Берт Макгроу сидел в своем кабинете, из окон которого открывался широкий обзор небоскребов центральной части города. Он строил многие из них. Обычно ему нравился этот вид. В эту минуту, однако, он не был в этом уверен, потому что посреди этой панорамы возвышалась «Башня мира», а то, что рассказал и показал Гиддингс, могло испортить настроение и в такой ясный, солнечный летний день, как сегодня.

Взгляд Макгроу был погружен в копии чертежей с изменениями, которые лежали у него на столе. Макгроу снова взглянул на Гиддингса.

— Что нам, собственно говоря, известно? — спросил он.

В глубине души у него было чувство, что его надежды напрасны, что если даже все тщательно проверят, это неприятное чувство не исчезнет. Но единственное, что человеку остается — это надежда.

— Здесь я вижу кучу бумажек, — сказал он, — но это не оригиналы.

— Вам приходится ходить вокруг да около, — ответил Гиддингс, — и вам это не нравится. Эти четкие ксерокопии доказывают, что халтуру лепили у вас прямо под носом, да и у меня тоже. Сколько изменений проведено, я еще не знаю. Насколько они серьезны, тоже не знаю. А кому и зачем это было нужно, могу только догадываться.

Макгроу встал с кресла и подошел к окну. Были времена, когда с такими проблемами он мог справиться на ходу, или почти на ходу. Сегодня он воспринял новость как удар под дых, и даже в глазах все немного расплывалось. Это случалось не впервые и начинало его беспокоить.

«Тебе нужно сбросить вес, — говорила ему Мери, — ты перегружаешься на работе и уже не молод, Берт Макгроу.

Когда-то ты мог пить целую ночь, гулять напропалую — и прийти домой свежим, как огурчик, ну, почти. Но ты уже не молод. И я уже не молода, что меня огорчает еще больше. Так что не бери в голову».

Мир вокруг перестал качаться, дымка исчезла, и Макгроу отвернулся от окна.

— Здесь везде подпись Ната Вильсона, — сказал он. — Как этот чертов сопляк решился все это подписать?

— Он утверждает, что не подписывал.

— А вы что скажете?

В этом старике была еще уйма энергии.

— Не понимаю, зачем ему это, — ответил Гиддингс. — Что бы он с этого имел? Он мог бы спокойно их отвергнуть, это в его власти. Так для чего рисковать головой?

Макгроу добрался до кресла и сел.

— Гм… Это по меньшей мере непорядок. Судя по бумагам, это здание, это чертовски прекрасное гигантское здание не соответствует проекту, что сулит нам всем множество неприятностей, вплоть до — Господи, избави — до юридических.

— И уйму работы, — сказал Гиддингс. — Стены придется вскрывать. Сечения придется контролировать. — Он покачал головой.

— Сделаем все, что нужно, — отрезал Макгроу.

Он помолчал. Его воинственность исчезла.

— Но сейчас я думаю не об этом. Иногда бедняжка Мери говорит, что я становлюсь суеверен. Но ведь вы знаете, как иногда все ложится в масть — то на работе не сходятся всякие мелочи, то начинается полоса несчастий, то все стоит из-за нехватки материалов, портится погода, начинаются забастовки. — Он вытянул руки, сжал их в кулаки и уставился на них, как на врага. — А бывает, — добавил он после паузы, — этот ужас никогда не кончается. Как будто стройку — Господи, прости — кто-то заколдовал таким заклятьем, что ни один священник не справится.

Он снова помолчал.

— Вы понимаете, что я имею в виду?

Гиддингс снова вспомнил о том, как Пэт Яновский ни с того ни с сего шагнул в пустоту с шестьдесят пятого этажа.

— Понимаю, — ответил он.

Макгроу тяжело вздохнул.

— Мне стыдно признаться, — сказал он, — но в этом городе есть два здания, не буду называть ни одно, ни другое, но оба строил я, куда бы я вообще предпочел не заходить, не то что ездить лифтом.

На мгновение отогнал от себя эту мысль.

— Но оставим, это — не тот случай. — Он выпрямился в кресле, и в его голосе зазвучала решимость: — Почему кто-то затеял эти изменения, вы догадываетесь? — спросил он. — Ну ладно, тогда договаривайте.

— Вам это удовольствия не доставит, — предупредил Гиддингс.

— Ну и черт с ним. — Ярость, которую вдруг ощутил старик, была благородной, чистой, глубокой и сильной. — Нас оставили в дураках, вас как заместителя главного строителя, меня… как меня. Ну, так я хочу знать, кто и почему, черт побери!

Гиддингс пожал плечами.

— Все эти изменения по электрической части.

— Ну и что?

