Рассматривать различные проявления человеческого существа с точки зрения духовной науки, какой мы ее разумеем, очень увлекательно. Ведь, обходя, так сказать, человеческую жизнь кругом и рассматривая ее с разных сторон, как это происходит на наших лекциях, мы получаем общее представление о ней. Сегодня мы поговорим об универсальном проявлении человеческого духа, наблюдаемом в речи, а в следующей лекции, под названием "Смех и слезы", рассмотрим одно из средств самовыражения человека, хотя и связанное с речью, однако в корне отличное от нее. Наблюдая человеческую речь, мы довольно хорошо чувствуем, насколько всё значение, достоинство, всё существо человека связано с тем, что называют языком. Наша внутренняя сокровенная жизнь, все наши мысли, чувства и волевые импульсы как бы изливаются наружу, к нашим ближним, и связывают нас с ними посредством речи. Благодаря речи мы чувствуем бесконечную широту возможностей нашего существа, возможность излучения этого существа в окружающий мир. Правда, с другой стороны, и тот, кто в состоянии проникать во внутреннюю жизнь, может почувствовать, что язык — это своего рода тиран, некая власть, простирающаяся над нашей внутренней жизнью. Стоит только обратить внимание, и мы почувствуем, насколько слова, речь бедно и слабо передают наши чувства и мысли, все тонкости и особенности происходящего в душе. Кроме того, мы почувствуем также, что язык, на котором мы говорим, еще и принуждает нас мыслить определенным образом. Кто же не знает, насколько зависит от языка человеческое мышление! Наши понятия чаще всего привязаны к словам, а человеку неразвитому ничего не стоит перепутать слово или то, что ему видится в этом слове, с понятием. Поэтому иной не в состоянии выстроить мир понятий, выходящий за пределы словарного запаса, принятого в его окружении. И ещё мы знаем, что язык в какой — то степени определяет характер говорящего на нем народа. По крайней мере, углубляясь в тонкости взаимосвязей характера народа и характера языка, приходится признать, что от того, как человек преобразует в звуки то, что живет в его душе, зависит, в свою очередь, сила или слабость его характера, проявление темперамента, да и вся его жизненная позиция. По строению языка сведущий человек способен судить о характере народа. Атак как язык — достояние общенародное, то отдельный человек зависит от общности, от некоего среднего уровня, преобладающего в народе. И потому, в определенной мере, попадает под своего рода тиранию, под власть общности. После осознания того, что в языке присутствует, с одной стороны, индивидуальная, а с другой — совместная духовная жизнь, то, что можно назвать тайной языка, представится нам особенно значительным. Можно сказать, что, наблюдая, как человеческое существо проявляет себя в речи, мы узнаем о его душевной жизни.

Тайна речи, ее возникновения и развития издавна была загадкой для соответствующих разделов науки. Однако нельзя сказать, что в наш век ей очень уж посчастливилось проникнуть в тайну языка. Поэтому сегодня мы попытаемся слегка осветить проблему языка, его развития и связи с человеком с позиций уже привычного нам духовнонаучного подхода к человеку и его развитию.

Обозначение какой — либо вещи, предмета или события определенным словом — вот что поражает нас своей таинственностью прежде всего. Как происходит, что это своеобразное сочетание звуков, образующих слово или фразу, связано с тем, что находится в нас и, став словом или фразой, обозначает какой — то предмет? Внешняя наука пыталась компоновать многообразнейший опыт в самых разных комбинациях, но ощущала и неудовлетворительность такого подхода. Ведь не так — то легко ответить на простой вопрос о том, почему, встречая что — то во внешнем мире, человек из самого себя произвел тот или иной звук — как бы отзвук того или иного предмета или процесса?

Некоторым дело представлялось довольно просто. Считали, например, что речь формируется благодаря внутренней способности наших органов речи подражать внешним звукам: звукам, издаваемым животными или возникающим при ударе одного предмета о другой, — примерно так же, как ребенок называет собаку "гав — гав!", подражая ее лаю. Такое словообразование можно назвать ономатопоэтическим, звукоподражательным. В результате этого звукоподражания — считали некоторые — возникли звуки и слова. Естественно, совершенно без ответа остается вопрос: как же человеку удается давать наименования тем безмолвным сущностям, которые не издают никаких звуков? Как от животных или процессов, которые можно слышать, он переходит к тому, что неслышимо? Понимая слабость подобных спекуляций, крупный языковед Макс Мюллер в насмешку назвал эту теорию "теорией гав — гав". Взамен он предложил другую теорию, которую противники в свою очередь назвали — здесь это слово употреблено в том смысле, в каком оно употребляться не должно, — мистической. Макс Мюллер считал, что любой вещи присуще нечто вроде звука или звучания. И что в известном смысле звучанием обладает всё: не только упавший стакан, не только колокол, в который ударяют, но и — всякая вещь. А человеческая душа способна почувствовать сущность данной вещи, живущую в ее звучании, и это позволяет душе выразить как бы внутреннюю звуковую суть этой вещи, как можно, скажем, выразить внутреннюю суть колокола, почувствовав ее в звуке "бим — бам". И противники Макса Мюллера не остались в долгу, назвав его теорию "теорией бим — бам". Рассмотрев остальные, с великим тщанием составленные теории, мы увидим, что приходится признать неудовлетворительность всех попыток таким, внешним, образом объяснить то, что человек несет навстречу сущности вещей словно отзвук своей души. Здесь уже необходимо заглянуть внутрь человека.

