Линар Глухарев
ТУНГУССКИЙ МЕТЕОРИТ
ЧТО ЭТО БЫЛО?
Гипотеза
30 июня 1908 г. в тайге Восточной Сибири, в бассейне реки Подкаменная Тунгуска, упал гигантский метеорит. Взрыв чудовищной силы, сопровождавший падение, повалил лес на площади свыше двух тысяч квадратных километров; ослепительный свет на небе наблюдался в сотнях километров от места взрыва; гул и раскаты взрыва были слышны на расстоянии свыше тысячи километров. По имеющимся сейчас оценкам, энергия взрыва Тунгусского метеорита (ТМ) была сравнима с энергией взрыва водородной бомбы в несколько десятков мегатонн. Но не только масштабы явления отличали падение ТМ от падений других метеоритов…
Загадки Тунгусской катастрофы
Можно утверждать с полной уверенностью: Тунгусский метеорит не был обычным крупным болидом. Об этом свидетельствуют данные, полученные из сообщений очевидцев, и исследования научных экспедиций, изучавших район падения ТМ. Какие же особенности отличали падение Тунгусского метеорита? Назовем наиболее существенные из них.
1. Отсутствие кратера и метеоритных осколков
Если бы ТМ был обычным метеоритом, то на месте его падения должен был образоваться огромный кратер, глубиной свыше четверти километра. Однако кратера нет. Не обнаружено на месте падения также и каких-либо осколков метеорита, несмотря на тщательные поиски. Предположение, что метеоритное тело испарилось при взрыве, вызванном торможением в атмосфере, противоречит расчетным данным, согласно которым при поперечнике в несколько сот метров плотность Тунгусского тела должна быть по крайней мере на три порядка меньше плотности обычного метеоритного вещества, иначе его взрыв без осколков невозможен. Высказывались гипотезы, что ТМ при падении мог рикошетировать. Однако, устраняя одни неясности, гипотезы о рикошете ТМ приводят к еще большему числу других, не менее серьезных. Таким образом, отсутствие кратера и метеоритных осколков на месте падения ТМ свидетельствует, что ТМ не мог быть метеоритом.
В 1960 г. вместо метеоритной была выдвинута другая гипотеза, согласно которой ТМ был очень рыхлым ядром ледяной кометы. Предположение, что Тунгусское тело могло быть небольшой кометой, высказывалось и ранее (Ф. Уиппл, И. С. Астапович), однако детально, с учетом результатов исследований экспедиций, работавших в районе падения ТМ, эта гипотеза быта разработана В. Г. Фесенковым. При взрыве ядра кометы в воздухе вследствие его торможения на скорости в несколько десятков километров э секунду не будет кратера и сохранившихся осколков от ядра, а останутся следы космической пыли. Поэтому кометная гипотеза объясняла факт отсутствия кратера и осколков, а также возможную причину взрыва Тунгусского тела (дальнейшее развитие идея кинетического взрыва получила в гипотезе Г. И. Петрова (1975), предполагавшего, что ТМ был глыбой из снега и пыли массой порядка 105 т. Были, однако, другие загадочные особенности падения ТМ, которые кометная гипотеза объяснить не могла.
2. Многократные взрывы при падении
Очевидцы утверждают, что падение Тунгусского тела закончилось целой серией взрывов («ударов»). При этом интервалы между первыми тремя, самыми сильными взрывами были длительными. В июле 1908 г. местные газеты Сибири писали:
«В Канске Енисейской губ. 17 июня в 9 часу утра было землетрясение. Последовал подземный удар. Двери, окна, лампадки — все закачалось. Был слышен гул, как от отдаленного пушечного выстрела. Минут через 5–7 последовал второй удар, сильнее первого, сопровождавшийся таким же гулом. Через минуту еще удар, но слабее двух первых. По городу некоторое время распространялись слухи, что упал аэролит…» (Голос Томска. 1908. 15 июля).
«С. Кежемское. 17-го в здешнем районе замечено было необычное атмосферическое явление. В 7 ч. 43 м. утра пронесся шум, как бы от сильного ветра. Непосредственно за этим раздался страшный удар, сопровождаемый подземным толчком, от которого буквально сотряслись здания, причем получилось впечатление, как будто бы по зданию был сделан сильный удар каким-нибудь огромным бревном или тяжелым камнем. За первым ударом последовал второй, такой же силы, и третий. Затем — промежуток времени между первым и третьим ударами сопровождался необыкновенным подземным гулом, похожим на звук от рельс, по которым будто бы проходил одновременно десяток поездов. А потом в течение 5–6 минут происходила точь-в-точь артиллерийская стрельба: последовало 50–60 ударов через короткие и почти одинаковые промежутки времени…» (Красноярец. 1908. 13 июля).
В приведенных отрывках из газетных сообщений обращает на себя внимание длительность явления. Между первым и вторым взрывом по утверждению корреспондента томской газеты прошло не менее 5–7 минут, а после трех сильных взрывов, как сообщал корреспондент красноярской газеты, началась канонада более слабых взрывов, длившаяся еще 5–6 минут. Речь идет, таким образом, не о секундах, а о минутах. Очевидно, что тепловой взрыв ядра кометы не мог длиться (да еще и с перерывами) столь длительное время, поскольку все падение кометы в атмосфере Земли могло продолжаться не более 20 секунд, даже в том случае, если бы она распалась еще до взрыва на отдельные фрагменты. Факт существования многократных взрывов при падении ТМ таким образом явно противоречит основному положению комет-ной гипотезы о кинетической энергии взрыва.
3. Причина взрыва и природа его энергии неизвестны
Предположение, что взрыв ТМ был вызван переходом кинетической энергии тела в тепло и энергию ударной волны, не может считаться достоверным, так как оно не согласуется с рядом других явлений, наблюдавшихся при падении ТМ. Если же взрыв не был вызван торможением в атмосфере, то энергия взрыва должна была заключаться в веществе ТМ.
В научно-популярных журналах опубликовано множество гипотез о вероятной природе энергии взрыва. В этих гипотезах Тунгусское тело представляет собой некий объект из космоса, реальное существование которого не доказано, но допускается авторами гипотез. Предполагается, например, что ТМ может быть: миниатюрной «черной дырой», метеоритом из антивещества; плазмоидом из солнечной водородно-гелиевой плазмы с тороидальным магнитным полем; плазменным шаром, образованным сверхмощным лазерным лучом, направленным из созвездия Лебедя; информационной «бомбой» инопланетян; глыбой натрия или замерзшего водорода; облаком космической пыли; НЛО и т. д. К сожалению, ни одна из этих в буквальном смысле научно-фантастических гипотез не выдерживает даже поверхностного критического анализа.
Исключением в этом отношении является известная гипотеза писателя-фантаста А. П. Казанцева, согласно которой взрыв ТМ был ядерным взрывом потерпевшего катастрофу инопланетного космического корабля (Вокруг света. 1946. № 1). Как ни удивительно, но такое предположение объясняло очень многие особенности падения ТМ, включая и те, которые не могли быть интерпретированы на основе кометной гипотезы (огромная энергия взрыва и отсутствие следов вещества метеорита, сильнейшее световое и тепловое излучение и ударная волна, лучевой ожог деревьев, раздельные взрывы, расхождения в свидетельствах очевидцев относительно направления движения тела, биологические Последствия взрыва и др.). Что же касается реальности предположения о появлении инопланетного корабля в атмосфере Земли, то оно, вероятно, не более фантастично, чем, например, появление метеорита из антивещества.
Гипотеза А. П. Казанцева вызвала живейший интерес широкой общественности к проблеме ТМ и стала одной из главных побудительных причин появления КСЭ — комплексных самодеятельных экспедиций по исследованию проблемы ТМ, организуемых учеными, студентами и просто энтузиастами начиная с 1958 г. Несмотря на скептическое и порой даже враждебное отношение специалистов, придерживающихся кометной гипотезы, к идее Казанцева, вопрос О возможной ядерной природе взрыва был Включен в программы исследований КСЭ. Исследования почвы в районе взрыва не установили, однако, каких-либо следов искусственной радиоактивности, в том числе и следов аргона-39 — радиоактивного изотопа, наличие которого свидетельствовало бы о существовании аннигиляционного или термоядерного взрыва. От предположений о ядерной природе взрыва ТМ пришлось, таким образом, отказаться.
Если взрыв не был вызван кинетической или ядерной энергией, то, может быть, это была химическая энергия? К группе гипотез, предполагающих химическое происхождение энергии взрыва, относятся гипотезы о метеорите из натрия (Поляков В. // Техника — молодежи. 1984. № 2) и о метеорите из водорода Цынбал М. (Химия и жизнь. 1985. № 6). Не останавливаясь на том, насколько точно эти гипотезы описывают свойства ТМ, отметим только, что предполагаемые в них реакции окисления натрия и водорода в требуемых масштабах неосуществимы. Для того чтобы натриевая или водородная глыба массой в миллионы тонн, согласно предположениям, взорвалась, т. е. сгорела в доли секунды, необходимо, чтобы ее вещество соединилось с миллионами тонн кислорода, извлеченного каким-то образом из атмосферы во время падения метеорита. Это невероятный процесс. Так как для образования 1 м3 облачной среды нужно менее Гг воды, то падающий водородный метеорит должен был оставить за собой огромных размеров белый облачный след, а на месте взрыва должно было возникнуть облако объемом в тысячи кубических километров. Может быть, проще было предположить в качестве гипотетического вещества метеорита тол или иную подходящую взрывчатку? Ведь основания для реального существования такого метеорита в сущности те же самые, что и для метеоритов из натрия или водорода.
И еще один возможный вид энергии взрыва ТМ — энергия электромагнитного поля. В отличие от химической энергии плотность энергии электромагнитного поля теоретически не имеет предельных ограничений. Уже по одной этой причине гипотезы о электромагнитной природе энергии ТМ заслуживают пристального внимания. К сожалению, известные гипотезы этого вида тоже малообоснованны. В гипотезе, предложенной В. Журавлевым и Л. Дмитриевым (Техника — молодежи. 1984. № 1), предполагается, что ТМ является космическим плазменным образованием — «плазмоидом с замкнутым и скрученным магнитным полем, вмороженным в водородно-гелиевую плазму, выброшенную из недр Солнца». При входе в плотные слои атмосферы Земли вследствие деформации силовых линий магнитного поля должна произойти, как считают авторы гипотезы, «взрывоподобная рекомбинация плазмы», т. е. взрыв плазмоида за счет его внутренней электромагнитной энергии. Возможность реального существования илазмоида смело постулируется авторами гипотезы, хотя они сами отмечают, что «современная физика все еще не может указать способа создания устойчивой конфигурации из плазмы и магнитного поля». Между тем исследованиями по теории устойчивости магнитных плазмоидов давно установлено, что плазменные образования, удерживаемые собственным магнитным полем (в отличие от систем с наведенным полем типа токамака) могут быть устойчивы только, при наличии избыточного давления со стороны внешней среды, т. е. такой гипотетический плазмоид в принципе не может существовать в космосе. Но даже если бы такой плазмоид и существовал, то для того, чтобы он обладал достаточным временем жизни и успел без рекомбинации плазмы долететь от Солнца до Земли, его сверхплотная плазма должна была иметь огромную температуру порядка сотен миллионов градусов, при которой невозможен рекомбинационный взрыв при распаде плазмой да в атмосфере.
4. Отсутствие «надежных» данных о траектории и времени падения ТМ
Е. Л. Кринов, многие годы занимавшийся проблемой ТМ, утверждал, что из имеющихся материалов наблюдений «нельзя получить сколько-нибудь надежные или даже грубо приближенные данные о продолжительности явления» и что в них «совершенно недостаточно данных для получения надежной траектории метеоритного тела, вычисления элементов его орбиты, а также — для детального изучения условий движения метеоритного тела в земной атмосфере» (Кринов Е. Тунгусский метеорит. М., 1949).
Падение ТМ наблюдалось жителями таежной Сибири, по природе своей уравновешенными, наблюдательными людьми. Само это событие, безусловно, относится к разряду необычайных, запоминающихся явлений. Тем более удивительно, что в зависимости от места наблюдения очевидцы указывали разные направления полета ТМ. Вероятные направления (азимуты) траектории ТМ, определенные различными исследователями (трактории Суслова, Астаповича, Кринова, траектория по контуру вывала леса), разместились в секторах углов трех стран света! В настоящее время считается, что наиболее вероятное направление полета ТМ соответствует азимуту 115° (направлению оси симметрии контура вывала леса). Однако свыше 80 % очевидцев указывали совершенно другое направление полета. Фактически это означает, что на основе только свидетельств очевидцев невозможно даже приближенно определить направление полета ТМ. Существует парадоксальная, но вполне логичная трактовка этой неразберихи с азимутами. Астроном Ф. И. Зигель на основе анализа материалов наблюдений очевидцев пришел к заключению, что ТМ при падении… делал развороты по азимуту.
Многие наблюдатели утверждали, что полет длился не секунды (как это положено для метеорита), а минуты. В качестве примера такой информации приведем отрывок из сообщения о падении ТМ, опубликованного в иркутской газете «Сибирь» 15 июля 1908 г.: «…в селении Н.-Карелинском (верст 20 от Киренска к северу) крестьяне увидали на северо-западе, довольно высоко над горизонтом, какое-то чрезвычайно сильно (нельзя было смотреть) светящее белым голубоватым светом тело, двигавшееся в течение 10 минут сверху вниз. Тело представлялось в виде «трубы», т. е. цилиндрическим…»
Конечно, метеорит или комета не могли падать в атмосфере Земли в течение 10 минут. Но как же в таком случае относиться к данному описанию падения ТМ, а также к другим свидетельствам очевидцев с «неправильной» информацией о полете ТМ? Нам кажется, что наиболее логичным будет такой ответ: очевидцы видели не метеорит или комету, а какое-то другое светящееся тело, летевшее длительное время (более десяти минут) высоко в небе над енисейской тайгой, меняя при этом направление полета. Иная точка зрения на существование такой «ненаучной» информации кратко выражается известным афоризмом «Лгут, как очевидцы». Только чересчур уж увлекаются эти очевидцы…
5. Слабая баллистическая волна
Тунгусское тело снижалось по очень пологой траектории (с наклоном менее 10° к горизонту) — таково единое заключение специалистов, анализировавших данные опросов. Однако при такой пологой траектории и скорости в несколько десятков километров в секунду головная баллистическая волна от движущегося тела с поперечником в сотни метров неизбежно должна была вызвать длинный полосовой вывал леса в районе падения. Этого не произошло. Отсутствие сильной баллистической волны могло быть обусловлено малой скоростью тела на заключительной стадии его падения (по-видимому, меньшей, чем скорость звука). Но такое предположение полностью противоречит физической картине падения больших болидов и, естественно, кометной гипотезе ТМ. Что же было в действительности?
6. Изменение цвета свечения и формы ТМ при падении
«Цвет болида изменялся при полете замечательным образом, — пишет в своем обзоре И. С. Астапович (Природа. 1951. № 3). — Сначала он был «с синеватым оттенком», что свидетельствовало о наивысшей температуре, затем он стал «белый, светло-серебряный», далее «огненный» и, наконец, «огненно-красный» и «красный»». И. С. Астапович предполагает, что изменение цвета свечения ТМ было обусловлено изменением его скорости с 60 до 20 км/с вследствие торможения в атмосфере. Однако предположение, что скорость болида или кометы на видимом наблюдателями участке траектории полета могла уменьшиться втрое, означает, что еще до взрыва ТМ должен был потерять % своей кинетической энергии в атмосфере, т. е. в течение нескольких секунд выделить в атмосферу энергию, в восемь раз превышающую энергию Тунгусского взрыва (да еще остыть при этом до красного свечения). Очевидно, что это нереально. Но если изменение цвета свечения не было связано с изменением скорости ТМ, то неясно, какие физические причины могли вызвать это явление.
Вернемся к обзору И. С. Астаповича: «Форма болида вначале была продолговатая, возможно даже цилиндрическая; такую форму действительно имеют быстрые болиды. На середине траектории болид уже имел хвост, сужающийся к концу, и более округлую голову, а в конце перешел в «красный шар», «огненный шар»… «Добавим, что метаморфозы Тунгусского тела продолжались и после того, как оно превратилось в «огненный шар». М. Ф. Романов (с. Нижне-Илимское) рассказывал: «В начале 9-го часа утра по местному времени появился огненный шар, который летел по направлению с юго-востока на северо-запад; шар этот, приближаясь к земле, принял форму сверху и снизу сплюснутого шара (как это было видно глазом); приближаясь еще больше к земле, шар этот имел вид двух огненных столбов. При падении на землю этой огненной массы произошло два сильных, похожих на гром удара… продолжительность этого явления около 15 минут».
При падении небесного тела в атмосфере происходит интенсивный нагрев и унос (абляция) вещества с поверхности тела. Толщина слоя, унесенного набегающим потоком воздуха, может достигать при этом десятков миллиметров. Ясно, однако, что при размерах Тунгусского тела, составлявших сотни метров, абляция не могла заметно изменить форму и размеры тела из обычного метеорного вещества. Почему же тогда Тунгусское тело изменяло свою форму? Было ли это обусловлено аномально большим уносом вещества ТМ вследствие его очень малой плотности, или, может быть, вещество ТМ находилось в жидкой или газообразной фазе и тело изменяло форму под действием аэродинамических сил, либо это было обусловлено химическими реакциями вещества ТМ с атмосферой и т. д.? Так или иначе, этот феномен, так же как и изменение цвета свечения, не согласуется с представлением о ТМ как о метеорите или комете и остается одной из загадок Тунгусской катастрофы.
7. Перемагниченность почвенных и горных пород в районе взрыва
Этот факт установлен достоверно. Породы как бы подверглись во время взрыва воздействию импульса сверхмощного магнитного поля. Ни одна из существующих гипотез о ТМ не может объяснить причину такого явления.
8. Отсутствие интенсивного дымного следа при падении ТМ
Падение крупных болидов всегда сопровождалось густым клубящимся дымным следом, сохранявшимся в небе длительное время (до нескольких часов). Что же касается Тунгусского тела, то оно, по свидетельствам очевидцев, почти не оставляло дымного следа — только туманную (белесую или голубоватую, иногда радужную) светящуюся полосу, исчезавшую вслед за пролетом тела. Объяснения этого эффекта пока не существует. Поскольку дымный след образуется частицами сгоревшего в набегающем потоке вещества болида, то в данном случае обычного процесса горения, по-видимому, вообще не происходило. Кстати говоря, существование этого феномена прямо противоречит гипотезам о химической энергии взрыва, согласно которым вещество ТМ интенсивно сгорает (взрывается), попадая в атмосферу Земли. Болиды из такого вещества должны были оставлять за собой огромный шлейф дыма или тумана, сохранявшийся в небе десятки часов.
9. Тунгусское тело, вероятно, имело сильное электрическое поле
Это только предположение, но существует группа фактов, косвенно его подтверждающих. Факт первый — необычайно сильный электрофонный эффект. Полет болидов иногда сопровождается так называемым электрофонным эффектом — шипящими или шелестящими звуками, появляющимися при пролете болида. Считается, что электрофонный эффект обусловлен возмущением электрического состояния атмосферы пролетом болида. При пролете ТМ электрофонный эффект был настолько сильным, что отмечался даже в помещениях. В Кежме (210 км от места падения ТМ) электрофонный эффект напоминал звуки пушечных выстрелов, которые «были слышны во время пролета шара и сразу же прекратились, когда шар скрылся за лесом». Такой сильный эффект мог быть связан, по-видимому, лишь с собственным электрическим полем Тунгусского тела. Факт второй — ТМ создавал рядом с собой свечение: «красный шар, а по бокам и позади его были видны радужные полосы» (К. А. Кокорин, с. Кежма); «…синие, зеленые, красные, жаркие (оранжевые) полосы по небу идут, и шириной они с улицу» (А. В. Брюханов, с. Кежма). Вероятным природным аналогом этого феномена является, по-видимому, полярное сияние. Но для того чтобы создать такое явление, рядом с ТМ должно существовать электрическое поле очень высокой напряженности. Факт третий — по данным Гринвичской обсерватории, яркость свечения неба в ночь на 29 июня 1908 г. была обычной. В ночь на 30 июня, т. е. сразу же после падения ТМ, наблюдалась аномально большая яркость свечения неба, а через сутки она снова почти вошла в норму. Если бы аномальное свечение было вызвано пылевыми облаками, то оно существовало бы недели и месяцы. Поэтому такое кратковременное возрастание свечения неба могло быть только следствием каких-то очень сильных электрических процессов в атмосфере, происходивших одновременно с появлением ТМ. Если оба этих явления были взаимосвязаны, то Тунгусское тело не могло быть электрически нейтральным образованием. Факт четвертый — наличие перемагниченных пород в эпицентре взрыва указывает на то, что вещество ТМ каким-то образом могло создавать при своем распаде импульсы магнитного или электромагнитного поля, т. е. должно было обладать особыми электрическими свойствами (вероятно, внутренней электромагнитной энергией, освобождающейся в виде электромагнитного импульса).
На этом мы закончим перечисление аномальных явлений, наблюдавшихся при падении ТМ, хотя перечень неясностей и необычных фактов, связанных (или, вероятно, связанных) с ТМ, может быть продолжен. Гипотеза, правильно описывающая действительную картину Тунгусской катастрофы, должна дать объяснение всем описанным выше особенностям падения ТМ. Именно всем, а не одной или двум. Как отдельные детали в головоломке, при правильном решении этой задачи все перечисленные выше парадоксальные особенности должны сойтись воедино, в ясную физическую картину этого загадочного феномена.
Что же это было?
Разгадка парадоксов ТМ, вероятнее всего, должна находиться где-то в области уже исследованных физических явлений. Попробуем рассмотреть отмеченные особенности Тунгусского феномена, предполагая, что это была… огромная шаровая молния, возникшая в верхних слоях атмосферы Земли.
Природа шаровой молнии до настоящего времени не разгадана. По-видимому, она является особой формой длительно существующего атмосферного электрического разряда. Вскоре после возникновения шаровая молния бесследно исчезает — чаще всего со взрывом. При этом выделяется очень большая энергия, образуется ударная воздушная волна и световая вспышка, иногда сопровождаемая загоранием окружающих предметов. Имеются сообщения, что взрыв шаровой молнии при ее столкновении с самолетом создавал остаточное магнитное поле и выводил из строя навигационное оборудование (радиокомпас и магнитный компас) в кабине пилота. Значит, при взрыве возникает также сильный импульс магнитного поля. Энергосодержание светящегося вещества шаровой молнии может быть необычайно велико. По оценкам, полученным из наблюдений, плотность энергии шаровой молнии может достигать 104— 105 Дж/см3, т. е. свыше 107 Дж/г, поскольку плотность вещества шара должна быть близка к плотности воздуха. Энергия взрыва ТМ составляла около 4*1016 Дж. Таким образом, энергию взрыва ТМ в принципе могла бы иметь шаровая молния диаметром не более 200 м. Плотность энергии шаровых молний может, однако, изменяться в очень широких пределах. Известно много случаев, когда шаровая молния исчезала без взрыва, что свидетельствовало об очень малой энергии, содержавшейся в этот момент в распадающемся веществе шара. По-видимому, плотность энергии шаровых молний определяется начальными условиями ее образования, так сказать, энергетической «накачкой» вещества в момент возникновения светящегося шара. Имеются сообщения о шаровых молниях очень больших размеров — диаметром до 260 м (Сингер С. Природа шаровой молнии. М., 1973. С. 97). Конечно, энергия этих молний не была сравнима с энергией Тунгусского тела, однако здесь важен сам факт возможности образования светящегося шара с поперечником свыше 200 м. Это означает, что предположение об образовании в атмосфере большой шаровой молнии с энергией, равной энергии взрыва ТМ, не противоречит имеющимся данным о реально достижимых размерах и плотности энергии шаровых молний, причем поперечник такого светящегося шара порядка 200–300 м хорошо согласуется с имеющимися оценками размеров Тунгусского тела.
Итак, предположим, что образовавшаяся в атмосфере шаровая молния огромных размеров была принята за ТМ, а энергия ее взрыва оказалась сравнимой с энергией взрыва водородной бомбы. Тогда становится понятным, почему после взрыва ТМ не было обнаружено его осколков, почему перемагнитились породы в эпицентре взрыва, отчего при движении ТМ не было сильной ударной волны, способной вызвать полосовой вывал леса. Становится понятным и то, почему Тунгусское тело взорвалось прямо в воздухе.
А теперь о необычных особенностях движения ТМ. Предположение, что ТМ был не метеоритом, а шаровой молнией, позволяет объяснить и одну из упоминавшихся выше загадок падения ТМ — отсутствие «надежных» данных о времени падения и траектории полета Тунгусского тела. Шаровые молнии могут возникать высоко в небе (падают «с ясного неба», «из туч»). При ясной погоде спускающийся с высоты 20–25 км ярко светящийся объект мог наблюдаться на расстоянии свыше 500 км и вполне имитировал падение метеорита. А пылевой и светящийся след — также и атрибуты движущихся шаровых молний. При спуске шаровая молния могла перемещаться по извилистой, не имеющей определенного направления траектории, действительно совершая при этом «маневры» по азимуту.
Скорость перемещения шаровой молнии обычно не превышает 10 м/с. Однако шаровая молния, спускающаяся из облаков вниз, может иметь значительно более высокую скорость, порядка нескольких сот метров в секунду. Описаны случаи, когда на высоте 5–7 км шаровые молнии в течение продолжительного времени (до 8 мин) «сопровождали» самолеты… Спуск шаровой молнии над енисейской тайгой, если исходить из оценок возможного времени жизни шаровых молний и свидетельств очевидцев падения ТМ, длился, по-видимому, свыше десяти минут. Поэтому принятая за метеорит огромная шаровая молния могла пролететь очень большое расстояние, прежде чем взорваться у Подкаменной Тунгуски.
Свечение шаровой молнии наблюдатели сравнивают со свечением электрической лампочки в 25—100 Вт. При огромной площади поперечного сечения сила света Тунгусской шаровой молнии могла, следовательно, достигать десятков и даже сотен миллионов свечей! Цвет свечения такого шара мог изменяться во время полета так, как это описывали очевидцы: изменение цвета свечения от ослепительного голубовато-белого до огненно-красного (т. е. именно так, как это происходило при полете Тунгусского тела).
Где возникла, как летела и взорвалась Тунгусская шаровая молния? Можно предполагать, что шаровая молния, имитировавшая Тунгусский метеорит, возникла на высоте около 20 км неподалеку от г. Усть-Илимска (в 70 км к ССЗ). Граница видимости светящегося тела должна при этом проходить за Канском, Тулу-ном, Знаменкой, а также (с учетом высоты Северо-Байкальского нагорья) Бодайбо и Витимом, что полностью согласуется с данными наблюдений. Вначале шаровая молния летела на СЗ, затем над Ангарой она изменила направление полета на ССВ и, постепенно снижаясь, взорвалась над енисейской тайгой на высоте 5–6 км в районе 60°55′ с. ш. и 101° в. д. Всего шар пролетел около 290 км по очень пологой траектории (угол наклона траектории к горизонту составлял около 3°). По свидетельству М. Романова (с. Н. — Илимское), полет «огненного шара» с момента его появления до момента вспышки взрыва продолжался около 15 минут. При таком времени полета скорость движения шара должна была составлять в среднем около 320 м/с. При спуске сопротивление воздуха движению шара возрастало, что привело к изменению формы шара во время полета.
Падение Тунгусского тела завершилось не одним, а серией взрывов. Попытаемся дать объяснение этого явления с точки зрения нашей гипотезы. Перед взрывом шаровые молнии могут распадаться на несколько отдельных светящихся шаров или же фрагментов различной формы. Поэтому можно предположить, что в завершающей стадии падения Тунгусская шаровая молния, изменив свою форму, разделилась, по-видимому, на два или три фрагмента («огненные столбы»), которые затем начали взрываться над землей. Возможно, что фрагментов было значительно больше или процесс деления из-за воздействия ударных волн от первых взрывов повторялся, поскольку очевидцы отмечали большое число более слабых взрывов…
Могло ли возникновение Тунгусского тела быть связанным с электрическими процессами, происходившими в верхних слоях атмосферы 30 июня 1908 г.? Могло ли Тунгусское тело вызывать около себя радужное свечение, подобное полярному сиянию? Могло ли Тунгусское тело обладать собственным электрическим полем? На эти вопросы наша гипотеза отвечает утвердительно. Известно, что шаровые молнии обычно возникают во время грозы, т. е. в результате повышенной электрической активности атмосферы. Возможно, поэтому, что именно в результате необычной электрической активности в верхних слоях атмосферы, вызвавшей аномально яркое свечение неба над Европой в ночь на 30 июня 1908 г., возникла огромная шаровая молния над енисейской тайгой. Известно, что мощные шаровые молнии могут быть окружены радужным сиянием (ореолом). Многие свидетели рассказывали, что при появлении шаровой молнии начинали непрерывно звонить электрические звонки, гасли или, наоборот, загорались электрические лампочки, звонили телефонные аппараты, срабатывали электромагнитные реле. Это может объяснить наличие необычайно сильного электрофонного эффекта, вызванного пролетом огромной шаровой молнии.
Какова природа энергии шаровой молнии? Точный ответ на этот вопрос пока неизвестен. Существует много гипотез, ни одну из которых нельзя считать достаточно обоснованной, не обсуждая данную проблему, поскольку она выходит за рамки нашей статьи; примем за рабочую гипотезу предположение об электромагнитной природе энергии взрыва шаровой молнии. В пользу такого предположения косвенно свидетельствует электрическая природа самой шаровой молнии и то обстоятельство, что единственным из известных нам видов внутренней энергии вещества (исключая атомную энергию), для которого может быть достигнута плотность, превышающая 107 Дж/г, является энергия электромагнитного поля (в частности, электрического или магнитного поля). Для концентрации этой энергии в веществе предельных ограничений не установлено.
Если взрыв Тунгусской шаровой молнии имел электромагнитную природу, то запасенная в шаре энергия поля должна была при взрыве перейти в электромагнитный импульс (и частично — в джоулево тепло, выделяющееся в веществе шара). Электромагнитный импульс, сконцентрировавший в себе колоссальную энергию поля шара, должен был наблюдаться в виде сильнейшей вспышки светового, теплового, а также радиовол-нового и рентгеновского излучений и импульса магнитного поля на месте взрыва. По закону сохранения импульса в изолированной системе шара одновременно с возникновением электромагнитного импульса должен появиться равный ему по величине и обратный по знаку механический импульс в веществе шара, создающий ударную воздушную волну огромной разрушительной силы. По скорости высвобождения энергии и ее распределению (около 50 % на излучение и примерно столько же на образование ударной волны) взрыв Тунгусской шаровой молнии был очень похож на воздушный взрыв атомного устройства (но без радиоактивных выбросов вещества в атмосферу).
Падение ТМ совпало по времени с оптическими аномалиями, свидетельствовавшими о появлении значительного количества пыли в атмосфере Земли (светящиеся серебристые облака, необычно яркие восходы и закаты и т. п.). Запыленность атмосферы была вызвана, по мнению наблюдавших эти явления астрономов, встречей Земли с хвостом небольшой кометы. Высказанная позже кометная гипотеза о происхождении ТМ хорошо согласовывалась с двумя фактами, установленными при исследованиях Тунгусской катастрофы: аномальной запыленностью верхних слоев атмосферы, наблюдавшейся в момент падения ТМ, и существованием в районе падения микроскопических магнетитовых и стекловидных шариков, которые могли быть частицами ядра или хвоста кометы. Однако кометная гипотеза также не смогла объяснить большинство парадоксов ТМ. Но если ТМ не был кометой, откуда могла появиться в районе взрыва кометная пыль? После взрыва шаровой молнии на месте светящегося шара обычно остается облачко пылинок, по-видимому захваченных шаром в атмосфере в момент его образования. Поэтому если Тунгусская шаровая молния возникла в атмосфере, содержавшей частицы пыли от хвоста кометы, то они могли быть захвачены шаром и перенесены им в зону взрыва. Таким образом, если наша гипотеза о природе ТМ верна, то частицы космической пыли — единственные следы вещества Тунгусского тела, оставшиеся после его взрыва.
Дина Виноградова
СРЕДА ОБИТАНИЯ —
МИРОВОЙ ОКЕАН
Очерк
Художник И. Гансовская
Дети воды
Двухнедельный младенец плавает, ест и даже спит под водой, двухмесячный — стоит без посторонней поддержки, трехмесячный — делает сальто и другие акробатические упражнения, плавает и ныряет, оставаясь под водой до десяти минут, в два раза перекрывая мировой рекорд по задержке дыхания знаменитого человека-дельфина Жака Майоля.
Это дети, рожденные в воде по специальной методике советского исследователя И. Б. Марковского. В Париже, на Международном конгрессе «Вода и сознание человека», ученые сделали заключение: «Появившиеся на свет таким образом младенцы обладают инстинктами водных жителей. Их естественной средой обитания становится Мировой океан — колыбель человечества. Работа Марковского представляет собой одно из самых интересных исследований века».
Среда обитания человека — океан. Невероятно, фантастично! И прежде чем поверить в человека-амфибию, попробуем разобраться во всем сами: известно, что верить всему — такое же суеверие, как и не верить ничему.
Игорь Борисович Марковский — наш современник, живет и работает рядом с нами, среди нас, но окружающие, может быть, даже не знают, что о нем, о его деле написано много статей в нашей и зарубежной периодике, что книга о его «детях воды» переведена на несколько европейских языков, что результаты его работы не раз демонстрировались по нашему телевидению и благодаря телевизионному мосту «Спутник» для телезрителей нескольких стран, что сюда, в квартиру на одной из московских улиц, приезжают специалисты из разных стран (Жак Майоль первым во Франции рассказал о советском «гении воды» и с радостью приветствовал своих соперников грудного возраста), что почетный доктор Калифорнийского университета Марковский был заочным участником совещаний и международных конгрессов в Париже и Новой Зеландии на темы родовспоможения в воде и плавания грудных детей, воспитания детей с помощью дельфинов.
…Игорь Борисович разговаривал со мной, стоя у телефона, часто отрываясь от разговора, потому что телефон звонил почти непрерывно. Этот старенький аппарат стоял на кушетке среди бумаг и журналов; длинный шнур от него тянулся в дверную щель. Рядом с телефоном лежали две толстые тетради в потрепанных коленкоровых переплетах. В них оставили свои адреса и телефоны сотни желающих встречи с автором «одного из самых интересных исследований века».
На стене, там, где многие вешают ковер, висела карта мира. На синем фоне океана цепочкой в определенном направлении двигались нарисованные дельфины. У противоположной стены — стеллажи с книгами. Но центральное место в комнате занимали спортивные снаряды для детей, подвешенные к потолку на тросах.
Впервые увидев Игоря Борисовича, можно поразиться контрасту между громкой его славой и тихой, тишайшей манерой его существования. Он будто неслышно плавал в воздухе, когда ходил по комнате, возвращался, отвечал на звонки и очень тихо разговаривал по телефону, будто боялся разбудить спящего. Больше говорили мы, пришедшие, а он молчал, много, очень много молчал и только слушал.
Однажды удалось подкараулить секундное выражение его глаз — выражение той одержимости, мужества и благородства, той внутренней силы и убежденности, которые и сделали его тем, кем он стал.
В связи с темой разговора он сказал:
— Был такой случай: у женщины за зри месяца до родов в пуповине образовался тромб. Но ребенок жил и развивался! Он жил за счет заглатывания околоплодных вод. Родился нормально, но… умер.
В глазах у Игоря Борисовича появилась боль.
— Ребенок мог остаться жить! Если бы родился не на воздухе, а в молочнокислой среде. Он бы остался жить…
Еще мальчиком Игорь однажды нашел в мусорном ящике брошенного новорожденного котенка. Дрожащий мохнатый скелетик — жалость переполнила сердце мальчика. Игорь выкармливал его молоком из пипетки, но прежде всего отмыл, выкупал. Чтобы избавиться от липкой помоечной грязи, от запаха, он купал его много раз. И заметил: котенок легко привык к воде, он доволен купанием, и даже погружение в воду не вызывает у него страха. Игорь купал найденыша много дней подряд и радовался тому, что котенок мурлычет от удовольствия. Это была первая спасенная им жизнь. А наблюдательный мальчик решил зафиксировать свое открытие и удивился, что взрослые кошки отчаянно сопротивлялись купанию и даже — был и такой случай в его жизни — от пережитого стресса, от страха воды умерла одна из его подопытных. Почему? Этот вопрос и эпизод с котенком стали исходной точкой открытия, об этом вспоминает Игорь Борисович, когда его спрашивают: «С чего началось?»
И еще одну веху следует упомянуть. Среди прочитанных книг по биологии, психологии, анатомии и по другим естественным наукам встретился ему трактат по акушерству, и он узнал, во что обходится резкий переход из невесомости внутриутробного обитания на открытый воздух под гравитационный удар. Специалисты сравнивают перегрузки при рождении человека с перегрузками космонавта, стремительно вернувшегося из космической невесомости.
Прочитав об этом, Игорь, подчиняясь внутреннему порыву, тут же, на полях, неожиданно для себя написал: «Так рожайте под водой!»
Так вспыхнула еще одна отправная точка будущей теории, имеющей теперь наименование «Из невесомости в невесомость».
Студент Института физкультуры, хороший пловец, тренирующийся под руководством высококвалифицированных мастеров, делает вдруг, казалось бы, крен в сторону: в проблему биомеханики родового процесса. И в том же 1962 году судьбе было угодно, чтобы Игорю Борисовичу снова пришлось спасать жизнь, но на этот раз это была жизнь человека — своего собственного ребенка. Девочка родилась недоношенной, ее вес чуть превышал полтора килограмма. Приговор врачей был единодушным: шансов выжить нет. Родители со страхом следили за ее судорожным дыханием; каждый вдох мог оказаться последним.
В таком состоянии Марковский решился провести первый эксперимент над человеком. Он опустил ребенка в ванночку, на три четверти наполненную водой. Ребенок ожил, будто сбросил тяжесть земного притяжения. Первые дни новорожденную держали в воде почти все время, по очереди поддерживая головку. Когда головка уходила под воду, она не пугалась, оставляла глаза открытыми, воду не глотала — сохранился внутриутробный инстинкт — не дышать. Семидневную дочку папа запустил в специально сделанный для нее аквариум, где ребенок проводил почти половину дня.
Через семь месяцев девочка спускалась по лесенке на дно бассейна за бутылочкой с молоком и могла оставаться под водой несколько минут. Она плавала своим собственным стилем, напоминающим брасс, но более целесообразным, замечали специалисты. А врачи поражались теперь уже не только тому, что она выжила, но и другому: по развитию девочка опережала своих сверстников. Марковский объяснил это просто: ребенок больше двигался, много плавал, а повышенная моторика способствует ускорению психических реакций. Посмотрим на две фотографии. На одной — упитанный полугодовалый ребенок с довольным видом сидит в углу на дне наполненного аквариума, с другой — двадцать лет спустя — на нас смотрит спортивного вида молодая девушка с веселым, уверенным лицом.
А тогда, в шестьдесят втором году, Игорь Борисович уверился в целебном и даже спасительном действии воды, купания и плавания грудных детей. И главное, в необходимости перехода плода из околоплодных вод опять же в воду. Игорь Борисович зарылся в книги, пытаясь в старых, забытых истинах найти что-нибудь подобное. И обнаружил все то же: новое — это хорошо забытое старое. Египтяне тысячи лет назад в случаях трудных родов опускали женщину в воду. А подметив, что дети, рожденные таким образом, способней остальных, нашли способ взращивать будущих жрецов.
Он был убежден в своей правоте, но убедить других, убедить людей официальных оказалось почти невозможным. Единицы прислушивались к его доводам, большинство же ученых смотрели на него как на безумного. Профессор И. П. Ратов объяснял это глобальностью идеи Марковского, сложностью ее восприятия. Для практической реализации идей Марковского, по его словам, необходима подготовка общественного мнения. На эту подготовку ушло много лет, но тем сильнее должна быть гордость за таких людей, как Марковский. Сотни и сотни обреченных на смерть или на дебильность детей обязаны ему жизнью и здоровьем. Поименно сейчас перечисляют тех, кто рискнул помогать ему в его первых опытах.
Одержимый идеей родов в воде, он берется за дело даже в безнадежной ситуации. У первой его пациентки был рак. Его залечили, но в результате облучения двое детей родились мертвыми. Женщина надеялась на чудо, обратившись к Игорю Борисовичу, но чуда не произошло: третий ребенок также родился мертвым. Вмешалось правосудие, Игорю Борисовичу пришлось доказывать свою невиновность. Состава преступления не нашли. Вероятно, многие отказались бы от дальнейшей борьбы, но Марковский не отказался.
Он принял уже. сотни родов в воде; к нему приезжают даже из других стран, зная, что его «дети воды» развиваются очень быстро, плавают с первых дней рождения, ныряют, как дельфины, начинают ходить в три месяца, а в два года выглядят на четыре. Подвижные, гибкие, акробатичные, общительные и жизнерадостные — они не способны переносить слишком много ограничений. У них более тонкая психологическая структура, и это оборотная сторона медали. Повышенная восприимчивость, необычность среди массы обычных людей — хорошо это или плохо?
Хорошо это или плохо, говорят авторы статей в разных странах, но тенденцию рождения человека в атмосфере невесомости и раннее плавание остановить уже нельзя; все больше и больше людей увлечены возможностью повлиять на человеческую эволюцию.
А сам Игорь Борисович с группой добровольцев и в контакте с учеными — специалистами в области психологии, психиатрии и кибернетики вот уже несколько лет занимается опытами на Черном море в дельфинарии. По особой методике с применением гипноза и аутогенной тренировки ведет дородовые занятия, принимает роды в воде и проводит плавание младенцев в присутствии дельфиньей стаи. И если приобщить к водному образу жизни человеческого детеныша еще до родов, пишут в нашей периодике, то можно полностью реализовать инстинкты водного жителя. Ученым удалось определить, что маленький ребенок умеет ориентироваться в воде по вкусу. И с помощью этого самого древнего анализатора — вкусового — отличать своих родителей от чужих людей. И это не случайно, что у новорожденного есть способности, которые полностью отсутствуют у взрослых. Возродив их начиная с внутриутробного периода, утверждает Игорь Борисович, можно приучить человека жить в океане…
Словом, эксперименты, разведка. А в разведку, как известно, отправляются особые люди, потому что там нужны особое мужество, смелость и гибкость ума. Там необходим риск. И он тем более оправдан, что практикующие врачи уже взяли из работ Марковского много полезного. Сконструирован аппарат, создающий зону пониженного давления, помогающий процессу рождения. Разработана методика спасения недоношенных. Внедрено в практику раннее плавание детей — именно в нашей стране организована первая в мире государственная школа детского плавания. Однако главное в работах Марковского, о чем говорят и наши и зарубежные ученые, — это возможность влияния на эволюцию человека.
Но каким образом сухопутное млекопитающее может долго, до десяти минут, не дышать воздухом? И что кроется под понятием «влиять на эволюцию человека»?
Феномен бездыханности
После волны недоумения, заинтересованности, подражания и, наконец, довольно широкого распространения родовспоможения под водой начались исследования этого феномена. Ученые как в нашей стране, так и за рубежом заявили: с момента рождения у человека начинает атрофироваться врожденная способность несколько минут безопасно плавать под водой без выплывания для вдоха воздуха. Человеческий организм приспособлен к подводному дыханию. У человека, так же как и дельфинов, утверждают ученые, в кровеносной системе происходит реакция расщепления углеводов с выделением кислорода. Вспомним: теория дыхательной гимнастики по методу йогов учит постепенно прибавлять секунды к длительности задержки дыхания; каждая лишняя секунда заставляет, утверждает это учение, активизировать способность организма самому вырабатывать кислород. Йоги начинали с секунды, а кончали демонстрацией «чудесных» погребений на определенное количество дней.
Способность накапливать в своем организме кислород, утверждают ученые, теряется или очень ослабляется, в сущности атрофируется, потому что мы не используем ее, как только начинаем дышать воздухом. Но эта способность существует. Однако из-за страха погружения в воду, как считает Марковский и другие исследователи, мы панически заглатываем воду, которая и душит нас, прежде чем эта способность начнет активизироваться. Вспомним сообщение, облетевшее весь мир, о четырехлетием Джимми, упавшем под лед озера Мичиган. Двадцать минут он находился под водой, следовательно, не дышал и все-таки остался жив. Это произошло, по мнению специалистов, благодаря заложенной у млекопитающих способности рефлекторно задерживать дыхание под водой, как это делают киты, дельфины, тюлени и, оказывается, в особых случаях человек. Так комментировал этот особый случай Игорь Борисович: мальчик потерял в воде сознание и не успел испугаться. Вместо сознания заработало подсознание, инстинкт предков: задержать дыхание. Его водоплавающие младенцы, устав, засыпают, лежа на воде, лицом вниз. Но время от времени рефлекторно поворачивают голову для вдоха, совсем так, как это делает лежащий на волнах дельфин. Так сухопутное млекопитающее, такое, как человек, может долго не дышать воздухом.
Резервы мозга
Одна из возможностей влиять на эволюцию человека, пишут авторы статей о работах Марковского, заложена в том, что «дети воды» имеют сильные паранормальные свойства, повышенную физическую подвижность, психическое совершенство. Игорь Борисович объясняет это отсутствием травм при рождении в воде, что, полагает он, позволяет разрабатываться и совершенствоваться более тонким функциям мозга.
Сейчас хорошо известно: мозг человека активно использует всего лишь 3–4 % своих возможностей. Нейроны мозга, работающие в зоне максимально ясного сознания и в зоне бессознательной психической деятельности, резко отличаются по скорости действия. На бессознательном уровне перерабатывается в секунду 109 единиц информации, а на сознательном — всего 102. Бессознательное, как известно, с большой скоростью проделывает очень важную работу по руководству различными функциями организма, но у него есть и другие нагрузки: решать задачи со многими неизвестными. Бессознательное вступает в виде озарения, наития, предчувствия и пр. В экстремальных условиях, и это замечено не раз, человек способен на то, на что совершенно не способен в обычном состоянии. В ходе эволюции, за ненадобностью, перестали работать некоторые зоны мозга, ослабилась или вовсе атрофировалась их деятельность. Психологи утверждают, что проникновение к этим ослабленным функциям мозга благодатно для здоровья человека. Благополучное рождение, без родовых травм и стрессов в результате перепада давления сохраняет тонкие функции мозга. Так, очевидно, следует понимать выводы ученых о возможности влиять на эволюцию человека.
Людмила Данилова
НЕ СМОЕТ
ВРЕМЕНИ ВОЛНОЮ
Очерк
Фото автора
— Дин-дон, дин-дон, дин-дон! — разносится над ширью Северной Двины. Что это? Откуда столь непривычные теперь звуки? Колокольный звон! Ведь о нем еще более ста лет назад наш известный языковед и этнограф Владимир Даль писал уже как о заброшенном искусстве. Ну, а в наши дни совсем немного осталось знатоков-звонарей, да и те давно не звонят.
Так кто же устроил веселый перезвон здесь, на берегу далекой северной реки? Если пойти на зов колокольный, окажешься у ворот музея-заповедника деревянного зодчества «Малые Корелы», что под Архангельском.
Трудно не поддаться очарованию русского Севера. Не он ли вдохновлял художника И. Я. Билибина, создавшего зримый мир русских народных сказок?
Дивные города с суровыми сторожевыми башнями, островерхие храмы, причудливые терема с крыльцами и переходами.
По синю морю, словно птицы, летят ладьи, в темных лесах рыщут серые волки, а в тени деревьев притаилась избушка на курьих ножках. Верится, что она может, повинуясь волшебному слову, повернуться на них.
И вот мне посчастливилось убедиться в том, что все это не сказка, не вымысел, а реальная действительность музея-заповедника. Здесь, в Малых Корелах, едва ступив на территорию заповедника, попадаешь в далекое прошлое, в мир отважных поморов, охотников, лесорубов, землепашцев, в мир, открытый когда-то «волшебником» Билибиным.
Музей-заповедник занимает два лесистых холма. В нем собраны все типы деревянных построек, присущие Северу. Так и хочется назвать его энциклопедией русского народного зодчества. Все экспонаты — избы, амбары, бани, мельницы, часовни, колокольни, утварь, орудия труда, одежда и многое другое — собирали по Архангельской области в самых глухих и труднодоступных местах. Конечно, многое из разысканного и привезенного находилось в довольно плачевном состоянии и вот теперь, отреставрированное, помолодевшее, снова дарит радость людям своими формами и красками.
Идея спасения памятников народной архитектуры — перенесение их в специально созданные музеи под открытым небом — не нова. Впервые ее высказал швейцарский ученый Чарльз де Бонстеттен почти двести лет назад. Мысль очень понравилась, но дальше разговоров тогда не пошло. Понадобилось сто лет, чтобы она стала претворяться в жизнь. В 1872 году в Стокгольме был основан первый в Европе этнографический музей под открытым небом, в 1901 году появился музей под Копенгагеном, в 1902 году — в окрестностях Осло. Так в Скандинавских странах возник новый тип музеев.
Мировую известность приобрел парк-музей «Скансен» в Швеции. Его организаторы преследовали две цели: сохранить лучшие образцы народной архитектуры и возможно полнее показывать и популяризировать богатства народного зодчества. В «Скансене» посетители знакомятся с историей и культурой своей страны и в то же время могут отдохнуть и развлечься. Название этого музея стало нарицательным.
В Советском Союзе старейшим «скан-сеном» является Рижский этнографический музей, основанный в 1924 году; спустя три года начали создавать музей народной архитектуры в Коломенском под Москвой.
Музей «Малые Корелы» сравнительно молод: первый экспонат — мельница из деревни Бор — появился в 1968 году, а уже в 1973-м музей был открыт для посещений. Формирование его не закончено, все еще стучат топоры и многие памятники одеты в строительные леса. В музее установлено более семи десятков различных строений, а предполагается собрать до двухсот. Это один из крупнейших музеев деревянного зодчества.
Восемьдесят гектаров музейной территории делятся на шесть секторов — по числу культурно-этнографических зон Архангельской области: Каргопольско-Онежский, Северодвинский, Пинежский, Мезенский, Поморский и Важский. В каждой зоне населенные пункты имеют свои характерные особенности. Это отражено в экспозиции музея. Вот, скажем, Мезенскому сектору отведен участок возле крутого обрыва к реке Корелке. Дома стоят вдоль берега, как их ставили на Мезени, где было мало пригодных для обработки угодий. Потому и прижимались строения к берегу, чтобы не занимать хорошую землю под жилье.
В каждом секторе-деревеньке умело, с любовью воссоздан архитектурный облик северных российских сел, но этого мало. Посетитель видит картину жизненного уклада прошлого. Каждая деталь тщательно продумана. Избы повсеместно на Севере ставили высоко над землей, на высоком хозяйственном подклете — так теплее, зимой снегом не занесет, да и припасы удобно под полом хранить. Хозяйственный двор объединен с жильем общей крышей, поэтому в суровую северную зиму можно и на улицу не выходить, разве что по воду.
При этих общих чертах в каждом районе области жилище устраивали по-своему, привнося какую-то свою деталь в конструкцию, что-то свое в декоративное оформление избы.
В Каргопольско-Онежском секторе интересен дом из деревни Гарь. Это образец древнейшей простой четырехстенной избы, самый распространенный в Древней Руси тип жилища. В такой избе все помещения — жилые и хозяйственные — выстраиваются друг за другом по продольной оси, поэтому такой тип называют «изба-брус». Она предельно проста и цельна. Жилой этаж в три окна высоко поднят над землей на глухом подклете. С внутренней стороны бревна гладко затесаны на высоту человеческого роста. Потолок и пол сделаны из колотых пластин. Бревна раскалывали с помощью клиньев, а затем поверхность доски или плахи протесывали топором. Поперек избы под потолком проходит балка-матица, на которую опираются потолочины. Вся обстановка, кроме стола, традиционно врублена в стены.
На доме минимум украшений: резные причелины и водометы, конек да дым-ник. Дощатые трубы с задвижкой, или дымники, через которые выпускался дым в курных избах, характерны для Севера. В центральной части России дым выпускали через дверь или окно, что менее удобно. Чтобы усилить тягу, в дымнике прорезали сквозные отверстия самых различных форм, таким образом дымник становился одной из самых декоративных деталей кровли.
В Северодвинском секторе можно увидеть избы более совершенные и более приспособленные для жизни. Здесь есть уже избы, разделенные рубленой стеной на две комнаты, одна из которых — холодная горница. Это избы-пятистенки. Дом-шестистенка также имеет две жилые комнаты, а между ними заулок, помещение между двумя срубами, которое использовалось как чулан или сени.
В избе Щеголева из вычегодского села Ирта к сеням ведет большое и нарядное крыльцо. Оно стало главным элементом художественной композиции уличного фасада. Крыльцо как бы приглашает войти в избу.
Такие крыльца не только отмечали вход, связывая наружное пространство с внутренним, но и были местом, где происходили церемонии встреч и проводов гостей. Именно на крыльце гостю вручали хлеб-соль. Учитывая это назначение, крыльцо украшалось особенно тщательно и искусно.
Есть в Малых Корелах очень большие двухэтажные избы. Во втором этаже было столько же жилых помещений, сколько и внизу, но горницы были неотапливаемыми. Изба с большой русской печью располагалась в первом этаже. Такие двухэтажные дома возводили в расчете на большие семьи, где жили вместе деды, отцы, сыновья и внуки.
Особую прелесть и живописность музейным деревням придают овеянные студеными ветрами мельницы. Они свезены из различных уголков области и отличаются большим разнообразием. Здесь и мельницы-столбовки, в которых амбар с крыльями поворачивается вокруг осевого столба. Здесь и более позднего происхождения мельницы-шатровки. В этих мельницах амбар остается неподвижным, а вращается лишь завершение.
Взвоз хозяйственного двора северной избы
Двухэтажный амбар с резными причелинами
Крыльцо «об одном столбе»
Фрагмент церкви Георгия (ХVII в.) из села Вершина
Привлекают внимание высотные сооружения музейного комплекса — церкви и колокольни. В центре Карго-польско-Онежского сектора над лесом возвышается двухэтажный храм Вознесения из села Кушерека. Этот храм, построенный в XVII веке, завершается сложным пятиглавым кубом. Кубоватое покрытие, кокошники, шеи глав и сами главы одеты в чешуйчатые одежды из осинового лемеха. Рядом шатровая колокольня. Резные свесы кровель дают красивую игру света и тени на монументальных стенах.
В Северодвинском секторе установлена сорокаметровая церковь Георгия, также XVII столетия. От этого здания веет торжественной и богатырской силой.
В зелени деревьев прячутся небольшие часовни простых и непритязательных форм. Одни из них отличаются от обычного амбара лишь главкой над кровлей да небольшой галереей, над другими поднимаются очаровательные, в виде восьмигранной башенки, звоннички.
Ходишь по заповеднику и дивишься таланту народных мастеров, могуществу творческих сил народа. Здесь чувствуешь себя не сторонним зрителем, а скорее человеком, вернувшимся в отчий дом после долгой разлуки. Так естественна и непринужденна воссозданная в нем атмосфера крестьянского быта. В музее можно зайти в любой дом — двери гостеприимно распахнуты. В избах чисто прибрано, отскобленные песком и мочалкой сосновые стены сияют медовой желтизной, на полу лоскутные половики, возле печи ухват с помелом, на полке посуда, на столе пузатый самовар. Так и кажется, что хозяева отлучились на минутку и вот-вот войдут в горницу.
Все бытовые предметы в избе сработаны с большим художественным вкусом, Потребность в красоте всегда жила в северянах. Они заботились о внешнем виде вещей не меньше, чем о хлебе насущном. Что ни возьми — прялки, ковши, вальки для стирки белья — Все эти вещи с успехом выполняли бы свое назначение и без яркой, веселящей глаз росписи или узорчатой резьбы, но ведь известно, когда красота предивная радует душу, работа лучше спорится..
