Ему велели повторить свое имя.

— Томмазо Кампанелла?..

Нет, его никто не знал.

— Сколько тебе лет?

— Скоро семнадцать.

В церкви резко прозвучал чей-то раздраженный голос.

— Какая наглость! Самоуверенный мальчишка хочет принять участие в сложном философском споре!

В самом деле, было отчего возмущаться. Уже несколько дней по всей Козенце были расклеены рукописные афиши и в городе много говорили о предстоящем диспуте.

В назначенный час церковь наполнилась народом. Старик ученый, которого ждали из Сан-Джорджо, сильно опаздывал. Собравшиеся открыто выказывали нетерпение. Как раз в это время в церковь торопливо вошел высокий юноша в белой доминиканской одежде и сразу направился к тому месту, где, томясь в ожидании, сидели устроители диспута. Он поздоровался и сказал, что его учитель внезапно заболел и не в силах подняться с постели. Кто-то засмеялся. Все это пустые отговорки! Каждому ясно, что он просто струсил!

Юноша бросил на насмешника негодующий взгляд и, волнуясь, добавил, что учитель поручил ему выступить вместо себя. Раздался еще более громкий смех. Братья-проповедники так обеднели на ученых мужей, что, смотришь, скоро заставят спорить и младенцев прямо из купели!

Он стоит перед ними, стройный, худой, с бледным от волнения лицом и черными глазами, горящими от возмущения.

— Смеяться будет тот, кто одержит победу!

Откуда он взялся? Видели, как у городских ворот он вытер о траву запыленные ноги, снял с плеча грубые сандалии, обулся. Он очень спешил.

Имеет ли смысл начинать диспут? Конечно, не велика честь победить самонадеянного юнца, но здесь сегодня он будет выступать как представитель ордена доминиканцев, и пусть на их голову падет весь позор поражения, раз они не смогли выставить более подходящего человека!

Пожилой францисканец поднимается на кафедру. Он выбирает труднейшие места из Аристотеля, чтобы сразу запутать и сбить противника. Свои доводы он основывает только на авторитетах и старательно нанизывает одну цитату на другую. Они так пространны и так многочисленны, что противнику надо иметь недюжинную память, чтобы удержать в голове всю цепь доказательств и не захлебнуться в потоке схоластической учености. Опытный оратор, он уверенно заканчивает свою речь.

Францисканец возвращается на прежнее место и, снисходительно улыбаясь, наблюдает, как его юный оппонент, угловатый и нетерпеливый, всходит на кафедру. Многие слушатели предвкушают большую потеху. Первые фразы, произнесенные Кампанеллой, вызывают веселое оживление. Куда ему спорить! Он от волнения теряет голос. Никто не принимает его всерьез. По рядам прокатывается смех. Даже те, кому сперва понравилось его мужество, теперь возмущены. Он берется состязаться с таким знаменитым оратором.

Кажется, что во всей церкви у него нет ни одного доброжелателя. И вдруг он замолкает совсем. Он озирается по сторонам. Что он хочет? Бежать? Скрыться от позора?

Слушателям видно, как руки Кампанеллы крепко сжимают крышку кафедры. Усилием воли он подавляет волнение и начинает говорить. Речь его не блещет никакими красотами. В скупых и четких выражениях перечисляет он пункт за пунктом доводы противника. Никто больше не смеется. Всех поражает та точность, с которой Томмазо передает чужие аргументы. Перед ним нет никаких записей, он смотрит прямо в зал и повторяет слово в слово целые куски из выступления францисканца. Феноменальная память молодого монаха заслуживала, чтобы его выслушали! Ясно, что он не пропустил ни одного из доводов и очень хорошо их понял. Но сумеет ли он их опровергнуть?

Звонкий голос Кампанеллы хорошо слышен даже в отдаленных уголках церкви. Речь францисканца была построена на цитировании авторитетов. Каждой его цитате Кампанелла противопоставляет несколько отрывков из библии, из сочинений Аристотеля и его толкователей, из трудов Августина, Альберта Великого, Фомы Аквинского. Он без запинки приводит на память пространнейшие латинские и греческие тексты и не забывает в надлежащем месте указать противника, что тот неправильно цитировал ту или иную фразу, лот текст умышленно сократил, а к этому добавил лишнее слово. Снисходительная улыбка исчезает с уст францисканца. Он явно обеспокоен. Доказательства этого юноши настолько убедительней его собственных, что из рядов слушателей все чаще и чаще раздаются возгласы одобрения. Заключительные слова Кампанеллы тонут среди аплодисментов и приветственных криков.

