifty – Шустрый. Ирвин вспоминает подробности: «Мы как-то засиделись за ланчем. Это произошло потому что я почти все время был на телефоне, устраивая сделки своим клиентам. Боги внимательно слушал, а потом спросил: «Сколько контрактов ты можешь сделать для меня и за какое время?» Я подумал минуту, взвесив его шансы, возможности киностудий и сказал:

– Я могу сделать тебе три контракта в один день.

– Не может быть! – воскликнул Боги.

Я посмотрел на часы, они показывали без двух минут час дня. «Дай мне для разгона два часа и мы встретимся ровно через сутки».

Боги был очень скромным человеком, он всегда недооценивал себя как артиста. Я пошел на три разные киностудии и заключил для него три контракта. Мы встретились на том же месте, ровно без двух минут час, и я вручил ему три подписанных контракта сроком на три года. Он был изумлен и с тех пор называл меня только Swifty. Cлухи об этом моментально разнеслись по Голливуду. Богарт стал моим клиентом, хотя и очень беспокойным».

Лазар посоветовал знаменитому кинорежиссеру Билли Уайлдеру предложить Богарту роль в фильме «Сабрина». Это был поистине звездный состав – в фильме кроме него снимались Одри Хепберн, Уильям Холден. Но Богарт был недоволен, он конфликтовал с Уайлдером, чувствовал себя неловко в роскошных декорациях и супермодных костюмах. Однако именно его имидж – нахмуренная физиономия, бормотание слов привносил определенный шарм, он создал яркий тип героя-миллионера Лайнуса. Фильм был номинирован на Оскар, это несколько примирило Богарта с фильмом «Сабрина».

До конца своей жизни – он умер от рака легких – Боги старался быть прежним – он острил, прерывая разговор тяжелым кашлем, а незадолго до своего последнего дня сказал своему другу Ирвину Лазару: «Увидимся там, – он слабым жестом показал наверх, – может быть, ты выбьешь для меня выгодный контракт».

 

НЕМНОЖКО О ЛЮБВИ

Ирвин был признанным холостяком – когда его спрашивали куда он денет все свои деньги, – он отшучивался, говоря, что отдаст их женам своих друзей.

И вот однажды… Впрочем, предоставим слово Ирвину.

«Это было в 1963 году, я летел в Париж. Перелет был долгим, я устал от длительного сиденья и решил немного пройтись чтобы размять ноги. Пройдясь по салону первого класса, я увидел очаровательную компанию – четыре прелестные молодые женщины весело смеялись. Лицо одной из них мне было хорошо знакомо: она рекламировала компанию Coca-Cola, плакатами с ее изображением был увешан весь Нью-Йорк. Я представился, знакомство сразу же состоялось. Ее попутчицы тоже представляли крупные фирмы – они летели в Париж на показ мод для журнала Vogue. Чем больше мы говорили с Мэри – так звали очаровательную спутницу – тем больше я убеждался в том, что она прекрасно знает литературу, любит путешествовать. У нас было достаточно времени – несколько часов, и мы обсудили много интересных тем. У меня возникла мысль, которая меня не оставляла: я должен жениться на ней, это моя судьба!»

Так в жизнь 56-летнего холостяка, суперагента Голливуда, легендарного Swifty вошла Mary Van Nuys, – очаровательная брюнетка с густыми, коротко стрижеными волосами. Они не смогли встретиться в Париже – не позволяло напряженное расписание у обоих. Но Лазар старался почаще бывать в Нью-Йорке, и вот, на очередном свидании, пригласив Мэри в элегантный небольшой ресторан, он сказал ей: «Я собираюсь жениться». Наступила пауза, и Мэри спросила: «Это любопытно. Я знакома с этой девушкой?» «Думаю, что да. Это – вы».

Она не сказала «да», но и не сказала «нет». Они начали встречаться, а рождественские каникулы провели вместе в Клостере – немецком горнолыжном курорте, где в то время отдыхали друзья Ирвина: писатель Ирвин Шоу, кинорежиссеры Анатоль Литвак, Билли Уайлдер, знаменитый хореограф и танцор Джин Келли и другие, не менее выдающиеся люди. Все они были с женами, компания была веселая, остроумная. Ирвин представил Мэри как свою будущую жену. Это известие было принято с восторгом. Как?! Неужели Ирвин, этот закоренелый холостяк, все-таки решил жениться? Телефонные звонки, телеграммы посыпались отовсюду. После замечательных зимних каникул Ирвин и Мэри отправились в Америку, прямиком в Лос-Анджелес, где и состоялось скромное свадебное торжество, на котором присутствовали самые близкие друзья: Гершвины – Айра и Ли, Фрэнк Синатра, Джин Кэлли, Ирвин Шоу.