В некоторых избах сотрудники музея устраивают выставки, такие, как «Лен на Севере», «Современное народное искусство Севера» или «Традиционные сухопутные средства передвижения». Эта выставка экспонируется на гумне с овинами в Каргопольско-Онежском секторе.
Здесь можно увидеть охотничьи лыжи, крестьянские сани-розвальни с расходящимися врозь от передка боками, широкие сани-пошевни с сиденьем, одноконные легкие телеги, одноколки с волочагами (это такие двухколесные телеги, к которым сзади прикреплены два бревна. Они волочились по земле за телегой, а при подъеме в гору, при остановке упирались в почву, и одноколка не скатывалась вниз). В каждом экспонате народная смекалка, выдумка и художественный вкус, особенно ярко проявившийся в украшении самой приметной части упряжи — дуги. Они такие разные: расписные и резные, с медными бляхами, с колокольчиками.
Знакомство с народным зодчеством и декоративно-прикладным искусством помогает понять, в какой органической связи пребывали с ними искусство слова и народная музыкальная культура. Фольклорные праздники, языком которых заговорил музей в Малых Корелах, яркое подтверждение этой связи.
Исстари повелось, что на Севере народные празднества и гулянья были многолюдными и красочными. Все праздничные действа разыгрывались на широкой сельской улице, на лугу, на берегу реки. В них участвовало все население, не было равнодушных наблюдателей, потому и слышались отовсюду смех и оживленный говор. Ну, а уж веселиться в праздники на Руси всегда умели: с колокольным звоном, песнями, плясками, хороводами, катанием с ледяных гор и на тройках. В Малых Корелах ожили давние традиции, музей стал пропагандистом фольклорных произведений. Здесь отчетливо проявляется характерное для старинных праздников единство места и действия.
Колокольный перезвон — составная часть праздника. Мерным басовитым ударам колокола откликаются малые, вступая в перекличку на трех колокольнях музея. Искрометные, озорные «Северные звоны» открывают фольклорный праздник. И это не случайно. С незапамятных времен звон колоколов сопутствовал людям на жизненном пути. Он созывал на вече, предупреждал о появлении врага или иной беде. К колоколам всегда проявляли очень серьезное отношение, почти как к предметам одушевленным. История помнит, как отправили в ссылку колокол, тревожный звон которого поднял народ на бунт в Угличе после загадочного убийства царевича Дмитрия. А императрица Екатерина II повелела вырвать язык у набатного колокола Московского Кремля — его голос звал к восстанию 1771 года, известному как «чумной бунт».
О колоколах складывали легенды. Рассказывают, что после покорения Новгорода великий князь Московский приказал снять и перевезти в Москву вечевой колокол, который три с половиной столетия звучал над вольным городом. Когда его, привязанного к саням, везли через горушки Валдайской возвышенности, колокол не захотел покидать родной земли. Он высоко подпрыгнул, упал и разбился на множество валдайских колокольчиков. Тысячами отголосков донесся до нас их звон.
Отливали колокола с большим искусством, вкладывая в это дело всю душу. Украшали их затейливым орнаментом, клеймами и надписями. Определенным жизненным ситуациям соответствовал свой звон: будничный, торжественный, красный, плясовой, с малиновым перезвоном. Тут важен был и подбор колоколов, и выучка звонаря. А вот на пасхальной неделе разрешалось звонить каждому, кто пожелает. И тогда нередко с колоколен на всю округу раздавались «Камаринская», «Во саду ли в огороде», плясовые наигрыши и другие веселые праздничные мелодии.
Сотрудники Архангельского музея-заповедника во главе с этнографом Александром Давыдовым и профессионалы-музыканты под руководством преподавателя Архангельского музыкального училища Валерия Лоханского не дали погибнуть этой ветви старинной музыкальной культуры и возродили северные колокольные звоны. Молодые музыканты-звонари после упорных трудов в совершенстве овладели старинным искусством, и теперь по воскресным и праздничным дням плывут над Северной Двиной мелодичные колокольные звоны.
Двадцать три колокола московского, петербургского, ярославского, харьковского и местного литья, а также голландской работы подвесили на трех колокольнях музея. На вершине холма стоит могучая шатровая колокольня XVI века из северодвинской деревни Кулига-Дракованово. Это древнейшее сооружение музея-заповедника представляет собой стройную башню с открытым ярусом звона, завершенную шатром. Каркас колокольни состоит из семнадцати вертикально стоящих толстых столбов: шестнадцать стоит по периметру и один — в центре. Эти столбы с внешней стороны до яруса звона защищены восьмигранным срубом. Восьмерик начинается не от земли, а поставлен на своеобразное основание — четверик, который придает колокольне большую устойчивость и зрительно связывает ее с землей.
Шатровое покрытие стропильной конструкции опирается на обвязочную балку столбов каркаса и на центральный столб. Открытые части столбов украшены резьбой в виде овальных дынек и жгутов.
Колокольня своим видом напоминает сторожевые башни древнерусских деревянных крепостей. Это и понятно, ведь в давние времена колокольни помимо своего основного назначения служили еще и наблюдательными вышками. Поднявшись на колокольню из деревни Кулига-Дракованово, убеждаешься, как далеко просматривается вся округа. Широко разлилась Северная Двина и щедро несет свои воды в Белое море. Протянулась она на семьсот с лишним километров, и здесь, вблизи устья, мы видим ее во всей красе и мощи. С давних пор, еще со времен Ивана Грозного и Петра I, по этой реке в Архангельск, главный порт государства, сплавляли лес, шли суда со смолой, солью, рудой и другими богатствами Севера. В порту все это перегружалось в трюмы английских, голландских и иных заморских кораблей. Вдоль реки селились люди, они жили рекой и лесом. Здесь, среди леса, — одна, вторая, третья… деревеньки заповедника. Чтобы увидеть их, стоит приехать в Архангельск.
В нашей стране уже несколько десятков музеев под открытым небом. Они не похожи друг на друга. В каждом есть что-то неповторимое, свое. Музеи вызывают интерес у всех, даже у тех, кого само слово «музей» повергает в уныние, вызывая в памяти музейную тишину, застекленные витрины и скучные таблички. Здесь ничего подобного нет. Обстановка максимально приближена к реальной жизни. И все-таки это музей, потому что большинство экспонатов — уже прошлое, которое нельзя предать забвению, которое надо сохранить для потомков.
Музеи под открытым небом носят различные названия. Одни именуются музеями быта, другие — этнографическими, третьи — музеями-заповедниками народного зодчества. Но объединяет их то, что все они собирают, хранят, изучают и показывают, пропагандируют памятники архитектуры, раскрывают архитектурно-строительные традиции народа, воссоздают достоверную картину его жизни и быта, помогают не утерять связь времен, живое ощущение своих истоков. Дело это только начало по-настоящему развиваться, но, несомненно, у него богатое будущее.
Вячеслав Шестаков
ЛЕС
В БОЛЬШОМ ГОРОДЕ
Очерк
…В Советском Союзе уже давно понята проблема сохранения природы и рационального использования ее ресурсов. Достаточно побывать в больших лесах, опоясывающих Москву, чтобы убедиться, как удачно сочетаются урбанизм и лесная зона — «легкие», которыми дышат крупные города… Мне хочется лишь пожелать народам Советского Союза не забывать о том, что, чем бережнее они отнесутся к законам природы, игнорировать которые невозможно, тем больше пользы они извлекут из природных богатств. Только этим достигается благосостояние и возможность длительного пользования природными ресурсами, и только так можно сохранить природное наследие родной Земли.Ж. Дорст
Прочитал вот эти строки из книги «До того, как умрет природа», глянул на лес вокруг наших кварталов и вдруг как-то по-новому оценил зеленый мир под окнами, всмотрелся попристальней и понял, как это чудесно, когда лес в большом городе, рядом с порогом твоего дома…
* * *
Цивилизация двадцатого века стала возможной потому, что человек научился трудиться коллективно, появилось разделение труда, узкая специализация и отсюда — постоянное углубление понимания того, что называется сущностью бытия.
Человек доисторический был истинное дитя природы, ее деятельная и ищущая часть. Все у нашего пращура было в зачатке готово для быстрого выделения в лидеры матери-природы. Он во многом преуспел. Каждый новый шаг по пути к современной цивилизации отмечался изменением характера расселения людей. Вплоть до настоящего времени люди предпочитают селиться группами. Так возникли деревни, поселки, маленькие и средние города и, конечно, города-гиганты. Крупные города стали центрами передовой промышленности, науки, учебы, искусства. В таких местах сосредоточены заводы и фабрики, здесь лучшие театры и концертные залы, картинные галереи и бесконечные выставки.
Общность людей, коллективный труд и творчество, несомненно, являются двигателями прогресса. Но слишком обширные контакты не только сложны, но и на определенном этапе могут вести к нервным срывам. Потому в больших городах, подчас неосознанно, люди ограничивают круг знакомых и подбирают его избирательно: по принципу общих интересов, какой-то другой заинтересованности или исходя из территориальной близости. Общение людей с близкими интересами, вероятно, явление весьма полезное, ибо из такого общения каждый выносит дополнительную информацию. Общность мысли часто рождает нечто новое. Но такой принцип общения имеет свои минусы. Вносится элемент рационального в подбор друзей и знакомых. Отсюда один шаг на пути к голому прагматизму.
«Этот человек может то и это, он нужен. Пригласим его к себе».
Подобная фраза совсем не кажется безжизненной и выдуманной. В современном городе есть и другие предпосылки, чтобы стать излишне рациональным. А от такого рационализма до недобрых поступков пролегает не всегда длинный путь.
Деревенская жизнь имеет свои преимущества. Сельский дом устроен так, что человек с первых дней и до конца жизни находится в окружении живой природы. Особенно чувствительны к этому дети. Для них мир живого начинается сразу же за порогом — на приусадебном участке. Там — трава и цветы, красивые бабочки и жуки, еще неведомые растения, добрые домашние животные. Маленький человек сперва бессознательно, а потом разумно входит в этот мир с добром. Он пестует цветы и зелень, потихоньку, вместе со взрослыми учится за ними ухаживать. Животные для детей всегда друзья. Кому больше нравится кошка, кому — собака. И большая свинья с маленькими поросятками, что копошатся вокруг матери, тоже занятна. И шумно вздыхающая, непрестанно жующая жвачку, вкусно пахнущая молоком корова. Как нежно она может лизнуть своим шершавым языком маленькую ладошку, что дала ей кусок подсоленного хлеба! А редкие теперь и потому особо влекущие к себе лошади! Красивые и добрые, они могут спокойным шагом прокатить на своей широкой спине, а то и припустить рысью, галопом.
За пределами усадьбы мир куда больше и еще привлекательней. Лес и луга, поля, засеянные хлебом, река или пруд, раздолье живой природы. Весь мир интересен маленькому человеку. Поучительна и работа взрослых в огороде, саду, в поле. Все на глазах.
Городской ребенок лишен многих прелестей сельской жизни. На улицу просто так выйти нельзя — там машины. И даже на лифте маленькому человечку в одиночку спуститься нельзя. А что за мир вокруг дома? В лучшем случае — лужайка, трава да несколько деревьев. Животных в городском доме держат немногие семьи. В детских садах возможность общения с живым иной раз побольше, чем дома, но с селом все равно не сравнишь. Мама, папа, старшие братья и сестры, если они есть, где-то работают. Но для ребенка завод, фабрика, транспортное предприятие или больница очень долго остаются абстракцией. Он не видит труда взрослых, и то, что человек всю жизнь обязан трудиться, для городского ребенка продолжительное время остается чем-то непонятным и не имеет воспитательного значения. То, что нужно с добром относиться к растениям и животным, для ребенка в городе тоже теория, не подкрепляемая практикой.
Итак, в городе свои преимущества, в селе — свои. И едут в свободное время жители деревень в город, «приобщаться» к культурной жизни, а жители городов стремятся восполнить иные пробелы. В периоды отпусков и каникул горожане отправляются кто куда может: в ближний «загород», в деревню к родственникам, в санатории и дома отдыха, в туристические походы, в леса, из озера и реки, в Приморье. Едут поездами, автобусами, на машинах, летят самолетами, плывут пароходами. Из средней полосы — на Север, в Прибалтику, на Черное море, в Среднюю Азию, в Сибирь и на Дальний Восток. Куда ни поедешь, везде можно встретить жителя крупного города, и прежде всего Москвы, Ленинграда. Люди тянутся к новым впечатлениям, отдыхают и почти всегда так или иначе, но больше, чем во время работы, проводят времени на природе.
Другая возможность приближения к земле — садовые участки. Недаром они так популярны. И дело не только в килограммах выращенных овощей и фруктов, не только в посильном и необходимом участии в обширной продовольственной программе, в хорошем отдыхе — дело еще и в извечной тяге человека к земле, к природе. На садовых участках городские дети учатся тому, чего так недостает им по сравнению с жителями села: доброму отношению к растениям и животным, труду на примере взрослых и рядом со взрослыми.
Для полноценного отдыха требуется хотя бы небольшая прогулка. А где? Разумеется, лучше на природе. В городах оставляют определенную территорию для парков и скверов. В ряде городов при постройке новых микрорайонов сохраняют островки былого леса. Такие вот лесочки и парки, расположенные рядом с домами, в вечерние часы рабочей недели и в выходные дни становятся местом паломничества людей.
Маленький лес в черте города — живительный и бесценный мир природы. Это подарок судьбы, окно в большой мир природы. Деревья не только вырабатывают кислород, фитонциды, другие биологически активные вещества, не просто поглощают шум и задерживают пыль. Внимательный глаз может подметить много интересных явлений и закономерностей. И главное, в любое время года лес красив по-своему, а встречи с немногочисленными его обитателями так радуют на прогулке!
У мира зелени в черте города и в ближайшем пригороде много своих проблем. Говоря о сделанном, мы привыкли употреблять неопределенно-личные предложения. Применительно к парку, городскому лесу это фразы типа: были высажены цветы, подрезаны ветви деревьев, проложены дорожки, убрана территория, построена детская площадка. Мы привыкли, что государство отпускает средства, оплачивает труд специалистов, делает все, чтобы нам было хорошо и удобно жить. Это понятно. У нас самый гуманный строй. Однако всегда ли оправданно мы являемся лишь пассивными наблюдателями того, что делается? Теперь стало модным говорить: Земля — наш большой дом. Хорошо звучит и очень правильно. Но разве мы не должны ухаживать за своим домом? Разве мы должны ждать, пока кто-то другой за нас это сделает?
Люди, сохранившие в сердце своем хоть частицу изначальной привязанности к миру природы, не щедры на словесные излияния. Любовь эта интимна и выражается в поступках. И вот уже рисуется идеальная (хочется помечтать) картина: дети проводят свободные часы в парке, в лесу рядом с городским домом. Взрослые не просто гуляют или сидят на зеленой траве. Они отзывчивы к любой работе для улучшения леса, парка. Они не позволят себе захламлять место отдыха. Они отзовутся на призыв лесника помочь ему. Нет дела веселей для ребенка и взрослого, чем устройство скворечников, мест кормления птиц и зверей, чем посадка кустарника, цветов, новых деревьев. Все эти сердечные заботы сближают незнакомых, создают атмосферу братства, когда чужие кажутся родными, а близкие становятся еще ближе. Живая природа воспитывает в человеке добро.
* * *
Погожим и тихим сентябрьским днем я медленно шел по прорубленной когда-то неширокой просеке. Справа и слева, высаженные около тридцати лет назад, ровными рядами стояли лиственницы. Они и сами почти все были ровные, правильные, с прямыми стволами и ветвями. Нижние ветви деревьев отходили почти горизонтально, но, чем выше по стволу, тем больше они поднимались в небо и постепенно завершались изящной сжатой верхушкой. Осень уже раззолотила ажурные кроны. Если бы не мягкая пушистость иголок и не их золотистый цвет, деревья казались бы строгими, а может, как дальние их родственницы ели, — чуть мрачными. Справа по просеке лиственницы были ярко освещены пока еще теплыми лучами невысокого осеннего солнца. И от этого на фоне голубого, слегка блеклого неба они смотрелись до слез красиво, чуть печально.
Оставалось немного до того момента, когда солнце скроется за ветвями, и вскоре не по-летнему рано завечереет. Ничто не нарушало общий, какой-то умиротворенный покой одного из немногих дней бабьего лета. Тишина полонила лес, разлилась в нем.
Пристально и жадно я смотрел вокруг, безотчетно запоминая и сердцем впитывая окружающее. Хотелось сохранить как можно дольше прекрасные картины этого дня, само, вроде бы и беспричинное, настроение радости, неуемное и ликующее желание жить.
Мое внимание привлекли две лиственницы. Они росли рядом, на хорошо освещенном месте, красотой и мощью выделяясь среди собратьев. Правильной формы пышные кроны были выше и шире, чем у соседок. Как могло это получиться? Ведь все деревья одногодки, и, когда их высаживали, точно знаю, они мало отличались друг от друга. Удачное солнечное место, лучшая почва? Но деревья рядом так же хорошо освещены, а представить себе, что почва на нескольких квадратных метрах значительно лучше, чем по соседству, довольно трудно. Нет, видимо, сама природа заложила в генетический код этих двух особей нечто большее, чем другим. Деревья, как и люди, разнятся жизненной силой со дня своего рождения. Говорят же: порода… Разве великие люди в силу своих совершенств не стоят выше сограждан эпохи? И разве многие из великих не росли и не жили потом в условиях худших, чем другие их современники?
Я медленно шел дальше. Просека была узкой, и, оглянувшись спустя какое-то время, я не увидел своих знакомцев. Их заслонили другие, полные очарования деревья.
Будь просека шире, те лиственницы еще долго бы виделись мне…
Я ушел в глубь леса, посидел у костра, неотрывно глядя в огонь. Вечерело. Возвращался я недалеко от поразивших меня деревьев, другой стороной просеки. И, глядя теперь на лиственницы снизу вверх, неожиданно подметил для себя новую деталь: их ветви отходят от стволов почти с правильностью солнечных лучей на детском рисунке. Потихоньку я подошел к подножию этих уже знакомых мне лиственниц и вблизи опять увидел новое, как бы другую грань их построения. Если издали дерево оценивалось в целом, но все же заметнее всего была величина кроны и великолепные, пушистые, а сейчас желтые иголки, то вблизи открылось другое. Могучий ствол и толстые прямые ветви, чуть мрачные сейчас в сгустившихся сумерках. Нижние ветви, самые старые и большие, уже отжили свой век, засохли, передав свою функцию тем, кто выше по стволу, более молодым. И здесь наглядно проявлялась необходимая жизненная смена и преемственность поколений. Я подумал о том, какие могучие должны быть у этих деревьев корни. Но они скрыты от взора. Рассмотри их и опять откроешь для себя что-то новое. Так и во всем: когда смотришь на мир с новых позиций, открываешь новое. Но чем больше хочешь познать, тем обычно труднее это дается. Многое из написанного здесь лишь иллюстрирует известные истины. Но природа помогает познать их самому. Эти знания радуют, как маленькие открытия, и не улетучиваются из благодарной памяти.
* * *
В последнее воскресенье апреля, за неделю до мая, с утра удалось выбраться в лес, что возле дома. Снега там уже не осталось, но было еще сыро, не по-весеннему прохладно, почти морозно. Где-то в отдалении пели птицы, и по тому, как они пели, сразу чувствовалось — весна.
В тот день мне посчастливилось. Я впервые увидел, как сорочья семья строит гнездо. Высмотрел белку, нашедшую на молоденькой лиственнице что-то съедобное. Что именно, не увидел. Вероятно, шишку. Белка прыжками убежала вверх по стволу, уселась на самой верхушке и сосредоточенно принялась грызть свою находку.
Потом видел дятла, одетого в серый жилет, черный фрак и нарядные красные штаны. Он спокойно сидел на ветке дерева, распушив перья, и, наверное, просто грелся на солнце.
Эти наблюдения — маленькие радости весны, когда ты вдруг ощущаешь свою причастность к пробуждению природы — хотя бы тем, что одним из первых видишь оживающий лес.
В детстве, да и позже я много раз читал, как птичьи семьи трогательно, бок о бок, по весне строят гнезда. Обычно эти строки не были любимым местом в книжках. Видно, такое лучше один раз увидеть, чем многократно прочитать.
Не раз видел, как белка, сидя где-нибудь в клетке, берет лапками орешки из кормушки и грызет их. Мило наблюдать ее. И жалко одновременно. Другое дело — на воле.
Много раз видел дятлов. Летом, когда меня маленьким возили в деревню, дятлы жили там рядом, в лесу. Иногда они даже прилетали потрудиться к деревьям, что росли возле дома. И все же теперь, когда я смотрел на этого дятла, я был рад ему, как в первый раз, когда-то очень давно, в детстве.
Тридцать с лишним лет прожил я на Земле, провожал зимы, встречал весну. Многое видел, слышал, читал. В будние дни, да порой и не только, был по горло загружен работой и столь же полон заботами о несделанном. Два часа, проведенные в лесу, и три в общем-то обычные встречи — с белкой и птицами дали мне вдруг великое чувство радости жизни, радости встречи новой весны, нового открытия, сопричастности всему живому. Мне показалось, что усталость отошла от меня, пришло ощущение, что легче идти, легче думать.
Лес прекрасен уже сам по себе. Но представьте, что вы вошли в весенний лес и не услышали в нем пения птиц. Сразу почувствуете: что-то не так. Что-то потерялось в лесной сказке. Только понаблюдав, поймете, в чем дело. Лесу свойственны свои приметы. В лесу должны быть живые звуки его обитателей.
Припомните встречу со зверем, с птицей на воле, в лесу или на поле. Такая встреча долго не забывается, и чувство остается яркое, светлое. Если на прогулке, особенно в лесочке или в парке рядом с домом, вы увидели резвую белку, разве это не доставит радости? Внимательней понаблюдайте в такой ситуации за детьми. Над ними меньше довлеют заботы, условности и, верно, потому полнее выплескивается радость при встрече с живым.
Но еще лучше не просто увидеть. Лучше, когда есть возможность понаблюдать живое. Почему это так интересно каждому? Ответить однозначно довольно трудно. Наблюдая меньших наших братьев, быть может, мы видим себя в миниатюре. Быть может, просто любуемся естественной красотой жизни, ее многообразием. Ведь жизнь и есть самая естественная и изначальная красота. Разве в природе увидишь безвкусно окрашенную бабочку, жука или птицу? Бывают ли безобразными деревья, кустарники или цветы? И не красивы ли по-своему все другие обитатели Земли? Мы, живущие, тянемся к красоте в разных ее проявлениях. Это свойство заложено во всяком нормальном человеке.
Подумаем вот о чем. Маленький живой мир леса или парка среди жилых домов большого города. Сколько новых, потенциальных опасностей для его обитателей! Безнадзорные кошки, собаки без поводков (особенно охотничьи), озорные и невоспитанные дети, следы тысяч и тысяч людей, крики и музыка. Это неполный перечень опасностей, которые мы с вами в состоянии предотвратить.
У меня до сих пор перед глазами печальная картина — на тропинке городского леса, возле вырытой чьими-то лапами ямки, лежит задушенный, маленький, беззащитный крот. Чье это дело? Скорее всего собаки. Рядом было много собачьих следов. И следы ботинок. Собака убила крота не от голода — из азарта, в силу инстинкта. А где в это время были ее хозяева? Стояли, смотрели?..
Давайте еще раз оглянемся на наши городские парки, на заботливо сохраненные среди новостроек лесочки и подумаем, как лучше помочь их живым обитателям. Они нам спасибо не скажут. Не смогут. Мы сами будем потом себе благодарны за то, что смогли сохранить им жизнь, за то, что будем входить в лес, полный безмятежного пения и шорохов.
Приятно видеть уже сделанное. Не безмолвны леса в Подмосковье, слышно в них пение птиц. Водится живность и покрупнее. Зимой всего в нескольких километрах от города можно увидеть кабаньи, лосиные, лисьи следы. Полно — заячьих. Да и очевидцев, что видят сторожких зверей, — немало. Охотоведы говорят о том же. Лосей в Московской области около десяти тысяч, кабанов — более восьми тысяч, более пяти тысяч лисиц, около девяноста шести тысяч зайцев и шестидесяти тысяч белок. И в самой Москве почти повсеместно можно увидеть белок. Нередко они спускаются к людям покормиться орешками прямо из рук. Уток — не сосчитать на городских водоемах. Утки есть и на небольшом пруду поблизости от дома, где я живу. Весной и в начале лета в любой час дня без особой боязни, неторопливо ведут мамы-утки своих утят от пруда в травяные заросли или обратно. О чем это говорит? Некоторые животные и птицы начинают относиться к человеку с таким доверием, какое мы заслужили или хотим заслужить.
Хорошо, что в Москве и области сегодня водится свыше двухсот семидесяти видов птиц. Плохо другое. Например, недалеко от нас забетонировали берега пруда, и, говорят, стали гибнуть утята: они не могут выбраться на сушу по его искусственным крутым берегам. Теперь готовятся одеть в бетон и берега ближнего пруда. Неужели нельзя подумать, посоветоваться со специалистами и кое-что исправить в проекте, сделать где-то пологий спуск?
Вороны и утки. Тоже проблема. Гибнут утята от нагловатого и находчивого вороньего племени. Гибнут в городе и вокруг другие птицы. От разных причин. Весной уже не бросается в глаза прилет шумливых грачей. Стало меньше скворцов, а в скворечниках чаще селятся теперь воробьи. Реже услышишь поющего соловья, меньше других певчих птиц. Как помочь этой беде?
Хорошо жить, когда поблизости от городского дома, повседневно доступно, есть уголок живой природы. Все равно, какой он: ухоженный парк, оставленные среди домов островки былого леса или загородные зоны отдыха. Весной, летом, осенью или зимой, в разные часы дня и в любую погоду время, проведенное среди живой зелени, по-своему прекрасно.
Весной здесь радуют первые проталинки снега, подснежники и смело зеленеющие травинки, волнует пение птцц, оживающая зелень елей и сосен, появление клейких почек, а затем и листочков на других деревьях, ярко-голубое небо, особый освежающий и вкусный воздух. Идут люди в весенний лес не только по какому-то особому настроению, по велению души. Многие просто беспорядочно бродят среди деревьев, ломают вербу, большие зеленые ветки, срывают первые цветы.
Летний лес полон непередаваемых запахов. Здесь буйство трав, целительная тень деревьев, жужжание множества насекомых, разморенная теплынь. И опять полно людей. Они бродят без троп по траве, жгут дымные костры, чтобы отогнать комаров, жарят на углях шашлыки, ищут землянику, чернику, бруснику, цветы. После них на полянах скучно и неуютно.
Часть жилого островка в нашем жилом районе, почти рядом с универсамом, в летнее время была оживленным местом распития спиртных напитков. Прихватив с собой не одну бутылку, группки людей из двух, трех и более человек уходили под сень леса. Разливали, выпивали первые дозы, шли за добавками. Летний день длинный, а универсам работает до двадцати одного часа… Потом громко выясняли отношения, объяснялись в любви или наоборот. Жгли костерочки, ломая на дрова все, что попадется под руку. А сколько оставляли за собой мусора, неприятных запахов! Эту часть леса другие горожане избегали посещать, она утратила свое назначение как место отдыха.
Приятные перемены видны сейчас здесь. Нет пьющих и пьяных. Территория убрана. На подступах к лесу сделана детская площадка с резными фигурами зверей, со сказочными персонажами, избушками и прочим дивом. Через ручеек, что отделяет дома от леса, срублен красивый мост-теремок. Отсюда проложены асфальтированные тропинки. Теперь можно гулять и после дождя. Лес быстро залечивает свои раны. Распрямились поломанные кустарники, голые плешины земли заросли травой, воздух опять чистый.
Наступает осень. Дождливая или тихая, золотая — она всегда для природы полна добра и особенной красоты. Где-то за городом созрели хлеба. А лес радует грибами, орехами.
Кажется, в 1982 году по всему Подмосковью был огромный урожай орехов. Близлежащие орешники обирало множество людей. Поначалу рвали, где пониже. Потом нагибали ветки и рвали выше. Орехов становилось все меньше. И тогда первыми подростки, а за ними и взрослые в собирательном азарте стали залезать на крупные и высокие ветви, стараясь своей тяжестью придавить их к земле, и рвали, рвали все орехи до единого. К октябрю орешники не стояли, а лежали, как после бурана, поломанные и жалкие. Сколько времени должно пройти, чтобы они восстановились, принесли новые плоды!
А любители грибов? Встав пораньше, чтобы опередить соседей, палками, руками до самой земли разгребают они листья, топчут траву в азартном желании не пропустить, найти, выдернуть еще один гриб.
Наступает зима. Снег укрывает землю, деревья. Отдыхает природа. В лес уходят лыжники. Свежий воздух, мороз, красные щеки, ощущение бодрости. А как тянет после лыжной прогулки развести костер, посидеть у огня, попить горячего чаю. Но на снегу не посидишь. И, прихватив топоры, «любители природы» валят деревца, хорошо, если сухие, режут еловый лапник, на котором так удобно сидеть, а несколько веточек непременно прихватят еще и домой.
Проходит декабрь. Приближается Новый год. В города пошли машины. Они везут срубленные где-то вдали, с соблюдением определенных норм елки. Вместе с запахом леса в дома приходит праздник. Но подумайте, сколько нужно живых елок только восьмимиллионной Москве! И не это одно беспокоит. В январе 1986 года, вскоре после Нового года, я ходил на лыжах за Московской окружной дорогой вдоль Калужского шоссе. В тех местах много ельников. И сколько же я видел срубленных, спиленных елей в возрасте от десяти лет и старше. Иные просто срубили и бросили, видимо, не понравились. Другим, могучим, пушистым, старым елям отпиливали макушки, предварительно для простоты свалив дерево целиком. Они лежали как немой укор людям-хищни-кам.
Построят на окраине города новый жилой район. А спустя десяток лет жители его вспоминают: когда мы сюда переехали, какой чудесный стоял тут лес. За кольцевой дорогой был еще лучше: полно цветов, щавеля, земляники, грибов, орехов. Сейчас — увы! — все повытоптали. Лес поизрезан тропинками. Деревья болеть начинают, сохнут. Удивляет, почему же люди раньше не подумали обо всем этом, когда сами и их дети вели себя в лесу далеко не по-братски.
Человечеству очень долго вообще было свойственно потребительское отношение к природе. От природы брали, ее «покоряли», осваивали, использовали ископаемые, собирали дары, охотились, ловили рыбу, и все делали без оглядки. Природа представлялась бесконечно богатой, неизмеренной и неисчерпаемой. В нашем веке это привело к исчезновению многих видов растений и животных. Другие находятся под угрозой, и объем Красной книги, к сожалению, не имеет тенденции к уменьшению. Объем последнего издания Красной книги СССР почти вдвое больше предыдущего и включает 1116 видов млекопитающих, птиц, рыб, пресмыкающихся, насекомых и растений нашей страны. Число видов высших растений, нуждающихся в охране, увеличилось с 444 до 608. По данным ученых, в охране теперь нуждается каждый десятый вид высших растений.
Среди растений, находящихся под угрозой исчезновения, некоторые встречаются в московских и близлежащих лесах. Это, к примеру, майский ландыш. Собирать цветы ландыша запрещено. Но многие ли знают об этом? Многие ли вообще знают, какие именно растения и животные занесены в Красную книгу? Но потом, одно дело — знать, что вид может исчезнуть, что сбор его запрещен. И другое дело — побороть соблазн принести домой, скажем, букетик того же ландыша. Подумаешь, всего-то несколько цветков! Меры контроля за сбором растений в таких размерах практически бесполезны. Унести можно так, чтобы никто не видел. И вред вроде невелик, но он суммируется, потому что желающих может оказаться немало.
Другое заблуждение заключается в том, что люди привыкли считать земной шар очень большим, и то, что самим не нужно, они, не задумываясь, в бесконечных объемах, во все времена выбрасывали от себя подальше — на свалку, в реку, море, закапывали в землю. Особенно страшны современные промышленные отходы с массой новых синтетических продуктов, порой имеющих неизвестные биологические свойства. Все эти отходы по сути скорее не порождение цивилизации, а результат ее недостаточного развития, результат неумения повсеместно создавать предприятия с замкнутыми производственными циклами. Современное общество не умеет сполна избавляться от разных бытовых отходов.
Все это большие проблемы, одинаковые на всем земном шаре.
Но особо значимы они для островков леса, оставленных среди городских домов, и для леса в ближайшем пригороде. Из-за близости промышленных предприятий, из-за своих относительно малых размеров и доступности такие леса очень ранимы. Влияние промышленных предприятий на окружающую среду контролируется у нас компетентными органами. А вот как защитить леса от многочисленных «поклонников» и собирателей бесплатных даров? Закрыть к ним доступ? Пусть дают кислород, очищают воздух, приглушают шум. Нет, этого делать нельзя. Лес не только для здоровья. Он еще для души, и красота его пусть медленно, но учит добру.
В нашей стране действует свод законов по охране и рациональному использованию природных ресурсов. Охране природы неизменно уделяется самое серьезное внимание. В Политическом докладе ЦК КПСС XXVII съезду Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев сказал: «Перед нами остро встает задача охраны природы и рационального использования ее ресурсов. Социализм с его плановой организацией производства и гуманистическим мировоззрением способен внести гармонию во взаимоотношения между обществом и природой. У нас уже осуществляется система мер в этом направлении, отпускаются средства, и немалые. Имеются и практические результаты.
И тем не менее в ряде регионов состояние природной среды вызывает тревогу. И правильно общественность, наши писатели ставят вопрос о бережном отношении к земле, ее недрам, озерам и рекам, растительному и животному миру…
Здесь необходимы более решительные меры экономического, правового, воспитательного характера. Все мы, ныне живущие, в ответе за природу перед потомками, перед историей».
Вера Ветлина
О «РОЗОВОМ ДЕРЕВЕ»
И КРАСНОЙ КНИГЕ
Очерк
Передо мной Красная книга СССР. Книга тревоги нашей за судьбу родной природы. Новое, второе ее издание, переработанное и дополненное. Теперь Красная книга страны состоит из двух томов, каждый из которых равен по объему предыдущему однотомному изданию, вышедшему в 1978 году. Первый том посвящен редким и исчезающим видам животных, второй — находящимся под угрозой исчезновения растениям.
Листаю второй том. Среди многообразия представленных в нем почти семисот видов, от высших растений до мхов, лишайников и грибов, взгляд останавливается на изображениях прекрасных цветов, хорошо знакомых по многим встречам.
Рододендроны… Что-то изысканное и чуть чопорное звучит в их названии. А происходит оно от двух греческих слов: «родон» — роза и «дендрон» — дерево. В названии маленькая неточность: «розовое дерево» чаще всего не дерево, а кустарники разной высоты — от карликовых и стелющихся до огромных, стоящих вровень с деревьями. Встречаются среди них и настоящие деревья, достигающие 15-метровой высоты. И долговечностью рододендроны могут равняться с лесными ветеранами — живут до двухсот лет.
По красоте и обилию цветения трудно найти «розовому дереву» соперников в местах его обитания. Вероятно, поэтому существует еще одно давнее название рододендронов — «альпийская роза». Нежные, у большинства видов крупные, иногда махровые цветки «альпийской розы» содержат целую гамму тонов. Во время цветения куст рододендрона представляет собой как бы огромный, сияющий великолепием букет. Причем разные виды в цветении можно увидеть от ранней, только пробуждающейся весны и до осени. Густо-зеленые овальные листья у многих видов не опадают на зиму, и растения сохраняют декоративность круглый год.
Еще одна ценная особенность рододендронов — пластичность, способность приспосабливаться к самым разным, в том числе к крайне суровым, условиям. Они живут на теплом юге под пологом субтропического леса и на холодных, продуваемых ветрами высокогорных лугах. Встречаются на болотах или лепятся по сухим обнаженным скалам и горным осыпям.
Велико многообразие рододендронов в природе… Многие сотни (по некоторым сведениям — тысяча!) видов расселились по всему северному полушарию, за исключением засушливых зон. Встречаются в Азии, Европе, Америке, главным образом в горах. Наши отечественные рододендроны — их около двадцати видов — живут на Дальнем Востоке, включая Камчатку и Сахалин, в Восточной и Западной Сибири, на Кавказе, в Карпатах.
В горах они несут важную природоохранную службу, укрепляя своими корнями каменистую почву. Многие виды славятся и широко используются как лекарственные и эфиромасличные растения. Словом, трудно переоценить это великолепное растение, реликт древней природы, сохранившийся в бесчисленной смене поколений до нашего времени.
И вот передо мной перечень рододендронов, попавших на страницы Красной книги СССР. Восемь видов, которым грозит опасность навсегда исчезнуть с лица Земли. Почти половина всего разнообразия этих растений, которым еще располагает наша страна!
Среди дальневосточных видов в Красной книге представлен, например, рододендрон сихотинский. Само название указывает «адрес прописки». В Приморье, на склонах Сихотэ-Алиня, его родина. Здесь он живет с доледниковых времен и больше нигде на земном шаре в естественных условиях не встречается. Как же велика должна быть наша общая ответственность за сохранность этой подлинной жемчужины родной природы!
Сихотинский рододендрон — испытанный землепроходец и альпинист. Он уверенно чувствует себя на крутых каменистых склонах, где образует куртины и заросли, лепится по скалам и гребням, но может поселиться и в горной тундре или на торфяном болоте, под сенью горного леса или в прибрежных песках. Он не боится крепких морозов и засухи, не поддается болезням и вредителям.
В майские дни его кусты сплошь одеваются крупными, до шести сантиметров в поперечнике, цветками, похожими на широко раскрытую лилию и окрашенными в нежно-розовые, темно-пурпуровые или фиолетовые тона. На среднерослом кусте можно насчитать до тысячи цветков!
Остроумно защищаются от морозов красивые, приятно пахнущие мягкие листья сихотинского рододендрона, не опадающие на зиму. Окрасившись ранней осенью в яркие желто-красные тона, перед наступлением прочных холодов они буреют и свертываются в трубку. Но не погибают, а весной раскрываются снова и продолжают жить.
Не правда ли, удивительно приятное растение сихотинский рододендрон? И как видим, прекрасно приспособленное к особым условиям своей родины. Что же случилось? Почему он оказался в Красной книге среди растений, которым грозит опасность полностью исчезнуть с лица Земли? Почему рядом с ним в Книге другие интереснейшие рододендроны Дальнего Востока, такие, как рододендрон Шлиппенбаха, Кочи, Редовского (названы по именам их первооткрывателей, ученых)? Из шести видов рододендронов Приморья четыре уже значатся как редкие, исчезающие, нуждающиеся в неотложной защите.
О причинах, которые привели к столь угрожающему положению, в Красной книге говорится скупо: обламывание на букеты, выпас скота, распашка земель, пожары. В общем в основном «хозяйственная деятельность человека».
Теперь дальневосточные рододендроны требуют серьезных мер по спасению. О них тоже убедительно и конкретно говорится в Красной книге СССР: запретить сбор и продажу, создать заказники, организовать строгую охрану.
Так обстоят дела с «альпийской розой» на Дальнем Востоке. А как в других зонах, в частности, с теми видами, которые еще не попали на страницы Книги наших потерь?
Большую радость в сумрачные зимние и предвесенние дни приносит нам каждый цветок. Но когда я вижу в цветочном магазине или киоске выставленную на продажу груду букетов, составленных из серых голых веточек, становится больно.
Веточки так называемого «багульника» идут нарасхват. Еще бы! Стоит принести такой букет в теплую комнату и поставить в воду, как через некоторое время веточки оживут. Сначала на них раскроются сиренево-розовые цветки, потом, после отцветания, будут готовы развернуться и листья. Но обычно до распускания листьев дело не доходит. Полюбовавшись мимолетной красотой цветения, хозяйка выбрасывает ставший ненужным букет в помойное ведро.
Читаю в январском номере газеты бодрую заметку: «Необычный подарок из забайкальской тайги получат жители Москвы, Ленинграда, Харькова. Им отправлено два миллиона веточек багульника…»
Два миллиона только из Забайкалья! И вряд ли те, кто гонит вагонами из разных зон Сибири эти голые веточки, как и те, кто ради мимолетного удовольствия ставит их в вазу, подозревают, что они — соучастники скоростного истребления еще одной драгоценности древней природы.
Багульником ошибочно называют один из видов рододендрона — даурский. Этот рододендрон, который носит еще одно название — маральник, — реликтовое растение Восточной и Западной Сибири. Встречается и на Дальнем Востоке. Он сохранился в холодных таежных краях с тех далеких времен, когда там было теплее, чем теперь на Черноморском побережье Кавказа. Мне довелось видеть его в цвету на склонах Алтайских гор. Незабываемая картина! Казалось, легли у подножия деревьев на не одетые еще листвой кусты легкие сиреневато-розовые облака, озарившие лес тихим немеркнущим светом.
Это было давно. В последние годы заметно поредели «рододендроновые облака». Судя по тому как активно «прореживают» заросли в других зонах Сибири, не миновать таять им до роковой черты и в Алтайских горах. Если общие благоразумие и воздержанность не возьмут верх.
Иван Владимирович Мичурин в одном из своих обращений к молодежи призывал шире использовать для украшения городов ценные дикорастущие породы, которыми богаты лесные и степные пространства нашей страны. Среди них он называл «красивейшее и выносливейшее растение Алтая — красноцветный маральник, цветущий еще на снегу…» Жаль, что этот призыв, прозвучавший больше полувека назад, не нашел пока нужного отклика. В городских парках и садах маральник почти не увидишь. Между тем опыт цветоводов-любителей Ленинграда, Москвы и Подмосковья показывает, насколько богаче и ярче может стать любой клочок городской или пригородной земли, поселись там нарядный и неприхотливый житель сибирской тайги.
Снова листаю страницы Красной книги. Вот «альпийские розы» Кавказских гор — рододендрон Смирнова и рододендрон Унгерна. Представители древнеколхидской флоры живут в горах юго-западной Аджарии. На территории нашей страны не встречаются больше нигде, за ее пределами — в Турции.
Между двумя видами много общего. Общие места обитания. Предпочитают влажные, покрытые лесом ущелья на высоте около тысячи метров над уровнем моря. Рододендрон Унгерна взбирается и до двухтысячной высоты. Оба — вечнозеленые кустарники, только рододендрон Смирнова не достигает и человеческого роста, а Унгерна — поднимается до шестиметровой высоты и может жить до 150 лет. Оба славятся красотой (один цветет крупными и яркими пурпурно-розовыми, другой — белыми), широко используются и как лекарственные растения. Это и привело оба вида к грани исчезновения.
Есть на Кавказе другие рододендроны, пока еще не попавшие в Красную книгу. Расскажу о встрече с одним из них. Она произошла летом в горах, подступающих к Черноморскому побережью.
Мы поднимались на холодную и вечно сырую Ачишхо, которая отличается исключительным обилием дождей. Говорят, что само название этой горы в переводе означает «мокрый мешок». Вот здесь, на высокогорных лугах, и увидели заросли «альпийской розы». Невысокие кустарники были усеяны крупными палево-белыми и кремовыми цветками. Собранные по нескольку на верхушках побегов и окруженные плотными густозелеными листьями, они выглядели как готовые изящные букетики, способные украсить любой интерьер. Среди хмурых и холодных гор, рядом с пятнами снежников, их хрупкая красота казалась почти нереальной.
Но кавказский рододендрон (таково ботаническое название этого вида), как и дальневосточные виды, — закаленный альпинист. Он не только мирится с коротким холодным летом высокогорья, с ветрами и морозами, с бедной почвой. Скрепляя корнями каменистые осыпи, он оберегает сами горы от разрушения дождями и ветрами, опекает другие, более слабые ростки жизни.
Однако встреча с этим жизнелюбивым и стойким обитателем гор была омрачена. Чем дальше шли мы туристской тропой, тем чаще встречались возле нее оборванные и помятые кустики рододендрона, брошенные, затоптанные цветы. Подумалось: если пойдет так и дальше, если не научимся бережному отношению к живой красоте, вероятно, уже ближайшие наши потомки увидят здесь лишь голые камни и осыпи. А жалкие остатки кавказского рододендрона, сохранившиеся где-нибудь в потайных местах, будут через Красную книгу взывать к человеческому милосердию.
Так ли уж все безнадежно с рододендронами? Вот другие встречи.
В мае улицы, парки и скверы Риги, Юрмалы, других городов Латвии заполнены цветами. И рядом с густыми купами цветущей сирени, наполняющей воздух ароматом, с ландышами повсюду в тенистых уголках розовеют, алеют кусты рододендронов. Переселенцы с гор не только прижились здесь, у берегов Балтики, они заметно похорошели и даже преобразились.
Рододендроны давно поселены рядом с человеком. В Англии их начали выращивать еще в XVIII веке, затем «альпийские розы» стали излюбленным цветком аристократии в других странах Запада. За первые сто лет интродукции, переселения из природы в искусственные условия, почти все дикие виды, в том числе многие из наших дальневосточных и кавказских, были испытаны в культуре. Одновременно с их помощью стали создаваться садовые сорта.
У нас рододендроны в культуре появились в середине XIX века, в том числе их новые сорта, выведенные в Петербургском ботаническом саду известным ученым-садоводом Э. Регелем. Позднее над расширением посадок «альпийской розы» работали другие селекционеры города на Неве. Примерно сто лет назад рододендронами стали заниматься в любительских садах Латвии.
Весенним днем довелось нам побывать у одного из латышских кудесников, в наши дни открывающего людям многоликую красоту «розового дерева».
Адрес Екаба Андерсона в Дубултах спрашивать почти не пришлось. Пройдя по зеленым улочкам этого района Юрмалы, вскоре мы увидели за легкой оградой заполнившее сад чудо цветения, от которого захватывало дух.
Садик Андерсонов, о котором были наслышаны, — это целая коллекция «розовых деревьев», покрытых густыми шапками всевозможных цветов — от снежно-белых до густо-малиновых, от чуть кремовых до апельсинно-желтых и фиолетовых, от простых до густо-махровых, похожих на пышную пачку балерины. Самое примечательное, что большинство из них — творения самого хозяина, талантливого селекционера-любителя, создавшего не один десяток новых сортов.
Этот приветливый, скромный человек был готов без конца ходить с посетителями по садику, рассказывать о своих питомцах, которым отдано несколько десятилетий жизни. Уже тяжела его походка, прожита большая жизнь, но совсем по-молодому блестят улыбчивые глаза, когда вспоминает он свою «рододендроновую эпопею».
Начал сразу после войны. По старым заброшенным дачам собирал с сохранившихся кое-где кустов семена. Приносил в здешнее садоводство, где работал садовником, сеял. Это был кропотливый труд, который заранее надо было рассчитывать на многие годы. Чтобы вырастить каждый кустик рододендрона от семени до первого цветения, требуется примерно пять лет. Но он был тоща полон сил и энергии. В садоводстве с годами развернулись обширные плантации, на которых выращивалось и продавалось ежегодно по три-четыре тысячи кустов рододендронов.
Екаб Екубович повел нас на опушку сосновой рощи, которая подступает к садоводству. Вся она, насколько видно, тоже была заполнена цветущими рододендронами. Величественные сосны, стоящие на сплошном цветочном ковре, создавали феерическую картину. Садовник рассказал, что сюда, под деревья, они когда-то высадили наихудшие саженцы, для которых не нашлось места в садоводстве. И что же? Слабенькие кустики быстро обжились под соснами и стали обгонять в росте самые сильные из живущих на открытых участках. С годами бросовые саженцы превратились в мощные кусты и даже обзавелись множеством потомков из семян, которые рассеивали вокруг себя.
Заметный след на земле оставил старый садовник. Добрый след. Его трудами многим в Латвии, да и в других местах страны, куда он вместе с женой Антониной Язеповной в ответ на сотни писем-запросов без конца посылал и семена, и саженцы, и советы по выращиванию рододендронов, — многим открылась и красота «розового дерева».
В Латвии занимаются рододендронами и большие научные коллективы. Возглавляют эти работы Ботанический сад Латвийского государственного университета им. Петра Стучки в Риге и Ботанический сад Академии наук Латвийской ССР в Саласпилсе, где собрана обширная коллекция дикорастущих видов, создаются новые сорта. На промышленных плантациях выращивают «альпийские розы» цветоводческие хозяйства.
Опыт Латвии, других Прибалтийских республик, научных учреждений Ленинграда и Москвы, Сибири и Дальнего Востока, где тоже ведется работа с рододендронами, говорит о полной доступности их культуры почти на всей территории СССР. В этом видится один из путей сохранения золотого фонда отечественных рододендронов, обогащения ими культурных насаждений.
И конечно, наш общий долг — не допускать дальнейших потерь в природе, для чего следует воспитывать в себе чувство ответственности за все живое, что окружает нас. «Граждане СССР обязаны беречь природу, охранять ее богатства», — говорится в Конституции СССР. К этому призывает и Красная книга СССР, созданная многолетним трудом целой армии ученых, подлинных хранителей природы. Книга — счет, предъявленный природой людям, книга надежды на сбережение всего многоцветья наших лесов и степей, гор и лугов, без которого оскудеет и человеческая жизнь.
Пабло Неруда
ВОЛШЕБНАЯ ВЕРФЬ
Рассказ
Перевод с испанского Н. Максимовой
Художник И. Гансовская
Нет, я не собираюсь раскрывать тайну этих кораблей, единственных в своем роде. Ведь если рассказать «как это делается», тайна перестанет быть тайной, а с ней исчезнет и очарование волшебных корабликов, заключенных в старинные пузатые бутылки, словно ставших на якорь в хрустальной гавани.
Ах, вы очень хотите узнать, как заходят туда миниатюрные суденышки? Тогда вам придется удовольствоваться тем, что я написал в одной из своих од о труде таинственных корабелов. Только учтите, что я профессиональный обманщик и люблю мистификации:
О конечно, вам этого мало. Ладно, так уж и быть, я приоткрою вам часть тайны, но только часть, потому что раскрыть ее целиком мне просто не под силу.
Так вот, великий строитель волшебных корабликов — мой давний друг дон Карлос Голландер. Его биография скромна. Родился он в 1905 году в Баварии, трехлетним малышом попал в Чили, а позднее сорок пять лет бороздил моря и океаны, исходив не одну сотню километров по палубам парусников и пароходов. Первый свой рейс он совершил из Тал-тала в Мозамбик, а затем в Австралию. Не забыть ему финскую барку, на которой он шел из Плимута в Икике через мыс Горн, где океан обрушил на них всю свою ярость. Мой друг Голландер тогда не сходил на сушу ровно сто тридцать семь дней — сто тридцать семь дней жары, бурь и нелегкой работы матроса. Помнит он и то, как во время другого рейса, между Кардифом и Мехильонесом, на пятьдесят восьмые сутки на борту вспыхнул пожар и взорвались трюмы. Тогда Голландера подобрал аргентинский крейсер «Сакраменто».
Да, много пережил мой друг Карлос Голландер. Поэтому-то и хранит он свои воспоминания не в семейном альбоме, а в прозрачных стеклянных бутылках, которым испокон веков моряки вверяли свои последние послания, вручая их испытанным почтальонам — течениям и ветрам. Его воспоминания — это прежде всего суда, на которых он плавал: «Антофагаста», «Чоальин», «Бока Мауле», «Пучоко», «Киньенко», «Ранкагуа», «Федерико Вьехо», барк «Клаус», фрегат «Лаура», пятимачтовик «Флора», четырехма-чтовик «Мария».
Когда, оставив позади немало километров по длинным дорогам Чили, я приезжаю в Коронель, город, пропитанный запахом угля и дождя, и вхожу в дом старого морского волка, то оказываюсь на самой маленькой в мире верфи. В гостиной, столовой, на кухне, во дворе — повсюду шпангоуты, мачты, надстройки маленьких корабликов, которым предстоит встать на прикол в своих стеклянных гаванях. Дон Карлос прикасается своей волшебной палочкой к бушпритам и парусам, фокмачтам и марселям, и кажется, что даже легкий дым, стелющийся в порту, проходя сквозь его пальцы, превращается в шедевр искусства — в новенький, сверкающий отделкой кораблик, готовый отправиться в плавание по бурным волнам морей фантазии.
В моей коллекции моделей судов на почетном месте стоят те, что сработаны скромным мастером из Коронеля. Ведь он не только дал им жизнь, но и придал индивидуальность: дон Карлос обязательно расскажет, как получило судно свое название, в каких морях и океанах побывало, какие товары развозило под диковинными парусами, каких теперь уже более не встретишь.
В пузатых бутылках-гаванях у меня есть многие знаменитые суда, такие, как могучий «Потоси» и величественная «Пруссия» из Гамбурга, потерпевшая крушение в Ла-Манше в 1910 году. А мастер Голландер сделал специально для меня модель парусника «Мария Целеста», чья судьба с 1872 года стала одной из величайших тайн океана.
Дон Карлос Голландер — человек, смотревший в лицо бесчисленным опасностям за время скитаний по морям и океанам, человек, владеющий тайной удивительного мастерства, — величественно прост. Это та простота моряков и железнодорожников, вообще людей-скитальцев, которую можно только пожелать поэтам и художникам. В его руках чудесным образом соединились дар умельца и опыт человека, прошедшего через многие невзгоды жизни. В своем скромном занятии он постоянно открывает для людей огромный мир. Его кораблики в бутылках словно бы продолжают скользить по волнам, меняя курс, борясь со штормами, заходя в шумные порты. Стоит закрыть глаза, и вы воочию видите все это.
Увы, жаль только, недолго осталось жить этому волшебному искусству, к которому приобщился и дон Карлос Голландер. Не много осталось людей, творящих эти удивительные миниатюрные чудеса. Так пусть все знают, что на юге Чили благодаря натруженным рукам этого старого моряка любой сможет увидеть, как таинственные суденышки входят в свои хрустальные гавани. Но даже если вы увидите и узнаете «как это делается», тайна все равно останется тайной, ибо сказочные кораблики, как и многие прекрасные творения рук человеческих, умеют хранить секрет своего необъяснимого очарования.
Лев Скрягин
«ТИТАНИК»:
ВЫМЫСЕЛ И ФАКТЫ
Очерк
I. За что прокляли Робертсона
Днем он бегал с репортерским блокнотом по лондонским докам, суетился среди брокеров в залах страховых судоходных компаний, а вечерами в своей убогой мансарде при свете свечи писал фантастические романы. Но Моргану Робертсону не везло: издатели отказывались печатать его сочинения о битвах обитателей диковинных планет с чудовищными ящерами и динозаврами. «Пожалуй, нужно максимально приблизиться к реальной действительности», — решил молодой репортер и избрал местом действия нового романа Атлантику.
Робертсона давно уже привлекал ажиотаж пароходных компаний Англии и Америки вокруг «Голубой ленты Атлантики». Этот символический приз скорости присуждался судам за самый быстрый переход через океан. По мере того как развивалась техника мирового судостроения, скорости на море стремительно росли.
В 1838 году колесный пароход «Грейт Вестерн» пересек океан за 15 суток, полвека спустя винтовое судно «Сити оф Парис» пришло из Ливерпула в Нью-Йорк уже за 6 суток, со средней скоростью более 20 узлов. Именно Северная Атлантика была тем гигантским полигоном, где проверялись лучшие конструктивные решения в области судостроения, испытывались судовые котлы, паровые машины, турбины, гребные винты.
Новый роман Робертсона вышел в свет в 1898 году под странным названием «Тщетность».
О чем же писал этот способный, но неудачливый литератор? Фабула книги вкратце сводилась к следующему.