С точки зрения духовной науки человек — существо весьма сложное. Так, у него есть, во — первых, физическое тело, в котором действуют те же законы и присутствуют те же субстанции, что и в минеральном мире. Далее следует эфирное, или жизненное, тело — это вторая, более высокая часть человеческого существа. Следующий компонент, который мы называем носителем радости и страдания, удовольствия и боли, влечений, желаний и страстей, — астральное тело, и оно для духовной науки такая же реальная, и даже более реальная, составная часть человеческой природы, чем то, что можно видеть глазами и потрогать руками. Четвертую составляющую человеческого существа мы называем носителем Я. Кроме того, мы видели, что на современной ступени развитие человека заключается в том, что он, исходя из своего Я, работает над тремя другими частями своего существа. И еще мы указали, что в отдаленном будущем человеческое Я преобразует эти три члена настолько, что в них не останется ничего, что было заложено природой или сокрытыми в ней духовными силами.

Астральное тело, носитель наслаждения и страданий, радости и боли, возникающих и исчезающих представлений, ощущений и восприятий, образовалось без нашего содействия, то есть без работы нашего Я. Но теперь Я работает над ним, оно просветляет, очищает и подчиняет себе все свойства, всю деятельность астрального тела. Если Я мало работало над астральным телом, то человек остается рабом своих пристрастий и желаний; но когда пристрастия и желания просветляются до добродетелей, когда блуждающие мысли упорядочиваются логикой, тогда часть астрального тела преобразуется, и из продукта, возникшего без участия Я, оно становится продуктом Я. Если Я выполняет эту работу сознательно (такая работа в наши дни только начинается), мы называем эту проработанную Я часть астрального тела Самодухом или, в терминологии восточной философии, Манасом. Став сильнее, Я начинает преобразовывать не только астральное тело, но и эфирное; мы называем эту преобразованную Я часть эфирного тела Жизнедухом или, по выражению восточной философии, Буддхи. И когда наконец Я укрепляется настолько — но это наступит лишь в далеком будущем, — что преобразует физическое тело и регулирует его законы, присутствуя повсюду и управляя всем, что живет в физическом теле, и становится его господином, то эту преобразованную часть физического тела мы называем Духочеловеком или же, так как эта работа начинается с регулирования дыхательного процесса, восточным словом Атман, что связано с дыханием*.

* Atmen (нем.) — дышать. — Прим. пер.

Итак, человек предстает перед нами, во — первых, как четырехчленное существо, состоящее из физического тела, эфирного тела, астрального тела и Я. А так как первые три достались нам от прошлого, то — благодаря работе Я — можно говорить и о трех членах человека, развивающихся в будущее. И, таким образом, мы говорим о семичленной природе человеческого существа, добавляя к физическому телу, эфирному, астральному телу и Я ещё и Самодух, Жизнедух и Духочеловека. Хотя на три последних члена мы смотрим как на отдаленную перспективу в развитии человека, однако следует сказать, что в определенном смысле сегодня человек уже подготовлен к этому развитию. Работать сознательно из своего Я над тремя членами — физическим, эфирным и астральным телом — человек начнет только в далеком будущем. Однако подсознательно, то есть не вполне сознательно, Я, исходя из смутной деятельности, уже преобразовало эти три составляющие своего существа. Это уже имеется как результат. То, что в прошлых лекциях мы назвали внутренними сущностными членами человека, могло возникнуть лишь благодаря работе Я над этими тремя членами. В том, что мы называем астральным телом, Я выработало своего рода внутреннее отображение тела ощущений — душу ощущающую. Когда тело ощущений сообщает нам то, что мы называем наслаждением (тело ощущений и астральное тело для человека одно и то же, без тела ощущений мы не могли бы испытывать наслаждение), это наслаждение отражается внутри, в душе, как желание, и желание мы приписываем душе. Эти оба, астральное тело и преобразованное астральное тело, или душа ощущающая, составляют одно, так же, как наслаждение и желание. Точно так же, Я в прошлом поработало и над эфирным телом. В результате этой работы в человеке, в его душевном комплексе, появилась душа рассудочная, или душа характера, так что душа рассудочная, которая в то же время является и носителем воспоминаний, связана с подсознательной переработкой Я эфирного тела. И наконец, чтобы человек мог существовать в современном облике, в далекие времена Я работало и над преобразованием физического тела, и в результате сформировалось то, что мы называем душой сознательной, посредством которой человек приходит к знанию о вещах внешнего мира. Следовательно, указывая на три душевные члена — душу ощущающую, душу рассудочную и душу сознательную, — возникшие благодаря подготовительной, подсознательной деятельности Я, мы также можем говорить о семичленности человека. Но всё это — результат бессознательной, или подсознательной, работы Я над своими оболочками.