Ирвин и Мэри составили великолепную пару. Это было настоящее содружество двух людей, которые понимали друг друга с полуслова. Собственно, и это порой не было нужно – они дышали одним воздухом, разделяли одни убеждения, они составляли одно целое.

Несмотря на большую разницу в возрасте – 25 лет, Мэри была прекрасной женой. Она организовала быт, навела порядок в беспокойной жизни своего талантливого супруга. Ее элегантность, шарм, безукоризненный вкус помог Ирвину в его карьере. Их дом стал магнитом для многих знаменитостей. Мэри стала центром салона, где она блистала.

Мэри помогала Ирвину в работе. Обладая безукоризненным чутьем на таланты, она первая читала присланные рукописи, указывала Ирвину на наиболее интересные, советовала ему на что обратить особое внимание. Ирвин всегда прислушивался к ее советам. Мэри умела убеждать, говорить аргументированно, заинтересованно. Писатели, сценаристы любили с ней работать. Количество клиентов у Ирвина увеличилось, это отразилось и на финансовом состоянии.

Именно в 60-е годы были созданы фильмы, вошедшие в золотой фонд Голливуда, и среди них – Odd Couple, My Fair Lady. Ирвин Лазар стоял у истоков создания этого великолепного мюзикла. Был, как бы сказали теперь, его «крестным отцом». Они с Мэри неоднократно перечитывали сценарий, представляя себе как можно воплотить его на экране.

Он заинтересовал этим сценарием Джека Уорнера, и вот они встретились втроем во время ланча в потайной комнате Джека – Ирвин Лазар, Джек Уорнер и известный сценарист Элэн Лернер.

Беседа шла только о том, кто мог бы быть режиссером этого фильма. Джек был невероятно придирчив, он чувствовал, что это будет шедевр. Перебирались фамилии режиссеров – от Уайлдера и Уайлера до Минелли. Джек склонялся к тому, чтобы поручить продукцию Винсенту Минелли – он был горячим поклонником его таланта.

– Мюзикл My Fair Lady будет моей лебединой песней. После этого фильма я уйду из кинобизнеса. Это должен быть потрясающий хит, – горячо говорил Джек, дымя ароматной сигарой. – Кому мы доверим главные роли?

– Джулии Эндрюс и Рексу Хэррисону, – твердо сказал Лернер.

– Я не думаю, что это правильный выбор, – сказал Джек. Я предпочитаю Одри Хепберн. Она была неподражаема в Roman Holiday. Она элегантна, грациозна, в прекрасном возрасте, она придаст шик фильму.

Мы все втроем знали, что Одри при всех ее талантах не поющая актриса, а My Fair Lady должен быть мюзиклом. Однако, подумав, мы согласились с Джеком. Прощаясь, Джек задержал руку Ирвина в своей и сказал: «Кстати, если у меня будут проблемы с Минелли – кого еще мы могли бы пригласить?»

– Джорджа Кьюкора – сразу же ответил Лазар.

– Я согласен, – подтвердил Элэн.

– О’кей, можете начать с ним переговоры – дал согласие Джек Уорнер.

Тем временем весть о том, что Уорнер может предложить Минелли работать над новым мюзиклом, достигла его агента. Тот, не долго думая, решив «ковать железо пока горячо», запросил огромную сумму для своего клиента и для себя. Джек Уорнер отказался сразу же. Он позвонил Ирвину:

– Сколько запросит Кьюкор?

– Столько, сколько ты ему заплатишь, – сказал Ирвин, отлично зная, что Джек назначил сумму в двести тысяч долларов.

– Мне наплевать сколько хочет Кьюкор, передай ему, что больше двухсот он не получит, пусть и не надеется.

– Ты уже его имеешь, – сказал Ирвин, зная, что Кьюкор никогда не получал больше ста тысяч.

Когда Ирвин позвонил Кьюкору с этой новостью, тот его горячо благодарил, он немедленно начал работу над фильмом – Джек Уорнер торопил, не желая терять ни одного дня. Фильм – мюзикл My Fair Lady стал настоящим шедевром, так как и мечтал об этом Джек Уорнер. Фильм получил восемь Оскаров, множество других наград. Были отмечены все – актер Рекс Харрисон, режиссер Джордж Кьюкор, продюссер Джек Л. Уорнер, костюмер Сесиль Битон, редактор, звукооператор, – все, кроме… несравненной Одри Хепберн.