В Англии построили небывалой величины трансатлантический лайнер, которому дали название «Титан». Он считался непотопляемым, самым комфортабельным, роскошным и самым быстроходным в мире. Право совершить на нем первое плавание через океан выпало на долю «сильных мира сего» — миллионеров Старого и Нового Света. Холодной апрельской ночью «Титан» со всего хода врезался в айсберг и затонул. Спасательных шлюпок на борту гигантского корабля не хватило, и большая часть пассажиров (а всего их было около двух тысяч!) погибла… Северная Атлантика оказалась немым свидетелем страстей человеческих — героизма, подлости, великодушия и трусости…
Столь мрачная фабула романа пришлась не по вкусу англичанам — представителям сугубо морской нации, и о «Тщетности» вскоре забыли.
Прошло 14 лет… Неожиданно имя мало кому известного писателя Моргана Робертсона появилось на первой полосе лондонской «Таймс». Официальное правительственное сообщение гласило:
«Небывалое в морских летописях несчастье произошло в Атлантическом океане. Пароход «Титаник» компании «Уайт Стар», выйдя 11 апреля 1912 года в свое первое плавание, столкнулся с айсбергом и затонул. По последним сообщениям есть основания полагать, что из 2800 человек спаслось менее 700».
Англичане были потрясены. Все, что придумал когда-то Робертсон, предстало горькой правдой, — все, вплоть до подробностей. Название пароходов: вымышленный «Титан» и реальный «Титаник». Размеры и устройство почти схожи, у обоих лайнеров по четыре трубы и по три винта. Длина «Титана» — 260 м, «Титаника» — 268 м. Почти совпадают соответственно и другие данные: водоизмещение — 70 000 т — 66 000 т; мощность машин — 50 000 л. с. — 55 000 л. с.; максимальная скорость — 25 узлов — 25 узлов. И что удивительно — причина, место и время года катастрофы одни и те же! Как на «Титанике», так и на «Титане» находились миллионеры и представители высшего общества; на обоих судах не хватило шлюпок и спасательных жилетов.
Перечень совпадений настолько велик и достоверен, что заставляет задуматься: как вообще могло осуществиться такое пророчество? Газеты называли Моргана Робертсона мрачным гением, оракулом, ясновидцем. В его адрес шли сотни горьких писем от вдов и сирот тех, кто погиб на лайнере. «Тщетность» была предана проклятью, роман никогда больше не издавался, а само слово «Титаник» стало символом величайшей катастрофы, небывалого бедствия на море. Этим именем не было названо ни одно из построенных с тех пор в мире судов, да и вряд ли будет названо.
За рубежом о «Титанике» написаны сотни книг и официальных отчетов, тысячи статей, поставлены пьеса и два кинофильма, созданы многочисленные радио- и телепередачи.
Эта катастрофа невероятна не только своими масштабами, но и целым рядом удивительнейших совпадений и случайностей, каких не придумать даже самому изощренному фантасту.
За 76 лет описание гибели «Титаника» обросло всякого рода домыслами и измышлениями.
В мировой прессе появилось немало «сенсационных» подробностей, оказавшихся плодом воображения многочисленных (их почему-то оказалось намного больше, чем спасшихся) очевидцев катастрофы и досужих репортеров.
Человечество, особенно в наш космический век, питает определенную слабость ко всякого-рода сенсациям. Вспомним, насколько популярны за последние годы оказались темы Тунгусского метеорита, снежного человека, летающих тарелок и Бермудского треугольника. Однако, когда речь идет о сенсациях, всегда следует помнить, что там, где недостает фактов, всегда есть широкий простор для всяческих умозрительных спекуляций. Так и с «Титаником». Чего только не услышишь об этой катастрофе!
Вот некоторые утверждения (все они ошибочны), которые иногда можно услышать.
«Титаник» был самым большим и самым быстроходным судном, когда-либо построенным людьми. Его капитану владельцы парохода приказали развить максимальный ход и установить рекорд скорости плавания. Во время тумана пароход на полном ходу врезался в айсберг, отчего произошел взрыв котлов и корабль мгновенно затонул. Перед столкновением пассажиры танцевали под оркестр на палубе. Поскольку «Титаник» считался непотопляемым, спасательных шлюпок на нем не было, из-за чего почти все погибли. Корабль затонул, унося с собой несметные сокровища в виде золотых слитков и драгоценных камней…
Фактически же гибель «Титаника» — трагедия, выросшая из цепи случайностей, — стала проявлением закономерности. Эта цепь случайностей с некоторыми до сих пор неясными моментами катастрофы широко обсуждается специалистами на страницах отечественной и зарубежной печати. И особый интерес к «Титанику» человечество проявило в 1986 году, когда после долгих поисков с помощью современной электронно-акустической аппаратуры на дне океана был обнаружен его корпус.
II. «Умеренная скорость, но повышенный комфорт»
В конце прошлого века на морских путях Северной Атлантики конкуренция между судоходными монополиями капиталистических стран резко обострилась. Армия безземельных крестьян и безработных из европейских городов, эмигранты, стремившиеся за океан в поисках лучшей доли, многочисленные представители деловых кругов обоих континентов, тысячи туристов составляли в те годы огромный пассажирский поток. Достаточно сказать, что только за первое десятилетие XX века через Атлантический океан в западном направлении было перевезено более 20 миллионов человек. Для такой массы людей нужен был специальный флот регулярно отходящих пассажирских судов. Это вызвало быстрое развитие судостроения не только в такой морской стране, как Англия, но и в Германии, которая в результате бурного промышленного подъема начала выходить на второе место в мире после Великобритании по тоннажу торгового флота. В 1888 году в Германии организуется крупный судоходный концерн «Гамбург-Америка линие» и быстро развивается старая компания «Норддейчер Ллойд». По темпам роста своего торгового флота и по степени концентрации капитала они значительно опережают самые крупные английские компании «Кунард» и «Уайт Стар».
В эти годы на трассах Северной Атлантики идет ожесточенная борьба между пассажирскими лайнерами за символический приз скорости «Голубая лента Атлантики».
В 1909 году английский лайнер «Мавритания» водоизмещением 38 тыс. т, длиной 240 м, принадлежавший фирме «Кунард», показал среднюю скорость 25,7 узла. Конкурирующая фирма «Уайт Стар», уже потерявшая свою былую славу, отлично понимала, что «Голубая лента» — это магнит, притягивающий на пароход основную массу пассажиров и дающий право на контракт по перевозке правительственной почты. И вот в конце 1909 года эта фирма заказывает в Белфасте на верфи «Харланд энд Волф» два однотипных лайнера — «Олимпик» и «Титаник» — небывалого для того времени водоизмещения. При этом ставится условие, чтобы оба парохода были лучше всех существовавших тогда у других компаний и удовлетворяли всем прихотям высшего общества. Фирма хорошо изучила вкусы богатых пассажиров, приносивших ей основной доход. Последние требовали роскоши и удобств, при которых времяпрепровождение на океанском лайнере мало чем отличалось от времяпрепровождения в большом европейском городе.
Фирма «Уайт Стар» решила перещеголять конкурентов не скоростью, а роскошью и удобством пассажирских помещений двух своих новых лайнеров. Поэтому девиз фирмы «Уайт Стар» стал: «Умеренная скорость, но повышенный комфорт».
Вот почему на обоих лайнерах помимо кают и помещений третьего класса имелись каюты-люкс, обеденные салоны, фойе, холлы, вестибюли, театр, бальные залы, плавательные бассейны, бары, читальные залы и т. п.
Спущенный на воду «Титаник» считался самым большим судном в мире. Он имел одиннадцать палуб, соединенных между собой 9 электрическими лифтами. Высота от воды до шлюпочной палубы равнялась 18,5 м. От киля до верха дымовой трубы расстояние составляло 54 м. Диаметр дымовой трубы был равен 7,3 м. (Если положить эту трубу на землю, то в ней можно было бы разместить две железнодорожные колеи.) Вес каждого станового якоря парохода составлял 14 т, а вес каждого звена якорной цепи — 80 кг. Руль лайнера весил 100 т.
«Титаник» был не только самым большим судном в мире, но и самым богатым по устройству и отделке внутренних помещений. В бортах лайнера имелось более 2000 иллюминаторов.
Огромный обеденный салон для пассажиров первого класса по высоте охватывал три палубы. На пароходе были сделаны зимние сады, огромные вестибюли дворцового стиля, вычурные, как в замках королей, камины, широкие лестничные проходы, отделанные дубом и орехом, великолепные балюстрады с причудливыми завитками чугунных узоров. Все общественные помещения лайнера были отделаны в различных архитектурных стилях: ампир, барокко, эмпайер, людовики, тюдоры и модерн. Особой гордостью фирмы «Уайт Стар» считались огромные часы «Титаника», украшенные двумя бронзовыми нимфами, которые олицетворяли Честь и Славу, венчающие Время.
Небезынтересным будет здесь привести высказывание о роскоши «Титаника» одного из членов его экипажа — бывшего судового пекаря Чарлза Бэрджесса, который спасся и позже долго плавал на других лайнерах.
«Да, конечно, он похож на «Олимпик», но «Титаник» будет позамысловатее. Взять хотя бы обеденный салон. На «Олимпике» там даже и ковров не было, а на «Титанике» — эх, там ноги утопали в ковер по самое колено. Ну, а мебель на «Титанике» была такая тяжеленная, что отдельные предметы можно было поднять лишь с большим трудом. Я уже не говорю о стенных панелях… Пароходы теперь могут делать более крупными и быстроходными, но уже не будет той любви и того старания, которые были вложены в постройку «Титаника». Это был красивый, удивительный корабль».
Помимо кают класса «люкс» на «Титанике» имелись два суперлюкса, отделанные с изумительной по степени затрат роскошью. Помещения каждого из этих суперлюксов включали гостиную, гардеробную, спальню, ванную комнату и отдельную прогулочную палубу с садом. Стоимость проезда в такой «каюте» в один конец составляла 4350 долл, (примерно 50 тыс. долл. — по современному курсу).
В отличие от «трансатлантиков» других судоходных фирм-конкурентов «Уайт Стар» оборудовала на своем чудо-детище поле для игры в гольф, теннисный корт, скейтинг-ринг, турецкие бани и т. д.
Экипаж «Титаника» насчитывал почти 800 человек, из которых 500 — стюарды, повара, горничные и пр. Лайнер мог принять 3500 пассажиров, размещенных в трех классах.
Как только «Титаник» закончил ходовые испытания, его владельцы, обеспечив судну самую широкую рекламу, назвали его «непотопляемым и самым безопасным лайнером в мире». Эта характеристика была принята общественностью, что называется, на слово и очень быстро укоренилась в сознании тех, кто купил билет на первый рейс в Америку. Из дальнейшего описания событий читатель поймет, что убедительная реклама, созданная «Титанику», сыграла немаловажную (и печальную) роль.
Ни при каких условиях построенный пароход не мог быть таковым назван. Это противоречит законам физики и здравого смысла. Непотопляемых судов не существует, хотя и возможно изготовить определенную емкость, которую при определенных условиях можно будет назвать «непотопляемой».
Капитаном нового лайнера был назначен один из ветеранов британского торгового флота — Эдвард Джон Смит. Ему было уже шестьдесят с небольшим лет, из которых он верой и правдой 38 прослужил компании «Уайт Стар». С 1887 года Смит был капитаном таких известных лайнеров фирмы, как «Рипаб-лик», «Британик», «Маджестик», «Балтик», «Адриатик» и «Олимпик». За долгую службу капитан Смит потерпел лишь одну серьезную аварию. 20 сентября 1911 года он выводил в первый рейс из Саутгемптона новый лайнер «Олимпик». При расхождении с британским крейсером «Хаук» возникло взаимное присасывание масс обоих судов. Корабли столкнулись, повредив друг другу борта. После тщательного разбирательства капитан Смит был признан невиновным в этой аварии. Должность капитана «Титаника» он получил в качестве бенефиса перед уходом на почетную пенсию. Смит имел диплом капитана «экстра-мастер», государственные награды и являлся членом исполнительного совета Ассоциации торгового мореплавания Великобритании.
Англичанин Уолтер Лорд в своей книге «Последняя ночь «Титаника»», изданной в Лондоне в 1956 году, писал:
«Смит являлся не просто старейшим капитаном. Это был бородатый патриарх, которого одинаково почитали как члены экипажа, так и пассажиры. Им нравилось в нем абсолютно все — в особенности поразительное сочетание твердости характера и светскости манер».
Отправлявшийся из Англии в свой первый рейс «Титаник» не только представлял собой фешенебельный плавучий «паллас-отель», но и оказался местом встречи представителей высшего общества Старого и Нового Света. Только что построенное судно было для них не столько средством переправы через океан, сколько местом для деловых контактов. На борту «Титаника» оказалось полтора десятка миллионеров и различного рода нефтяных, угольных, стальных и железнодорожных «королей». Самым богатым из них считался американец Джон Джекоб Астор — обладатель 150 млн долл. Он год назад женился на 19-летней Мадлен Форс («красавице с глазами сфинкса») и после поездки по Египту с молодой женой и любимым эрдельтерьером по кличке Китти возвращался в Нью-Йорк.
Здесь был и компаньон небезызвестного миру Джона Моргана — владелец 100 млн долл. Бенджамин Гуггенгейм, и английский миллионер Космо Дафф Гордон, и основатель сети крупнейших в мире универсальных магазинов «Мейси», член конгресса США Исидор Штраус, и энергетический «король» Филадельфии Джордж Уайденер, подаривший своей жене на рождество нить жемчуга стоимостью 750 тыс. долл., в которой семь жемчужин были величиной с голубиное яйцо.
К «второстепенным» миллионерам «Титаника» следует отнести Реблинга, Хейса, Даллеса, Тоссинга, Хойта, Мура и шотландскую виконтессу Роте. В первом классе лайнера готовились к путешествию через океан такие знаменитости, как сенатор Картер, сенатор Эллисон, член британского парламента Норман Грейч, железнодорожный магнат Джон Тэйер, адъютант президента США майор Арчибальд Батт, английский публицист Вильям Стэд, театральный режиссер Генри Харрис и др.
Одним словом, не зря еще до выхода в море газеты назвали «Титаник» «экспрессом миллионеров». Более скромная, но принадлежавшая к высшему обществу публика ехала на «Титанике» во втором классе. Это были ученые, артисты, писатели, художники, поэты, архитекторы и пр.
Пассажиры третьего класса занимали каюты и кубрики на самых нижних палубах лайнера, причем пс традиции того времени холостые мужчины находились в носовых кубриках парохода, а незамужние женщины — в кормовых.
3 апреля 1912 года «Титаник» прибыл в Саутгемптон, где принял на борт часть пассажиров, уголь и запас продовольствия на рейс в Америку и обратно. Вот перечень продуктов, которые были погружены в его трюмы: 40 т свежего мяса, 12 т дичи, 450 кг чая, 35 тыс. куриных яиц, 250 баррелей муки, 7 т молока, 1,5 т сливок, 5 т сахара, 40 т картофеля, 15 тыс. бутылок эля и портера, 12 тыс. бутылок минеральной воды и 1000 бутылок вина.
Утром 10 апреля три мощных буксира начали выводить «Титаник» из порта Саутгемптон в открытое море. На набережной толпы народа с восхищением смотрели на исполинское судно, поблескивающее свежей краской на весеннем солнце.
«Титаник» в «упряжке» буксиров медленно двигался вдоль причала, где стояли английский лайнер «Оушеник» и американский лайнер «Нью-Йорк».
Говорят, что самые горькие фразы, когда-либо придуманные людьми, — это «если бы» и «могло бы быть». В злополучной цепи удивительнейших случайностей и совпадений, решивших судьбу «Титаника», таких «если бы» пять. И первое из них произошло именно в этот момент. В результате возникшего явления присасывания масс «Нью-Йорк» начало притягивать к двигавшемуся рядом «Титанику». Словно нитки, оборвались семь швартовых (толщиной с руку) концов, удерживавших американский пароход с кормы. Толпа пассажиров, стоявших на палубе у леерного ограждения, мгновенно отхлынула от борта. Капитан Смит, поняв опасность, бросил ручки машинного телеграфа на положение «стоп». Расстояние между левым бортом «Титаника» и кормой «Нью-Йорка» не превышало трех метров. Столкновения удалось избежать. Если бы лайнеры столкнулись, то наверняка роковой рейс «Титаника» был бы отложен. Но буксиры «Нептун» и «Вулкан» благополучно вывели исполина в открытое море. После этого он пересек Ла-Манш, зашел в Шербур, принял на борт еще часть пассажиров и почту и снова вернулся к берегам «Туманного Альбиона», на этот раз — в Куинстаун. Здесь также погрузили почту и приняли на борт последних пассажиров. Среди них был Томас Эндрюс — директор-распорядитель фирмы «Харланд энд Волф», построившей «Титаник». Он принимал участие в проектировании лайнера и наблюдал за его строительством. «Титаник» был для этого человека родным детищем, которым он очень гордился. С группой инженеров-инспекторов верфи Эндрюс во время первого рейса должен был выявить и потом устранить все недоделки и недостатки.
В Саутгемптоне на борт «Титаника» поднялся и занял каюту-люкс № 51 на палубе «Б» Брюс Исмей, миллионер. Фактически новый лайнер принадлежал ему. Он являлся президентом американской «Международной компании торгового флота», председателем и директором-распорядителем «Океанской пароходной компании Ливерпуля», куда входила фирма «Уайт Стар», и директором-распорядителем последней. Кроме того, Исмей был директором железнодорожной компании «Лондон Мидленд энд Скоттиш рэйлроад» и директором компании «Бирмингемского судоходного канала».
На борту «Титаника» находилось 1316 пассажиров и 891 член экипажа (один кочегар дезертировал с судна за пять минут до отхода) — всего 2207 человек. 11 апреля 1912 года, в 14 часов 00 минут он начал свое роковое плавание…
III. «Айсберг прямо по носу, сэр!»
Светящийся циферблат часов на ходовом мостике «Титаника» показывал судовое время 23 часа 40 минут. Заканчивалось воскресенье 14 апреля — четвертый день плавания. Винты лайнера вращались со скоростью 75 оборотов в минуту, лаг показывал скорость 22,5 узла. Над Северной Атлантикой стояла ясная безлунная ночь, воздух был чист и прозрачен, на небе ярко мерцали звезды. Океан напоминал необъятное зеркало, затянутое черным шелком. На передней мачте лайнера, на высоте 30 м над палубой, в специальном наблюдательном пункте, который моряки называют «вороньим гнездом», два матроса напряженно вглядывались в темень ночи. Океан и небо слились в один непроглядный черный фон. Ввиду исключительно спокойного состояния моря горизонт был неразличим.
Внезапно один из впередсмотрящих, Фредерик Флит, увидел прямо по курсу корабля нечто более темное, чем ночная тьма. Ударив трижды в сигнальный колокол, он снял телефонную трубку и сообщил на мостик: «Прямо по носу айсберг, сэр!» В ответ послышался спокойный голос первого помощника капитана Уильяма Мэрдока: «Благодарю». Тут же последовала его команда стоявшему у штурвала рулевому: «Лево на борт!»
Через пару секунд после этой команды ручки машинного телеграфа были переведены в положение «стоп» и тут же — на отметку «полный задний ход». Сквозь передние стекла ходового мостика Мэрдок уже видел приближавшуюся громаду айсберга, она надвигалась со стороны носа «Титаника» и казалась выше уровня бака лайнера. Судно продолжало с той же скоростью мчаться вперед, хотя все три его гребных винта вращались теперь на задний ход. Прошло ровно 38 мучительных ожиданием секунд, как нос парохода начал медленно уваливаться влево. Курс изменился на два румба. Первому помощнику показалось, что еще две-три секунды, еще каких-нибудь пять метров отойти влево — и айсберг, не коснувшись борта, пройдет справа. Но, увы!
Здесь опять необходимо сказать несколько слов об очередном «если бы». Несмотря на безлунную ночь, впередсмотрящий заметил бы айсберг не за полмили (926 м), а за две или за три, если бы на море было хоть небольшое волнение или зыбь. В этом случае он увидел бы белые барашки у краев айсберга. Как позже стало известно, «Титаник» столкнулся с «черным айсбергом», т. е. с таким, который недавно перевернулся в воде. Обращенная к «Титанику» сторона этого айсберга имела темно-синий цвет, из-за этого не было фосфоресцирующего явления. Белый айсберг при подобном условии мог быть замечен за милю.
Итак, прошло ровно 38 секунд. Судно слегка дрогнуло, и стоявшие на мостике почувствовали какую-то странную вибрацию огромного корпуса корабля. «Титаник» буквально прогладил айсберг своим правым бортом, при этом на носовую палубу парохода, справа от фок-мачты, упало несколько тонн льда. Его обнаружили и в отдельных каютах правого борта, иллюминаторы которых были открыты для проветривания на ночь. Получилось так, что форштевень «Титаника» за несколько метров от ледяной горы прошел свободно, а подводная часть правой скулы судна в районе форпика столкнулась с острым подводным выступом айсберга, так называемым «шипом». Причем «Титаник» не просто чиркнул скулой об этот выступ, а именно прогладил подводной частью на полном ходу треть длины правого борта. При этом обшивка парохода была разрезана льдом на протяжении почти 100 м, словно консервная банка открывалкой.
По-разному ощутили и поняли этот удар люди, находившиеся в разных местах судна. В момент удара пассажиры, сидевшие в верхних салонах лайнера, услышали из глубины судна негромкий скрежет, на столах задребезжали и зазвенели серебряные приборы и посуда. Некоторым показалось, что толчок вызван ударившей в борт судна большой волной. Другим скрежет напоминал звук чего-то рвущегося, как если бы кто-то отрывал длинный лоскут ситца.
Большая часть обитателей верхних палуб явно ощутила какой-то гремящий, скрежещущий звук. Некоторые пассажиры, находившиеся в это время на палубе, видели, как айсберг, немного возвышавшийся над шлюпочной палубой, «прошелся» вдоль правого борта, как падали в воду глыбы льда, отколовшиеся от этой плавно проскользнувшей мимо горы. Тут же айсберг исчез в темноте.
По-другому ощутили удар об айсберг люди, находившиеся в нижних помещениях парохода. Например, в котельном отделении № 6, когда зазвенел сигнальный колокол и над водонепроницаемой дверью замигал красный свет, раздался оглушительный грохот. Вода каскадом ворвалась в котельное отделение, забурлила водоворотами вокруг трубопроводов и клапанов.
Для пассажиров, каюты которых размещались глубоко внизу по правому борту, «неясный скрежещущий звук» оказался невероятным грохотом, который заставил их выскочить из постелей. Не прошло и десяти минут, как стали появляться первые тревожные признаки того, что на «Титанике» не все гак благополучно, как должно было быть.
Как только прекратился скрежет льда о подводную обшивку борта парохода, на ходовом мостике «Титаника» появился капитан Смит. Как явствует из показаний на суде четвертого помощника капитана лайнера Боксхолла, последний шел по коридору на ходовой мостик, когда услышал три удара колокола и команду: «Лево на борт!» Поднявшись на мостик, он увидел, что ручки машинного телеграфа стояли в положении «полный задний ход». Он также видел, как Мэрдок повернул рычаг автоматического закрытия дверей водонепроницаемых переборок. По его словам, часы на мостике показывали 23 часа 40 минут. По свидетельству Боксхолла, между капитаном Смитом и Мэрдоком состоялся такой разговор:
— Что случилось, господин Мэр док?
— Мы ударились о лед. Я намеревался обойти его слева, но судно было уже слишком близко, я среверсировал машины и ничего больше не смог сделать.
— Закройте аварийные двери!
— Они уже закрыты, сэр.
Казалось бы, что несший вахту первый помощник капитана Мэрдок поступил вполне правильно, положив руль на борт и среверсировав машины парохода. Во всяком случае во время разбирательства обстоятельств катастрофы как в Нью-Йорке, так и в Лондоне этот вопрос не обсуждался. Однако это очень важный вопрос и еще одно «если бы» в цепи злополучных случайностей, преследовавших «Титаник». Позже выяснилось, что если бы Мэрдок не среверсировал машины сразу же после команды «лево на борт», то «Титаник» наверняка избежал бы столкновения с айсбергом. Вот что об этом пишет один из известнейших в Англии кораблестроителей, почетный вице-президент Королевского общества кораблестроителей, профессор К. Барнаби, в своей книге «Некоторые морские катастрофы и их причины» (Лондон, 1968):
«Единственной надеждой Мэрдока было как можно быстрее повернуть судно влево, а потом вправо, огибая айсберг. Команда «лево на борт» является правильной, и маневр почти удался. Однако команда среверсировать машины уменьшала активность руля и тем самым задерживала необходимый поворот. Действие руля зависит от квадрата скорости потока воды, обтекающего перо руля, и эта скорость сразу же была уменьшена реверсированием центрального винта, расположенного впереди пера руля».
Можно предполагать, что если бы Мэрдок знал, что «Титаник» так поздно изменит курс и пробоина из-за его команды составит по длине почти 100 м, он наверняка принял бы удар айсберга на форштевень, т. е. не пытаясь отвернуть влево и среверсировав машины. Вот что по этому поводу сообщает нам тот же профессор К. Барнаби:
«Что было бы, если бы «Титаник» врезался в айсберг носом? Вайлдинг, кораблестроитель из Белфаста, вычислил, что нос судна при этом вмялся бы на 25–30 м, но судно бы не погибло. Это была бы мгновенная смерть тех, кто в это время находился в носовой части судна, но погашение инерции хода было бы довольно медленным в сравнении с едущим на такой скорости автомобилем, у которого мгновенно выжали до конца тормоза».
Хроники столкновений судов с айсбергами содержат один интересный случай. В конце 1914 года английский грузовой пароход «Флористон» вместимостью 3430 per. т направлялся с грузом зерна из Квебека в Англию. Недалеко от Ньюфаундленда судно попало в туман. Внезапно перед пароходом открылся огромный айсберг. Расстояние до него составляло 150–200 м. Вахтенный штурман, видимо помня горький опыт «Титаника», решил не рисковать. Он дал машине полный задний ход и принял удар на форштевень. Судно не успело погасить инерцию и с 10-узлового хода ударилось носом о ледяную гору. Семь матросов в носовом кубрике были убиты. Носовая часть парохода оказалась вмятой по первый трюм. Однако судно осталось на плаву. Капитан посадил его на ближайшую мель. Позже «Флористон» был отбуксирован в порт.
Вернемся к событиям, происходившим после удара об айсберг на «Титанике». Не прошло и пяти минут, как на мостик прибежал судовой плотник Хатчисон и доложил капитану, что в нижних помещениях корабля сильная течь. В это же время появившиеся на мостике почтовые чиновники сообщили, что почтовая кладовая заполняется водой.
Как уже говорилось, среди пассажиров «Титаника» находился Томас Эндрюс — директор-распорядитель верфи «Харланд энд Волф». Капитан Смит вместе с ним спустился в нижние помещения лайнера и осмотрел поврежденный правый борт. Оказалось, что прорезанная льдом щель шириной от 20 до 80 см шла ниже ватерлинии — от форпика до котельного отделения № 6, ее длина достигала почти 100 м.
Эндрюс на листах своего блокнота быстро произвел расчет. Он знал, что за первые 10 минут после удара об айсберг вода поднялась на 4 метра в форпике, в трюме № 1, в трюме № 2, в почтовой кладовой, в котельном отделении № 6. Она поступала и в котельное отделение № 5, но пущенные на полную мощность насосы успевали ее откачивать.
«Титаник» был построен так, что мог оставаться на плаву при затоплении любых двух из его 16 водонепроницаемых отсеков. Он мог сохранять плавучесть в случае затопления любых трех из первых пяти отсеков. Непотопляемость лайнера была обеспечена даже при затоплении всех первых четырех отсеков. Но судно не было рассчитано на затопление всех пяти первых отсеков. Водонепроницаемая переборка между пятым и шестым отсеками на «Титанике» доходила лишь до палубы «Е». Если вода затопит первые пять отсеков, то нос лайнера погрузится в море настолько, что палуба «Е» над шестым отсеком войдет в воду и через ее люки, не имеющие закрытий, отсек будет затоплен. После этого таким же образом будут последовательно затоплены остальные отсеки. Эндрюс назвал капитану Смиту время, когда «Титаник» пойдет ко дну. Получилось так, что он ошибся фактически на 10 минут…
IV. Драма в эфире
Неужели капитан Смит, этот матерый «морской волк», не одну сотню раз пересекший Атлантику, не знал о возможной встрече в это время года у берегов Ньюфаундленда с айсбергами? Конечно, знал.
Предупреждение о появившихся на траСсе «Титаника» ледяных полях и айсбергах Смит получил от капитанов порта еще до выхода в рейс в Саутгемптоне и Куинстауне. На второй день плавания радиостанция «Титаника» приняла сообщение с французского парохода «Ла Турень» о встреченных им ледяных полях в районе 45° с. ш. и 50°40′ з. д. Лайнер «Париж» радировал «Титанику» о другом ледяном поле — на 45°09′ с. ш. и 49°20′ з. д.
Около девяти часов утра рокового дня, в воскресенье 14 апреля, старший радист «Титаника» Филиппс принял следующее сообщение от лайнера «Каро-ниа»:
«Идущие на запад пароходы сообщают об айсбергах, гроулерах и ледяных полях от 42° с. ш., между 49 и 51° з. д.». В 9 часов 44 минуты капитан «Титаника» ответил: «Спасибо за сообщение. Погоду мы встретили разную. Смит».
Чуть позже поступило предупреждение об айсбергах от английского лайнера «Балтик»:
«Несколько пароходов на выходе в Океан встретили лед и айсберги от 49°09′ до 50°20′ з. д.».
В это время «Титаник» находился на 50°14′ з. д. Капитан Смит перед ленчем показал эту радиограмму Исмею. Тот положил ее в карман жилета и позже показал ее двум знакомым дамам. Смит попросил вернуть ему это радиосообщение в 19 часов и передал его в штурманскую.
В 13 часов 45 минут «Титаник» принял радиограмму германского парохода «Америка»:
«Прошли два больших айсберга в районе 41°27′ с. ш. и 50°08′ з. д.».
Потом снова в эфир вышел «Балтик»:
«Греческий пароход «Афенаи» сообщает, что сегодня утром встретил айсберги и большие ледяные поля на широте 41°51′ северной и долготе 49°52′ западной».
Ни капитан, ни вахтенный штурман об этих сообщениях не знали: радисты их просто не передали на мостик, который находился от них в 20 метрах. Вот здесь необходимо сказать еще об одном «если бы». Конкретно: если бы радисты «Титаника» передали это и другие сообщения на мостик, то вахтенный помощник, конечно, обратил бы внимание на столь точное предупреждение об айсбергах… Но деньги есть деньги. В этот день с раннего утра радист «Титаника» Джон Филиппс и его помощник Гаральд Брайд занимались передачей частных радиограмм на мыс Расс, оттуда их телеграфировали в разные города США и Канады. Радисты были заинтересованы в этой работе, так как богатые пассажиры за быструю посылку частных депеш давали чаевые. Наступил вечер, а ворох неслужебных радиограмм на столе радистов не уменьшался. Многим пассажирам первого и второго классов «Титаника» хотелось использовать радио, «эту удивительную новинку века», и известить своих близких и родных с просторов Атлантики о скором и благополучном прибытии. Радистам некогда было относить на мостик получаемые служебные сообщения об айсбергах и ледяных полях. Ведь чаевые им за это не платили…
В 18 часов 40 минут Филиппс принял депешу парохода «Калифорниан», адресованную пароходу «Антилиан»:
«Капитану «Антилиана». В 18 часов 30 минут по судовому времени, широта 42°03′ северная, долгота 49°09′ западная, три большие ледяные горы пять миль южнее нас».
И это предостережение осталось лежать в радиорубке «Титаника», который со скоростью 22,5 узла продолжал мчаться навстречу опасности.
В 21 час 40 минут Филиппс принял еще одно сообщение об айсбергах от другого парохода:
«От «Месаба» — «Титанику» и беем идущим на запад судам. Сообщаю о льде от 42° до 41°25′ с. ш. и от 49° до 50°30′ з. д.; видел массу тяжелого набивного льда и большое количество айсбергов, также ледяные поля. Погода хорошая, ясная».
Наконец, в 22 часа 40 минут, т. е. за час до столкновения, когда Филиппсу наконец удалось наладить хорошую связь с мысом Расс, в эфир на его волне ворвался Эвене — радист «Калифорниана». Его станция, заглушавшая морзянку станции мыса Расс, отчетливо передавала: «Мы остановились, окружены льдами…» Раздраженный тем, что его перебивают, Филиппс отстукал: «Заткнись! Я занят, работаю с мысом Расс». Он даже не удосужился дослушать сообщение до конца и записать координаты, где «Калифорниан» встретил лед.
«Титаник» продолжал мчаться навстречу своей гибели. В эфир с его антенны летели в Америку частные радиограммы о скором прибытии в Нью-Йорк… Ровно через час на мостике «Титаника» первый помощник капитана Мэрдок услышал по телефону голос впередсмотрящего Флита: «Айсберг прямо по носу, сэр!»
Стрелки часов на ходовом мостике «Титаника» показывали 00 часов 5 минут. С момента удара об айсберг прошло ровно 25 минут. Капитан Смит начал отдавать приказания. Своему старшему помощнику Уайлду он приказал расчехлить все спасательные шлюпки, первому помощнику Мэрдоку — созвать пассажиров к местам аварийного сбора, шестому помощнику Мади — вывесить на шлюпочной палубе аварийные шлюпочные расписания, четвертому помощнику Боксхоллу — разбудить спавших после вахты второго помощника Лайтоллера и третьего помощника Питмана. После этого капитан направился в радиорубку, расположенную позади штурманской рубки. Он вошел туда в тот момент, когда второй радист, Гаральд Брайд, сел за ключ, чтобы помочь Филиппсу с отправкой частных радиограмм на мыс Расс.
— Мы столкнулись с айсбергом, и сейчас я выясняю, не причинил ли он нам повреждений. Так что будьте готовы послать просьбу о помощи, но не передавайте ее до тех пор, пока я вам об этом не сообщу.
Сказав это, капитан Смит покинул радиорубку, но через несколько минут вернулся снова. Он положил на стол перед Филиппсом листок бумаги, на котором были написаны координаты «Титаника»: 41°46′ с. ш. и 50°14′ з. д.
— Сейчас вам бы следовало вызвать помощь, — сказал капитан.
— Как? Передать сигнал бедствия? — спросил Филиппс.
— Да, и немедля, — ответил Смит.
Филиппс положил руку на ключ и передал сигнал общего вызова всех станций (CQ) и позывные «Титаника» (MGY) несколько раз подряд.
В 00 часов 10 минут с антенны лайнера в ночной эфир полетел сигнал CQD — действовавший в те годы международный радиотелеграфный сигнал бедствия — и координаты «Титаника». Первым его принял Даррент — радист английского парохода «Маунт Темпл»: ««Титаник» шлет CQD, идите немедля, ударились об айсберг». В 00 часов 15 минут^на сигнал бедствия ответил германский пароход «Франкфурт», находившийся от места катастрофы в 150 милях. Однако его радист почему-то не понял всей серьезности ситуации и стал запрашивать Филиппса о подробностях столкновения. Через полчаса, когда последний наладил четкую связь с английским лайнером «Карпатия», немецкий радист вклинился в их разговор, опять спрашивая «что там с вами случилось?».
— Идете ли вы к нам на помощь? — поинтересовался Филиппс. — Скажите своему капитану, чтобы шел к нам на помощь. Мы налетели на айсберг.
Через несколько минут «Франкфурт» снова запрашивал «Титаника»: «Находятся ли уже поблизости от вас другие суда?» Филиппс промолчал. Но когда немец еще раз попросил сообщить подробности, радист «Титаника» отстучал: «Ты дурак. Отключись и не прерывай нашу связь».
Тишина в радиорубке «Титаника» нарушалась лишь треском искр в работающем передатчике, который посылал в эфир координаты и сигнал бедствия.
В 58 милях от «Титаника», в южном направлении, шел британский лайнер «Карпатия», принадлежащий конкурирующей фирме «Кунард лайн». Ее радист Томас Коттэм, еще ничего не зная о случившемся, передал на «Титаник», что на мысе Расс для него получены частные сообщения.
В 00 часов 25 минут Филиппс ответил «Карпатии»: «Немедленно идите на помощь. Мы столкнулись с айсбергом. Старик, это сигнал бедствия. 41°46′ нордовой, 50°14′ вестовой».
Вскоре Филиппс получил ответ, что «Карпатия» изменила курс и на всех парах идет на помощь.
В 00 часов 40 минут «Титанику» ответили американский «Вирджиния», однотипный с «Титаником» «Олимпик» и русский грузовой пароход «Бирма». Казалось, эфир был переполнен треском искровых разрядов радиотелеграфа. Пароходы, находившиеся за пределами дальности прямого радиообмена с «Титаником», узнавали о катастрофе от других судов, получивших его сигнал бедствия.
V. Когда играли регтайм
«Титаник» стоял неподвижно в ночи на зеркальной глади океана. Из первых трех его огромных труб с неистовым ревом, сотрясавшим тихое звездное небо, извергался пар. Выработанный 29 котлами пар был уже не нужен, теперь он требовался лишь для вращения динамо-машины и отливных насосов. В котельных отделениях, заливаемых забортной водой, чтобы предотвратить взрыв котлов, механики и кочегары тушили топки. Услышав страшный рев, пассажиры первого и второго классов высыпали на верхнюю прогулочную палубу. Было холодно, и люди оделись кто во что смог: меховые пальто, свитера, купальные халаты, пижамы. Когда прекратили стравливать пар и шум стих, над застывшей гладью океана раздался странный, непривычный звук. Он исходил из четвертой дымовой трубы «Титаника». Это был вой трех десятков собак самых разных пород и мастей. Четвертая труба лайнера была фальшивой. Она не имела внутри дымоходов и была сделана для того, чтобы подчеркнуть мощь гигантского судна. В ней имелись различные вспомогательные помещения для хранения спортивного инвентаря и клетки для пассажирских собак. Лишь избранным пассажирам люксов разрешалось держать своих питомцев в каютах. Остальные псы содержались в этой своего рода трубе-зверинце. И вот сейчас, почуяв недоброе, испуганные ревом вырывавшегося из труб пара, животные завыли…
Общей тревоги с сиренами и ударами в судовой колокол на «Титанике» не было. Смит опасался паники. Стюарды спокойно и вежливо разбудили спавших пассажиров, оповестили о «небольшом повреждении» лайнера и предложили всем надеть спасательные жилеты и выйти на шлюпочную палубу. Но выйти на шлюпочную палубу было предложено только обитателям люксов и первых двух классов. В третьем же классе парохода такого объявления сделано не было, и фактически там никто не знал, почему трубы ревут, а судно стоит на месте. Сотни сонных, испуганных людей, толкая друг друга, устремились из кают и кубриков в проходы и коридоры лайнера. Согласно шлюпочному расписанию, пассажиры люксов и первого класса должны были собраться в носовой и средней части шлюпочной палубы, пассажиры второго класса — в кормовой части этой палубы. Место же для обитателей третьего класса, а он составлял две трети всех пассажиров «Титаника», предусматривалось на нижней кормовой палубе позади полубака и надстройки. Но все выходы на эти две нижние палубы были закрыты… В течение двух часов живые цепочки людей, которые ехали в третьем классе, блуждали в поисках выхода по многочисленным коридорам и проходам в чреве огромного парохода. Большая часть из них так и не выбралась на верхние палубы из-за давки, которая там царила. Получилось так, что из нижних помещений третьего класса люди практически не имели возможности попасть на шлюпочную палубу. Толпы женщин и мужчин стояли у начала главной лестницы третьего класса, на кормовой части палубы «Е». Их наверх не пускали стюарды. Распоряжение отправить женщин и детей к шлюпкам последовало лишь в 00 часов 30 минут. Множество народу попало на палубе «Е» в тупики, откуда с трудом находили выход, и опять возвращались туда, откуда начали поиск выхода наверх. А в это время представители высшего общества занимали места в шлюпках.
«Титаник» был снабжен спасательными средствами согласно действовавшим в те годы нормам обеспечения безопасности. Согласно британским правилам, каждое судно валовой регистровой вместимостью свыше 10. тыс. т должно было иметь на борту 16 шлюпок общим объемом 156 м3 и такое количество плотов и плавучих приборов, которое соответствует 75 % объема спасательных шлюпок. Для «Титаника» объем спасательных средств должен был составлять таким образом, 274 м3, что было достаточно для размещения 962 человек. На самом деле общая вместимость шлюпок «Титаника» была достаточной для размещения в них 1178 человек. Фактически шлюпки могли вместить лишь половину людей, находившихся на борту «Титаника», и всего 30 % их общего количества, на которое был рассчитан лайнер. О таком страшном несоответствии не знал никто из пассажиров, и лишь немногие члены экипажа понимали трагизм сложившейся ситуации. Для большинства пассажиров «Титаник» был непотопляем. Они не хотели садиться в шлюпки, полагая, что в большей безопасности будут, если останутся на борту лайнера. Офицерам, матросам и стюардам «Титаника» пришлось буквально уговаривать пассажиров покинуть судно. Капитан Смит отдал приказ: «В первую очередь в шлюпки садятся женщины и дети!» Однако в первых спущенных на воду шлюпках «Титаника» оказалось и немало мужчин. Вежливые стюарды особую заботу проявили к своим подопечным пассажирам из класса «люкс». Вот пример.
Шлюпка под № 1, спущенная с правого борта, позже получила название «специальная миллионерская». Первыми в нее сели уже упомянутые нами сэр Космо Дафф Гордон и его супруга со своей секретаршей мисс Франкателли. Они спросили первого помощника У. Мэрдока, могут ли они войти в шлюпку.
— О конечно, сделайте милость! Я буду рад, — ответил первый помощник. В эту шлюпку разрешили сесть американцам А. Соломону и К. Стенгелю. После этого Мэрдок усадил туда еще шестерых кочегаров, а старшим назначил матроса Саймонса. Когда шлюпку спустили на воду, в ней вместо положенных 40 человек было всего 12. Получилось так, что власть над шлюпкой взял Гордон со своей женой. Она отошла от тонущего «Титаника» и больше к нему не возвращалась. Но об этом позже…
Капитан Смит, видимо, прекрасно понимал драматизм сложившейся ситуации: половина находившихся на борту лайнера людей, за жизнь которых он нес ответственность, должна была погибнуть, потому что спасательные шлюпки не могли принять всех. Он знал, что даже в пробковом спасательном жилете сильный человек, оказавшийся в воде, проживет не более часа. Если в 19 часов термометр показывал 6 °C, то к 20 часам температура воздуха упала до 0 °C, а температура воды в 23 часа равнялась минус 2 °C. Смит чувствовал, что число погибших окажется еще больше, если на тонущем пароходе начнется паника. Поэтому он приказал закрыть все двери проходов, ведущих из помещений третьего класса, где находилось более 700 человек, наверх, к шлюпкам. Чтобы хоть как-то отвлечь внимание пассажиров от мысли о неизбежности гибели корабля, Смит попросил руководителя оркестра судового ресторана Уолласа Хартли собрать своих музыкантов и начать играть. Сперва музыканты собрались в салоне отдыха первого класса, потом вышли на открытую шлюпочную палубу и перед входом на парадную лестницу первого класса начали играть. И вот в ночном холодном воздухе под яркими звездами раздались звуки джаза. Четкие ритмичные и быстрые колена модного тогда регтайма сменяли друг друга. Видимо, они понимали, что играют в последний раз в своей жизни… Звуки оркестра, хотя и заглушали гул толпы, доносившийся с нижних палуб третьего класса, не смогли заглушить револьверные выстрелы. Позже на следствии выяснилось, что во время спуска на воду последних шлюпок из-за начавшейся паники и хаоса офицеры «Титаника» применили огнестрельное оружие. На суде пассажирка Карнелия Эндрюс заявила, что видела, как застрелили нескольких мужчин, пытавшихся захватить приготовленную к спуску на воду шлюпку.
С момента удара об айсберг прошел час…
Гигантское судно тонуло. Вот как это описывает Уолтер Лорд в своей книге «Последняя ночь «Титаника»:
«Его высокие мачты и четыре большие трубы четким черным силуэтом вырисовывались на фоне ночного безоблачного неба. От его прогулочных палуб, от длинных верениц иллюминаторов исходил яркий, слепящий свет. Из шлюпок можно было видеть людей, облепивших поручни леерного ограждения; в тихом ночном воздухе, слышалась мелодия регтайма. Ярко освещенное, оно было похоже на оседающий под бременем собственной тяжести праздничный пирог».
В 00 часов 45 минут с ходового мостика «Титаника» ввысь полетела первая сигнальная ракета. Больше часа помощники капитана пускали в небо эти призывы о помощи. А тем временем слева по носу лайнера, примерно в 10 милях, маячили огни какого-то парохода. Он не оказал помощи и через полтора часа исчез из виду. Позже выяснили, что этим неизвестным пароходом был «Калифорниан», радиста которого так резко оборвал Филиппс.
На «Титанике» спускали на воду последние шлюпки. Второй помощник капитана Чарльз Лайтоллер во время разбирательства катастрофы свидетельствовал, что видел директора-распорядителя фирмы «Уайт Стар» Брюса Исмея. В накинутом поверх пижамы пальто и в ковровых ночных туфлях он стоял у шлюпки, с которой матросы снимали брезентовый чехол, он ни с кем не разговаривал, ни к кому не обращался, а потом, словно загипнотизированный, направился в сторону кормы, где смотрел, как в шлюпку сажали детей и женщин. У шлюпки № 5 он начал торопить матросов: «Спускай! Спускай! Быстрее! Еще быстрее!» Пятый помощник капитана Гарольд Лоу, который в это время работал с талями под шлюпбалками, понимая, что указания и команды Исмея создают путаницу в его работе и подвергают опасности жизнь сидевших в шлюпке людей, крикнул: «Эй, ты! Убирайся отсюда к чертовой матери!» Исмей остолбенел и отошел прочь. Потом он подошел к шлюпке «С», которая уже висела на талях за бортом. Нос лайнера уходил под воду, вода начинала заливать палубу. Брюс Исмей оказался в этой шлюпке… Нет, его туда не столкнула стоявшая рядом толпа. Он прыгнул в нее сам. Во время разбирательства катастрофы он объяснял суду:
— После того как в шлюпку сели все дети и женщины и никого не осталось на палубе с этого борта, я прыгнул в эту шлюпку, когда она уже спускалась на воду.
— Кто-нибудь еще сел в нее? — спросил судья.
— Да, господин Картер и два китайца, которых потом обнаружили, когда шлюпка была спущена.
— Прежде чем вы сели в шлюпку, были попытки созвать кого-либо из пассажиров на шлюпочную палубу?
— Я не знаю. Я все время находился на палубе.
— Вы поинтересовались, что это было именно так?
— Нет.
Уж кому, как не Исмею, было ясно, что, когда он покинул «Титаник», на его борту оставалось еще 1600 человек, среди которых более сотни женщин и десятки детей… Более того, он видел перед своим позорным бегством с тонущего корабля, как многие его друзья из числа «сильных мира сего» отказались занять место в шлюпке раньше женщин и детей. Взять хотя бы обладателя 150 млн долл. Джона Джекоба Астора, который предпочел смерть позору. О его поведении показания на следствии давала американка мисс Маргарита Хейс из Нью-Йорка: «Полковник Астор обнял за талию свою жену и помог ей сесть в шлюпку. Других женщин, которые должны были сесть в эту шлюпку, не было, и офицер корабля предложил Астору сесть в шлюпку вместе с женой. Полковник беспокоился за жену, которая была на восьмом месяце беременности. Он посмотрел на палубу, нет ли там желающих сесть в шлюпку женщин, и занял место. Шлюпку вот-вот должны были спустить на воду, когда из прохода показалась бежавшая женщина. Подняв руку, полковник остановил спуск шлюпки, вышел из нее, помог женщине сесть на его место. Жена Астора вскрикнула и хотела выйти из шлюпки с мужем, но он обнял ее и, нежно похлопав по спине, что-то тихо сказал ей. Когда спускали шлюпку, я слышала, как он произнес: «Дамы всегда должны быть первыми». Многие видели, как Астор улыбался и махал рукой своей жене, когда шлюпка была уже на воде».
Последнюю шлюпку с «Титаника» спускали в 2 часа 05 минут. К этому времени ходовой мостик лайнера уже ушел под воду и носовая часть шлюпочной палубы стала погружаться в море. Лайтоллер, второй помощник капитана, соблюдал крайнюю осторожность. Толпа в несколько сот человек окружила шлюпку, в которой было всего 47 мест… Он приказал матросам и стюардам крепко взяться за руки, окружить шлюпку и пропустить в нее только женщин с детьми. В это время капитан Смит кричал в медный рупор толпе: «Сначала женщины и дети! Мужчины, будьте британцами!»
Теперь с каждой секундой «Титаник» все глубже и глубже уходил под воду. Его корма медленно поднималась над поверхностью океана. Изнутри парохода стали слышны звуки падающей мебели, звон бьющейся посуды, хлопанье дверей кают, которые начали сами открываться и закрываться.
Вода наступала. Наклон палубы стал таким крутым, что люди уже не могли устоять на ногах. Они падали и соскальзывали в воду… Когда шлюпка, которой командовал Лайтоллер, была спущена на воду и ее тали отданы, Смит последний раз зашел радиорубку, где Филиппс и Брайд все еще вели переговоры с судами, спешившими к месту катастрофы. Он сказал им: «Вы выполнили ваш долг до конца. Я разрешаю вам покинуть рубку. Спасайтесь, если сможете. Теперь каждый сам за себя…»
Опустели каюты и салоны лайнера. Во внутренних помещениях «Титаника» стояла тишина, свисавшие под углом хрустальные люстры освещали пустые рестораны и бары призрачным красноватым светом.
Оркестр «Титаника» в полном составе стоял теперь на верхней палубе, между первой и второй дымовыми трубами. Музыканты поверх пальто надели спасательные жилеты. Они продолжали играть… В 2 часа 10 минут руководитель оркестра Хартли постучал смычком по своей скрипке. Звуки регтайма стихли, и в холодном ночном воздухе зазвучала мелодия епископального гимна «Ближе к тебе, о Господи!». С трудом удерживаясь на ногах, музыканты закончили гимн и начали другой. Назывался он «Осень». Но им не удалось сыграть его до конца: «Титаник», вдруг сильно дрогнув корпусом, стал еще быстрее погружаться носом в воду, задирая вверх корму. Находившиеся в шлюпках наблюдали, как люди кучками лепились к стенкам палубных надстроек и рубок, к лебедкам и раструбам вентиляторов.
Вот как описывает последние минуты «Титаника» 25-летний преподаватель Дулвичесского колледжа Кэмбриджа Лоренс Бисли в своем письме, помещенном в газете «Таймс» от 20 апреля 1912 года. Рассказав, где он был в момент столкновения с айсбергом и как попал в одну из шлюпок, Бисли пишет: «Было около 1 часа утра. Ночь была звездная, совершенно ясная, луны не было, и было темно. Море было спокойное, как пруд, и шлюпку лишь слегка покачивало на зыби. Ночь была прекрасная, но холодная. Издали «Титаник», выделяясь на ясном звездном небе, казался громадным, все иллюминаторы и окна в салонах блестели ярким светом, нельзя было и думать, что было что-то неладное с таким левиафаном, если бы не было заметного наклона на нос, где вода доходила до нижнего ряда иллюминаторов. Около 2 часов мы заметили, что наклон на нос быстро увеличивался и мостик целиком погрузился под воду. Пароход медленно поднимался кормой вертикально вверх, причем внезапно свет в салонах исчез, затем на несколько мгновений опять блеснул, после этого исчез совсем. В то же самое время послышался грохот, который можно было бы слышать за мили, — это котлы и механизмы сорвались со своих мест; это был самый роковой звук, когда-либо слышимый среди океана. Но это был еще не конец. К нашему удивлению, корабль остался стоять вертикально в течение продолжительного времени, которое я оцениваю в пять минут; во всяком случае, наверное, в течение нескольких минут «Титаник», подобно башне высотой около 150 футов, стоял вертикально над уровнем моря, выделяясь черным на ясном небе. Тогда мы услышали самый страшный вопль, который когда-либо достигал уха человека, — это были крики сотен наших сотоварищей, боровшихся со смертью в ледяной воде и призывавших на помощь, которую мы не могли им оказать, ибо наша шлюпка была уже загружена полностью».
VI. Утро понедельника 15 апреля
«Титаник» скрылся под водой в 2 часа 20 минут. Водоворота при его погружении, как ожидали многие, не было. Все еще гладкая как зеркало поверхность океана была усеяна спасательными кругами, ящиками, деревянными скамейками, досками, бочками и многочисленными другими предметами, которые продолжали то и дело всплывать откуда-то из глубины Атлантики. В ледяной воде барахтались сотни людей. Температура морской воды была ниже точки замерзания пресной воды — минус 2 °C…
На месте, где под воду ушел «Титаник», оказались еще две шлюпки конструкции Энгельхарта, всплывшие, когда верхняя палуба скрылась под водой. Одна из них была наполовину затоплена, другая плавала вверх днищем. Только самые сильные и выносливые люди сумели найти на этих плавучих островках свое спасение.
Второй помощник капитана Лайтоллер прыгнул за борт с верхней палубы, с крыши помещения командного состава. Вода, вливавшаяся внутрь «Титаника» через вентиляторы у первой дымовой трубы, засосала его и прижала к решетке вентиляционной шахты. Позже он писал: «Когда судно стало резко уходить носом в воду, меня прижало спиной к решетке вентилятора. Я считаю, что в этот момент взорвались котлы судна. Был потрясающий выхлоп воздуха и воды. Меня буквально выстрелило наверх».
Последние минуты лайнера наиболее подробно и достоверно описаны английским историком полковником Грейси в его книге «Гибель «Титаника»». Он оставался на шлюпочной палубе до погружения судна под воду. По мере того как тонущий пароход принимал вертикальное положение, он стал передвигаться с другими пассажирами по правому борту в сторону кормы. Грейс пишет: «Перед нами вставала живая стена людей. Они поднимались с нижних палуб, стояли они лицом к нам в несколько рядов, заняв всю шлюпочную палубу. Проход к корме был наглухо закрыт ими. В толпе были и Женщины и мужчины. Это были пассажиры третьего класса, которые только что прорвались наверх с нижних палуб. Они смотрели на нас, видели, как нас настигала вода. Потом они повернулись в другую сторону, лицом к корме. Не было паники, и не раздавались истерические крики. Это была молчаливая агония толпы…»
О судьбе капитана Смита показания очевидцев весьма противоречивы. Одни якобы видели, что он, не пытаясь прыгнуть в воду, застрелился из браунинга, другие утверждали, что он плавал среди обломков кораблекрушения, держа в одной руке маленькую девочку, третьи свидетельствовали, что спустя час после гибели «Титаника» капитана увидели из шлюпки, куда он отказался влезть. Но что бы там ни утверждали очевидцы, Смит погиб со своим кораблем. Из семи помощников капитана погибло трое. Из 25 механиков «Титаника» не спасся ни один. Из двух радистов лайнера погиб один — Филиппс. Он оставался на своем посту до 2 часов 10 минут, пока работала его радиостанция. Его подобрала одна из шлюпок, но на рассвете он умер.
Большая часть спущенных на воду шлюпок «Титаника» не была укомплектована даже минимальным числом гребцов. В протоколе следственной комиссии сената США, объем которого превышает тысячу страниц, есть одно любопытное показание свидетеля. Англичанка мисс Уайт, которая спаслась на шлюпке № 8, на вопрос сенатора Смита о поведении команды шлюпки ответила:
«Прежде чем мы отошли от тонущего судна, двое мужчин (я подчеркиваю: мужчин и, не называя их моряками, думаю, что это были стюарды) достали сигареты и закурили, закурили в такую минуту! Все эти мужчины покинули судно под предлогом, что они гребцы. Сидевший рядом со мной такой «моряк» взял весло и стал протаскивать его по воде вдоль борта шлюпки. Я спросила его, почему он не вставит весло в уключину. Он спросил: «А что, нужно вставлять весло в эту дырку?» Я ответила, что конечно. Он сказал, что никогда не держал весла в руках». Из разговора с другим «моряком» мисс Уайт узнала, что он тоже никогда не держал весла.