— Насколько я успел выяснить, — продолжал Гиддингс, — результатом этих изменений стало применение худших материалов или меньших сечений. — Потом спросил: — Вам это о чем-нибудь говорит?

Макгроу не колебался ни секунды.

— Кто-то хотел сэкономить, — ответил он.

Снова поднялся с кресла и снова уставился на скрытый дымкой мир за окном. Потом сказал через плечо:

— А тот, кто сэкономил, — на это вы намекаете — это человек, который подписал подряд на электрооборудование?

Снова, как и раньше, окружающее замерло, и дымка исчезла. Макгроу обернулся. Руки спрятал за спину, чтобы скрыть охватившее его напряжение.

— Поль Саймон, — вы на него намекаете?

— Я говорил вам, что это только догадки.

— Это я уже слышал.

— И я предупреждал, что вам это будет не по вкусу.

— Да, — ответил Макгроу другим, спокойным тоном. — Мне это не по вкусу. Мне не доставляет удовольствия, что вы так думаете, и еще меньше, что я сам думаю так же.

Он наконец достал из-за спины свои руки и долго молча рассматривал свои растопыренные подагрические пальцы. Когда он снова взглянул на Гиддингса, лицо его посерело.

— Мы это выясним, Уилл. Даже если мне придется придушить его этими вот руками и измолотить в кашу, выясним. Я вам обещаю. Потом… — Старик не договорил, как будто забыл, что хотел сказать. Устало провел рукой по лицу.

— Потом, — продолжал Гиддингс, как бы не замечая этого, — я попытаюсь выяснить, что нужно предпринять.

Макгроу снова сел в кресло, кивнул:

— Сделайте это, Уилл. И дайте мне знать.

Глубоко вздохнул. Голос его снова звучал в полную силу.

— Мы всегда дорожили своей работой и своей репутацией.

— В этом я никогда не сомневался, — ответил Гиддингс.

Еще долго после ухода Гиддингса Макгроу неподвижно сидел в своем огромном кресле. Он казался старым и усталым, и ему не хотелось делать того, что нужно было делать. Были времена, когда он с ревом вылетел бы из кабинета при одном подозрении, что кто-то устроил такое свинство, кто бы это ни был — брат, сват, черт или ангел. Но старость меняет человека, некоторые принципы становятся не так принципиальны, границы допустимого размываются, и Макгроу был близок отказаться от мысли, что кто-то близкий, кто-то из своих, из семьи, мог допустить такое прегрешение.

Старик гордился Полем Саймоном, своим зятем. Как-никак Саймон был, как раньше говорили, джентльмен, — Эндоуэр, Йель и так далее, не то что уличный мальчишка Макгроу, куда там. И Патти была хорошо принята в его кругу, что давало еще один повод для гордости.

Макгроу с Мери все еще жили в Куинсе, в доме, который Макгроу купил на деньги, полученные за свою первую большую стройку больше тридцати лет назад. Поль с Патти жили в Вестчестере, всего в нескольких милях от них, но совсем в другом мире, чем Макгроу. Если кто-то хранит в сердце великую американскую мечту, что его дети будут жить лучше, чем он, то, когда она исполняется, остается только упасть на колени и благодарить Господа за его доброту.

«Теперь, — сказал себе Макгроу, — возьми к черту телефон и назови своего великолепного зятя мошенником и преступником». Горькая мысль.

Копии извещений на изменения все еще лежали на столе. Он отбросил их рукой, и они зашуршали, как осенние листья.

«Невозможно, чтобы подобное случилось на моей стройке, — подумал Макгроу, — под носом у меня и Гиддингса, под носом у Ната Вильсона. А как же строительные инспекторы? Подкуплены? Или их тоже кто-то одурачил поддельными извещениями?»

Однако факт был на лицо. Это он прочувствовал до мозга костей. Эх, ведь это не впервые, что на большой стройке кое-кто халтурил на своем участке работы или мухлевал с поставками, как наперсточник с шариком, который всегда не там, где ожидаешь.

Накладные и ведомости, наряды и спецификации, даже сами чертежи можно подменить или подделать, можно фальсифицировать работы, которые вообще не проводились, деньги можно передавать и над столом, и под столом, и они могут кое-кому прилипнуть к рукам — трюков таких предостаточно, и Макгроу неоднократно встречался со всеми. Но у него такие непременно вылетали с работы, получив под зад так, что свербило аж между лопатками, а иногда заодно и с несколькими потерянными зубами.

Старика вывел из раздумий звонок телефона. Он недовольно взглянул на него, но потом снял трубку.

— Звонит миссис Саймон, — сказала секретарша.

«Патти еще ничего не знает», — подумал Макгроу.