Францисканец не хочет признать себя побежденным. Потерпеть поражение от мальчишки, значит навлечь позор на весь орден. Да, несомненно, Кампанелла обладает исключительной памятью и начитан в философских книгах. Но так ли он тверд в вопросах веры?

Озлобленный неудачей, францисканец готов на все, чтобы навредить Томмазо. Он цветисто говорит о взаимоотношении веры и познания. Без веры никакое познание невозможно!

Они спорят, перебивая друг друга и бросая реплики. Францисканец настаивает на непреложности авторитетов. Он то и дело цитирует отцов церкви. На возражения он отвечает только цитатами. Он чувствует, что это сердит Кампанеллу, и ждет лишь случая, чтобы заставить его высказаться откровенно. Спор захватывает Томмазо. Слушатели опрашивают друг у друга, откуда у Кампанеллы такие познания и кто были его учителя. Но никто не знает о нем ничего примечательного. Он родом из Стило, учился в церковной школе, потом пошел в монастырь.

Спор продолжается с еще большим ожесточением, францисканец утверждает, что в сочинениях отцов церкви нет и не может быть ошибочных положений. Кампанелла перебивает его: выходит, что Колумб не открыл Нового Света, поскольку его существование отрицал блаженный Августин! Напряжение слушателей растет. Мало кто решится с такой смелостью выступать на диспуте в церкви!

Старик, сидящий в первом ряду, с восхищением следит за Кампанеллой и, нагнувшись к соседу, говорит:

— Этот юноша со временем станет великим ученым. — Потом, помолчав немного, добавляет: — Если раньше не угодит на костер…

Диспуту не видно конца. Францисканец умело использует слова Кампанеллы об Августине.

— Значит, не сочинения отцов церкви являются критерием истины? Тогда что же?

— Природа! — отвечает Томмазо. Природа? Идеи Кампанеллы начинают попахивать ересью! Слушатели настораживаются.

— Не читал ли фра Томмазо сочинений Бернардино Телезия?

Интуиция подсказывает Кампанелле, что в этих словах скрыта ловушка. Телезий? Кажется, это имя принадлежит какому-то опальному философу. Он отвечает, что книг Телезия не читал.

— Откуда же тогда он знает то, чему его не учили?!

Несмотря на все ухищрения францисканца, Кампанелла выходит из диспута победителем. Окрыленный успехом, он шагает обратно в Сан-Джорджо. А жалкие завистники начинают распространять слух, что Кампанелла водится с нечистой силой.

Монах-францисканец, оскорбленный поражением, впервые задал тот коварный вопрос, которым несколько лет спустя встретят Томмазо отцы-инквизиторы: «Откуда он знает то, чему его никогда не учили?!».

Многие в Козенце говорят в этот вечер о столь неожиданном исходе диспута. Многие повторяют слова, сказанные кем-то во время спора: «Кампанелла станет великим ученым… если раньше не угодит на костер…».

Скучно тянулась жизнь в монастыре Никастро: строгий настоятель, требующий соблюдения устава, десятки ограничений, долгие, наводящие тоску церковные службы. Но и здесь уже чувствовалось веяние времени. Кое-кого из молодых монахов трудно было отличить от бродячих студентов. Они умудрялись повесничать в городе и вопреки запретам часто носили под рясой оружие.

Однажды в монастырь прибыл семнадцатилетний юноша. Он вручил настоятелю предписание провинциала, в котором говорилось, что Томмазо Кампанелла для продолжения образования переводится в Никастро. Томмазо Кампанелла? Не он ли несколько месяцев назад одержал победу в Козенце? Он самый.

Настоятеля огорчила эта новость. Удивительные способности Кампанеллы породили уже столько слухов! В монастыре и так слишком много умников! Чего стоят хотя бы братья Понцио и фра Пиццони!

