Утром императрица облачилась в свой брезентовый балахон и, не надевая паранджи, дернула колокольчик и вызвала Бел Амора.

Телохранитель тут же явился и потерял дар речи, — ведь ночью он смотрел на императрицу с тыла, а теперь впервые видел лицо сохраняемого объекта. Это лицо было прекрасней всех женских лиц на свете (о мужских харях и говорить нечего!). Глазки, губки, носик, шейка — рафаэлева мадонна!

Особенно хорош был подбородочек с соблазнительной ямочкой, — так бы и облизал.

— Ну, что уставился? — спросила Генофонда.

Бел Амор облизнул пересохшие губы.

— Посмотрел? Хорошо посмотрел?

Бел Амор вдруг с ужасом понял, что императрица вчера вечером видела его за дверью.

— Насмотрелся? — повысила голос Генофонда. — Теперь перед тобой два пути — на выбор. Или ты возьмешь кинжал и убьешь Карданвала, — можно и калибр-97,12, чтобы меньше мучился, — а потом возьмешь меня в жены и станешь императором оборваров — тогда ты сможешь каждый день не из-за двери разглядывать то, что тебе так нравится; или я сейчас пойду к Карданвалу, соблазнившему тебя на эту непристойность, и тогда умрешь ты, — мой позор должен быть смыт кровью одного из вас.

«Пораженный ее словами, Бел Амор сначала не знал, что ответить, а затем стал молить императрицу не принуждать его к такому страшному выбору», — так пишет историк Аркилок из ямбического триметра.

— Ваше Императорское Величество, — в сильном волнении сказал Бел Амор. Я должен был увидеть Ваше тело только лишь для того, чтобы лучше его охранять!

— Расскажешь это своей бабушке! — вскричала Генофонда.

— Ваше Величество, в моем цивилизованном мире не принято убивать людей — разве что на войне; смертная казнь запрещена; убить человека считается большим позором, чем увидеть обнаженную женщину! Да в чем дело?! Никакого сравнения быть не может — смерть и обнаженная женщина? Наоборот, в наших мирах женщины с удовольствием сбрасывают с себя все одежды, чтобы мужчины с таким же удовольствием их разглядывали! Это называется стриптиз.

— Какой ужас! Какое варварство! Нет, лучше смерть!

Генофонда была непреклонна: ее позор должен быть смыт кровью одного из обидчиков.

Как вдруг из-за неприкрытой двери появился сам Карданвал. Он был бледный — нет, белый, как смерть! Император услышал повышенные голоса в покоях императрицы и не замедлил подслушать все, что говорилось выше. С сильнейшего бодуна его качало, в животе урчало, голова тряслась, язык заплетался, руки дрожали, ноги отнимались.

Жалкое зрелище!

— Пр-реж… пр-режде ч-чем вы меня у-убьете, — с трудом проговорил император, — прежде, чем вы м-меня убьете… — повторил он и заплакал пьяными сорокаградусными слезами банановой браги.

— Убей его! — приказала Бел Амору безжалостная императрица.

Бел Амор отрицательно покачал головой.

— Тогда ты убей его! — приказала императрица супругу.

Ну, это уж было совсем невозможно.

Карданвал тоже хотел отрицательно покачать головой, по голова так тряслась, что развернула его тело вдоль оси, стукнулась о дверной косяк, корона свалилась на пол, а тело императора выпало в коридор. Слуги, катившие по коридору новую 16-ти-ведерную бочку бананки, в почтении застыли, опять Его Величество набрались.

И тут императрицу озарило!

— Тогда — смертельная дуэль! — сверкая глазами, вскричала Генофонда. Кто кого перепьет! До конца, до смерти!

И приказала слугам катить бочку в императорскую трапезную.