Далее она продолжала: «Женщины в нашей шлюпке гребли, гребла каждая из нас. Госпожа Янг гребла все время. Гребла мисс Свифт из Бруклина. Виконтесса Роте стояла на руле. Мужчины, оказавшиеся в нашей шлюпке, грести не могли. Они и понятия не имели, как это делается. Где бы мы оказались, если бы не наши женщины, с такими мужчинами, которые были назначены командовать нашей шлюпкой? Наш старший по шлюпке время от времени отдавал приказания, а те мужчины, которые не могли грести, грозили ему: «Если ты не прекратишь выпускать слова через дырку в твоем лице, в шлюпке станет на одного человека меньше». Я сама усмирила две-три драки, возникшие между ними, и утихомирила их. Представьте себе этих «моряков» набивающими табаком свои трубки и спокойно закуривающими в то время, когда женщины гребли».
В то же время некий Томас Джонс, матрос «Титаника», которому было приказано командовать этой шлюпкой, заявил при разбирательстве катастрофы следующее: «Повсюду раздавались крики и призывы о помощи. Те, кто видел, что наша шлюпка недогружена, кричали нам, чтобы мы вернулись. Один голос я узнал. Это был мой приятель Пэдди Лайонс из Корка, который спускал шлюпку. Когда мы чуть отошли, он кричал: «Эй, на шлюпке!» Я хотел повернуть обратно, но все женщины закричали и начали меня уговаривать отгребать подальше. В нашей шлюпке было 35 человек. Она свободно могла принять еще 30».
В шлюпке № 6 обстановка сложилась по-иному. Ею командовал матрос первого класса Роберт Хитченс. В ней находились 24 женщины, мальчик со сломанной рукой и два стюарда. Женщины, слыша вопли и крики тонущих в ледяной воде людей, не могли этого вынести и сказали Хитченсу, что следует вернуться туда, где затонуло судно. Но последний заявил: «Нет, мы не пойдем назад, мы спасаем наши жизни, а не их». Никакие уговоры и угрозы пассажирок шлюпки не помогли. Позже одна из них, по фамилии Кэнди, писала: «Командир шлюпки был полон страха, он помешался на этом страхе. Он стоял на корме за рулевым веслом и говорил нам об ужасах, которые нас ожидают в случае, если мы вернемся к «Титанику». Он пытался внушить нам ужас, говоря об огромной воронке, о взрыве котлов, о том, насколько крепка хватка утопающих, которые потопят нашу шлюпку…» Из-за этого шлюпка № 6, где находились 28 человек вместо 65, никого не спасла.
В шлюпке № 4 помимо других 40 женщин находились жены миллионеров Астора, Уайденера, Тэйнера и Райерсо-на. Гребцов не хватало. Никто не знал, как нужно пользоваться веслами, и не понимал команд рулевого. Шлюпка беспомощно кружилась на месте. Жена Райерсона в своих воспоминаниях писала: «Повсюду вокруг нас слышались крики о помощи тонущих людей. Кто-то говорил в шлюпке: «Гребите ради жизни прочь, нас затянет». Мы пытались грести, как могли. Нас вроде никуда не засасывало. Потом мы повернули, чтобы подобрать несколько человек с воды. Некоторые из женщин протестовали, но другие настояли на своем, и мы втащили в шлюпку семерых мужчин. В основном это были кочегары, матросы или стюарды, они так закоченели, что едва могли двигаться. Двое из них вскоре умерли, остальные метались в бреду и стонали».
Третий помощник капитана Питман, командовавший шлюпкой № 5, пошел было на помощь замерзающим в воде людям. Но пассажиры, из которых большинство были женщины, запротестовали. «С какой стати нам расставаться со своей жизнью ради безнадежной попытки спасти других?» — говорили они. В течение часа эта шлюпка, имея 25 свободных мест, стояла на месте, все, кто в ней находился, слышали, как в 300 м от них кричали гибнувшие в ледяной воде люди…
Когда в шлюпке № 1, которой командовал матрос первого класса Саймонс, стали раздаваться голоса о том, чтобы вернуться и подобрать оставшихся в живых людей, сэр Космо Дафф Гордон заявил, что не считает нужным предпринимать такую попытку, поскольку она чревата опасностью: утопающие, мол, «хватаются за соломинку» и могут потопить шлюпку. «Миллионерская шлюпка» бесцельно гребла, двигаясь туда-сюда, но к месту, где погиб «Титаник», не подошла. В течение часа люди, сидевшие в ней, слышали жуткие крики тонущих.
Фактически, как показало следствие, только одна из спущенных с «Титаника» шлюпок вернулась к месту, где он затонул. Это была шлюпка № 14, которой командовал штурман Лоу.
Находясь всего в 150 м от тонущего «Титаника», Лоу, думая, что его шлюпка может быть опрокинута и затоплена тонущими, ждал почти час, прежде чем вернуться и спасти людей. «Это было бы неразумно и небезопасно идти туда раньше, потому что все бы мы погибли и никто из нас не спасся вообще», — объяснял потом на суде пятый помощник капитана «Титаника». Но когда он вернулся, все уже было кончено. Его шлюпка подобрала с воды всего четырех живых человек. Один из них вскоре умер.
Лишь 13 человек из 1600, оставшихся на «Титанике» в момент его гибели, были подобраны с воды 18 шлюпками…
Получив сигнал бедствия «Титаника», капитан «Карпатии» Артур Рострон изменил курс и приказал своему старшему механику поставить двойную вахту кочегаров и идти на предельной скорости. В 24 часа 35 минут капитан рассчитал, что сможет подойти к месту катастрофы через четыре часа. В 1 час 50 минут радист «Карпатии» Гарольд Кот-там получил последнее сообщение с тонущего лайнера: «Идите как можно быстрее. Машинное отделение затапливается по котлы». «Карпатия» мчалась по тихому безмятежному океану. Ее впередсмотрящие следили за плавающим льдом. Потом в одном румбе слева заметили плавающий айсберг. Вскоре они стали попадаться с каждого борта. «Карпатия» несколько раз меняла курс. Ни «Титаника», ни его шлюпок Рострон не замечал. Он приказал пускать ракеты каждые 15 минут. Эти ракеты отчетливо видели со шлюпок в 3 часа 30 минут. Наконец раздался крик впередсмотрящего: он увидел шлюпку. Это была шлюпка № 2, которой командовал четвертый штурман Боксхолл. В 4.10 пассажиры шлюпки были приняты на борт «Карпатии». Когда стало рассветать, увидели флотилию шлюпок, которые были разбросаны на большом расстоянии одна от другой. Последней подгребла к «Карпатии» шлюпка № 12, в которой находились полковник Грейси и радист Горолд Брайд. Так спасено было 703 человека из 2207.
VII. Суд и две исповеди
Когда «Карпатия» прибыла в Нью-Йорк и обстоятельства гибели «Титаника» стали достоянием прессы, мир был потрясен грандиозностью катастрофы. В Америке и в Европе наступили дни скорби и траура. На стоявших в портах судах приспустили государственные флаги, не работали театры, были отменены банкеты, юбилеи и военные парады.
Президент США Тафт и король Великобритании Георг V обменялись посланиями соболезнования. Для выяснения обстоятельств и причин гибели лайнера в Нью-Йорке приступила к работе назначенная сенатом США судебная комиссия, а 2 мая в Лондоне был назначен аварийный суд. Он проходил в Скотиш-холле Вестминстера под председательством лорда Мерсея, всемирно известного юриста и специалиста по разбору морских аварий. Ему помогали профессора-кораблестроители, инженеры-механики, адмиралы и капитаны дальнего плавания. Аварийный суд провел 36 заседаний, закончив свою работу 3 июля 1912 года.
Во время разбирательства обстоятельств катастрофы судебной комиссией в США сенатор Исидор Рэйнер от штата Мериленд выступил с серьезными обвинениями в адрес владельца компании «Уайт Стар» Брюса Исмея. Он высказался о нем как «об офицере, в первую очередь отвечающем за гибель «Титаника», который остался невредимым».
«Господин Исмей заявляет, — говорил сенатор, что сел в последнюю шлюпку. Я не верю этому. Сесть в шлюпку директору-распорядителю компании, уголовно ответственному за столь ужасную трагедию, было не чем иным, как проявлением трусости». Кроме того, сенатор заявил: «У меня нет никаких сомнений в том, что северная трасса, которой шел «Титаник», была выбрана по приказу самого господина Исмея. Он рисковал жизнями всех находившихся на судне людей, чтобы сделать быстрый океанский переход». Стремясь оправдать Исмея, газета «Нью-Йорк сан» писала: «Господин Исмей вел себя с исключительным благородством. Никто не знает, как он оказался в спасательной шлюпке, можно предположить, что он сделал это, чтобы лично объяснить своей пароходной компании обстоятельства катастрофы».
Американской общественности было известно, что на «Карпатии» Исмей, напичканный инъекциями наркотиков, нашел убежище от людских глаз в каюте врача. До конца рейса он не покидал этой каюты и находился под действием наркотиков. Когда он в Нью-Йорке сошел с борта «Карпатии» на пирс, его окружила толпа журналистов, и он вынужден был дать им интервью. На вопрос, почему он оказался в шлюпке, Исмей отвечал: «За кого вы меня принимаете? Конечно, перед спуском у шлюпки не было ни женщин, ни детей. Я думал, что они уже все спасены… Я могу только сказать, что офицеры и сотрудники компании «Уайт Стар» сделают все человечески для них посильное, чтобы уменьшить страдания и печаль родственников и друзей тех, кто погиб. Я греб на шлюпке всю ночь, до тех пор пока нас не подняли на «Карпатию»». На суде он неоднократно повторял, что рядом со шлюпкой перед ее спуском на воду не было ни женщин, ни детей, что он греб всю ночь, что его совесть чиста. Однако суду было очевидно, что коэффициент смертности детей из третьего пассажирского класса «Титаника» почему-то оказался более высоким, чем среди мужчин из первого. Из 76 детей третьего класса спасено 23 (30 %), а из 173 мужчин первого класса спасено 58 (33 %).
Более обстоятельно повел следствие аварийный суд в Лондоне. С каждым очередным его заседанием вырисовывалась истинная картина происшедшего с «Титаником». Отмечалось, что встреченный «Титаником» лед не появлялся так далеко к югу в течение многих лет. Суд подтвердил, что оба радиста лайнера, занимаясь передачей и приемом частных сообщений, не передавали полученные ими предостережения об айсбергах на ходовой мостик. Много говорилось и о шлюпках, что большая часть их отошла от борта тонущего корабля полупустыми и лишь одна вернулась к месту гибели судна. При чтении стенографического протокола суда бросается в глаза один факт: текст протокола занимает более тысячи машинописных страниц, а вынесенное судом постановление — всего четыре строки. Оно звучит так: «Суд, тщательно расследовав обстоятельства катастрофы, нашел, как это явствует из приложенных к сему документов, что гибель означенного выше корабля произошла из-за столкновения с айсбергом, вызванного чрезмерной скоростью, с которой вели корабль». Суду было известно, что в списке жертв «Титаника» фигурировали фамилии только четырех пассажирок первого класса из 143. Трое из них отказались сесть в шлюпки и остались с мужьями. Во втором классе из 93 женщин погибли 15, а в третьем — из 179 — 81.
В отчете лорда Мерсея о факте дискриминации пассажиров третьего класса не упоминалось ни слова. Во время расследования ни у одного пассажира третьего класса не были взяты свидетельские показания. Единственный оставшийся в живых стюард, обслуживавший этот класс, заявил, что пассажиров не выпускали на верхние палубы до 01 часа 15 минут. Слова председателя аварийного суда не соответствовали истине: «Я удовлетворен тем, что заявление относительно большого числа погибших в третьем классе по отношению к числу погибших в двух других классах не обосновано тем, что с ними поступили несправедливо. С ними не поступили несправедливо».
В то же время лорд Мерсей не позабыл реабилитировать двух из числа «сильных мира сего». Он заявил:
«В ходе разбирательства дела нападка была сделана на моральное поведение двух пассажиров, а именно сэра Космо Даффа Гордона и господина Брюса Исмея. В задачу суда не входит рассматривание подобных вопросов, и я бы обошел их молчанием, если бы не опасался, что молчание мое может быть неправильно понято. Очень суровое обвинение сэра Космо Даффа Гордона в том, что он, оказавшись в шлюпке № 1, подкупил матросов, управлявших ею, чтобы они гребли прочь от тонущих людей, судом не найдено.
Что касается нападок на господина Брюса Исмея, то они выражаются в предположении, что, занимая положение директора-распорядителя пароходной компании, моральный долг обязывал его остаться на борту до тех пор, пока судно не затонет. Я не согласен с этим. Господин Исмей, оказав помощь многим пассажирам, увидел, что последняя из шлюпок, № «С», фактически уже спущена на воду. В ней было для него место, и он прыгнул в нее. Не прыгни он в нее, он просто бы добавил еще одну жизнь, свою собственную, к числу погибших».
Да уж, действительно — «ворон ворону глаз не выклюет»…
Но ни газеты и ни эта речь Мерсея не смогли смыть пятно позора с директора и владельца фирмы «Уайт Стар». В мире таких же финансовых воротил он уже был мертвецом. Как простой люд, так и аристократия Америки и Англии не могли простить ему, фактическому хозяину «Титаника», одного — он залез в последнюю шлюпку, когда на борту гибнущего судна оставалось больше сотни женщин с детьми и полторы тысячи мужчин, когда капитан Смит кричал в рупор: «Мужчины, будьте британцами!»
Капитан «Титаника» Смит хотя и был признан судом виновным (посмертно) в катастрофе, но его ошибки не обсуждались. К позорному столбу приговорили Стенли Лорда — капитана парохода «Калифорниан». Жрецы Фемиды доказали тогда, что огни судна, которые видели с тонущего «Титаника», принадлежали «Калифорниану», который якобы находился в шести милях к северу от места разыгравшейся драмы.
Капитан Лорд протестовал, оправдывался, клялся, что в ту ночь его пароход находился в 30 милях от места гибели «Титаника» и что никаких сигналов бедствия он не видел. Но все, было напрасно: его отстранили от службы, и долгих пятьдесят лет он, всеми презираемый, жил уединенно, влача жалкое существование.
Прошло полвека… В начале 1962 года англичане были потрясены сенсацией. В январе того года в живописном пригороде Ливерпуля, в городке Уоллоси, умирал 84-летний моряк, бывший капитан. Он попросил родных поставить к своему смертному одру магнитофон. Когда старик скончался, пленка попала в руки журналистов. Прослушав ее, они поняли, что это рассказ о некоторых странных обстоятельствах гибели «Титаника». Автором и диктором записи оказался Стенли Лорд.
Через несколько месяцев Англия поняла, что все обвинения в его адрес были несправедливыми. Кто-то, по странной прихоти судьбы, случайно нашел вахтенный журнал и личный дневник старшего помощника капитана норвежского промыслового судна «Самсон» Хенриха Наэсса. Оказалось, что судно, которое видели с «Титаника», отнюдь не «Калифорниан». Это был «Самсон», возвращавшийся домой после нескольких месяцев браконьерского промысла на чужих тюленьих лежбищах.
Выступая в сентябре 1963 года по Би-би-си, Хенрих Наэсс признался, что замеченные им белые ракеты «Титаника» он принял за сигналы американского патрульного корабля, который, как ему казалось, гнался за «Самсоном». Боясь потерять богатую добычу, Наэсс погасил ходовые огни и взял курс на север, потом пошел к берегам Исландии. В чужом порту из газет он узнал о гибели «Титаника». Позже, сверившись с записями в вахтенном журнале, норвежец пришел к выводу, что он, Хенрих Наэсс, — косвенный виновник гибели полутора тысяч человек.
Наэсс заявил: «Теперь я понимаю, что значили видимые нами в ту ночь огни и ракеты. Мы находились совсем близко, когда «Титаник» пошел ко дну. Да, мы были рядом на большом надежном судне, имеющем восемь шлюпок, и море было тихим и спокойным. Неужели мы ничего не предприняли бы, если бы знали, что творилось! А радио у нас не было…» Теперь всем стало ясно, почему с Таким упорством капитан Лорд и его офицеры в свое время утверждали, что видели уходившее на север неизвестное судно. «Калифорниан» стоял во льдах в 30 милях от «Титаника». Вот как об этом сказано в «Оксфордском справочнике по кораблям к морю» (Лондон, 1976): «Два расследования катастрофы сделали козлом отпущения капитана парохода «Калифорниан», огни которого, как констатировалось, были видимы на горизонте в 1 час ночи. Показания ясно свидетельствовали, что эти огни не могли быть его огнями». Об ошибочных выводах по обвинению капитана Лорда, сделанных сенатором Смитом и лордом Мерсеем, четко сказано в книге английского капитана Тингера Пэдфильда «Титаник» и «Калифорниан», вышедшей в Англии в 1965 году.
Не так давно английские морские историки, занимающиеся обстоятельствами гибели «Титаника», выяснили, что ближе других судов от места драмы находился не «Калифорниан», а пароход «Маунт Темпл». Его капитан Джеймс Мур, получив по радио сигнал бедствия, тут же изменил курс и направил свое судно на помощь. Спустя три часа «Маунт Темпл» попал в окружение плавающего льда и обломков айсбергов. Пароход вынужден был остановиться всего в 14 милях от места катастрофы…
Гибель «Титаника», которая 76 лет назад потрясла мир, не прошла для человечества даром. Она как бы положила конец самоуверенности людей в своих технических возможностях. И именно эта трагедия явилась толчком к разработке, обсуждению и подписанию «Международной конвенции по охране человеческой жизни на море». Катастрофа «Титаника» положила конец практике, в соответствии с которой пассажиры первого класса подлежали эвакуации с тонущего судна в первую очередь. Люди наконец поняли, что число мест в спасательных шлюпках любого судна должно быть достаточным, чтобы в случае его гибели можно было разместить всех..
Александр Пестун,
Рустам Валеев
ШЕСТВИЕ
КАМЕННЫХ ГОЛИАФОВ
Гипотеза
Схемы авторов
Художник М. Константинова
На этот маленький островок пришли люди, которые в изобретательности и творческой энергии никому не уступали. У них не было войн и было сколько угодно времени, чтобы сооружать свои вавилонские башни на фундаменте древней традицииТур Хейердал. «Аку-Аку»
Об острове Пасхи знают все. Затерянный в просторах Тихого океана клочок вулканической суши был открыт 6 апреля 1722 г. голландцем адмиралом Я. Роггевеном. Адмирал и его люди пробыли на острове всего сутки. Их приветливо встретили рослые смуглые жители, похожие на полинезийцев, среди которых голландцы с удивлением увидели туземцев с почти черной, красноватой и даже совсем белой кожей. Совершенно европейского облика был и посетивший корабль представитель местного руководства, который держался с большим достоинством и отличался от моряков разве что экзотическим дикарским одеянием и длинными, свисающими до самых плеч мочками ушей, в которых были вставлены какие-то тяжелые белые украшения. Невиданной по пышности татуировкой и такими же ушами щеголяли здесь многие. Но больше всего голландцев поразили огромные каменные статуи своеобразного вида, во множестве возвышавшиеся на берегу, — как смогли перенести их сюда туземцы, было совершенно непонятно. При ближайшем рассмотрении явно не отличавшийся особой наблюдательностью Роггевен решил, что все объясняется крайне просто и что идолы слеплены на месте из глины, в которую для красоты и прочности вкраплены булыжники. Перед некоторыми из них островитяне разжигали огромные костры и почтительно воздевали и опускали сложенные вместе руки. Утром следующего дня путешественники увидели, как туземцы в окружении сотен костров молились восходящему светилу. Еще раз подивившись нравам и чудесам этого удивительного острова, Роггевен отбыл на дальнейшие поиски Южной терра инкогнита.
Самый уединенный из островов
Посреди величайшего из океанов, далеко в стороне от обычных судоходных трасс, в точке с координатами 27°8′24″ ю. ш. и 109°25′20″ з. д., поднимается над водой вершина подводного нагорья — остров Пасхи. Площадь — 165,5 км2, население около тысячи человек, взлетно-посадочная полоса для самолетов, климат субтропический, сухой сезон длится с декабря по май, дожди и холод — с июня до ноября. Гавани нет, стоянка на якоре небезопасна. 2600 миль до побережья Южной Америки, чуть больше — до острова Таити, в 2000 милях на северо-востоке лежат Галапагосские острова. Далеко на юге, за границей айсбергов, — Антарктида.
Несколько больших вулканических конусов, самый высокий из них, Рано-Арои, поднимается на 511 м над уровнем моря. Сильно пересеченная каменистая поверхность. Ручьев и рек нет, вся дождевая вода уходит в поры и трещины, только в нескольких кратерах зеленеют небольшие озерца, заросшие тростником тоторо. Растительность очень скудна, леса нет. Много наскальных рисунков, которые изображают разнообразных животных, символы, лодки, очень редко человека и очень часто маски с большими круглыми глазами — мотив, широко распространенный как на островах Тихого океана, так и на Американском континенте.
«Все окружает, над всем господствует необозримый океан и необозримое небо, безбрежный простор и полная тишина. Живя здесь, постоянно прислушиваешься к чему-то, неведомо к чему и подсознательно чувствуешь, что ты находишься в преддверии чего-то еще более величественного, лежащего за пределами нашего восприятия» — так писала еще в начале нашего века К. Раутледж, одна из первых исследователей культуры острова. Много воды утекло с той поры, но здесь все осталось, как было, и даже редкие группы гомонливых туристов не могут что-либо изменить — они уходят, а тишина остается.
Более 200 каменных платформ высотой до 3 и длиной до нескольких десятков метров возвышаются на острове, занимая практически все побережье, за исключением мыса Поике и окрестностей Рано-Као. Эти каменные алтари делятся на аху, на которых стояли статуи, и аху без статуй. Первых насчитывается 114. Они отличаются от остальных большими размерами, более строгими формами и более качественным изготовлением. Самые совершенные из них — аху Винапу и аху Тангарики, которые перестроены из старых святилищ Раннего периода и представляют собой высокую стену из мегалитов неодинаковой формы, подогнанных друг к другу с поразительной точностью.
Камни, небо и тишина — это и есть остров Пасхи.
Павшие кумиры
Обычно на аху устанавливали от 3 до 6 статуй (моаи), но на самых больших находилось 15–16 монументов. Все они стояли спиной к воде, и только 7 изваяний на аху Акиви смотрят в океан. До сих пор более 200 моаи лежат ничком или навзничь вокруг своих пьедесталов. Падение статуй обычно объясняют междоусобицами. Побывавший на острове Пасхи советский геолог Ф. П. Кренделев выдвинул и с профессиональной четкостью обосновал и другую версию, согласно которой к падению моаи причастны сейсмические явления.
Только в 1956 г. потомки древних пасхальцев впервые подняли одного из истуканов. Позже в ходе реставрационных работ были поставлены на свои постаменты (уже с помощью подъемного крана) еще несколько изваяний. Но все же они и сейчас не производят такого впечатления, какое исходит от статуй Рано-Рараку.
Стражи вулкана
Лишь немногие моаи были изготовлены из материала, имевшегося непосредственно возле места установки, подавляющее большинство изваяний родилось в каменоломнях вулкана Рано-Рараку. В качестве мест добычи камня были облюбованы выходы твердых пород на почти отвесном юго-восточном склоне: нижний, продуктивный слой (непосредственно у естественной делювиальной осыпи), средний (несколько десятков метров над ней) и верхний (гребень кратера). Поражают масштабы происходившего. Кажется, что неведомые ваятели были настолько всесильны и настолько вдохновлены неведомой нам сейчас задачей, что их совершенно не смущали ни размеры изваяний, ни их количество, ни положение в пространстве исходного материала.
Поначалу пришедший сюда видит просто поросший желтоватыми травами откос и черно-серые скалы. Некоторое время спустя он обнаруживает, что изрезанные выемками скалы, через которые он все это время карабкается, не просто скалы и что он сейчас, например, стоит на чьей-то обширной впалой груди, а неподалеку в зарослях папоротника виднеется всплывающий из толщи камня характерный профиль с узким носом и плотно поджатыми тонкими губами. Постепенно исследователь начинает различать окружающие формы и чувствовать себя мышонком, который решил прогуляться по пустому дому и был застигнут невесть откуда появившимися хозяевами. Но не надо бояться. Неведомые силы уже сотни лет назад погрузили этих великанов в глубокий сон. Что-то произошло здесь незадолго до появления европейцев. Встречаются и разбитые статуи. Есть и такие, которые не стали заканчивать из-за неудачно расположенного твердого ксенолита трахибазальта, не поддающегося обработке рубилами из того же материала. Тело одного незаконченного моаи и скалу, от которой он еще не отделен, пересекает трещина — след случившегося уже в историческое время землетрясения. Но все же большинство статуй не было закончено по какой-то иной причине. Тысячи каменных рубил брошено у колыбелей так и не родившихся исполинов. Некоторые готовые, полностью отшлифованные изваяния лежат на откосе — их явно спускали по склону вниз, к равнине, но почему-то тоже бросили на произвол судьбы. В самом воздухе, кажется, висит явственное ощущение бедствия, которое заставило внезапно прекратить все работы. Некоторые моаи — те, которые заросли лишайником, — уже умерли. Так во всяком случае говорят островитяне.
Менее известны более сотни изваяний в кратере Рано-Рараку, которые своими размерами не уступают тем, что у подножия горы. Отличаются они только менее тщательной отделкой и тем, что изготавливались из тахилитовых туфов верхнего продуктивного горизонта и далее спускались на спинах только внутрь кратера для установки в ямы. 28 моаи до сих пор еще стоят более-менее вертикально лицом к центру кратера, причем, чем менее изваяние заглублено в грунт, тем более оно наклонено на спину. Никто не знает, зачем их здесь поставили. Все остальные моаи, рожденные на Рано-Рараку, изготовлены из туффитов и туфов андезитовых базальтов среднего и нижнего продуктивного горизонтов, они спускались вниз только для дальнейшей транспортировки во все концы острова. Широко распространенное представление об огромных истуканах, неведомо как вознесенных на стометровые неприступные скалы, — это всего лишь миф, рожденный литературными преувеличениями. Их никто туда не возносил, они изготовлены на месте.
Охраняют подступы к этому царству спящих монстров стоящие спиной к центру вулкана огромные изваяния на делювиальной осыпи. Считают, что эти единственные неповерженные в период смут моаи были поставлены здесь временно в открытые ямы для того, чтобы набело отделать спину. Затем их снова укладывали на склон, спускали к равнине, каким-то образом перетаскивали к берегу, а там ставили на аху. В 1680 г. все работы были внезапно прекращены, последовавшие вскоре ливни вызвали сильные оползни грунта с горами обломочного материала и затупившихся инструментов. Оползни засыпали готовившиеся в путь статуи — некоторые почти по брови, некоторые по грудь, некоторые по шею. Отсюда, кстати, происходит представление о «пасхальских головах», хотя у моаи всегда есть туловище, усеченное на уровне бедер. Раскопанный в 1955–1956 гг. 5,5-метровый моаи № 295, например, оказался ростом 11,8 м.
Первые европейские путешественники застали статуи уже засыпанными. Судя по их рисункам, уровень грунта был тогда таким же, как и сейчас. Так и стоят они по сей день немыми свидетелями былого. Кто они, чьи черты таятся в их незрячих лицах? Кто, зачем и когда воздвиг их здесь, на забытом всеми маленьком островке? Как это делалось, как создали и перенесли на многие километры сотни этих неподъемных мегалитов?
Кто, как, когда
Свидетельства водителей фрегатов и более поздних исследователей, отрывочные сведения из фольклора и современные гипотезы предлагают следующие ответы на вопрос о том, кого изображают статуи. Это: 1) духи, 2) божества, 3) межевые столбы, 4) надгробия, 5) памятники знати и обожествляемым предкам, 6) украшения, 7) автопортреты космических пришельцев, 8) изображения роботов.
На сегодняшний день твердо установлено, что моаи не были ни украшениями, ни тем более межевыми столбами. Они никогда не стояли на границах возделанных полей, а те моаи, которые и сейчас можно встретить вне каменоломен и вне окрестностей аху, лежат вдоль древних, частично мощеных, уходящих в океан дорог, по которым их, надо полагать, перетаскивали к местам установки. Некоторые моаи были, по-видимому, надгробиями — внутри по меньшей мере одного пьедестала есть захоронение, а другие изображали либо богов, либо духов (т. е. племя сверхъестественных существ рангом пониже), либо вполне конкретных исторических лиц (т. е. эти статуи были стилизованными портретами людей). До наших дней дошли предания о том, что представители пасхальской знати заранее заказывали профессиональным ваятелям монумент, да чтобы он был побольше.
Схема расположения статуй на о. Пасхи. Кружками показаны статуи, стоящие на аху, треугольниками — статуи в земле
Надо отметить, что все сказанное относится к «классическим» моаи, т. е. к моаи Среднего периода, которые изготавливались приблизительно с XI по XVII в. Раскопки обнаружили и совершенно другие, до этого никому не известные статуи Раннего периода. Некоторые из них удивительно походят на тиауанакские статуи из Южной Америки.
Мегалитические скульптурные изображения сверхъестественных существ и просто людей — так можно кратко определить суть и назначение статуй острова Пасхи. Более точные сведения о моаи — кого как звали, кто в какой степени обладал магическими свойствами и по какому случаю был вознесен на пьедестал — могли бы дать только сами древние. Ученым доподлинно известно имя только одного небольшого моаи из культового центра Оронго: Хоа-Хака-Нана-Иа — «Рассекающий Волны». Он был главным божеством для всех племен Рапа-Нуи и пользовался большим уважением и авторитетом даже в период смут, называемый в преданиях «хури моаи» — «время, когда свергали статуи».
Оставленные на всех этапах изготовления статуи не дают пищи для экстравагантных предположений по поводу того, кто здесь работал. Люди, конечно. Не совсем ясно только, какие именно: ханау еепе или ханау момоко. Потомки первых уверяют, что они. Вполне возможно, так как почти каждый при желании может постичь азы этого искусства. Вот как описывает Т. Хейердал работу бригады над заказанной им статуей: «Вдруг послышалось странное тихое пение… громче, громче… Пели где-то в нашем лагере, а вот к пению присоединился ровный глухой стук. Чем-то древним, необычным веяло от этой музыки… В слабом огне, который пробивался наружу из столовой, мы различили посреди площадки между палатками сидящих людей, которые колотили по земле затейливо орнаментированными палицами, веслами и рубилами. На голове у каждого был убор из листьев, словно венец из перьев, а две фигурки с краю были в больших бумажных масках, изображавших птицечеловека с громадными глазами и клювом. Они кланялись и кивали, остальные пели, покачивались и отбивали такт…
— Это очень старинный обряд, древняя песнь каменотесов. Они обращались к своему главному богу Ату а, просили, чтобы им сопутствовала удача в предстоящей работе».
Наутро шесть человек приступили к отвоеванию у скалы 5-метрового моаи (большего числа рабочих и не потребовалось, они бы только мешали друг другу): «Наши друзья длинноухие с самого начала ясно представляли себе ход работы, — продолжал Т. Хейердал. — У стены были сложены в ряд старые рубила, кроме того, каждый поставил возле себя наполненный водой сосуд из высушенной тыквы. Бургомистр в том же венке из папоротника бегал взад-вперед, проверяя готовность. Затем он где вытянутой рукой, где пядью сделал замеры на скале — очевидно, знал пропорции по своим деревянным фигуркам. Нанес рубилом метки — все готово… Держа рубила, словно кинжал, они по знаку бургомистра запели вчерашнюю песнь каменотесов и принялись в лад песне стучать рубилами по скале. Удивительное зрелище, удивительный спектакль… Впервые за сотни лет на Рано-Рараку снова стучали рубила. Песня смолкла, но не прекращался перестук рубил в руках шестерки длинноухих, которые возродили ремесло и приемы работы своих предков. След от каждого удара — пятнышко серой пыли, и все, но тут же следовал еще удар, еще и еще, глядишь, и пошло дело. Время от времени каменотесы сбрызгивали скалу водой из тыквы. Так прошел первый день… На третий день на скале вырисовались контуры истукана. Длинноухие сначала высекали параллельные борозды, потом принимались скалывать выступ между ними… И без конца меняли рубила, потому что острие быстро становилось круглым и тупым… Бургомистр собирал затупившиеся рубила и бил, словно дубинкой, одним по другому, так что осколки летели. Смотришь, рубило уже опять острое, и было это на вид так же просто, как чертежнику заточить карандаш».
Не приходится сомневаться, что и в старые добрые времена дело обстояло в точности так же, включая сюда и все тонкости ритуала, — не для приезжих же все это было за полдня изобретено, срепетировано и показано. 25 человек, побольше рубил, немного везения, год времени и бездна терпения — вот и все, что надо для изготовления моаи высотой с трехэтажный дом. Затем находят подходящий участок скалы и сотней миллионов ударов убирают все лишнее. Никаких необъяснимых загадок. А начинаются загадки сейчас, сразу же после окончания каменотесных работ.
Как спустить многотонный монолит с высокой неприступной скалы до ее подножия? Как перетащить его на другой конец острова? Как поднять на пьедестал? Как, наконец, установить на голову стоящего моаи пукао — гладкий «камешек» объемом несколько кубометров?
На сегодняшний день перебрали, кажется, все без исключения возможные и все невозможные версии. Набралась, образно говоря, целая связка ключей, призванных отомкнуть дверь, за которой лежит долгожданная разгадка. Здесь все — от скованных мерками повседневности и практицизма всевозможных транспортных приспособлений до единодушно отвергаемой фольклорной версии о том, что истуканы якобы шли сами при помощи. некоей сверхъестественной силы (в Океании ее называют «мана»), и более популярного в наш просвещенный век предположения о том, что здесь не обошлось без космических пришельцев.
Люди, нечистая сила — или все же палеоастронавты?
Самые крупные из перемещавшихся моаи, как известно, достигают высоты 10–12 м, но исследователи до сих пор не могут прийти к единому мнению по поводу их веса. Для одной и той же статуи называют величины 10, 20, 50 и даже 80 с лишним тонн. Более строгие расчеты объемов моаи с привлечением данных по материалам, из которых они изготовлены, показывают, что перемещавшиеся моаи весят от 2 до 40 т. Поэтому будем в дальнейшем считать, что ваятелям предстояло извлечь 40-тонный мегалит из тесной ниши, которая находится в 60 м над подножием почти отвесной скалы, а затем перенести его на трехметровый постамент на противоположном конце острова. Вот такие примерно дела творились на этом удивительном острове. И пусть никого не разочаровывает то, что самые крупные из пасхальских идолов весят не 80, а «всего» 40 т. Ваятели готовили в путь монстра ростом 21,8 м и массой около 350 т. В мире существует еще только одна цельнокаменная скульптура подобных размеров и веса (статуя Будды в Юго-Восточной Азии), но она в отличие от «королевского» моаи создана в местности, где никогда не было недостатка в рабочей силе.
«Да, не просто даже без груза влезть по канату на макушку стоящего исполина. Но еще труднее понять, как могли втащить наверх и водрузить на голову огромную «шляпу», если учесть, что она тоже каменная и при объеме до 6 м3 весит столько же, сколько два взрослых слона. Как поднять двух слонов на высоту 4-этажного дома, если нет подъемного крана или хотя бы сподручного бугра поблизости?… Удивительнее всего то, что колоссы переносились по острову не в виде бесформенных глыб, не боявшихся толчков, а как законченные человеческие фигуры, тщательно обработанные и отшлифованные до блеска — от мочек ушей до лунок ногтей» (Т. Хейердал).
«Однако возможен и другой подход к этой проблеме: может быть, статуи никто не тащил из кратера Рано-Рараку через весь остров? Изваяния для аху высекались поблизости в подходящей породе?» (Ф. П. Кренделев, А. М. Кондратов).
В единичных случаях так и было. Но возле каждой из двух сотен аху нет индивидуальной каменоломни с серо-желтым туфом. Этот материал, из которого сделаны практически все изваяния на побережье, есть только на Рано-Рараку и еще в двух-трех местах. А если вспомнить про статуи, которые высекали в тесных «гротах» отвесной скалы, то трудно будет согласиться с предположением о том, что статуи никуда не передвигались и должны были быть воздвигнуты на том месте, где родились.
«Некоторые авторы, например, утверждают, что при перетаскивании разбрасывали по дороге батат и ямс! Попробуйте-ка представить себе это невероятное пюре протяженностью в несколько километров!.. Другие говорят, что под статуи подкладывали деревянные катки.
Третьи говорили о салазках.
Да, конечно, веревку в то время знали, и нам известна ее текстура. Она была достаточно прочной, ну а во всем остальном это просто невероятное предположение… Совершенно естественно, что логика ищет доказательств, но самое удивительное — это категорический ответ рапануйцев: статуи передвигались с помощью маны. Странно, но ответ всегда один и тот же… А что, если в определенную эпоху люди умели использовать электромагнитные силы или силы антигравитации? Это предположение безумно, но все-таки менее глупо, чем история с давленым бататом… Парапсихология будет, вероятно, поколеблена на этом острове с таким таинственным магнетизмом… Мне приходит на ум и другое утверждение одного из островитян. Он говорил, что «статуи двигались стоя, делая полуобороты на своем круглом основании». Как будто здесь применяли какой-то электромагнитный механизм с ограниченным полем» (Ф. Мазьер).
Бытует и гипотеза Э. Дэникена о том, что статуи острова являются доказательством пребывания на Земле представителей инопланетной цивилизации.
«Сотни огромных фигур и сегодня вызывающе смотрят на путешественников с 10- или 20-метровой высоты. Вес их достигает 50 т. Они похожи на роботов, которые как бы того и ждут, чтобы начать действовать. Когда-то эти колоссы имели шапки, но и они не помогли разгадать загадку этих статуй. Одна из таких шапок — каменная глыба весом в Ют — валялась не в том месте, где была статуя». Справедливости ради надо, правда, отметить, что не сотни фигур смотрят сейчас на путешественников, и не с 10- и 20-метровой высоту, а их вес немного меньше 50 т. Но все остальное верно. Далее Э. Дэникен приходит к вполне логичному выводу: «Кто же высекал эти статуи из скал, обрабатывал и транспортировал их на нынешние площадки? Как их полировали и устанавливали? И как же можно было подать шляпу-камень, которая высекалась в другой каменоломне? Двух тысяч местных жителей не могло бы хватить для этой работы, если бы даже они работали день и ночь. Местные жители не могли бы создать эти огромные статуи».
Нельзя не согласиться с отзывами ученых на книги и на фильм «Воспоминание о будущем» Э. Дэникена. В безапелляционности суждений и в не менее удручающем невежестве ему действительно не откажешь, но не выплескивают ли критики вместе с водой и ребенка? Если пойти дальше приводимых ими общих слов и внимательнее рассмотреть имеющиеся конкретные рациональные объяснения способов перемещения изваяний о. Пасхи, выясняется совершенно неожиданная вещь: аргументированность «инженерных» гипотез ничуть не больше аргументированности «телекинетической» и «внеземной» версий. Десятки существующих на сегодняшний день предположений, в которых фигурируют всевозможнейшие приспособления (рычаги, салазки, рамы, катки и т. д. и т. п.), не в состоянии дать сколько-нибудь удовлетворительное объяснение тому, как моаи передвигались по острову. Общий недостаток большинства предположений в том, что они либо неработоспособны (законы механики попросту не позволяют осуществить необходимое перемещение), либо малоприемлемы (требуют поистине чудовищных для немногочисленного населения острова затрат явно нелепого труда), либо заведомо не обеспечивают сохранности статуй. Только один-единственный метод, экспериментально проверенный и описанный Т. Хейердалом (использование рычага и опорной насыпи) (рис. 1), безусловно, работоспособен и удовлетворяет всем основным условиям, которым должны удовлетворять технические приемы древних:
1) соответствовать уровню техники и материальных возможностей применявших его людей;
2) естественно вытекать из образа мышления и повседневного житейского опыта;
3) быть предельно простым и изящным, как и все истинно талантливое.
Рис. 1
Способ подъема, описанный Т. Хейердалом
Но метод, описанный Т. Хейердалом, объясняет только третью часть проблемы — подъем лежащего изваяния и установку его на аху, а также различные кантовочные операции. Что же касается транспортировки статуй, то здесь с сожалением приходится констатировать, что вопрос до сих пор остается открытым. Даже с помощью сегодняшних машин очень не просто сделать то, что островитяне ухитрились осуществить, используя минимальные технические средства. Но ведь имел место еще и головокружительный спуск со скал. Современные инженерные представления пока не смогли дать ответ и на эту древнюю загадку. Историки обычно обходят ее молчанием, а объяснить пытаются лишь с помощью одного туманного предположения о спуске мегалитов посредством неких воротов или кабестанов, от которых остались-де только несколько высверленных на гребне кратера «стаканов» (имеются в виду не очень глубокие отверстия диаметром около метра рядом с каменоломнями).
Как здесь не вспомнить легенды острова, в которых есть смутные упоминания о «мане», магической силе, которой обладали не только вожди и пресловутая старуха с омаром, но и рядовые островитяне. Магических сил одного человека, конечно, было недостаточно для приведения в движение сорокатонного камня. Но собравшиеся вместе и объединившие свои силы островитяне совершали невероятное: статуя «оживала» и начинала перемещаться самостоятельно..
«…Отделив спину, начинали головоломный спуск по склону к подножию вулкана. Иной раз многотонных колоссов спускали по отвесным обрывам, через полки, на которых тоже шла работа над идолами. Немало истуканов побилось, но подавляющее большинство спустили целехонькими…» (Т. Хейердал).
«На склонах вулкана можно встретить и не такое. Например, статуи эти спускались над десятками других, не оставляя на них следов. А ведь статуи в 10 или 20 т представляют здесь определенную проблему, не так ли?» (Ф. Мазьер).
И так далее, и так далее. Но хватит цитат, масштабы и, без преувеличения, грандиозность задачи достаточно ясны. Представьте на минуту, что вам практически голыми руками предстоит спустить с карниза одного из верхних этажей высотного здания, что на Смоленской площади в Москве, каменную глыбу, вес которой превышает вес среднего танка, а затем перетащить к кольцевой автомобильной дороге. Ладно, худо-бедно половина населения острова могла впрячься в веревочные постромки и, проклиная свою техническую отсталость, потащить глыбу волоком. Но как быть со спуском? Может быть, островитяне и в самом деле научились использовать какие-то аномальные природные явления, которые в силу своей редкости настолько мало изучены современной наукой, что кажутся нам невозможными и даже еретическими? Или же изваяния о. Пасхи перемещали не люди, а гостившие на их маленькой, затерянной в безбрежном океане земле существа, технически несоизмеримо более могущественные, чем горстка людей каменного века? Так какой же из этих оставшихся двух ключей подойдет к древней загадке? Неизвестные физические свойства, присущие этому острову? Или все же палеоастронавты?
Или дело обстоит намного проще, и дверь, за которой лежит разгадка, даже не заперта, просто она открывается в другую сторону?
Не могут не существовать какие-то предельно простые и естественные способы обращения с этими мегалитами, иначе действительно придется предположить, что наша маленькая, затерянная в безбрежии пространств Земля еще в 3-м тысячелетии до н. э. подверглась прямо-таки нашествию пришельцев из космоса. Это они, помимо всего-прочего, соорудили египетские пирамиды, Стоунхендж, Ворота Солнца, Баальбекскую террасу и шесть веков подряд таскали с места на место истуканов о. Пасхи.
Загадка перемещения статуй по существу — самая простая из всех загадок острова. Здесь в нашем распоряжении имеются и место действия, и сами объекты транспортировки, и, наконец, общеизвестные законы механики.
О канатах и бревнах
В одном месте своего судового журнала Роггевен с похвалой отзывается о крепких веревках, коими туземцы крепили каркасы и стены своих жилищ. И тут же он недоумевает по поводу того, как островитяне могли перетаскивать своих идолов, если у них не было ни толстых бревен, ни достаточно толстых канатов. Последнее замечание, которое почему-то считают неоспоримым доказательством отсутствия на о. Пасхи деревьев, — свидетельство того, что господин адмирал даже не догадывался об изготовлении канатов любой толщины из отдельных прядей не очень прочных волокон. Современные пасхальцы считают само собой разумеющимся, что их предки изготавливали тросы из крепкого луба дерева хау-хау, они даже предлагали норвежцам сплести для примера канат толщиной с корабельный. Одно дерево вполне могло дать луба на десяток метров каната толщиной с руку. А надо заметить, что изготовленный также из растительных волокон пеньковый канат такой толщины выдерживает нагрузку в полтора десятка тонн.
Не прав Роггевен и в отношении бревен: его же спутник сержант К. Беренс в 11-й главе книги «Испытанный южанин» мельком отмечает, что «…вся страна обработана, а вдали даже видны были леса». И современные исследования донных отложений из кратерных озер позволяют утверждать, что до первых поселенцев остров был сплошь покрыт разнообразной растительностью. Появление поселенцев и их экологическая неразумность приводят к почти полному исчезновению эндемичных растений, а остров становится таким, каким мы видим его сегодня. Хотя к концу шестисотлетней эпохи ваяния статуй на острове остались лишь жалкие остатки былых лесов, ваятелей это почему-то нисколько не заботило: они продолжали высекать все большее число все больших по габаритам моаи. Если канаты для их транспортировки можно было хранить десятилетиями в сухих пещерах, использовать по мере надобности и время от времени ремонтировать (как поступают, например, с рваным свитером: его распускают и связывают заново), то как быть с деревом, с единственным материалом, из которого только и можно сделать рычаги, рамы, полозья и т. п. и которого должно было требоваться огромное количество? Ведь все эти опорные приспособления должны были быстро изнашиваться, а путь предстоял неблизкий и статуй было многие десятки. Странная получается картина: дерева почти не имелось, но оно для моаи и не требовалось.
Но веревки и канаты не хуже пеньковых на острове были.
Спуск
Пока ваяли первые небольшие статуи из материала нижнего продуктивного горизонта, проблем не возникало. Угол естественного откоса делювиальной осыпи близок к углу трения лежащего на ней каменного блока, поэтому спуск моаи до равнины требовал небольших усилий. Но те статуи, которые высекались выше по обрыву, необходимо сначала как-то спустить на делювий. Опора снизу исключается — высоко, к тому же склон под статуей представляет собой действующую каменоломню. Остается единственный способ — опора на спущенные сверху канаты. Далее стоящая перед ваятелями задача диктует настолько однозначные способы ее решения, что можно без труда восстановить не только сами приемы, но и их постепенную эволюцию.
Рис. 2
Спуск на управляющих канатах и оттяжках.
1 — управляющие канаты, 2 — оттяжки
Перекинутый через гребень кратера и нагруженный десятками тонн канат в руках удержать не удастся. Механические устройства вроде кабестана, следы которого усматривают в совершенно неподходящем для этого месте, не только вряд ли возможны, но и совершенно не нужны с технической точки зрения. Вряд ли возможны потому, что островитянам не были известны ни колесо, ни гончарный круг, а не нужны потому, что при спуске с горы не требуется механизмов для увеличения мускульной силы и изменения направления ее действия, необходимо всего лишь погасить чрезмерную даровую силу (силу веса монолита), действующую на канат, имея возможность понемногу его подтравливать. Существует только одно приспособление, способное оказать такую услугу, столь же простое и естественно вытекающее из житейского опыта и столь же древнее, как и обыкновенный веревочный узел, — это кнехт. Кнехтом может быть любое дерево или свая — словом, любой хорошо закрепленный уступ, вокруг которого можно обмотать веревку. На свободный конец веревки будет действовать уже очень небольшая сила, все остальное за счет трения о кнехт передастся на опору, на которой он закреплен. И такие кнехты есть у каменоломен Рано-Рараку. Все исследователи их видели, трогали руками и даже отмечали, что они установлены явно по какому-то заранее намеченному плану, но никто так и не заметил, что это в первую очередь технические устройства — речь идет о самих статуях, стоящих в земле. Изваяния в кратере — это, если смотреть сугубо рационально, кнехты, которые принимали на себя вес монолита. Заглубленная всего на полтора метра статуя может вполне соперничать по удерживающей силе со становым якорем крупного морского судна. Если обмотать оба удерживающих статую каната вокруг двух или нескольких кнехтов и взять в руки их свободные концы, то всего два или даже один человек будет в состоянии спустить свободно подвешенную статую любого веса с любого отвесного обрыва. Но скалы на Рано-Рараку не отвесны, это намного усложняет задачу. Необходима сила, отклоняющая груз от скалы, иначе монолит будет ползти по склону, разрушая высекаемые статуй, и вскоре просто застрянет на каком-нибудь уступе. Приложить эту силу к монолиту можно только с помощью оттяжек. Самые ранние, небольшие статуи, которые высекались из камня самого нижнего продуктивного горизонта, оттягивались примитивно, вручную (рис. 2). Но по мере того как статуи становились больше по размерам и спускать их приходилось со все более высоких точек, людей для этого требовалось все больше и больше. Например, усилие на оттяжках для 40-тонного моаи, спускаемого с 60-метровой высоты, достигнет 49 т. Трудно себе представить, чтобы островитяне настолько себя утруждали: существует замечательное правило «никогда не делай сегодня то, чего можно никогда не делать», и нет никаких оснований полагать, что оно не было в ходу среди древних пасхальцев. Тем более что у них было на кого переложить все хлопоты — на своих каменных истуканов. Если закрепить на статуях в кратере и на статуях, уже спущенных на делювиальную осыпь (здесь их даже не надо высекать специально, достаточно возложить временную тягловую повинность на моаи, дожидающихся своей очереди отправки к аху), пару канатов достаточного суммарного сечения, то получим своеобразную канатную дорогу, по которой статуя, сдерживаемая первой парой канатов, плавно спустится на осыпь. Мускульные усилия 500 островитян необходимы только на время постановки статуи на направляющие, за дальнейшим процессом спуска они могут наблюдать уже как зрители (рис. 3).
Рис. 3
Спуск на направляющих, которые находятся под монолитом
А можно поступить еще проще — расположить монолит не на направляющих этой дороги, а под ними. Кроме того, моаи у подножия вулкана не всегда расположены достаточно близко друг к другу, чтобы обеспечить необходимое для той или иной конкретной статуи расстояние между канатными направляющими. Напрашиваются две суживающие канатные стяжки: одна у нижних кнехтов, другая — над статуей на склоне (рис. 4). Вот так, постепенно, следуя элементарному здравому смыслу и практическим потребностям островитян, неизбежно приходим к тому же техническому решению, к которому столь же неизбежно должны были прийти и пришли древние строители. Стоит только перепустить управляющие канаты над верхней стяжкой, соединить петлями корпус статуи с заранее закрепленными на кнехтах направляющими (а их легко могут навесить 10–15 человек) и выбить из-под статуи последовательно несколько камней или некоторый объем щебня, т. е. удалить временную опору, как изваяние, ставшее маятником с подвесом в точке «О», сойдет со своего временного ложа и повиснет частично на управляющих канатах, а частично на направляющих. Дальнейший спуск никаких трудностей не составляет, надо только не забывать подтравливать направляющие канаты, с тем чтобы статуя не отдалялась далеко от скалы. Последнее правило подсказывает печальный опыт — канаты под далеко уведенной от матери-горы статуей почему-то всегда рвутся. Минимальное число занятых на спуске 40-тонной (равно как и любой другой) статуи не 500 человек, как раньше, а полтора десятка, причем только 4 человека осуществляют часа за два непосредственно спуск многотонной махины, все прочие заняты только подготовительными работами. Моаи можно легко зафиксировать хоть на месяц в любой удобной точке траектории — например, на высоте человеческого роста, с тем чтобы стесать оставшийся на спине каменный «киль». Теперь уже ничто не мешает спустить изваяние на гладкой спине вниз по склону до места установки в яму либо посреди склона, либо у его подножия на уровне равнины.
Но как же так, как могли древние использовать свои изваяния как технические приспособления, допускало ли это их мировоззрение? А если допускало, то почему они не изготавливали просто столбы или сваи, их и вытесать проще и вкопать можно надежнее?
Рис. 4
Основной способ спуска: направляющие находятся под монолитом
1 — управляющие канаты, 2 — направляющие канаты, 3 — веревочные стяжки, 4 — подвеска, 5 — временная удаляемая опора.
I — закрепление управляющих канатов на монолите, II — закрепление направляющих на «кнехтах», III — удаление временной опоры и закрепление подвески на монолите, IV — спуск монолита (направляющие подтравливаются на нижних «кнехтах»)
Идеологические представления древнейших обществ во многом сильно отличались от того, что мы считаем естественным и единственно возможным. Первобытный человек не отделял себя непреодолимой стеной от мира сверхъестественных сил, с которыми он имел дело в повседневной жизни, причем контакт этот рассматривался не столько с этической, сколько с прагматической точки зрения. Сверхъестественную силу следовало задобрить (взяткой в виде жертвоприношения), припугнуть (знанием сильнодействующих магических средств), улестить или как-нибудь обвести вокруг пальца. Идея самоуничижения человека перед могуществом высших сил появилась много позже — у христиан, например. А о чрезмерном почтении к живым и тем более неживым воплощениям богов и говорить не приходится. Достаточно вспомнить о нильском крокодиле, которого обожествляли в одних номах и нещадно истребляли в других, об оскверненных мумиях фараонов, сохранность которых обеспечивалась отнюдь не одними только словесными запретами, или о статуях местных богов, над которыми жители соседних же деревень чинили всевозможные безобразия. Впрочем, за примером далеко и ходить не надо — на самом о. Пасхи есть моаи и их обломки, без излишней щепетильности использованные в качестве камня в кладках аху. Со всем, что было доступно его разумению, древний человек справлялся сам, а с тем, что было выше его понимания, он встречался как с диким зверем — один на один, он не мог предсказать его поведение, он страшился, но всегда действовал так, как ему было нужно. Принцип действия кнехта островитяне знали, но не понимали, вряд ли им была известна формула Эйлера, и, если бы сказать им о том, что гораздо проще было сделать обыкновенные сваи, они бы, наверное, очень удивились. Во-первых, вытесать сваю вручную не намного легче и, главное, непривычнее, чем моаи, а во-вторых, при чем здесь какие-то бездушные и ни на что не пригодные сваи? Люди и их каменные соратники-моаи — вот кто свершил невероятное и спустил на могучих плечах своих многотонные изваяния к подножию вулкана. И это, надо признать, очень успешно у них получилось. Обремененные знаниями потомки из века электричества и кибернетики до сих пор ничего понять не могут.
Стоящие у подножия Рано-Рараку 28 моаи наклонены потому, что они воспринимали нагрузки больше допускаемых прочностью грунта. Наклонены моаи-кнехты и внутри кратера, причем и те и другие накренились спинами друг к другу, т. е. как раз в направлении нагрузок от связывающих кнехты канатов. И редчайшие моаи, наклоненные лицом вниз, — это как раз те исключения, которые подтверждают правило: их перегрузили с других направлений, им явно не повезло при распределении чрезмерных нагрузок на несколько кнехтов. Нельзя не отметить и тот факт, что количество стоящих моаи как внутри кратера, так и у подножия вулкана одинаково: 28.
Считают, что стоящие моаи были засыпаны оползнями. Но были ли они? Почему подвижка и подъем уровня грунта произошли именно в период с 1680 по 1722 г., а потом все вдруг раз и навсегда стабилизировалось, хотя и по сегодняшний день у подножия вулкана возвышаются холмы из щебня и отработанных рубил? Почему стоявшие в открытых ямах моаи не повалили во время междоусобиц? Почему, наконец, лежащие статуи, брошенные и на склоне, и у самого основания делювиальной осыпи, не засыпаны теми же оползнями?
