Коллекция разрасталась. «Она перерастает меня, я иногда не знаю, что с ней делать», – говорил полушутя-полусерьезно Альберт Барнс. Ценных экспонатов становилось все больше, он собирал антиквариат, раннее африканское искусство, бронзовые изделия, работы американских художников, холсты старых мастеров.
«После моей смерти сожгите все картины, – как-то сказал доктор Барнс одному из немногих приближенных. – В индуистской религии вдов кремируют после смерти их повелителей. Так вот я бы хотел, чтобы и мои картины сожгли после моей кончины».
В 1929 году Барнс, будучи уже очень богатым человеком, продал свою компанию по производству аргирола и целиком посвятил себя коллекционированию.
О коллекции, ставшей знаменитой, циркулировали разнообразные слухи. Попасть туда было невероятно сложно, нужно было заполнять специальную анкету, которую чаще всего возвращали, отказывая в посещении. Чем более знаменитым был проситель, тем меньше у него было шансов попасть в галерею. Часто отказы сопровождались язвительными, а то и просто издевательскими ремарками. Количество посещений было строго ограничено, злые языки утверждали, что сам доктор Барнс иногда прятался за шторами, желая подслушать, о чем говорят визитеры. Если он слышал негативные отзывы, то вносил имя «преступника» в огромный список врагов. Ходили слухи о том, что впоследствии Барнс ввел техническую новинку: разместил в залах невидимые микрофоны, которые записывали реплики и впечатления посетителей.
Лишь один человек отважился высказать Барнсу все, о чем думали многие. Это был художник Абрам Волковиц. Знаток живописи, он несколько раз пытался попасть в Мерион, заполнял анкеты, но всякий раз безуспешно, ему отказывали в посещении.
Как-то он пришел на выставку своего друга художника Глекенса. Судьбе было угодно так распорядиться, что в это же время там находился доктор Барнс. Глекенс представил их друг другу, и Абрам, который не доходил даже до плеча Барнса, тут же перешел в наступление. Запрокинув голову вверх, чтобы лучше видеть лицо Барнса, он обвинял его в том, что тот держит сокровища живописи для себя, что он попросту издевается над настоящими любителями и ценителями живописи, не допуская их к картинам.
Ошеломленный и испуганный, Глекенс изо всех сил старался утихомирить своего отважного друга, но того было не остановить. Волковиц сказал Барнсу, что он должен открыть галерею для широкой публики, допустить туда художников, разрешить другим музеям и галереям экспонировать картины из его галереи…
Волковиц говорил долго, горячо, пылая благородным негодованием. Люди останавливались и слушали пламенные высказывания художника. Постепенно вокруг Барнса и Волковица образовался круг молчаливых слушателей. Ну, а что Барнс? Он, который мог одним движением руки, язвительным замечанием заставить замолчать смельчака, молча выслушал обвинительную речь художника, резко повернулся и пошел прочь в сопровождении своей свиты.
На следующий день Волковиц получил приглашение посетить галерею. Его принял сам доктор Барнс, показал коллекцию и впоследствии Абрам Волковиц несколько раз посещал Barnes Foundation, где ему оказывали самый теплый прием.
Фонд доктора Альберта Барнса из частной картинной галереи с течением времени вырос в мощную организацию, где проводились занятия, работали преподаватели, занимались студенты. Кроме того, постоянных забот требовал огромный парк с экзотическими растениями, не говоря уже о самом доме, картинной галерее, обширной бухгалтерии и переписке.
Однако этот сложный механизм с переплетениями человеческих взаимоотношений работал безукоризненно. Во всем чувствовалась железная рука, направляющая жизнь Фонда в нужное русло. Безусловно, сам доктор даже с преданными помощниками не был бы в состоянии так умело вести дела. Кто-то был за его спиной, некий «серый кардинал» вел этот могучий корабль по определенному курсу. Кто же был этим невидимым капитаном? Попытаемся разобраться в еще одной загадке доктора Альберта Барнса.