Черт, ведь он тоже еще точно не знает, на самом ли деле Поль такой засранец, что из-за жадности изгадил всю работу. Это еще нужно доказать, и каждый невиновен, пока нет доказательств его вины. Черта с два.

— Привет, лапушка, — сказал Макгроу в трубку.

— Ты не хочешь пообедать со мной, папа? — Голос Патти был так же молод, свеж и бодр, как и она сама. — Я на вокзале «Гранд Централь», а у Поля какое-то деловое свидание.

— И все твои подруги заняты, — добавил Макгроу, — поэтому ты наконец вспомнила об отце, да?

Один только звук ее голоса смог вызвать у него в душе улыбку и немного успокоить мучившую его боль.

— Для меня это будет маленький праздник, — пошутила Патти. — Ты же знаешь, не будь мамы, я бы вышла замуж только за тебя. — И сама подумала: «Тогда мне не пришлось бы ни о чем жалеть», но ничего не сказала. — Так что не ворчи.

— Хорошо, лапушка, — согласился Макгроу, — мне нужно еще сделать пару звонков. По крайней мере, один обязательно. Ты закажи столик у Мартина. Я скоро буду.

— Я пока чего-нибудь выпью.

Макгроу положил трубку и приказал своей, секретарше:

— Соедините меня с Полем Саймоном, Лаура.

Постарался ждать спокойно. Секретарша доложила:

— Номер мистера Саймона занят. Попробовать еще раз попозже?

«Приговор откладывается? — подумал Макгроу. — Нет, ничего подобного. Это откладывать нельзя».

— Дайте мне его секретаря. — И, услышав приятный женский голос, продолжил: — Передайте Полю, чтобы в половине второго зашел ко мне.

Секретарь заколебалась:

— Мистер Макгроу, у мистера Саймона сегодня весьма насыщенная программа. Он должен…

— Девочка, — ответил Макгроу, — вы просто передайте ему, что я буду ждать.

Повесил трубку, встал с кресла и направился к выходу.

«Несколько приятных минут с Патти, — подумал он, — а потом — что это за слово, которое теперь в моде? — а-а, конфронтация. Вот так».

Выходя, он машинально расправил плечи.

* * *

В эту минуту Поль Саймон в своем кабинете как раз говорил по телефону.

— Я заказал столик и сказал Патти, что у меня деловая встреча, так что ты, по-моему, должна составить мне компанию за обедом.

— По-твоему? — Его собеседницу звали Зиб Вильсон, когда-то Зиб Марлоу. — Я ждала звонка от Ната.

Это было не совсем так: она Надеялась, что Нат позвонит.

— Но, — продолжала она, — у него, видно, полно хлопот с открытием Башни. Она помолчала. — Кстати, а почему у тебя нет?

— А я не давал обета всю жизнь посвятить только работе, как, например, твой дорогой муженек. — Саймон выжидающе помолчал. — Итак, обедать, моя милая. За первой рюмкой я открою, как я тебя люблю. За второй — поведаю, чем мы займемся, когда окажемся вместе в постели.

— Это звучит многообещающе.

На столе перед ней лежала груда рукописей: июльский номер не будет готов, пока Зиб не найдет еще хоть одну порядочную новеллу. Но, с другой стороны, сандвич и чашка жидкого кофе, проглоченные за письменным столом, ее не привлекали.

— Ладно, уговорил, — сказала она. — Где и когда?

Странно, но она уже не думала о реакции Ната, если тот узнает, что она ему изменяет. «Грустная история», — подумала она, записывая на клочке бумаги название и адрес ресторана.

— Я записала. Чао. Но платить буду сама. Как обычно.

* * *

Губернатор Бент Армитейдж, который прилетел из столицы специально на открытие Башни, встретился с Гровером Фрэзи в Гарвард-клубе на сорок четвертой улице на обеде, куда он пришел пораньше. За «мартини» губернатор спросил:

— Я не все понял в тех сообщениях, которые вы мне посылали, Гровер. Как дела с договорами на аренду помещений в Башне, или это пока неясно?

«Как же он умеет придать непроницаемый и даже простоватый вид своему лицу, — подумал Фрэзи, — и ведь кто угодно поверит! Как это говорили об Уинделле Уилки? Бедный мальчик с Уолл-стрит? Здесь тот же случай».

— Пока обстановка не совсем ясна, — ответил Фрэзи.

Губернатор с ухмылкой отхлебнул «мартини».

— Если раньше человек заказывал «мартини», то и получал «мартини». Теперь же хоть заполняй анкету: Со льдом или без? Водку или джин? С маслиной, луковкой или лимонной корочкой? — И все тем же тоном продолжал: — Я задал вам вопрос, Гровер. Перестаньте водить меня за нос.

