Стефан Муха, защитивший две недели назад диссертацию «Дестабилизирующая селекция домашних животных с элементами генной модификации», шел по набережной, глядя сквозь прохожих в точку пространства в пятидесяти метрах впереди себя. На Стефана косились — слишком уж он выделялся серым неподвижным лицом. Так паршиво ему еще никогда не было. Он ни за что не смог бы ответить на вопрос, что его занесло на набережную. Просто шел, потому, что это было легче, чем сидеть или лежать.

Еще пару месяцев назад он был счастлив. Во-первых, получил положительный ответ от самого Юджина Куни: его не просто берут на работу, связанную с Ковчегом, не просто по специальности, а прямо по теме диссертации с возможностью выбора объекта селекции. Во-вторых, его долгий непростой роман со Сьюзен завершился затяжным медовым месяцем. Они были готовы лететь вдвоем в Монголию, где находилась штаб-квартира Ковчега, там зарегистрировать брак, купить дом и нарожать детей.

Первым ударом стала ссора с родителями:

— Ты бросаешь нас под старость лет. Да что нам толку от твоей материальной помощи!.. Нет, мы туда ни за какие блага не поедем, в этот ваш заповедник. Там мы будем белыми воронами. Ты плохой сын. Воспитали на свою голову…

Со Сью тоже что-то пошло не так еще два месяца назад.

— Интересно, а там все такие ботаники, как ты? Нет, я понимаю, что ты зоолог, в другом смысле ботаники… Когда вы собираетесь со своими коллегами и говорите о чем-то, я чувствую себя чужой. Я там буду при тебе как красивая кукла… Понятно, что они веселые и жизнерадостные, но это веселье как-то не по мне, я привыкла к другому, попроще. Ну, посмотрим…

Сью стала все чаще исчезать непонятно куда, приводя натянутые неклеящиеся объяснения. И вот сегодня утром она объявила:

— Ты, конечно, прости меня, Стефан, но в Монголию я не поеду. Лучше сказать прямо и честно: я нашла другого человека. Он не такой умный и интересный, как ты, но мне с ним проще, и в компании его друзей я чувствую себя в своей тарелке. Поезжай один — там найдешь свое счастье.

И вот Стефан шел по набережной, пребывая в сомнамбулическом состоянии. Какие-то мысли в голове все-таки ворочались: «А может, остаться? Заняться селекцией скота? Глядишь, и Сью вернется (на душе чуть потеплело). В конце концов, кто может гарантировать, что он окажется достаточно талантлив, чтобы в Монгольском парке его приняли за своего? Здесь жизнь состоится, так или иначе. Как-то состоится и без Ковчега… (На душе снова похолодало.) Нет, какая-то совсем тоска получается. Куда ни кинь…

Навстречу шел весьма необычный пес. Во-первых, непривычно большой. Во-вторых, с кисточками на раскидистых ушах. В-третьих, сочетающий в себе черный, белый и рыжий окрасы с сильным нарушением зеркальной симметрии. В четвертых, с проблесками недюжинного собачьего интеллекта в карих добрых глазах. Пес ткнулся мокрым носом в руку Стефана и сел. Стефан остановился, его лицо приобрело некоторые человеческие черты.

— Ух ты какой! Ушастый, и глаза умные. Ну-ка, дай лапу! О, молодец. Откуда ты такой взялся? Голодный небось? Джанк-фуд будешь? Вижу, будешь, — Стефан достал из рюкзачка гамбургер, пес аккуратно взял его из руки, после чего неистово с урчанием расправился с пищей за три секунды. — Голодный… Ты ведь явно не на улице родился. Хозяин бросил? Меня вот тоже бросили… Давай, посидим, помолчим немного.

Стефан сел на каменный парапет, пес сел напротив, уткнувшись головой в колени Стефана.

— Ты ведь никого не предавал, да и физически к этому не способен, вижу. Как же ты оказался на улице? И уже давно, судя по шерсти и ребрам. А твой хозяин вообще жив? Эх, не стоит задавать таких вопросов… Грустно тебе, наверное, слоняться по улицам, шастать по помойкам и побираться. И мне тут не сладко…

Лицо Стефана постепенно светлело.

— А что, хвостатый, хочешь, улетим вместе в Монгольский парк! — пес поднял голову, наклонил ее набок, и завилял хвостом. — Знаешь, что я подумал сейчас? На новой планете человеку тоже будет нужен друг. Не для охоты, не для охраны — для дружбы, для поддержки, для всего сразу. Людей же сначала будет мало, а места много, слишком много. Без хорошего друга о четырех ногах каждому будет ох как неуютно на диких миллионах квадратных километров. Так ведь? — пес еще интенсивнее завилял хвостом. — Мне обещано право выбора. Вот и займусь выведением самого лучшего друга, какого можно вообразить. Коровы и овцы, пожалуй, без меня обойдутся. Тут спецов хватает. А вот к вашему брату дестабилизацию с элементами инженерии еще никто, кажется, не применял.

В глазах Стефана начал появляться блеск. Пес смотрел с энтузиазмом, склонив голову набок. Так студенты часто смотрят на лектора, имитируя полное понимание и сдержанное восхищение.

— Кстати, как ты, такой красавец, на свет появился? Небось мама, бордер-колли, с сенбернаром спуталась, бедняга? Или, наоборот, папа бордер-колли, встав на цыпочки, дотянулся? Замечательный аутбридинг. Ростом в сенбернара, ушами и глазами в бордер-колли. С тебя и начнем новое племя. О, вот и имя тебе подходящее: Ной. Будешь праотцом собак Ковчега. Отмыть и откормить только надо сначала. Та-а-ак… А как же тебя транспортировать? Не в клетке же сдавать в багаж такого красавца! Придется первым классом лететь. Так, а деньги? Придется профессору Куни новое письмо писать.