Премьера фильма стала грандиозным праздником, Ирвин был все время рядом с Кьюкором. Мэри блистала элегантностью, она знала как быть известной, оставаясь в тени. «О, это большое искусство», – смеясь, говорил Ирвин Лазар, глядя с любовью на свою супругу.

Они были неразлучны. Если где-нибудь показывался Ирвин, – все знали, что Мэри поблизости. Супруги много путешествовали. Как-то Владимир Набоков сказал Ирвину: «Никогда не упускай возможности увидеть что-то необычное, новое для себя. Помни, что наступит такой момент, когда ты не сможешь это увидеть, и будешь горячо об этом сожалеть». Ирвин и Мэри следовали этому житейскому совету. Они побывали в далеких, экзотических городах и странах: путешествовали по Африке с местными гидами, были в Индии, Пакистане, Афганистане, опускались на морское дно и ездили на африканское сафари. Ирвин рассказывал, как он получил открытку от своего друга, писателя Ирвина Шоу, в которой тот писал: «Мы были на сафари в Африке, и наш гид – англичанин рассказывал о мировых знаменитостях, которых он сопровождал: среди них были Эрнест Хемингуэй, Кларк Гейбл, Ирвин Лазар, и принц Чарльз». Неплохая компания!

Он был бесстрашным маленьким человеком, отчаянным во всем: в деловых сделках, жизненных ситуациях, он никогда не унывал, зная, что обязательно наступит завтра, и завтра будет лучше чем сегодня.

Так было и в Греции, когда небольшой частный самолет, на котором он находился с друзьями, попал в аварию, – загорелся один из моторов. Они видели как пламя распространилось на фюзеляж. «Мы поворачиваем назад», – сказал пилот. «У меня важная встреча в Афинах, – сказал Ирвин, – продолжаем полет». К счастью, это случилось неподалеку от аэропорта, который находился на острове Кос. Там их ждала пожарная машина с полным оборудованием. Их пересадили в небольшой самолет, который доставил настрадавшихся путешественников в Афины. Там они сразу же отправились в Hilton, и, приведя себя в порядок, решили: «Сегодня вечером мы устроим большой пир!» Официант был удивлен, когда три человека заказали целую гору еды и напитков. «Сколько людей вы ожидаете?», – спросил он. «Никого, нас трое», – сказал Ирвин. «Но вы заказали еду на десятерых». «Не беспокойтесь, – мы все съедим», – отвечала дружная троица.

«Ты – бесстрашный, отчаянный человек», – сказал Ирвин Шоу своему другу Лазару. Он был свидетелем того как Ирвин, находясь у него в гостях, отплыл слишком далеко в океан на небольшом плоту. Внезапно начался шторм. Волны захлестывали Ирвина, покрывая его с головой. Писатель и его друзья стояли на берегу, не в состоянии помочь, – они только с ужасом наблюдали как маленькая фигурка отчаянно борется со стихией, то выплывая, то исчезая. Наконец Ирвину удалось прибиться к берегу. Шатаясь от слабости, он вышел из водной пучины и пластом упал на песок. Вечером, одетый во фрак, он приветствовал гостей, как всегда, – остроумный и веселый.

Всегда рядом с ним была Мэри – его верный друг, его самая любимая женщина. Именно она настояла на том, чтобы Ирвин написал мемуары об ушедшей эпохе, о гигантах кинобизнеса, о том как начинался и развивался Голливуд – ведь он был свидетелем и участником этого процесса. Ей не довелось прочитать книгу – весной 1992 года ей поставили диагноз – рак костей. Она мужественно вела себя во время болезни. Никто не слышал от нее ни слова жалобы, она не спрашивала в отчаянии: «почему я?»

Это был страшный удар для обоих – ведь Мэри была на 25 лет моложе Ирвина, и он надеялся, что она подхватит эстафету, продолжит его дело. Но ему было суждено остаться одному. Он очень тяжело переносил одиночество, – все в доме напоминало о Мэри. Ирвин изо всех сил старался выжить, выплыть из этой житейской катастрофы, «уцелеть после кораблекрушения», – так он называл то, что произошло. Помогло испытанное средство – работа. Он продолжил работу над книгой воспоминаний, устраивал великолепные приемы, посвященные вручению награды Оскар.

