Губернатор никак не мог принять решение, но, как обычно, в конце концов победил здравый смысл. Нигде не сказано, что он, губернатор штата Нью-Йорк, должен предупреждать мэра о своем визите. С другой стороны, зачем лишний раз гладить кого-то против шерсти? А шерсть Боба Рамсея была известна тем, что легко искрила.

– Я сейчас в Гарвард-клубе, – позвонил он мэру. – Это достаточно нейтральная почва для выпускника Йеля? Если да, то я вас жду. Выпьем по стаканчику. Я угощаю. Потом можем вместе отправиться на открытие чертовой мечети Гровера Фрэзи.

Мэру города Бобу Рамсею было пятьдесят семь лет, он отличался отменным самочувствием, уже второй срок был мэром этого огромного города и наслаждался каждой минутой, проведенной в этом качестве. В его словаре слово «долг» было напечатано самыми большими буквами.

Губернатор, устроившись с бокалом «наполеона» под рукой, в кожаном кресле в углу клубной гостиной, спросил:

– О чем будете говорить в своем выступлении? О братстве людей, которое символизирует «Башня мира»?

Это была излюбленная тема Боба Рамсея. Но Бент Армитейдж умел заземлить самые возвышенные мысли и тема сразу потеряла все свое очарование. Мэр пил черный кофе.

– Я об этом пока еще не задумывался, – сказал он. Это было ошибкой.

Губернатор со своей язвительной улыбочкой был тут как тут.

– Ну, этого не может быть, мой милый. Вы, как Марк Твен, тратите уйму времени на подготовку своих экспромтов. Все мы так делаем. К чему отрицать?

– Я хотел сказать, что еще не решил окончательно, какими заготовками воспользуюсь.

Губернатор внезапно сменил тему:

– Что вы думаете об этом сооружении?

Рамсей снова занялся кофе, лихорадочно обдумывая, какие ловушки скрыты в этом вопросе:

– Я думаю, все согласятся с тем, что это роскошное сооружение – одна из лучших построек Колдуэлла, может быть, даже венец его творчества.

— Под этим и я подпишусь, – сказал губернатор.

– Она создает новые пространства...

– Которые городу и даром не нужны.

Рамсей неторопливо отпил кофе и отставил чашку:

— Это несправедливо и вообще неверно. Что городу нужно, так это как можно больше подобных прекрасных помещений, а к ним, разумеется, такую поддержку властей, которая необходима любому городу в этой стране, чтобы выжить.

Для Боба Рамсея это был вопрос веры. Он вызывающе взглянул на губернатора.

 – Возможно, – допустил тот, посмотрев на часы. – У нас есть еще немного времени. Попробуем разобраться. Предположим, я выдвину тезис, что большие города, в которых более миллиона жителей, такой же анахронизм, как динозавры. Что бы вы мне ответили?

Мэр надулся, но не ответил.

– Я это вполне серьезно, – продолжал губернатор. – Что бы вы сказали при виде городов со стотысячным населением, в каждом из которых были бы все необходимые службы, промышленные предприятия и склады, обеспечивающие рабочие места, но без этих ужасных трущоб, без гигантских расходов на пособия по безработице и без вытекающих из них проблем преступности. Вы бы поддержали эту идею?

– Неужели это вы, – удивился мэр, – который постоянно упрекает меня в прожектерстве?

– Тут есть небольшая разница, – возразил губернатор. – Вы ждете манну небесную, чтобы ваш любимчик динозавр не издох с голоду. Я же ищу другую живность, которая позволит нам выжить. – Он сделал паузу и рассмеялся. – Это моя современная версия идеи Джефферсона о буколической цивилизации, которая заменила бы джунгли переполненных городов, которые мы создали и в которых никто не может быть счастлив. – Он снова помолчал. – Разве что один Боб Рамсей.

Мэр тем временем что-то усиленно подсчитывал.

– Это значит раздробить территорию метрополии на сто тридцать одинаковых самостоятельных городов, каждый из которых пошел бы своим путем...

– И стоял бы на своих ногах так же крепко и уверенно, как корова на льду, – закончил за него губернатор и кивнул. – В борьбе за существование нет ничего дурного. Это придает ясную цель нашей политике.

– Я часто не понимаю, когда вы говорите всерьез, а когда так, ради красного словца. А сами вы понимаете?

Губернатор не возражал против подтрунивания над его слабостями, однако ответил: – На этот раз я совершенно серьезен. Ваш город непрерывно нищает, сюда стягивается все новая беднота, а ваша опора – солидные люди среднего класса – уезжают. Не за горами то время, когда у вас останутся только люди, которые живут в пентхаузах и ездят в лимузинах, и люди, живущие в трущобах и совершающие насилие на улицах и в метро.

Губернатор на миг умолк, он уже не улыбался:

– Вы можете это отрицать?

Отрицать мэр не мог:

– Но в вашем изложении все абсолютно безнадежно, а это не так. Верните нам часть налогов, которые забирает штат и федеральное правительство, и...

– И, – подхватил губернатор, – вы позаботитесь о новом жилье для граждан с низкими доходами, о новых пособиях по безработице, о новых больницах для неимущих и новых школах для обитателей трущоб. И привлечете этим новых людей, которым все это необходимо. И все эти проблемы будут нарастать как снежный ком: вам понадобится больше полиции, чтобы охранять порядок, больше пожарных, больше судей и неизбежно еще больше жилья для лиц с низкими доходами, больше пособий по безработице, очередное больничное страхование для неимущих, новые школы в трущобах – и так до бесконечности, – Он опять помолчал. – Вы уже перешагнули тот предел, до которого еще можно было рассчитывать овладеть ситуацией.

Мэр сконфуженно молчал.

– Я хочу сказать, – продолжал губернатор, – что наша новая, прекрасная «Башня мира» совсем не символ прогресса, она – символ упадка, просто еще один динозавр.

Он допил коньяк и вздохнул:

– А теперь поедем туда и скажем всем, что здание, которое мы сегодня открываем, – это символ будущего, надежды человечества, величайшее событие с момента изобретения колеса.

Он устало поднялся:

– Что еще, черт возьми, мы можем сказать?