Но если вспомнить про «свайный эффект», то все разом становится на свое место. Дело в том, что остров постоянно испытывает микроколебания почвы и любой массивный объект, который стоит в открытой яме, постепенно «тонет». Например, один из раскопанных норвежской экспедицией (1955–1956 гг.) моаи к началу 70-х годов погрузился в грунт дюймов на тридцать. Местные жители хорошо об этом знают и всегда стараются засыпать раскопанные статуи так, чтобы их погруженная часть хорошо сцеплялась с окружающим грунтом.
Перегруженные или наиболее часто и давно используемые статуи расшатывались, т. е. с точки зрения физики оказывались как бы в незакопанной яме. Эту «болезнь» устранять долго и трудно, а еще труднее вовремя заметить — не удивительно, что многие моаи «затонули», иногда почти полностью.
Стоящие по сей день у Рано-Рараку изваяния — это не только древние скульптурные изображения, не только известные всему свету стражи вулкана, по праву ставшие выразительным образом древней загадки, это еще и великолепные технические устройства, до сих пор готовые к действию. При желании их можно установить на аху, но они (а тем более моаи в кратере) явно для этого не предназначались. К побережью направлялись другие, те, которых спускали к равнине, но бросили на склоне.
Путь по равнине
Для осуществления горизонтального перемещения какого-либо груза необходимо сначала позаботиться об уменьшении того сопротивления, которое оказывает на движущийся объект неподвижная опора, а затем приложить к нему силу, направленную в сторону движения. Конкретных приемов транспортировки бесконечно много, однако все они в конечном счете сводятся всего к нескольким основным принципам. Груз можно, например, оторвать от бренной земли какой-нибудь внешней силой и этим свести сопротивление к минимуму. Такой силой может быть усилие на гаке подъемного крана, подъемная сила на самолетном крыле, воздушная подушка, реактивная тяга, электромагнитная подвеска и т. д. и т. п., т. е. все эти способы подразумевают обязательное наличие мощного двигателя. В распоряжении же островитян был только один «двигатель» — их собственная мускульная сила, поэтому они могли воспользоваться не «динамическими», а лишь каким-нибудь из «статических» принципов. Сопротивление движению можно уменьшить применением опор качения, опор скольжения, неустойчивых опор или использованием в качестве «опоры» архимедовой силы. Последнее, т. е. перевозка грузов морем, судя по всему, иногда имело место, но грузами этими могли быть в лучшем случае пукао или блоки для кладки площадок. Даже если бы на острове были плавучие, средства грузоподъемностью в десятки тонн, они бы проблему все равно не решили — ведь статуи надо как-то дотащить от каменоломни до воды.
Остаются первые три принципа, к которым, собственно, и сводится все многообразие предлагаемых обычно предположений по поводу транспортировки Истуканов острова Пасхи (рис. 5).
Рис. 5 Предлагаемые способы перемещения статуй
I — переход к трению скольжения, II — переход к трению качения, III — использование принципа неустойчивой опоры, IV — перемещение в вертикальном положении (способ Ж.-П. Симере)
Все способы горизонтального перемещения моаи при помощи бревенчатых катков, внешней цилиндрической обшивки и т. п. (рис. 5-II) придется исключить — не только оттого, что на острове во время ваяния статуй не могло быть необходимого количества деревьев с достаточным диаметром ствола, но еще и потому, что аборигенам о. Пасхи, как и инкам, и полинезийцам, не было известно колесо как таковое.
Усилие для перемещения груза на каких-нибудь салазках или полозьях (рис. 5–I) по гладкой поверхности однозначно определяется коэффициентом трения скольжения материала полозьев о материал поверхности. Для дерева, скользящего по гладкому камню, этот коэффициент равен 0,38, а для отнюдь не гладкого камня дороги, по которой статуи двигали от каменоломни к побережью, — 0,5–0,8. Любое несовершенство полозьев, равно как и непосредственный контакт неровностей на теле статуи с дорогой, приведут к тому, что груз начнет работать как плуг — сопротивление его при этом еще более резко возрастет. Трение скольжения можно уменьшить применением достаточно обильной смазки, но даже если подбирать ее с пройденного пути и использовать заново, потери смазки будут все же очень велики. Сомнительно, чтобы на небольшом каменистом острове с далеко не безграничными пищевыми ресурсами стали бы так обращаться с вареным ямсом и плодами — ведь именно они, согласно легендам, были той смазкой, которую бросали под статуи.
Третья группа способов (рис. 5-III) базируется на той или иной реализации принципа неустойчивой опоры. Здесь горизонтальное усилие, необходимое для перемещения слегка приподнимающегося и полностью отрывающегося от земли груза, равно приблизительно одной пятой его веса. В качестве приспособления для такого рода шаговой транспортировки вполне подходит известное в древней Полинезии и древней Америке приспособление из древесного ствола с развилкой или аналогичная по принципу действия А-образная опора. Но все это очень удобно только для компактных монолитов без тонкой отделки, т. е. для пукао, со статуями дело обстоит не так хорошо.
Французский исследователь Ж.-П. Симере и чехословацкий инженер П. Павел обратили внимание на то, что в преданиях речь всегда идет о перемещении моаи небольшими шажками в вертикальном положении, и предложили свои версии, в которых эта деталь учитывается. Этим они осознанно или чисто интуитивно сделали очень важный шаг вперед и перешли в своем поиске на качественно новый уровень — при вертикальном положении изваяния отпадает всякая необходимость в деревянных опорных приспособлениях. Вертикально стоящее изваяние становится само себе и рычагом, и опорным устройством (рис. 5-IV).
Как сделать шаг
Очень интересен в этом смысле способ Ж.-П. Симере. Перемещение здесь происходит так же, как и для тяжелой бочки на гладком полу, «поворотом» или «перекатом»: если ее немного наклонить в сторону, чтобы бочка стала на ребро основания, и приложить момент, вращающий ее вокруг точки опоры (или вокруг собственной оси), то бочка перенесет центр массы вперед и в сторону (или перекатится на некоторое расстояние в том же направлении). Последовательно првторяя эту операцию каждый раз с противоположной стороны, можно добиться перемещения бочки вперед небольшими «шагами».
Но основание моаи представляет собой не круг, а прямоугольник с двумя скругленными углами, и двигаться ему придется не по гладкому полу, а по не слишком ровной дороге, иногда — и просто по неподготовленной равнине. Перемещение «перекатом» — это по сути дела переход к качению моаи, колесом здесь служит не бревенчатый каток, а скругленная кромка основания. Несомненно, этот способ мог быть эмпирически найден на ранних стадиях ваяния и мог применяться для перемещения небольших 5—10-тонных моаи, но для 40-тонного изваяния он вырождается в изнурительное мероприятие с негарантированным результатом, требующее как минимум участия 350 человек. Если же 40-тонный моаи по второй вариации метода Симере наклонят в сторону, а затем начнут разворачивать, ребро основания превратится в лемех плуга со всеми вытекающими из этого последствиями. Число рабочих здесь многократно возрастает и вообще не поддается точному определению, все будет зависеть от прочности верхнего слоя дороги, который они сумеют содрать или выворотить.
П. Павел в своей версии исходил из того, что основание моаи представляет собой полусферическую поверхность, усеченную горизонтальной плоскостью. В строго вертикальном положении моаи устойчиво стоит на плоской части основания, но после накренения он становится в чем-то похожим на яйцо, положенное на стол, и его можно повернуть на небольшой угол. Момент сил трения в точке опоры будет невелик, поэтому изваяние потребует очень небольших усилий для приведения его в движение, что блестяще и подтвердилось в ходе археологического эксперимента, проведенного в 1982 г. в г. Страконице. К вящему удовольствию многочисленных зрителей, всего 17 человек заставили «зашагать» 10-тонную бетонную модель моаи высотой 5 м по ровной бетонной площадке. Но основания у всех настоящих моаи делались плоскими. Некоторая выпуклость оснований у стоявших на аху моаи — результат абразивного износа опорной поверхности при движении. Можно, конечно, легко усовершенствовать способ П. Павела — бросать каждый раз под приподнятое плоское основание щебень твердостью не выше твердости дороги — если сделать это удачно, щебень будет играть ту же роль, что и шарики в подшипнике. Но и это не избавляет гипотезу от существующего недостатка — недопустимо низкой проходимости: в любом случае статуя, даже с явно выраженным яйцевидным основанием, после схода с ровной твердой дороги моментально завязнет в обычном грунте. А древние пасхальские дороги, строго говоря, не такие уж и ровные и вплотную к аху они обычно не подходят.
Единственно разумный путь уменьшения площади основания, соприкасающегося с дорогой, — это вращение параллелепипеда, за который можно условно принять стоящий моаи, не на ребре, а на вершине. Этот путь сразу же приводит к неожиданному результату: если накренить наш 40-тонный моаи набок, а затем потянуть назад, то словно оживший антропоморфный великан высотой с трехэтажный дом вдруг совершенно неожиданно, как бы перебарывая тщетные усилия копошащихся у его подножия лилипутов, самостоятельно шагнет вперед. Секрет этого фокуса, оказывавшего на воображение непосредственных его исполнителей, несомненно, сильнейшее воздействие, на диво прост (рис. 6). При изменении площади опоры накрененного моаи — опорой в момент движения становится вершина параллелепипеда — с изваянием внезапно произойдет то же, что и с человеком, которого сбили с ног подсечкой. Возникает опрокидывающий момент, а лишенный равновесия моаи, совершая вращение вокруг оси, падает под действием суммы моментов до тех пор, пока его приподнятое основание не коснется дороги. Щаг сделан. Повторяя эту операцию, 154 рабочих могут заставить 40-тонный моаи «зашагать» со скоростью до 250 метров в день, т. е. самый длинный путь в 15 км будет пройден менее чем за два месяца. При желании для уменьшения числа рабочих можно использовать А-образные опоры в качестве механических усилителей, т. е. как вертикально поставленные рычаги. И ямс тоже понадобится — на всякий случай, чтобы бросать его под моаи на чрезмерно мягком грунте или на тех участках пути, где площадь опоры в момент движения оказывается нежелательно большой.
Рис. 6
Движение по горизонтали способом «поворот на вершине»
Обращает на себя внимание то, насколько точно совместился этот реконструированный способ передвижения по равнине с той фольклорной версией, которую вот уже почти двести лет приводят островитяне и которой, скептически улыбаясь, единодушно не верят европейцы. Даже в наше время потомки древних пасхальцев на вопрос о том, как все же их предки перетаскивали моаи до побережья, дают четкий и всегда одинаковый ответ: «Они шагали сами, их двигала мана». Хотя рациональное зерно в памяти потомков уже утрачено, они абсолютно правы во всех смысловых моментах своих утверждений: во-первых, изваяния перемещались вертикально, во-вторых, они шагали (обычно переводят: «шли»), но для островитян, не знавших колеса, понятие «перемещаться по земле» должно тождественно совпадать с понятием «шагать», «идти пешком», в-третьих, они шагали сами (статую не тянули в направлении движения, внешне все выглядело как раз наоборот), а в-четвертых, как это ни странно, изваяния двигала именно «мана» — в данном конкретном случае это всего-навсего опрокидывающий момент. За другие ипостаси «маны» не ручаемся, но «ману», заставляющую шагать статуи, можно легко сосчитать и даже использовать в быту или строительной практике — например, для перемещения на небольшие расстояния высоких, массивных объектов самым простым способом. К слову сказать, «мана» во время ваяния статуй и в самом деле появлялась тогда, и только тоща, когда в одном месте находилось достаточно много людей: ведь для того, чтобы потянуть за пару канатов, сотне островитян действительно надо было собраться возле моаи.
В итоге получается, что горизонтальное перемещение изваяний о. Пасхи, равно как и спуск их со скалы, осуществляла в конечном счете умело используемая сила тяжести, самая могущественная из сил, которую интуитивно укротили и заставили работать на себя древние ваятели. Если способ «перекатом» Ж.-П. Симере — это использование на качественно новом уровне принципа качения, т. е. использование как бы встроенного колеса, а способ П. Павела — использование встроенной опоры скольжения, то способ «поворот на вершине основания» — это использование принципа неустойчивой опоры, где такой опорой опять-таки является само тело изваяния. Круг замкнулся — это был третий и последний из допускаемых условиями нашей задачи способов движения. Интересно, что человек перемещается по этому же принципу: ходьба — это последовательность чередующихся устойчивых и неустойчивых положений тела. Правда, у человека есть ноги, а у моаи их нет, но это несущественное отличие ничуть не умаляет неоспоримых преимуществ такого способа перемещения изваяний: довольно большая проходимость (она определяется предельным углом устойчивости монолита), полная безопасность работы (моаи автоматически возвращается из неустойчивого положения в устойчивое, а в случае чрезмерного наклона он упадет не на людей) и великолепная маневренность (моаи можно без труда заставить разворачиваться в нужном направлении, двигаться боком и задом наперед).
Дошедшую к аху статую уже сравнительно несложно поднять (рис. 7) до необходимого уровня — при этом моаи каждый раз наклоняют теми же канатами, что и при горизонтальном движении, а насыпь будет расти намного быстрее, чем при работе рычагами. Затем моаи делает несколько шагов на аху и встает на свое законное место. Скульптор, сидящий на веревочном сиденье, открывает ему глаза, т. е. высекает их в пустых пока глазницах.
Рис. 7
Подъем на аху
Нет ничего особо сложного, а тем более принципиально невозможного и в установке пукао на макушку моаи. Принцип подъема здесь тот же, что и при «шаговом» воздвижении изваяния на аху, только вместо постепенно растущей опорной насыпи используются спущенные с затылка статуи канаты. И опять ваятелям не понадобится ни крошки дерева. Для этой работы требуется неожиданно мало людей (60 человек для рекордного 10-тонного пукао) и всего один рабочий день.
* * *
Кажущиеся невозможными результаты деятельности древних объясняются очень просто: это в равной степени относится и к о. Пасхи, и к строительным приемам древних египтян (также пока до конца не изученным), и вообще к любым мегалитам древности. Не стоит валить все земные чудеса на пришельцев из космоса.
Ощущение необъяснимости при взгляде на древние камни возникает оттого, что из повседневной деятельности и соответственно из круга привычных представлений современного человека исчезли приемы обращения с большими монолитными массами строительного материала. С такими тяжестями перестали иметь дело с тех пор, как человек стал как бы «квантовать» строительный материал, применяя большое число небольших кирпичей вместо одного блока равного веса, т. е. «квантовать» внешние нагрузки. Вся современная техника в конечном счете рассчитана на сравнительно небольшие усилия, совершаемые с большой скоростью. Древние же, работая с монолитами, т. е. с большими неделимыми нагрузками, наоборот, «квантовали» усилия и проходимые расстояния, они добивались больших усилий на небольших участках пути, расплачиваясь необходимостью перестраивать приспособления для каждого следующего шага. По этой причине во всех без исключения известных древних технических приемах с использованием мускульной силы ясно прослеживается «дискретный» принцип движения (он же должен присутствовать и в неизвестных пока приемах), лишний раз подтверждающий столь же древнюю мудрость «тише едешь — дальше будешь». Очень удобная для практики особенность применявшихся на о. Пасхи приемов работы состоит в плавности регулировки и в их почти абсолютной гибкости: они очень просто подстраиваются под любой объект и под любые условия местности, а недостаточную прочность канатов или имеющихся рычагов легко обойти применением вместе нескольких канатов или связанных в пучок тонких древесных стволов, то же относится и к кнехтам — любую чрезмерную нагрузку можно без труда распределить между несколькими, где угодно расположенными кнехтами.
Самое большое изваяние о. Пасхи длиной 21,8 м, лежащее у верхней границы делювия под Рано-Рараку, и заготовленное для него пукао объемом 18 м3 до сих пор не отделены от скалы. Сейчас трудно сказать, что помешало довести столь грандиозное начинание до конца. Все наводит на мысль о том, что с этим предельным воплощением гигантомании эпохи ваяния статуй, по габаритам своим соизмеримых с блоками знаменитой Баальбекской террасы, случилось то же, что и с пирогой Робинзона Крузо: вытесать-то он ее вытесал, а сдвинуть с места так и не сумел. Но это впечатление — просто дань эмоциям, как и многое на этом острове. Изваяние собирались установить на приготовленное для него место, и дело было только за исполнителями. Может статься, что эта предстоящая работа и послужила формальным поводом для выхода на поверхность давно назревавших в обществе противоречий и недовольств. Во всяком случае ничего технически невозможного в транспортировке гиганта высотой с семиэтажный дом нет. В цивилизованном мире для этого понадобилось бы одиннадцать 30-тонных кранов и три «БелАЗа» грузоподъемностью по 120 т, общей собственной массой 390 т и мощностью 3,9 тыс. л. с. Если бы островитяне пошли аналогичным путем, т. е. пользовались бы какими-нибудь механическими приспособлениями — редукторами с очень большими передаточными отношениями, прочной платформой на широких колесах и т. п., то у них действительно ничего бы не получилось: такое значительное увеличение веса груза потребовало бы от них создания практически нежизнеспособного механизма или приспособления, на проворачивание которого даже вхолостую уходила бы вся энергия работающих людей. Но приспособления (несколько веревок) и принципы, применявшиеся на острове, начисто лишены этого недостатка, здесь величина усилия, потребного для перемещения груза, всегда находится в линейной зависимости от его веса. Если статую и заготовленное для него пукао отделить от породы и далее действовать по реконструированной технологии, то через 6–7 месяцев после начала эксперимента 1195 человек украсят берег острова огромным изваянием, увенчанным 25-тонной глыбой.
Таковы любопытные особенности и возможности совершенно незаслуженно забытых древних принципов транспортировки больших тяжестей.
Геральд Матюшин
САМАЯ
ЖГУЧАЯ ТАЙНА
Очерк
Художник М. Константинова
Человек издавна, может быть с самого начала, интересовался своим происхождением. Об этом говорят археологические находки и мифология народов, до сих пор стоящих на ступени каменного века.
С рождением классового государства появилась необходимость подкрепить власть царей, фараонов и других властителей авторитетом Неба. Не случайно в Месопотамии и Древнем Египте все события на Земле рассматривались как божественное предначертание. Бюрократия, зародившаяся с появлением первых городов-государств еще в 6-м тысячелетии до н. э., навязывала народу выгодную ей идеологию — все зависит от Неба, человек должен подчиняться событиям и бессилен управлять ими. Не случайно ни в Месопотамии, ни в Древнем Египте не было слова «история». Какой смысл выяснять причины земных событий, если они определяются таинственным Небом, можно пытаться лишь предсказывать волю богов… Конечно, каждый царь объявлял, что именно ему поручило Небо управлять всеми людьми. Но уже тогда, тысячелетия назад, появились люди, которые пытались выяснить настоящую Правду о том, кто же был первым человеком на Земле? Как рассказывал 2500 лет назад древнегреческий историк Геродот, «древние египтяне до царствования Псамметиха считали себя древнейшим народом на свете. Когда Псамметих вступил на престол, он начал собирать сведения о том, какие люди самые древние… однако не нашел способа разрешить вопрос… Поэтому он придумал вот что. Царь велел… вырезать нескольким женщинам язык и затем отдал им на воспитание младенцев. Через год. придворные донесли фараону, что первое слово, которое произнесли младенцы, было «бекос». Он повелел привести младенцев пред свои царские очи. Когда же сам Псамметих также услышал это слово, то велел расспросить, какой народ и что именно называет словом «бекос», и узнал, что так фригийцы называют хлеб. Отсюда египтяне заключили, что фригийцы еще древнее их самих». После Псамметиха многие пытались решить самую жгучую тайну истории.
Однако до сих пор сохранились люди, которые по-прежнему верят в божественное происхождение человека. (Хотя сейчас собраны столь большие научные данные, что можно уже объективно и материалистически воссоздать процесс выделения человека из мира животных.)
Враги материализма пытаются по-своему истолковать новые научные данные. Они ссылаются обычно на следующее:
1) установлено, что обезьяны пользуются орудиями, т. е. трудятся, но не становятся от этого человеком; 2) генетика доказала, что труд не влияет на гены и хромосомы, и потому он не мог подействовать на изменение анатомии наших предков; 3) никакой постепенной эволюции не было. Новые виды появлялись внезапно и долго сосуществовали со старыми (австралопитеки и «человек умелый», неандертальцы и современный человек и т. п.); 4) раз установлено, что жизнь на Земле определяется космосом, значит, наука тоже пришла к выводам религии.
Ссылки на эти и другие научные открытия последних лет появились и в многочисленных статьях, богословских книгах и проповедях. Дошло до того, что сам папа Пий XII выступил со специальной энцикликой «Происхождение человека».
В книгах «У истоков человечества» (М., 1982) и «3 млн лет до нашей эры» (М., 1986) я попытался проанализировать все новейшие открытия по антропогенезу в разных отраслях науки, в том числе и те, на которые ссылаются церковники, но не нашел ни одного факта, который нельзя было бы истолковать с материалистических позиций. Остановлюсь на некоторых вопросах, и главным образом на тех новых научных данных, которые появились после того, как были написаны мои книги.
1. Обезьяна и труд
«Figura diabolo» — «фигура дьявола» — так названа человекообразная обезьяна в зоологическом своде средних веков — «Физиологусе». «Враги Христа — это обезьяны, подражающие человеку», — писал основатель ордена иезуитов Игнатий Лойола. Церковь не только запрещала изучать обезьян, даже упоминание их было небезопасным. В XVI в. флорентиец Лючио Ванини помянул обезьян, ругая «атеистов», которые-де выводят эфиопов от обезьян и говорят, что первые люди передвигались подобно обезьянам. Ему вырвали язык и сожгли на костре. В 1960 г. по инициативе известного археолога Луиса Лики началось систематическое наблюдение за антропоидами в естественных условиях. Джейн Гудолл отправилась на озеро Танганьика наблюдать шимпанзе. Два года она провела в одиночестве в джунглях, прежде чем они допустили исследовательницу на такое расстояние, с которого она могла видеть, что они делают, и только через четыре года Джейн смогла начать полноценные исследования жизни шимпанзе. Обезьяны оказались очень осторожными и недоверчивыми животными. Более двадцати лет продолжаются наблюдения Джейн Гудолл в Гомбе-Стрим на восточном берегу Танганьики. Началось изучение и других антропоидов. В течение 7 лет наблюдала за гориллами Д. Фосси. Несколько лет прожила среди орангутангов Бируте Галдикас. Накоплены огромные данные, которые заставили по-другому смотреть на наших ближайших родственников. У антропоидов сходны с человеком хромосомы, структура ДНК, протеин крови, имунная реакция, а самое важное — объем и анатомия мозга.
Поведение шимпанзе также оказалось очень не похожим на то, которое мы рисовали в своих книгах и пособиях. Они оказались не постоянно орущими и куда-то мчащимися неорганизованными тварями, а животными, живущими в строго упорядоченных дисциплинированных сообществах. Оказалось, что среди обезьян сильны родственные связи. Они долго «воспитывают» своих детей. Половой зрелости шимпанзе достигают уже к 8–9 годам, а к 11 самки уже рожают первых детенышей, воспитание которых продолжается до 14–15 лет. Только к 15 годам самец шимпанзе занимает свое место среди взрослых. Д. Гудолл наблюдала случай, когда раненный в стычке 20-летний самец стал так жалобно стонать, Что за полкилометра услышала его мать и примчалась к нему. При виде матери он успокоился и покорно пошел за ней. Две недели 20-летнего самца «лечила» мать, и, только окончательно поправившись, он вернулся к взрослым самцам. В воспитании детенышей большую роль играют, как и у человека, игры. Родичи поддерживают друг друга. При гибели матери старшая сестра заботится о младших. Д. Гудолл наблюдала, как один не очень крупный самец, опираясь на помощь брата, стал вожаком в стаде, победив более сильных соперников.
Сложны отношения в сообществе обезьян. Обычно вся пища и самки принадлежат доминирующим обезьянам-вожакам. Стать вожаком не так-то просто. Для того чтобы сделать «карьеру» и пробиться в высшие «эшелоны власти», одна из обезьян воспользовалась канистрами, принесенными ею из лагеря исследователей. Самец, принадлежащий к низшей категории (Майк), запугивал сородичей грохотом канистр до тех пор, пока стадо не признало его вожаком. Шесть лет продолжалось «царствование» Майка в сообществе шимпанзе.
Шимпанзе используют орудия для добычи пищи. Специально обломанной и очищенной палочкой они выуживают термитов из термитника, достают мед из глубокого дупла. Специально прожеванной листвой-губкой они достают влагу из углублений, к которым нельзя дотянуться ртом, или вычищают остатки мозга из черепа убитых ими животных.
Шимпанзе охотятся и едят мясо. Это открытие Гудолл было сенсацией, ибо до сих пор считалось, что только человек стал впервые употреблять мясо, а обезьяны — травоядны. Причем при охоте нарушаются «законы» распределения пищи, теперь все получают уже не доминирующие самцы, а удачливые охотники, и они распределяют мясо по своему усмотрению. Доминирующие вожаки при этом выступают в роли просителя.
В общем создается впечатление, что обезьяны «умеют все делать по-человечески», однако «не хотят» делать это систематически.
Причины, по которым обезьяны не хотят «жить по-человечески» (систематически использовать орудия, охотиться и т. п.) — видимо, отсутствие необходимости в этом. У шимпанзе достаточно сильные руки, чтобы разорвать любое мелкое животное на части, огромные острые клыки, которые им успешно заменяют кинжалы и ножи, четыре «руки», с помощью которых они могут взобраться на любое дерево. У первобытного человека все это отсутствовало, и поэтому он был вынужден искать замену потерянным средствам для добычи пищи орудиями из камня. Когда и почему наши предки «потеряли» острые клыки, большую физическую силу и т. п.? До сих пор ответ на этот вопрос дать было невозможно, сейчас открытия археологов впервые дали такую возможность, и только сейчас уже можно уверенно говорить о месте и времени появления человека.
2. Поиски Сада Эдема
По Библии, человек родился в раю — в Саду Эдема. Вначале поиски Эдема — рая — велись в Европе. Она считалась родиной всего самого передового. Однако самые древние европейцы, хоть и жили почти 300 тыс. лет назад, но уже настолько отошли от обезьян, что никак не могли быть признаны «самыми первыми». В Азии на о. Ява в XIX в. были найдены останки несколько более древнего человека. Однако и его нельзя уже было признать самым первым. Позднее, только в нашем веке, предка стали искать в Африке. И именно здесь нашли то самое «недостающее» звено, которое дало возможность ответить на многие вопросы. Впервые останки предка нашел Р. Дарт в Южной Африке в 1924 г., но ему не поверили, в 1959 г. археолог Луис Лики в Восточной Африке, в ущелье Олдувай, нашел новые останки предка, древностью почти в 2 млн лет.
В 1968 г. на восточном берегу оз. Рудольф (Туркана) сын Луиса Лики, Ричард, нашел стоянку человека Кооби-Фора, возраст которой был определен в 2,6 млн лет. Там же был найден череп (по описи его номер был 1470), который, казалось, опровергал все теории происхождения человека. Он был почти на миллион лет древнее людей из Олдувая, но не отличался от них по своему строению. Разгорелась дискуссия.
Однако вскоре некоторые ученые стали выражать сомнения относительно возраста черепа № 1470 и находок каменных орудий из слоя КБС. Слой с орудиями был назван инициалами геолога, открывшего его (Кей Беренсмеер). По радиоактивным изотопам (калий-аргону) образцы туфа из этого слоя в Лондоне датировали 2,6 млн лет. Однако останки животных, найденных в этом слое по соседству (у реки Омо), датировались на миллион лет позднее, что и вызвало сомнение в дате слоя КБС и черепа № 1470.
У реки Омо, впадающей в оз. Туркана, лучше всех сохранились древние слои до 4 млн лет назад до глубины 600 м. Причем в поисках более древних слоев у Омо не обязательно было углубляться на полкилометра в глубь земли. За прошедшие миллионы лет слои с останками животных и человека наклонились и вышли на поверхность. Теперь по древним слоям можно шагать, как по ребрам огромного скелета, и изучать историю развития жизни за последние 4 млн лет. Судя по наблюдениям в районе Омо, виды животных, найденные в Кооби-Фора* жили не 2,6 млн лет назад, а на миллион лет позднее. Разгоревшиеся споры были очень горячими. Дело доходило до личных оскорблений. Ричард Лики, Глин Айзек и другие стояли твердо на том, что черепу № 1470 почти 3 млн лет. Базил Кук, Джон Харрис, Тим Уайт выступили против. Сомневались в дате Кооби-Фора и советские ученые. Они говорили, что Омо близко (в 50 милях) от Кооби-Фора и не может быть, чтобы одни и те же животные жили по соседству в такое разное время.
1973 г. Ричард Лики проводит специальную конференцию по Кооби-Фора. Глин Айзек, Кей Беренсмеер, Ян Финдлантер и другие доказывали, что дата слоя КБС правильна. Большинство согласилось с Р. Лики. Только двое выступили против — археолог Д. Харрис и антрополог Т. Уайт. Они детально сравнили находки из Омо с находками из Кооби-Фора и пришли к выводу, что дата в 2,6 млн лет ошибочна. Их никто не послушал. Они написали статью в лондонский журнал «Нейчер», где изложили все свои доказательства. Но статью им вернули как «не готовую к печати». Это был явный зажим критики. Харрис и Уайт послали свою статью в американский «Сайенс». Статья вышла в «Сайенс» только в 1977 г. Когда я писал книгу «У истоков человечества», то о статье Харриса и Уайта было еще не известно, и потому Кооби-Фора была мной признана как древняя стоянка человека.
Однако к 1982 г. положение изменилось. Чтобы подтвердить, что череп № 1470 самый древний, Р. Лики послал новые образцы из слоя КБС в Лондон для датировки по изотопам. Дата получилась уже в 2,4 млн лет — немного меньше, но не на миллион лет.
Туре Стерлинг, аспирант Калифорнийского университета, побывав на практике на оз. Туркана в Африке, ухитрился привезти в Америку кусочек туфа КБС из Кооби-Фора. Он сдал его в лабораторию Кертиса — пионера датировок по калий-аргону. Прежде чем помещать кусочек в атомный счетчик, его внимательно изучили под микроскопом и увидели, что в туфе КБС много более древних зерен (видимо, когда шло извержение вулкана, лава и пепел захватили более древние частицы со склонов вулкана). Примесь осторожно удалили, оставили только вулканический пепел. Точная дата показала, что слой КБС имеет возраст не 2,6 млн лет, а 1,3–1,6 млн лет.
На конгрессе ИНКВА в Москве в 1982 г. Харрис и Айзек выступили с совместным докладом, в котором признали, что слой КБС сформировался между 1,3–1,6 млн лет назад. Сенсация не состоялась. Череп № 1470 оказался не древнее черепов из Олдувайского ущелья. Колыбель человечества «переехала» на север… (Известный археолог Ф. Борд шутил, что колыбель человечества была «на колесах», так как она переезжала с места на место.) И действительно, к 1979 г. колыбель «переехала» на север Африки, в Эфиопию. Причиной «переезда» были находки молодого археолога Дональза Джохансона в местности Афар. В недавно вышедшей у нас книге «Люси» (М., 1984) он интересно рассказывает о том, что, осмотрев одно из местонахождений в долине р. Хадор, уже собирался уйти, но вдруг заметил небольшую кость.
«— Гоминид, — сказал он своему спутнику Грею.
— Почему вы так уверены? — спросил Грей.
— Тот кусочек справа от вашей руки. Он тоже от гоминида.
— Боже! — воскликнул Грей.
Это была обратная сторона черепа. Несколькими футами дальше лежала часть бедра…
— Взгляните сюда, — сказал Грей. — Ребро.
Невероятная, невозможная мысль мелькнула в моем мозгу.
— Один индивид?!
— Я просто не могу поверить этому, — сказал я. — Я просто не могу верить этому.
— Боже! Вам лучше поверить! — вскричал Грей. — Смотрите сюда. Правее. — Его голос перешел в стон. Я присоединился к нему. На 45-градусной жаре мы начали прыгать вверх и вниз. Потные, вонючие, мы падали на раскаленную гальку, вскакивали. Маленькие коричневые кусочки казались уже несомненно частями одного скелета, который лежал около нас».
И действительно, впервые был найден почти целый скелет нашего предка. Теперь уже уверенно можно было сказать и о его внешнем виде, и походке, и многом другом. Это была женщина. Жила она более 3,6 млн лет назад.
Находка почти целого скелета ископаемого предка — большая редкость. До сих пор целые скелеты предков древнее 75 тыс. лет не находили. Здесь же предок человека датировался 3,6 млн лет. И самое удивительное, что предок этот (его назвали Люси) был неотличим от первого человека, останки которого нашли и в Кооби-Фора, и в Олдувае, и на юге Африки. Предок ходил так же прямо, как и его потомки, имел довольно большой объем мозга, и его рука не отличалась от той, которая была у человека, оставившего первые свои орудия в Гоне, Кооби-Фора и Олдувае. Однако орудий Люси еще не умела делать. Во всяком случае каменных. Получалось, что ходить прямо предок человека стал задолго до того, как он стал трудиться, по меньшей мере за миллион лет.
Сомнения в прямохождении наших предков окончательно рассеялись, когда в Летолиле, неподалеку от Олдувая, экспедиция Мэри Лики (жены Луиса Лики) нашла отпечатки ног двух прямоходящих предков, или, как их называют антропологи, гоминид. Эти следы были оставлены 3,7 млн лет назад. Раскопки этих следов велись в 1978 и 1979 гг.
Отпечатки ног в Летолиле так походили на отпечатки ног современного человека, что если бы их нашли на черноморском пляже, то могли подумать, что их оставил кто-то из наших современников.
Следовательно, ходить прямо предки стали задолго до того, как они оставили отпечатки своих ног в Летолиле. Значит, человек стал ходить на двух ногах не потому, что он занял две свои руки орудиями, как мы думали еще совсем недавно. К тому времени, как он научился делать каменные орудия, он уже давно (не меньше 1,5 млн лет) ходил на двух ногах, имел большой череп и лицо, не похожее на обезьянье.
Что же привело к прямохождению, изменению строения черепа и другим перестройкам в организме наших предков, которые так сильно стали отличать их от ближайших родственников — шимпанзе и горилл?
3. Поиски причин трансформации обезьяны в предка человека
На протяжении многих веков главной причиной, которая будто бы изменила строение человека, считали перемены климата. По-разному объясняли авторы, что привело к смене климатических условий обитания предков человека. Библия считает, что это произошло из-за того, что бог изгнал первых людей — Адама и Еву — из божественного леса — Сада Эдема. Современные ученые полагают, что это произошло по каким-то природным причинам и предки вдруг вместо леса очутились в саванне. Это будто бы отучило их ходить на четырех ногах и заставило ходить на двух. Такая гипотеза и сейчас еще разделяется большинством ученых. Однако она вызывает серьезные возражения.
Во-первых, таких крупных перемен климата и растительности не прослеживается в эпоху выделения человека из мира животных. Самые крупные похолодания происходили на много тысяч лет позднее, в эпоху плейстоцена. Однако никаких принципиальных изменений в строении человека тогда не произошло. Например, самое крупное похолодание прослеживается всего около 30 тыс. лет назад, в эпоху позднего плейстоцена, но в то время на Земле жил уже человек современного типа и не претерпевший в своем строении серьезных изменений.
Во-вторых, там, где найдены останки самых древних предков человека, вообще не прослеживалось никаких принципиально важных изменений климата за последние десятки миллионов лет. Так, в Летолиле климат и растительность не менялись примерно 10 млн лет. Те условия, которые были в эпоху выделения предков человека из мира животных, существуют там и по сей день. В Южной Африке природные условия вообще мало менялись за последние 70 млн лет. И никакого перехода от леса к саваннам на прародине человека не прослеживается.
И в-третьих, изменения в строении организмов определяются законами наследственности, само по себе изменение климата и растительности не влияет на основы наследственности. Благоприобретенные признаки по наследству не передаются.
Представления о том, что приобретенные признаки наследуются, — теория ученого XVIII в. Жана Батиста Ламарка (1744–1829). Она уже давно опровергнута наукой. Еще в прошлом веке пытались проверить теорию Ламарка и отрезали хвосты у мышей нескольких поколений. Однако вывести бесхвостых мышей таким путем не удалось. Законы генетики, которые определяют изменение наследственных свойств, оказались много сложнее, чем это представлялось ламаркистам.
4. Законы генетики
Все живое состоит из клеток. Жизнь человека начинается с одной клетки. В ее ядре по 23 хромосомы, полученных от каждого из родителей. 46 хромосом в каждой клетке человека и-48 — у человекообразных обезьян. У человека ровно на две хромосомы меньше. Все наследственные признаки человека запрограммированы в хромосомах. По программе, заключенной в них, первая клетка делится на две части и, постоянно делясь, превращается в сложный организм. Нарушить порядок деления могут только мутагенные факторы, т. е. те, которые оказывают влияние на первую клетку, проникают в ее ядро. Только такие факторы воздействуют как-то на наследственные свойства того или иного организма.
Мутагенными факторами являются, как показали эксперименты, всевозможные химические воздействия, и особенно ионизирующая радиация.
Радиация приводит к разрыву хромосом, их перестройке и даже слипанию. Она также вызывает изменение генов. Следовательно, только радиация в древности могла изменить наследственность обитавших в Африке обезьян.
«Обширные опытные данные, — пишет известный генетик академик Н. П. Дубинин, — показали, что радиация в широкой степени изменяет наследственные свойства организма. Под ее влиянием получаются все известные до сих пор типы наследственных изменений». Следовательно, поиск причин изменения наследственных свойств должен сводиться прежде всего к поиску мутагенных источников в Восточной и Южной Африке. И прежде всего — источников повышенной радиации.
В поисках таких источников около 20 лет назад я попытался проанализировать всю территорию прародины человека и пришел к заключению, что такие мутагенные источники в этой части Африки между 20 и 5 млн лет назад были. Причем об этом говорило даже расположение стоянок первых людей.
5. Атомный реактор в Саду Эдема
Слои, в которых найдены, останки предков человека и в Олдувае, и в Хадаре, и в Летолиле, говорили о том, что наш предок жил в условиях повышенной радиации. Прежде всего от активизировавшихся в то время вулканов. Например, в Летолиле отпечатки следов прямоходящего предка сохранились лишь потому, что они отпечатались в свежевыпавшем пепле вулкана.
Вулкан Задиман возле Летолила существует и сейчас. Особенно активно он действовал в эпоху появления прямоходящих предков — около 4 млн лет назад. Тогда он периодически взрывался и выбрасывал облака пепла и извергал лаву. Однажды, 3,7 млн лет назад, он выбросил облако пепла и припудрил окружающий ландшафт сантиметровым слоем вулканической пыли. Потом извержение приостановилось. Пепел, выпавший из вулкана, был, видимо, уже привычен для животных, птиц, ибо, судя по отпечаткам их лап, они продолжали мирно жить и под облаком вулканической пыли. После выброса вулканом пепла пошел дождь. Пепел намок и стал похож на только что положенный на дорогу цемент. На нем особенно четко отпечатались следы животных и прямоходящего предка человека.
Горячее солнце Африки быстро высушило мокрый пепел. Слой затвердел, сохранив отпечатки, испещрившие его поверхность. Потом Задиман «заговорил» снова. Другое облако пыли упало на землю, покрыв первый слой и снова запечатлев следы. Так повторялось много раз в течение месяца. В результате образовался слой вулканического пепла 20-сантиметровой толщины. Слой туфа стал похож на пирожное с 15–20 тонкими прослойками. Эти слои недавно появились на поверхности и были случайно замечены Питером Джонсом в 1977 г. В 1978 и 1979 гг. Тим Уайт и Ронол Кларк среди следов животных наткнулись и на следы прямоходящих предков человека. Было четко видно, как рядом шли два прямоходящих предка.
Но большинство других стоянок и останки человека также были засыпаны вулканическими осадками. Значит, повсюду в Восточной и Северной Африке предки человека и ранний человек жили в условиях активной вулканической деятельности. На их плечи не раз падала пыль из вулканов. А эта пыль, как показали исследования, — радиоактивна.
Оказалось, что в период выделения человека из мира животных происходило активное поднятие Африканского континента. В это время на востоке Африки образовался грандиозный рифтовый пояс.
Рифт — слово английское и буквально обозначает — «расщелина, трещина, разлом». Великий Африканский рифт тянется на тысячи километров от Красного моря до низовьев реки Замбези. Почти все древнейшие стоянки человека и местонахождения предков человека в Африке находятся в зоне рифта. Здесь особенно активно действовали в то время вулканы и землетрясения. Все эго и создавало повышенную радиацию.
В Южной Африке в то время также создалась зона повышенной радиации, ибо здесь — самые крупные в мире залежи урановых руд. Движения земной коры в местах больших залежей этих руд обнажали их, и тогда в этой зоне создавалась повышенная радиация. Кроме того, могли образовываться и естественные реакторы. Следы одного из таких естественных реакторов были обнаружены в 1972 г. французскими учеными. Действовал такой реактор около 600 тыс. лет. Таких реакторов в Южной Африке в то время могло быть много. И все они, безусловно, значительно повышали радиацию в зоне обитанич предков человека. Там, где не было ни урановых месторождений, ни рифта, ни активной вулканической деятельности, никаких изменений в строении обитавших там обезьян не произошло. Они и до сих пор выглядят так же, как и их предки 20 млн лет назад. «Они» — это шимпанзе и гориллы, обитающие в Западной Африке.
В целом, видимо, около 20–10 млн лет назад вся Африка равномерно была заселена обезьянами вида шимпанзе и горилл. Потом в связи с тем, что около 20 млн лет назад начался усиленный рифтогенез, вулканогенез и тектоническая активность возросли, на востоке Африки создалась зона повышенной радиации. У обитавших там обезьян резко увеличилась скорость мутаций. У них стали рождаться дети с большим объемом мозга, с иным строением черепа, с меньшей силой. Эти мутанты — дети обезьян — уже не могли ходить на четвереньках, так как строение скелета у них изменилось. Изменилось и строение руки. В общем появились те самые прямоходящие предки, останки которых найдены в Хадаре, Летолиле, Лотегеме и других местах.
О том, что радиация меняет наследственность человека, особенно ясно ученые поняли после взрывов атомных бомб в Хиросйме и Нагасаки. Любой живой организм начинает свою жизнь с одной клетки. Когда клетка готовится к делению, двойная нить ДНК разделяется, и начинает строиться по своему образу и подобию каждая половина. В результате облучения деление задерживается. Через 15–20 минут под микроскопом видно слипание или разрыв хромосом. Куски хромосом начинают блуждать, выстраиваться не на своих местах. В результате рождаются дети с врожденными уродствами. «Мутации могут возникнуть при любых дозах, причем число поврежденных хромосом пропорционально дозе. Для человека количество мутаций в его зародышевых клетках постепенно «набирается» им от зачатия и до конца способности к деторождению», — пишет академик Н. П. Дубинин.
Ученые сравнивали ДНК человека и шимпанзе, и оказалось, что они сходны на 98,9 %. По белкам шимпанзе и человек сходны, как виды-двойники. (Виды лягушек или белок различаются между собой в пределах одного рода в 20 или 30 раз больше, чем шимпанзе и человек.) Видимо, нарушения в генах и хромосомах у шимпанзе, которые обитали в Восточной и Южной Африке, были небольшими.
6. Какую же роль сыграл труд в происхождении человека?
Итак, совпадение времени образовавания рифтов, усиления вулканизма и землетрясений в Восточной и Южной Африке, выделения предка человека из мира животных, а также наличие там самых крупных в мире месторождений урановых руд позволяют предполагать, что все это взаимосвязано. Подъем Африканского материка вызвал повышение радиации в Восточной и Южной Африке и ускорил мутации у обитавших там обезьян.
В результате мутаций дети антропоидов начали рождаться уродами, у них увеличился объем мозга, изменилось строение черепа, рук, ног, появилось прямохождение и т. п. Хорошо это было или плохо для нового существа — прямо-холящего австралопитека — предка человека? Нам кажется, что это были изменения к лучшему. Однако изменения черепа, прямохождение, грацильность — все это вряд ли благоприятствовало Люси из Хадара или австралопитекам из Летолила. Прямая походка лишила их двух рук из четырех. Им стало труднее забираться на деревья, чтобы укрыться от хищников или догнать добычу. Грацильность, т. е. большее изящество в строении скелета, означало, что мутанты стали менее сильными физически, чем их родители — обезьяны или шимпанзе. Они уже не могли разорвать руками свинью или бабуина, как это делают сейчас шимпанзе. Изменение черепа тоже не давало сразу преимуществ, потому что в результате их предок потерял свои естественные кинжалы — острые клыки. Зубы австралопитека практически не отличаются от наших. Такие зубы и у тех австралопитеков, которых нашел Дарт в Южной Африке, и у Люси, которую обнаружил Джохансон на севере Африки, и у летолильского гоминида, и у «человека умелого» из Олдувая, и у всех остальных гоминид, которые около 4–3 млн лет назад полностью заменили обитавших там до этого времени обезьян типа шимпанзе.
Все эти изменения были, конечно, отрицательными, они лишали возможности мутантов добывать пищу так же, как это делали их родители, и так же, как делают и делали их братья в Западной и Экваториальной Африке. В общем все эти изменения в строении организма обрекали новое существо на гибель: без острых клыков ему нечем было добывать пищу, защищаться от многочисленных врагов, прямохождение мешало им так ловко прятаться на деревьях, как это делают шимпанзе, и т. д.
Новое существо — прямоходящий предок человека — неминуемо погиб бы, если бы не нашел замены всему потерянному в результате мутаций. И эта замена — искусственные каменные орудия. То, что шимпанзе делают эпизодически, предок человека вынужден был делать систематически. Иначе бы он погиб. Изготовление искусственных орудий вначале помогло ему выжить, а потом и стать господином всего живого на Земле.
Конечно, все это произошло не в один день. Как справедливо писал Ф. Энгельс, «прежде чем первый кремень при помощи человеческой руки был превращен в нож, должен был, вероятно, пройти такой длинный период времени, что в сравнении с ним известный нам исторический период является незначительным». Каменный нож — это первое, что требовалось нашему предку для того, чтобы заменить потерянное, чтобы заменить все то, что имеют и сейчас шимпанзе и гориллы, и то, что у него отобрала природа, — острые клыки и большую силу. Все первые каменные орудия — это оббитый человеком камень для того, чтобы получить острый режущий край. Иными словами, первый нож. Именно он помог предку вырезать ту самую палку, с помощью которой он мог убить добычу или разделать ее. То, что шимпанзе делает зубами, ранний человек, потеряв клыки, стал делать искусственно оббитым камнем. Камень оказался лучше клыков. Он заменил человеку и потерянную физическую силу, и ловкость. Вот почему появление каменных орудий всеми учеными мира принято считать как рубеж, отделяющий человека от его предка. На поиски средств для выживания (а ими в то время могли быть только каменные орудия) ушло немало времени. Видимо, от 5,5 (Лотегем) до 2,6 млн лет. Конечно, были попытки обойтись и без каменных орудий, вероятно, с помощью палок или костей, но это не помогло, и та часть прямоходящих предков (австралопитек африканский, робустус, бойсеп и т. п.), которая не стала изготовлять каменные орудия, не сумела отстоять свой вид от гибели, хотя и долго боролась. Они все вымерли около 1 млн лет назад. Только те, кто стал делать каменные орудия, выжили. Их потомки заселили всю Землю и сейчас даже осваивают космос.
«Труд, — писал Ф. Энгельс, — источник всякого богатства… наряду с природой… Но он еще и нечто бесконечно большее… Он — первое основное условие всей человеческой жизни… Труд начинается с изготовления орудий… ни одна обезьянья рука не изготовила когда-либо хотя бы самого грубого каменного ножа».
Определенную роль в изменении строения человека сыграли и космические события — особенно геомагнитные инверсии. Но об этом нужно говорить особо.
Давид Яковлев
СТРАШНЕЕ АКУЛЫ
Очерк
Художник М. Константинова
Берег постепенно удалялся, голоса купальщиков становились глуше, волны — темнее и ласковее. Можно было спокойно лежать на синей глади моря и смотреть в небо, где складывались в тучу пухлые кучевые облака… Все было прервано внезапным крапивным ударом по ноге. А вот и виновница: большая, с тарелку величиной, медуза, украшенная коротким лиловым крестом.
Этот таинственный комок протоплазмы — свидетель древних эпох эволюции жизни. Но примитивным его не назовешь.
Плавая, медуза использует реактивный принцип движения, выталкивая морскую воду своими студенистыми мышцами. Нападая, она применяет химическое оружие, может весьма привлекательно фосфоресцировать в сумерках и таинственно исчезать в глубинах моря, вслушиваясь в далекий шум приближающегося шторма.
Она давно и прекрасно приспособилась к окружающему миру и не нуждается ни в каком развитии, самоусовершенствовании вот уже сотни миллионов лет.
Размножаются медузы катастрофически быстро. Так, например, морская медуза аурелия очень известна, это широко распространенный обитатель морских глубин. Но до недавних пор жизненная деятельность этого существа была «белым пятном» в науке. Недавно была открыта способность медуз давать потомство в геометрической прогрессии. Удивительны и темпы роста аурелии — всего за три месяца новорожденный «зонтик» весом три миллиграмма превращается во взрослую медузу.
Хотя медузы на 98 процентов состоят из воды, они могут доставить человеку большие неприятности. Соприкосновение с ними зачастую вызывает покраснение кожи, ожог. У наиболее восприимчивых людей отмечается повышение температуры, нарушение кровообращения, а некоторые даже теряют сознание. Но все это покажется безобидным по сравнению с последствиями встреч со студенистой массой в тропических водах. На североавстралийском побережье, например, отдельные особи медуз выделяют яд нервно-паралитического действия, который убивает человека за три минуты. За один год жертвами медуз стали 50 человек. Об этом в октябре 1984 г. сообщил журнал «Штерн».
В водах Австралии обитает целая армия ядовитых существ. На Большом Барьерном рифе встречаются самые знаменитые из них — морские осы, или медузы кубо. Неспешно пошевеливая двенадцатиметровыми щупальцами, они колышутся в воде нередко вблизи пляжей.
Не менее опасна красная медуза — широнекс флекери. Красная медуза обитает в прибрежных водах Австралии, Индии, Бирмы, Индонезии и Филиппин. Эта медуза величиной всего от 10 до 20 см имеет на своем теле множество небольших пузырьков, полных яда. Соприкосновение с ней человека в воде равноценно укусу кобры.
Как и многие другие древние легенды, подтверждается миф о Медузе Горгоне с ядовитыми змеями на голове вместо волос, которая превращала в камень любого, кто на нее посмотрит. Красная медуза, обитающая на границе между пресной и соленой водой в устьях рек по побережью Тихого и Индийского океанов, убивает быстрее кобры. Тело ее в диаметре около 10–12 см, но множество щупальцев длиной по 30–40 см снабжены примерно 750 тысячами клеток, заполненных ядом. По мнению индийских специалистов, это самое ядовитое вещество в животном мире, против которого до сих пор нет противоядия. В зависимости от того, какая часть тела человека поражена ядом, смерть наступает через 30 секунд или несколько минут. Эта смертоносная медуза открыта только десять лет назад у северного побережья Австралии, но сейчас ее уже знают и у берегов Индии, Бирмы, Тайваня, Сингапура, Индонезии и Филиппин.
Обычно опасности, которым подвергается человек в море, связывают с акулами. У австралийского ученого Р. Джорджа иное мнение. Он называет медуз гораздо более опасными, чем акулы. Ученый, например, утверждает, что от укусов медузы кубо погибло значительно больше людей, чем от акул. Одного прикосновения ядовитых щупальцев морской осы достаточно для того, чтобы через три минуты наступила смерть. Противоядие против нее до сих пор не найдено. Животные, которым вводилась инъекция яда этой медузы, ослабленная в десять тысяч раз, умирали мгновенно. Публикация о работах Р. Джорджа в английском еженедельнике «Уикенд» заканчивается «оптимистично»: «Если вам довелось встречаться с акулой, вы можете сказать, что вам повезло, — возможно, вы лишитесь всего лишь руки или ноги…»
Свыше десяти лет затратил на поиски противоядия против медузы кубо доктор Джек Барнс. Он искал средства, ставя опыты на самом себе. Медузы, его пленницы, содержались в старых бочках около дома и даже в ванне. Он потерял счет тому, сколько раз его жалила медуза, и у него выработался относительный иммунитет. «Боль тем не менее ужасная, и лучше всего помогает протирание метиловым спиртом».
Как часто человеку приходится встречаться с опасными медузами? Какие еще районы Мирового океана наиболее подвержены нашествиям медуз? Начнем с информации, опубликованной в мюнхенской газете «Зюддойче цайтунг». Озаглавив свою информацию «Нашествие медуз», газета писала, что это напоминало кадры одного из «фильмов ужасов». Но кошмар был реальной действительностью. У северного побережья Голландии скопилось чудовищное количество гигантских ядовитых медуз. Только в прибрежной полосе Зандворта более двух с половиной тысяч человек получили тяжелые ожоги и вынуждены были обратиться к врачу.
Жгучий ожог возникает от одного прикосновения к студенистой массе даже в том случае, если медуза некоторое время пролежала на берегу. Вдоль всего побережья были расставлены ведра с раствором аммиака для самостоятельной обработки ожогов.
Старые рыбаки утверждают, что не помнят нашествия таких крупных медуз. Зоологи, однако, считают, что речь идет об одном из обычных и самых распространенных видов медуз Северного моря. Правда, до этого нашествия размер самой крупной медузы не достигал более 50 см в диаметре, в то время как гиганты, вторгшиеся в голландские воды, значительно превышали в поперечнике один метр. Подобные экземпляры встречались лишь в арктических морях.
В той или иной мере это повторяется из года в год. Возьмем, например, 1982 г. Под конец лета греческие власти вздохнули с облегчением: опасность нашествия медуз, кажется, миновала. Медузы, правда, не исчезли с побережья совсем, но их стало меньше. А в начале купального сезона они буквально терроризировали отдыхающих на пляжах Эгейского моря.
В те дни можно было наблюдать сцены, достойные фантастических фильмов: пляж, где, как говорится, негде яблоку упасть, удушливая жара — и ни одного купающегося в море. Иной турист из «неверующих» входит в воду и тут же вылетает как ошпаренный, крича от боли.
Цуштра вновь напала на греческие пляжи. Эта медуза при соприкосновении с человеческим телом выделяет сильный токсин, который вызывает острую боль и воспаление кожи. Затем через 15–30 часов наступает нестерпимый зуд. Врачи рекомендуют уксусные примочки, а в особо тяжелых случаях — кортизон.
Массы медуз группируются в зависимости от метеорологических условий и морских течений. Но, как считают греческие экологи, главной причиной концентрации медуз у берегов страны стало загрязнение моря. Оно нарушило экологическое равновесие, убив или вынудив уйти естественных врагов медуз (морская черепаха, дельфины и т. д.). Таким образом, медуза получила возможность для сверхразмножения. Эта проблема коснулась не только Афин, но также и пляжей севера и юга Греции, Лесбоса и Крита, других районов страны.
Что делать, как бороться с медузами? Купальщики — последователи Персея (мифического героя, убившего Медузу Горгону) тратят массу сил, чтобы с помощью черпаков, сачков и других приспособлений попытаться очистить от медуз участок моря. Напрасный труд!.. Медуза коварна. Она курсирует на глубине от 40 см до полутора метров и появляется там, где ее не ждут.
С медузами связано явление, известное специалистам под названием «красный прилив». В ноябре 1984 г. это явление наблюдалось несколько суток в районе Варны: днем Черное море становилось красным, а в ночной темноте оно выделялось сильным люминесцентным свечением.
В городе и на курортах не обошлось без фантазий и слухов, что якобы это явление каким-то образом связано с попытками… инопланетян установить контакт с Землей. Ясность в случившееся внесла окружная газета «Народное дело», опубликовав на первой полосе большой комментарий старшего научного сотрудника Института рыбных ресурсов Веры Караджовой.