Теперь спросим: так ли просты другие три члена: физическое, эфирное и астральное тело? О, какое чудесное строение — физическое тело человека! Исследовав его глубже, мы обнаружим, что это физическое тело гораздо сложнее той его части, из которой Я выработало душу сознательную и которую мы можем назвать физическим носителем души сознательной. Точно так же эфирное тело гораздо сложнее того, что можно назвать носителем души рассудочной или характера. И астральное тело тоже сложнее того, что мы называем носителем тела ощущений. Насколько бедны эти новые части по сравнению с тем, что было прежде, до того как у человека появилось Я! Поэтому в духовной науке мы говорим, что человек развивался так, что в далеком прошлом возникли первые зачатки физического тела, и притом возникли из духовных сущностей. Затем к нему присоединилось эфирное тело, позднее — астральное тело и только в последнюю очередь — Я. Поэтому физическое тело человека прошло четыре ступени развития. Сначала оно находилось в непосредственной связи с духовным миром, затем оно высвободилось и переплелось с эфирным телом, благодаря чему стало сложнее. Потом оно было пронизано астральным телом и усложнилось еще больше. Затем к нему присоединилось Я. И первое, что совершило Я в физическом теле, — сформировало и выделило одну часть физического тела и сделало его носителем того, что называют человеческим сознанием, способностью приобретать знание о внешнем мире. Но это физическое тело совершает много больше, оно не только дает нам знание о внешнем мире посредством чувств и мозга, оно совершает ряд действий, которые служат основой сознания, но протекают полностью вне области мозга. То же самое можно сказать об эфирном теле и теле астральном.

Если нам ясно, что всё окружающее нас во внешнем мире есть Дух, Дух, который, как мы часто подчеркивали, лежит в основе всего материального, всего эфирного и астрального, то мы должны сказать себе: точно так же, как Я работает как нечто духовное изнутри наружу, благодаря чему человек развивается в своих трех членах, духовные сущности или духовные деятельности — неважно, как мы их назовем, — работали в нашем физическом теле, эфирном и астральном до того, как Я начало свою деятельность и продолжило уже проделанную работу. Говоря так, мы смотрим в прошлое, в те времена, когда над нашими астральными, эфирными и физическими телами шла точно такая же работа, какая совершается сегодня нашим Я изнутри наружу, в этих трех членах. То есть мы должны говорить о духовной работе, духовной деятельности, совершавшейся над нашими оболочками и давшей им форму, движение, облик и всё остальное до того, как Я получило возможность в них обосноваться. Речь должна идти о том, что в человеке имеется результат духовной деятельности, предшествовавшей деятельности Я, что мы несем в себе духовные деятельности, которые являются непременным предварительным условием для Я-деятельности и которые присутствовали до того, как Я стало действенным. Поэтому если мы на мгновение отделим всё, что выработало наше Я из трех членов нашего существа — душу ощущающую, душу рассудочную (или душу характера) и душу сознательную — и рассмотрим строение, внутреннее движение и деятельность этих трех оболочек человеческого существа, то скажем, что до деятельности Я над нами осуществлялась некая духовная деятельность.

Поэтому в духовной науке мы говорим о том, что человек в своем нынешнем виде обладает индивидуальной душой, душой, пронизанной Я, благодаря чему каждый человек является замкнутой в самой себе индивидуальностью. И еще мы говорим, что прежде, чем человек стал таким замкнутым в себе Я-существом, он был порождением одной групповой души, одной душевности, — о такой групповой душе мы говорим сегодня применительно к животному миру. Здесь мы скажем: ту индивидуальную душу, что мы ищем в каждом отдельном человеческом существе, у животных мы находим в том, что составляет основу целого рода или вида. Целый животный вид обладает одной общей групповой душой. Индивидуальная душа человека — то же, что родовая душа у животных.

Итак, прежде чем человек стал индивидуальной душой, в трех компонентах его существа работала иная душа (сегодня мы узнаём о ней только благодаря духовной науке), предшественница нашего собственного Я. И пока сформированные ею компоненты человеческой сущности — физическое, эфирное и астральное тело — не были предоставлены Я для дальнейшей над ними работы, эта предшественница нашего Я, групповая или родовая душа человека, таким же образом прорабатывала и приспосабливала к себе физическое, эфирное и астральное тела. И последняя деятельность, положенная в основу существа человека до того, как он был одарен Я, последние влияния, предшествовавшие рождению Я, сегодня лежат в основе того, что мы называем человеческим языком. Итак, рассматривая предпосылки нашей сознательной, рассудочной и душевной жизни, мы приходим к душевной деятельности, не пронизанной пока нашим Я, и ее результат ныне обнаруживается в том, что проявляется в языке.

Как внешне выражается то, что мы называем четырьмя членами человеческого существа? Как они выражаются в физическом теле чисто внешне? Физическое тело растения выглядит иначе, чем физическое тело человека. Почему? Потому что в растении есть только физическое и эфирное тела, тогда как в физическом теле человека действуют еще и астральное тело и Я. То, что действует внутри, формирует и образует соответствующее физическое тело. Что появилось в нашем физическом теле, когда оно пронизалось эфирным или жизненным телом?