Он приглашал только самых интересных людей, – талантливых актеров, режиссеров, сценаристов, драматургов, художников – тех, с кем работал на протяжении своей столь блистательной жизни. Попасть на эти party было делом престижа.

Ирвин торжественно заходил в зал, опираясь на руку красивой молодой актрисы – каждая с удовольствием составляла ему компанию, – осматривал зал взглядом хозяина, подходил к каждому столику, шутил, острил, улыбался. Это был его праздник – ведь многих звезд он знал с самого начала их пути, многим помог обрести себя, найти свое место в этом сверкающем, сложном, таком непредсказуемом мире кино.

* * *

Кто знает – может быть в эти минуты он вспоминал свое детство в Brownsville, где жили прибывшие в Америку иммигранты из разных стран. Он был классическим примером self-made man. Да, он сам себя сделал начиная с той минуты, когда, набриолинив волосы у местного парикмахера, пошел в отцовском пиджаке и галстуке смотреть бродвейский мюзикл. С той минуты любовь к Искусству поселилась в его сердце. Невероятная энергия, профессионализм сделали его легендарным суперагентом, вошедшим в историю Голливуда.

Он представлял интересы Мадонны и Майкла Джексона, Барбры Стрейзанд и Марлона Брандо, экс-президента Америки Ричарда Никсона, Владимира Набокова и Ирвина Шоу, а еще – многих-многих других, тех, кто стал легендой современного искусства.

«Неплохо для иммигранта, родившегося в трущобах Бруклина. в семье торговца молоком, – не правда ли?», – так и слышим чуть хрипловатый голос Ирвина Лазара.

«Моя жизнь удалась, я прожил свои восемьдесят шесть лет так как я хотел. Я не могу жаловаться, я ни о чем не сожалею. После того как ушла Мэри – в моей жизни образовалась пустота. Я совершил все что хотел. Я много путешествовал, я много видел, у меня много друзей, – что еще можно ожидать от жизни, которая и так щедро одарила меня? Я счастлив. У меня осталось еще несколько дней, и я за это благодарен», – сказал он своему другу, известному издателю, писателю Майклу Корда.

Майкл написал предисловие к книге Ирвина Лазара, отредактировал ее, завершив написанное словами: «Ирвин был мастером устного рассказа. Ему помогал выразительный жест, интонация, лукавая усмешка… На бумаге все это пропадало, поэтому он медлил с написанием книги. Его друзья были творческими людьми – артисты, писатели, художники, они создавали произведения искусства, а Лазар создал себя сам. Все в нем – безукоризненный галстук или шейный платок, элегантный костюм и сшитые на заказ туфли, отличались высоким вкусом. Он напоминал изящную статуэтку, вырезанную искусным мастером и украшенную сверкающими драгоценными камнями».

«В Голливуде у каждого есть два агента – он сам и Ирвин Лазар», – так сказал о нем Фрэнк Синатра, таким он и остался в истории искусства Америки – Легендарный Суперагент Ирвин Пол Лазар.

 

Другие книги серии «Наши люди в Голливуде»

«Принцесса Одри. Одри Хепберн»

«Творец империи Голливуд. Сэм Голдуин»

«Голливудский Раджа. Луис Мейер»

«Великолепная четверка. Братья Уорнер»

«Талант, принесенный ветром эмиграции. Дэвид Селзник»

«Прекрасный создатель «Прекрасной леди». Джордж Кьюкор»

«Человек-«Оскар». Билли Уайлдер»

«Моцарт из Праги. Милош Форман»

«Беспокойный талант. Уильям Уайлер»

«Орхидея из стали. Марлен Дитрих»

«Многоликий король. Юл Бриннер»

«Шведская Жанна Д’Арк. Ингрид Бергман»

«Сын старьевщика на голливудском Олимпе. Кирк Дуглас»

 

Об авторах

Елена Аркадьевна Мищенко – профессиональный журналист, долгие годы работала на Гостелерадио Украины. С 1992 года живет в США. Окончила аспирантуру La Salle University, Philadelphia. Имеет ученую степень Магистр – Master of Art in European Culture.

Александр Яковлевич Штейнберг – архитектор-художник, Академик Украинской Академии архитектуры. По его проектам было построено большое количество жилых и общественных зданий в Украине. Имеет 28 премий на конкурсах, в том числе первую премию за проект мемориала в Бабьем Яру, 1967 год. С 1992 года живет в США, работает как художник-живописец. Принял участие в 28 выставках, из них 16 персональных.