Как говорится в комментарии, в последние годы микроскопические водоросли все чаще окрашивают весной и летом черноморскую воду, но подобное тому, что произошло, никогда раньше не отмечалось. Изменение цвета моря у варненского побережья вызвано огромной концентрацией (90—100 млн клеток на литр воды) одноклеточного планктона, имеющего коричневый пигмент. Сюда же нахлынуло неисчислимое множество медуз с прилепившимися к ним водорослями, которые добавляют свои розово-красные оттенки в изменившийся цвет моря.
Это явление нередко бывает в ряде районов Мирового океана, в частности в Мексиканском заливе, у берегов Флориды.
Ряд коротких сообщений под броскими заголовками: «Внимание: медуза!», «Нашествие медуз» и т. п. облетели страницы мировой прессы в июле и августе 1985 г. В одном из них, в частности, говорилось, что курортному бизнесу на Средиземноморье наносят ущерб не только загрязненные пляжи, но и медузы. Встреча с медузами не сулит ничего приятного. Секрет, который они выделяют для отпугивания врагов, вызывает на коже человека сыпь, а иногда и сильный ожог. Если медузы появляются в большом количестве в водах у пляжа, то не многие решаются купаться. Количество медуз у побережий начиная с 1976 г. из года в год возрастает. Сначала они начали скапливаться в Южной Адриатике, затем были замечены в Триестском заливе, Эгейском море, у Балеарских островов.
Как только по-настоящему начнет пригревать весеннее солнце, специальные отряды из сотрудников береговой охраны и рыбаков в средиземноморских странах отправятся в разведывательный рейс. Им предстоит выяснить, грозит ли побережью нашествие ядовитых, так называемых светящихся медуз. Если «разведчики» обнаружат этих существ, нагоняющих страх на купальщиков, то перед туристскими фирмами откроется печальная перспектива безлюдных пляжей, незанятых гостиничных номеров, а значит, и пустых касс.
Наступление ядовитых медуз на Средиземноморское побережье привлекло и внимание ученых. Дело в том, что это относительно новое явление: впервые медузы «посетили» южную часть Адриатического моря в 1976 г., и тогда их было совсем мало. Но с тех пор растущие стаи медуз в непосредственной близости от берега были зарегистрированы и в Триестском заливе, и в Сицилии, и на Мальте. Затем «светящееся бедствие» обрушилось на Лазурный берег и Эгейское море. Почему же ядовитые медузы зачастили в гости к человеку?
Ученые приходят к выводу, что в этом повинен сам человек. Поскольку медузы питаются органическими веществами, они «открыли» для себя прекрасную среду обитания в прибрежных водах, ставших настоящей сточной канавой для различных отходов. Кроме того, люди истребили естественного врага медуз — морскую черепаху.
Ожоги, оставляемые «светящейся» медузой на коже человека, очень болезненны. Естественно, что появление ядовитой стаи у пляжей означает: с купанием покончено.
Однако от нашествия медуз страдают не только купальщики. От рыбаков поступают жалобы на обрывы тралов: тросы, рассчитанные на определенный улов рыбы, не выдерживают тяжести десятков тонн медуз, забивающих сети, и траулеры в этих случаях лишаются возможности продолжать лов.
Как бороться с нашествием этих обитателей морей? Такую проблему решить специалистам оказалось не просто.
Во Франции предложен способ защиты прибрежных участков моря от медуз, заключающийся в использовании для этого завесы из воздушных пузырьков. Воздушные пузырьки, поднимаясь со дна моря из проложенных там перфорированных воздухопроводов на поверхность, вызывают циркуляционное движение воды, что препятствует прохождению медуз через эту воздушную завесу.
Какие последствия для здоровья человека могут вызвать ожоги от прикосновения к их щупальцам? Эти вопросы не так давно находились в центре внимания специалистов из 16 стран Средиземноморья, собравшихся в Афинах.
Участники международной встречи, организованной по инициативе ООН, отметили, что решение проблемы борьбы с медузами требует общих усилий всех заинтересованных стран.
Согласно сообщению агентства Пренса Латина, в 1984 г. на Средиземном море началась война не с саламандрами, как в известном романе К. Чапека, а с медузами, так как нашествие медуз на пляжи отпугивает туристов.
А вот случай из морской практики, свидетельствующий о «возможностях» медуз.
Черноморский танкер «Луцк» направлялся с внешнего рейда японского порта Токуяма к причалу. Вдруг насос, питающий машинную установку забортной водой, начал работать с перебоями. Упало давление, а это грозило полной остановкой машины. Старший механик приказал немедленно перевести работу насоса на донный кингстон. Бортовой кингстон тут же вскрыли и увидели, что он забит какой-то липкой массой. «Масса» оказалась скоплением медуз.
Моряки «Луцка» поняли, почему так красиво было море, которым они любовались с палубы: всю бухту покрывали миллионы переливающихся медуз.
Японский лоцман на борту танкера сказал, что они столкнулись с довольно редким явлением — миграцией медуз.
Укажем еще, что медузы порой опасны и для морских обитателей, и даже для экосистемы целых морей. Балтийскую сельдь опасности подстерегают на каждом шагу. На нее охотятся крупные рыбы, дельфины, рыбаки (по меньшей мере полутора десятка стран). Но больше всего сельди мы недосчитываем из-за медуз.
В Кильской бухте, куда балтийская сельдь приходит на нерест, медузы набрасываются на мальков, едва-едва вылупившихся из икринок. И если год на медуз урожайный, любителям рыбных солений приходится переходить на салаку.
Со всей остротой вопрос о медузах встал перед советскими учеными.
Тот, кто купался в районе Керченского пролива, знает, как много там в последнее время появилось медуз. Неприятно столкнуться в воде «нос к носу» с этим обжигающим куском студня. Но еще хуже другое: медузы нарушают экологическое равновесие в Азовском море. Усиленное их размножение привело к тому, что биомасса медуз в течение трех лет возросла здесь на несколько порядков. Что же вызвало такой «демографический взрыв»? Найти ответ позволил системный подход, примененный учеными НИИ механики и прикладной математики Ростовского университета. Они создали имитационную модель экосистемы Азовского. моря, содержащую параметры регулирования (например, численность сообществ рыб, медуз) и параметры настройки. Ко вторым относятся контролируемые параметры — объем и качество речных стоков, водообмен через Керченский пролив (предполагается, что там будет построен гидроузел), объемы уловов и выпуска молоди рыб, а также неконтролируемые — ветер, температура воздуха, осадки и т. д.
Расчеты показали, что при речном стоке порядка 30 км3 в год и постоянных значениях прочих параметров управления соленость прилегающих к Керченскому проливу участков Азовского моря достигла 13–14°/00. Это и явилось причиной нашествия медуз. Ученые нашли оптимальный диапазон солености (10–110/00), при котором интенсивнее всего идет распад загрязняющих море веществ. И, что очень важно, определили значение критического годового стока — 21 км3, позволяющего менять соленость Азова в диапазоне от 1,5°/00 (минерализация речного стока) до 17°/00 (соленость черноморской воды) путем регулирования водообмена через Керченский пролив. Если речной сток будет ниже критического, то строительство гидроузла в проливе станет бессмысленным — все равно соленость Азовского моря превысит черноморскую, и тогда, наверное, экологические последствия окажутся куда серьезней, чем засилье медуз.
В итоге остановимся на пользе от медуз! Так, они могут служить «предсказателями» штормов.
Установлено, что многие морские медузы воспринимают инфразвуки, возникающие от трения волн о воздух, что соответствует колебаниям примерно в 3—15 герц. На этом основании они задолго предчувствуют приближающийся шторм и отплывают от берегов.
О лекарственных медузах. Интересное открытие сделала в 1985 г. американский биолог Дж. Леш-Лори из Кливлендского университета. Исходя из результатов многочисленных опытов, она утверждает, что жгучие выделения медуз стимулируют работу сердца. По ее мнению, на «медузьей» основе можно получить лекарство для лечения сердечных заболеваний.
Ну и совсем курьезный случай. Во время плавания в Охотском море на судне «Аланд» появилась пробоина, в которую хлынула вода. Откачка не помогла, и судно начало давать крен. Вдруг течь прекратилась. Оказалось, что в пробоине застряла огромная медуза, которая и явилась спасительной «заплатой».
Д. Лихарев
ОСТРОВ МЯУ-МЯУ
Рассказ
Художник И. Гансовская
Ученые-этнографы давно уже скрупулезно разделили человечество на расы, народы, народности, племена. И все же они забыли внести в свою подробнейшую классификацию весьма многочисленное племя, к тому же рассеянное по всему свету. Это люди, одержимые «одной, но пламенной страстью» — коллекционированием. К этому племени принадлежал и известный английский писатель Сомерсет Моэм. Причем даже среди собратьев-коллекционеров он слыл чудаком. Еще бы, ведь Моэм собирал не шляпные булавки и даже не паровозные трубы — в конце концов истых коллекционеров этим не удивишь, — а острова. Нет, не вообще острова — их, слава богу, на земном шаре хватает, — но только те, которые в чем-то неповторимы. Самое же интересное, что коллекция практически не занимала места в доме писателя, а новые приобретения не требовали, как можно было бы предположить (все-таки острова стоят недешево!), больших затрат. Моэм придерживался правила: чтобы занести тот или иной уникальный остров в свою коллекцию, ему было достаточно лично посетить его. Правда, у этой системы был и серьезный недостаток: не с кем было меняться редкими экземплярами. Впрочем, если бы даже и нашелся еще один оригинал, собирающий острова, Моэм ни за что не уступил бы ему жемчужину коллекции — остров Мяу-Мяу.
На географических картах он носил другое название — атолл Тетиароа. Но в Папеэте, административном центре Таити, его именовали не иначе как остров Мяу-Мяу. Между прочим, и свой собственный архипелаг его жители тоже называют не Таити и не острова Общества, а Отахейти. В конце концов, кому лучше знать правильное название какого-либо места, как не тем, кто там живет? Но расскажем все по порядку.
В канадской провинции Онтарио, в небольшом городишке Сент-Томас, жил зубной врач Уолтер Джонстоун Уильямс. Год за годом он исправно удалял зубы и ставил пломбы жителям Сент-Томаса и не помышлял ни о чем ином. Но когда ему стукнуло двадцать восемь, Уильямс задумался о своем будущем: неужели так и придется провести всю жизнь у зубоврачебного кресла, не повидав ничего интересною, кроме флюсов да кариесных зубов? И тут на глаза врачу попалась рекламная брошюрка, до небес превозносившая романтику райской жизни в Южных морях. Подсчитав свои сбережения, дантист отправился в далекий путь.
Надо сказать, что он был практичным человеком, а не каким-то мечтателем, витающим бог знает где. Кстати, последнее вообще несовместимо с суровой прозой профессии зубного врача. Доктор Уильямс заранее продумал, чем он займется, когда прибудет на Таити. Его планы были весьма скромными: приобрести небольшой коралловый остров, построить там дом, выращивать кокосовые пальмы и продавать копру. Ну а в свободное от хозяйственных забот время удить рыбу. Дела будет как раз столько, чтобы не заскучать, но и не отупеть от работы. Соответствующее место отводилось и книгам, и будущей жене, и детям. Словом, Уильямс собирался прожить скромную, мирную, а главное, счастливую жизнь, декорациями для которой должны были стать лазурное море и голубое небо, бодрящая свежесть рассветов и неповторимая прелесть закатов.
Увы, действительность оказалась совсем не похожей на мечты. Прежде всего доктора разочаровал сам Папеэте, вовсе не похожий на райское место: душная, липкая жара, как в бане, обильно сдобренная всюду проникающими москитами. Самое же ужасное — с его деньгами нечего было и думать о покупке пусть даже крошечного острова: ко времени его приезда, в 1902 году, цены на атоллы здорово подскочили. Уильямсу не оставалось ничего другого, как опять заняться проклятыми зубами. Разница по сравнению с Сент-Томасом состояла лишь в том, что он был единственным дантистом на Таити, и ему приходилось лечить и живших там французов, и местных туземцев, и даже самого короля Помаре V и его двор. Французы расплачивались Франками, полинезийцы — цыплятами, бананами, манго, рыбой, папайей и даже — к сожалению, слишком редко — жареными поросятами. Помаре V и его принцы и принцессы не платили ничего, считая, видимо, что честь поставить пломбу или коронку в королевском рту сама по себе служит достаточной наградой.
Несмотря на это, доктор Уильямс, или, как его запросто называли в городе, «док Вилли», подружился с «его полинезийским величеством». Помаре V был неистощим на всяческие выдумки и шутки, что было редкостью в сонном, разомлевшем под тропическим солнцем Папеэте. Однажды сей король прибыл к доктору Уильямсу с необычным вопросом:
— Почему ты никогда не присылаешь ни мне, ни моим родственникам счета за лечение? Ведь ты всем им поставил золотые пломбы, — при этом Помаре V чуть улыбнулся, обнажив два ряда сверкающих золотых коронок, которые были исключительной привилегией его величества, вызывавшей жгучую зависть принцев и принцесс, — а это стоит немалых денег, не так ли?
— Ваше величество, — позволил себе улыбнуться в ответ «док Вилли», — во-первых, я считаю большой честью сверлить королевские зубы. Во-вторых, как-то не принято посылать счета монархам. А в-третьих, я тешу себя надеждой, что со временем смогу добавить на своей вывеске слова «Придворный дантист Его величества короля Помаре V».
— Все это так, но я полагаю, что это слишком ничтожное вознаграждение за твои труды. К тому же любой честный король должен честно платить свои долги. Увы, — вздохнул Помаре V, — в казне таитянских королей никогда не водилась звонкая наличность. Насколько мне помнится, ты когда-то собирался приобрести остров. Так вот, я дарю тебе целый архипелаг Тетиароа…
Тетиароа лишь с большой натяжкой можно было назвать архипелагом. Он состоял из кораллового атолла площадью 160 акров да дюжины крохотных островков. Когда-то в лагуне Тетиароа добывали жемчуг, но все раковины на дне давно подобрали, и несколько туземцев, обитавших на нем, кое-как перебивались рыбной ловлей да сбором кокосовых орехов. И все же доктор Уильямс несказанно обрадовался щедрому королевскому подарку. Его мечты наконец-то сбылись!
К сожалению, доктор куда лучше разбирался в зубах, чем в характерах людей. Он упустил из виду маленькую деталь: то, что Помаре V был большой шутник.
…Семидесятитонную шхуну «Флер» никак нельзя было назвать красавицей. В свое время она была окрашена белой краской, которая давно облезла, уступив место грязным пятнам разнообразной формы и размеров. Но Уильямс ни за что бы не променял эту пропахшую керосином посудину даже на шикарную океанскую яхту: ведь «Флер» мчала его со скоростью четырех узлов к собственным владениям! Канадец не отрывал глаз от приближающегося острова. Вон та белая пена прибоя означает риф, окружающий лагуну. Сейчас шхуна войдет в проход, и он наконец-то ступит на свою землю!
Но «Флер» понадобилось целых два часа, чтобы одолеть оставшиеся несколько миль, осторожно проскользнуть по извилистому каналу в рифах и бросить якорь у берега. И тут взору Уильямса открылась та самая идиллическая картина, которую так красочно рисовала рекламная брошюра. В безоблачном небе уже ярко сияло солнце, но в воздухе еще чувствовалась утренняя прохлада. Поверхность лагуны напоминала голубое зеркало, а глубоко внизу между кораллами сновали разноцветные рыбки.
Не дожидаясь, пока матросы-канаки закрепят трап, доктор Уильямс спрыгнул на берег и пошел по едва заметной в густой траве тропинке, петлявшей между спускавшимися к самой воде кокосовыми пальмами. Вскоре тропинка вывела его к круглой туземной хижине с островерхой крышей. Она стояла под раскидистым деревом с большими красными цветами, окруженная, как изгородью, кротоновыми кустами с золотистыми листьями. У входа в хижину его ждал невысокий полный туземец в одной лишь парео — ярко-желтой набедренной повязке. Он уже издали начал приветливо улыбаться доктору, но в последний момент вдруг резко нагнулся, схватил с земли толстый сук и что есть силы запустил его в траву рядом с тропинкой.
От изумления Уильямс застыл на месте.
— Простите, господин, крысы совсем одолели, — радостно сообщил туземец, обнажая в улыбке ослепительно белые зубы. — Эти бестии здесь прямо-таки кишмя кишат. Шагу ступить нельзя. Раньше хоть те орехи, что падают, прогрызали, а теперь по пальмам лазить научились. Чуть запоздаешь, раньше тебя все орехи снимут. Из-за них в этом году копры и на полшхуны не наберется…
Он радушным жестом повел вокруг себя рукой, как бы приглашая нового владельца Тетиароа полюбоваться исцарапанной корой пальм, из крон которых торчали лишь жалкие перегрызенные черенки кокосовых орехов. На следующее утро Уильямс и сам убедился, насколько прожорливы хвостатые твари. Когда он спустился к берегу лагуны, где накануне со шхуны выгрузили кадки с саженцами пальм, то с отчаянием обнаружил, что крысы успели полакомиться ими. Они прогрызли кору на стволах и выели нежную сердцевину. В течение следующих нескольких дней крысы словно бы издевались над хозяином острова. Они сновали чуть ли не под ногами, нагло карабкались на его собственные — подумать только! — пальмы, устраивали на песчаном берегу целые сражения из-за выброшенной волнами дохлой рыбы. Его присутствие крысы, просто игнорировали. Если же он подходил с палкой слишком близко, то они моментально скрывались в ближайшей норе, которыми, словно сыр, был продырявлен весь остров.
— Мне не оставалось ничего другого, как объявить крысам войну не на жизнь, а на смерть… — рассказывал доктор Уильямс Сомерсету Моэму, когда тот в 1917 году приехал на Таити собирать материалы для книги о Гогене и, естественно, в первые же дни познакомился с владельцем необычного острова: дантист к этому времени стал британским консулом в Папеэте. — Я пообещал туземцам прислать яд и к тому же установил премию за каждый десяток уничтоженных мародеров. Расчет мы договорились производить по предъявленным мне хвостам.
— Но откуда крысы вообще взялись на Тетиароа? — удивился Моэм. — Насколько мне известно, на других атоллах их нет.
— Вы задали мне трудный вопрос. Я и сам пытался докопаться до корней этой печальной истории, но окончательного объяснения так и не нашел. Возможно, часть крыс перебралась на остров с заходивших сюда шхун. И еще — крысы на Тетиароа унаследовали худшие черты обоих предков: живучесть коренных полинезийских и дьявольскую хитрость корабельных.
Но дело даже не в этом. Когда через два месяца я вернулся на остров, то сразу понял, что потерпел поражение. Крысы по-прежнему кишели повсюду. Туземцы объяснили мне, что после нескольких смертельных случаев они извлекли урок и обходили стороной аппетитные лепешки со стрихнином, разбросанные по всему острову. От камней, которыми пробовали обстреливать их островитяне, крысы ловко увертывались. Когда же те шли в атаку на хвостатых бестий с палками, то встречали отпор. Крысы вскоре перестали спасаться бегством и вместо этого моментально собирались в ударные отряды и с яростным писком бросались на преследователей. Вот тогда-то я по достоинству оценил чувство юмора его величества Помаре V, сделавшего мне неповторимый подарок. Да, сейчас вы вот смеетесь, а мне тогда было не до смеха. Я часами сидел у себя на веранде, тщетно стараясь найти выход. И знаете, кто мне его подсказал? Мой Ша. Был у меня такой наглый сиамский котище, который имел обыкновение прыгать на колени и демонстрировать остроту своих когтей, если я забывал принести его любимое лакомство — консервы из тунца. Так вот, когда я в очередной раз смазывал йодом оставленные им царапины, меня осенило: ведь кошки — смертельные враги крыс и мышей. Значит, нужно только собрать их в достаточном количестве и отвезти на Тетиароа.
На следующее утро мой бой-китаец повесил в порту объявление, что «док Вилли» скупает котов и кошек по два франка за штуку. Через час ко мне повалили туземцы с мяукающим, царапающимся и шипящим от злости товаром. Во дворе плотник сколачивал большие клетки, в которых к полудню набралось сотни две свирепых мини-тигров. Этого было вполне достаточно. Несколько дней я решил подержать их на голодной диете, чтобы прибавить рвения, когда они прибудут на остров. Мне было любопытно посмотреть, что получится из моей затеи, и я отправился туда вместе с мяукающими ландскнехтами…
Позднее шкипер Эмиль Леви, доставлявший необычный груз на Тетиароа, довольно красочно описал Моэму уникальную десантную операцию. Во время 25-мильного перехода кошки непрерывно выли подобно судовой сирене. Когда же клетки выгрузили на берег, пленники словно обезумели. Видимо, после трехдневного печального опыта они ожидали самого худшего. Два матроса-канака, открывавшие клетки, едва успевали увертываться от рассвирепевших кошек, когда они выскакивали на песок: те сначала не разобрались, кто друг, а кто враг, и стали бросаться на людей. Спасли положение крысы, привлеченные на берег необычным шумом. Выросшие в полной изоляции, они никогда прежде не видели смешных мяукающих зверьков и с любопытством смотрели, как те метались по песчаному пляжу. Зато таитянские коты прекрасно знали своих заклятых врагов. Стоило кому-то из них заметить крыс, как кошачья лавина устремилась на ничего не понявших аборигенов.
— Посмотрели бы на дока Вилли, — рассказывал шкипер. — Он прямо-таки плясал на палубе, размахивал руками и вопил что было мочи: «Ату их! Ату! Боже, как это прекрасно!»
К вечеру командующий десантной операцией зубной врач Уильямс убедился, что сражение выиграно. Обойдя остров, он не заметил ни одной крысы. На поле брани остались лишь тела поверженных врагов, а уцелевшие попрятались кто куда. Канадец не сомневался, что в ближайшие дни будет покончено и с ними. Можно было возвращаться на Таити и закупать новую партию саженцев кокосовых пальм.
— Увы, мое торжество оказалось преждевременным, — вздохнул Уильямс. — Наступил сезон дождей, и прошло три месяца, пока я собрался поехать на Тетиароа. Однако события опередили меня. Как-то раз, когда я вечером пришел домой, у веранды меня встретили мои островитяне в полном составе. Оказывается, я не учел одной вещи: быстроты, с какой размножаются кошки. Их количество по крайней мере утроилось. Расправившись с крысами, они принялись за другую живность, обитавшую на Тетиароа, но и ее хватило ненадолго. Среди кошачьего населения начался голод. Часть погибла, а оставшиеся, очутившись в безвыходном положении, начали форменную осаду островитян. Опасаясь за свою жизнь, те поспешили убраться на Таити с первой же зашедшей на Тетиароа шхуной.
Что мне оставалось делать? Отравить своих недавних союзников? На это у меня не хватило духа. Бог с ними, пусть владеют моим островом, а кокосовые пальмы могут и подождать. В конце концов, лишенные пропитания, кошки так или иначе погибнут естественной смертью. Пока же я предупредил в порту, что заходить на Тетиароа опасно. Весть эта быстро распространилась по всему Папеэте, а остров получил новое название — Мяу-Мяу.
— Но прошло уже почти пятнадцать лет, неужели этот эпизод помнят до сих пор? — удивился Моэм. — Ведь от кошек там, наверное, давно не осталось и следа…
— Вот здесь вы ошибаетесь, дорогой мистер Моэм, — загадочно улыбнулся британский консул. — Когда я через год с лишним посетил из любопытства мои владения, кошек там было предостаточно. Они совершенно одичали, но на людей нападать не пытались. Пробыв на острове несколько дней, я обнаружил удивительные вещи. Мои кошки стали отличными рыболовами, причем рыбный стол они дополняли и вегетарианскими блюдами — различными травами и листьями каких-то кустарников. Стоило утром прийти к лагуне, и вы могли увидеть все взрослое кошачье население расположившимся на рифах и отмелях и терпеливо поджидающим стаи рыб. Молниеносный удар лапой или даже прыжок в воду — и завтрак обеспечен. Самое же главное, как я со временем убедился, численность кошек оставалась на одном и том же уровне, словно они сознательно ввели строгий контроль над рождаемостью. Я не знаю, созывали ли они специальную конференцию по этому вопросу или же сыграли свою роль инстинкт и изменившаяся диета, только перенаселение Тетиароа больше не угрожало. Вскоре туда вернулись туземцы и, не встретив враждебности со стороны кошачьего населения, занялись выращиванием кокосовых пальм.
Чтобы закончить рассказ о судьбе жемчужины коллекции писателя Сомерсета Моэма — кстати, он и сам посетил остров Мяу-Мяу, — остается добавить лишь, что в конце 60-х годов Тетиароа приобрел у наследников доктора Уильямса известный актер Марлон Брандо, задумавший превратить этот райский уголок в приют для философов, писателей, артистов, художников, жаждущих тишины и покоя. Увы, желающих обосноваться там не нашлось. Виноваты оказались кошачьи серенады, без которых на Мяу-Мяу не обходится ни одна ночь.
Вадим Артамонов
ВЕРНОЕ СРЕДСТВО ПРОТИВ МАЛЯРИИ
Очерк
Художник М. Константинова
Вскоре у меня началась малярия. Она трепала меня каждые пять дней. Тело пахло уксусом. От хины шумела голова, синели руки и трескались ногти.Константин Паустовский
После малярийного приступа с его беспощадным ознобом и предсмертным кружением сердца оставалась такая вязкая слабость, что мне трудно было вытянуть руку.
Ко времени открытия Америки Колумбом на месте нынешнего Перу существовало сильное процветающее государство инков Тауантинсуйу (на языке кечуа это слово означает «четыре стороны света»). Инки добились выдающихся успехов в строительстве храмов и дворцов, прокладке дорог, развитии сельского хозяйства. Так, например, ими была построена великолепная дорога длиной 5250 км. Только в начале XX века удалось побить этот рекорд протяженности дорог. По всей стране инки возвели мощные крепости, стены которых были выложены из гигантских каменных блоков весом 200 тонн и даже больше. Эти блоки подогнаны друг к другу с поразительной точностью: даже сейчас нельзя отыскать щелей между ними. Инки изобрели оригинальную систему передачи информации в виде так называемого узелкового письма — кипу, а также зачаточную письменность. Несомненны их успехи в области астрономии и медицины.
Что касается сельского хозяйства, то испанцы, завоевавшие государство инков Тауантинсуйу, единодушно отмечали высокий уровень благосостояния всего его населения. Подсчеты современных ученых подтвердили, что империя Куско гарантировала всем ее членам право на жизнь через полное удовлетворение потребностей в пище, одежде, жилище. Инки достигли столь высокого жизненного уровня благодаря выдающимся достижениям в области сельского хозяйства. Испанец Педро де Сьеса де Леон, написавший книгу «Хроника Перу», отметил, что из бесплодных провинций они делали плодородные и изобильные. В войсках инков были специальные подразделения, в задачу которых входило освоение и улучшение вновь захваченных земель путем возведения насыпных террас под посевы, сооружения широкой ирригационной сети, применения удобрений (гуано). Для доставки воды на поля они использовали каналы, акведуки, тоннели. Высокий урожай культивируемых растений позволял не только полностью удовлетворять потребности населения в пище, но и создавать огромные запасы продовольствия. По разным оценкам, они могли кормить все население Тауантинсуйу от двух до пяти лет.
В ноябре 1533 года испанцы захватили столицу инков город Куско, разграбили и уничтожили богатую культуру народа, населявшего Тауантинсуйу. Предводитель завоевателей конкистадор Франсиско Писарро приказал построить на берегу реки Римак город, названный впоследствии Лимой (в основе этого названия — искаженное название реки, на берегу которой этот город стоял). В 1543 году он стал столицей провозглашенного испанским королем Карлом V вице-королевства.
Индейцы мужественно боролись против угнетателей. Ф. Писарро жестоко подавил восстание индейцев в 1535–1537 годах. Однако инки продолжали сопротивляться. Возглавляемые Верховным Инкой, бесстрашным и смелым воином Тупаком Амарой, они наносили испанцам большой урон. Однако в 1572 году конкистадоры вероломно захватили в плен и подвергли зверским пыткам Тупака Амару. Во время истязаний последний Верховный Инка некогда великого государства Тауантинсуйу не проронил ни слова. Жестокая расправа над ним вызвала возмущение индейского населения, и оно вновь и вновь поднималось на борьбу. Многие предводители восстаний индейцев принимали его имя. Оно стало символом независимости индейцев, воодушевляло людей, вселяло надежду на избавление от непрошеных пришельцев.
Эти надежды длительное время не могли быть реализованы. Испанцы держали в вице-королевстве Перу значительные военные силы. Правда, много подданных испанского короля погибло от страшной болезни — малярии. Ничто не спасало от смерти заболевшего ею: ни молитвы католических священников, ни самые дорогие европейские лекарства. Чтобы читатели имели представление о масштабах ущерба, наносимого человечеству малярией, приведу такой пример. Даже в начале 30-х годов XX века в мире ежегодно заболевало малярией около 700 миллионов человек, из которых умирало около 7 миллионов. И это несмотря на то, что человечеству уже было известно верное средство против малярии.
Малярия, как известно, вызывается одноклеточными организмами — плазмодиями, которые передаются от человека к человеку при посредстве малярийных комаров. Распространение этих комаров зависит от температуры, наличия водоемов, пригодных для заселения личинками, от освоенности территории человеком и ряда других условий. Указанные выше факторы находятся в Перу в благоприятном для развития малярийного плазмодия соотношении. Температуры на перуанской равнине высокие в течение всего года (от 24 до 27 °C). Они близки к оптимальным для размножения малярийных комаров температурам — 25–30 °C. Этот край ко времени завоевания испанцами был довольно густо заселен. По разным оценкам, население Тауантинсуйу составляло от 8 до 15 миллионов человек. В столице, г. Куско, в начале XVI века проживало больше людей, чем в крупнейшем городе Европы того времени — Лондоне. Следует также отметить, что три пятых территории Перу занимает сельва — область влажнолесных восточных предгорий и равнин, изрезанная густой сетью рек. Древние инки называли район сельвы Омагуа, что означает «место, где водится рыба». Обилие водоемов, безусловно, способствовало не только разведению рыбы, но и процветанию комаров. Неудивительно, что многие конкистадоры заболевали в завоеванной ими стране малярией и умирали. На это указывает тот факт, что даже в 1931 году в столице Перу — Лиме из каждых двух тысяч жителей от малярии погибал один человек.
Между тем индейцы издавна знали верное средство против ужасной болезни. Оно представляет собой кору вечнозеленого хинного дерева, распространенного на склонах Анд и в долинах Южного Перу на высоте 1500–3000 метров над уровнем моря. Эта зона называется «тьерра темплада» — «умеренная земля». Здесь достаточно влажно, в год выпадает около двух тысяч миллиметров осадков. Теплый и влажный климат способствует развитию пышной растительности, в том числе кофейного дерева, кустарника коки, бамбука, хинного дерева.
Кроме Перу хинное дерево встречается на территории Венесуэлы, Колумбии и Боливии: между 10° с. ш. и 19° ю. ш. Индейцы назвали его «ква-хукку» — «дерево лихорадочной дрожи», а целебную кору — «кина-кина». Согласно индейской легенде, лечебные свойства хинного дерева были обнаружены благодаря грозе джунглей — пуме. Однажды охотники увидели зверя, который имел очень жалкий вид, судя по которому нетрудно было догадаться, что он болен. Животное подобралось к какому-то дереву, начало усердно подкапывать его и с жадностью глотать корни. Когда пума удалилась, охотники приблизились к растению и убедились, что это «ква-хукку». Так якобы хищное животное поведало людям о целебных свойствах хинного дерева.
Эту легенду привез в Европу известный естествоиспытатель Шарль Мари де ла Кондамин, внесший большой вклад в изучение растительного мира Нового Света. Однако это, по-видимому, все же только легенда. По мнению ученых, пума не имеет никакого отношения ни к малярии, ни к дереву «ква-хукку». Известно, что представители семейства кошачьих, к которому относится пума, малярией не болеют. Кроме того, на высоте от полутора до трех тысяч метров, где растет это дерево, пумы не бывает.
Как бы там ни было, но индейцы, прекрасно знавшие окружающий их растительный мир, безусловно, были осведомлены о целебных свойствах «ква-хукку». Эти свои знания они, судя по дошедшим до нас преданиям, тщательно скрывали от европейцев, надеясь на то, что страшное заболевание избавит их от непрошеных пришельцев. Сбор целебной коры и ее применение могли осуществлять лишь наиболее надежные, верные люди.
И все же европейцам удалось узнать способ использования коры удивительного дерева. На этот счет существует много легенд, но чаще всего рассказывают о юной перуанке, которая горячо полюбила испанского солдата. Когда тот заболел малярией, она стала лечить его целебной корой. Так испанский солдат проведал о секретах индейцев. Он решил выгодно продать свои познания миссионерам-иезуитам. Те обещали ему щедрое вознаграждение, а когда узнали интересовавшую их тайну, поспешили избавиться от него, дабы он не смог кому-нибудь продать ее еще раз. С тех пор монахи-иезуиты провозгласили порошок из коры хинного дерева «священным» и стали наживать на его продаже баснословные прибыли.
Спустя почти сто лет после провозглашения Перу вице-королевством Испании, в 1638 году, малярией заболела жена вице-короля Франциска Ана дел Цинхон. Современники отмечали, что это была обаятельная, добрая женщина. Для ее излечения во дворец были доставлены различные средства, в том числе кора хинного дерева. По одним источникам, кору предложил солдат, сам вылечившийся с помощью этого лекарства два года назад, по другим — прислал судья из Боливии. Вице-король Дон Луис Геронима Кабрера де Вобадилла граф Цинхон приказал испытать действие незнакомого средства на больных солдатах, прежде чем давать его своей жене. Кора хинного дерева излечила графиню. Уверовавший в эффективность нового лекарства вице-король приказал заготовить значительное его количество. Графиня Цинхон использовала эту кору для лечения людей.
Вскоре граф Цинхон возвратился в Испанию. По дороге выяснилось, что он заболел малярией, поэтому и в пути, и в Мадриде бывший вице-король принимал кору хинного дерева, но та почему-то не помогла ему. Тем не менее овдовевшая графиня с еще большим энтузиазмом продолжала лечить людей с помощью нового средства, которое стало называться в народе «порошком графини». Благодаря ее усилиям слава о ценном лекарстве, исцеляющем людей от малярии, продолжала распространяться по миру. Известный шведский ботаник Карл Линней назвал растение в ознаменование заслуг графини ее именем — цинхона аптечная. Однако оно больше известно как хинное дерево.
Когда началась интенсивная колонизация стран Африки и Азии, лежащих в тропическом поясе, европейцам, главным образом голландцам, англичанам и французам, потребовалось большое количество хины. В связи с этим возникла мысль создать обширные плантации хинного дерева в Южной и Юго-Восточной Азии. Запасы дикорастущего сырья все более сокращались, да и экспорт его из Перу обходился недешево.
Однако создание плантаций хинного дерева оказалось непростым делом. Правительство Перу под страхом смертной казни запретило вывозить из страны семена, черенки и саженцы этого растения. Монополия на производство хины приносила большие доходы.
Между тем в тропических странах малярия продолжала свирепствовать и уносить тысячи жизней. Особенно страдали от нее голландцы, захватившие Яву. Их попытки развести хинное дерево, вывезти его из Перу длительное время терпели неудачу. Лишь в 1853 году немецкий ботаник К. Гасскарл по заданию голландцев, преодолев массу опасных для жизни препятствий, собрал семена и сеянцы хинного дерева и переправил их на специально снаряженный для этой цели крейсер. Тот доставил семена и сеянцы на Яву. Подобную же операцию сумели осуществить в 1861 году и англичане, вывезшие хинное дерево в Индию. В Индии, на Яве и Цейлоне были созданы обширные плантации ценного растения.
После установления лечебных достоинств хинного дерева и разведения его на плантациях европейцы, отправлявшиеся в тропические страны, обязательно захватывали с собой хину. Так, в багаже русского путешественника Н. Н. Миклухо-Маклая, доставленном на Новую Гвинею, был солидный запас этого лекарственного средства. Оно предназначалось для лечения в случае заболевания малярией.
Первая книга о хине была написана профессором университета в Вальядолиде П. Барбой и издана в 1642 году в Севилье. Научные труды с описанием хины и способов ее применения публикуются в Риме, Антверпене, Генуе, Женеве и в других городах. Наряду с научными трактатами появляются поэмы, посвященные удивительному растению. Известный французский баснописец Жан Лафонтен в конце XVII столетия опубликовал поэму под названием «Кинкина». В ней он писал, что будто сам солнцеликий Феб ниспослал людям лекарство от смертельно опасной болотной лихорадки, напущенной на белый свет коварной Пандорой.
По недоразумению Феб поместил это дерево за океаном. Лафонтен призывал ученых тщательно изучить ценное растение:
И, нужно сказать, ученые активно последовали призыву баснописца. В 1820 году французские фармацевты Поль Пеллетье и Жан Каванту извлекли из коры хинного дерева два алкалоида, названные хинином и цинхонином. Следует отметить, что за два года до исследований французских ученых русский профессор Ф. Гизе, работавший в Харькове, получил хинин в чистом виде, но его работа не получила известности.
Алкалоиды представляют собой чрезвычайно разнородную группу химических веществ, которые обладают свойствами оснований и при взаимодействии с кислотами дают соли, кроме того, они содержат азот, который входит в состав циклических структур. Следует еще подчеркнуть, что алкалоиды — это вещества растительного происхождения.
Изучение химии алкалоидов началось в 1806 году, когда аптекарь Фридрих Вильгельм Сертюрнер, изучая опий мака, выделил алкалоид морфин. За прошедшие затем сто семьдесят лет было зарегистрировано более пяти тысяч алкалоидов.
Помимо хинина и цинхонина в коре хинного дерева обнаружено еще два с половиной десятка алкалоидов. Цинхонин первоначально представлялся веществом, не имеющим в отличие от хинина особой ценности. Оказалось, однако, что он может быть использован для получения нужных человеку физиологически активных веществ. После того как в начале XX века был осуществлен химический синтез цинхонина, на его основе удалось создать первое лекарственное средство против подагры — атофан.
Одним из важнейших представителей группы алкалоидов является хинин. Он содержится в коре около 40 видов древесных растений. Наибольшее значение из этих деревьев имеет цинхона Леджера. В 1865 году голландцы купили у английского купца Чарльза Леджера большую партию семян хинного дерева. При их ботаническом изучении был выделен особенно целебный вид, названный в честь обладателя семян. В отличие от других видов хинного дерева цинхона Леджера содержит в коре наибольшее количество алкалоидов (12–20 %), причем на долю хинина приходится большая часть суммы (до 13 %). По этой причине цинхона Леджера и получила широкое распространение в культуре.
Первоначально использование хинина для лечения малярии было основано на чисто эмпирических посылках: люди не знали причины, вызывающей это ужасное заболевание. Только в 1880 году в крови. больных людей было обнаружено присутствие возбудителя малярии. Спустя 11 лет (в 1891 году) Д. Л. Романовский написал докторскую диссертацию, в которой было показано, что хинин может убивать малярийных плазмодиев в крови человека. Благодаря этим исследованиям хинин прочно вошел в научную медицину как надежное противомалярийное средство. Кроме того, соли хинина, чаще всего гидрохлорид, назначают в акушерской практике для возбуждения и усиления родовой активности.
В марте 1942 года Ява была оккупирована Японией. Это привело к резкому сокращению поступления коры хинного дерева на мировой рынок… В те времена медики не имели в своем распоряжении других эффективных средств борьбы с малярией. Вот почему в разных странах во время второй мировой войны широким фронтом развернулись исследования по синтезу заменителей хинина. Эти исследования завершились полным успехом. В 1944 году удалось осуществить синтез хинина, а затем еще ряда веществ, обладающих антималярийной активностью. После этого цены на естественное сырье упали, в связи с чем многие плантации хинного дерева были заброшены.
В настоящее время хинное дерево в основном культивируется на Яве, где производится до 90 % общей мировой продукции натурального хинина, и в Индии, дающей остальные 10 %. На родине хинного дерева плантации незначительны. Добыча же коры дикорастущих растений в девственных горных лесах Перу все более и более сокращается и близка к прекращению.
…Поистине удивительная судьба у хинного дерева. Когда-то оно хранило великую тайну индейцев. Ради добычи его семян снаряжались военные корабли. Целебная кора спасла от неминуемой смерти тысячи и тысячи людей. И хотя сегодня площади под плантациями хинного дерева резко сократились, благодарное человечество никогда не забудет зеленого друга. Хинное дерево стало символом Перу, оно изображено на государственном гербе этой страны.
Евгений Кузьмин
И УВИДИТ ЦВЕТУЩИЙ САМШИТ
Очерк
Фото автора
— Колыбель из самшита сулит долгую и счастливую жизнь младенцу — так испокон веков считают у нас в Азербайджане. Вот эти колыбели можно назвать родственницами, — заметив наш интерес, поясняет Кямал Кахраманович Алиев, директор самого южного в республике Астаринского историко-краеведческого музея. — Та, что побольше, спустилась из высокогорного села Сым. Недавно ее подарил к открытию музея один из старейших людей Азербайджана, — Алиев выдержал паузу. — Современник Толстого… Шири Салаев. Говорят, без дела Шири и сейчас не сидит…
— А кто эту смастерил? — я показал на крохотную колыбельку, приютившуюся возле своей более солидной «родственницы».
— Младший сын дедушки Шири Салаева — Таманулла.
— Едем, — сказал я моему другу Вагифу Рустамову, знатоку народных обычаев и ремесел. — Едем к Салаевым!
Собственно, Вагифа не надо было уговаривать: это он «открыл» династию Салаевых и, желая убедить меня, что мастера они непревзойденные, привел в музей.
…Вокруг, насколько хватало глаз, в сизой дымке тянулись Талышские горы, и облака, казалось, цеплялись за их вершины. Безветренно. Воздух, напоенный ароматом множества душистых растений, проникал в открытое окошко «газика». Дорога неторопливо изгибалась и так же неторопливо ползла вверх. Ее серпантин раскручивался утомительно монотонно — уже несколько часов нас убаюкивал натужный гул мотора. Но вот мы забрали резко вправо, и неожиданно нашему взору открылось село Сым: три-четыре десятка домишек, словно гнезда ласточек, лепились по склону хребта. Еще несколько минут — и мы интересуемся у прохожего, где найти Шири Салаева.
Молодой человек улыбается.
— Я как раз к нему иду…
У ворот дома нас встречает пожилой мужчина в папахе, гостеприимно отвечает на приветствие — это, как выясняется, Таджибек, старший сын Шири — и, завидев нашего попутчика, обращается к нему:
— Хорошо, что ты зашел, Сулейман. Колыбель для твоего первенца готова. — И несколько извиняющимся тоном продолжил: — Отец не успел ее закончить — попросил меня, понимаешь, пришло известие: родилась еще одна правнучка, и он, сделав для нее колыбель, срочно уехал. Ты же знаешь, отец — беспокойная душа, обязательно сам должен поздравить родителей ребенка. Один-единственный раз нарушил отец свою традицию — лично дарить колыбель родителям каждого продолжателя рода Салаевых. Прошло двадцать пять лет, а он все еще не может простить себе, что не поехал в Сочи поздравить молодую семью, которая подарила ему племянника Микаила.
— Сколько же теперь Салаевых? — интересуемся мы уже в доме у Таджибека.
— Больше двухсот человек!
Садимся за стол у раскрытого окна.
Пахнет инжиром, вишней. На столе и на полках рядом с обычной посудой — глиняная и деревянная.
— Это отец сделал, — говорит Таджибек, заметив наше любопытство. — Он на все руки мастер. А как же иначе, — словно возражая себе, воскликнул он. — Село наше далеко в горах… Вот и приходилось отцу за свой долгий век быть и гончаром, и плотником. Проезжая по селу, вы, наверное, обратили внимание на окна: нет ни одного похожего наличника. Это его рук дело. Приходилось ему быть и портным, совсем недавно отнес отец Таманулле швейную машину и пожаловался: «Слаб стал глазами…»
— Таджибек, а вы тоже делаете колыбели?
— У нас в семье все мужчины их делают. Я, правда, этим почти уже не занимаюсь — иногда только помогаю отцу. Мне ведь тоже немало — семьдесят четыре… — Он улыбнулся, видимо вспомнив что-то. — В прошлом году из другого села к отцу пришел аксакал: «Сделай колыбель, Шири». Посмотрел на него отец и сказал: «Бели мне не изменяет память, для тебя, Ахмед, я делал колыбель еще в прошлом веке…» — «Да не для меня, — рассмеялся гость, — сделай для правнука моего, Заура…»
А если серьезно, — говорит Таджибек, — вам к моему младшему брату Таманулле надо. У него есть колыбели, которые мы вместе с отцом делали. Впрочем, не только колыбели, но и посуда. По наказу отца Таманулла хранит все это как семейную реликвию, он ведь самый молодой, ему всего пятьдесят пять…
Замечаю на стене небольшую фотографию. Спрашиваю.
Два сына осталось у Шири — один не вернулся с войны, другой, Таджибек, пришел с орденом, участвовал в боях за Берлин, там и получил ранение, лишился ноги. Две дочери связали свою судьбу с родной отцовской землей, где участвовал Шири в организации первого колхоза.
…Быстро летит время. Нам уже снова пора в дорогу.
Прощались у рощи реликтовых деревьев. Мы не поняли вначале, почему Таджибек привел нас именно сюда, пока он не произнес:
— Эту рощу посадил мой отец. Здесь мы берем самшит, из которого и делаем колыбели…
Гул мотора нарушил привычную тишину поселка Кижаба. Но стоило водителю заглушить мотор, как сразу же тишина накрыла нас словно колпаком.
Прочный, одноэтажный, кирпичной кладки дом, к самому порогу которого подступают деревья. Не успеваем открыть деревянную калитку, как появились ребятишки.
— Который тут за хозяина будет?
Вперед робко выступил мальчик лет десяти — двенадцати, но не успел он произнести и слова, как по ступенькам зашелестели чарыки, и мальчик кивнул:
— Моя мама.
В сравнительно молодой еще, с быстрыми и, как нам показалось, даже чуть по-детски озорными глазами женщине легко угадывался веселый нрав. Узнав, что мы из редакции, она тут же начала говорить:
— Я очень люблю читать. Даже когда сижу за маслобойкой — читаю. А если что-то очень интересное, так просто зачитываюсь и обо всем забываю. Соседи шутят: «Наверное, Тайфаниса, у твоей коровы плохое молоко, что ты так долго взбиваешь масло…»
В плотной тени деревьев незаметно появляется резной стол, окруженный стульями, — здесь мы и располагаемся. Гостеприимная хозяйка и ее сын Ширали угощают нас прохладительным напитком — айраном и изумительным по вкусу терпким чаем, настоянным на горных травах.
— Сама собирала, — не преминула похвастать Тайфаниса.
В ожидании Тамануллы завязалась беседа. Кучка ребятишек, лишь пресытилось их любопытство, разлетелась так же незаметно, как и возникла.
Когда Тайфаниса услышала, что мы побывали в селе Сым, она с гордостью воскликнула:
— Там долгожителей — пальцев на руках не хватит! Недавно еще в селе были люди старше Шири на двадцать лет!..
Говорят, Азербайджан — край, где век за возраст человека не считают. Сегодня в республике более двух с половиной тысяч человек, которые перешагнули вековой рубеж. Стосорокапятилетняя Афруз Гасанова, стодвадцатичетырехлетний Гусейн Кулиев, стошестнадцатилетний Муслим Гасанов, ну и конечно же стодевятнадцатилетний Шири Салаев, сын потомственных животноводов, основатель династии резчиков по дереву…
Вскоре появился Таманулла, а с ним молодой человек. Глаза Тамануллы лучились спокойствием и добротой, от чего лицо казалось подсвеченным изнутри теплым и ровным светом. Таким, как он, легко доверяешься, подумал я и сразу спросил Тамануллу, в чем секрет долголетия его отца? И он легко включился в разговор.
— Сколько помню, — голос мягкий, спокойный, — отец всегда много работал — строил дома, сеял хлеб, шил одежду— и сейчас по мере сил работает. Косит траву, мастерит колыбели. Какой еще секрет? — как бы сам себя спросил Таманулла. — Еще, конечно, горный воздух и пища. Отец любит мед и овечье молоко, которое сам и надаивает. Рассказывал мне, что однажды в молодости решил испытать себя: съел две рамки меда и, чтобы охладить тело — от меда температура тела резко повышается, — нырнул в холодный источник. Но он, я думаю, не только испытывал себя таким образом, но и закалял.
Мастер за работой
Изделия из самшита
По рассказам Тамануллы и Тайфанисы я уже легко мог представить себе Шири и, когда Тайфаниса принесла альбом, безошибочно нашел его фотографию. Показали нам и жену Шири Салаева — Амалию, известную в округе ковровщицу, прожившую долгую — сто лет — и интересную жизнь. Увидел я на фотографии и колыбели. Заговорили о них.
— Всех нас когда-то нянчили в колыбелях… Даже Шири, — философски изрекла Тайфаниса, но молодой человек, пришедший с Тамануллой, возразил:
— Кроме меня. Я родился в Сочи и к колыбелям никакого отношения не имею.
— Зато твоя дочь имеет, — заметила Тайфаниса. — Она растет в колыбели, которую сделал Шири-даи для тебя, Микаил, двадцать пять лет назад…
— Когда ты родился, Микаил, отец был болен, и мы не пустили его в Сочи, — с нежностью в голосе произнес Таманулла.
— А вы не боитесь, что ваше ремесло может исчезнуть? — спросил я Тамануллу.
— Нет. Конечно, сейчас в магазине продаются красивые кроватки, но многие все же хотят, чтобы дети их начинали жизнь в таких вот колыбельках. Так что заказов у народных мастеров хоть отбавляй…
Как может не быть заказов, если к одной из своих дочерей Ширидаи четыре раза спускался с гор — столько в семью понадобилось колыбелей… пока, — в тон мужу сказала Тайфаниса и, показав на вошедшего сына, зачастила: — Когда он родился, Ширидаи не только принес для него колыбель, но и помог разрешить наш с Тамануллой спор, как назвать сына. Я хотела, чтобы в честь моего отца — Али, а Таманулла — в честь своего — Шири… Не знаю, чем бы закончился спор, если б не свекор. Он рассудил как мудрый человек: «Назовем мальчика Ширали — тогда мы соединим имена двух старейшин наших родов». Так и сделали.
Заплакала дочь Микаила, и Тайфаниса поспешила к ней. Таманулла предложил посмотреть колыбели и посуду, которые он изготовил вместе с отцом. Мастер распахнул дверь пристройки, примыкающей к дому, и на нас пахнуло запахом старого дерева. Но вот Таманулла вытащил на свет семейную коллекцию, и засветились на солнце решетчатые стенки колыбелей, заиграл яркими красками орнамент. Мы с Вагифом потянулись к фотоаппаратам…
Утомленное за день солнце уже прилегло на вершину горы, и мы невольно залюбовались красотой вечернего пейзажа.
Потом Таманулла повел нас по поселку и предложил взглянуть на центральную усадьбу субтропического совхоза с вершины горы. Когда поднялись, он сказал:
— Если и есть на земле рай, так это здесь. — И показал вниз:.
Слева, почти к самому поселку, сбегали ряды апельсиновых деревьев, а прямо под нами — озеро Ловаын, охваченное со всех сторон горами. Заходящее солнце бросало розоватую полосу на воду. Тихо, лишь изредка набегал легкий трепет листьев. Но вот неожиданно подул ветер — и зеленая волна деревьев потекла прямо в небо, а поверхность озера заволновалась мелкими морщинками. Полоса розового света оказалась разломленной, но ненадолго, чтобы, когда все стихло, снова лечь на застывшую воду.
Мы молча наблюдали эту картину, пока солнце не сползло за горы.
Утром, как только первые петухи тронули тишину, мы вышли из дома. Легкий ветерок донес глухие удары. Сначала мы не поняли, откуда они исходят, но, прислушавшись, уверенно пошли к пристройке.
В мастерской при свете яркой лампы Таманулла с деревянным молотком в руках склонился над почти готовой колыбелью. Он обернулся, приветствуя нас, и сказал, словно продолжая вчерашний разговор:
— Надо вот заканчивать работу — сегодня за ней придут. А вот другая…
В углу мастерской мы заметили большой кусок дерева. Это был самшит, любимое дерево Салаевых. Мы попросили мастера рассказать немного о нем.
Таманулла отложил молоток, достал резной мундштук, не спеша закурил.
— Самшит — вечнозеленое дерево, — неторопливо заговорил он, — до нас дошло из глубины веков. Растет очень медленно, живет около четырехсот лет. Отец говорит, что есть сорок видов этого растения. В наших горах растет гирканский самшит. Древесина самшита тяжелая, попробуйте, — он протянул заготовку, — очень твердая — «железное дерево»! Мастера его любят и ценят. Мы с отцом режем из самшита трубки, ложки, мундштуки, шкатулки и пудреницы, которые в день свадьбы отец дарит невестам нашего села. Ну и колыбели из него делаем — они служат долгие годы.
Таманулла сказал, что работать с самшитом совсем не просто. И дело не в его твердости. Когда обрабатываешь самшит, при переходе от одного годового кольца к другому надо быть предельно внимательным и аккуратным: прикоснешься небрежно — древесина легко отщепляется. Шири придумал инструмент вроде стамески, который позволяет легко преодолевать упрямство материала.
Ровная по окраске матово-желтая самшитовая древесина отличается особой теплотой тона. Этого, конечно, не мог не заметить наблюдательный глаз мастера, и Таманулла вместе с отцом задумал создать галерею портретов народных героев и своих современников.
— Вы спросите, где я беру материал? — предварил наш вопрос Таманулла. — Здесь же, неподалеку, в горах. Но предпочитаю самшит, что растет в роще отца.
Подошел Ширали, вставил робкое словечко. Отец протянул ему напильник. Мальчик принялся обтачивать деталь.
— Что дает мне это ремесло? — продолжал Таманулла. — Отвечу не задумываясь, потому что уже не раз задавал себе этот вопрос. Острее чувствуешь, что ты нужен людям, что приносишь им радость, а потом невольно ощущаешь нескончаемость жизни. Ведь колыбель— это символ продолжения рода человеческого. Не случайно в Гобустане, неподалеку от Баку, нашли древнее поселение людей, где одно из наскальных изображений — детская колыбель…
Покидая дом мастера, я подумал, как важно, чтобы дело, которое принял он когда-то от отца, перешло в надежные руки. И потом, вспоминая слова Тамануллы, сказанные на прощанье, все больше укреплялся в мысли, что так оно и случится: «Сын мой, Ширали, уже помогает мне. Хочу взять его весной с собой в горы. Есть у наших резчиков поверье: кто увидит цветущий самшит, будет счастливым и добрым мастером. Пусть посмотрит, как цветет самшит в роще, которую вырастил его дед…»
Юрий Сушко
ПРИПЛЫЛ из XV ВЕКА
Очерк
Художник И. Гансовская
Сообщение сотрудников Ленинградского отделения Института археологии Академии наук СССР Г. Зайцева и Ю. Маркова было предельно лаконичным: по данным радиоуглеродного анализа, возраст взятого у острова Хортица «обломка дерева» равен 550 (плюс-минус 40) годам и, следовательно, относится к XV в. Обломок этот — фрагмент лодки, которой пользовались наши далекие предки.
…Старый мастер свалил дуб, как следует обтесал его могучий ствол. Потом со всех сторон осмотрел свою заготовку и решил: пусть будет челн, крепкий и надежный. Не день и не два работал топором и теслом, пока наконец не позвал на днепровский берег соплеменников, чтобы показать им свою работу. Смотрите, люди!