То, что мы называем сосудистой системой или системой желез, у человека и у животного является внешним выражением эфирного, или жизненного, тела, то есть эфирное тело — это архитектор, ваятель сосудистой системы или системы желез. Астральное тело — ваятель нервной системы. Поэтому мы вправе говорить о нервной системе только тогда, когда в существе присутствует астральное тело. Где же проявляется человеческое Я? В системе крови; притом у человека особенность в том, что кровь можно назвать пребывающей под воздействием внутреннего жизненного тепла. Всё, что совершает Я в человеке, всё, чему надлежит быть встроенным в физическое тело, происходит обходным путем, через кровь. Вот почему кровь — это совершенно "особый сок". Когда Я вырабатывает душу ощущающую, душу рассудочную и душу сознательную, то всё, что Я в состоянии сформировать, образовать, проникает в физическое тело только потому, что Я — обходным путем, через кровь — способно действовать в физическом теле. Наша кровь — это посредник астрального тела и Я и всей деятельности последних.

Кто, уже при одном только поверхностном взгляде на человеческую жизнь, усомнится в том, что человек, работая из своего Я в душе сознательной, душе рассудочной и душе ощущающей, переформировывает и преобразовывает также и физическое тело? Кто не заметит в физиогномических проявлениях отражения того, что живет и действует во внутреннем существе? И кто не согласится с тем, что даже внутренняя работа мысли, если она овладевает всей душой, преобразующе действует на мозг уже в течение человеческой жизни? Наш мозг приспосабливается к нашим мыслям, он орудие, формирующееся согласно потребностям наших мыслей. Но давайте посмотрим, что же человек способен выработать, сотворить подобно художнику, исходя из своего Я в своем собственном внешнем облике сегодня. Совсем не многое. Мало что можно сделать через кровь, приводя ее в движение своим внутренним теплом.

Те духовные существа, которые предшествовали работе нашего Я, могли гораздо больше. Они использовали, так сказать, более действенную среду, и под их влиянием человеческая форма образовывалась так, что в целом она выражение совершённой этими духовными сущностями работы до того, как у человека появилось Я. В какой же среде работали эти сущности? Среда, в которой они работали, не что иное, как воздух. Как мы работаем во внутреннем тепле и заставляем нашу кровь пульсировать и этим приводим ее в деятельность в нашей собственной форме, так во времена, когда у нас не было Я, эти работающие над нами сущности приводили в деятельность воздух. И из работы этих существ, которую они осуществляли посредством воздуха, в нас излилось нечто, что дало нам наш человеческий облик.

Слова, сказанные о духовной работе, вершившейся над человеком посредством воздуха в далеком прошлом, могут показаться странными. Я уже говорил однажды: видеть в протекающей в нас нашей собственной душевно — духовной жизни одни только голые представления и не знать, что она получена из всего внешнего мира, означало бы отрицать ее. Полагать, что понятия и идеи возникли бы в нас, даже если бы вне нас не было никаких идей, все равно, что утверждать, что можно черпать воду из сосуда, в котором воды нет. Наши понятия были бы призраками, если бы были чем — то иным, нежели тем, что живет также и во внешних вещах и присутствует в них как их закон. Всё, что поднимается в нашей душе, мы берем из окружения. Поэтому можно сказать: всё материальное, что окружает нас, пронизано и пропитано духовными сущностями.

Как бы странно это ни звучало, но окружающий нас воздух — это не только вещество, о котором говорит химия, — в нем действуют духовные сущности, происходит духовная деятельность. И как мы посредством исходящей из нашего Я теплоты крови — это здесь важно — можем в малой мере формировать свое физическое тело, так и эти сущности, предшествующие Я, мощнейшим образом формировали внешний облик нашего физического человека посредством воздуха. Это для нас существенно. Мы люди благодаря устройству нашей гортани и всему, что с этим связано. Сформированный извне, этот удивительно искусный орган гортани, а также и весь остальной голосовой и речевой аппарат сформированы тем, чем является воздух духовно. Как прекрасно сказал Гёте о глазах: глаз образован в свете и для света! Те, кто по — шопенгауэровски подчеркивает лишь, что без светочувствительного глаза не было бы и светового восприятия, говорят лишь половину истины. Другая же половина заключается в том, что у нас не было бы глаз, если бы в далеком прошлом свет не вылепил их нам из аморфных органов. Поэтому в свете должно видеть не только ту абстрактную сущность, которая сегодняшней физикой описывается как свет, — в нем следует искать скрытую сущность, способную сотворить орган зрения.

То же самое можно сказать и применительно к другой области: в воздухе живет и творит сущность, которая в определенное время была способна сотворить человеку искусный орган гортани и всё, что с ним связано. И в остальном человек — вплоть до мельчайших деталей — сформирован и пластически оформлен так, что на современной ступени он представляет собой своего рода продолжение своих органов речи. Органы речи суть главный отличительный признак человека. Именно речь возвышает человека над животным, ведь хотя то духовное существо, которое мы называем Духом Воздуха, творило и в животном мире, однако не так, чтобы в результате там смог бы развиться такой речевой организм, как у человека. Всё, за исключением того, что Я выработало бессознательно (например, мозг), того, что оно усовершенствовало органы чувств, всё, за исключением Я-деятельности, является той деятельностью, которая предшествовала человеческой Я-деятельности, деятельностью, которая была направлена на такое формирование человеческого тела, чтобы оно было продолжением органа речи. Сейчас нет времени говорить о том, почему, например, птицы, несмотря на их совершенное пение, остались на той ступени, на которой они, в их форме, не могут быть выражением органа, который мы в широчайшем смысле называем голосовым.

