Молодежь, как обычно после ужина, собралась на веранде столовой — поговорить, полюбоваться, как солнце садится в море, как зажигаются и гаснут вершины гор. Их было мало в этом мире, поэтому хотя бы раз в день надо было собраться всем вместе, сесть потеснее и неторопливо поговорить. Благодаря Системе они чувствовали себя как у Христа за пазухой на своем пятачке обжитого пространства, но вокруг лежали огромные необитаемые просторы, от которых веяло холодком. Им хотелось хотя бы мысленно заселить эти просторы, поэтому они сочиняли и рассказывали друг другу вечерами сказки о негуманоидах-аборигенах, живущих за горами, об инопланетном ковчеге, севшем на Севере много лет назад для того, чтобы заселить планету черными великанами. Эти сладко-жуткие сказки как бы подчеркивали уют их надежной обители.

Их, осязаемых, было действительно мало. Не считая собак, за вычетом самых маленьких и двух дежурных по кухне — семнадцать. Впрочем, на сей раз вдобавок отсутствовал Джан, вернувшийся в класс еще до ужина. Он пошел было в столовую вместе со всеми, но вдруг остановился на полдороги, сказал, что ему срочно нужно в класс, и бегом бросился назад через лужайку. На ужине его не было, зашла речь о том, что неплохо бы за ним сходить, но тут Джан появился собственной персоной. Он снова бежал. Лицо его было странным — рот приоткрыт, брови вздернуты, отчего лицо казалось вытянутым — так выглядят свидетели только что произошедшей катастрофы.

— Слушайте, слушайте! — закричал Джан. — Они все мертвы! Они умерли много тысяч лет назад!!

— Что ты мелешь? Кто умер?

— Все они. Джо, Таня, Профессор, учителя.

— Что значит умерли? Как они тогда разговаривают и учат нас?

— Это значит, что их давно нет в живых. С нами говорят их старые записи. Не просто записи, а, как сказал Профессор, реплики, сделанные из записей.

Все затихли, тщетно пытаясь осознать сказанное. Магда и Берта, лежащие у ног побледневшей Лизы, тревожно подняли головы.

— Мне все это только что рассказал Профессор, — наконец продолжил Джан. Вчера он рассказывал про теорию относительности, вы же слышали это. Он говорил, что никакой сигнал не может распространяться быстрее скорости света. И я его спросил сегодня: а как же мы разговариваем, ведь между Землей и Селиной шестьдесят световых лет. Значит, время между вопросом и ответом должно быть 120 лет, а не секунда.

— Да, у меня тоже мелькнула похожая мысль, но как-то выскользнула, — пробормотал Жюль. — Ведь и правда, странно.

— Их записи-реплики были сделаны двадцать две тысячи лет назад и привезены сюда на Ковчеге. Наших родителей и наших учителей нет на свете уже двадцать с лишним тысяч лет!

И снова установилась тишина, прерываемая лишь невнятными междометиями. Паузу снова прервал Жюль:

— Это что же, нас воспитывали и учили не люди, а записи? А мы все это время думали, что люди, верили каждому их слову! Как же так?

— Профессор сказал, что ждал этого вопроса, что тот, кто способен его задать, способен выдержать правду. Они не говорили нам этого раньше из-за опасения, что правда испугает нас, что мы перестанем их слушать и останемся дикарями. Еще он сказал, что нам надо поговорить с руководителем всего проекта Алексом Селиным. Просто пойти в класс и сказать, что мы хотим говорить с руководителем проекта.

— Пойдем прямо сейчас? — спросил Жюль.

— Лучше завтра. Сейчас на вас лица нет. Надо сначала успокоиться и все обдумать. Пойдем завтра с утра. Только не все. Из старушек возьмем Кэт — у нее психика крепче. Ну и мы с Жюлем. И хватит — мелюзга будет помехой.

Кэт дежурила на кухне, иначе четырнадцатилетний Джан схлопотал бы тумаков за «старушек». Лиза сидела с каменным лицом и ни на что не реагировала. Что до двенадцатилетней и более мелкой молодежи, они восприняли приговор с покорностью: Джан в их глазах внезапно стал лидером как человек, открывший страшную тайну.