Первые дни новичок держался особняком, посещал только лекции престарелого ученого Антонио Фиорентино и обязательные богослужения. Все свободное время сидел над книгами. Его трудолюбие было поразительным. Когда он спит? Ночи напролет в его келье горит свет, а утром он, как и все, присутствует на занятиях. Молодые монахи очень интересовались Кампанеллой. Но он отвечал на вопросы односложно и торопился уйти к своим книгам. Его ночные бдения раздражали настоятеля.

Недовольство достигло предела, когда однажды Кампанелла попросил, чтобы ему выдали еще свечей. За неделю он сжег весь запас, полагающийся на месяц! Приор и слышать не хотел о дополнительных расходах. Тогда новичок набрался наглости и предложил настоятелю, чтобы тот выдал ему на покупку свечей несколько карлино из денег, отпускаемых на питание, и соответственно уменьшил бы его рацион. Настоятель отказал. Слух об этом разговоре распространялся по всему монастырю.

На следующее утро к Томмазо вошел шумливый Диониоий Понцио, его сверстник, один из тех, кто своим непокорным нравом и дурным поведением особенно досаждал приору. Он вытащил из-под плаща светильник и бутыль масла глупо было бы отказываться от чтения книг из-за скупости настоятеля. Томмазо не мог скрыть своего удивления. Как он умудрился все это раздобыть?

Дионисий признался, что почти каждый вечер, как только раздается сигнал ко сну, он перелезает через ограду и уходит в город. Он не собирается быть образцовым монахом! Если бы не ранняя смерть отца, то он никогда бы не напялил на себя рясу. Семья-то у них хорошая, да денег давно уже нет. Одного лишь счастливчика Ферранте и удалось отправить в Неаполь изучать юриспруденцию, а двум другим братьям, ему и Пьетро, пришлось идти в монастырь.

Вскоре тесная дружба связала Дионисия и Томмазо. Они много бывали вместе. В их беседах принимали участие Пьетро Понцио, Джамбаттиста Пиццони и Пьетро Пресвитера. Всем им было душно в монастырских стенах, они мечтали об огромном мире и героических подвигах. Томмазо охотно рассказывал им о себе.

Детство его было нелегким. Отец-сапожник с трудом кормил большую семью. Сперва они жили в городке Стило, но потом чума заставила их бежать в Стиньяно. Там было не слаще. Томмазо вряд ли мог рассчитывать на более счастливую, чем у его безграмотного отца, судьбу, если бы в самом раннем детстве не столкнулся с человеком, научившим его читать и писать. Имя своего первого учителя, Агацио Солеа, он будет всю жизнь вспоминать с чувством неизменной благодарности. Приятно воскресить в памяти и ветхое здание школы около церкви в Стило, и первые уроки грамматики, и робкие попытки писать стихи. Довольно быстро он перенял у учителя все его знания, и Агацио стал настаивать, чтобы Томмазо продолжал учение. На какие средства? Отец с трудом кормил семью. Единственный для бедняка путь к знанию лежал через монастырскую школу. Не достигнув еще пятнадцати лет, Томмазо был посвящен в монахи. Все свои силы он отдавал учению. У него были большие способности и прекрасная память, но он не хотел, чтобы она была рабской памятью!

Он отличался беспокойным характером и опасной склонностью во всем доискиваться корней. Давно уже его вопросы ставят в тупик учителя. Да и разве может быть иначе? Разве они сами, и Дионисий и Джамбаттиста, пожелают удовлетвориться только той премудростью, которую им преподносят?!

Учителя заставляли его вызубривать наизусть целые страницы священного писания. Из него растили отчаянного софиста-спорщика, а природа продолжала оставаться для него за семью печатями.

Его жадность к книгам была беспредельной. Чем глубже изучал он перипатетиков, тем большее беспокойство овладевало им. Истины, которые с таким усердием ему с ранних лет вдалбливали в голову, оказывались ложными, а авторитеты, обязательные для поклонения, дутыми. Он без устали изучал комментаторов Аристотеля — греческих, латинских, арабских. Сомнения множились с каждым днем. Он все яснее видел пропасть, лежащую между схоластикой и жизнью.

Друзья восторженно слушали Кампанеллу. Невзирая на молодость, он успел уже столько познать.

Томмазо смеялся. Секрет успеха очень прост — никогда не надо жалеть ни трудов, ни свечей!