Итак, еще до того, как обрести теперешние мышление, душу и волю, то есть всё то, что связано с Я, человек уже обладал внутренней организацией органов речи. Теперь мы поймем, что, создавая посредством потоков, конфигурации воздуха астральное, эфирное и физическое тела, эти духовные сущности могли сформировать физическое тело человека именно лишь таким, что в конечном итоге он стал как бы придаточным органом своего речевого аппарата. После того как человек стал способным иметь в себе орган, который соответствует тому, что мы называем духовной сущностью воздуха — точно так же, как глаз соответствует духовной сущности света, — он смог сконфигурировать то, что его Я запечатлело как разум, сознание, ощущение и душу. Значит, надо искать трехчастную работу в сфере подсознательного: работу над физическим, эфирным и астральным телом, как бы предшествовавшую работе Я. Мы находим отправную точку, зная, что это была групповая душа и что она, в несовершенной деятельности, работала над животными.

Вот что нужно рассматривать, обращаясь к процессу духовной работы в астральном теле, предшествовавшей деятельности Я. При этом мы должны представить себе полное отсутствие Я и сосредоточиться на том, что выработано групповым Я как бы из неких темных подоснов. На несовершенной стадии развития в астральном теле имеется желание и наслаждение. И желание стало как бы принадлежностью души, перешло во внутреннюю способность благодаря тому, что у него уже был предшественник в астральном теле человека.

Затем, эти духовные существа работали над физическим телом человека, делая человека тем, что можно назвать соответствием внешним событиям, внешним фактам и подражанием. Подражание есть нечто такое, что мы можем, например, найти у ребенка, когда остальные душевные члены еще мало развиты. Подражание — это нечто, что принадлежит к бессознательной сущности человеческой природы. Потому вначале воспитание должно строиться на подражании, так как до того, как Я начинает упорядочивать свою внутреннюю деятельность, в человеке живет инстинктивное стремление к подражанию.

То, что мы сейчас разобрали — стремление к подражанию в физическом теле по отношению к внешней деятельности, символизация в эфирном теле по отношению к внешнему раздражителю — и то, что мы можем назвать соответствием желания и наслаждения в астральном теле, — представим себе, что всё это выработано инструментом воздуха и встроено в нас в виде пластического, художественного отпечатка в нашей гортани и во всем голосовом аппарате. Тогда мы сможем сказать: эти существа, трудившиеся над человеком до появления Я, сформировали человека посредством воздуха так, что воздух отразился в нем на этих трех уровнях.

Рассматривая способность речи в истинном смысле слова, мы должны спросить: что же мы производим? Звук? Нет, не звук. Мы делаем следующее: из своего Я мы приводим в движение и формируем то, что сформировано и встроено в нас воздухом. Точно так, как мы приводим в движение глаз, чтобы воспринять то, что действует снаружи как свет, поскольку назначение глаза состоит именно в восприятии света, так и здесь посредством своего Я мы приводим в движение органы, сформированные духом воздуха. Эти органы приводятся нами в движение посредством Я; мы вторгаемся в органы, соответствующие Духу Воздуха, и нам приходится ждать, чтобы Дух Воздуха, сформировавший эти органы, послал нам навстречу звук как эхо нашей воздушной деятельности. Мы не производим звук, точно так же как не производят его отдельные части свирели. Мы производим из себя деятельность, которую способно развить наше Я, используя органы, образованные Духом Воздуха. Затем, чтобы слово зазвучало, мы должны предоставить Духу Воздуха снова привести воздух в движение за счет той деятельности, благодаря которой возникли эти органы.

Мы видим, что человеческая речь должна основываться на упомянутом нами тройном соответствии. Но что чему должно соответствовать? Как осуществляется подражание в физическом теле? Подражание в физическом теле строится на том, что мы в движениях нашего голосового аппарата подражаем тому, что воспринимаем как внешнюю деятельность, как внешние вещи, которые производят на нас впечатление; мы воспроизводим всё, что слышим сначала как отражающийся звук, становясь посредством принципа физического тела подражателями внешним впечатлениям, точно так же, как художник подражает действительности, которая состоит не из красок, холста, света и тени, а из совершенно иных элементов. Как художник подражает с помощью света и тени, так мы подражаем подступающему к нам извне, совершая подражательные движения органами, образованными из воздушной стихии. Поэтому то, что мы воспроизводим в звуке, действительно является подражанием сущности вещей, и наши гласные и согласные суть не что иное, как отображения и подражания тому, что производит на нас впечатление извне.

Затем, в эфирном теле мы имеем образную работу. В эфирное тело врабатывается то, что мы можем назвать символикой. Поэтому мы должны считать понятным, что сначала посредством подражания возникают первые элементы нашей речи, но затем они, как бы отрываясь от внешних впечатлений, развиваются и перерабатываются дальше. Эфирное тело в символике, как при сновидении, перерабатывает то, что более не подобно внешнему впечатлению, и в этом состоит продолжающаяся деятельность звука. Эфирное тело сначала перерабатывает то, что является одним только подражанием, затем это подражание перерабатывается в эфирном теле самостоятельно, становясь благодаря этому независимым. Таким образом, то, что мы переработали внутренне, соответствует внешним впечатлениям только символически, образно. Здесь мы больше не являемся только лишь подражающими.