Наутро, одевшись понаряднее и тщательно причесавшись, Джан, Кэт и Жюль вошли в класс, заперли двери, сели, и Джан произнес: «Хотим говорить с руководителем проекта». На экране появился старик — это был Алекс того времени, когда он уже был прикован к инвалидному креслу и ушел в отставку.

— Здравствуйте, друзья. Давно ждал, пока меня позовут. Давайте знакомиться. Я Алекс Селин. Начнем с вас, юная леди.

— Меня зовут Кэт.

— Кэт, правильно ли я понимаю, что ты — старшая на планете? Самая первая?

— Да, мы с сестрой самые старшие.

— А где же твоя сестра?

— Лизу решили не брать на этот разговор, — ответил Джан за Кэт. — Она нервная плакса, хотя очень добрая и всех нас любит.

— Тогда тем более надо позвать, особенно если всех любит — может быть, поэтому она и есть самый главный человек у вас.

— А можно она придет с собаками, которые нас нянчили? — спросила Кэт. — Они уже совсем старенькие и всюду ходят за Лизой, она с ними почти никогда не расстается.

— Ну конечно можно, зовите быстрей.

За Лизой побежал Жюль. Через пару минут они вошли — юная Лиза и дряхлые Магда с Бертой. Собаки сели по сторонам от Лизы, как сторожевые львы, выражая своими тяжелыми седыми мордами полное внимание.

— Здравствуй, Лиза, здравствуйте собаки. А как вас зовут, парни?

— Джан.

— Жюльен.

— Вы, как понимаю, следующие по старшинству. А сколько вас всего?

— Считая совсем маленьких, двадцать восемь человек.

— Хорошо, давайте теперь я расскажу о себе и о том, как и почему вы здесь оказались. Дело в том, что родители и учителя вам рассказывали все как детям, утаивая часть правды и упрощая многое. Они были вынуждены так делать, чтобы беречь вашу психику. У вас не должно было закрадываться сомнений, что идет прямой разговор. Но с сегодняшнего дня вы взрослые. Поэтому я буду говорить начистоту.

В свое время Алекс поставил условием, что его реплика «включается» только после того, как первые дети узнают, с кем, точнее, с чем они разговаривают. Он настаивал, что одним из наставников повзрослевших селинитов обязательно должен быть человек, которому ни разу не приходилось кривить душой.

— Да я и не смогу, — говорил Алекс. — Моя реплика все испортит на первом этапе: если я не умею убедительно привирать, то и она не сможет.

Алекс рассказал, как возникла идея проекта, рассказал про визит к Полу Дорсу, рассказал, как марсиане решали проблему первых детей — их проблему. Он повторил много из того, что детям уже говорили про Ковчег, только контекст был другим — в этом контексте вся история выглядела куда сложнее.

Бывшие дети слушали Алекса не шелохнувшись. Не только потому, что внезапно изменилась картина мира. Мост или туннель, перекинутый далеко через время, часто гипнотизирует нас. Мы долго вглядываемся в фотографии XIX века — людей, которых давно нет в живых, городов, которые стали совсем другими. Нас завораживают сооружения, выдержавшие тысячи лет бурной истории и переменчивого климата. И вот с одной стороны туннеля — старик с ясными глазами и неторопливой речью, с другой — только-только повзрослевшие дети. Казалось бы, совсем рядом. А между ними двадцать две тысяч лет.

Алекс рассказывал про Монгольский парк, про Постулат цели, про молчание космоса, про то, насколько важно заселять новые планеты. Молодежь застыла вне времени, заблудившись в ста веках. Платформа Ваксмана прекрасно распознавала состояние аудитории — ее эмоции, способность к восприятию. Алекс, работая над репликой, предусмотрел подобную реакцию — гипноз надо было обязательно сбить, чтобы вернуть аудиторию в реальный мир.

— Ну, что рты раскрыли? Что люди, что собаки… Ну-ка, выходите из транса! Вы не слушатели, вы участники. Сейчас скажу еще пару слов, и будете задавать вопросы.

Все, кроме Лизы, очнулись и переглянулись.

— Вот так лучше, — сказал Алекс и продолжил. — До сих пор все зависело от нас — насколько хорошо мы все предусмотрели, насколько умна и гибка созданная нами Система. С этого дня кое-что начинает зависеть от вас — чем дальше, тем больше.