Он давно уже задумывался над причинами царящей в мире несправедливости. Учителя ссылались на установленный Богом порядок. Человек, родившийся в грехе, уже в силу своей природы склонен к злу. Только с помощью Благодати Божьей он может устоять на стезе добродетели.

Что же остается делать? Проводить годы в молитвах и постах и ждать, пока всевышний призовет тебя к вечному блаженству на небе?! Он рано начал сомневаться в том, что его заставляли принимать на веру. Рассказы о грехопадении Адама и о последствиях, которое имело оно для всего рода человеческого, казались ему баснями. Он не хотел верить, что люди от природы склонны к злу и несправедливости. С детства он видел, как бедствовал повсюду народ. Люди, задавленные нуждой и непосильной работой, были суровыми и ожесточенными. Спор из-за клочка виноградника приводил к кровной мести, продолжавшейся десятилетиями. Однако кто, как не они, крестьяне и ремесленники, создали все, чем гордилась Калабрия, — построили красивые города, проложили дороги, насадили оливковые, апельсиновые и тутовые рощи? А кто, как не они, проявляли величайшее самопожертвование, когда в стране свирепствовала чума, разражались стихийные бедствия или когда африканские корсары нападали на побережье?

Ему трудно было выбраться из этого заколдованного круга. «Возлюби ближнего своего больше самого себя», — кричат попы с каждого амвона. Но ведь на деле большинство людей думает только о собственной выгоде и изо дня в день творит несправедливость. Значит, основное зло в эгоизме!

Томмазо много думал о том, под влиянием каких причин появляется в человеке себялюбие. Ответ дался ему не легко и пришел не сразу.

В Калабрии было тревожно. Почти целое столетие весь юг Италии находился под властью испанцев. Чиновники испанского вице-короля, обосновавшегося в Неаполе, вытягивали из страны последние соки. Церковь была заодно с поработителями. С каждым годом все больший отклик находили люди, проповедовавшие идеи направленные против церкви. Римская инквизиция то и дело посылала в Неаполитанское королевство своих уполномоченных для борьбы с еретиками.

Здесь надолго запомнили дикие преступления инквизиторов, которые с помощью нескольких полков испанской пехоты истребили сотни вальденсов. Палачи убивали их словно овец, перерезая ножом горло. Тела казненных были четвертованы и для острастки выставлены по всем дорогам Калабрии.

Даже страшнейшим террором испанцы не смогли подавить сопротивление. Скрываясь от преследований властей люди уходили в горы. Их называли «фуорушити» и одно это слово нагоняло на испанцев страх. Вице-король постоянно усиливал гарнизоны в Калабрии и увеличивал и без того непосильное бремя налогов. Крестьяне, разоренные бесчисленными поборами, бросали поля и вливались в отряды фуорушити.

Кампанеллу глубоко волновало бедственное положение родины и душа его была полна ненависти к угнетателям. Он писал стихи о былом величии Италии, где с горечью говорил о рабских цепях, в которые поработители заковали народ. Он страстно мечтал о том дне, когда восставшие сбросят испанское иго.

Ближайшие друзья Томмазо — братья Понцио, Престера и Пиццони — также готовы были бороться за свободу Калабрии. Каких только планов они не обсуждали! Ночи напролет спорили о заговорах, восстаниях, мятежах. Они говорили о все растущем недовольстве народа и о смелых действиях неуловимых фуорушити. Хорошо подготовленное восстание наверняка закончится победой!

А дальше что? Жизнь ведь не станет намного легче оттого, что новые тираны будут говорить по-итальянски. Какая же форма правления должна быть установлена в Калабрии? Республика? Монархия? Аристократия? Какое государственное устройство больше всего соответствует разуму?

Этого не знали ни Кампанелла, ни Пиццони, ни братья Понцио.

Окружающая действительность вызывала у Томмазо чувство возмущения. Почему люди мирятся с жизнью, основанной на угнетении?! Неужели они не видят как неразумен существующий порядок вещей и в каком вопиющем противоречии находится он с человеческой природой? Какой государственный строй является наилучшим? Он стал искать ответа в книгах. Ни Августин, ни Альберт Великий, ни Фома Аквинский его не удовлетворили. Своими учеными фразами и проповедью покорности они только прикрывали несправедливость. Может быть греческие философы помогут обрести правильное решение?