И наконец, третье. Желания, аффекты, всё, что живет внутренне, выражается в астральном теле и действует опять так, что звук преобразовывается дальше. То есть внутренние переживания как бы излучаются в звук изнутри. Боль и удовольствие, страдание и радость, желания, страсти — всё это излучается в звук, и благодаря этому в звук входит субъективный элемент. То, что является одним только подражанием, что сформировано далее как речевой символ в ставшем самостоятельным звуковом или словесном образе, теперь преобразуется дальше, пронизываясь тем, что человек переживает внутренне как боль и удовольствие, горе и радость, страх и ужас и так далее. Всегда должно быть внешнее соответствие, которое в звуке отрывается от души. Если душа выражает внутренне то, что она переживает, дает переживаемому как бы отзвучать, закончиться в звуке, то сначала она должна искать для этого внешнее переживание. Поэтому должно сказать: третий элемент, в котором внутренне, душевно выражаются в звуке горе и радость, боль и удовольствие, ужас и прочее, обязан искать сначала то, что ему соответствует. При подражании повторяется внешнее впечатление; внутренний же звуковой образ, или то, что возникло как символ, является дальнейшим развитием. Но то, чему человек дает прозвучать только из внутренней радости, боли и так далее, было бы лишь таким излучением, излиянием, которому ничто не соответствует. Это соответствие между внешним существом и внутренним переживанием, то есть то, что здесь имеет место, мы постоянно можем наблюдать у наших детей, когда они учатся говорить. Ребенок начинает преобразовывать в звук то, что он чувствует. Когда ребенок начинает говорить "па" или "ма", это есть не что иное, как внутреннее излияние аффекта в звук.

Это всего лишь излияние внутреннего. Но когда ребенок выражает себя таким образом и к нему, например, подходит мать — он замечает, что радости, которая выражается внутренне, изливаясь в звуки "ма", соответствует внешнее событие. Ребенок, естественно, не спрашивает, как в данном случае это соответствует приближению матери. Здесь соединяются вместе внутреннее переживание радости или боли и внешнее впечатление. Внешнее впечатление соединяется с тем, что изливается изнутри. Это третий род действия речи. Поэтому мы можем сказать: речь настолько же возникает извне вовнутрь посредством подражания, насколько она возникает посредством того, что можно назвать присоединением внешней действительности к нашему внутреннему выражению. Ибо то, что приводит из внутреннего к выражению ("ма", "па"), образует слова "мама" и "папа", так как при этом выражении ребенок чувствует удовлетворение при приближении отца или матери, что происходит бесчисленное количество раз. Всякий раз, когда человек видит, что за внутренним выражением что — то следует, тогда то, что является выражением внутреннего существа соединяется, для него с чем — то внешним.

Всё это происходит без участия Я. Оно начинает действовать позднее. Вышесказанное показало нам: то, что предшествует Я, работает над такой конфигурацией, которая лежит в основе человеческой способности к речи. И благодаря тому, что здесь вступает Я, когда уже созданы основы речи, язык членится в соответствии с сущностью Я. Благодаря этому проявления, соответствующие телу ощущений, пронизываются душой ощущающей; образы и символы, соответствующие эфирному телу, пропитываются душой рассудочной. Человек изливает в звук то, что переживает в душе рассудочной, и таким же образом изливает то, что переживает в душе сознательной, что прежде было только подражанием. И таким образом постепенно возникли те области нашей речи; которые являются воспроизведением внутренних переживаний души.

Чтобы понять сущность языка, нам следует уяснить себе: в нас живет нечто такое, что действовало до Я и до всякой деятельности Я, и Я только потом влило то, что оно могло образовать, сформировать. Тогда мы не будем выдвигать требований, чтобы язык точно соответствовал тому, что исходит из Я, чтобы язык точно соответствовал нашему духу, всему интимному нашего индивидуального существа; надо уяснить себе, что в языке мы не можем видеть непосредственного выражения Я. Символически, например, работает дух языка в эфирном теле, подражающе — в физическом теле, всё это вместе с тем, что он выработал из души ощущающей, выдавливая из нее внутренние переживания, так что в звуке мы имеем излияния внутренней жизни. Всё вместе взятое дает право сказать, что язык вырабатывается совсем не согласно современным представлениям о сознательном Я, но, если мы хотим с чем — то сравнить выработку языка, можем сравнить ее только с художественным творчеством. Как мы не можем требовать от произведения художника, чтобы оно соответствовало действительности, так и не можем требовать, чтобы язык копировал то, что он должен воспроизвести. В языке мы имеем нечто такое, что воспроизводит существующее вовне как образ, так же как художник воспроизводит то, что находится вовне. И мы можем сказать, что прежде, чем человек стал самосознающим духом в современном смысле, в нем действовал художник, в нем действовал дух языка. Мы поселили наше Я в жилище, где прежде творил художник. Даже если этим и сказано опять — таки нечто образное, для этой области это является истиной. Мы смотрим в подсознательную деятельность и чувствуем: мы имеем там в себе нечто, что сотворило из нас говорящих людей, сотворило подобно произведению искусства. И поэтому язык мы должны постигать по аналогии с произведениями искусства. Для этого нам не следует забывать, что всякое произведение искусства мы можем постичь лишь настолько, насколько позволяют средства данного искусства. Поэтому и язык должен налагать на нас определенные ограничения. Если бы на это обращали внимание, то заранее была бы исключена возможность появления такой педантичной работы, как "Критика языка" Фрица Маутнера. Его критика языка исходит из совершенно ложных предпосылок, а именно что языки различных народов никоим образом не отражают объективной действительности. Должны ли они и могут ли они это делать? Язык может передавать действительность настолько же мало, как картина, воспроизводящая внешнюю действительность с помощью красок, света и тени на холсте. С художественным чувством должен постигаться тот дух языка, что живет в деятельности человека.