Какое-то время вы по-прежнему будете на иждивении у Системы во всем, что касается еды, жилья, одежды. Но возможности Системы ограничены — ей не прокормить больше ста человек. Поэтому всем вам придется работать — стать фермерами, металлургами, строителями, инженерами. Но прежде всего нужны воспитатели и учителя. Если до металлургов и инженеров дело дойдет в следующих поколениях, то педагоги нужны немедленно, и ими должны стать вы, несмотря на свой юный возраст. Прямо сейчас. Учтите, теперь младшие, зная правду, но еще не приобретя чувство ответственности, потеряют контакт с репликами учителей. У них исчезнет важный рычаг — стыд перед учителем. Чего стыдится перед записью давно умершего человека? Вам предстоит стать теми, перед кем будут стыдиться младшие за невыполненное задание, за лень, за ложь. А я буду тем, кого, если что, будете стыдиться вы. Не забывайте, что от вас зависит судьба будущей цивилизации Селины. Если честно, я вам завидую. Мы тут живем в заселенном и обустроенном мире, где от каждого из нас зависит очень мало. Все важное, что нам с коллегами удалось сделать на Земле, связано с вашим миром, куда вас закинули с таким трудом. Теперь дело за вами.

Алекс замолчал, молчали и молодые люди. В их головах все еще царил хаос, из которого пытались подняться недооформившиеся вопросы, но тут же рассыпались и возвращались в исходную субстанцию. Лишь Лиза, внезапно очнувшись, брякнула заведомую глупость:

— А что у вас прямо сейчас на Земле происходит?

— Лиза, будущего не может знать никто. То, что для вас «прямо сейчас», для меня — далекое будущее. Я могу только сказать, что Солнце светит точно так же и Земля точно так же движется по своей орбите. Я даже не могу рассказать, как прошел запуск Ковчега, потому, что не дожил до него. Когда-нибудь ваши потомки сделают большую антенну и направят ее на Землю. Тогда, если повезет связаться с землянами, они все узнают. Но это будет нескоро. А сейчас давайте закончим, думаю, за день ваши вопросы созреют. А я завтра расскажу про Программу — это такая цепь действий, которые надо выполнить, чтобы быстро и без потерь воспроизвести на вашей планете земную цивилизацию.

«Мелюзга» ждала старших на поляне перед классом и сразу же набросилась с расспросами: что сказал им самый главный с Земли.

— Он сказал, — сообщила Кэт, — что на Земле работало больше миллиона человек и тысячи на Марсе ради того, чтобы мы здесь оказались. И теперь только от нас зависит, чтобы их труд не пропал даром. Для этого мы должны хорошо учиться и не валять дурака.

— Он еще сказал, — добавил Джан, — что когда нас будет больше ста человек, нам придется изо всех сил работать, чтобы обеспечить себя и детей всем необходимым. Для этого нам придется стать фермерами, инженерами и строителями.

— Но сначала мы, старшие, — продолжил Жюль, — должны стать вашими учителями и воспитателями. И вы должны стыдиться перед нами за несделанные задания и за всякие глупости.

— Не совсем так, — возразила Лиза, вдруг став спокойной. — Он сказал: главное, чтобы как можно больше людей увидели этот замечательный мир. Поэтому мы должны заботиться друг о друге, беречь и любить друг друга, особенно самых маленьких. И помогать им появляться на свет всеми способами.

Когда наступил вечер, как-то само собой получилось, что на веранде собрались все — все двадцать восемь человек планеты, включая дежурных по кухне и малышей. Кэт с Лизой держали на коленях по младенцу, еще четверо, едва научившихся ходить, ползали по собакам у ног Лизы, а еще четверо устроились под столом. В этот вечер, как и во все последующие, они больше не рассказывали друг другу сладко-жутких сказок. Они обсуждали походы на север вдоль побережья и вверх по реке, спорили о том, как должны быть устроены фермы, как самим ловить рыбу в реке и в море. Когда солнечный диск полностью погрузился в океан, они увидели зеленый луч — он появлялся здесь чуть чаще, чем на Земле. А потом медленно гасли горы, переходя от ярко-розового к темно-бордовому и далее к фиолетовому. Вечер выдался теплым, малыши уснули — кто под столом, кто на коленях. А старшие, внезапно повзрослев, никак не могли наговориться.