Он внимательно вчитывался в диалог Платона «Государство». В основе идеального государства, учил Платон, должна лежать общность материальных благ. Собственность не соответствует природе и не способствует упрочению и процветанию государства. В ней кроется причина раздоров и смут. Жизненные блага делятся поровну между всеми свободными гражданами. Дети воспитываются государством.

Многие высказанные Платоном идеи пришлись Кампанелле по душе. Особенно большое значение имели для него мысли об общественном воспитании детей и о развращающем влиянии собственности. Однако, ряд положений Платона казались Кампанелле неправильными. В его идеальном государстве не было настоящего равенства. Общество делилось на замкнутые разряды граждан, трудом занимались не все, оправдывалось существование рабства.

Не развил ли дальше Аристотель идей Платона? Оказалось, наоборот. В своей «Политике» Аристотель доказывал, что государство, где все блага будут общими, не сможет существовать. Люди, лишенные стимула, заключающегося в приобретении собственности, будут стараться меньше работать, чтобы прожить за счет других. Труженики и ленивцы будут одинаково претендовать на долю общественного богатства. Поля покроются сорняками, производство сократится, распри и ссоры возрастут и государство развалится.

Взгляды Аристотеля не убедили Кампанеллу. Все основное зло в мире происходит от собственности, а именно ее-то Аристотель и объявляет благом! В споре Аристотеля с Платоном, истина оставалась за Платоном.

Чем больше Кампанелла занимался естественными науками и философией, тем дальше он отходил от религии.

Он рано увидел непримиримые противоречия, существовавшие между богословием и настоящей наукой. И он, не колеблясь, предпочел религии науку.

Кампанелла продолжал упорно изучать труды философов, медиков и натуралистов. С каждым днем мир все больше раскрывал перед ним свои тайны. Томмазо был глубоко убежден, что основой науки должно быть непосредственное изучение природы. Каждое положение, которое он вычитывал в книгах, он старался проверить, сравнивая его с тем, что он видел.

Он не скрывал своих взглядов. Если они отражают истину, то их можно проповедовать всюду! Он был еще слишком молод, горяч и неосмотрителен, чтобы бояться дурных последствий. Флорентино высоко ценил способности Кампанеллы и в душе нередко соглашался с ним, но признаться в этом не мог, потому что был умудрен горьким жизненным опытом. Сомнения, высказанные вслух, бросали на человека опасную тень безверия, а от безверия до костра был один только шаг!

Томмазо договорился однажды до того, что стал подвергать сомнению даже некоторые страницы священного писания. Старик Флорентино пытался его урезонить. Такие речи до добра не доводят! Томмазо не унимался. Учитель сокрушенно качал головой: «Кампанелла, Кампанелла, ты плохо кончишь!».

Приближался к концу третий год его пребывания в Никастро. Он внимательно изучал Аристотеля, Платона, Плиния, Демокрита, сочинения стоиков. Время, проведенное в Никастро, не пропало даром. Он успел очень многое сделать, но ему казалось этого мало.

Всю жизнь, вплоть до смертного часа, его мучила неутолимая жажда знаний.

Дионисий познакомил Кампанеллу с Шипионе Престиначе. В Стило, на родине Томмазо, семья Престиначе славилась ненавистью к испанцам. Скрываясь от преследований властей, Шипионе примкнул к отряду фуорушити. В Никастро он появился тайно.

Шипионе рассказывал о смелых набегах на испанские гарнизоны, в которых принимал участие. Томмазо и Дионисий слушали его, затаив дыхание. Они много говорили о судьбах родины и необходимости перемен. Кампанелла так увлекался, что забывал о всякой осторожности. Он ратовал за справедливость и порицал церковные порядки. Престиначе был религиозным человеком, и речи молодого доминиканца произвели на него неизгладимое впечатление. К несчастью, он навсегда запомнил, что Кампанелла проповедовал ересь.

Томмазо настойчиво искал среди современников философа, который основывал бы свои теории не на старых авторитетах, а на изучении самой природы. Он перерыл всю монастырскую библиотеку, но ничего не нашел. На диспуте в Козенце его противник упоминал о Телезии. Он, кажется, готовил ему ловушку, когда спрашивал, не читал ли Кампанелла его сочинений. Кто же он, этот Телезий, с которым его пытались сблизить?