Всё это могло быть изложено лишь в общих чертах. Но если знают, что в человечестве действует художник, формирующий язык, тогда поймут — насколько различными ни были бы отдельные языки, — что в языках разных народов художественное чувство работало по — разному. Тогда мы поймем, как этот Дух Языка — назовем эту действующую посредством воздуха сущность Духом Языка, — проявляясь в человеке на относительно низкой ступени, работает как атомистический дух, который может соединять целое из отдельных частей. Существует возможность такого устройства языка, при котором из отдельных звуковых образов составляются целые предложения.

Если мы, например, в китайском языке имеем звуки ши (schi) и кинг (king), то они представляют собой два атома речеобразо — вания. Первый слог ши означает "песня", "пение", второй означает "книга". Если мы соединим два звуковых образа: ши — кинг (schi — king), то это будет нечто подобное тому, как если бы мы в немецком образовали "песнь — книга" (Lied — Buch), то есть благодаря этому внешнему соединению звуков получилось нечто такое, что теперь стало целым: "книга песен" или "песенник". Этот небольшой пример показывает, как в китайском языке образуются понятия и представления.

Если мы переработаем в нашей душе рассмотренное сегодня, то сможем также понять, как следует рассматривать согласно его духу, например, столь чудесно образованный семитский язык. В семитском языке как основу мы имеем определенные звуковые образы, которые состоят только из согласных. И в эти звуковые образы вставляются гласные. Если мы, чтобы пояснить это на примере, возьмем согласные q, t, I и вставим между ними а и еще одно а, тогда с добавлением гласных получится: qatal, то есть "убивать"; между тем как образованное только из согласных слово является одним только подражанием внешним звуковым впечатлениям.

Здесь примечательным образом одно проникает в другое: звуковой образ "убивать" возник через то, что внешний процесс просто воспроизведен подражанием речевых органов, — сперва получается первоначальный звуковой образ. Затем, то, что душа должна образовать дальше, то, что может быть пережито только внутренне, сформировывается таким способом, что из внутреннего существа нечто добавляется. Звуковой образ развивается так, чтобы "убивать" связывалось с субъектом. Подобным образом, по сути дела, составлен весь семитский язык, и в нем выражается то, что мы перечислили как взаимодействие различных элементов речеобразования во всем строении языка. В символике, действующей преимущественно в семитском языке, — то есть в том, что мы нашли в эфирном теле действующим как дух языка, — проявляется все своеобразие семитского языка, который все отдельные подражательные звуковые образования разрабатывает дальше и посредством добавления гласных преобразует в символы.

Поэтому, в сущности, все слова семитского языка образованы так, что указывают как символы на окружающее нас во внешнем мире. Напротив, в индогерманских языках в большей степени всё подчиняется тому, что мы назвали внутренним выражением астрального тела, внутренней сущности. Астральное тело — это нечто, что уже связано с сознанием. Человек, стоя перед внешним миром, отличает себя от него. Когда ставят себя в отношение к внешнему миру с точки зрения только эфирного тела, то сливаются, соединяются с ним. Лишь когда вещи отражаются в сознании, отличают себя от вещей. Эта деятельность астрального тела со всеми его внутренними переживаниями в индогерманских языках — в отличие от семитских — примечательным образом выражена в том, что они имеют глагол быть, существовать (sein), констатацию того, что существует без нашего содействия. Это возможно благодаря тому, что человек своим сознанием отличает себя от того, что дают внешние впечатления. Поэтому когда в семитском языке, например, нужно сказать "Бог есть благо", то этого нельзя сделать непосредственно, поскольку слово есть, означающее бытие, существование, невозможно передать, потому что оно происходит из противопоставления астрального тела и внешнего мира. Эфирное тело просто представляет вещи. Поэтому в семитском языке говорят: Бог, благо. Здесь не выявляется противопоставление субъекта и объекта. Такими различающими себя от внешнего мира языками, которые указывают в основном на раскинувшийся над внешним миром покров восприятий, являются преимущественно индогерманские языки. И они действуют обратно на человека таким образом, что поддерживают внутреннее, то есть всё, что можно назвать задатками для образования сильной индивидуальности, сильного Я. Всё это уже заложено в речи.