Он затронул больную тему.

— Подписание договоров идет настолько хорошо, — сказал Фрэзи, — насколько этого можно было ожидать с учетом нынешней конъюнктуры.

Губернатор умел улыбнуться, как диснеевский волк, который показывает свои клыки.

— Тринадцать слов, и все ни о чем. Из вас вышел бы отличный политик. Значит, с арендой дело худо. Объясните мне, почему.

— Ну, здесь целый ряд факторов, — начал Фрэзи.

— Послушайте, Гровер, вы не на ежегодном собрании акционеров. Перед вами один заинтересованный акционер компании «Башня мира». Чувствуете разницу? Нас дружно избегают потенциальные клиенты? Я хочу знать причины. Там слишком много места? Слишком высокая арендная плата? У них трудно с деньгами? Неуверенное положение на бирже?

Губернатор замолчал, внимательно вглядываясь в лицо Фрэзи.

Тот колебался. Губернатор выбился из низов, и были минуты вроде этой, когда он отбрасывал свои жизнерадостные светские манеры и давал почувствовать собеседнику ту силу, которая вознесла его на вершину, чуть ли не на пост президента Соединенных Штатов.

Фрэзи сказал:

— На этот раз все вместе. — Он надеялся, что его беззаботный вид достаточно убедителен. — Но все изменится, должно измениться. Во «Всемирном торговом центре» те же проблемы.

— «Всемирный торговый центр» — собственность города, — напомнил губернатор. — Я должен вам об этом напоминать? Город может себе позволить держать свои небоскребы полупустыми хоть до бесконечности. Мы же — частная компания, и я все чаще вспоминаю те времена, когда из-за кризиса остался незаселенным Эмпайр Стейт Билдинг.

Фрэзи ничего не ответил.

— Это означает, — продолжал губернатор, — что мы выбрали неудачное время для строительства нашего замечательного, превосходного и чертовски дорогого домины, да?

Он допил свой стакан.

— Я позволил себе два «мартини», — сказал он и поманил пальцем ближайшего официанта.

Фрэзи был внешне спокоен, хотя и удручен. Он не боялся ответственности. Когда возникали проблемы, пытался их решить, а не прятать голову в песок, как некоторые.

С другой стороны, в отличие от губернатора, он не имел привычки выискивать проблемы, потому что, если на них не обращать внимания, иногда они проходят сами по себе. Ситуация с арендой площадей в «Башне мира» выглядела неблагоприятной, но совсем не критической. Пока.

— Расходы уже превысили смету? — спросил губернатор.

Теперь Говард Фрэзи почувствовал твердую почву под ногами.

— Нет, пока мы в смету укладываемся. — Он был в этом уверен. — Точный расчет, точная работа.

— Хорошо, это большой плюс. — Губернатор улыбнулся. — Неожиданный плюс. Он оставляет нам кое-какие возможности для маневра, а?

Фрэзи таких возможностей не видел, о чем и сказал губернатору. В ответ последовал недвусмысленный намек, что он не замечает очевидных вещей.

— Некоторые скажут, что нельзя действовать без оглядки. Другие сочтут это всего лишь разумным приспособлением к меняющимся обстоятельствам. Человек стремится выжить, Гровер. Не забывайте об этом. Это верно и для политики, и для строительного бизнеса. Поскольку мы не превысили расходов на строительство, то можем позволить себе снизить арендную плату за помещения и при этом не понести убытка, не так ли?

— Мы давно опубликовали наши расценки, — упрямо стоял на своем Фрэзи, — на основе этих расценок уже подписали некоторые договора.

— Да ла-а-адно, — протянул губернатор. — А теперь, в тех случаях, когда сочтете нужным, разрешите нашим агентам оформить аренду ниже официальных ставок, а клиентам скажите, что им не следует об этом распространяться.

Фрэзи открыл рот, но на всякий случай закрыл его снова. Губернатор снова продемонстрировал свой волчий оскал.

— Вас это огорчает? Бросьте, самое обычное дело.

Он снова подозвал официанта.

— Давайте пообедаем, пока еще не допили свои «мартини». Нам предстоит длинный тяжелый день.

Губернатор проштудировал меню, сделал заказ и снова откинулся в кресле.

— В игре большие деньги, Гровер, — заметил он. — Возможно, ваша доля вас не волнует, но моя меня — чертовски. Джентльменская мораль — чудная вещь для плавания под парусом, игры в гольф и прочих безобидных развлечений, но мы строили этот дом, чтобы зарабатывать деньги. — Он помолчал. — Так что пора начинать.