Учителя ничего не хотели знать о Телезии. С тем большим упорством Томмазо старался раздобыть что-нибудь из его сочинений. Прошло много времени, пока он впервые получил одну из работ Телезия. Это был знаменательный день.

С волнением открыл он книгу: «Бернардино Телезий «О природе вещей согласно ее собственным основаниям». Пробежавши первую главу, он сразу понял все, что должны заключать в себе остальные главы. Нет, это не Аристотель, у которого на каждом шагу встречаешь противоречия. Книга Телезия явилась для Кампанеллы откровением. Вот, наконец, он нашел философа, который не боится выступать против ошибок Аристотеля. Кампанелла не мог удержаться, чтобы не прочесть друзьям вслух смелых слов Телезия: «Мне совершенно непонятно, каким образом столько самых выдающихся людей, столько народов, даже, можно сказать, почти весь род человеческий, и на протяжении стольких веков чтил Аристотеля, так глубоко заблуждавшегося в стольких важных вопросах».

Теперь дни до предела были наполнены изучением Телезия. Кампанелла чувствовал, что он начинает находить ключ к правильному пониманию всей философии. Телезий доказывал, что познание природы должно основываться не на толковании комментаторов Аристотеля, а на опыте, полученном в результате влияния внешнего мира на органы чувств. Он утверждал, что только на основании опыта можно постичь внутренние закономерности природы: «Критерием истины является опыт!»

Книга Телезия отвечала самым пылким чаяниям Кампанеллы. Критерием истины является опыт! Значит, единственный настоящий авторитет — это природа, а не сочинения богословов!

Телезии был очень осторожен и нигде не делал прямых выпадов против церкви. Он оговаривался, что верует, как добрый христианин, и высказывал готовность взять обратно свои слова, которые могут быть поняты, как противоречащие религии. Он не только берет их назад, но заранее осуждает и проклинает их! Однако созданного Телезием уже не уничтожить ни словами осуждения, ни проклятьями. Хорошо, если хитрые оговорки помогут ему уберечься от костра!

Телезий открыл перед Кампанеллой новые горизонты. Томмазо был счастлив от ощущения беспредельности человеческого разума.

Мысль о том, что основное зло заключается в эгоизме людей, заставила Кампанеллу искать причину его возникновения. На меже из-за клочка пашни спорят два крестьянина. Они замахиваются мотыгами и готовы разбить друг другу голову ради лишней горсти земли. А если бы поле было общим? Ведь тогда бы исчезла причина ссор. Значит дело не в каком-то врожденном эгоизме, а в частной собственности. Она порождает бедность и богатство, а от них проистекают все пороки.

Чем больше Томмазо об этом думал, тем сильнее проникался уверенностью, что он наконец нашел основную причину царящего в мире зла. Ему хотелось поделиться своими мыслями с товарищами, но Пиццони был переведен в Альтомонте, Дионисий направлен в Неаполь, а Престиначе скрывался в горах.

Неожиданно Томмазо узнал, что Телезий, вернувшись на родину, живет в Козенце. Чем он занимается? Что пишет? Его интересовало все, что касалось Телезия. Но разузнал он немного. Телезий странствовал по Италии, учился, учил других, сидел в тюрьме, писал книги. В Неаполе он основал академию, которая имела несчастье привлечь к себе внимание инквизиции. Академию разогнали, учеников бросили в темницу. Телезий бежал. Теперь, по слухам, он был очень плох — сказывались годы преследований.

Кампанелла задумал отправиться в Козенцу. Он должен от всего сердца поблагодарить учителя за его книгу. Разве не сам Телезий высказал уверенность, что другие, более молодые ученые доведут до конца начатое им дело и заложат прочные основы науки, которая сделает людей хозяевами природы?

Томмазо спросил разрешения поехать в Козенцу. Ему ответили отказом. Но Кампанелла был упрям. Он обязан повидать человека, который больше всех других имеет право называться его учителем!

Он знал к чему может привести непослушание и готов был на все. Угрозы его не остановили.

В августе 1588 года он пустился в путь и быстро прошел расстояние от Никастро до Козенцы. Но все равно он прибыл слишком поздно…