Все указания, которые я дал вам, многими, пожалуй, будут восприняты как неудовлетворительные, по той простой причине, что для более обстоятельного рассмотрения этой области потребовалось бы две недели. Но кто часто слушал здесь лекции и проник в суть дела, тот увидит, что побуждение, которое было дано сегодня, не является необоснованным. Оно должно было только показать, насколько побуждающим может стать духовнонаучное рассмотрение речи; что язык совсем нельзя понять, если не пытаться постигнуть его художественным чувством, которое должно быть усвоено. Поэтому вся ученость будет терпеть фиаско, если она не пожелает знать, что совершил в человеке Художник Языка, прежде чем в нас стало действовать Я. Только художественное чувство может постигнуть тайну языка, как и вообще проследить что — то может лишь художественное чувство. Ученые абстракции никогда не объяснят произведения искусства. Произведения искусства доступны свету лишь тех идей, которые в состоянии плодотворным образом воссоздать то, что художник выразил иными средствами: красками, звуком и так далее. Художественное чувство постигает только художник, и только художник языка постигает творческо — духовное в становлении речи. Это первое, что должно совершить в отношении речи духовное знание.

Второе есть нечто такое, что имеет практическое значение. Познав, как возникла речь из внутреннего художника дочеловеческих времен, мы сможем также подняться до того, что, желая нечто сказать или выразить посредством языка, нечто претендующее на значительность, мы должны будем дать действовать и этому художественному чувству. Но в наше время, когда в отношении живого чувства языка продвинулись не слишком далеко, имеют очень мало склонности к этому. Сегодня всякий, если он только вообще умеет говорить, считает, что может выразить всё. Но мы должны уяснить себе, что в наших душах мы вновь должны создать непосредственную связь между тем, что мы желаем выразить посредством языка, и тем, как мы это выражаем. Во всех областях мы вновь должны пробудить в себе художника речи. Сегодня люди остаются довольными собой, выразив то, что хотели сказать в какой только угодно форме. Многие ли имеют представление о том, что в области духовного знания для описания любого факта абсолютно необходимо художественное чувство языка! Попытайтесь изучить подлинно духовнонаучное изложение. Вы найдете, что истинный, честный духовный исследователь при описании подобных вещей по — настоящему работал над художественным оформлением каждого предложения и что здесь имеет значение, где — в конце или в начале фразы — стоит глагол. Вы найдете, что каждое предложение является своего рода новым рождением, поскольку оно не должно переживаться просто как мысль, но должно переживаться внутренне, душевно, как непосредственная форма. И если вы проследите связь изложенного, то увидите, что в трех следующих друг за другом предложениях среднее не просто следует за первым и предшествует третьему, и найдете, что в духовнонаучном сочинении не только первое предложение, но и третье уже готово в своей композиции — прежде чем сформулировано среднее, потому что действие среднего предложения зависит от того, что остается как отзвук первого и может отозваться в последующем.

В духовной науке невозможно работать без художественно творящего чувства речи. Все остальное от лукавого. Здесь дело в том, чтобы мы освобождались от рабской привязанности к словам. Но мы не справимся с этим, если будем думать, что какое — нибудь слово может выразить наши мысли, — иначе мы с нашим речеобразованием пойдем по ложному пути. Словами, образованными в соответствии только с чувственным миром, мы никогда не выразим сверхчувственных фактов. Кто спрашивает: какдолжно в действительности совершенно конкретно выражаться посредством слова эфирное тело или астральное? — тот еще ничего не понял. Он поймет что — то только тогда, когда приступит к делу, сказав себе: я узнаю, что такое эфирное тело, если сначала послушаю, что рассказывают об этом с какой — то одной стороны, сознавая, что речь при этом идет о художественно отраженном образе; а затем я послушаю, что мне рассказывают о том же самом с трех других сторон. А поскольку тот же самый предмет изображен нам с четырех различных сторон, то в этом изображении, которое мы получили при помощи речи, как бы обойдя предмет кругом, нам представится художественно отраженный образ предмета. Если не осознать этого, то ничего не получится, кроме абстракций и окостенелого воспроизведения того, что уже известно. Поэтому в духовной науке развитие будет всегда связано с тем, что можно назвать дальнейшим повышением внутреннего чувства и внутренней формирующей силы нашей речи. В этом смысле духовная наука будет действовать оплодотворяюще на стиль современного языка, будет действовать преобразующе на наш ужасный стиль языка, в котором нет ни малейшего намека на возможность художественной речи. Ведь иначе было бы не так уж много людей, которые, едва умея говорить и писать, принялись за литературную деятельность. Уже давно согласились с тем, что проза есть нечто более высокое, чем стихи, да только проза, которую сегодня пишут, разумеется, проза очень низкого качества. Но цель духовного знания — внести импульсы в те области, которые связаны с глубочайшими областями человечества. Духовное знание будет действовать в этих областях и осуществит то, о чем мечтали великие индивидуальности. Духовное знание сможет посредством мысли завоевать сверхчувственные миры и сможет так перелить мысли в звуковые образы, что вновь сделает нашу речь средством передачи сверхчувственных созерцаний души. Тогда благодаря духовному знанию для многих станет истиной изречение о важнейшей области человеческой души:

Безмерно глубока Мысль,

И ее крылатое орудие — Слово!*

* Unermesslich tief ist der Gedanke, Und sein geflagelt Werkzeug ist das Wort!