Пять лет назад последние люди переселились доживать век в колыбель человечества Селины, каковой была База. Никому не хотелось умирать в одиночестве, старики держались потесней, точно так же, как это делали первые дети планеты полторы тысячи лет назад. Но старику, медленно идущему по широкому океанскому пляжу, все-таки выпала такая судьба — он оказался самым последним.

Старик с женой переехали сюда еще шесть лет назад вместе с тремя последними семьями Трои. Перед отъездом они «выключили свет» — дали команду на останов последнего блока местной атомной электростанции: жена, вооружившись очками с толстыми линзами, диктовала с бумаги пароли и опции, старик набирал и отправлял команды. Доехали до Базы за один день, стартовав до восхода: старик вел грузовик с пожитками четырех семей, остальные ехали на легковых машинах. Ближе к вечеру их маленькая колонна вышла из туннеля под Белым перевалом навстречу золотисто-синему спокойному океану. В сумерках на подъезде к Базе их встретили собаки, пасущие стадо коров, — они энергично махали хвостами, бежали вдоль дороги за колонной, весело погавкивая. Теперь каждая машина на этой дороге была исключительной редкостью и праздником для окрестных собак.

За три года до приезда старика с женой и земляками в аэропорту Базы приземлился последний рейс из Карфагена, собрав шестьдесят пассажиров, стянувшихся в южную столицу со всей Австралии и Атлантиды. Его в одиночку привел восьмидесятитрехлетний пилот, сухой и крепкий, как куст саксаула, — он умер всего полгода назад. Еще годом раньше пришел корабль, собравший почти сотню человек со всего побережья Бореалии — все оставшиеся жители внутренних городов были оповещены, что к определенной дате надо приехать в ближайший порт. В общем, собралась немаленькая дружная компания — ходячие и колясочники, в ясном уме и с уходящей памятью. Компания редела, но держалась, благо в их распоряжении были неограниченные запасы еды и медикаментов, работающая инфраструктура, госпиталь с роботами-сиделками.

Старик присел передохнуть. Еще три месяца назад их было двое, а последний Новый год они отмечали вчетвером. Опухоль все росла, боли в правом боку становились все сильней, инъекции приходилось делать все чаще. Тянуть дальше не имело смысла — зачем портить мучительным концом в общем-то хорошую долгую жизнь. Даже последние годы, которые они провели здесь, были хорошими: собирались в беседке на Сосновой дюне, пили старое вино, вспоминали, шутили, смеялись. Последние полтора года, с тех пор, как умерла жена, были тяжелей, но пролетели быстро…

Старик в последний раз проверил сообщения. Если бы пришло сообщение о триггере на Большой антенне, он бы отложил свой уход на несколько дней. Дело в том, что двенадцать лет назад был триггер на прием. Антенна зарегистрировала сигнал из Солнечной системы — сигнал очень слабый, но соответствующий Стандарту по своей структуре и частоте. Увы, данные оказались нечитаемыми, хотя сам факт передачи сигнала почти не оставлял сомнений. Похоже на то, что кто-то пытался передать информацию либо со слишком маленькой антенны, либо не смог ее точно сориентировать, либо использовал недостаточно мощный передатчик. Это был единственный триггер за всю тысячу с лишним лет существования Большой антенны, которая регулярно передавала сигналы в Солнечную систему.

Никаких сообщений не было. Старик подошел поближе к воде и решил: здесь!

Он вспомнил Иосифа Бродского:

…Я никому вреда не принесу, в песке прибрежном лежа…

Он не смог вспомнить дословно следующие строки и произнес вслух их собственную реконструкцию, родившуюся сама собой:

В небытие от раковых клешней

без сил бегущему не отыскать нежней,

застираннее и безгрешней ложа.

Бродский помог. Еще сильнее помог очередной тонкий шприц. Настолько, что старик смог выкопать в песке ложбину длиной в собственный рост. Но он не спешил улечься — пусть сначала сядет солнце. И глядя, как солнце уходит за горизонт, старик увидел зеленый луч!

«Хороший подарок напоследок», — подумал он, и тут услышал пыхтенье и топот. К нему по пляжу неслись галопом Полундра и Атас. Подбежали, крутя хвостами, как пропеллерами, поскуливая, облизали старика в лицо.

— Эх, братцы, не хотел я звать вас, чтобы избавить от шока. Ну раз уж прибежали, ложитесь рядом. Спасибо, не пришлось умирать в одиночестве. На миру оно легче…

Старик улегся в песчаную ложбину. Собаки быстро вырыли по бокам ямы для себя и легли в них, прижавшись к старику и согревая его. Стало хорошо и спокойно, но ненадолго — боль в боку снова прорезалась и становилась сильней с каждым вдохом.

— Теперь, ребята, это ваша планета, — сказал старик. — Теперь вы здесь главные. Уж не подведите… Ну, пожалуй, пора.

Он достал шприц потолще и вколол его в вену. Полундра с Атасом несколько минут спокойно лежали, потом вдруг вскочили и принялись яростно лизать старика в лицо. Тщетно, старик не оживал. Тогда собаки сели и завыли. Через несколько минут прибежала вся стая — скорбная песня разнеслась по побережью, ее подхватили далекие сородичи за рекой и за Северным мысом. За ними в свою очередь вступили собаки предгорных степей, пойменных лугов и Южной бухты. Они не знали, кого оплакивают, но чувствовали, что произошло что-то очень печальное. Однако жизнь продолжалась, и собаки постепенно затихли. Ночью пришел небольшой атмосферный фронт, вызвавший короткий, но вполне ощутимый шторм, прибой затянул тело старика песком. А наутро после проверки стада собаки пришли на пляж играть в футбол кожаным мячом, набитым травой, — весело и шумно. Атас нарушил правила — схватил мяч зубами и побежал с ним, за что был потрепан сородичами и заработал очередной шрам на морду.

Старикам было легче доживать последние годы с верой, что люди хорошо подготовили мир к своему уходу. Ни одно животное не осталось бездомным — все способные к самостоятельной жизни были выпущены на природу, неспособные перестали разводиться много лет назад. А собаки, те самые ушастые с кисточками далекие потомки Ноя, гонявшие мяч по пляжу, сами время от времени подкармливали старика и его друзей свежей говядиной.

Атомная электростанция Базы была переведена в автономный режим малой мощности еще десять лет назад и проработает еще десять лет — заранее не было известно, когда умрут последние старики, поэтому она была настроена на двадцать лет автономной работы последними стариками-энергетиками. После того, как реактор будет заглушен автоматикой, нагрузка ляжет на радиоизотопные генераторы. Самый мощный из них предназначен для антенны, которая еще сотни лет будет передавать сигналы и принимать, если случится ответ, которого так и не дождались.

Но, пожалуй, самое важное, что сделали люди перед уходом, — архивы. По крайней мере, так считали они сами — действительно надеялись, что их кто-то прочтет. Самое важное — микронной гравировкой на дисках из благородных сплавов — эти данные будут жить, пока их не сотрут геологические процессы — зальет лавой или поглотит и погребет под осадками море. То есть минимум десятки, а скорее, сотни миллионов лет. Но микронной гравировкой много не запишешь. Основной массив информации хранился в электронном виде на разных носителях с периодической перезаписью. Радиоизотопные источники питания, поддерживающие жизнь основных архивов, были рассчитаны на семьсот тысяч лет. Да, люди действительно верили, что за это время здесь появится кто-то, способный прочесть…