Челн сохранил естественную округлость ствола, нос заострен снизу и с боков, а в верхней части небольшая, вогнутая площадочка, на которую можно было укладывать рыбацкие сети или якорный камень. Все, кажется, предусмотрел славянин. Края бортов несколько свел к середине, чтобы не захлестывали волны, проделал в носовой части отверстие — и челн можно было тащить против течения или через пороги на длинном ремешке. А корму он сделал широкой, чтобы гребец мог удобно на ней устроиться, для ног же оставил упоры — два крутых выступа.
С помощью родственников мастер столкнул свою лодку в реку, вскочил в нее и сильно оттолкнулся длинным шестом. Потом для тех, кто остался на берегу, он продемонстрировал иной способ управления челном: стал делать быстрые-быстрые гребки на манер каноэ. В челне можно было даже стоять.
Наверное, не одно лето ходил мастер на своей лодке, преодолевая просторы Славутича. Места в плоскодонке хватало еще на двоих-троих, и тогда начиналась большая рыбалка. Но однажды «капитан» все-таки не справился с властным течением, и волны бросили судно на скалистые пороги. Крепкое дерево не выдержало: пробоина! За считанные минуты борта сровнялись с водой и исчезли. Лодка осталась на дне на долгие пять столетий.
…Был самый обычный рабочий день экспедиции подводных археологических работ Запорожского краеведческого музея и клуба любителей гидроархеологии. Воды Старого Днепра были немного зеленоватыми и на удивление прозрачными. Юра, Вязовский, кузнец Днепровского алюминиевого завода, а во время отпусков и выходных дней — активнейший аквалангист, уже решил было возвращаться, как натолкнулся на какой-то длиннющий предмет, торчащий из песчаного дна. О находке он тотчас сообщил на борт экспедиционного теплохода «Поиск». И начались бесконечные погружения гидроархеологов. Подводные исследования подтвердили, что на дне находится какая-то лодка, возможно, древняя однодеревка.
Впрочем, допуски, выражения типа «возможно», «вероятно» — не для исторической науки. Решение приняли единогласно: будем поднимать.
Пока шли подготовительные работы, отнявшие немало времени, место затопления судна обозначили буем. Как же были поражены археологи, когда при очередном обследовании дна, там, на девятиметровой глубине, где лежал челн, они ничего не обнаружили. Под буем на дне поднималась песчаная дюна. Она-то и скрывала находку. Дело в том, что в этом месте придонное течение стремительное и порывистое, оно постоянно переносит с места на место массы песка, создавая своеобразные песчаные дюны. Аквалангисты дождались, пока дюна сдвинется с места и обнажит челн…
Рассказывает директор областного краеведческого музея, кандидат исторических наук Георгий Иванович Шаповалов, который и возглавляет экспедицию:
— Прежде чем взяться за подводные «раскопки», на месте уникальной находки установили особый короб, чтобы он во время работы грунтососов защищал лодку от песчаных наносов и обеспечивал чистоту исследований. «Раскопки» под водой старались проводить по всем правилам наземной археологии, тщательно обследуя каждый квадрат после очередной откачки грунта. Но неожиданно обнаружилось, что челн начал углубляться в песок. Что делать? Решили ускорить темпы грунтооткачивающих работ. А для этого потребовались более мощные эжекторы. Я сам несколько раз нырял на дно, проверяя ход работ. Наконец челн был полностью освобожден от песчаного плена. Подводники осторожно, на руках перенесли его в специальный стальной решетчатый контейнер, который вскоре и подняли на борт судна.
Об успехе долгой и ответственной операции оповестил радостный гудок, поданный капитаном «Поиска», кандидатом технических наук О. Быковским.
Исследователи быстро обмерили лодку: длина — 5,2 м, высота бортов с внешней стороны — пол метра. Расстояние между ними больше на десять сантиметров. От борта Шаповалов легко отломил кусок дерева, который и отправился на экспертизу в Ленинград.
На воздухе челн пробыл недолго. Чтобы он не разрушался (а эта проблема не из простых: даже дубовая долбленка может не выдержать «проверку воздухом»), по совету ученых Белорусского технологического института однодеревку сначала поместили в гигантскую ванну с днепровской водой. Затем корпус пропитали специальными консервирующими фенолоспиртами. И только после тщательной сушки и реставрационных работ древний славянский челн стал наконец полноправным музейным экспонатом.
Местные краеведы мечтают о создании тематической экспозиции по истории судостроения. Что ж, ведь именно здесь, вблизи Хортицы, тысячелетия назад пролегал легендарный путь «из варяг в греки». Сколько же судов погибло на грозных днепровских порогах! Потом покрыли себя славой скорые казацкие «чайки».
Много позже, во время русско-турецкой войны 1736–1739 гг., здесь находились стоянки русского флота, а на островке Канцеровском была сооружена Запорожская судоверфь. Уже первые месяцы войны доказали необходимость создания такой верфи. Чтобы успешно атаковать, а затем и блокировать хорошо укрепленные вражеские крепости Очаков и Кинбурн, закрывавшее выходы из Днепровского лимана, был остро необходим флот. В бухтах вблизи Хортицы была сосредоточена Днепровская гребная флотилия. Ну, а на верфи оказывалась помощь пострадавшим судам. Сюда шел корабельный лес с днепровского притока — речки Орель (ныне Днепропетровская область). Суда ремонтировали казаки, которых возглавлял кошевой атаман Иван Малашевич, а также русские команды мастера Алатинцева. Командовал же всей Днепровской экспедицией вице-адмирал Наум Акимович Синявин, который вместе с инженер-майором Ретшем «место для строения судов ниже днепровских порогов… приискали на острове, именуемом Высшие Хортицы».
Многочисленные исторические источники свидетельствуют, что весной 1739 г. у Хортицы находилось 336 судов самых различных типов: галеры, бригантины, дубель-шлюпки, кончебасы и др. 15 судов затонул «за худобою», некоторые с грузом ядер погибли на месте зимовки артиллерии.
Эти сведения имеют не менее интересное продолжение и в случайных находках на месте бывшей верфи. Об этом говорят и данные замечательного собирателя запорожской старины Дмитрия Ивановича Яворницкого. Вот одна из записей воспоминаний 80-летнего немецкого колониста Якуба Гепнера, которую Яворницкий сделал еще в конце минувшего столетия:
«Был я тогда 17-летним парнем, когда как-то отправился купаться на Старый Днепр, на то место, что напротив колонии Канцеровка. Пришел на берег, смотрю, что за диво? Стоят какие-то суда: длинные-длинные и хорошо сколоченные, похожие на нынешние дубы. Считаю, получается — семнадцать. Я одежду с себя, кидаюсь в воду и давай их осматривать. Оказалось, что они более чем наполовину занесены песком и только верхняя часть их выдавалась из воды… За некоторое время до того на Днепре был большой паводок, вода повыносила много песка из русла и сама опала, вот тогда и появились суда, возможно затонувшие очень давно. Осмотрев хорошенько свою находку, я побежал сообщить о ней своему отцу. Да что отец мог сделать с судами? Посмотрел, выдернул несколько бревен из них, на том и закончилось. Скоро вода снова стала прибывать и снова покрыла суда».
Находки аквалангистов часто не просто подтверждают, но и буквально иллюстрируют строки архивных документов. Пушки и ядра, самое различное оружие — шпаги и сабли, ружья со штыками, пистолеты, клейменные российскими оружейниками, клепаные котлы, якоря, корабельная утварь. Скажем, на хортиц-кой карте, составленной инженер-капитан-поручиком Плаутиным в 1738 г., указывается, где для защиты флота от внезапного нападения зимой лед на реке вокруг стоянок «полынился». Именно в таком месте на дне Нового Днепра и были обнаружены четыре старинные пешни. Кованые, с удобными деревянными ручками, они лежали в полусотне метров от берега — там, где устраивалась защитная линия прорубей… Ну и, наконец, первый челн, отобранный у реки.
— Я уверен, — говорит Г. И. Шаповалов, — Славутич, остров Хортица еще порадуют нас многими уникальными корабельными находками. Днепровская вода морит старинные шпангоуты.
Речные глубины таят немало тайн. Один из пионеров подводной археологии, французский ученый Филипп Диоле, в свое время советовал: «Археологи, учитесь нырять — будущее вашей науки лежит под водой!» И впрямь дальновидный совет.
Сергей Монин
ХРУПКИЙ БАРЬЕР
Очерк
Художник И. Гансовская
В одном из американских географических журналов мне попались цветные снимки Австралии, сделанные со спутника. Вдоль всего северо-восточного побережья голубое море было густо усыпано множеством желтовато-коричневых точек, словно кто-то основательно поперчил его. Так выглядел из космоса Большой Барьерный риф (ББР), гряда коралловых рифов и островов, которая протянулась от южных берегов Новой Гвинеи до мыса Санди на 2300 км. В северной части ее ширина не превышает двух километров, зато в южной кораллы выстроили на материковой отмели целый архипелаг, местами шагнувший в океан на полторы — сотни километров. Считается, что ББР насчитывает примерно 2500 островов, отмелей и рифов. Но точное число их неизвестно, ибо никто не знает, сколько сотен, а может быть и тысяч, клочков суши появляется из моря во время отлива, чтобы через несколько часов опять скрыться в волнах. Поэтому и площадь ББР, по разным оценкам, составляет от 207 до 210 тыс. км2, т. е. он в семь раз больше Бельгии и чуть меньше Великобритании.
Ученые-океанологи единодушны в том, что Большой Барьерный риф — это единственная в своем роде естественная лаборатория и генетический запасник морской фауны, созданный природой 400–500 млн лет назад. Одних только разновидностей кораллов здесь около 400. В мелких теплых водах обитают 1500 видов рыб, самая большая в мире популяция гигантских зеленых черепах и самая значительная на Тихом океане популяция их меньших собратьев, так называемых ложных каретт. На коралловых островах гнездится больше 3 млн морских птиц — чаек, буревестников, крачек, олуш. На многих маленьких островках гнезда расположены так тесно, что пройти, не раздавив их, можно лишь вдоль кромки прибоя.
Наконец, Большой Барьерный риф уникален еще и красотой своего подводного мира. Будучи в Болгарии, я познакомился на знаменитых Золотых песках с австралийцем Роном Эллисом. Такого энтузиаста ныряния с маской встречать мне еще не приходилось: он буквально с утра до вечера не вылезал из воды. И все-таки казался недовольным. Когда я поинтересовался, как ему нравится Черное море, он вежливо ответил, что, «конечно, здесь очень красиво». А потом разразился страстным монологом, который растянулся на добрые две недели, до самого его отъезда:
— Как прекрасно царство Нептуна, можно по-настоящему оценить только у паб, в Австралии, на Большом Барьерном рифе. Представьте себе подводный лес, который освещен ровным, мягким светом, только льющимся не с поверхности, а поднимающимся со дна. В этом лесу нет листьев, одни только ветки самой фантастической формы. Зато они окрашены в десятки разных цветов — от нежно-розового до густо-фиолетового и даже черного. А между ветвями порхает бесчисленное множество рыбок, чьей окраске могли бы позавидовать попугаи и жар-птицы… Нет, передать словами эту красоту невозможно. Знаете, кем я был до того, как познакомился с Джи-Би-Ар? «Констракшн инджинир», инженером-строителем, сухим прагматиком до мозга костей. Так вот, Большой Барьерный риф заставил сменить профессию, сделал из меня «оушн байолоджист» — «морского биолога». Поверьте, отважиться на это отнюдь не в юные годы было не легко. Но я привык строить, создавать и, когда увидел, что нужно спасать этот шедевр, сотворенный природой * понял, что не могу остаться в стороне. Как это ни парадоксально, но именно богатства Большого Барьерного рифа стали его проклятьем…
Разграбление ББР первыми начали компании, занимавшиеся добычей фосфатов. В конце прошлого века они обнаружили, что из него можно извлечь баснословные прибыли, поскольку многие острова были настоящими кладовыми ценнейшего удобрения — гуано, разложившегося птичьего помета. Из Китая была доставлена почти даровая рабочая сила — кули, и от Большого Барьерного рифа потянулись суда, которые везли не просто удобрения, а частицы составлявшей его суши. Позднее китайских кули заменила техника, но это лишь увеличило наносимый ББР ущерб. Безжалостно уничтожались птичьи гнездовья, острова срывались до самого кораллового основания. Залежи гуано в конце концов истощились, фосфатные компании подсчитали прибыли, а обезображенные острова Масгрейв, Фэрфэкс, Эллиот и многие другие до сих пор остаются немым укором тем, кто во имя обогащения жестоко калечил природу.
В начале нашего века началось безжалостное истребление зеленых черепах, которые, на свое несчастье, пришлись по вкусу гурманам. На Северо-Западном острове, а затем и на острове Херон были открыты консервные заводы, которые ежегодно отправляли во все концы света многие миллионы банок знаменитого черепашьего супа. Коммерческий успех предприимчивых дельцов был настолько велик, что в 1932 г. оба завода… пришлось закрыть: Большой Барьерный риф уже не мог обеспечить их сырьем, ибо черепах почти не осталось.
Но вскоре на ББР свалилась новая напасть. Отставной капитан, некий Кристиан Паульсон, приобрел бывший завод на острове Херон и превратил его в туристский кемпинг. Красота Большого Барьерного рифа сделала свое дело: желающих познакомиться с его фантастически прекрасными подводными лесами было хоть отбавляй. Поэтому отели и кемпинги стали строиться по всему северо-восточному побережью Австралии, особенно в послевоенные годы.
Вначале никто не думал, что огромный наплыв туристов — сотни тысяч человек в год! — может отрицательно сказаться на экологической обстановке в районе Большого Барьерного рифа. Однако со временем стало ясно, что он слишком хрупок, чтобы противостоять этому непрерывно растущему людскому потоку. Казалось бы, что особенного, если человек соберет на дне немного раковин, подстрелит несколько рыб или возьмет на память веточки кораллов? Но если умножить это на число посетителей, то результат будет поистине катастрофическим.
Первыми забили тревогу ученые. Постепенно, по мере того как все большее число людей начало осознавать необходимость охраны природы от невосполнимых и чаще всего ненужных потерь, движение под лозунгом «Сберечь Большой Барьерный риф!» стало набирать силу. Под давлением общественного мнения в октябре 1979 г. власти объявили южную часть ББР площадью И 800 км2 национальным морским заповедником. Позднее его границы были расширены до 48 тыс. км2.
— Значит, пятая часть ББР уже надежно защищена от нежелательного вторжения человека? — помнится, спросил я тогда у Рона Эллиса.
— В какой-то мере да, но не следует обольщаться. Например, после введения строгого запрета на ловлю зеленых черепах их популяция почти восстановилась. Кстати, любопытный пример того, как люди охотно откликаются на призывы охранять природу, если ясно и конкретно объяснить им, что нужно делать. Молодых черепашек как магнитом манят яркие береговые огни, а одним из излюбленных мест обитания зеленых черепах является остров Херон. Поэтому, вылупившись из яиц, черепашки вместо моря ползли в кемпинг и в результате погибали. Сотрудники заповедника установили возле светильников экраны, закрывающие их со стороны моря, у каждого неонового фонаря на побережье повесили плакат с просьбой на ночь гасить свет, а главное, объяснили местным жителям, какую опасность представляют яркие огни для черепах.
Австралийский океанолог тяжело вздохнул, а затем продолжал свой рассказ, в котором проскальзывали нотки откровенной горечи:
— Да, мы ведем широкую пропагандистскую кампанию в защиту Большого Барьерного рифа по всей стране. Поэтому вдвойне обидно, когда те, кто, казалось бы, должен в первую очередь помогать нам, сами ведут себя по-варварски. На Северо-Западном острове я наткнулся на лагерь студентов университета. Их было человек шестьдесят, причем они поставили палатки в месте гнездований буревестников, прямо над норками, в которых самки сидели на яйцах. Когда я стал объяснять будущим людям науки, что они обрекли птиц на смерть от удушья, то просто поразился их безответственности: «Неужели? Бот уж никогда бы не подумали. Вначале птицы действительно подняли гвалт, верещали в своих норках, а потом затихли. Мы решили, что они уснули».
Да и многие посетители заповедника ведут себя не лучше. На том же острове Херон им по приезде объясняют, что здесь запрещено собирать раковины, ломать кораллы, охотиться на рыб. Но некоторые просто не могут устоять перед соблазном прихватить на дне несколько красивых раковин или ветвей кораллов. Они приносят их в кемпинг, а потом, опасаясь штрафа, выбрасывают. После уикэнда их вокруг валяются целые кучи. И это в самом сердце заповедника, о сотнях других островов нечего и говорить…
И все-таки, по словам Рона Эллиса, главную опасность для заповедника в настоящее время представляют не его посетители, а… фермеры в прибрежных районах. На своих полях они широко применяют удобрения и ядохимикаты, которые смываются в реки и затем выносятся в Большую лагуну, отделяющую Большой Барьерный риф от материка. Концентрация ядовитых веществ в ее водах настолько велика, что многие коралловые рифы и их обитатели на материковой стороне ББР уже погибли. Как бороться с этим бедствием — пока не ясно. «Ведь нельзя же запретить фермеру, живущему в десятках миль от побережья, возделывать землю согласно правилам современной агротехники!» — так отвечают местные власти на обращения администрации заповедника.
— Но мы не отчаиваемся, — рассказывал Рон Эллиот. — Тем более что первый, самый важный шаг — создание национального морского заповедника — уже сделан. Если бы Большой Барьерный риф оставался неохраняемым еще лет десять — двадцать, он бы погиб, превратился в гигантский памятник невежественной близорукости человека. Появление заповедника не только привлекло внимание людей к неповторимым красотам ББР, но и заставило осознать его уязвимость…
Эти слова австралийского океанолога вспомнились мне, когда я просматривал последние сообщения печати, касающиеся Большого Барьерного рифа. Увы, когда мы беседовали с Роном Эллиотом о бедах этого уникального творения природы, никто из нас не предполагал, что вместо того, чтобы убывать, они будут множиться. Так, журнал «Острэлиан пост» с тревогой пишет, что дельцы с Тайваня ежегодно вылавливают в неохраняемой северной части ББР более миллиона тонн морских моллюсков, нанося непоправимый ущерб его фауне. Это в расчет не берегся, поскольку моллюски пользуются спросом у богатых гурманов.
В самой Австралии назревает война между защитниками окружающей среды и нефтяными компаниями, от исхода которой зависит будущее Большого Барьерного рифа. Дело в том, что, по заключению специалистов, в этом районе имеются богатые подводные месторождения нефти. Федеральное правительство запретило бурение разведочных скважин, пока не будут проведены детальные исследования последствий для экологии ББР. Однако власти штата Квинсленд уже выдали лицензии на разведку четырем компаниям. При этом они заявили: мы не желаем, чтобы правила, устанавливаемые в Канберре, распространялись на нашу прибрежную зону. Со своей стороны председатель Комитета по спасению рифа А. Кэтфорд утверждает, что в результате бурения морского дна может произойти утечка нефти, последствия которой будут катастрофическими. Поэтому комитет требует объявить весь район Большого Барьерного рифа национальным морским заповедником. «В конце концов нам нужно принять решение, что для нас важнее: добывать нефть или сохранить для человечества уникальный риф?» — заявил А. Кэтфорд.
Сергей Барсов
НОВИЧКИ В КАЛАХАРИ
Очерк
Художник М. Константинова
В наши дни практически невозможно найти человека, не читавшего книг или не видевшего фильмов Джой Адамсон о ее львах. К сожалению, у судьбы есть одна пренеприятная черта: она нередко обрывает события на самом интересном месте, ничуть не заботясь о «счастливом конце». Так произошло и с прославившейся на весь мир Джой Адамсон. После ее трагической гибели в 1980 году Джордж Адамсон несколько лет старался сохранить львиное «содружество» в заказнике Кора на севере Кении, чтобы попытаться выполнить поставленную задачу: вернуть искусственно созданный человеком прайд к жизни на воле. По его мнению, лишенному родителей молодому льву нужно около двух лет, чтобы приспособиться к самостоятельному существованию в диком буше: «За это время он должен научиться охотиться и усвоить необходимость защиты своей территории от чужаков».
Но в конце концов Адамсону пришлось свернуть свои работы. Сторонний человек может подсчитать потери и спросить, что же все-таки достигнуто им. Сам Джордж Адамсон полагает, что сделал немало. А именно доказал возможность выращивать оставшихся сиротами львят и возвращать их к вольной жизни. Во всяком случае он добился того, что еще не удавалось никому. В Кора на свободе живет прайд, образовавшийся не сам собой, а созданный человеком. Правда, за это время один служитель-африканец погиб, а братья Адамсон и Фитцджордж серьезно пострадали от львов.
Впрочем, Марк и Делия Оуенз, выпускники биологического факультета университета штата Джорджия, не задумывались о таких «мелочах». С самонадеянностью новичков они считали, что все «львиные авторитеты» шли неправильным путем — лишь наблюдали за хищниками, да и то преимущественно издалека. А нужно войти в прайд, стать в нем своим, чтобы до конца разгадать повадки зверей. Этим они и решили заняться, а для чистоты опыта выбрали такую точку, где «львы наименее испорчены цивилизацией».
«С добрым утром!»
«…От долгого лежания на твердой земле у меня затекла вся левая сторона тела. Пришлось перевернуться. Но сколько я не ерзал среди жестких пучков травы и камней, ложе оставалось ничуть не лучше, чем в захудалом мотеле. Только здесь жаловаться было не на кого. Накануне вечером, еще перед заходом солнца, мы отправились колесить по долине, стараясь держаться в пределах слышимости ворчания вышедшего на охоту прайда. Часов около трех утра раздался громкий рев, затем все стихло. Мы уже не были желторотыми новичками, чтобы сломя голову мчаться туда, где он только что прорезал утреннюю тишину, и подобно незваным гостям нарушить царскую трапезу. Поэтому мы поступили разумно. Не стали искать прайд — все равно он никуда не денется, а вытащили спальные мешки и улеглись перед радиатором нашего «лендровера» (как будто кто-то мог угнать его здесь, посреди пустыни).
Чья-то сытая отрыжка, весьма далекая от правил этикета, нарушила мой легкий предутренний сон. Я приподнял голову и тут же невольно затаил дыхание. Футах в пяти по прямой от моих пяток стояла огромная львица, весом никак не меньше 300 фунтов. Черная кисточка у нее на хвосте беспокойно мела песок, словно ее хозяйка сбивала крем для моего бритья. От растерянности я вцепился в пучок травы и ждал, что будет дальше. Делию раньше времени я решил не волновать. В конце концов, что особенного, если львица нанесла нам утренний визит?
Не знаю, как восприняла мое поведение гостья, но она сделала к нам несколько шагов, не сводя с меня янтарных глаз, причем я видел даже капельки росы, блестевшие у нее в усах. Пожалуй, настала пора дать и жене возможность полюбоваться необычной картиной. «Делия!» — тихонько прошептал я, и ее лицо сразу же вынырнуло из-под клапана спального мешка. Говорить о том, что нас почтили своим долгожданным присутствием львы, не было необходимости, потому что глаза у жены стали такими же круглыми, как и у львицы. Правда, если судить со стороны, та чувствовала себя несколько свободнее. Пока Делия, очевидно, подыскивала подходящее приветствие, гостья царственно проследовала рядом с нашими спальными мешками и улеглась в трех ярдах под кустом.
Тут жена осторожно потянула меня за правую руку. Я повернул голову и чуть не закричал от радости. Футах в четырех лежала вторая львица, чуть в сторонке — третья, за ней — четвертая. Словом, вокруг нас собрался весь Голубой прайд, поскольку из-за «лендровера» доносился могучий храп остальных пяти его членов. Что ж, мы могли гордиться: прайд считает нас своими!»
Картину, нарисованную Марком Оуензом, можно действительно назвать идиллической, если бы их соседями по спальне посреди пустыни Калахари не были львицы. Да и возникла столь необычная дружба далеко не сразу.
Первый шаг к ней Оуензы сделали, когда после университета Марк пошел работать забойщиком на каменоломню, а Делия стала за прилавок универсама. Задуманная экспедиция требовала средств, а у молодоженов не было за душой ни гроша. Через два года они устроили среди друзей горняков грандиозный аукцион — продали все, начиная от подержанного «опеля» и кончая кухонной посудой. На следующий день Оуензы взяли билеты в один конец в ботсванскую столицу Габороне, имея с собой два рюкзака с одеждой, бинокль, фотокамеру и шесть тысяч долларов.
Разбив палатку в саду местного отеля и не обращая внимания на шутки заезжих туристов, настойчивая молодая пара с утра до вечера опрашивала всех, кто имел хоть малейшее представление о внутренних районах Ботсваны. В конце концов по совету старого почтмейстера, некогда промышлявшего охотой на львов, они выбрали район озера Макгадикгади посреди Калахари. «Там водится множество копытных, значит, хватит и львов», — заверил старик.
Четыре дня, без дорог и карты, полагаясь лишь на компас и спидометр, Оуензы пробирались по песчаным холмам на возмущенно дребезжавшем и скрипевшем старом «лендровере», купленном по случаю у того же почтмейстера. «Ему там все знакомо, так что он не подведет», — совершенно серьезно заверил старик. И действительно, его предсказание сбылось, когда утром на четвертый день, перевалив через гряду каменистых холмов, путешественники увидели перед собой огромную долину, в которой стоял пыльный туман, поднятый многими тысячами копыт зебр и антилоп.
Насчет того, где разбивать лагерь, не было сомнений — поближе к водопою и солончакам. Однако первый же опыт, когда Марк три часа спасался в наглухо закрытой машине от рассерженной львицы и чуть не изжарился за это время, заставил Молодых зоологов пересмотреть свои взгляды. У местного четвероногого населения имелись собственные владения, определенные законы и привычки, которые следовало уважать. «Иначе доверия не завоюешь», — глубокомысленно заключил Марк, потирая поцарапанную львицей руку. Делия внесла практическое предложение: не разбивать постоянного лагеря, а постараться следовать за каким-нибудь львиным прайдом и затем поселиться на первое время возле границ его владений. Будучи соседями, они рано или поздно познакомятся… «А когда взаимное недоверие исчезнет, будем ходить, друг к другу в гости, если еще сможем передвигаться после первых контактов», — пессимистически согласился Марк.
Однако столь блистательному плану не суждено было осуществиться. Стада зебр и антилоп находились в постоянном движении. На них, естественно, охотились львы, но вот разобраться в том, откуда они приходят и придерживаются ли определенной охотничьей территории, как гласила теория, Оуензам никак не удавалось.
Сами себе хозяева
В конце концов зоологи решили обосноваться в заказнике Центральной Калахари, где на территории в 32 тысячи квадратных мили не было ни людей, ни дорог, ни населенных пунктов. Запасшись припасами в форпосте цивилизации, крошечной деревеньке Маун, и в последний раз вдоволь накупавшись в коричневой, как кофе, реке, зоологи опять двинулись в путь. Правда, на сей раз у них был довольно-таки точный адрес — Долина привидений — высохшее русло в трех днях пути от реки Ботети. Несмотря на свое зловещее название, долина произвела на путников благоприятное впечатление: ее русло и покатые берега поросли травой, а самое главное, там преспокойно паслись стада сернобыков и антилоп. Каждое утро они были на том же самом месте, так что сумасшедшая гонка преследования отпадала сама собой.
Оставалось только выявить хищников, нападавших на травоядных, и заняться их изучением. Марк и Делия решили вести наблюдение круглосуточно и для этого разбили сутки на двухчасовые смены. Первому после ужина досталось дежурить Марку, которому и выпала честь познакомиться с первым из местных хищников. Едва угли костра догорели, как возле палатки возник приземистый силуэт. Сначала зоолог подумал, что это пожаловал львенок из какого-нибудь соседнего прайда, и стал прикидывать, как бы подбросить гостю какое-нибудь- лакомство, не спугнув его при этом. Однако замашки визитера мало походили на львиные. Сначала он громко гремел кухонной посудой, видимо вылизывая остатки ужина, а потом Марк с ужасом услышал, как чьи-то зубы скребут по глиняному кофейнику.
Марк включил фонарь и не удержался от проклятья. В нескольких метрах стоял шакал и преспокойно примеривался, как отгрызть носик у кофейника. Если учесть, что, как заверили Оуензов, шакалы панически боятся людей и улепетывают при одном их появлении, это было явным оскорблением. В гневе зоолог обрушил на нахала целую тираду из лексикона рабочих каменоломен. Это достигло своей цели. Шакал оставил в покое кофейник, внимательно выслушал все мыслимые и немыслимые проклятья, а потом с хитрой улыбкой взглянул на Марка, словно говоря: «А ты мне нравишься. Мы с тобой поладим».
Что имел в виду этот прохвост, вскоре стало ясно. Когда Делия заступила на дежурство, а ее супруг задремал, положив под голову вместо подушки свернутую рубашку, кто-то рывком выдернул ее. Марк вскочил и стал шарить лучом фонарика вокруг. Так и есть. Футах в тридцати он обнаружил шакала, не спеша тащившего рубашку по колючкам, так что было слышно, как трещит материя. Марк сунулся было за туфлями, чтобы догнать и проучить воришку, но его и след простыл.
Ночь была окончательно испорчена. Но, как говорят, нет худа без добра. Даже в таком пустынном месте нельзя было размагничиваться, если они не хотели лишиться чего-либо более ценного. Поэтому остаток ночи и утро Марк посвятил устройству платформы-сейфа из колючих ветвей на верхушках трех росших рядом акаций. Теперь по крайней мере за пожитки можно было не беспокоиться. «Какое-никакое, пусть временное, но жилище у нас теперь есть», — так оценила Делия строительные усилия супруга, не подозревая, что в течение семи лет это место будет их домом. Возможно, не слишком комфортабельным, ибо каждая капля воды была на учете: восемь месяцев в году дождей в Калахари не выпадает, и за водой приходилось ездить за 150 миль в оба конца на речку Ботети. Тем не менее здесь всегда сохранялось достаточно травы и кустов, которые давали пропитание сернобыкам, антилопам, шпрингбокам. А они в свою очередь позволяли существовать львам, леопардам, гепардам, гиенам и шакалам. Поскольку все хищники вели в основном ночной образ жизни, Оуензам волей-неволей тоже пришлось стать «ночными птицами» и с заходом солнца заводить свой «лендровер», чтобы не пропустить чью-нибудь охоту.
«Нас нередко спрашивают, почему мы выбрали для своих научных изысканий столь примитивные условия. Ведь есть достаточно биостанций, где в более цивилизованной обстановке ученые изучают жизнь животных. Я отвечу на это так, — пишет Марк. — Сама наша изолированность, отсутствие контакта с внешним миром, наше общение с животными, никогда ранее не видавшими людей, делают наш опыт уникальным. Если можно так выразиться, мы постарались максимально слиться с природой, и то, что в других обстоятельствах отбрасывается как мелочь или вообще не замечается, превращалось для нас в событие. Первые годы мы жили даже без радио и оружия, а посторонних встречали три-четыре раза в год, когда ездили за припасами в Мауну. В отличие от других исследователей мы не стали строить даже хижины. Нет, это не была одна из причуд. Просто мы хотели постоянно находиться в такой же обстановке, что и наши подопечные: зной, ветер, ливень — все поровну. Нам хотелось испытывать те же чувства, что и животные, слышать те же звуки, воспринимать те же запахи. Мы считали, что таким образом легче поймем тех, кто населял Долину призраков».
И вот что характерно. Читая дневник добровольных отшельников, вы почти не встретите жалоб на бытовые неудобства, хотя они существовали почти без свежих овощей, на одних консервах. Разве что иногда Делия с юмором отмечала, что, если случалось найти страусиное яйцо для яичницы, она всегда предпочитала находиться подальше, пока Марк не просверлит скорлупу и не убедится в его доброкачественности. Или что из-за отсутствия холодильника вода в бочках, а следовательно, и все, что из нее было приготовлено, отдавало затхлостью. Впрочем, со временем Оуензы настолько свыклись с этим, что недоумевали, почему кисло морщатся изредка навещавшие их гости, хотя их угощают изысканными блюдами.
Правда, когда однажды утром Делия открыла ящик с кухонными принадлежностями и обнаружила там свернувшуюся и плюющуюся кобру, по ее собственному признанию, она, так завопила, что еще более перепуганная змея исчезла в мгновение ока. А вообще, весело заканчивает она этот эпизод, африканские гадюки и черные мамбы не слишком досаждали им. Стоило хоть одной из них появиться в лагере, как птичья охрана поднимала неистовый гвалт и не успокаивалась, пока опасный нарушитель не был обнаружен и удален.
Лучше же всего о настроении добровольной изгнанницы свидетельствует запись о том, что не было дня, когда бы она не подкрасилась и не попудрилась. Правда, птичье население так и не примирилось с бигудями и, увидев их на голове Делии, поднимало тревогу, словно в лагере была змея.
Первые успехи
Позвольте, но где же научные наблюдения, открытия, наконец, просто встречи со львами? Приблизительно такие вопросы возникают у нетерпеливого читателя. Можете поверить, что всего этого у Оуензов было предостаточно. Но так уж устроена любая экспедиция, пусть даже из двух человек, что быт занимает в ней немалое место. Что же до остального, то…
«К концу первого года мы могли с полным основанием сказать, что узнали кое-что новое о львах Калахари и редких бурых гиенах, — читаем мы в дневнике. — Но денег у нас оставалось 200 долларов, а об обещанной стипендии не было ни слуху ни духу. И все-таки, поверьте, отнюдь не с легким сердцем мы решили оставаться в Долине призраков, пока не кончатся продукты. Мы уже потеряли счет неделям, когда жили на сорговой каше, сваренной на порошковом молоке, и похудели соответственно: я — на семь, а Марк — на семнадцать килограммов. Днем мы едва передвигали ноги, а ночью не могли уснуть из-за рези в желудке, как я считаю, вызванной безденежьем».
Ради экономии бензина зоологи стали следить за подшефными львами и шакалами пешком. И вот в одно прекрасное утро, когда, поддерживая друг друга, они вышли в обычный обход, над лагерем появился самолетик.
«Я не знаю, откуда взялись у нас силы, — рассказывает Делия, — но мы принялись плясать как сумасшедшие. Еще бы, ведь это были люди! Из сказочной машины вылез Норберт Драгер, врач-ветеринар из Мауны, и его жена Кейт с целой корзинкой всякой домашней вкуснятины.
За завтраком мы тараторили, как заведенные, обо всем, начиная от воришки шакала и кончая пожаром в буше, когда мы до конца отстаивали наш «лендровер».
— Позвольте, — прервала нас Кейт, — но у вас новый президент, вы знаете об этом?
— А что произошло? — довольно вяло поинтересовались мы, поскольку наши мысли были весьма далеки от политики.
— Из-за какого-то скандала мистер Никсон ушел в отставку, а его место занял мистер Форд…
Возможно, милая Кейт еще долго делилась бы с нами последними событиями «большой политики», но Марк довольно бесцеремонно достал у нее из сумочки полугодовую пачку писем, на которую мы накинулись с не меньшей жадностью, чем на домашние деликатесы. Не глядя, я вытащила из середины желтый конверт и разорвала его:
— Ура, Марк! Свершилось! Национальное географическое общество выделило нам пособие! Ты только подумай: кто-то поверил в нас на целых 3800 долларов!»
Тут же экспромтом Оуензы решили послать с супругами Драгер свой первый научный отчет, обобщавший более тысячи часов наблюдений за одной из стай бурых гиен. В солидных источниках, с которыми ранее знакомились зоологи, указывалось, что гиены «изредка держатся небольшими стаями на открытой местности, причем очень трусливы и неагрессивны. Кормятся дохлятиной любого рода, которую отыскивают по ночам». Правда, другие авторитеты безапелляционно заявляли, что «когда гиены голодны, то охотятся загоном на антилоп, но бегают плохо и удача редко сопутствует им».
Отчет Оуензов начинался с сакраментального утверждения, будто бурые гиены вовсе не одиночные, а стайные хищники с весьма сложной социальной системой. Взять хотя бы молодняк. В каждой стае он воспитывается в своеобразном «детском саду» — одной большой норе под присмотром постоянных самок-воспитателей. Поскольку бурые гиены часто становятся жертвами львов, стая обязательно усыновляет сирот-щен-ков, что бывает не так уж часто у других хищников. Молодые самцы также участвуют в воспитании, подкармливая только своих родных и сводных братьев и сестер. Следовательно, гиены, подобно высшим млекопитающим, способны отличать степень родства, что говорит об их достаточно высоких умственных способностях.
Не оставили камня на камне Оуензы и от утверждения о том, что гиены питаются исключительно падалью и не проявляют способности к коллективной охоте. Действительно, бурые гиены не в силах тягаться в скорости с антилопами. Но они и не собираются делать это, компенсируя свое отставание в беге хитростью. Возле пасущегося стада обычно полукольцом располагается в засаде достаточно хищников, чтобы перехватить одну-две жертвы, которых вспугивают загонщики.
Словом, отчет никому не известных американских зоологов, сидевших где-то в глуши Калахари, произвел маленький фурор. А самое главное, он бесспорно свидетельствовал о наблюдательности и талантливости авторов.
Первым практическим результатом того, что отчет был положительно встречен в научных кругах, явилось разрешение властей заказника «исследователю Марку Оуензу использовать оружие в научных целях». Для молодых зоологов это было пределом мечтаний. Конечно, они не один десяток раз сфотографировали всех членов Голубого прайда и могли при встрече безошибочно определить их. Но выслеживать львов по следам после ночной охоты, когда приходилось покрывать не один десяток километров, было слишком трудоемким и изматывающим занятием, которое к тому же не гарантировало от ошибок. Теперь же они получили возможность одного за другим усыпить своих подшефных и снабдить каждого приметной биркой и «радиоошейником». Причем после долгих споров было решено распространить эту практику и на некоторые соседние прайды, чтобы быть в курсе их «дипломатических взаимоотношений».
Члены прайда, да и другие львы, которых удалось подстеречь и усыпить, встретили украшения в виде бирок и ошейников удивительно спокойно, словно заранее знали, что это необходимо людям для их исследовательской работы.
«Вообще если кто-то считает, что наблюдение за львами — дело весьма увлекательное, полное всяческих неожиданностей, — пишет Делия, — то могу заверить, что наиболее подходящим здесь будут слова «скучное и монотонное». Прежде всего нужно помнить, что львиный прайд вовсе не цирковая труппа, развлекающая зрителей. Это большая семья, следующая своему повседневному распорядку, под который вы должны подлаживаться и в котором не так уж много места для веселых экспромтов».
Конечно, первоначально, когда Голубая, самая сильная и молодая львица, пристрастилась жевать шины у «лендро-вера» подобно обычной жвачке, это выглядело уморительно. Но после того как Марк раз пять латал камеры, а Голубая тем не менее считала свое хобби в порядке вещей, Оуензам пришлось пойти на непредвиденный расход и специально купить ей в Ману старую шину — в Калахари они на дороге не валяются. Но и тут методом проб и ошибок выяснилось, что Голубая воспринимает ее должным, то есть «жевательным», образом только в том случае, если шина надета на запасное колесо.
Ее подруга Сесси решила, что стоящий в траве «лендровер» — идеальное средство для отработки навыков охоты на крупную дичь. Она могла часами выслеживать и подкрадываться к машине, чтобы в конце концов прыгнуть на «дичь» и ударом лапы «прикончить» ее, причем каждый раз она неизменно целилась в бампер или задние фары. Поскольку ничего подходящего в замену для Сесси в лагере не нашлось — ведра, даже пахнущие мясом, она игнорировала, — Марк решил, что львица просто «микеникалли майндид» — «склонна к технике» и тут ничего не поделаешь.
Конечно, речь идет уже о втором и последующих годах пребывания Оуензов в Долине привидений, входившей в охотничью территорию Голубого прайда. Зоологам пришлось проявить адское терпение, ходить буквально по ниточке, чтобы постепенно приспособиться к хозяевам. Главное тут, считают они, не делать каких-либо неожиданных, подозрительных действий, которые могут вызвать ненужное любопытство или недовольство львов. «Звери должны свыкнуться с вами как с неизбежными, причем безвредными, элементами окружающего пейзажа. Только тогда они примут вас за своих и перестанут «стесняться»». Что касается последнего, то Марк Оуенз уверен, что любой лев, чувствуя на себе внимание, невольно реагирует на него, «играет на публику», что зачастую искажает результаты наблюдений.
Хирург поневоле
Жизнь лагеря Оуензов, где все протекало по раз и навсегда заведенному порядку, действительно была бы слишком скучной, если бы не чрезвычайные происшествия, которые случаются даже в глуши Калахари.
В то утро, первой выбравшись из-под клапана спального мешка, Делия заметила ярдах в 300 фигуру льва, тащившего выбеленный солнечными лучами скелет сернобыка. В бинокль зоологи разглядели, что хищник был до предела худ. «Живые мощи», — пробормотал Марк. Обычно львы оставляют без внимания подобные объедки, но этот, видимо, что называется, дошел до точки, раз польстился на них.
Зоологи сели в машину и медленно направились к незнакомцу. «Да ведь это же пропавший Бородач!» — вырвалось у Марка. Действительно, это был старый лев из Голубого прайда, который исчез с месяц назад. Но в каком жалком состоянии он находился! Это были на самом деле одни мощи. Ребра выпирали наружу, а кожа свисала на них, как на порванном барабане. Было ясно, что лев находился на грани голодной смерти.
«Стоило подъехать нам вплотную, — пишет Делия, — как Бородач, глухо ворча, бросил непосильную ношу и заковылял к акациям. Вблизи вид у него был ужасный. Морда, шея и плечи были утыканы иглами дикобраза, очевидно причинявшими несчастному немалую боль. Подойдя к деревьям, лев тяжело рухнул на песок, словно был уже не в силах держать увенчанную лохматой гривой голову.
Марк выстрелил шприцем со снотворным, которое подействовало молниеносно. После этого мы приступили к осмотру, попутно удаляя застрявшие в шкуре колючки. Когда мы закончили, стало уже темнеть. Можно было возвращаться обратно, но Марк никак не мог вытащить обломок особенно толстой иглы, торчавший под коленом на задней правой ноге. Он пробовал подцепить его кусачками, но слишком короткий конец каждый раз выскальзывал.
При свете фонарика мы увидели, что это была не колючка, а сломанная берцовая кость. И тут все стало на свои места. Бородач где-то ухитрился сломать ногу. Прайд бросил его. Чтобы поддержать жизнь, он рискнул напасть на дикобраза, чем увеличил свои страдания. Но вот что странно: ради чего он тащился по пустыне к лагерю? Неужели рассчитывал на помощь человека?»
Травма была слишком тяжелая, но Марк все же решил попытаться спасти непрошеного пациента. В лагере он собрал все «хирургические инструменты» — кусок ножовки, бритву, щетку для чистки раны, иглу и толстую леску.
Когда он приступил к операции, уже спустилась ночь. Марк вскрыл и обильно продезинфицировал рану, отпилил три четверти дюйма расщепленной на конце кости. Затем сшил порванные сухожилия и кожу и привязал ногу к обломку доски. Напоследок он ввел льву большую дозу антибиотиков.
Утром оперированный был жив, хотя и находился без сознания. Чтобы по мере сил помочь ему, Марк застрелил антилопу и подложил ее под голову Бородача. На первое время Делия устроилась с ружьем поблизости, чтобы отгонять шакалов и гиен.
И чудо свершилось. Во второй половине дня лев съел несколько кусков мяса, а затем опять впал в прострацию. Однако к вечеру силы вернулись к нему, и он встретил своего спасителя предостерегающим ворчанием. От антилопы осталось меньше половины. Было ясно, что завтра ему понадобится что-нибудь посолиднее. Поэтому Марк отправился на охоту и скоро вернулся с сернобыком.
И тут произошло второе чудо. Когда охотник подтаскивал на цепи тушу ближе к акациям, где лежал лев, тот встал и заковылял навстречу. На всякий случай Марк вскинул ружье, но Бородач не обратил на него никакого внимания. Вцепившись клыками в тушу, то и дело падая, он стал помогать тащить быка к своей площадке. Вся эта процедура заняла не менее полутора часов. Лев, конечно, испытывал страшную боль, но не бросил своего занятия, пока не свалился под облюбованной акацией.
Утром и вечером Оуензы приглядывали за Бородачом, когда он вставал на кормежку, осторожно поджимая заднюю лапу. На девятый день лев исчез. Под акацией осталась лишь измусоленная и изгрызенная доска — шина. «Пункт скорой помощи» мог прекратить свою работу.
«Три недели спустя мы шли по следу гиены, когда внезапно наткнулись на отпечатки лап взрослого льва. Поскольку дело было на заросшем кустарником склоне дюны, Марк решил на всякий случай выяснить, не забрел ли к ним какой-нибудь чужак. Следы в песке стали глубже — очевидно, зверь преследовал какую-то добычу. А вот и развязка мимолетной драмы буша — пропитанный кровью песок и кучка игл дикобраза. Мы прошли еще немного и на гребне дюны заметили сидящего льва, вглядывавшегося в покрытую дымкой долину. Извечная картина вечной Африки. Но тут лев повернул голову, и мы увидели бирку с № 1. Это был Бородач. Он заметно прибавил в весе и ничем не походил на беспомощные мощи, которые мы выхаживали.
По законам жанра мне, видимо, следовало расписать, как он ластился к своим спасителям. Но чего не было, того не было. Бородач, безусловно, узнал нас, но единственное, что он сделал, так это отвернулся с безразличным видом. Что ж, в здешнем мире это вполне могло сойти за проявление вежливой любезности: «Вам хочется посидеть здесь. Милости просим. Места всем хватит». Наконец Бородач поднялся и медленно удалился, слегка прихрамывая на правую заднюю ногу».
Большинство наблюдений Оуензов за гиенами и львами приходилось на дождливый сезон, поскольку в сухое время вся живность исчезала из окрестностей Долины привидений. Чтобы вести наблюдения круглогодично, нужен был самолет, но о его аренде, не говоря уже о покупке, нечего было и думать. Статьи в научные журналы, которые изредка посылали они, едва окупали почтовые расходы. Но зато упрочивали их профессиональную научную репутацию.
В октябре 1977 года Марк Оуенз получил от доктора Рихарда Фауста, директора Франкфуртского зоологического общества в Западной Германии, неожиданный запрос: его общество хотело бы знать номер пилотского удостоверения Оуенза и количество летных часов. Ученым мужам и в голову не могло прийти, что вся скрупулезная работа двух американских зоологов проделана на земле, причем большей частью пешком. У Марка оставался один выход: прежде чем отвечать на письмо, срочно научиться летать.
Оуензы отправляются в Йоханнесбург, где на последние деньги он в течение шести недель овладевает искусством управления легкокрылой машиной. После этого Марк с откровенным опасением, не свалял ли он дурака, приняв желаемое за действительное, сообщает доктору Фаусту необходимые данные. Видимо, во Франкфурте не придали значения слишком свежим датам на пилотском удостоверении. Во всяком случае, когда Оуензы ломали голову, где добыть денег на обратную дорогу и продолжение исследований, они получили от Зоологического общества чек на аренду самолета и оплату их экспедиционной работы. «Вот видишь, я поступил как добрый самаритянин, спасши божью тварь, и мне воздалось сторицей», — шутил переполненный энтузиазмом Марк. Впрочем, его можно было понять. Теперь можно было осуществить самые смелые планы. А именно переметить с помощью радиоошейников все львиные прайды в заповеднике и составить карту их круглогодичной миграции.
«Каждое утро Марк поднимал в воздух нашу «Сессну», и мы часами прочесывали сухие речные долины, рощи акаций и заросшие кустарником дюны. Первую добычу я заметила в рощице акаций и, чтобы не потерять это место, размотала над верхушками деревьев целый рулон туалетной бумаги. После этого мы полетели к себе в лагерь.
В считанные минуты я уложила все необходимое в машину и тронулась к цели. Часа через три, когда я буду на месте, должен прилететь Марк. Туда я добралась без всяких приключений, достала лопату и, напевая какую-то игривую песенку, стала расчищать посадочную площадку неподалеку от рощицы акаций. Когда я выровняла трехсотфутовую полосу, то решила вернуться к машине. Но не тут-то было. Почти вдоль всей ее длины, через равные промежутки, словно часовые, сидели львы. Причем все они были чужаками и, судя по заинтересованному поведению, еще ни разу не встречались с человеком.
Удовлетворять их любопытство у меня не было никакого желания. Поэтому, напустив независимый вид, я решила сделать полукруг побольше, чтобы обогнуть львов и добраться до машины. Прогулочным шагом, опираясь на лопату, я взяла вправо от посадочной площадки. И тут же ближайшая ко мне львица поднялась и пошла следом. Я остановилась и в упор уставилась на нее. Та лениво отвернулась и зевнула. Тем временем к нам начали подтягиваться и остальные члены прайда, постепенно освобождая путь к машине. Когда вся эта прелестная компания была более или менее поблизости, я решилась на прорыв. Подняв над головой лопату и непрерывно крутя ею, как пропеллером, я с криком «Ура!» твердыми шагами пошла к «лендроверу».
Мой маневр поставил львов в тупик. Они уселись на песок и, вытянув шеи, словно зрители в цирке, ярдов с тридцати пытались осмыслить происходящее. По мере того как я следовала перед ними, они синхронно, подобно радарам, провожали меня глазами. Все вроде бы шло хорошо, но тут вдруг решила проявить активность первая львица, решительными шагами направившаяся прямо ко мне. Краем глаза я прикинула расстояние до спасительного «лендровера». Шагов двадцать. «Любопытная» настигнет меня раньше.
И тогда, забыв всю свою высокомерную гордость примата, я с криком запустила в львицу лопатой, а сама на одном дыхании домчалась до машины и захлопнула дверцу. Та с ловкостью жонглера поймала лопату и принялась деловито обнюхивать ее. Потом, когда прайд укрылся в тени акаций, она последовала туда же, не забыв прихватить и лопату, которая чем-то, надеюсь не запахом человека, поразила ее.
Когда через полчаса приземлился Марк, его первыми словами были: «Молодец, старушка, что не дала разбежаться этим сорванцам!» Зато, когда он узнал о моей эпопее, мы долго сидели обнявшись, причем я специально настояла, чтобы опустить окно».
В этот день Оуензы надели радиоошейники на нескольких львов из нового прайда и — тут Делия была непреклонна — специально выследили и усыпили похитительницу лопаты. К концу недели у них «на связи» было уже шесть новых прайдов. Слышимость все время оставалась идеальной, так что в течение дня они успели нанести все их передвижения на карту.
Никто из зоологов не предполагал, что трагическая засуха 1978 года предоставит им уникальный случай изучить ее влияние на львиное поголовье Калахари. Дожди в тот год кончились слишком рано. Солнце быстро выжгло траву, а налетевший горячий ветер наполнил воздух раскаленным песком. Днем температура держалась в тени около 50 градусов по Цельсию, а ночью падала до 14. Акация, служившая пищей антилопам, вообще не зацвела. Порывы ветра выдули всю траву с пастбищ, оставив лишь редкие жесткие стебли и сделав землю похожей на старую вытертую щетку. Каждое утро по мере того, как поднималось солнце, зной становился нестерпимым. За 20 месяцев в Долине привидений выпало всего 4 вместо обычных 15 дюймов дождя. Калахари превратилась в серую бесконечность, смыкавшуюся на горизонте с таким же серым, безжизненным небом.
«Мы старались почти не двигаться, — пишет Делия, — а в самые жаркие часы спасались на мокрых брезентовых носилках, поставленных в палатке. Мы потеряли счет дням, и порой нам казалось, что мы переживаем уже шестую или седьмую засуху. Словами просто невозможно передать, как мы ненавидели жару, казавшуюся нам гигантской пиявкой, высасывающей наши жизненные силы. От того, что мы сильно похудели, кровь не грела нас, и ночью мы все время дрожали в ознобе. Но еще оставалась работа, которую мы пытались делать через не могу.
В самой Долине призраков мы встречали лишь редких птиц да мышей, число которых убывало день ото дня. Немногие оставшиеся антилопы, подобно истощавшим привидениям, бродили по иссушенному вельду, пытаясь копытами выкапывать корни растений. Но больше всего меня поражали жирафы, которые стояли, широко расставив ноги, на месте высохших озерец, словно готовые отдать жизни перед наступлением невидимого врага, но не отступить ни на шаг.
Голубой прайд также оказался жертвой засухи. Отощавшие львицы охотились, разбившись на пары в зарослях кустарника на холмах. Теперь они уходили на 40–50 километров от места своего обитания и, по нашим прикидкам, увеличили свою охотничью территорию до 1500 квадратных миль, то есть в 10–15 раз. И все-таки хищники в период засухи оказались в привилегированном положении. Изредка им удавалось поймать антилопу, но в основном они питались за счет дикобразов, кроликов, птиц и даже мышей. Они обходились без воды в течение девяти месяцев, прежде всего за счет жизненных соков своих жертв. Животы у них, казалось, присохли к хребтам, они все время облизывали губы, словно пытаясь этим смягчить жажду. Львицы больше не делились добычей со львами, и тем приходилось теперь самим заботиться о еде, что я лично считаю вполне справедливым. Знай они мои мысли, цари пустыни обвинили бы меня в женском шовинизме и наверняка попытались бы задать мне трепку, но боюсь, что даже это было им теперь не по силам.
Наблюдая за львами, ставшими кочевниками, мы неожиданно столкнулись с полной дезинтеграцией львиного мира. Чужие львицы нередко охотились вместе и так же вместе подкармливали малышей, не заботясь о том, к какому прайду он принадлежит. Казалось, непреложные законы, которые мы постигали целых пять лет, потеряли силу.
Приведу простой пример. В Долине призраков оставалась только Голубая, причем не день, не два, а месяцы подряд. Мне она напоминала хранительницу очага.
Загадка Голубой, как я считаю, раскрылась в одно прекрасное утро, когда мы обнаружили ее играющей с двумя довольно большими львятами. Без сомнения, кто-то из товарок принес их ночью. У меня появилась прямо-таки сакраментальная мысль: а что, если Голубой и вправду была поручена забота о потомстве прайда, и поэтому она оставалась на прежнем месте? День за днем мы наблюдали за львицей. Состояние ее было жалким, а вот львята выглядели лучше. Значит, кто-то подкармливал их? Увы, природа умеет хранить свои тайны».
По данным Оуензов, поскольку львы в заказнике были вынуждены покидать его границы, не менее трети помеченных ими было убито за его границами. Если подобная засуха повторится и львам не будет оказано никакой помощи, для Калахари это может оказаться роковым.
В середине октября 1980 года, совершая Контрольный полет, Марк Оуенз заметил на горизонте темную тучу. Вскоре к ней прибавилась вторая, третья… Это приближалось спасение. И, словно почувствовав его, по пыльному бушу, прямые как стрела, в сторону туч неслись колонны сернобыков, зебр, антилоп. Вскоре хлынул дождь. С воздуха Марку удалось наблюдать, как почти весь Голубой прайд собрался на своем старом месте. Рядом с Голубой жадно лакал из своей первой в жизни лужи львенок Бимбо. Неподалеку не могли оторваться от воды Сесси и другие.
«Вечером мы подъехали на машине к месту ночевки прайда, — пишет Делия. — Хотя Бимбо был уже 200-фунтовым львенком с зачатками гривы, он с детским любопытством первым примчался к нам и, привстав на ступеньку, бесцеремонно сунул голову в окно. Его нос и усы были в нескольких дюймах от моего лица, и я увидела, что в его глазах отражается бесконечная пустыня, его родной дом».
Юрий Линник
ПОЭМА ГИПОТЕЗ
Очерк
Художник И. Гансовская
Над Баренцевым морем уже несколько дней стоит сплошной туман. Однако отсутствие видимости не отражается на прилете птиц — они возвращаются к родным гнездовьям в положенный срок.
Представьте себе такую сцену: вынырнув из густого тумана, кайра оказывается точно у той скалы, где в прошлом году было устроено ее гнездо! Словно какая-то невидимая сила притянула ее к этому уступу.