При пересадке в аэропорту Франкфурта народ слегка косился на Стефана с Ноем и обтекал на почтительном расстоянии. Только некоторые дети показывали на пса пальцем, говоря родителям: «Смотрите, какая большая! Настоящая собака. Давайте, купим такую». Родители тащили детей дальше со словами: «А кто гулять с ней будет в шесть утра?»

Но когда они подошли к выходу на рейс в Хатгал, что-то радикально изменилось. Посадки ожидали около сотни человек — они чем-то неуловимо выделялись из общего потока пассажиров, текущего через аэропорт. Пожалуй, лицами. Люди, сидящие в креслах, заулыбались — больше Ною, чем Стефану. Первыми подбежали две девочки лет двенадцати, сели перед Ноем на четвереньки:

— Какой хороший! Можно погладить вашу собаку?

— Гладьте. Он вам и лапу даст и сядет, и ляжет, и все, что хотите.

Подошел рослый мужчина с седой эйнштейновской шевелюрой:

— О, какие поселенцы в наш Парк пожаловали!

— Откуда вы знаете, что мы в Парк и что поселенцы?

— Через Хатгал, кроме как в Парк, больше некуда. Здесь все в Парк. А насчет поселенцев — элементарно: с собаками в командировки не летают.

Подошел парень с крупными чертами лица, губастый, как Нильс Бор.

— Как зовут вашего красавца?

— Ной.

— Что, никак на Ковчеге лететь собрался?

— Почти. Эмбрионы его потомков полетят.

— Ух ты! Отличный пес! Как порода называется?

— Либрадор, неужели не видно? — ответил за Стефана рослый мужчина.

— А у его потомков тоже будут уши с кисточками? — спросила одна из девочек.

— Ну, не знаю, конечно, отбирать будем по другим признакам, но кто его знает.

— Вы уж постарайтесь — такие красивые кисточки! Здорово, если они будут у собак новой планеты.

Подошел человек с черной стоячей шевелюрой, как у молодого Ландау.

— А вы в каком сегменте трудоустраиваетесь? И у кого именно?

— В Био. У Юджина Куни.

— У Джина?! Замечательно! Будем знакомы, Роб Ваксман.

— Стефан Муха. А вы тот самый Ваксман, чья реплика?..

— Так точно!

— Как же это я сразу не узнал? Столько видел в Сети!

— Так, а вас кто-нибудь в аэропорту встречает?

— Мне написали (кажется, миссис Свенссон), что надо доехать 32‑м автобусом до главного корпуса Био, там встретят.

— Какой еще автобус?! У меня машина в аэропорту припаркована, как раз в ту сторону еду. Да тут у половины пассажиров машины на паркинге и половина из них туда едет. Автобус, черт побери! А Джину выговор объявим, чтобы не перепоручал встречу важных гостей миссис Свенссон. Сейчас позвоню ему. Кстати, где вас селят?

— На первое время в гостевой квартире.

— Рекомендую потом обосноваться у нас на Хувсгул‑3. Красотища! Вы вдвоем или есть еще члены семьи?

— Нет, я холост, — ответил Стефан, вздохнув.

— Это легко поправимо, особенно сейчас — на сегменте Био в этом году небывалое нашествие аспиранток. Видимо, в честь десятилетия проекта.

— А почему наш поселенец в наморднике? — спросила худенькая женщина, высоколобая как Мария Кюри.

— Позвольте снять с собаки намордник! — сказала она, обратившись к стюарду, стоящему на контроле у входа на посадку. — Этот пес скорее под землю провалится, чем укусит кого-нибудь.

— Я бы с радостью позволил, но правила не позволяют, — ответил стюард.

— А если все пассажиры потребуют? Все хотят, чтобы с нового поселенца сняли намордник. Правда?

Женщина обернулась к пассажирам, ожидая поддержки.

— Снять намордник! — грозно сказал мужчина с эйнштейновской шевелюрой, тряся кулаком над головой.

— Снять на-морд-ник, снять на-морд-ник, — проскандировали девочки, подпрыгивая в такт слогам.

— Снять намордник, снять намордник, — хором произнесли пассажиры под дирижерские взмахи высоколобой женщины.

— Ну хорошо, сейчас с командиром поговорю. Тут уже наша юрисдикция. Если разрешит — так и быть.

Стюард пошел в кабину самолета.

— Там пассажиры бунтуют, требуют, чтобы с собаки, летящей нашим рейсом, сняли намордник.

— А что за собака?

— Здоровенный пес непонятной породы, вроде добрый. Уже стал всеобщим любимцем.

— Хорошо, пусть снимут.

— А если кто из пассажиров пожалуется?

— Слушай, я, наверное, в сотый раз лечу в Хатгал и прекрасно знаю своеобразный народ, который мотается туда-сюда этим рейсом. Они способны на какую-нибудь веселую выходку, но чтобы кто-нибудь из них настучал по такому поводу — это немыслимо!

Стюард вышел к пассажирам и объявил, что разрешение снять с собаки намордник получено. В ответ раздались крики «браво» и дружные аплодисменты. Ной, размяв челюсти, радостно заулыбался. Началась посадка.

— Ну что, дружище, вот мы и дома. Не успели вылететь, а уже дома, — тихонько сказал Стефан, зажмурившись, чтобы скрыть накатившие слезы.

Наконец-то отпустило, по-настоящему отпустило.