Гнездо и зимовка могут быть разделены тысячами километров. Покидая родину, птица не оставляет возле гнезда передатчика, чьи сигналы могли бы помочь ей вернуться назад. Она не метит путь радиоактивными метками. У нее нет карт и лоций — при перелете она всецело полагается на себя, на свою птичью интуицию. Однако для успешного возвращения домой ей все же нужна информация из внешнего мира. Да, птица может лететь вслепую. Но ведь есть и другие источники информации: звуки, запахи. Только кажется невероятным, что кайра, появляющаяся из кромешного тумана прямо у своего гнездовья, руководствуется слухом и обонянием. Как же она пеленгует издалека эту неприступную скалу? Как после длительных кочевок находит обратный путь?
В середине прошлого века над этими вопросами задумался русский академик А. Ф. Миддендорф. Он перенес на карту известные к тому времени пути птичьих перелетов. Ученый подметил: если эти трассы продолжить до их пересечения, то они стянутся в узел на Таймырском полуострове.
А. Ф. Миддендорф ошибочно полагал, что на Таймыре находится магнитный полюс. Неверная предпосылка дала, однако, толчок к появлению плодотворной гипотезы. Не помогает ли магнитное поле Земли ориентироваться птицам? Тогда его силовые линии оказываются путеводными нитями. Непосредственно мы не ощущаем их закономерного узора. А птицы — по мысли Миддендорфа — ощущают. Но каким образом? Ученый дает предположительный ответ: в теле птицы циркулируют электромагнитные токи, взаимодействующие с аналогичными токами Земли. Птичьи караваны летят по компасу! И этот компас вмонтирован в наследственность каждой птицы.
Гипотеза А. Ф. Миддендорфа опережала свое время примерно на столетие. По сути дела это бионическая гипотеза — и русского ученого вполне можно считать провозвестником бионики. Своими современниками А. Ф. Миддендорф не был понят. Его гипотеза обрела новую жизнь в наши дни. Она широко дискутируется. Идея магнитной ориентации птиц имеет и ярых приверженцев, и ярых противников.
Какие факты свидетельствуют в пользу гипотезы Миддендорфа? Прежде всего способность птиц находить дорогу в сплошной облачности. Радарные наблюдения показали: перелетные стаи нередко летят или в зазоре между облачными слоями, или прямо в облаках. Птицы не видят ни наземных, ни небесных ориентиров. Как же они не сбиваются с дороги? Отсутствие видимости порой сочетается с сильным боковым ветром, и стаю тогда начинает сносить в сторону от пролетного направления. Однако птицы компенсируют этот снос! Будто летят вдоль гибкой незримой струны, и эту струну не может порвать даже шквальный ветер.
Проводилось немало опытов, где на птиц по-разному воздействовали магнитными полями: усиливали или ослабляли их, создавали конфликт между естественным и искусственным полем. Не менее популярны опыты с экранированием естественного поля: птиц помещали в железные клетки, подвешивали к их телу легкие магниты, перевозили в места с магнитными аномалиями. Все эти опыты и наблюдения дали противоречивые результаты. Однако некоторые из них свидетельствуют в пользу идеи А. Ф. Миддендорфа.
Над Землей разразилась магнитная буря… Внешне все спокойно, но в магнитосфере царит хаос. Нарушается радиосвязь, отказывают компасы. Вот благоприятный момент для наблюдений за ориентацией птиц! И орнитологи заключают союз с геофизиками.
Изучается миграционное поведение чаек. Птицы уверенно выходят на курс, заложенный в их наследственности. Но что такое? Одна, другая птица после старта возвращается назад. В стае царит явная растерянность. Казалось бы, все благоприятствует удачному отлету — и попутный ветер, и безоблачное небо. Однако на закатном солнце без всякой оптики видны крупные черные пятна. Все ясно: солнечный ветер сейчас дуст с неистовой силой. Ночью над чаячьей колонией вспыхивает северное сияние. Птицы выжидают. Пока не кончится магнитная буря, они не могут ориентироваться в пространстве.
Теперь о реакции зарянок на магнитное поле. Ученые пытаются их дезориентировать — в опыте магнитный север смещен на 115°. Ситуация парадоксальная. И человек будет ошеломлен, если его компас покажет северное направление, отличающееся от привычного. И ведь как резко отличающееся!
Однако зарянки словно забыли о прежних показаниях своего биокомпаса. Искусственное поле они воспринимают как естественное: направленность их ориентации отклоняется на соответствующий угол.
Голуби отлично находят дорогу домой. А что, если к их крыльям прикрепить небольшие магниты? Когда-то подобные опыты вызвали сенсацию. Птицы действительно теряли способность к хомингу. Казалось бы, это аргумент в пользу магнитной гипотезы. Но где гарантия, что подвешенные магнитики действительно расстраивают работу птичьего компаса? Ведь они могут быть просто механической помехой. Почему бы не предположить, что в условиях дискомфорта способность птицы к ориентации уменьшается? Так что опыты с подвесом магнитов оставляют ощущение неопределенности. Они могут быть истолкованы двояко. Впрочем, такая противоречивость свойственна едва ли не всем опытам по магнитной ориентации.
Курская магнитная аномалия… Компасу здесь верить нельзя — стрелка показывает на ложный север. Если птицы ориентируются по магнитному полю, то над аномалией они должны сбиться с дороги. Силовые линии поля — обычно четкие и прямые — тут запутаны и перекручены. Как будет вести себя птица в невидимом лабиринте? Были поставлены опыты с пятью видами птиц — и ни у одного вида ориентация не оказалась нарушенной. Птицы уверенно летят сквозь магнитные крутни и перехлесты.
Однако когда сизые голуби оказываются над скоплениями железных руд, то в их ориентационном поведении происходит явный сбой. Значит, внутренний компас голубей реагирует на аномалию? Один опыт противоречит другому. И такая ситуация весьма характерна при изучении навигационных способностей птиц. Решающие опыты еще впереди.
Если птицы чувствуют магнитное поле, то где находится приемник информации? Поиск таинственного органа восприятия ведется до сих пор. И пока безрезультатно. Внутреннее ухо? Рецепторы кожи? Очины перьев? Никак не удается найти в теле птицы биологический компас.
А может, птица как целое является таким компасом? Оперение у нее сильно электризуется во время полета. Одна из новейших гипотез утверждает: возникающие на теле птицы поля взаимодействуют с магнитным полем Земли. Следует ли отсюда, что биологический компас хорошо работает лишь при движении птицы? Эта зависимость гипотетична. Тем интереснее исследовать возможную связь между динамикой полета и способностью к ориентации.
В последнее время все чаще высказывается мнение, что птица пользуется разными системами ориентации: одновременно или поочередно в ее теле работает несколько навигационных приборов. Такое дублирование повышает надежность ориентации. Магнитный компас и солнечный компас: работа одного контролируется работой другого. Путь будет проложен верно, несмотря на все помехи и случайности.
Магнитную ориентацию некоторые орнитологи считают первичной, исходной. Астроориентация включается как бы во вторую очередь, причем и солнечный, и звездный компасы калибруются магнитным полем. Тут есть сходство с нашими приемами ориентации. Мы идем на север, не упуская из виду Полярную звезду, — а при облачности смотрим на компас. Это делает нас независимыми и от пасмурной погоды, и от магнитных бурь.
Ориентация птиц — загадка природы. Мысль бьется над ее разрешением, подходя к проблеме с разных сторон. Один подход оказывается неверным, другой… Что ж, познания нет без подобных издержек. Любое устремление к истине оказывается в конечном счете полезным.
Отброшенные гипотезы сохраняют не только историческую, но и эвристическую ценность. Они будят фантазию, вдохновляют на поиск. Часто такие гипотезы окружены ореолом поэзии и романтизма. Они привлекают своей раскованностью и рискованностью. Эти моменты тоже нужны науке. Бывает так: сегодня гипотеза кажется безумной, а завтра она получает подтверждение в новых фактах. Двигаясь по спирали познания, мы можем возвратиться к старой идее и дать этой идее новую жизнь.
Среди таких эвристически ценных гипотез — идея о связи между ориентацией и силой Кориолиса. Выдвинул ее шведский физик Г. Изинг. Как и магнитное поле, сила Кориолиса — глобальное явление. Вызывается она вращением Земли. Вес движущихся тел меняется в зависимости от того, складывается ли их скорость со скоростью вращения Земли или же вычитается из нее. При полете в восточном и западном направлениях птица будет весить по-разному. Теоретически эти тончайшие эффекты могут использоваться в целях ориентации по сторонам света. Однако изменения веса тут совершенно мизерные. Достаточна ли чувствительность птицы для улавливания сил Кориолиса? Расчеты заставляют усомниться в этом. Но природа может и не посчитаться с нашими расчетами.
О силе Кориолиса наглядно свидетельствует речной пейзаж. Почему в северном полушарии подмыты правые, а в южном — левые берега? Эта асимметрия берегов — результат эффекта Кориолиса.
Жидкость в теле птицы: как и вода в реках, она подвергается воздействию силы Корйолиса. Предположим, что у птиц есть прибор, улавливающий этот эффект. Тогда в сочетании с магнитным компасом появляется возможность координатной ориентации. Два разных феномена — два разных прибора. Если их соединить в одном блоке, то получится изумительная навигационная система, способная вести птицу и ночью. Создала ли природа такую систему?
Вот я стою на размытом берегу реки; в руках у меня магнитный компас; надо мной летят пролетные птицы. Я думаю о том, как они находят путь. Быть может, разгадка этой тайны рядом: в синтезе тех сил, что размывают берега и действуют на компас. Не осуществлен ли этот компас в теле птицы?
Чувство ориентации у птиц иногда сравнивают с чувством равновесия.
Сколь ни приблизительна эта аналогия, но и она дает направление поискам. Для слежения за равновесием в технических системах широко используются гироскопы. Они находят применение и в различных ориентационных устройствах. Нет ли у гироскопов биологического аналога? Оказывается, есть. Органом равновесия у птиц является лабиринт внутреннего уха. Он чутко реагирует на все угловые и линейные ускорения. Естественно предположить: а не записывается ли эта информация в памяти птицы? Гипотеза инерциальной ориентации отвечает на этот вопрос положительно.
Предположим, что все движения, проделанные птицей во время осеннего перелета, как-то кодируются в ее нервной системе. Такая запись может стать своего рода программой: реализуя ее, птица повторит весной свои осенние движения — как бы прокрутит ленту записи в обратном направлении. Это гарантирует ей возвращение к гнездовью.
Красивая гипотеза! Осенний и весенний перелеты в ней выглядят зеркально симметричными. Однако пути птиц весной и осенью не всегда дублируют друг друга. Да и вряд ли такое точное повторение возможно — в силу различных причин птицы неминуемо отклоняются от главной трассы. Какой смысл повторять каждое случайное отклонение? Другой аргумент: осенью и весной некоторые птицы летят по совершенно разным путям. Так что запись осеннего пролета оказывается ненужной.
Гипотеза инерциальной ориентации была проверена экспериментально. Если память пути связана с кинестетическими ощущениями, то можно попытаться их отключить: как после этого будет ориентироваться птица?
И вот ученые пытаются всеми средствами помешать запоминанию пути. Они перевозят птиц во вращающихся клетках, усыпляют их с помощью наркотических средств. Однако после всех этих испытаний птицы находят дорогу домой! Тут есть две возможности: или физиологическая запись движений отсутствует, или она ведется на каком-то очень глубоком уровне.
Американский биофизик Д. Гриффин выступил с «молекулярной» гипотезой навигации. Вот ее суть: направленной ориентации у птиц нет, их поиск дома при увозе от гнезда носит случайный характер. Птица летит в одном направлении, потом резко отклоняется от него и через некоторое время снова делает крутой поворот. Такие маневры повторяются многократно. Птица летит наугад — ив результате случайного поиска находит дом. Обрабатывая данные о пути птицы, Д. Гриффин использовал уравнения, применяемые в молекулярной физике. Движение птиц, по его мнению, столь же беспорядочно, как и хаотическое движение сталкивающихся молекул газа. Возвращение к гнезду — нечаянная удача. Однако эта удача тем вероятней, чем случайней и произвольней путь птицы.
Б. Пастернак писал:
Если оставаться в рамках гипотезы Д. Гриффина, то первую строчку этих стихов можно отнести и к ориентации птиц. Но Д. Гриффин является прекрасным наблюдателем, он на легком самолете прослеживал путь многих птиц. Ученый не раз видел, как после ориентировочного полета птицы уверенно выходят на правильный курс. Конечно, случаются и срывы в ориентации. Но все же статистика возвратов к гнезду вступает в противоречие с молекулярной теорией. Разные это уровни — птицы и молекулы. А Д. Гриффин располагает их на одной плоскости. Это серьезная методологическая ошибка.
Как известно, пчелы могут воспринимать поляризованный свет. Это существенно облегчает их ориентацию: достаточно отыскать голубой клочок среди облаков, чтобы понять, где в настоящее время находится солнце. Не обладают ли схожей способностью и птицы? Это закономерный вопрос.
Иногда мы говорим о птицах как о живых вычислительных машинах. Конечно, своеобразные инстинктивные расчеты они производят, но делают это без абстрактных формул и уравнений. Птицам все же нужна конкретность, наглядность. Не стремятся ли они к восприятию образов, содержащих графическое решение задач? Это могло бы существенно облегчить их ориентацию.
Мы не видим поляризованного света. Для тех существ, которые его воспринимают, небо выглядит необычно: оно похоже на красивый симметричный чертеж. Если научиться его читать, то солнечным компасом можно пользоваться даже и тогда, когда солнца нет в поле зрения.
В атмосфере постоянно наблюдаются различные муаровые эффекты. Это тоже своего рода оптические чертежи. Разбираются ли птицы в изумительных муаровых узорах? Ведь из них можно извлекать информацию, облегчающую прокладку небесной трассы. Одна из новых гипотез предполагает: разнообразные волновые структуры, связанные с интерференцией и дифракцией, используются птицами для решения навигационных задач. Эти структуры наглядны и выразительны. Их можно. превратить в своеобразный инструментарий: измерять с их помощью углы, определять масштабы. Удивительные инструменты! Они невесомо парят в атмосфере, исчезают, тают — и рождаются вновь. Если эту гипотезу опоэтизировать, то получается захватывающая картина: небо само ставит на пути птиц незримые для нас вехи, развешивает вдоль их дороги астролябии и угломеры! Для нас — пустые небеса, для птиц — оборудованная дорога. Для нас — муаровый перелив, для птиц — координатная сетка.
Восприятие птиц и восприятие человека… Это два образа, два сечения мира, и перекрываются они лишь частично. Птицы используют для общения ультразвуки, которые проходят мимо нашего слуха. Вот первое несовпадение между двумя мирами. Есть ли другие?
Многие ориентационные гипотезы исходят из предположения, что птицы способны воспринимать скрытое от человека. Эти таинственные слои реальности! Мы высвечиваем их интуицией, пытаемся понять с помощью аналогий. Но так хочется непосредственно воспринять затаенное…
Гипотезы о нетривиальных способах ориентации расширяют наше сознание. Оказывается, мир может выглядеть иначе, чем это кажется нам. Мысленно подключаясь к восприятию птицы, мы видим новые грани неисчерпаемой реальности.
Представьте: среди осенних сумерек вы вдруг замечаете далекое свечение. Это включилось инфракрасное восприятие. Согласно одной из гипотез, оно есть у пернатых. Если это так, то ориентация птиц может строиться по такой модели: осенью ночные мигранты стремятся лететь на инфракрасный свет — нарастание его яркости означает приближение к теплым землям. И наоборот: весной птицы летят в сторону от ярких инфракрасных источников, оставляя их за спиной. Теперь их ведут холодные маяки севера — такие тусклые, они едва различимы в ночи.
Гипотеза инфракрасной ориентации жестко связывает понятия: юг — тепло, север — холод. Но осенью птицы часто улетают от тепла — на пути их встречает холодная погода. А весной может наблюдаться обратная картина: север встречает продрогших в пути птиц теплом и солнцем. И все-таки хочется представить себе такое: ночь и холод, не видать ни одного ориентира, но вот в поле инфракрасного зрения заиграло сияние. Это тепловой маяк юга…
Проблема ориентации у птиц остается областью гипотез. Их список не закрыт. Перейдет ли хотя бы одна гипотеза в ранг надежно проверенной теории? Пожалуй, наибольшие шансы здесь имеет гипотеза астроориентации. Но и она нуждается в новых фактах и доказательствах. Вот почему у нас есть все основания сказать: тайна птичьего компаса остается неразгаданной.
С какой точностью работает этот компас? Иногда с абсолютной: об этом свидетельствует возврат птиц к прошлогодним гнездам. Столь же надежно работают и биологические часы птицы. Так, зяблики измеряют длину дня с погрешностью не более 10 минут, а в определении даты могут ошибиться максимум на три дня. Этот хронометраж достаточно точен для того, чтобы выдерживать график перелета. Он обеспечивает ориентацию с точностью до 3° — зяблик непременно окажется на территории, занятой его популяцией.
Интересная закономерность: точность навигации у птиц увеличивается вместе с ростом их стаи. Вот впечатляющие цифры: отдельный скворец может уклониться от направления перелета на 20°, стая из 10 птиц — на 9°, а стая в 1000 птиц — лишь на 2°.
…Мои ласточки готовятся к отлету. У каждой на лапке — нитяное кольцо. Так я пометил птиц, когда они были слетками. Лишь запримечу будущей весной ласточек, как сразу же с волнением припаду к биноклю. Есть, есть птицы с метками! С выцветшими под африканским солнцем капроновыми нитками.
Вот маленький знак огромной птичьей верности.
КОРОТКО О РАЗНОМ
Баланс прибоя
Геофизиков и географов заинтересовали конечные результаты работы неутомимого прибоя на восточном берегу Австралии. Этот процесс был смоделирован на ЭВМ. Машина смогла подсчитать, сколько частиц песка, окисных минералов, размельченных раковин и кораллового известняка выбрасывается на берег, а затем смывается водой. Баланс оказался в пользу накопления частиц на береговой полосе. Компьютер все это умножил на длину береговой полосы всего континента и напечатал цифры, согласно которым суша ежегодно присоединяет к себе 2 куб. мили песчинок различного состава, а теряет 1,16 куб. мили. Одним словом, тут явный прирост.
Компьютер рисует фараона
Египетские археологи успешно провели испытания геофизического протонного магнитометра, снабженного ЭВМ. Компьютер анализирует магнитные заряды, зафиксированные под землей, и синтезирует на экране их расположение. В одном практическом эксперименте южнее храмового комплекса в Карнаке на экране вдруг появились контуры… фараона. Это была крупная скульптура Аменхотепа III, спрятанная в яме с утрамбованной землей. Скорее всего, утверждают археологи, статую схоронили жрецы во время очередных смутных времен, которых в Египте XV в. до н. э. было предостаточно.
Статуя перенесена в местный музей и снабжена табличкой о необычном методе ее находки с помощью ЭВМ.
О пользе дождевых червей
Голландия давно увеличивает свою территорию за счет сооружения дамб и осушения участков морского дна. В первую очередь такие площади используются для посева кормовых трав и пастбищ.
На основе многолетнего опыта голландские ученые установили, что на новых участках следует искусственно расселять земляных червей. Без них разрушается структура почвы, не идет накопление органики, снижается влагоудерживающая способность почвы. Без дождевых червей участки, отвоеванные у моря, могут стать пустынными. Плодородие наступает тогда, когда на одном гектаре живет до трех тонн червей. Поэтому сейчас организованы своеобразные фермы, на которых разводят этих полезных существ, а потом расселяют их по новым участкам.
После наложения трех видов карт
В Индии создана государственная сеть научных центров и экспедиций по изучению стабильных воздушных потоков и районов с преобладанием безоблачных дней. Когда будет составлена карта таких данных, ее наложат на карту экономических областей страны и выберут места для строительства солнечных и ветряных электростанций. Окончательный вывод доверят экологам, чтобы одновременно с получением альтернативной энергии уменьшить запыленность атмосферы от промышленных центров. Понятно, что экологи в связи с энергетической программой составляют и свои карты индустриального загрязнения атмосферы. Новые станции в первую очередь будут строиться там, где надо снизить задымленность воздуха.
Языковый Вавилон
Несколько раз проходил редакторскую правку первый Лингвистический атлас Камеруна. В этом африканском государстве живет 10 млн человек. Согласно последним официальным данным, население страны говорит на 247 языках. Но эта цифра не признана учеными окончательной. Изучение этнического состава жителей Камеруна лишь начинается, и тут происходят новые языковые открытия. Поэтому в Лингвистическом атласе сперва стояла цифра 247, затем 249 и 254. В самое последнее время прибавилось еще 8 языков.
Давно ожидаемая неожиданность
Работы палеонтологов в Кении, Эфиопии и Заире, как хорошо известно, принесли сенсационные результаты. Там найдены кости человекообразных существ, возраст которых около 3 млн лет. Тем самым история становления человека отодвигается далеко в глубь веков. Однако ученые ждали и других находок — прежде всего древнейших орудий охоты. И вот недавно в Заире международная экспедиция нашла сразу 300 обработанных камней. Большая часть из них — это кварцитовые наконечники охотничьих дротиков. Их возраст — 2,2 млн лет.
Итак, африканская земля еще раз подтвердила, что именно она — родина человечества.
Глупы ли акулы?
Существует мнение, будто акулам свойственны лишь кровожадность и неумеренный аппетит. В остальном же у них все плохо — слабое зрение, да еще неразвитый мозг. В этом уверены многие моряки, водолазы, ловцы губок. Однако недавние исследования в Мексиканском заливе опровергают такие взгляды. Опыты с экранами разного цвета, за которыми прятали пищу, доказали удивительную зоркость хищниц. На кинопленку удалось снять их ночную охоту на мелких рыб. Определена их удивительная чувствительность к звукам, запахам, вспышкам света, электромагнитным волнам. По способности распознавать яды акул можно сравнить с волками, а их реакции на запахи в 3 раза чувствительнее, чем у собак.
Разгадка красных фрагментов
Работа болгарских археологов близ села Павликени продолжалась около 20 лет. Ученые прояснили тайну, которая их мучила давно. На Придунайской равнине часто находили черепки красного цвета. Они считались фрагментами античной посуды, завозимой с островов Эгейского моря. И вот выяснилось, что посуда была местной. Глину добывали и обрабатывали тут в огромных количествах. Здесь 1900 лет назад возник крупный центр керамического производства. Технология изготовления посуды отличалась совершенством, а формы сосудов — сложностью и красотой. На античной фабрике делали пифосы для хранения зерна, изящные кубки и вазы, прозаические горшки и тарелки. Что касается орнаментов и рисунков на керамике — это огромный материал ученым для размышлений о мировоззрении и эстетических идеалах населения севера Балкан.
Болгарские археологи раскопали более 70 обжиговых печей, несколько шахт для добычи глины, множество гончарных мастерских, жилой поселок, фундамент мраморного дворца управителя. В одной из мастерских найдено солидное количество деформированной посуды, которая при тщательном анализе оказалась не браком, а следствием экспериментов по обжигу и глазурированию. Все это, вместе взятое, и позволяет говорить о древней фабрике. Владельцем ее был римский военачальник, правитель провинции, отвоеванной у фракийцев.
Почему вся посуда тут была красной? Ее покрывали водоустойчивой декоративной глазурью из красных глин, толченого стекла и окислов железа. Рецепт расшифровали софийские химики. Они определили и температуру в печах обжига. Древние мастера могли поднимать ее до 1100 °C.
Усилиями ученых, инженеров и рабочих на месте находок близ села Павликени создан музейный комплекс, где показывается весь процесс производства красной посуды. Можно увидеть восстановленные печи, — месильные ямы, гончарные круги, образцы глазурей, ступки, а самое главное — богатую коллекцию античной посуды местного производства.
Загадки Колумба
Приближается 500-летие открытия Америки. Дата будет отмечаться 12 октября 1992 г., но уже сейчас самое великое географическое открытие оживленно обсуждается со всех сторон. В нем еще много загадок. Известный путешественник и этнограф Тур Хейердал выступил с утверждением, что Колумб прекрасно знал, куда он плывет. Мореплаватель имел карты пути к Новому Свету. Получить он их мог от генуэзских купцов, а те — от скандинавских моряков. Тур Хейердал говорит, что в архивах Ватикана есть документы, свидетельствующие о существовании подобных карт в XV в.
Не менее интересное заявление сделали американские и канадские географы. Они работали в испанских архивах и теперь утверждают, что Колумб впервые ступил на землю Нового Света не на острове Сан-Сальвадор, как считалось до сих пор, а на островке Кайо-Самана, входящем в Багамский архипелаг, т. е. на 65 морских миль южнее. Береговая полоса этого острова полностью отвечает записям в путевом дневнике Колумба. Первые сомнения о Сан-Сальвадоре появились еще в XIX в.
Спор о пульсациях планеты
Геофизики Римского университета совместно со швейцарскими физиками провели интересный эксперимент. В землю было закопано два алюминиевых цилиндра весом по 2 т. Один детектор колебаний земной коры находился близ г. Фраскати в Италии, а другой — на территории лаборатории ядерных исследований близ Женевы. Импульсы регистрировались в течение года. Их сила была примерно в 100 раз больше, чем по теоретическим предсказаниям. Их период составил точно половину звездных суток, характеризующих осевое вращение Земли относительно нашей Галактики.
Геофизик Гвидо Пицелла причиной зафиксированных пульсаций планеты считает внешние силы. Со своей стороны швейцарские ученые связывают их с приливными деформациями земной коры под влиянием внутренних сил, в частности жидкого ядра. Чтобы выявить Истину, количество детекторов увеличат в 6 раз, а наблюдения продолжат до 1990 г.
ЗАРУБЕЖНАЯ
НАУЧНАЯ ИНФОРМАЦИЯ
Черепахи — тайна океана
С давних пор сотрудники Музея естествознания в Ла-Рошели стремятся разгадать тайну гигантских океанских черепах, которые посещают с июня по октябрь атлантическое побережье Франции.
Колоссы длиной 2,5 м и весом около полутонны питаются медузами, поглощая до 30 особей в час. Они практически лишены слуха, что позволяет беспрепятственно наблюдать за ними с борта моторных судов. В остальные же времена года животные бесследно исчезают из поля зрения ученых.
Известно, что весной на побережьях Австралии, Юго-Восточной Африки и Французской Гвианы можно обнаружить черепашьи яйца, из которых вылупляются рептилии и тотчас устремляются к воде. Однако нет никаких доказательств того, что именно из этого молодняка вырастают 2,5-метровые черепахи, встречающиеся у берегов Франции. Установить истину французские ученые предполагают с помощью миниатюрных радиопередатчиков, которые будут укреплены на панцире.
По сигналу передатчиков станет возможным проследить маршруты путешествий рептилий.
Первые люди в Америке
До сих пор древнейшие надежные свидетельства пребывания людей в Новом Свете относились к периоду, отделенному от нас 14 тыс. лет. Некоторые более ранние находки были сомнительными, так как их возраст определялся с недостаточной точностью.
В 1986 году французские археологи Н. Гидов и Ж. Делибриас, работая в северо-восточной части Бразилии, обнаружили остатки человеческой деятельности, которые своей древностью значительно превосходят все известные доныне в Америке. Место находки представляет собой нависшую скалу, использовавшуюся людьми в качестве укрытия, хотя каждый раз и в течение короткого времени, но многократно. Об этом свидетельствует целый ряд костровых очагов, расположенных один над другим.
Остатки обгоревшего материала, найденные здесь, подвергнутые радиоуглеродному анализу, позволили уверенно датировать их и отнести к периоду, отстоящему от нас на 32 тыс. лет. На этой древнейшей в Америке стоянке человека обнаружены также многочисленные каменные орудия труда, представляющие собой самые различные культуры, сменявшие со временем друг друга.
В последние годы появлялись свидетельства все более раннего заселения людьми Американского континента, происходившего по Беринговоморскому мосту — полосе суши, соединявшей Чукотку с Аляской в пору падения уровня Мирового океана. Об этом говорили многие анатомические, генетические, языковые характеристики аборигенов Америки, связывающие их с коренными народами Сибири. Теперь подобные гипотезы находят себе объективное подтверждение в результатах радиоактивного датирования.
Французская экспедиция также обнаружила в пределах кострищ обломки камней, подвергавшихся окраске, а затем осыпавшихся со стен на землю. Это говорит в пользу утверждения, согласно которому искусство было присуще пещерному человеку Америки в столь же далекое время, как и людям, населившим Европу.
Находка может изменить теорию эволюции человека
Китайские археологи, проводившие раскопки в горной местности округа Инкоу в провинции Ляонин (400 км к северо-востоку от Пекина), обнаружили костные останки древнего человека, населявшего этот район согласно мнению сотрудника Института палеонтологии позвоночных АН КНР (Пекин) By Люцзяня, около 280 тыс. лет назад.
В его докладе, сделанном на Международном археологическом конгрессе в Саутгемптоне (Великобритания) в сентябре 1986 г., сообщалось, что первоначально находка включала около 100 фрагментов черепа и подчерепных костей, в том числе и верхнюю челюсть почти со всеми ее зубами.
Останки обладают известными чертами гомо эректуса (человека прямоходящего), включая низкую, отступающую назад лобную кость, выступающие надбровные дуги и массивные скулы.
Однако им же присущи и некоторые черты, характерные уже для раннего представителя гомо сапиенс (современного нам человека разумного), — округлые формы черепной коробки в ее затылочной части, тонкие стенки и значительный объем вместилища мозга, составляющего 1390 см3, что близко к среднему для современных людей. Такие «развитые» черты даже преобладают у него над элементами «отсталости».
Продолжая раскопки, студенты Пекинского университета нашли там же принадлежавшие этой же особи две реберные кости, локтевую, части таза и отдельные кости верхних и нижних конечностей. Установлено, что это был представитель сильного пола, умерший в возрасте около 35 лет. Малые части его скелета, и таз в особенности, привлекли внимание специалистов, так как они сохраняются редко.
Радиоактивное датирование пород, включающих останки, по изотопам урана 238U и 235U позволяет утверждать, что их возраст составляет 280 тыс. лет.
Если это верно, то возникает ряд сложных проблем, требующих увязывания их с некоторыми положениями современной археологии. Так, до сих пор считается, что гомо эректус, рассматриваемый как прямой предшественник сапиенса, на территории нынешнего Китая все еще встречался 230 тыс. лет назад. Его скелет такого возраста известен по находке в пещере Чжоукоудянь вблизи столицы КНР. Там же были обнаружены останки другой ветви эректуса — человека пекинского, возраст которого вдвое больше.
Тогда следует предположить, что в Китае около четверти миллиона лет назад одновременно существовали две «разновидности» человека: одна — ведущая к современной, а другая — к последним местным представителям гомо эректуса.
Из всех ископаемых гоминид, встречаемых на территории КНР, новая находка, по мнению By, ближе всего к остаткам раннего ископаемого сапиенса, обнаруженного в 1978 году в округе Дали провинции Шэньси. Найденный там череп датируется периодом, отстоящим от нас на 125 тыс. лет.
Сравнение новой, Инкоуской находки с остатками африканских гомо эректуса и раннего сапиенса еще не сделано. Чрезвычайно интересным было бы сопоставление ее с костями таза и конечностей, обнаруженными на берегу оз. Туркана (Кения), особенно со скелетом мальчика из Нариокотоме, возраст которого 1,6 млн лет. Полезно также провести сопоставление ее с остатками европейских неандертальцев (35—135 тыс. лет).
Лишь в случае, если возраст новой находки окажется преувеличенным, гипотезу прямого развития гомо эректуса, приведшего к сформированию сапиенса, можно будет считать по-прежнему правильной.
Поучимся у шимпанзе?
…Над национальным парком Гомбе в Танзании взошло яркое африканское солнце. Один за другим, сладко потягиваясь, вылезли из своих ночных гнезд шимпанзе, явно собираясь позавтракать.
И тут наблюдавший за ними из укрытия ученый Ричард Рангем заметил одну странность: прежде чем приступить к трапезе на ближайших плодоносных деревьях, обезьяны направлялись в травянистую саванну, где, казалось бы, ничего для них особенно привлекательного нет.
Вот они подходят к крупным кустам несъедобной аспилии и берут в рот по одному листочку. Нет, этот явно не годится, и шимпанзе, покатав лист во рту и не срывая, оставляет его в покое… Другой… третий… Вот, наконец, подходящий. И обезьяна глотает его не жуя и даже с гримасой отвращения. Так шимпанзе проводят минут десять. За это время они глотают иной раз до тридцати листьев, а уж потом возвращаются в заросли и приступают там к настоящему завтраку.
Ричард Раигем решил проверить, не случайность ли это. День за днем он следовал за стаями обезьян по всему парку Гомбе, а потом и по соседнему национальному парку Махале. Тщательные наблюдения показали: более ста раз шимпанзе употребляли «внутрь» явно невкусную аспилию. Загадочную «страсть» к малосъедобному растению испытывали и самцы, и самки. Только самцы глотали эти листья когда попало: в среднем — раз в месяц, а самки с довольно большой аккуратностью — не реже раза в десять дней. Возраст же при этом на поведении никак не сказывался. А вот живущие рядом с шимпанзе нечеловекообразные обезьяны бабуины на аспилию никакого внимания не обращают.
Рассказал обо всем этом Ричард Рангем этнографам, а они ничуть не удивились — они, оказывается, давно знали, что у представителей некоторых племен Восточной Африки аспилия. считается целебной. Деревенские жители в Танзании и Уганде частенько лечат заболевший живот, глотая ее листья. Поранившись или порезавшись, они, бывает, сильно трут больное место зеленью этого растения и утверждают, что заживает потом быстрее.
Однако все это еще не было поставлено на подлинную научную основу. Не было, пока в дело не вступил геохимик Злой Родригес. Он привез листья аспилии в лабораторию университета штата Калифорния. Здесь ему удалось установить; в ее листьях содержится ранее неизвестное маслянистое вещество красноватого цвета, которому он дал название — тиарубрин-А.
Тогда эстафету подхватил канадский ученый Нил Тауэре. Он сперва нашел тиарубрин-А в некоторых растениях своей страны. А потом воздействовал им на различные бактерии, вызывающие болезни, на грибки и на паразитических червей — нематодов. И что же, многие из них соседства с тиарубрином-А не выдержали.
Опыты продолжаются, и, возможно, шимпанзе скоро окажутся нашими «учителями», пополнившими «зеленую аптеку» всего человечества.
Пределы размеров для животных
Научный сотрудник Хельсинкского университета (Финляндия) И. Э. Хокканен выполнил биомеханические вычисления, позволяющие установить, существуют ли теоретические пределы для размеров животных, ведущих сухопутный образ жизни на Земле.
По мере увеличения размеров у любого животного кости и мышцы его конечностей, естественно, подвергаются все большей нагрузке; их форма и устройство должны быть соответствующим образом приспособлены.
У четвероногого каждая кость конечности обязана быть достаточно прочной, чтобы выносить вес по крайней мере четверти тела животного. Кроме того, необходим немалый запас прочности, чтобы животное могло передвигаться.
Прочность кости прямо пропорциональна площади ее разреза (это двухмерная величина), тогда как масса тела пропорциональна его объему (трехмерная величина). Поэтому с увеличением размеров животного площадь разреза кости должна возрастать быстрее, чем масса тела.
Следствием этого и является то, что ноги у слонов и крупных динозавров приобрели формы и размеры древесного ствола. Если бы их конечности имели те же относительные пропорции, как у антилопы, гигантские животные «обрушились» бы под своим собственным весом.
Гипотетическое животное весом около 140 т должно было бы состоять почти из одних лишь костей и двигаться бы не смогло. В лучшем случае оно могло бы вести неподвижный образ жизни. Другим ограничителем служит предел мускульной силы. Всякое животное должно быть в состоянии перейти от лежачего к стоячему состоянию, и чем оно массивнее, тем крупнее и сильнее должны быть его мускулы.
Потребность к передвижению также должна быть учтена. При ходьбе сила тяжести тела прилагается под углом к костям конечностей, а не вертикально, как при состоянии покоя. Поэтому усилие, действующее на разлом, при движении много больше.
Все эти вычисления привели исследователя к выводу, согласно которому на земном шаре с его силой тяготения в принципе не может существовать сухопутное четвероногое животное массой более 100 т.
До сих пор в качестве крупнейшего такого животного палеонтологам известен ископаемый ящер брахиозавр, масса которого, по-видимому, достигала 80 т. Самым массивным из млекопитающих, известных науке, был, очевидно, белуджитерий — ископаемый безрогий носорог, весивший примерно 30 т. Масса современных нам слонов редко превышает 7 т.
Судьба кайры и трески
В последнюю половину столетия численность кайры почти во всем мире неуклонно убывает. Пожалуй, лишь на севере и востоке Британских островов количество этих морских птиц возрастает, причем очень значительно.
Недавно группа шотландских экологов и ихтиологов, возглавляемая орнитологом Тимоти Беркхедом, по-видимому, нашла тому объяснение.
Дело, очевидно, в том, что кайра питается практически только рыбой-песчанкой. Проведя в 1985 году весь сезон гнездования кайры на островке Фэр-Айл (между Оркнейскими и Шетландскими о-вами), исследователи установили: из 1400 рыбин, принесенных родителями для пропитания птенцов, только две не принадлежали к числу песчанок.
Но та же рыбка служит пищей и для более крупных видов «белой» рыбы, главным образом для тресковых. Промысел же трески на севере Великобритании в последнее десятилетие достиг того уровня, который специалисты называют переловом. Так у здешней кайры оказалось мало конкурентов, и в условиях изобилия пищи природа «позволила» ей сильно размножиться.
Однако у медали есть и оборотная сторона. Исчезновение трески заставляет ныне рыбаков все чаще переходить на лов более мелких видов, в первую очередь песчанки. Пока еще кайра этого не почувствовала, и количество птенцов все еще велико. Но вероятно, не за горами то время, когда прокорм их станет проблемой.
Более того, некоторые ихтиологи высказывают мнение, согласно которому перелов песчанки в свою очередь может подорвать надежды на восстановление популяции «белой» рыбы. Тогда беда грозит одновременно и треске, и кайре.
Отсюда можно сделать и более общий вывод: нелогично вводить ограничения на вылов только крупных видов рыбы, стоящих как бы у вершины той биологической пирамиды, где одни служат пищей для других. Необходимо принимать своевременные меры и для охраны начальных звеньев пищевой цепи, как бы мелки они ни были. За это «голосует» как кайра, так и ее «конкурент» — треска.
Крупнейший оптический телескоп
Западноевропейские астрономы разрабатывают проект крупнейшего оптического телескопа для Европейской Южной обсерватории, расположенной в Ла-Силье (Чили). Этот прибор, именуемый «VLT» (Very Large Telescope — «Весьма крупный телескоп»), будет обладать светосилой, которая была бы присуща 16-метровому телескопу обычной конструкции, т. е. более чем втрое превышающего размеры известного 5-метрового Хэйловского телескопа, установленного в Паломарской обсерватории (штат Калифорния, США).
Для достижения таких свойств «VLT» конструируется как линейная система, состоящая из четырех отдельных 8-метровых приборов. Производство и использование столь крупных зеркал представляют собой сложную техническую задачу. Так, зеркало даже диаметром 3,6 м, используемое в той же обсерватории Ла-Силья, имеет массу 11 т.
Конструкторы нового прибора ставят своей целью, чтобы их 8-метровые зеркала не превышали каждое 15 т. Для этого разрабатывается новый вид зеркала, отличающийся меньшей, чем обычно, толщиной и в то же время не искажающий изображение. Их опоры будут обладать способностью постоянно переприспосабливаться и компенсировать тепловые эффекты.
Каждое зеркало опирается на 200–400 подшипников, движение которых управляется ЭВМ, получающей команды от датчиков, следящих за определенной звездой, находящейся в поле зрения прибора. Коррекция в расположении зеркал может осуществляться дважды в секунду.
Такая концепция «активной оптики» была успешно испытана на миллиметровом зеркале толщиной всего 20 мм. Теперь предстоит применить ее на 8-метровом зеркале толщиной 150 мм. Специалисты рассчитывают также, что новый прибор будет обладать высокой способностью противостоять помехам, создаваемым турбулентностью атмосферы, в особенности при наблюдениях в инфракрасной части спектра.
Рассматривается вариант изготовления зеркал из стали, что делалось обычно до 60-х годов XIX в., когда еще не умели обрабатывать столь крупные зеркала из стекла. Экспериментальные стальные зеркала диаметром 0,5 м уже изготовлены, ведется подготовка к производству метровых и полутораметровых.
Наиболее дорогостоящей частью обсерватории нередко является купол. В целях удешевления строительства, возможно, будет выбран вариант с использованием надувного купола, подобного тем, что уже применяются для покрытия крупных радиолокационных антенн и радиотелескопов.
Общая стоимость «VLT» оценивается как близкая к 83 млн ф. ст. Годовой бюджет Европейской Южной обсерватории составляет лишь 9 млн ф. ст. Предусматривается обращение к руководству стран, которым принадлежит эта обсерватория (Бельгия, Дания, Франция, ФРГ, Италия, Голландия, Швеция и Швейцария), о выделении специальных ассигнований с такой целью. Составление проекта завершено в конце 1986 года, решение о финансировании принято в 1987 году. Строительство прибора начнется в 1988 году, первый его телескоп может вступить в строй в 1993 году, а все устройство — в 1998 году.
Гипотеза Миланковича подтверждается
Высказанная в начале XX века сербским ученым Миланковичем гипотеза объясняет глобальные циклические изменения климата астрономическими причинами. Согласно этой гипотезе, эпохи оледенения, наступающие достаточно регулярно (с интервалами 100 тыс., 41 тыс. и 23 тыс. лет), связаны с периодическими изменениями параметров земной орбиты, от которых зависит количество солнечного излучения, поступающего на поверхность планеты; на них влияют вариации эксцентриситета орбиты Земли, наклона ее оси и прецессии в ходе обращения вокруг Солнца.
Гипотеза длительное время оставалась спорной, однако ныне ей все чаще находят подтверждение. Так, научный сотрудник Университета электросвязи в Осаке (Япония) Ацуюки Ямамото установил определенную цикличность в отложении осадков на дне крупнейшего озера своей страны — Бива (о. Хонсю). Это — одно из древнейших среди ныне существующих озер в мире, что позволяет проследить такие изменения в течение достаточно долгого времени.
Было установлено, что размеры осаждающихся на дне частиц в течение последних 260 тыс. лет подвергаются закономерному увеличению или уменьшению с такими же интервалами, с какими происходят климатические изменения по Миланковичу.
Очевидно, причинно-следственная цепь событий здесь такова: климатические изменения связаны с изменениями в количестве выпадающих осадков, температурой воздуха, скоростью и направлением господствующих ветров, а это влияет на эрозию почв. Размеры смываемых и переносимых осадками в озеро частиц, следовательно, отражают климатические условия, существовавшие в соответствующий период. А в начале всей этой цепи событий, согласно гипотезе Миланковича, находятся астрономические явления.
Другим подтверждением его правоты может служить работа научных сотрудников Геологической обсерватории им. Ламонта и Доэрти при Колумбийском университете (Палисейдс, штат Нью-Йорк) Эдварда Покраса и Алана Микса. Они обнаружили присутствие «миланковичских циклов» в данных о количестве песка и пылевых частиц континентального происхождения, осаждающихся на дне Атлантического океана у берегов Африки. Максимальное количество таких частиц в колонках донного грунта, поднятых здесь при бурении, совпадает с периодами крупнейших засух, которые, по-видимому, также в известной степени следуют астрономическому ритму.
Против загрязнения воздуха
Одной из главных причин массовой гибели лесов в Западной Европе является избыток озона в воздушном пространстве. Такой избыток создается, когда окислы азота, возникающие при сжигании ископаемого топлива на тепловых электростанциях, соединяются в атмосфере с углеводородами, содержащимися в автомобильном выхлопе, образуя озон.
Окислы азота уступают только двуокиси серы как загрязняющий атмосферу агент, связанный с работой тепловых электростанций. В Великобритании энергетика несет ответственность примерно за 40 % загрязнения воздушной среды окислами азота (остальное приходится главным образом на выбросы автотранспорта).
В связи с этим важное значение придается разработанной Центральной энергетической комиссией Великобритании программе по борьбе с загрязнением атмосферы. Первым крупным шагом по пути ее выполнения был ввод в действие в ноябре 1985 года специальных устройств работающей на угле электростанции Фиддлерс-Ферри около Уоррингтона (между Ливерпулем и Манчестером, т. е. в одном из наиболее промышленных районов страны).
Устройства позволяют предварительно сжигать уголь в атмосфере, обедненной кислородом, тем самым азот, содержащийся в угле, выделяется в виде чистого газа, а не в соединении с кислородом, которое, возникая в горелке, создает условия для образования окислов азота.
Устройство в своем нынешнем виде легко применимо лишь на электростанциях типа Фиддлерс-Ферри, где воздушные трубы и горелки установлены вертикально по углам котла, имеющего высоту 58 м. Реконструкция предусматривала замену старых угловых устройств новыми, в которых большая часть воздуха поступает в котел не снизу, а сверху. Это позволило сразу уменьшить выброс окислов азота на данной станции на 40 %. В Великобритании есть еще три тепловые электростанции такого же типа, где подобная реконструкция возможна без трудностей. Для остальных же предстоит создать новую систему.
Однако следует учитывать и слабые стороны проекта. Так, новое устройство может увеличить коррозию оборудования, электростанции, эффективность процесса сжигания топлива может упасть, и возникнут условия для выброса из дымовых труб продуктов неполного сгорания — сажи. В результате двухлетних испытаний предстоит выбрать оптимальный вариант работы устройств, при котором этих негативных последствий можно избежать, не повышая слишком выброс окислов азота.
Сама идея — предварительным сжиганием угля в бедной кислородом среде понижать выброс окислов азота — не нова. Она уже используется в США и Японии, где в соединении с каталитическими скрубберами позволяет уменьшить этот выброс на 90 %. Однако установка в Фиддлерс-Ферри представляет собой значительную модификацию подобной системы.
Полная стоимость подобной реконструкции всех английских электростанций, работающих на каменном угле, оценивается в 250 млн ф. ст.
Новый вид акул
Американское исследовательское судно, производившее гидрологические работы в районе Гавайских островов, выловило неизвестный науке вид акулы. Огромная рыба длиной 4,5 м и массой 750 кг запуталась в плавучих якорях на глубине 165 м.
Внешний вид и строение акулы существенно отличаются от всех, до сих пор известных. Она обладает крупной шарообразной головой, огромной и далеко выступающей вперед челюстью. «Мегахазма пелагиос» (такое название присвоено открытой акуле) питается планктоном. Пасть мегахазмы раскрывается более чем на метр. 236 мелких зубов служат не для откусывания частей добычи, а для процеживания мелкой пищи. Челюсти захлопываются на то время, когда глотка сокращается, выталкивая воду и отфильтровывая планктон перед глотанием.
Добытый экземпляр — взрослый самец. Так как у акул самки бывают крупнее, можно предположить, что среди них могут находиться 5-метровые особи.
Несмотря на свои размеры, мегахазма имеет врагов. На теле отловленной рыбы заметны два отчетливых шрама. Вероятно, они появились при нападении другой глубоководной акулы, которая питается в основном тунцами и дельфинами.
«Слава мира…»
Когда Эдварда Джона Смита назначили капитаном считавшегося некогда непотопляемым океанского лайнера «Титаник», его родной город Сток-он-Трент заказал статую моряка в бронзе. После же того как его судно затонуло в Атлантике, напоровшись на айсберг в первом же рейсе, никто в Сток-он-Тренте не захотел ничего знать о Смите…
Однако благодарную память о нем сохранила община Личфилд. Вот уже семьдесят шестой год металлическая статуя Смита украшает общественную церковь.
Но после недавних поисковых работ в Атлантике в Сток-он-Тренте вдруг вспомнили о Смите. Отцы города сообразили, что его имя поможет развитию туризма. Но Личфилд не хочет уступать в споре, справедливо полагая, что была вместе с капитаном «Титаника» в самые тяжелые для его авторитета времена.
Почтовая служба в океане
Морская почта! Звучит романтично, но и по сей день существует морская почтовая служба в… бочке. Ее предшественником был ящик на мысе Доброй Надежды, который в XVIII в. использовали испанские и португальские мореплаватели для отправки писем в Европу.
Это была добровольная услуга моряков — по возвращении с востока они забирали с собой письма, оставленные коллегами, плывущими в обратном направлении. Сегодня подобную работу выполняет бочка, прикрепленная к скале на островах Галапагос.
Помимо такой существует еще и бутылочная почта — между двумя индонезийскими островами. Их огибает теплое течение, которое один раз в сутки изменяет направление. И если с одного острова опускают в море хорошо закупоренную бутылку с письмом, то на следующий день ее вылавливают на соседнем острове.
Исследователи из Каирского университета установили, что смесь из летучих веществ, которая экстрагируется из морских водорослей, имеет инсектицидные свойства. Разумеется, не против всех вредителей. Смесь травит домашних мух, гусениц на хлопковых насаждениях и некоторых насекомых, нападающих на рисовые поля.
Птицы-водолазы
Рекордсменами по нырянию среди водоплавающих птиц северного полушария признаны гагары. Румынские исследователи с батискафа обнаружили одну из этих представительниц арктической фауны на глубине 80 м.
Гагары совершают свои рекордные спуски чаще всего в холодное время года, когда рыба и планктон опускаются на значительную глубину. Абсолютный же рекорд по нырянию среди птиц принадлежит королевским пингвинам, живущим в Антарктиде. Установлено, что при поисках пищи они ныряют на глубину свыше 200 м.
Александр Муравин,
Юрий Муравин
ВЛАДИВОСТОК —
ВОСТОЧНЫЙ ПРИЧАЛ РОССИИ
Фотоочерк
Цветные фото авторов
Владивосток — город, к улицам которого швартуются корабли. Город, все улицы которого выходят к морю. Город, где с морем связан каждый второй житель. Владивосток —~ город, похожий благодаря своей многоступенчатой застройке по склонам сопок на многопалубный корабль. Трудно найти город, где одна сторона улицы — дома, а другая — море.
Свою жизнь как коммерческий порт на самом краю России Владивосток начал в 1896 г. На месте прибрежных скал началось строительство коммерческой набережной. 220 саженей была эта набережная, но уже в том году здесь ошвартовалось 267 судов. Трудом строителей, архитекторов, портовиков здесь воздвигнут сегодня новый город. Вытянулись новые, современные причалы. Владивосток — город на пороге России. Здесь, в заливе Петра Великого, начинает свой путь трудовое утро Родины. В Москве глубокая ночь, а к причалам порта спешат голубыми дорогами океанские лайнеры. Далеко в Арктике ведут караваны во льдах ледоколы, на борту одного из них — имя города. В утренних последних известиях Москва часто слышит: «Новый почин моряков Дальневосточного пароходства», «Рекорд владивостокских докеров», «Небывалый рейс дальневосточного ледокола». Это о восточном причале России, который уже прожил трудовой день и задал ударный ритм Уралу, Подмосковью, Средней Азии.
Владивосток — город-порт, поэтому и население его от мала до велика связано с морем. Имя первой в мире женщины — капитана дальнего плавания Анны Ивановны Щетининой известно всему миру. Капитан, педагог, литератор, она удостоена звания Героя Социалистического Труда.
Есть такая традиция во Владивостоке; в День Победы 9 мая торжественная поверка героев, отдавших свою жизнь за Родину во славу ее и процветание. На главной площади города выстраиваются военные части. Тысячи горожан становятся участниками и свидетелями этого волнующего ритуала… Присутствуют все, за исключением отдавших свою жизнь… «Все, за исключением отдавших…» — повторяясь, разносится но площади. Грохот артиллерийского салюта и торжественно-строгая мелодия реквиема. И город преклоняется…
Вечный огонь у мемориала памяти моряков торгового флота, погибших при исполнении особых заданий правительства в годы Великой Отечественной войны. Корабли. Их экипажи верно служили Родине… Пароход «Кола». Торпедирован 17 февраля 1943 г. в Цусимском проливе… Пароход «Декабрист». Торпедирован 2 ноября 1942 г. в Баренцевом море.
Владивосток называют рыбацкой столицей. Здесь главный штаб управления рыбной промышленности Приморского край и «Дальрыба» — центр рыбной индустрии всего Дальнего Востока. Во всесоюзную добычу дальневосточные рыбаки вносят солидный пай, и основная доля этого успеха принадлежит приморцам. Так что Владивосток может по праву носить имя рыбацкого флагмана.
Владивосток — штаб-квартира дальневосточной науки. Здесь находится президиум Дальневосточного научного центра. Сегодня ученые-дальневосточники ведут исследования на громадных территориях — от северной тундры до субантарктических вод; изучают процессы, происходящие в глубинах земли, океана.
Владивосток растет. К 2000 г. здесь будет проживать около 800 тысяч жителей. За последние годы во Владивостоке выстроено более тысячи высотных зданий. В новых проектах дома в 9, 12, 16, 24 этажа. Высотные здания, которые окаймляют бухту Золотой Рог и возвышаются над сопками, создают неповторимый облик крупного города-порта на Тихом океане.
Владивосток — город морской судьбы, про него сказал поэт:
*
Владивосток. Панорама города.
Панорама новых жилых районов со стороны моря
Памятник борцам за власть Советов на Дальнем Востоке
Привокзальная площадь
Строители Владивостока
У Вечного огня погибшим в годы Великой Отечественной войны
Дворец культуры профсоюзов им. Ленина
Первая в мире женщина — капитан дальнего плавания Герой Социалистического Труда Анна Ивановна Щетинина с моряками ледокола «Адмирал Макаров»
На промысле скумбрии
Городской пляж
В морском порту Владивостока
Магазин «Дары моря»
Праздник Военно-Морского Флота СССР. Парад кораблей в Амурском заливе
День ВМФ во Владивостоке, Нептун со свитой
Магазин морских сувениров
Закат в Амурском заливе
Санаторий «Приморье»
Александр Горячев
СИРИЯ — СТАРОЕ И НОВОЕ
Фотоочерк
Цветные фото автора
Дамаск. Панорама города
Дамаск. Мечеть Омейядов
Пальмира
Развалины Ресафы (Сергиополис)
Древняя оросительная плотина в районе Пальмиры
Турецкая крепость (фрагмент)
Амфитеатр в крепости Босра
Крепость Крак-де-Шевалье
Остров на Евфратском водохранилище
Храм Симеона Столбника
Евфратское водохранилище
Древнее оросительное устройство (нория) в г. Хама
Новый город Ас-Саура вырос рядом с Евфратским водохранилищем
Евфратский гидроузел
Железнодорожная ветка Латания — Камышлы
НОВАЯ КНИГА
В 1989 г. издательство «Мысль» выпускает в свет:
Дитмар А. Б. От Птолемея до Колумба. — 20 л. — 2 р. 70 к. На широком фоне исторических и культурных событий за период с III по XV в. впервые в советской литературе освещаются эволюция географических знаний и способы отражения их на карте. Читатель найдет в книге малоизвестные сведения о сухопутных и морских путешествиях, которые способствовали расширению пространственного кругозора, вместе с автором попытается решить некоторые «вековые загадки» — о местонахождении Биармии и Винланда, царстве пресвитора Иоанна и др., познакомится со средневековыми учеными, которые способствовали развитию естественнонаучных знаний и географии.
УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ!
Наиболее полную информацию о готовящихся к выпуску книгах издательства «Мысль» по экономике, философии, истории, демографии, географии можно получить из ежегодных аннотированных тематических планов выпуска литературы, имеющихся во всех книжных магазинах страны.
Сведения о выходящих в свет изданиях регулярно публикуются в газете «Книжное обозрение».
По вопросам книгораспространения рекомендуем обращаться в местные книготорги, а также во Всесоюзное государственное объединение книжной торговли «Союзкнига».